Поэзия на санскрите и пракритах

Онлайн чтение книги Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии
Поэзия на санскрите и пракритах

Калидаса[23] Калидаса — Современные филологи считают Калидасу автором трех пьес: «Вновь узнанная Шакунтала», «Мужеством добытая Урваши», «Малявика и Агнимитра», и трех поэм: «Род Рагху», «Рождение Кумары», «Облако-вестник». К юношескому периоду творчества Калидасы с некоторыми сомнениями относят также поэму «Времена года». Произведения поэта переводились на многие языки мира. На русском языке наибольшую популярность получили переводы трех драм, сделанные К. Бальмонтом, и перевод «Облака-вестника», принадлежащий перу П. Риттера (см.: Калидаса. Избранное. М., 1956). П. Риттер перевел «Облако-вестник» также на украинский язык («Хмара-вiстун». Харьков, 1928). Драмы Калидасы и поэму «Облако-вестник» вновь перевел на русский язык С. Липкин (см.: Калидаса. Избранное. Драмы и поэмы. М., 1974). В этой же книге в переводах С. Липкина опубликованы фрагменты из поэм «Род Рагху» (гл. I, II, III) и «Рождение Кумары» (гл. VIII, IX, X).

Рождение Кумары[24] «Рождение Кумары» («Кумара-самбхава») — Одно из высших достижений в творчестве Калидасы и во всей классической санскритской поэзии. Среди прочих произведений поэта «Рождение Кумары» наиболее часто цитируется в старинных индийских трактатах по поэтике как образец поэтического мастерства (чаще всего цитаты брались из гл. I, III и V). Авторам трактатов была известна поэма лишь в восемь глав, завершающаяся браком Шивы и Парвати. Однако в некоторых рукописях поэма «Рождение Кумары» состоит из семнадцати глав и заканчивается действительным появлением на свет Кумары, бога войны. Есть веские основания полагать, что какой-то другой поэт дописал главы с IX по XVII, желая привести содержание поэмы в соответствие с ее заглавием (подобные случаи «дописывания» известны в истории индийской литературы). Впрочем, санскритское заглавие «Кумара-самбхава» можно перевести не только как «Рождение Кумары», но и как «Зарождение Кумары» или даже — «Любовь, приведшая к рождению Кумары». Главы I, II, III и V этой поэмы впервые переведены на русский язык В. Микушевичем для настоящего издания. В основу перевода положен критический текст поэмы, опубликованный Литературной Академией Республики Индии (Нью-Дели, 1962). Использованы также старинные индийские комментарии, прежде всего — наиболее авторитетный комментарий Маллинатхи (предположительно — XIV в.).

Перевод В. Микушевича

Глава I. Рождение Умы

1 Там в полунощной стране над мирами [25]В переводе передано преобладание гласного «а» в строках оригинала, подчеркивающее величие Хималаи (Гималаев) (см. «Воспоминания» Р. Тагора: Собр. соч., т. 12. М., 1965, с. 84).

Праведный царь, властелин богоравный,

От океана и до океана,

Дали познав, устрашает пространство.

2 Был он тельцом при доильщице Ме́ру

По наставлению мудрого При́тху, [26]Мифический царь Притху однажды решил добыть из земли различные блага для своих подданных. Земля, приняв облик коровы, убежала от царя, но потом согласилась быть выдоенной, если найдется достойный теленок. Притху дал земле в качестве теленка первочеловека Ману и выдоил из нее молоко, которое затем было превращено в различные ценности. По примеру Притху землю-корову доили потом многие другие мифические персонажи. Сравнение в санскритской поэзии требует полной симметрии сравниваемых элементов. Здесь сравнение имеет такую структуру: доитель = Притху = Меру; теленок = Ману = Хималая; получатели благ = другие люди = другие горы. Таким образом подчеркнуто главенствующее положение Хималаи среди гор: он уступает лишь горе Меру, центру Вселенной.

Горы вокруг удостоив удоя:

И самоцветов, и трав светоносных.

3 На драгоценности царь не скупится,

Даже в снегах несказанно прекрасен,

Ибо воистину неразличимы

Лунные пятна в сиянии лунном.

4 Вечные радуги там на вершинах:

Огненный хмель самородных сокровищ,

Словно закат преждевременно вспыхнул

И на свиданье ночное торопит.

5 Тучами праведный царь опоясан,

Так что, в тревоге покинув отроги,

Плетью дождя на вершины гонимы,

Сиддхи [27] Сиддхи — полубожественные существа в индийской мифологии (не путать с «сиддхами», легендарными буддистскими святыми-подвижниками, которым приписывается авторство «чарья-гити»). находят за тучами солнце.

6 Смытая таяньем горного снега,

Кровь не видна, даже если терзают

Львиные когти слона-исполина, [28]По индийским поверьям, в головах слонов образуются жемчужины, и львы рассыпают их, раздирая слонам когтями головы.

Только на тропах виднеется жемчуг.

7 В крапинках, словно слоновая кожа,

Белая в буковках красных берёста:

Это посланья любовные пишут

Сестры пленительные видьядха́ров [29] Видьядхары — антропоморфные существа, которые, согласно индийским мифологическим представлениям, живут в Гималаях..

8 Если поглубже вздохнется пещерам,

Полый тростник наполняется ветром,

Звуком, созвучием, духом и ладом

Вторя заранее певчим кинна́рам.

9 Гостеприимные древние кедры

Благоухают смолою целебной,

Сто́ит слонам о стволы потереться,

В горных лесах избавляясь от зуда.

10 Вместо светила влюбленным дарован,

Там не нуждается в масле светильник:

Даже в пещерах светло до рассвета

От излучения трав светоносных.

11 Там, где колючие льдинки под снегом,

Ног не боясь ненароком поранить,

Царственно шествует, пышная телом,

Высокогрудая дочь ашваму́кхов [30] Ашвамукхи (букв.: «лошадиноликие») — мифические существа, обычно отождествляемые с киннарами (см.).

12 Милостив царь к темноте бесприютной, [31]Темнота сравнивается с совой, укрывающейся в пещере от света.

Что затаилась в пещере укромной;

Тот, кто возвышен судьбою всевластной,

Благоволит к нищете беззащитной.

13 Явно царя своего почитая,

Яки торжественно машут хвостами,

Белыми в мерном замедленном взмахе,

Словно из лунных лучей опахало [32] Белые опахала — атрибут царской власти в Индии..

14 Облако, словно блуждающий полог,

Оберегает от света пещеру,

Чтобы, влюбленная, перед любимым

Не застыдилась нагая киннара [33] Киннары — мифические существа, полулошади, полулюди; славятся пением..

15 Ветер, насыщенный влагою Ганги,

Ветер, в горах сотрясающий кедры,

Ветер, ласкающий горных павлинов,

Сладок охотникам неутомимым.

16 Там, возлелеянный горною высью,

Лишь для Семи Мудрецов [34] Семь Мудрецов — индийское название созвездия Большой Медведицы. Поскольку это созвездие выше траектории солнца, лотосы, не собранные Семью Мудрецами с вершин гор, освещаются солнцем снизу. расцветая,

Солнцем разбужен, сияющим снизу,

Днем раскрывается в озере лотос.

17 Всех заповеданных благ обладатель,

Царь-вседержитель, премудрый радетель,

Брахмой [35] Брахма — один из главных богов индусского пантеона; в триаде Брахма — Вишну — Шива ему отведена роль творца мира. самим удостоенный царства,

Он разделяет с богами главенство.

18 Взял добродетельный царь-духовидец

Духом рожденную отчую дочерь, [36] Духом рожденную отчую дочерь…  — Мена считается рожденной «из духа» дочерью «отцов» (богов-прародителей человечества). От них она унаследовала мудрость и мистические силы, передавшиеся потом ее дочери Уме.

Чтимую мудрыми мудрую Ме́ну [37] Мена — супруга Хималайя, мать Умы.,

Ради потомства достойного в жены.

19 Дни проходили в блаженстве взаимном,

И расцветала беспечная юность,

Очаровав красоту красотою;

Срок наступил, и царица зачала.

20 Нежную на́гини [38] Нагини — ж. р. от «нага». Наги (ед. ч. нага) — полубожественные существа со змеиными туловищами и человеческими лицами. очаровавший, [39]Речь идет о первом сыне Мены и Хималаи по имени Майнака (так действительно называется одна из вершин в Гималаях). Его женой стала одна из нагини (см. «Словарь»).

Друг Океана родился, крылатый,

Наперекор Ненавистнику Ври́тры [40] Ненавистник Вритры — бог Индра, некогда убивший демона Вритру. В древности все горы имели крылья и свободно летали, мешая богам и отшельникам. По их просьбе Индра отсек горам крылья и расставил их по местам. Но Майнака укрылся у своего друга Океана, в пределах которого Индра был бессилен, и остался крылатым.

Крылья свои сохранивший поныне.

21 Оскорблена небрежением отчим, [41]Прежняя жена Шивы, Сати, оскорбленная небрежением отца к ее супругу, сожгла себя на костре (по другой версии, умертвила себя йогой). Ума была новым воплощением Сати.

Прежнее тело свое уничтожив,

Грозного Бха́вы былая супруга

Вновь родилась от прекрасной царицы.

22 Благословенная Благословенным,

Благочестивая Благочестивой

Порождена, как народное благо

Порождено благомыслием царским.

23 Дочь родилась, небеса прояснились;

Веяли ветры, не ведая пыли;

Пение раковин, ливень цветочный, [42] Пение раковин, ливень цветочный…  — Обычные проявления радости богов, в данном случае предвидевших уничтожение демона Тараки сыном Умы.

Благо подвижным, недвижному [43] Подвижные — боги, люди, животные и т. д. Недвижные — деревья и прочие растения, камни и т. д. благо!

24 Новорожденная так засияла,

Что засияла сама роженица,

Как, молодым пробужденные громом,

Недра сияют, сапфиры даруя. [44]По индийским поверьям, мифическая гора Видура от звуков грома раскалывается и являет блеск скрытых в ней сапфиров.

25 День ото дня красота возрастала,

Как, народившись, луна возрастает,

И неуклонно и неутомимо

Очарования преисполняясь.

26 «Па́рвати» [45] «Парвати» — значит: «Горная», «Дочь гор».,— названа дивная дева,

Милая родичам высокородным.

«У ма!» [46] «У ма!» — «О, не (делай этого)!» — якобы сказала ей мать, когда Парвати решила предаться аскезе (см. ниже, гл. V, строфы 3–4). Это «народная этимология» имени Ума . — подвижнице мать говорила;

«Ума» [47] Ума — дочь царя гор Хималайя, супруга Шивы.,— прекрасную днесь величают.

27 Царь богоравный, потомством богатый [48] Потомством богатый…  — Кроме Майнаки и Умы, детьми Хималаи считаются реки. Структура сравнения здесь такова: Хималая = весна; его глаза = пчелы (глаза весны); Парвати = цветы манго; другие дети = другие цветы.,

С дочери глаз не сводил, ненасытный.

Много цветов у весны плодовитой,

Пчелам желанней цветущее манго.

28 Как благодетельным светом светильник,

Как благодатною влагою небо,

Как безупречною речью ученый,

Дочерью царь богоравный прославлен.

29 В куклы царевна играла и в мячик

Или в песок возле Ганги приветной,

Там забавлялась не хуже подружек,

Детской игрой наслаждаясь как будто. [49] Детской игрой наслаждаясь как будто.  — На самом деле Парвати была с младенчества умудрена опытом прошлых рождений (см. след. строфу).

30 Осенью Ганга гусей привлекает,

Свет в темноте возвращается к травам;

К ней, просвещенной прозреньем врожденным,

Опыт былого не мог не вернуться.

31 Было в своем обаянье природном

Хмеля хмельнее без всякого хмеля,

Стрел обольстительных неотразимей

В юности сладостной нежное тело.

32 Словно картина художеством дивным,

Словно лучами небесными лотос,

Тело в своем ослепительном блеске

Явлено юностью непревзойденной.

33 Землю пленив лепестками-ногтями,

Алой пыльцою как будто сверкая,

Истые лотосы даже в движенье,

Эти стопы превзошли неподвижных. [50]Структура сравнения: ступни Умы = лотосы; их сияние = пыльца лотосов. Но ступни Умы превосходят лотосы тем, что движутся.

34 Шествует, стан величаво склоняя,

Лебедью лебедь, играя мирами;

Вторит зато сладкогласная лебедь

Звону браслетов ее драгоценных. [51]В ор. речь идет о птице под названием «царский гусь» — символе величественности. Парвати заимствовала у этой птицы свою походку, а та как бы в обмен переняла в своем клекоте звон браслетов на ногах Парвати.

35 Бедра такими округлыми вышли,

Столь соразмерными, что, несомненно,

Щедрый на прелести Бра́хма-искусник

Не без труда создавал остальное.

36 Пальма стройна, только слишком прохладна;

Хобот хорош, только хобот шершавый;

Славится хобот, и славится пальма,

Бедра прекрасные все же прекрасней.

37 Пояс такие облек совершенства,

Что не побрезговал Ги́риша славный

Их благосклонно принять на колени:

Женам другим недоступная милость.

38 Укоренившись в ложбинке глубокой,

На животе волоски заблистали,

Словно сапфир, наделенный сияньем,

В поясе делится с ними лучами.

39 Ниже груди над ложбинкой глубокой

Три ненаглядные складки виднелись,

Словно построила ранняя юность

Лестницу для быстроногого Ка́мы. [52]38—39. Речь идет о канонических атрибутах женской красоты. См. также III, 54.

40 Каждая темным соском украшаясь,

Белые груди томили друг друга,

И между ними, наверное, вряд ли

Стебель тончайший протиснуться мог бы.

41 Я полагаю, нежнее шири́ши [53] Шириша — род акации; одна из стрел бога любви Камадевы — цветок шириши.

Руки прекрасной, когда, побежденный,

Ими однажды обвил Камаде́ва [54] Камадева, Кама — бог любви.

Выю могучую грозного Ха́ры.

42 Пальцы прекраснее листьев ашоки [55] Ашока (букв.: «беспечальное») — дерево с красноватыми листьями и красными цветами. Согласно поверью, дерево ашока цветет только после того, как его ударит ногой красивая женщина.;

Необозримое небо ночное,

Где молодой воцаряется месяц,

Блеском ногтей затмевали ладони. [56]Цвет ладоней Парвати напоминал цвет вечернего неба после заката. Но вместо одного месяца на этом «небе» было десять «месяцев»-ногтей.

43 Шея над персями, сродница персей,

Окружена ожерельем жемчужным,

И, разукрашенная жемчугами,

Жемчуг своей красотой украшала.

44 Прелестью лунной не радует лотос,

Лотоса ночью луна не заменит;

Прихотью Л а́ кшми в блистательном лике

Одновременно и то и другое. [57]Лицо Парвати обладало достоинствами и лотоса (аромат, живость и т. д.) и луны (неувядаемая свежесть, нежное свечение и т. д.), превосходя, таким образом, прелесть обоих.

45 Белый цветок среди листьев багряных,

Нет! Жемчуга в сочетанье с кораллом,

Нет! Это цвет бесподобной улыбки,

Белый сполох на губах огнецветных.

46 Амритой [58] Амрита — напиток бессмертия, добытый богами во время пахтанья мирового океана. Считается, что луна наполнена амритой. голос насыщен, казалось;

Если Божественная говорила,

Кокила [59] Кокиль, кокила — индийская кукушка, ее нежный голос ассоциируется с любовным томлением. голос теряла, как будто

Уподобляясь расстроенной лютне.

47 Как на ветру голубые лилеи,

Длинные влажные эти зеницы

Ей мимоходом дарованы ланью,

Ею, вернее, дарованы ланям.

48 Дивным рисунком бровей своенравных,

Столь прихотливым игривым изгибом

Налюбоваться не мог Бестелесный [60] Бестелесный ( Ананга ) . — одно из имен бога любви Камадевы.:

Луком своим перестал он гордиться.

49 Если бы стыд бессловесные знали,

В горном краю, в полунощной державе,

Восхищены волосами царевны,

Яки гордились бы меньше хвостами.

50 Словом, Создатель над ней потрудился:

Не пожалел он красот всевозможных,

Все совершенства собрал воедино

И сочетанием залюбовался.

51 На́рада-странник увидел царевну,

И предсказать не преминул провидец:

Мужа делить ей ни с кем не придется,

Хара [61] Хара — одно из имен Шивы. навек сочетается с нею.

52 И достославный, премудрый родитель

Выдать юницу не смел за другого:

Пусть ослепительных светочей много,

Жертвой почтить нам Огонь подобает.

53 Свататься Богу богов [62] Бог богов — Шива. не угодно,

Значит, невесту навязывать стыдно;

Прежде всего докучать неразумно,

Кроме того, торопиться не нужно.

54 Да́кшей [63] Дакша — божественный мудрец, отец первой жены Шивы, Сати. обижена в прошлом рожденье,

Бросила тело свое чаровница;

С этого дня, как великий подвижник,

Брезговал браком Владыка Вселенной. [64]См. прим. к I, 21. Владыка Вселенной — Шива.

55 Там, где омытые Гангою кедры,

Там, где олени, где мускусом пахнет,

Там, где киннары поют неумолчно,

Бог, как отшельник, на снежной вершине. [65]Считается, что у оленей в пупках содержится мускус. Шива предавался аскезе, не обращая внимания на окружавшие запахи и звуки.

56 Уши украсив цветами намеру [66] Намеру — порода дерева, растущая в Гималаях.,

Берестяные раскрасив одежды,

Благоуханием смол наслаждаясь,

Ганы [67] Ганы — слуги Шивы. сидели вокруг на уступах.

57 Мерзлый сугроб разрывая копытом,

Голосом гордый, ревел там Горбатый,

Вынести львиного рева не в силах,

В ужасе горных быков ужасая.

58 Там сочетатель восьми проявлений [68] …сочетатель восьми проявлений…  — Шива проявляется в восьми «формах»: в виде пяти «элементов» (земля, вода, огонь, воздух, эфир), а также в виде солнца, луны и жреца (см. пролог «Шакунталы»).

Пламень разжег, проявленье свое же;

Тот, на кого уповает подвижник,

Ради неведомой цели постился.

59 Царь [69] Царь — то есть царь гор Хималая. привечал всемогущего гостя,

Чтимого всеми богами почтил он;

В сопровожденье подружек царевна [70] Царевна — то есть Парвати.

Гостю прислуживала благонравно.

60 И несмотря на такую помеху,

Гириша [71] Гириша («Владыка гор») — одно из имен Шивы. сам согласился на это:

Разве не выше любого соблазна

Истинный невозмутимый подвижник?

61 Царевна трудилась, алтарь очищала прилежно,

Цветы приносила, священные травы и воду; [72] Цветы приносила, священные травы и воду…  — То есть все необходимое для совершения ритуальных обрядов.

Не зная покоя, покорная, богу служила,

Сиянием лунным волос его втайне питаясь.

Глава II. Лицезрение Брахмы

1 Та́ракой неумолимым угнетены беспощадно,

Под предводительством И́ндры к Брахме направились боги.

2 Лики богов потускнели, светел по-прежнему Брахма:

Озеру лотосов сонных яркое солнце явилось.

3 Перед Всевидящим боги благоговейно склонились

И Повелителя Речи [73] Повелитель Речи — Брахма, супруг Сарасвати, богини речи и поэзии. Строфы 4—15 — гимн Брахме. Боги следуют восходящему к ведам принципу генотеизма: провозглашать высшим того бога, которому в данный момент совершается поклонение, — и восхваляют Брахму как Верховное Божество, как Основу Бытия. мудрою речью почтили:

4 «Слава тебе, Триединый [74] Триединый — то есть заключающий в себе самом троицу-тримурти (Брахма-Вишну-Шива) и содержащий «три начала» бытия (три «гуны» — «качества» в терминах философии санкхья): «саттва» — «раджас» — «тамас» («ясность» — «энергия» — «буйство»)., прежде творения Сущий,

В трех неизменных началах многообразно различный!

5 Семя твое, Нерожденный, в лоне воды плодовитой —

Первоисточник Вселенной: и подвижны́х и недви́жных.

6 Ты разрушаешь и зиждешь, бережно ты сохраняешь,

Знаменье тройственной силы, вечная первопричина.

7 Мужа с женой сочетая, надвое ты разделился,

Чтобы родителей знали новорожденные твари.

8 День твой и ночь твоя, Брахма [75] День Брахмы — период бытия мира, один из бесконечного числа временных циклов. Ночь Брахмы — период небытия мира в промежутке между двумя периодами бытия., для заселенной Вселенной —

Целое существованье: возникновенье и гибель.

9 Ты, беспричинный, — причина, ты, бесконечный, — кончина,

Ты, безначальный, — начало, властвуешь, неподначальный.

10 В собственном самосознанье сам же собой сотворенный,

Сам над собой самодержец, сам же собой уничтожен;

11 Твердый, текучий, громоздкий, легкий, тяжелый и тонкий,

Явленный и сокровенный, сущий во всем, всемогущий; [76]Поскольку Брахма — это весь мир, он обладает одновременно всеми возможными качествами. Ср. стихи Кабира на с. 157.

12 Речи, которые вечны в таинстве трех ударений, [77] Речи, которые вечны в таинстве трех ударений…  — Ведические тексты, в которых, в отличие от санскрита, различались три вида ударений. Согласно упанишадам, веды — вечны, и Брахма лишь заново вспоминает их при каждом сотворении мира. В упрощенной трактовке пуран Брахма — творец вед.

Вместе с плодами обрядов ты даровал и преподал.

13 Пракрити провозглашенный, Пу́руше будто бы предан,

Пуруша сам, созерцаешь Пракрити ты безучастно. [78]Изложены представления философской системы санкхья, интерпретированные с точки зрения философии веданты. Пуруша и Пракрити — два начала мира, «инертный дух-основа» и «действующая материальная сила».

14 Отчих отцов [79] Отцы . — См. прим. к 1, 18. прародитель, Бог над богами Вселенной,

Вышних навеки превыше Брахма, творцов сотворивший.

15 Жертва и жрец ты, предвечный, снедь и снедающий ты же,

Мысль и мыслитель ты, Брахма, зрелище и созерцатель».

16 Был милосердный Создатель тронут хвалами такими,

И небожителям сразу он соизволил ответить.

17 И четырьмя языками молвил предвечный кудесник,

Одновременно чаруя каждую сторону света:

18 «Рад я приветствовать, боги, весь ваш собор достославный,

Где в сочетании стройном счастью равняется доблесть.

19 Но почему потускнели ваши блаженные лики,

Как затмеваются звезды, зимним туманом томимы?

20 Разве навек затупилась, прежних лишенная радуг,

У Ненавистника Вритры [80] Вритра — демон, убитый Индрой. неотразимая ва́джра [81] Ваджра («гром») — оружие Индры.?

21 Варуна [82] Варуна — один из главных богов ведического пантеона, впоследствии — бог вод., как безоружный: петля [83] Петля — оружие бога Варуны, нечто вроде лассо или аркана. повисла бессильно,

Словно удав исполинский, неким заклятьем сраженный.

22 Обезоружен Кубе́ра: палица выбита, видно,

Так что десница повисла жалобней сломанной ветки.

23 Я́ма, когда-то могучий, чертит жезлом по привычке,

Но почему-то сегодня жезл, как погашенный светоч.

24 А́дитьи [84] Адитьи — группа богов (числом двенадцать), представляющая солнце в двенадцать месяцев года. даже померкли и на глазах остывают,

Всякому взору доступны, зримые, как на картинке. [85]Обычно на Адитьев смотреть невозможно из-за их яркого блеска.

25 Кажется, скованы ветры [86] Ветры — то есть боги ветров. перед великой преградой;

Так, избегая запруды, вспять направляются реки.

26 Даже косматые ру́дры, золоторогое войско,

Скорбные, вдруг позабыли свой сокрушительный возглас.

27 Ваши былые заслуги, значит, зачеркнуты ныне?

Значит, над правилом время торжествовать исключенью?

28 Дети! На вашем соборе знать я хочу вашу волю.

Пусть я создатель Вселенной, боги — охрана Вселенной».

29 И всколыхнулась как будто тысяча лотосов дивных;

Тысячеоким [87] Тысячеокий — Индра. Индра своею тысячью глаз дал знак говорить Брихаспати. подвигнут, Брахме ответил Наставник [88] Наставник — Брихаспати, бог мудрости и красноречия, часто называемый «Наставником богов»..

30 Тысячеокого зорче правдолюбивый провидец.

Речью Владеющий [89] Речью Владеющий (Вачаспати) — одно из имен Брихаспати. молвит, Брахма на лотосе внемлет [90] Брахма на лотосе внемлет…  — Брахма восседает на троне-лотосе.:

31 «Бха́гаван! [91] Бхагаван («Божественный», «Святой») — имя, которым могут быть названы различные индусские боги. Видишь ты правду, ты существа проницаешь;

Ведаешь ты, без сомненья, тяжкие бедствия наши.

32 Та́рака, демон великий, гордый дарами твоими,

Словно комета, вознесся, гибель мирам возвещая.

33 В городе а́суров грозных жаркое солнце смирилось:

Лотосы лишь пригревает, жечь и палить не дерзая.

34 Тараке [92] Тарака — асур, получивший от Брахмы власть над тремя мирами и впоследствии убитый Кумарой, богом войны. месяц покорен; асуров [93] Асуры — существа, которые в классической индийской мифологии выступают как противники богов. он ублажает,

Не забывая при этом только могучего Шиву. [94]Луна из страха перед Таракой перестала убывать и все время светит всеми пятнадцатью частями, лишь одну, шестнадцатую, оставив на голове у Шивы. Считается, что луна состоит из шестнадцати частей, которые периодически то высвечиваются, то затемняются. Шива — один из главных богов индусского пантеона; в триаде Брахма — Вишну — Шива — разрушитель мира. Но для некоторых течений индуизма Шива — высший бог, олицетворение и созидающих и разрушающих сил.

35 Там, заменив опахала асурам неумолимым,

Ветры цветов не срывают, кроткие, веют пугливо.

36 Там времена вековые неутомимого года

Трудятся одновременно, сад наполняя цветами. [95]То есть в садах Тараки одновременно присутствуют все времена года — каждый со своими цветами.

37 Сам повелитель потоков [96] Повелитель потоков — океан. ждет не дождется жемчужин,

Тараке дар предназначив, медленно зреющий в море.

38 Вместо светильников змеи, в чьих головах самоцветы,

Тараке служат ночами; Ва́суки [97] Васуки — дочь змей. тоже смирился.

39 Индра [98] Индра — один из главных богов индусского пантеона. врагу не перечит, и, помыкая гонцами,

С древа желаний [99] Древо желаний — волшебное дерево, растущее в саду Индры. в подарок шлет он цветы супостату.

40 Но, помыкая мирами, сам супостат не смирился;

Лютую злобу такую разве что сила смиряет.

41 Райских садов не щадит он, губит он, рубит, ломает,

Даже цветы ненавидит, милые женам бессмертных.

42 Стоит заснуть ему только, веют над ним опахала

Плачущих пленниц небесных, как ветерок со слезами.

43 Гору великую Меру [100] Меру — мифическая гора, центр вселенной. Солнце топтало конями; [101]Солнце выезжало на небо в колеснице, запряженной конями.

Гору злодей обезглавил, горок наделал потешных.

44 В Ганге небесной остались лишь замутненные воды;

Алчный, в свои водоемы лотосы переселил он.

45 Боги не смеют сегодня миром своим любоваться

И разъезжать не дерзают на колесницах воздушных.

46 Если приносят нам жертву, Тарака, Майей владея,

Пламя голодное грабя, жертвою завладевает.

47 Конь из коней Уччхайшра́вас [102] Уччхайшравас — конь Индры., слава могучего Индры,

Этот скакун драгоценный, Таракой тоже присвоен.

48 Против злодея бессильна сила великая наша;

Против недуга тройного [103] Недуг тройной — согласно традиционной индийской медицине, недуг, поражающий три «стихии» тела и не поддающийся лечению. не помогает лекарство.

49 Неотразимая чакра [104] Чакра («Колесо») — оружие Вишну. ныне сверкает покорно,

Как ожерелье на шее нашего недруга злого.

50 Верх над Айра́ватой [105] Айравата — слон, на котором ездит Индра. нашим взяли слоны супостата

И на свободе играют, бивнями тучи пронзая.

51 Нашему войску, Владыка, нужен теперь Предводитель

Так же, как надобно знанье чающим освобожденья [106] Освобождение — мокша (см. вступ. статью, с. 22)..

52 Необходим Предводитель нашему войску, Владыка,

Чтобы воинственный Индра мог возвратить нам Победу».

53 Выслушав, Сущий ответил речью, которая льется,

Лучше целебного ливня скорбные громы врачуя:

54 «Боги! Желание ваше сбудется в будущем близком,

Не торопитесь, однако, в этом я вам не пособник.

55 Тарака мною прославлен, демона не обесславлю;

Мной возлелеяно древо, пусть ядовитое древо.

56 Демон ко мне обратился, демону не отказал я,

Подвиг великий смиряя, чтобы мирам не погибнуть.

57 Кто же тогда пересилит непобедимого в битве,

Если не отпрыск достойный доблестного Нилака́нтхи?

58 Бог ослепительный выше необозримого мрака;

Властвует, непостижимый и для меня и для Ви́шну.

59 В подвиге невозмутимый, Умой, быть может, прельстится

Дух, красотой привлеченный, словно магнитом железо.

60 Семя мое восприяли воды, причастные Шиве;

Семя великого Шивы Уме принять подобает. [107]В акте сотворения мира Брахма испускает семя в воду, — одно из проявлений Шивы.

61 Если возглавит вас, боги, сын самого Нилакантхи [108] Нилакантха («Синешеий», «Синегорлый») — одно из имен Шивы. Горло Шивы посинело после того, как он выпил по просьбе богов яд, возникший при пахтанье мирового океана.,

Освободит он, отважный, косы божественных пленниц».

62 И пропадает из виду Брахма, предтеча Вселенной,

И восвояси вернулись приободренные боги.

63 И вызывает Канда́рпу Индра, владеющий духом,

Чтобы скорей завершилось дело, зачатое в мыслях.

64 Свой лук беспощадный, с бровями-лианами схожий,

Повесив на шею, где след от браслетов Желанной [109] Желанная — Рати, супруга Камадевы.,

Весну наделяя душистыми стрелами манго,

Предстал перед Индрой Стреляющий в душу цветами.

Глава III. Сожжение Маданы

1 Тысячеокий узрел Камадеву,

Словно забыв небожителей прочих;

Целью своей озабочен всецело,

Преданных слуг не щадит повелитель.

2 Около самого царского трона

Индрой самим удостоенный места,

Низко царю своему поклонившись,

Вкрадчиво заговорил Камадева:

3 «Благоволи ты мне дать, Прозорливый,

В мире любом повеленье любое!

Милостив ты: обо мне ты помыслил.

Да не минует меня твоя милость!

4 Снова, как видно, великий подвижник

Дерзостно славе твоей угрожает?

Перед моим обольстительным луком

Он беззащитен, поверь мне, владыка!

5 Вновь своевольный с тобою в разладе

Освобождения дерзко взыскует?

Мы побежденного свяжем надолго:

Узы надежные — взоры красавиц.

6 Пусть наставлял его мудрый Уша́нас [110] Ушанас — мифический мудрец, наставник в добродетели.,

Долго ли мне Добродетель разрушить,

Страстью размыв несравненное благо,

Как наводнением пагубным — берег?

7 Может быть, сам ты пленен красотою,

Слишком уж верной земному супругу?

Хочешь, прекрасная стыд потеряет,

Мигом сама прибежит и обнимет?

8 Перед какою земною женою

Ты преклонился, отвергнутый гневно?

Горько раскается гордая вскоре,

На травяной изнывая постели! [111] На травяной изнывая постели!  — Ложе из трав — традиционный способ облегчения мук человека, страдающего от неудовлетворенной страсти.

9 Смилуйся, Доблестный, грома не надо!

Стрелы в кого мне прикажешь нацелить,

Чтобы навек супостат обессилел,

Даже разгневанных женщин пугаясь?

10 Вооруженный одними цветами,

Лишь при поддержке весны медоносной

Я посрамил бы Пина́кина в битве.

Разве не я по призванию лучник?»

11 В благоволении тронул стопою

Бог восседавшего около трона,

Вознаграждая благую готовность;

И Камадеве сказал Разрушитель [112] Разрушитель — одно из имен Индры.:

12 «Друг! Обладаешь ты подлинной силой.

Ваджрой [113] Ваджра («Гром») — оружие Индры. силен я, силен я тобою.

Перед подвижником ваджра бессильна.

Сила твоя не имеет предела.

13 Зная твою сокровенную силу,

Равный мне, днесь я тебе доверяюсь.

Кришна [114] Кришна — Здесь бог Вишну назван именем одной из своих аватар. Кришна («Черный», «Темный») — воплощение бога Вишну. свое несравненное тело

Миродержателю Ше́ше вверяет.

14 Ты угадал! Подобает нацелить

Стрелы в того, кто быком знаменован. [115] …кто быком знаменован.  — Шива, который ездит на быке.

Боги, лишенные жертвы [116] Боги, лишенные жертвы законной. — См. выше, II, 46. законной,

Жаждут победы твоей неизбежной.

15 Надобен отпрыск могучего Бха́вы,

Чтобы возглавил он воинство наше;

Шива в глубоком своем размышленье,

Кроме тебя, никому не доступен.

16 Дочерью гор, богоравной царевной,

Ты постарайся прельстить властелина,

Чье драгоценное мощное семя

Невыносимо для чрева другого.

17 Отчий приказ выполняя прилежно,

Гостю царевна в горах угождает,

Невозмутимому [117] Невозмутимый — одно из имен Шивы. преданно служит;

А́псары мне повествуют об этом.

18 Ради богов постарайся, не медли!

Цель долгожданная ждет не дождется,

Словно, до времени в семени скрытый,

Лучший росток дожидается влаги.

19 Только твои быстролетные стрелы

Цели великой способны достигнуть;

И невеликий умелец прославлен,

Если другого умельца не сыщешь.

20 Боги, которых молить подобает,

С просьбой к тебе обращаются ныне.

Не промахнется прославленный лучник,

Силой завидной навек наделенный.

21 В тайном союзе с весной медоносной,

Душу смущающий, ты побеждаешь.

Разве нам нужно упрашивать ветер,

Чтобы раздул он огонь поскорее?»

22 «Будет исполнено!» — Мадана [118] Мадана («Пьянящий», «Сводящий с ума») — одно из имен Камадевы. молвил.

Воля верховная, как плетеница. [119] Воля верховная, как плетеница. — Поручение, данное Индрой Камадеве, сравнивается с гирляндой цветов, которую бог или святой обычно дарят тем, кто им поклоняется.

Кама [120] Кама, Камадева — бог любви. почувствовал длань властелина,

Лишь для вселенских слонов [121] Лишь для вселенских слонов…  — Индра — владыка слонов, охраняющих стороны света. это ласка.

23 И поспешил неразлучный с весною

В сопровождении робкой супруги,

Жертвуя собственным телом послушно,

К Невозмутимому в снежные горы.

24 В горных лесах, где твердыня премудрых, [122]Строфы 24–40 — описание весны в горах.

Противореча благим помышленьям,

Медоточивая гордость Манма́тхи [123] Манматха («Душу смущающий») — одно из имен Камадевы.,

Обосновалась весна, торжествуя.

25 Солнце направилось в царство Куберы, [124] Солнце направилось в царство Куберы…  — То есть на север. Из-за неожиданного наступления весны солнце повернуло на север в неурочное время. Структура сравнения здесь такова: солнце = горячий, то есть страстный и неверный любовник; южная сторона = брошенная возлюбленная; северная сторона = торжествующая соперница; ароматные южные ветры, дующие обычно после солнцеворота = печальные вздохи брошенной возлюбленной. (Стороны света обычно персонифицируются в виде молодых женщин.). Кубера — бог богатства.

Пренебрегая любовью законной;

Скорбные вздохи доносятся с юга,

Благоуханной печалью повеяв.

26 И порождает ашо́ка до срока

Одновременно цветы и побеги,

Не дожидается прикосновенья

Ножки прелестной со звоном браслетов.

27 Стрелы для друга — цветущее манго —

Щедро снабдив опереньем побегов,

Стрелы пометить весна не забыла:

Пчелы на них будто буквы: «Мано́джа».

28 Очень красивы цветы карника́ра,

Ярко раскрашены, только не пахнут;

Всех совершенств рядовому творенью

Не придает бережливый создатель.

29 Как полумесяцы, полураскрывшись,

Рдели бесстыдно цветы на полянах,

Словно любовник счастливый изранил

Перси любимой ногтями своими.

30 Ти́лакой лик ненаглядной украсив, [125]Игра слов: «тилак» («тилака») — и название пятнышка, украшения на лбу женщины, и имя цветка.

Множеством пчел подведя себе очи,

Красит зарею весна-чаровница

Губы, побеги румяные манго.

31 Жухлые листья шуршат на полянах;

Скачут олени, приветствуя ветер,

Пляшут олени, чей взор затуманен

В пылком томленье пыльцою цветочной.

32 Горло насытив усладою манго,

Сладостней пел в упоении кокил,

Словно любовь сладкогласная пела,

Гордых и строгих красавиц тревожа.

33 Жены-киннары, омытые потом,

Вянут как будто: зима миновала.

Сходят румяна, тускнеет румянец,

Губы поблекли, бледнеют ланиты.

34 В дебрях, где властвует Невозмутимый,

Даже подвижники в смутной тревоге

Этой нежданной весною томились,

Души свои неустанно смиряя.

35 Вооруженному луком с цветами,

Стоило Мадане там появиться

В сопровождении верной супруги,

Страстные твари покой потеряли.

36 Парами пчелы, любимый с любимой,

В каждом цветке наслаждаются медом.

Самок щекочут олени рогами;

Лаской разнежены, жмурятся самки.

37 Лотосом пахли прохладные воды.

Хобот наполнив пахучею влагой,

Ею слона обдавала слониха;

Лотосом птицы кормили друг друга.

38 Пляшут глаза, в упоении блещут.

Пенье прервав, опьяненный цветами,

Милую крепко целует киннара,

Не замечая, что смыты румяна.

39 Льнули к деревьям подруги-лианы,

Нежные жены в объятьях ветвистых,

Груди — соцветия, губы — побеги,

Влажные, млеют, блаженно трепещут.

40 Апсары [126] Апсары — небесные девы, служащие богу Индре. пели вокруг неумолчно,

Но в размышленье своем глубочайшем

Хара воистину сосредоточен,

Так что помехи любые напрасны.

41 На́ндин приблизился к трепетной куще,

Жезл золотой повелительно поднял,

Палец к безмолвным устам приложил он

«Тихо», — велел он внимательным ганам.

42 Пчелы притихли, олени застыли,

Дрогнуть не смели деревья лесные,

И притаились безмолвные птицы;

Как нарисованный, лес неподвижен.

43 И, беспощадного грозного взора,

Словно зловещей звезды, избегая,

К Невозмутимому Кама подкрался;

Скрытый ветвями, приблизился Лучник.

44 Перед собой на высоком, кедровом,

Шкурой тигровою застланном троне

Кама, которому гибель грозила,

Явственно видел трехглазого йо́га;

45 Ноги скрестившего, так что, недвижный,

Бог, опустив рамена, восседает,

Словно расцвел на почиющем лоне

Лотос молитвенно сложенных дланей;

46 Разными змеями перевитого,

Четками перевитого двойными,

В шкуре нильга́у, которая с виду

Около синего горла [127] Около синего горла.  — См. «Нилакантха» в «Словаре». синее;

47 Остановившего быстрые брови

И трепетать отучившего вежды,

Взоры сумевшего сосредоточить

В точке точнейшей: на кончике носа;

48 Туче подобного, только без ливня,

Морю подобного, но без волненья,

Ветры смирившего в собственном теле,

Свету подобного, но без мерцанья.

49 Внутренним светом, который струился,

Зримый в сиянии третьего глаза,

В собственном лбу затмевавшего месяц,

Лотосы нежностью превосходящий;

50 Дух размышленьем смирившего в сердце

За девятью вековыми дверями, [128] За девятью вековыми дверями…  — Имеются в виду девять отверстий на теле человека.

Ведомый ведам [129] Веды — древнейшие священные тексты индусов. Существует четыре собрания ведических гимнов: «Ригведа», «Самаведа», «Яджурведа» и «Атхарваведа». К ним примыкают обширные мифологические и комментаторские тексты. Весь комплекс ведической литературы индусы называют просто Веда (в ед. ч.; это слово букв. значит: «знание», ср. русское «ведать», «ведение»). как неистребимый,

Дух мировой созерцавшего духом.

51 В ужасе Смара [130] Смара («Память») — одно из имен бога любви Камадевы., Трехглазого видя,

Необоримого в помыслах даже,

Сам не заметил, как руки разжались:

Лука со стрелами не удержал он.

52 Мужество в нем возгорелось, однако,

Заново разожжено красотою:

Только приблизилась Горная дева,

Сопровождаемая божествами;

53 Убрана всеми цветами лесными,

Рдевшими ярче рубинов отборных,

Бледными, как жемчуга в ожерелье,

И затмевавшими золотом зори;

54 Обремененная тяжестью персей,

Облачена в багряницу, как солнце,

Словно под бременем тяжких соцветий

Шествует лесом лиана, склоняясь;

55 Оберегавшая пояс цветочный,

Словно решил проницательный Смара,

Места надежнее в мире не зная,

Дать ей свою тетиву запасную;

56 Страх затаившая в трепетном взоре,

Лотос державшая, чтобы, махая,

Пчел отгонять: ненасытные льнули,

Губы приняв за плоды наливные.

57 Перед собой безупречную видя,

Чьим совершенствам завидует Ра́ти,

Сразу сразить понадеялся Лучник

Бога, который трезубцем владеет.

58 Ума стояла у входа смиренно,

В Невозмутимом супруга провидя;

Свет высочайший в себе созерцал он

И соизволил прервать созерцанье.

59 Ноги скрещенные разъединил он,

Освободив непомерную пра́ну,

Так что держал потрясенную землю

Тысячеглавый [131] Тысячеглавый — змей Шеша, держащий землю. Энергия, высвобожденная Шивой из себя при расслаблении йогического напряжения, была столь велика, что Шеша едва смог удержать землю. с великой натугой.

60 Нандин [132] Нандин — слуга Шивы. с поклоном Владыке поведал

О посещенье прилежной царевны,

И повелитель движением брови

Ей разрешил снисходительно доступ.

61 Благоговейно склонились подруги

И по земле перед богом Трехглазым

Много весенних цветов разбросали,

Только что сорванных собственноручно.

62 Богу, который быком знаменован,

Ума до самой земли поклонилась,

Так что цветы с волосами расстались,

Землю потрогали серьги-бутоны.

63 «Да не возлюбит вовеки другую

Тот, кто с тобой сочетается браком»,—

Истиной как бы обмолвился Бхава [133] Бхава («Бытие», «Сущее») — одно из имен Шивы.,

Истина — каждое слово господне.

64 Кама дождался желанного мига,

Как мотылек, устремившийся в пламя;

Приободренный присутствием Умы,

В Хару дерзает прицелиться Лучник.

65 Гирише Га́ури скромно подносит

Бронзово-светлой рукою своею

Семя сушеное лотосов гангских,

Четки подвижнику в дар предлагая.

66 Дар благосклонно принять собираясь,

К ней подошел величаво Трехглазый,

Выбрал стрелу подходящую Лучник:

«Очарованье» — стрела роковая.

67 Бог красотою взволнован, как море,

Стоит луне в небесах появиться;

Видит он губы, плоды наливные;

К ним ненасытные взоры прильнули.

68 Дрогнула, затрепетала царевна,

Как, распускаясь, трепещет када́мба;

Очи свои отвела, застыдившись:

В милом смущенье прекрасная краше.

69 Только Трехглазый осилил смятенье,

Преодолел он душевную бурю,

Ищет виновного, смотрит он гневно:

Кто помешал созерцанию дерзко?

70 И, натянувшего лук до предела,—

Правая длань возле правого глаза,—

Низко согнувшего левую ногу,

Видит он Лучника, видит Маноджу [134] Маноджа («В душе рожденный») — одно из имен Камадевы..

71 И разъярился великий подвижник,

Ликом в изломах бровей ужасая;

Молния третьего глаза сверкнула,

Вспыхнуло пламя, ударило пламя.

72 И вопреки заклинаниям ветра:

«Смилуйся, Боже, не гневайся, Боже!» —

Оком рожденное гневное пламя

Молнией Мадану испепелило.

73 Обморок, вызванный грозным ударом,

Вдруг подавив потрясенные чувства,

Как бы в неведенье душу оставил —

Благодеянье для скорбной супруги.

74 И, сокрушив беспощадно преграду,

Будто грозой многолетнее древо,

Общество женщин покинул Владыка:

В сопровожденье служителей скрылся.

75 Разуверившись в гордых родительских замыслах,

И в своих начинаньях, и в собственных прелестях,

На глазах у подружек своих посрамленная,

Побрела восвояси царевна печальная.

76 Брела, как слепая, напугана яростью Рудры [135] Рудры — частичные воплощения Шивы. Рудра («Вопящий», «Орущий») — одно из имен Шивы.;

И на руки поднял родитель злосчастную дочерь —

Казалось, повисла на бивне слоновом лилея.

Так быстро шагал он, что тело, как тень, удлинялось.

Глава IV. Плач Рати[136] Рати («Страсть») — супруга бога любви Камадевы. (в переводе опущена)

Рати рыдает по убитому супругу и хочет, согласно обычаю, сжечь себя на костре. Но голос с небес останавливает ее, обещая, что Мадана возродится, когда Шива женится на Парвати.

Глава V. Обретение желанного

1 Узрела царевна сожжение Камы,

Узрела царевна неистовство Шивы,

Узрела погибель заветной надежды

И тщетной своей красотой погнушалась.

2 Иной красоты пожелала царевна,

Иной красотой награждается подвиг;

Ценой дорогой обретешь, не иначе,

Такую любовь и такого супруга.

3 Подвигнута вечной своею любовью,

Подвижницей стать пожелала царевна;

В слезах обнимала царевну царица.

Обету дочернему скорбно противясь:

4 «Тебе бы домашним богам помолиться!

Не вынесешь подвига, нежная телом!

Опасно цветку даже крылышко птичье,

Выносит он разве что крылышко пчелки».

5 Однако незыблема воля царевны,

Поэтому все уговоры напрасны.

Стремление вечное кто превозможет,

Кто вверх по течению воду направит?

6 К царю посылает наперсницу дева

И просит отца, непреклонная духом,

Обитель ей выделить в девственных дебрях,

Где будет увенчан победою подвиг.

7 Решеньем дочерним доволен родитель;

Она, получив от отца разрешенье,

Достигла вершины, где жили павлины:

Вершиною Гаури горы гордятся.

8 Царевна решительно сбросила жемчуг,

Враждебный, бывало, сандалу [137] Сандал — дерево со светлой пахучей древесиной, которая используется как приношение богам и для изготовления различных благовоний, мазей и др. на персях;

Корою неласковой, красной, как солнце,

Высокие груди себе натрудила.

9 И в спутанных прядях без всякой прически

Осталось лицо несказанно прекрасным;

Не только в круженье пчелиного роя,

Во мхах ослепительный лотос прекрасен.

10 И, пояс тройной травяной надевая, [138]Аскеты надевают пояса, сплетенные в три нитки из особой травы.

От боли подвижница затрепетала,

И молча страдала, и молча терпела,

Себе натрудившая поясом бедра.

11 Рука неустанная, верная четкам,

Хоть ранены пальцы травою священной,

Забыв притирания, мяч позабыла,

Который от персей отпрыгивал, красный.

12 Бывало, красавицу ранят на ложе

Цветы, покидая порою прическу;

Теперь в изголовии руки-лианы,

На голой земле восседать подобает.

13 И, свой тяжелейший обет соблюдая,

Царевна в лесах отдала на храненье

Лианам богатство движений прелестных,

Смущенные взоры застенчивым ланям.

14 Свои деревца на заре поливала,

Как будто кормила десятки младенцев,

И первенцев этих любила не меньше,

Чем сына родного потом полюбила.

15 Довольные скудным лесным угощеньем,

К ней лани ласкались, пугливые гостьи,

Глаза ненаглядные в трепете взоров

С глазами царевны сравнить позволяя.

16 Как носит кору вместо тканей тончайших

И как, неустанная, жертвы приносит,

Взглянуть приходили премудрые старцы:

Не ведают возраста мудрость и святость.

17 Враждебна врожденной вражде добродетель,

Которая в дебрях пречистых царила:

Плодов не жалели деревья прохожим,

Священному пламени рады растенья. [139]Под влиянием аскезы Парвати природа вокруг нее преобразилась.

18 Однако подобные подвиги тщетны,

Желанное все-таки недостижимо;

Суровее прежнего стала царевна

Смирять беззащитное нежное тело.

19 Царевна, бывало, играть уставала,

Подвижница в подвигах неутомима;

Как золото лотосов, дивное тело;

Оно безупречно: и нежно и прочно.

20 На солнце четыре костра зажигала

И в зной среди них неподвижно сидела,

С улыбкой сидела, нежнейшая в мире,

И, не отрываясь, глядела на солнце. [140]Здесь изображена так называемая «аскеза пяти огней», предписываемая, например, «Законами Ману» (VI, 23).

21 И, солнцем палимое неутомимым,

Лицо хорошело, как царственный лотос,

И разве что возле очей удлиненных

Наметились еле заметные тени.

22 Постилась она и при этом питалась

Небесною влагой [141] Небесною влагой…  — Имеется в виду прежде всего роса. и лунным сияньем;

Жила, как деревья живут вековые,

Которым неведома пища другая.

23 Огнем опаленная неугасимым, [142] Огнем опаленная неугасимым — то есть солнцем. В строфах 23–24 муссонный дождь проливается на иссушенную аскезой Парвати.

Палимая жаром костров разведенных,

Впервые в году окропленная с неба,

Дымилась она, как земля, истомившись.

24 Ресницами пойманы, губы поранив,

На персях высоких дробились дождинки.

И, три ненаглядные складки минуя,

В глубокой ложбинке скрывались нескоро.

25 На голых камнях, без покрова и крова,

Заснувшую в ливень под ветром холодным,

Бросая на спящую молнии-взоры,

Подвижницу видели зоркие ночи.

26 Зимою в студеной воде застывала,

И ветер и снег выносила во мраке,

Всю ночь сострадая тоскующим птицам,

Которые жалобно плачут в разлуке.

27 Ночами, лицом благовонна, как лотос,

Блистая во тьме лепестками-устами,

Воде в изобилии лотосов мерзлых

Являла подвижница подлинный лотос.

28 Опавшей листвою питаться — заслуга

Для тех, кто себя беспощадно смиряет,

Но даже листвы не вкушала царевна:

«Безлистной» подвижницу мудрые звали.

29 Отшельников неколебимых и строгих,

Подвижников неуязвимых и стойких

Она превзошла, уязвимая телом,

Душой непреклонна в суровых обетах.

30 И в дебрях лесных появляется некто,

Живое подобие а́шрамы первой [143] Первая ашрама — первая стадия в жизни брахмана, в течение которой он должен учиться и вести аскетический образ жизни.,

Нечесаный, шкурою черной одетый,

Пришел, опираясь на брахманский [144] Брахман (Варны)  — основные социальные группы, из которых, по представлениям индийцев, состояло общество: брахманы (жрецы), кшатрии (правители и воины), вайшьи (земледельцы, торговцы и др.), шудры (низшие слои, обслуживавшие прочих). посох.

31 Прекрасная Парвати [145] Парвати («Горная», «Дочь горы») — одно из имен Умы, дочери царя гор Хималайя. вышла навстречу,

Приветом почтив благородного гостя:

Не только подвижников более славных,

Подвижники равных приветствовать рады.

32 Приветствие принял он, как подобает;

Мгновенно усталости как не бывало.

Царевне в глаза посмотрел он спокойно,

И, как полагается, заговорил он:

33 «Здесь трав и деревьев священных довольно?

И вдоволь воды? Расскажи мне, поведай!

И силы для подвига в теле довольно?

Без тела, поверь, добродетель напрасна!

34 На длинных лианах, взращенных тобою,

Уже появляются первые листья,

Устам уступая, которые ныне

Без всякой помады накрашенных краше?

35 Священные травы ты скармливать рада

Назойливым лакомкам, ласковым ланям, [146]Смысл вопроса: «Не гневаешься ли ты на ланей, поедающих добытые тобою с трудом священные травы?» Контроль над гневом — непременное свойство аскета.

Чьи нежные очи в тревожном движенье

Подобны зеницам твоим неподвижным?

36 Недаром слывет красота безгреховной:

Прекрасная, ты превзошла воздержаньем

Отшельников стойких, подвижников строгих,

Мудрейшим из мудрых пример подавая.

37 Не столько небесной рекой цветоносной, [147] Не столько небесной рекой цветоносной…  — Речь идет о Ганге, текущей с Гималаев и улыбающейся рассыпанными по ней цветами.

Чьи белые благоухают улыбки,

Не столько богатствами, сколько тобою

Отец богоравный с потомством прославлен.

38 В сокровище тройственном этого мира,

Наверное, выше всего Добродетель,

Превыше Любви и превыше Богатства:

Тебя привлекает одна Добродетель. [148]Здесь речь идет о трех целях человеческой жизни: дхарме (добродетели), артхе (богатстве), каме (любви).

39 Тобою привеченный гостеприимно,

Я свой, не чужой: не чуждаются гостя!

Согласно благим наставленьям блаженных,

Сближаются близкие мудрою речью.

40 Поэтому, как любознательный брахман,

Тебе, терпеливой, тебе, справедливой,

Дерзаю задать я вопрос откровенный;

Ответить изволь, если это не тайна!

41 Рожденье в роду безначального Брахмы,

Все прелести мира в едином обличье,

Богатство, которого жаждать не надо,—

Все это твое. Разве этого мало?

42 Не спорю, красавицы, твердые духом,

В несчастии могут решиться на подвиг,

Но я не постигну, какое несчастье

Постигло тебя, красоте угрожая.

43 Твоя красота недоступна печали,

Домашние не оскорбляют красавиц;

Не тронет никто драгоценного камня,

Который украсил змеиное темя.

44 Зачем украшеньями пренебрегаешь,

Одетая старческой красной корою?

Нет, юная ночь не торопится к солнцу,

Луною и звездами пренебрегая. [149]Структура сравнения здесь такова: юная Парвати = ранняя ночь; ее украшения = звезды и луна; старость = конец ночи, заря; красная кора, приличествующая старости = солнечный свет.

45 Небесного рая взыскуешь напрасно:

Окрестные горы — обитель блаженных;

Взыскуя супруга, томиться не стоит;

Не ищут владельца себе самоцветы.

46 Вздыхаешь ты, — значит, по мужу томишься;

Однако позволю себе усумниться;

Достойных тебя женихов я не вижу.

Неужто достойный тебя отвергает?

47 Не верится что-то! Неужто жестокий

Тебя не жалеет, когда в беспорядке

Соломою рисовой волосы виснут

И словно забыты цветами ланиты?

48 Тебя, истомленную подвигом долгим,

Тебя, опаленную солнцем полдневным,

Подобную бледной луне на ущербе,

Неужто тебя не жалеет любимый?

49 Гордыня, видать, обуяла счастливца,

Когда заставляет он дивные очи

Взирать на полдневное гневное солнце,

Как будто нельзя на любимого глянуть.

50 Доколе ты будешь томиться, вздыхая?

Моею заслугою в этом рожденье

Готов я, пожалуй, с тобой поделиться,

Желанного только бы ты назвала мне!» [150]Брахмачарин, ведя праведную жизнь, накопил религиозные заслуги и предлагает поделиться ими с Умой, чтоб помочь ей обрести желаемое.

51 С догадливым брахманом спорить не смея,

Не смея при этом открыться чужому,

Подвижница молча мигнула подруге

Очами, забывшими черную краску.

52 Подруга почтительно молвила гостю:

«Не стану скрывать, любознательный садху [151] Садху — аскет.,

Зачем она тело на солнце сжигает,

Как будто цветок не сгорает на солнце.

53 Презрела богов горделивая дева,

Желая того, кто трезубцем владеет

И прелести женской доступен едва ли,

Поскольку сожжен величайший прелестник.

54 Оружием «хум» [152]Вопль хум — оружие Шивы. отраженная сразу,

В полете своем не достигнув Пура́ри [153] Пурари — одно из имен Шивы.,

Ей сердце пронзила стрела роковая,

Сожженного лучника не посрамила.

55 С тех пор, изнуренная гибельной страстью,

И ночью и днем, от сандала седая, [154] …от сандала седая…  — Парвати сандаловой мазью покрывала лоб, чтобы остудить его, но сандал тут же высыхал и прахом оседал на волосах.

На снежные глыбы ложилась напрасно,

Не зная покоя, сгорала царевна.

56 Когда воспевали Пинакина [155] Пинакин («Лучник») — одно из имен Шивы. громко,

В слезах говорила невнятно такое,

Что плакали даже царевны-киннары,

Которым она подпевала, бывало.

57 Дремать начинала не раньше рассвета,

Забудется сном — и проснется мгновенно.

«Зачем ты уходишь, постой, Нилакантха!» —

Мечту заклинала, обняв сновиденье.

58 «Всеведущий ты, вездесущий, премудрый,

Любви моей только никак не приметишь»,—

Любимого втайне она упрекала,

Луною Венчанного вечно рисуя. [156] Луной Венчанный — Шива. Рисовать любимого — традиционное утешение для влюбленных.

59 Желанного все-таки не обретая,

Не зная, как цели достигнуть иначе,

Отцовским согласьем она заручилась

И здесь поселилась, подвижница наша.

60 Ты видишь: деревья уже плодоносят,

Взращенные нашей прилежной подругой,

А в сердце желанье, как прежде, бесплодно,

И первых побегов не видно поныне.

61 Над ней, безутешной, рыдают подруги;

Неведомо только, когда, непреклонный,

Он к ней снизойдет, утоляя желанье,

Как дождь, над печальною сжалившись пашней».

62 Без слов проницающий сердце любое,

Предвечный подвижник и вечный любовник,

Как будто нисколько не радуясь, молвил:

«Скажи мне, почтенная, это не шутка?»

63 В ладони своей, словно в нежном бутоне,

Таила прозрачные бусины четок;

Недаром красавица думала долго,

Ответила коротко горная дева;

64 «Да, все это правда, поверь мне, мудрейший!

Я здесь добиваюсь неслыханной чести,

Которую подвиг сулит мне как будто…

И недостижимого дух достигает».

65 Сказал брахмача́рин: «Избранник достойный!

И ты пожелала себе господина,

Которому нравится всякая мерзость?

Одобрить мне трудно такое желанье!

66 Повязана сладостной свадебной нитью,

Рука твоя нежная вынесет разве

Отвратное прикосновение Ша́мбху [157] Шамбху — одно из имен Шивы.,

Которому змеи милее браслетов?

67 Представь ты себя в одеянье невесты!

Наряд, на котором рисуются гуси, [158] Наряд, на котором рисуются гуси…  — На одежде невесты рисовали пары гусей.

Твой свадебный шелк сочетается разве

Со шкурой слоновою кровоточащей? [159] Со шкурой слоновою кровоточащей…  — Шива носил на себе шкуру убитого им демона-слона Гаджасура.

68 Следы твоих ножек, окрашенных красным,

Привыкших ступать по цветам и циновкам,

Появятся там, где сжигают усопших,

Где волосы мертвых дымятся во мраке?

69 Как хочешь, тебя невозможно представить

В объятьях Трехглазого — это нелепо!

На персях, которые просят сандала,

Останется пепел костров погребальных.

70 Посмешищем сразу ты станешь, царевна!

Достойная только слонов наилучших

На старом быке восседать пожелала:

Почтенные зрители будут смеяться.

71 Мне жалко прекрасных, и ту и другую,

Которых влечет богомерзкий Капа́лин [160] Капалин («Украшенный черепами») — одно из имен Шивы.;

Небесной луною давно завладевший,

Земную луну обесславит он тоже.

72 Безродный урод, неимущий, бездомный,

Скиталец, одетый пространством всемирным,—

Жених незавидный, лишенный достоинств,

Которыми вправе гордиться невеста.

73 Желанье дурное пора пересилить!

Твоя красота не такого достойна.

Позорным столбом заменять не пристало

Столба в средоточии древних обрядов».

74 Дрожала губа оскорбленной царевны;

Лианы бровей изгибавшая в гневе,

Внимая речам неугодным, бросала

На дваждырожденного [161] Дваждырожденный — здесь: брахман. взгляды косые.

75 И, выслушав гостя, сказала царевна:

«Величие Хары тебе неизвестно.

Мирская слепая убогая низость

Постигнуть не в силах Великую Душу.

76 Надеждой и страхом питается подвиг,

Отводит он беды, сулит он богатство;

Тому, кто превыше тревожной надежды,

Хранителю мира не надобен подвиг.

77 Богатство дарует нам бог неимущий;

Живущий в соседстве костров погребальных,

Властитель миров, он воистину страшен,

Однако «Благим» [162]Имя «Шива» может быть переведено как Благой ., непостижный, зовется.

78 Со змеями злобными вместо браслетов,

В роскошных шелках или в шкуре слоновой,

Украшенный черепом или луною,—

Во множестве обликов непостижимый.

79 С Божественным сладостно соприкасаясь,

Святой чистотой заражается пепел,

Который потом рассыпается в пляске,

И пеплом таким натираются боги.

80 Тому, кто на старом быке разъезжает,

На гордом слоне восседающий Индра

Пыльцою пурпурною древа мандара [163] Мандара — коралловое дерево; по индийским представлениям, растет в небесном царстве Индры.

Стопы осыпает, корону склоняя.

81 Обмолвился правдою ты, злоязычник,

Безродным назвав повелителя дерзко:

Ему подобает считаться безродным,

Когда Прародитель [164] Прародитель — Брахма. — его порожденье.

82 Довольно! Пускай говорил ты мне правду,

Пускай описанье твое достоверно,

Я сердцем к нему прилепилась навеки:

Не верит любовь оскорбительным слухам.

83 Заставь брахмачарина [165] Брахмачарин — молодой брахман, который, согласно обычаям, учится и ведет целомудренный образ жизни. смолкнуть, подруга!

Ответить он хочет мне: дрогнули губы!

А тот, кто внимает речам богохульным,

Кощунствует сам, богохульствует молча.

84 Мне лучше уйти!» Уходила царевна,

Кору на груди разорвав ненароком;

Ее задержал, перед нею возникнув,

С улыбкою тот, кто быком знаменован.

85 Задрожала царевна, увидев любимого,

Не посмела ступить, отступить не осмелилась,

Как река, вековечным утесом задержана,

Не стояла, не шла, без опоры парящая.

86 «Завладела ты мною навек, ненаглядная», —

Произнес покоренный неслыханным подвигом,

И в ответ истомленная сразу воспрянула,

Обретая желанного, сил преисполнена.

Хала

Из «Семисот стихотворений»[166]Хала — Из «Семисот стихотворений» («Саттасаи») — «Семьсот стихотворений» Халы на пракрите махараштри — самое раннее из известных нам собраний лирической поэзии на индоарийских языках. Предание приписывает «Саттасаи» царю Хале, правившему на Декане в I–II веках, однако, по мнению ученых, эти стихи создавались от III до VII века. Существует легенда, что богиня поэзии Сарасвати посетила однажды военный лагерь царя Халы и вдохновила всех бывших в нем — от военачальников до прислуги — сочинить по одному стихотворению, которые и составили затем знаменитую антологию. Подобно древнетамильской лирике, строфы из собрания Халы нередко представляют собой монологи, вложенные в уста неких условных персонажей (молодой девушки, влюбленного юноши и т. д.). Позднейшие индийские комментаторы истолковывали все стихотворения Халы как монологи, причем имеющие исключительно эротический смысл, прямой или иносказательный, однако многие из подобных истолкований кажутся весьма искусственными или, по крайней мере, необязательными. Стоит упомянуть, что это собрание пользуется большой популярностью у джайнов, которые считают и самого Халу последователем джайнизма. Стихотворения из собрания Халы на европейские языки переводились сравнительно мало. В русском переводе публикуются впервые. В основу перевода положено наиболее авторитетное издание А. Вебера (Лейпциг, 1881). Нумерация строф принадлежит переводчику.

Перевод В. Микушевича

1 Из бесконечного множества

Звучных, чарующих стихотворений

Ровно семьсот наилучших

Отобрано Халой премудрым.

2 Твердого духом в опасности,

Скромного в счастье, спокойного в горе

Мудрый зовет благородным,

Почтив совершенство благое.

3 Счастливы в мире воистину,

Кроме глухих, разве только слепые.

Счастье — не слышать проклятий,

Не видеть, как счастлив преступник.

4 Видеть лицо ненаглядное?

Нет! Увидать бы околицу только

Благословенной деревни,

Где жить красота соизволит.

5 Прохожий блаженно глядит, не мигая,

На эту крестьянскую дочь, запыленную белой мукою.

Так боги смотрели, когда появилась

Прекрасная Лакшми [167] Лакшми, богиню счастья и богатства, боги добыли во время пахтанья молочного океана. Лакшми — супруга Вишну., возникшая в море молочном.

6 Дочь деревенского старосты

Душу прельщает уже мимоходом.

Явно подобный подросток

Опасней лозы ядовитой.

7 Можно ли всю разглядеть ее?

Нет, мы такой красоты не видали

И, заприметив частицу,

Плененные, глаз не сводили.

8 Трепетные, полновесные,

Как налитые, высокие перси,

Словно любимые песни,

Кого красотой не взволнуют?

9 Ночью сквозь ткань темно-синюю

Грудь ненароком во мраке блеснула,

Словно сквозь тучи в ненастье

Украдкой луна засияла.

10 Вкруг небывалого лотоса,

Перед которым луна потускнела,

Вкруг несравненного лика

Жужжат упоенные пчелы. [168]Лотос (или вообще цветок) и пчела — традиционное иносказание для женщины и ее возлюбленного.

11 Молодожены счастливые

Не наглядятся никак друг на друга,

Будто глазам ненасытным

Смотреть больше не на что в мире.

12 Нежная дочь поселянина,

Мертвого мужа в огне обретая,

Жаркий костер погребальный

Испариной сладостной тушит. [169]Вдову, по обычаю, сжигают на погребальном костре мужа.

13 Словно в безжалостном пламени,

Вдовый крестьянин среди запустенья

В доме, который подобен

Сокровищнице разоренной.

14 В горе, в заботах и в радостях

Старятся люди, любовь не стареет;

Жив после смерти любимый,

И заживо мертв одинокий.

15 Я поклонюсь тебе, Ма́дана,

В этой моей, как и в будущей, жизни,

Если в него ты нацелишь

Стрелу, мне пронзившую сердце.

16 Мучит любовь меня, бедную,

Неуловимая, вмиг исчезает;

Ночью сокровище снится,

Проснешься — и нет его больше.

17 Радует милый воочию,

Близостью трогая робкое сердце,

И, недоступный, как месяц,

Вдали, многоликий, чарует.

18 Спят по ночам, благонравные,

Слушают, что говорят им другие,

И отвечают разумно:

Тебя не видали — вот счастье!

19 «Не надо сердиться!» — «А кто рассердился?»

«Прекрасная, ты рассердилась!» — «Нельзя на чужого сердиться».

«Да кто здесь чужой?» — «Разве ты не чужой мне?»

Чужим я посмела назвать его! Как я посмела!

20 Я бы закрылась ладонями,

Я бы любовь свою скрыть постаралась,

Но, как цветущему древу,

Мне трепета скрыть невозможно.

21 Вряд ли ты спрячешься, доченька,

Темною ночью любовь похищая;

Словно зажженный светильник,

Во мраке ночном ты приметней.

22 Неблагодарный забыл меня,

Хоть зарасти не успела тропинка,

В нашей грязи деревенской

К нему проторенная мною.

23 Лук со стрелою расстанется,

Прочь безвозвратно стрела улетает;

Так пленена ненадолго

Прямая кривою душою.

24 Не умираю, злосчастная:

Ты в моих мыслях сегодня, как прежде,

И после смерти пришлось бы

Мне снова твоею родиться! [170]Согласно поверью, о ком думаешь перед смертью, того суждено любить и в следующем рождении.

25 Полно сердиться, любимая!

Утром успеешь нахмуриться гневно!

Лунная ночь пролетает,

И в мире светает мгновенно!

26 Если не менее сладостных

Лотосов много цветет в отдаленье,

Не ошибается пчелка:

Милуется чаще, где слаще. [171]Язвительные слова женщины неверному возлюбленному: «Если другие столь же достойны, как я, то ты прав в своих изменах».

27 Как ожерелье жемчужное,

Жалкое, только мешает объятью,

Так драгоценное меркнет,

Ничтожное, перед бесценным.

28 Улицей мне бы раскинуться,

Чтобы с возлюбленным не расставаться,

Если меня покидает

Он, старших стыдясь, на рассвете. [172]В традиционных индийских семьях, в которых женатые сыновья жили вместе с родителями, днем соблюдалась сегрегация полов; молодые оставались наедине лишь по ночам.

29 В ужасе путники шепчутся,

Словно запретною делятся вестью:

«Манго в побегах манящих,

Врасплох нас весна застигает!» [173]Мужья уезжали по делам в сухое время года, середина которого приходилась на весну. Весною тоска разлуки достигала наивысшего напряжения. По мнению комментатора, данное стихотворение — это слова женщины, отговаривающей своего мужа от долгого путешествия.

30 «Вот полоумная», — думаешь?

Нет! Пораженная громом внезапным,

Выбежала на дорогу:

А вдруг долгожданный вернулся? [174]К сезону дождей путешествующие возвращались домой. Поэтому гром возбудил у женщины надежду на близкую встречу с мужем.

31 В сердце моем обездоленном

Разбередив сокровенные раны,

Путник запел в отдаленье:

Любимую вспомнил, наверно.

32 Скорбную не утешающий,

Лишь сокрушающий сердце в разлуке,

Паводок неудержимый —

Горючие, горькие слезы.

33 Телом, душою, зеницами

Образ прекрасный владеет, как прежде;

Не покидает он сердца.

И это зовется разлукой?

34 «Вот и рассвет приближается!

Спи!» — «Задремать я не в силах, подруги!

Слышите благоуханье?

Попробуйте сами засните!»

35 Двери цветами садовыми

Скрыты, хоть настежь открыты для гостя.

Муж путешествует где-то.

Конечно, жена безутешна. [175]Посредница иносказательно приглашает любовника к женщине.

36 Запоминай, путешественник:

Здесь мое ложе, там ложе свекрови;

И не ложись, ослепленный,

Куда не положено ночью! [176]Женщина, муж которой в отъезде, — гостю, оставшемуся на ночлег.

37 Этот бутон упоительный

Только набух еще, благоуханный;

Зря ты стараешься, пчелка:

Жасмину позволь распуститься! [177]Посредница — герою. См. прим. к с. 10.

38 Неутомимо качается,

Глубже в бутон окунуться стараясь,

В сладких объятьях жасмина

Пчела, на крыло опираясь.

39 Трепету и содроганью,

Стону в объятьях, звону браслетов

Неискушенную деву

Научит колючий кустарник. [178]См. ниже, прим. к с. 90.

40 И в ливне волос, и в лучах ожерелий

Таким ослепительным светочем тело свое водружая,

Сияя, готова взлететь чаровница:

С любимым играет, любимого изображая. [179]Жена — мужу о прежнем месте утех.

41 Ветви, бывало, цветущие,

Отягощенные роем пчелиным,

Волею времени, милый,

Торчат оголенные ныне.

42 Слышите, как надрываются

Там грозовые могучие тучи,

Землю веревками ливней

Пытаясь поднять в поднебесье?

43 Куда драгоценное солнце девалось?

Куда удаляются звезды? Куда удаляется месяц?

Отчетливо, словно чертеж звездочета,

В покинутом небе созвездие стай журавлиных.

44 Если крестьянина радует

Рис благодатным своим изобильем,

В небе приветливый месяц

Белее толченого риса.

45 Плавает ночью безоблачной

Месяц, похожий на белого гуся,

И в безграничном пространстве

Созвездия, словно соцветья.

46 Словно жемчужины крупные

На изумрудных сверкающих иглах,

Капли дождя на травинках

Павлин упоенный глотает.

47 Не потревожены лотосы,

Плавают гуси по-прежнему, тетя!

Кто же в стоячую воду

Большущее облако бросил? [180]Слова девушки, обращенные к тете.

48 Туча проходит, как молодость,

Высокогрудая, в небе пустынном;

Первым сединам подобны,

Виднеются белые травы. [181]Комментаторы предлагают два объяснения: 1) женщина иносказательно договаривается с возлюбленным о месте встречи; 2) стареющая женщина утешает себя сравнением с природой.

49 Здравствуй, счастливое дерево!

Ты беспечальным зовешься недаром.

Словно ладони красавиц

Твои несравненные листья. [182]В ор. речь идет о дереве под названием «ашока», что буквально значит: «беспечальное». Его красноватые листья обычно сравниваются с ладонями женщины (ср. «Рождение Кумары», I, 42).

50 Изображая любимого

Наедине со своим отраженьем,

Над водоемом играет

В блаженную близость лягушка.

51 С голоду сорваны хоботом,

Самые сладкие лотосы вянут;

Слон, вспоминая слониху,

Не помнит, что голоден был он. [183]Сорванные лотосы напомнили слону лицо его слонихи, и он так долго стоял, задумавшись, что лотосы увяли. По мнению комментатора, это слова женщины, ставящей слона в пример своему неверному возлюбленному.

Амару

Из «Ста стихотворений»[184]Амару — Из «Ста стихотворений» («Амару-Шатака») — «Сто стихотворений Амару» — едва ли не самое знаменитое и чтимое собрание любовной лирики на санскрите. Однако имя «Амару» (или «Амарука», есть и другие варианты), как и многие другие имена в индийской литературе, не обладает никакой исторической определенностью. Есть основания полагать, что «Сто стихотворений Амару» — не сборник произведений одного поэта, а своего рода антология любовной лирики разных авторов. Возможно, эта антология сложилась вокруг некоего первоначального ядра, действительно принадлежавшего одному поэту по имени Амару. Но с течением времени это имя стало как бы символом определенного рода любовной лирики на санскрите, так же как имя Хала — символом определенного (иного) рода любовной лирики на пракрите. Индийская традиция чтит Амару не многим меньше, чем Калидасу. В трактатах по поэтике стихи Амару очень часто цитируются и анализируются как высшие образцы любовной лирики. Известна также анонимная сентенция: «Одна строфа поэта Амаруки стоит сотни больших произведений». Характерное свойство большинства стихотворений Амару — изображение некой единовременной, часто даже мгновенной ситуации, насыщенной эмоциональным напряжением и при этом нередко заключающей в себе своего рода внутренний парадокс. Не случайно вступительная строфа изображает тот момент, когда бог любви Камадева нацеливает свою стрелу в Шиву и в душе бога-аскета возникает любовь к стоящей перед ним Уме. Эмоциональное напряжение этой ситуации (подобное напряжению тетивы лука) уже в следующий момент разрешается взрывом божественного гнева: Шива испепеляет Камадеву. Несомненно, эта строфа служит как бы ключом к восприятию всех остальных. «Сто стихотворений Амару» целиком или выборочно не раз переводились на основные западноевропейские языки, но в русском переводе публикуются впервые. В основу перевода положена так называемая «западная» версия, считающаяся наиболее ранней и в XIII веке прокомментированная Арджунавармадевой. Использовано третье бомбейское издание этой версии (1954). Нумерация — по названному изданию. Первые три строфы — традиционное вступительное благословение.

Перевод Н. Горской

1 Да хранит тебя Матери [185] Мать — Ума. взор, искоса брошенный,

обладающий прелестью пчел, в листьях мелькающих,

преумноженный в блеске своем искрами-пальцами

тетиву натянувшего вдруг бога лучистого!

2 Пляшущий в пламени гроз, льнущий в надежде к рукам и вдруг отвергаемый,

гладящий пряди волос, рвущий одежды края и с силой отринутый,

длинными каплями слез женщин Трипу́ры младых облитый в безвременье,

сердце пронзивший насквозь, — Шивы огонь да сожжет твои прегрешения! [186]В этом стихотворении использован другой эпизод из мифов о Шиве. Три сына асура Тараки, убитого Кумарой, вымолили у Брахмы тысячелетнюю власть над тремя мирами: земным, воздушным и небесным. Они построили три города, которые по истечении тысячелетнего срока должны были слиться в один тройной город (Трипура — «Троеград») и погибнуть от огненной стрелы Шивы. Разрушение Трипуры — божественная жестокость и божественное благодеяние. Здесь огонь, охватывающий женщин Трипуры, сравнивается с любовником, преодолевающим гнев возлюбленной.

3 Качанье легкое серег, волос рассыпанные пряди,

и тилак [187] Тилак — украшение на лбу в виде цветной точки или штриха (чаще у женщин, но бывает и у мужчин)., что слегка поблек, размытый капельками пота,

и затуманенный твой взгляд, и всю тебя в последней дрожи —

глаза мои да сохранят! Зачем мне Вишну [188] Вишну — один из главных богов индусского пантеона; в триаде Брахма — Вишну — Шива ему принадлежит роль хранителя мира., Шива, Брахма?!

4 К любви зовущими, и томными, и ждущими ответа,

в полон берущими, глядящими то искоса, то прямо,

вовек не лгущими, огромными и нежными глазами,

о простодушная, о скромная, кому в глаза ты глянешь?..

10 «Из дома ушедший вернется, жена! Заране не стоит плакать,

взгляни, как измучена ты и бледна!» — я ей говорил с рыданьем.

Стыдясь, что пока еще жизни полна, и раня меня усмешкой,—

«Я сразу умру, — прошептала она, — когда ты меня покинешь!» [189] Стыдясь, что пока еще жизни полна…  — Вариация весьма распространенного мотива в индийской поэзии: жена считает, что истинно любящая должна умереть в разлуке с мужем, и даже от одного предчувствия разлуки; поэтому ей стыдно, что она еще жива, хотя разлука уже наступает.

11 Лишь он приблизился ко мне, глаза я долу опустила,

чтоб сладкой речи не внимать, покрепче я заткнула уши,

и дрожь пыталась я унять, но веришь, милая подруга,

моя одежда в сотне мест сама разорвалась мгновенно.

12 «Вернешься сразу же, не правда ли? Иль через час? Иль в полдень?

Быть может, вечером? Иль к полночи придешь домой,  любимый?» —

жена печальная промолвила, задерживая дома

в дорогу долгую, стодневную, собравшегося мужа.

13 Услышав тяжелые всхлипы дождя, что хлынул из тучи ночью,

великой тоской по жене изойдя в унылой разлуке длинной,

так громко рыдал он, себя бередя, что люди в селенье этом

отныне решили, покой свой щадя, чужим не давать приюта.

15 Едва я крикнула, притворщица: «Оставь! Уйди из спальни!» —

как он, безжалостный, — о, горе мне! — ушел на самом деле.

Как видно, разума и гордости лишилась я, подруга,

коль снова, грубого и черствого, его увидеть жажду.

16 Влюбленных супругов ночной разговор ручной попугай подслушал,

болтливым он был, все слова затвердил и днем повторил  при старших;

зарделась жена, и потупила взгляд, смущенья полна и гнева,

и в клюв болтуна запихала гранат — под видом зерна граната.

18 Его приближенья она не ждала, заране с поклоном встала;

и сразу же бетель [190] Бетель — растение из семейства перечных. В Индии широко распространен обычай жевать листья бетеля, оказывающие легкое наркотическое воздействие. готовить пошла, объятий его избегнув;

беседы с возлюбленным не завела, приказы давая слугам,—

так в ярости душу она отвела, ему оказав почтенье.

19 Увидев двух возлюбленных своих, хитрец подкрался сзади,

одной глаза руками он закрыл, как будто бы играя,

другую — ловко шею изогнув — поцеловал он быстро в щеку,

и женщина вторая замерла, победу торжествуя.

23 Над ложем любви тишина разлита, влюбленные в ссоре ныне:

давно уж наскучила им немота, но нежность с гордыней спорит.

И вдруг приоткрылись в улыбке уста, во взоре блеснула радость,

в объятье слилась молодая чета, и смех разрушил молчанье.

28 Глаза мои радость таят в глубине, хоть брови я хмурю грозно,

и губы — в улыбке, и щеки — в огне, хоть голос звучит сурово,

мурашки бегут и бегут по спине, хоть сердцу велю быть твердым;

удастся ли гордой прикинуться мне, когда я его увижу?

29 Задетая в чувстве своем в первый раз, совета подруг не слыша,

не зная, как словом и жестом сейчас презренье выказать мужу,

жена молодая из лотосов-глаз слезу за слезой роняет,

и льется прозрачный поток по щекам меж влажных локонов темных.

31 Сверкая перстнями и перлами, украсившими шею,

в шелка одетая, браслетами позванивая тонко,

к нему ты шествуешь торжественно, как в громе барабанов.

Так что ж, наивная, пугливая, ты вся дрожишь от страха?

34 Она молода, но смущаюсь лишь я, как будто я стал девицей,

и груди ее, словно ноша моя, меня истомили тяжко,

и бедра ее, говорю не тая, мешают походке легкой,—

о, чудо! — как часть своего бытия, влачу я чужое бремя. [191]Идеальная красавица слегка склоняется под тяжестью грудей и ходит медленно, обремененная бедрами. В антологии «Субхашита-ратнакоша» (см. ниже) стихотворение приписано поэту по имени Дхармакирти, которого некоторые исследователи отождествляют со знаменитым буддистским философом VII в.

36 Когда ты, желаньем хмельным обуян, гордячке кусаешь губы

и брови ее, словно плети лиан, в притворном сомкнулись гневе,

но очи подернул блаженства туман, — ты а́мриту, друг, вкушаешь;

а боги по глупости весь океан вспахтали для этой цели.

37 «Усни бестревожно, коль спит твой супруг!» — сказав мне, ушли подруги,

и я осторожным касанием губ уснувшего стала нежить,

но дрожью всей кожи он выдал мне вдруг, что в ложной затих он дреме,

и вмиг уничтожил мой стыд и испуг всем тем, чем на ложе можно.

38 Одним движением бровей я прежде гнев свой выражала,

стремясь простить тебя скорей, в улыбке открывала губы.

И что же? — стала я иной, когда любовь ушла из сердца:

ты на коленях предо мной, а гнев меня не покидает.

39 «О молчащая, смилуйся! Взгляни на молящего!

Никогда ты, о нежная, так сильно не гневалась!» —

он просил онемевшую, глаза опустившую,

на него не глядевшую, в слезах утопавшую.

40 Озноб ее кожу до боли обжег, объятием стиснуты груди,

любви изобильный живительный сок омыл ей нагие бедра.

«Довольно, о дерзкий… не будь так жесток…» — бессильно она лепечет.

То — явь?.. Или все — сновидений поток?.. Иль встреча души с душою?..

41 Одежд коснется муж — она лицо стыдливо опускает,

в объятьях он сожмет — она пугливо в сторону отпрянет,

услышит смех подруг — застынет вдруг и станет молчаливой;

терзает жгучий стыд супругу молодую после свадьбы.

43 Вся страсть его ушла; любимый, как чужой, проходит мимо;

бесценной я была, теперь я ничего уже не стою.

Я горю моему и днем и ночью предаюсь, подруга.

Не знаю, почему на сто частей не разорвется сердце!..

44 Им, встречу славящим, исплакавшим глаза в разлуке долгой,

таким заманчивым и благостным весь день казалось ложе,

но все же вечером не ласками супруги утешались,

а бесконечную и сладкую вели во тьме беседу.

50 «Скажи, почему ты тонка и бледна? Дрожишь и так слабо дышишь?

Быть может, больна? Ты белей полотна!» — пытает жену владыка.

«Моя худоба мне природой дана!» — худышка ему сказала

и — в страхе, что хлынет рыданий волна, — неслышно  ступая, вышла.

57 «Что значит, любимая, гневный твой взгляд?» — «О нет, я гляжу без гнева!»

«Мне больно… Не я ль пред тобой виноват?» — «Вины твоей нет, владыка».

«Так что ж ты рыдаешь все ночи подряд?» — «Кто видит мои рыданья?»

«Да я, твой любимый!» — «О, слов этих яд! Меня ты не любишь больше!»

69 Ты помнишь ли — давно у нас одно с тобою было сердце,

потом ты стал моим, а я возлюбленной твоею стала,

ты мой супруг сейчас, твоя супруга я — а дальше что же?

Тверда я, как алмаз, и радости мне больше не осталось… [192]В названной антологии это стихотворение приписано поэтессе по имени Бхавакадеви, о которой более ничего не известно.

70 «В тебе хитроумия нет и следа, уж слишком ты простодушна;

с возлюбленным будь то горда, то тверда!» — простушке молвит подруга.

«Молчи, а не то приключится беда! — подружке та отвечает.—

Владыка мой, в сердце живущий всегда, подслушать может беседу».

71 «Ты куда так поспешно идешь, крутобедрая?»

«Поспешаю к любимому ночью кромешною».

«А не страшно ль одной в это время полночное?»

«Мне защитою стрелы цветочные Ма́даны!» [193]Индийские комментаторы считают это стихотворение «подброшенным» в собрание Амару. Действительно, оно гораздо проще по своему строению, чем все прочие строфы.

73 «Пускай разгневается Мадана и разобьет мне сердце!

Клянусь, жестокого не надо мне, неверного и злого!» —

газелеокая со вздохами подруге говорила,

сама не ведая, что, сетуя, его искала взглядом.

74 «В сандаловой пудре жестка простыня, а тело твое так нежно!» —

сказал и на грудь свою жарче огня меня возложил он ловко,

и, губы кусая, лаская, дразня, ногами стянул одежду

и делать, хитрющий, заставил меня все то, что ему пристало.

76 Глаза проглядела, тоской изошла, ждала у дороги мужа;

когда ж опустилась вечерняя мгла и заволокла окрестность,

тихонечко к дому она побрела, и вдруг обернулась, вздрогнув,

и взглядом дорогу опять обвела: «Быть может, любимый близко…»

77 Пылая, суля наслаждений дары супругу после разлуки,

в покои вошла, где до поздней поры сновали слуги без дела,

и с криком: «Да здесь же полно мошкары!» — взмахнула шелковым сари

и, гибкая, жаждя любовной игры, она задула светильник.

81 Цветной узор со щек ладонями стираешь ты упрямо,

и не медвяный сок, а горечь источают эти губы,

и льется слез поток, и грудь твоя вздымается в рыданье —

как видно, ныне стал не я, а гнев твоим любимым.

85 Взирала, испуганно очи подняв и руки сложив смиренно,

держала владыку потом за рукав, колена обняв, молила,

когда же, ни просьбам, ни ласкам не вняв, надменный ее покинул,

она, вдруг желание жить потеряв, с потерей любви смирилась.

90 Огонь светильника, бессильная, она задуть пыталась,

бросала лилии, стыдливая, и с бедер пояс падал,

и, всхлипнув тоненько, ладонями глаза закрыла мужу,

а он с улыбкою на гибкую глядел, не отрываясь.

97 В единую твердую черную нить сводить я умею брови,

улыбку любви научилась таить и стыть, немея сурово,—

я все подготовила, чтобы сразить супруга притворным гневом,

но строгость сумею ли изобразить, одной лишь судьбе известно.

99 Он знает, что тысячи гор и озер легли между ним и милой,

что взор его, будь он хоть трижды остер, ее отыскать не сможет,

но все-таки, — разуму наперекор, — на цыпочки встав упрямо,

он смотрит и смотрит в упор — сквозь простор — туда, где она осталась.

101 Узлы на одежде моей разошлись, когда он к постели склонился,

Скользнул поясок развязавшийся вниз, и бедра мои обнажились.

А после, когда мы сплелись и слились, не помню, что было со мною —

где он, и где я, и куда мы неслись, и чем под конец наслаждались…

103 С той, что в небо уставилась очами печальными,

обнимала колени мне с протяжным рыданием —

«Мы с тобою расстанемся!» — твердя в исступлении,—

что в разлуке с ней станется, словами не выразить.

106 Она не противится, если рывком он платье с нее снимает,

не хмурит бровей, не сжимается в ком от дерзкой и грубой ласки

и словно бы тает, когда он силком ее заключит в объятья,—

вот так она, тешась над мужем тайком, свой гнев выражает тонко.

107 Цветами алыми, сандаловой осыпавшейся пудрой,

крупицей пурпура и бурыми — от бетеля — следами,

алоэ пятнами и смятыми полотнищами простынь

влюбленной женщины движения показывает ложе.

114 От него не отпрянула с живостью в сторону,

не казнила речами обидными, гневными,

лишь в молчанье смотрела в упор, без игривости,

изучающе — словно на гостя случайного.

133 Если мил тебе гнев, о моя бессердечная,

то тягаться мне нечего с этим возлюбленным,

но отдай мне обратно все ласки бессчетные,

не считая, объятья верни многократные.

146 Когда ко мне он подойдет, пускай в тот миг мой взор затмится,

пусть жалкий пояс упадет и на груди одежда лопнет,

но все равно — клянусь! — с изменником я говорить не стану;

лишь одного боюсь — что от молчанья разорвется сердце.

149 Ты — как незрячая, но прячется внимание за этим,

стоишь в безмолвии, но полные подрагивают губы,

ты в созерцании, но ранена ознобом жгучим кожа…

Твой гнев показан мне! Наказанный прощенья просит робко!

150 Как ночью, когда они наги, близки и в страсти своей бесстыдны,

им любо, смыкая объятий тиски, на ложе блаженства глянуть,—

так утром, при старших, всему вопреки, им, радостноглазым, любо

все вспомнить и глянуть друг другу в зрачки, где пляшут искорки смеха.

Кришна побеждает змея Калию. Иллюстрация к «Бхагавата-пуране». Миниатюра школы Кангра (Северная Индия), ок. 1800 г.

Бхартрихари

Из «Трехсот стихотворений»[194]Бхартрихари — Из «Трехсот стихотворений» — Подобно Амару, имя Бхартрихари окружено легендами, достоверность которых в лучшем случае сомнительна. В истории индийской литературы известен Бхартрихари, автор «Трехсот стихотворений», а также Бхартрихари, автор трактатов по философии грамматики, и среди исследователей ведутся споры о том, один ли это и тот же Бхартрихари или два разных человека с одинаковым именем. Датировка жизни Бхартрихари-поэта колеблется от IV–V до VII века. Как и в случае с Амару, есть веские причины полагать, что «Триста стихотворений Бхартрихари» — своеобразная антология, хотя, возможно, и выросшая из сборника произведений одного автора. Трехчастное деление сборника на «Сто стихотворений о мирской мудрости», «Сто стихотворений о любви» и «Сто стихотворений об отрешенности» связано с индийскими представлениями о четырех сферах и целях человеческой деятельности: «артхе» — практической выгоде, «дхарме» — общественном и религиозном долге (эти две сферы объединены в первой «Сотне стихотворений»), «каме» — сфере чувственных наслаждений и «мокше» — освобождении от пут бытия (ср. подобное трехчастное деление «Тирукурала»)… В XVII веке миссионер-кальвинист Абрахам Рогер перевел на голландский «Сто стихотворений о мирской мудрости» и «Сто стихотворений об отрешенности». Это был первый перевод с санскрита на европейский язык. С тех пор стихотворения Бхартрихари переводились в Европе неоднократно. В русском переводе столь значительное число стихотворений Бхартрихари публикуется впервые. В основу перевода положена одна из южноиндийских версий «Трехсот стихотворений Бхартрихари» с комментарием Рамачандры Будхендры (время жизни неизвестно), изданная Д.-Д. Косамби (Бомбей, 1957). Составитель приносит благодарность И. Д. Серебрякову за помощь в работе над этим и следующими разделами подборки.

Перевод Веры Потаповой

Из «Ста стихотворений о мирской мудрости»

* * *

Молчаньем в ученом собранье

Украшен глупец.

Невежеству эту завесу

Придумал Творец.

* * *

От пламени вода, от зноя тень —

Спасенье. Для слона имей стрекало,

Для мула — хворостину. От болезни

Целебная трава нам помогает,

Заклятье — от змеиного укуса.

На всякое зловредство — средство есть!

Зато дурак — из правила изъятье:

Бессильны тут и зелье и заклятье!

* * *

Глуп государь стороны, где пробавляются нищенством

Прославленные мудрецы!

Стройные их песнопенья, с шастрами [195] Шастры , — авторитетные сочинения на различные темы. в лучшем согласье,

Вязью словесной украшены.

Ревностным ученикам следует передавать

Их совершенные знанья.

Эти мужи святомудрые и без богатства достойны

Почестей самых высоких.

Если оценщик худой в камнях драгоценных ошибся

И ни во что их не ставит,

Нужно ль по этой причине порицать драгоценные камни

Или искать в них изъян?

* * *

Цари в своих поступках, вроде шлюх,

Впадают без конца в противоречье,

Мешая с правдой ложь, мягкосердечье —

С насильем, с мотовством — корысти дух

И с щедростью — порою показной —

Погоню за скудеющей казной.

* * *

Ни нагая земля для ночлега,

Ни нега роскошного ложа,

Ни скудость кореньев и трав,

Ни яств и приправ изобилье,

Ни великолепье шелков,

Ни отрепье, прикрывшее тело,

Не заставят с дороги свернуть

Отмеченных твердостью духа,

К благоизбранной цели идущих:

Нипочем им ни горе, ни радость!

* * *

Горшечнику подобно, злобный рок

Мою живую душу смял в комок,

Как глину, и швырнул рукой коварной

На колесо терзаний и тревог,

Крутя его быстрей, чем круг гончарный,

И мне суля превратностей поток.

* * *

Разумный, коль скоро нуждаешься ты в благостыне,

Воздай славословье одной милосердной богине.

Глупца в мудреца превратить, лиходея — в святого,

И недруга — другом она тебе сделать готова,

И тайное — явным, и яд халахала [196] Халахала — яд, возникший, когда бога и асуры пахтали мировой океан. — нектаром.

Стремясь к добродетели, время потратишь ты даром!

Из «Ста стихотворений о любви»

* * *

Вот он, стихотворцев произвол!

Женщины — неужто «слабый» пол,

Если мановением ресниц

Индру им дано повергнуть ниц?

* * *

В прическу воткнутый жасмин,

И нега уст полуоткрытых,

И тело, что умащено

Сандалом, смешанным с шафраном,

И нежный хмель ее груди —

Вот рай с усладами своими!

Все прочее — такая малость…

* * *

Корми лесных газелей побегами бамбука, [197] Корми лесных газелей побегами бамбука…  — В этом стихотворении выражена характерная для Бхартрихари мысль о двух равно достойных человека образах жизни: отрешенности от мира и полнокровном его приятии.

Травой священной «куша» [198] Куш, куша — священная трава, используемая индусами в различных религиозных ритуалах., что срезана под корень

Каменным ножом, иль угощай красавиц

Листьями бетеля, бледными, как щеки

Рослых шакских дев, [199] …бледными, как щеки… шакских дев…  — Шаки — племена (очевидно, иранского происхождения), пришедшие в Индию к началу нашей эры и постепенно ассимилировавшиеся. срезав эти листья

Ногтем, что отточен и натерт шафраном.

* * *

О дивнобедрых без лицеприятья

Вам, люди, говорю, и без пристрастья:

Всего на свете слаще их объятья.

Они — источник счастья и несчастья.

* * *

Кто сотворил устройство,

Что женщиной зовется,—

Смесь амриты и яда,

Для смертных — западню,

Ларец обманов, козней,

Дорогу в ад, преграду

Стремящемуся в рай,

Уловок сорняками

И тернием уверток

Засеянное поле,

Хранилище грехов,

Твердыню безрассудства,

Обитель своеволья,

Сомнений круговерть?

* * *

Зачем нам величать лицо — луной,

Иль парой синих лотосов — глаза,

Иль золота крупинками — частицы,

Из коих состоит живая плоть?

Лишь истину презревшие глупцы,

Поверив лживым бредням стихотворцев,

Телам прекрасных служат, состоящим

Из гладкой кожи, мяса и костей.

* * *

Чем красавицы взор, уязви меня лучше змея —

Проворная, зыбкая, в переливно-сверкающих

Упругих извивах, с глянцевитою кожей

Цвета синего лотоса. От укуса змеиного

Добрый целитель излечит,

Но травы и мантры [200] Мантра — священная формула, произносимая в ритуальных целях. бессильны

Против молнии дивных очей!

* * *

Уста гетеры, будь они прелестны,

Как полураспустившийся цветок,

Достойный муж не станет целовать,

Увидя в них вместилище слюны

Распутников и проходимцев, слуг,

Воров, лазутчиков и лицедеев.

Из «Описаний времен года»[201] Из «Описаний времен года» — В Индии шесть времен года: весна, лето (жаркий сезон), сезон муссонных дождей, ранняя осень, осень (или начало холодов) и холодный сезон (который лишь условно можно назвать зимой).

В самом разгаре весны

Томительно-сладостный голос

Подругу зовущего кокиля,

И ветры с вершины Малайя [202] Малайя — по традиционным индийским представлениям, гора на юге Индии (Западные Гаты); отличается обилием растущих на ней сандаловых деревьев, поэтому ветер, дующий с юга, напоен ароматом., что благоухают

Белым сандалом, растущим на этой горе,

Стали растравой тебе, разлученному с милой.

Не удивляйся: в несчастье

Амрита кажется ядом!

* * *

Восхитительны в месяце чайтра [203] Чайтра — месяц, соответствующий марту — апрелю.

Венки из цветов разновидных,

Нежные руки, подобные лунным лучам,

И возвышенное красноречье поэтов;

Оплетенная сетью лиан,

Веселящая душу беседка

И кокиля томный призыв,

Напевно звучащий в ушах;

Разделенное с милою ложе —

Неистощимый запас поцелуев и ласк!

* * *

Пламенеют бутоны маканды [204] Маканда — дерево, цветущее красными цветами.,

Словно жертва в огне разлуки

Странника с юной супругой.

Кокилей самки в лесу

Глядят на него с сожаленьем.

Уносит прочь напоенный

Сладострастным сандалом ветер

Ароматы пурпурной ло́дхры [205] Лодхра — дерево, цветущее красными цветами.,

Утоляющие усталость.

* * *

О дивнобедрые, ваш дух

Несокрушим до той поры,

Пока, сандала духом напоенный,

Не прилетит с горы Малайя ветер.

* * *

Когда наступает жара, девы с глазами газелей,

С влажно-душистыми, от умащенья сандалом, телами,

Благоуханье цветов, свежесть покоев, облитых водой,

Сиянье луны, ветерка дуновенье

И верхней террасы опрятность — возбуждают любовную страсть.

* * *

Венков благоуханье, прохлада опахал,

Сиянье ночи лунной,

Цветочная пыльца, усеявшая пруд,

Сандал для умащений,

Душистое вино, и легкие одежды,

И верхняя терраса, промытая до блеска,

И лотосы очей прекрасных — вот удел

Счастливцев жарким летом!

* * *

Как радует сердце прохлада

С грядой облаков ливненосных

И, льющим густой аромат,

Роскошным жасмином, чей куст

Внезапно расцвел, обернувшись

Внушающей пылкую страсть

Красавицей с грудью высокой.

* * *

Объяты одинаковым томленьем

Счастливый и отвергнутый любовник,

Когда в лесах звучат павлиньи крики,

Насыщен горный ветер ароматом

Цветов кадамбы [206] Кадамба — дерево, расцветающее в начале сезона дождей; при первых каплях дождя дерево кадамба как бы ощетинивается бутонами, и это обычно сравнивается с поднятием волосков на человеческом теле. и кутаджи [207] Кутаджа — род жасмина, цветет белыми пахучими цветами. пряной,

И молодой травой земля одета,

А небо — дождевыми облаками.

* * *

Над головой хмурые тучи нависли. [208] Над головой хмурые тучи нависли.  — Традиционная для индийской поэзии тема: страдания странника, разлученного с возлюбленной. К началу муссонных дождей путешествующие обычно возвращаются по домам.

Млея от страсти, пляшут павлины в горах.

Цветом опавшим деревья усеяли землю.

Странник, на чем ты остановишь свой взор?

Нечем тебе сердце свое успокоить!

* * *

Слепящих молний блеск,

Раскаты громовые.

К танцующим павлинам

Взывают нежно павы,

И кетака [209] Кетака — панданус, растение, цветущее душистыми цветами в период дождей. струит

Свое благоуханье.

Возможно ль дивноглазым,

Глядящим сквозь ресницы,

Разлуку пережить,

Когда весь мир охвачен

Любовной лихорадкой?

* * *

Когда низвергается ливень

Из туч, горделиво грохочущих,

Когда в черноте непроглядной

Сверкнет златозарная молния,

Пронзают блаженство и страх

Сердца́ своевольных красавиц,

Во мраке спешащих к любовнику.

* * *

Ливни мешают уходу любимой.

Чем холодней, тем объятья теснее!

Ветер, несущий дожди и туманы,

Свежесть сулит изнемогшим от ласк.

Эти счастливцы, в объятьях возлюбленной,

Дни бесконечных дождей превращают

В дни бесконечных услад.

* * *

Когда, под осенней луной,

На верхней террасе дома

Пройдет в наслажденьях любовных

Половина пленительной ночи,—

Тот, кто, охваченный жаждой,

Не пьет из лианоподобной,

Прохладной руки подруги,

Изнемогшей от пылких услад,

Воду, в которой дробится

Сиянье ночного светила,—

Тот неудачник, друзья!

* * *

Белоснежный, прекраснодушистый,

Распустился жасмин, и нектаром

Упиваются жадные пчелы.

Если, страсти огонь разжигая,

Дивноокая, хоть на мгновенье,

Не обнимет хозяина дома,

Осененного ма́ндарой красной,

От студеного ветра дрожащей,

Будет зимняя ночь для него

Нескончаемо тягостной, длинной,

Как великого Ямы [210] Яма — бог смерти. дворец.

* * *

Опрятный дом, что блещет чистотой,

Златосиянный месяц в небесах

И лотос дивного лица любимой,

Сандал благоуханный, изобилье

Венков, приятных сердцу и очам,—

Всё обжигает пламенем соблазна

Мужей, обуреваемых страстями,

Но не того, кто бренный мир отверг.

* * *

С ухватками наглого виты [211] Вита — шут.

Неистовый ветер зимой

Красавицам щеки целует.

То, свистнув, размечет прическу,

Закроет кудрями лицо,

То сдернет с грудей покрывало,

Пушок поднимая на коже

Озябшей испуганной девы,

То юбку с бегущей сорвет,

Заставив дрожать пышнобедрую.

* * *

Он ей растреплет волосы, заставит

Прикрыть глаза, как бы в порыве страсти;

Сорвет с нее одежды силой, так,

Что волоски поднимутся на коже;

Ее походку сделает неверной,

А пылкое дыханье — участиться

Принудит, поцелуями своими

Пронизывая губы до зубов.

Не так ли каждой женщине — супруга

Изображает буйный зимний ветер?

Из «Ста стихотворений об отрешенности»

* * *

Не насладились мы желанным наслажденьем —

Желанье наслажденья нас пожрало.

Не истязали мы подвижничеством плоть —

Подвижничество истязало нас.

Не мы беспечно проводили время,

Но время нас, беспечных, провело!

Желанья наши не увяли,

Но из-за них увяли мы!

* * *

Я в суетной жизни с опаской великим дивлюсь добродетелям,

Приносящим великие блага своим добросклонным владетелям,

Оттого, что великие блага, уподобясь великим врагам,

Великими путами вяжут их по рукам и ногам.

* * *

В каждом лесу плодоносных деревьев обилье.

В реках священных вдоволь прохладной воды.

Всюду найдется мягкое ложе из листьев.

Трудно понять, зачем обездоленным людям

Горькие муки терпеть у дверей богача?

* * *

Душевного довольства неистощима радость,

И ненасытна алчность взыскующих богатства.

Зачем же сотворил создатель гору Ме́ру,

Вместилище сокровищ, вобравшее в себя

Все злато трех миров? Не по нутру мне это!

* * *

Тигрицу, что зовется старостью,

Не в силах мы преобороть.

И, недругам подобно, с яростью

Болезни ранят нашу плоть.

И жизнь уходит нечувствительно,

Как из горшка худого — влага,

А люди — вот что удивительно! —

Охотней зло творят, чем благо.

* * *

Твое величье славлю, Время!

По изволенью твоему, ушли в страну воспоминаний

Блистающий столичный град, и царь могучий, и вельможи,—

Владетели земель обширных, — совета мудрые мужи

И сонмы луноликих дев, кичливые князья, поэты

И выспренние славословья.

* * *

В обиталище целого рода

Одинокий остался жилец.

Опустели дома, где семьи

Разрослись от единого корня.

День да Ночь, две кости игральных,

Забавляясь, бросает Время.

Наше племя людское — пешки

Перед ним на игральной доске.

* * *

Рассветы и закаты уносят нашу жизнь!

Благодаря тревогам и бремени забот

Бег времени для нас почти неощутим.

Без страха созерцает рожденье, старость, смерть,

Хмель заблужденья пьющий, безумный этот мир!

Из «Разговоров подвижника и царя»

* * *

Из шелка тебе одеяние любо,

А я утешаюсь одеждой из луба.

С богатым сравняется нищий бездольный,

Когда одинаково оба довольны.

Но если желанья твои безграничны,

Тогда ты и вправду бедняк горемычный.

* * *

Кто я — льстец иль певец, лизоблюд или шут, лицедей

Иль красотка, что гнется под тяжестью пышных грудей?

Не наушнику, не штукарю,—

Для чего мне стучаться к царю?

* * *

Этот мир, издревле благодатный,

Правосудными царями создан.

Вслед за тем, он стал добычей ратной

И, как сено лошадям, был роздан.

Отчего цари полны гордыни,

Отчего их распирает чванство

Там, где царства целого пространство

Две деревни составляют ныне?

* * *

Пылинка мирозданья,—

Кусок ничтожный глины, водою окруженный,—

Причина сотен распрей и войн между царями!

Какого блага ждать от этих нищих духом?

Плюю на них! Плюю и на того, кто грош

Возьмет из царских рук!

* * *

Кто может избежать предначертаний?

Угомонись, безумная душа!

Зачем тебе скитаться, неприкаянной?

Не вспоминай несбывшихся мечтаний!

Грядущее провидеть не спеша,

Ты наслаждайся радостью нечаянной.

* * *

Душа, ни на миг не вверяйся той шлюхе Удаче,

Что пляшет послушно по манию царских бровей:

Сбирать подаянье пойдем по дворам Варанаси.

Да будут ладони нам чашей, отрепья — бронёй.

* * *

Проседь в кудрях у мужчины — красавиц природу

Столь оскорбляет, что, не расставляя сетей,

Девы обходят его, как собранье костей

Или колодец, где ча́ндалы [212] Чандалы — одна из каст неприкасаемых. черпают воду.

Из антологий разных веков[213]«Из антологий разных веков» — Приводимые здесь стихотворения взяты в основном из антологии «Субхашита-ратнакоша» («Сокровищница прекрасных речений»), изданной впервые Д.-Д. Косамби и В.-В. Гокхале в «Гарвардской восточной серии» (т. 42. Кембридж, Масс, 1957). Д. Инголлс опубликовал полный английский перевод «Субхашита-ратна-коша» («Гарвардская восточная серия», т. 44. Кембридж, Масс, 1965). Д.-Д. Косамби установил, что эта антология была составлена в первой половине XII века неким Видьякарой, ученым-монахом буддистского монастыря Джагаддала в Восточной Бенгалии (на территории нынешней Бангладеш). Несколько стихотворений в этой подборке взято из других, более поздних, санскритских антологий. Распределение по тематическим рубрикам принадлежит составителю, однако выдержано в духе индийских традиций. Значительная часть «антологических» стихотворений анонимна; во многих случаях указаны имена авторов, о которых более ничего не известно; нередко разные антологии расходятся в атрибуции одного и того же стихотворения. Наконец, если автором данного стихотворения назван, например, Бхавабхути, то у нас, разумеется, все же нет полной гарантии, что стихотворение принадлежит знаменитому драматургу VIII века, а не какому-либо другому поэту с тем же или другим именем. Перевод публикуется впервые.

Перевод Веры Потаповой

Неизвестные поэты

* * *

Брахман огню поклоняется,

Прочие касты — властителю,

Мужу — достойные женщины,

Гостю — хозяева дома.

* * *

Книга, жена или ссуда.

Уйдет безвозвратно: тем лучше!

Худо, когда возвратится —

Рваной, запятнанной

Либо уменьшенной вдвое.

* * *

Сгодится и трухлявый ствол;

Родит земля бесплодная.

Но царь, утративший престол,—

Вещь никуда не годная!

* * *

Порой не доверяет близким людям

То сердце, что однажды ранил мир.

Зачем, как малое дитя, мы будем,

На молоке обжегшись, дуть на сыр?

Чанакья [214] Чанакья — еще одно имя-символ в индийской литературе; легендарный министр царя Чандрагупты Маурья, современника Александра Македонского. Ему приписывается трактат о науке государственного управления — «Артха-шастра», а также многочисленные стихотворные афоризмы.

* * *

Истощают мужчину странствия,

Отсутствие ласки — женщину.

Размывают гору дожди,

Разъедают ум униженья.

Равигупта [215] Равигупта — автор-буддист неизвестного времени.

* * *

Недостижимого жаждет вдвойне

Либо глупец немудрящий,

Либо ребенок, ручонкой в волне

Сиянье луны ловящий.

Неизвестные поэты

* * *

В храмовом дворе живущий бык

Тяжести возить не приобык.

В плуг не запряжешь его подавно.

«Что же он умеет?»

«Жрет исправно!»

* * *

Ашока, манго, бакула [216] Бакула — дерево с ароматными цветами., пахучий

Жасмин претят пчеле!

Она глупа:

Облюбовав себе сафлор колючий,

Не уберечься от его шипа!

* * *

Черным-черна, однажды затесалась

Ворона между черными дроздами.

Ее никто не распознал бы в стае,

Сумей она попридержать язык!

* * *

Что занесло тебя в наш край, фламинго?

Не ты ль твердил, что местным журавлям

Твое названье удалось присвоить?

Вернись домой, покуда здешний дурень

Тебя наречь не вздумал журавлем!

* * *

Златокузнец! Ты из чистого золота

Серьги в селенье принес для продажи.

Разве не знаешь? У здешнего старосты

Мочки ушей не проколоты даже!

* * *

Не прав океан, оставляя

Блистающий жемчуг на дне,

А морскую траву вознося

На гребень высокой волны!

И все-таки жемчуг — есть жемчуг,

Трава остается травой.

Джаганнатха [217] Джаганнатха — автор XVII в.

* * *

Растут при дороге деревья тенистые,

Нам отдых сулящие.

Но редкое дерево вспомнится путнику,

Дошедшему до дому.

Неизвестные поэты

* * *

«Монах-прощелыга! Ты падок до рыбного блюда?»

«За винною чашей и рыбы отведать не худо!»

«Ты пьешь?» — «Как не пить, непотребную встретив красотку?»

«Распутник! Небось ростовщик тебя держит за глотку?»

«Коль скоро добром у него я не выпрошу ссуду —

Тайник проломлю, а желанные деньги добуду!»

«Ты вор и заядлый, должно быть, игрок, по приметам?»

«Нельзя мне иначе: я нищенства связан обетом!»

* * *

Я обвалял их в мокром тмине [218] Я обвалял их в мокром тмине…  — По мнению Д. Инголлса, это монолог шута-обжоры из какой-то не дошедшей до нас санскритской пьесы.

И в горке молотого перца,

Чтобы приправа глотку жгла,

Чтоб от нее коснел язык.

Я, маслом их полив на славу,

Не мешкал с трапезой, не мылся:

Едва обжарив яство, стоя,

Я рыбиц «койи» пожирал.

* * *

Раскрыл над головою брахмачарин

Донельзя рваный зонтик; все пожитки

Прикручены веревкой к пояснице,

И несколько священных листьев бильвы [219] Бильва — дерево из семейства цитрусовых.

Торчат в пучке волос, худая шея

От ветра зябнет, а желудок тощий

Дрожит, пугаясь впалости своей.

Так юноша, ходьбою утомлен,

Превозмогая ноющую боль

В ногах, бредет порой вечерней к дому

Наставника — дрова ему колоть.

Неизвестные поэты

* * *

Что́ в сердца своего табличку

Я вписывал — судьба в привычку

Взяла стирать своей рукой.

Так было с каждою строкой!

Но воск от этой благостыни

Стал тонким. Он лежит, сквозя.

И ни строки надежды ныне

На нем запечатлеть нельзя.

* * *

Я не ношу браслета золотого,

Что блещет, как осенняя луна;

Я не вкусил стыдливой неги уст

Невесты юной; ни перо, ни меч

Не заслужили мне бессмертной славы.

Я время расточаю в школе ветхой,

Уча лукавых, наглых мальчуганов.

Дандин [220] Дандин — писатель и теоретик литературы (ок. VII в.).

* * *

Богатым не стал я,

Ученым не стал я,

Заслуги святой не обрел я,

И время мое истекло.

Неизвестный поэт

* * *

Детишки — мертвецы живые,

Укоры едкие родни,

Кувшин, залепленный смолой,—

Терзают меньше, чем улыбка

И взгляд язвительный соседки,

Когда жена к ней каждый день

Заходит попросить иглу,

Чтоб залатать свои отрепья.

Йогешвара [221] Йогешвара (как и Абхинанда и Шатананда ) — вероятно, придворный поэт раджей из бенгальской династии Палов, предположительно относимый к IX в.

* * *

Из ячменя размокшие лепешки

Сушить, ребят ревущих унимать,

Вычерпывать горшком разбитым воду,

Солому для спанья беречь от ливня,

Дырявое лукошко нахлобучив

На голову, в лачуге обветшалой

Доводится супруге бедняка.

Неизвестный поэт

* * *

«Поди сюда, мой маленький, не плачь,

На разодетых мальчуганов глядя.

Когда отец вернется, он тебе

Подарит ожерелье и обновы».

Услышав это, горемычный странник,

Стоящий за стеной, уходит прочь,

И слезы льются по его лицу.

Вира

* * *

Заплату на заплату класть —

Непревзойденное искусство

И пригоршню еды делить —

Непостижимое уменье,—

Мне суждены; ведь я — жена!

Неизвестные поэты

* * *

Отец и сын схватили за рога,

А мать — за хвост, родители отцовы

Уперлись в ребра, а сноха — в подгрудок.

Ребята с плачем за ноги взялись.

Одно у них богатство — дряхлый вол,

Что издыхает, лежа на земле.

И всем семейством, проливая слезы,

Они его стараются поднять.

* * *

«Золотой водой польешь тыквенную плеть —

Будут у тебя плоды непрестанно зреть».

С радостью поверил я слову доброхота.

Тыкву круглый год иметь каждому охота.

Я просил, и наконец мне богач один

Нацедил чуть-чуть воды золотой в кувшин.

Я пришел домой, и глядь — нет ее в помине:

Просочилась по пути сквозь трещину в кувшине!

* * *

Бренное тело твое развалилось бы сразу, бедняк,

Если б веревки мечтаний не стягивали твой костяк!

Раджашекхара [222] Раджашекхара — плодовитый автор IX–X вв.

* * *

Ты ноги дал, чтоб ныли от ходьбы,

И голос, чтоб вымаливать подачки.

Ты дал жену, чтоб от меня ушла,

И тело, чтоб дряхлело с каждым днем.

Я знаю, ты лишен стыда, создатель,

Хоть бы устал дарить, щедроподатель!

Из «Описаний времен года»

Нараяналаччхи [223] Нараяналаччхи — Слово представляет собой пракритскую форму санскритского «Нараяна-Лакшми», то есть «Вишну и Лакшми». Об авторе с таким именем ничего не известно. Может быть, это вообще не имя автора, а название какого-то произведения о любви Вишну и Лакшми.

* * *

Вишну и Лакшми объятья разорвало горячее лето.

Божественных клонит ко сну, оттого, что валы океана

Качают плавучий дворец, где влага струится со стен,

Изнутри охлаждая покои.

Свирепые солнца лучи! По милости вашей луна,

Лишенная чудного блеска, сегодня печется, как блин.

Докрасна вы раскалили небесную сковороду!

Йогешвара

* * *

Воду пру́да нагревает зной

Сверху, а внизу — холодный слой.

Если водоемы су́хи всюду,

Путники приходят в полдень к пру́ду.

Буйволы грязнят его: скотине

Отдыхать привольно в склизкой тине.

Но, руками разгоняя муть,

Люди пьют, войдя в него по грудь.

Неизвестный поэт

* * *

Когда развертывают купы ке́так

Блестящие зеленые листы,

Свисают кисточки соцветий с веток,—

Точь-в-точь ягнячьи белые хвосты!

Билхана [224] Билхана — поэт XI в.

* * *

О дивнобедрая! Стрелы Ананги [225] Ананга («Бестелесный») — одно из имен бога любви Камадевы.

Время дождей закаляет усердно,

Словно железные стрелы — кузнец.

Разве не видишь? В угольных тучах

Перебегают молний огни!

Неизвестный поэт

* * *

Кто смел перечить Камадеве?

Любимому вернуться к деве

Велят немедля гневные уста.

Ослушник — путник беспечальный,

Что в клетке заключен хрустальной

Из струй, сбегающих с его зонта.

Йогешвара

* * *

Пока слетает с уст хоть слово,

Пока стремится сердце выжить

И страннику послушны ноги,—

Хранит он слабую надежду,

До той поры, когда очам

Откроются предгорья Виндхьи [226] Виндхья — горная цепь к югу от долины Ганга.,

Красуясь мокрыми от ливня

Кадамбами в густом цвету,

И тучи, черные, как змеи,

Сменившие недавно кожу.

Йогешвара

* * *

Огромная туча-кошка

Огненным языком

Лакает лунные сливки

Из кастрюли ночных небес.

Вишакхадатта [227] Вишакхадатта — драматург (см.: Вишакхадатта. Мудраракшаса, или Перстень Ракшасы. Перевод с санскрита В. Г. Эрмана. М.—Л., 1959).

* * *

Небеса в покое нарастающем

Кажутся божественными водами,

Что текут беззвучно в вышине,

С отмелями белых облаков,

С криками летящих журавлей,

С лотосами-звездами в ночи.

Абхинанда

* * *

Раздавленный повозками тростник

Обрызгал соком сладким колею,

Что пыль шафранную несет, как стяг.

Слетелись попугаи на ячмень,

Колосья полновесные склонивший.

От рисового поля — к водоему

Проплыли вдоль канавы пескари.

Пастух прилег на отмели, где тело

Приятно охлаждает ил речной.

Мадхушила

* * *

Меж грудей, подобно снизкам жемчуга,

Матово мерцают стебли лотосов.

Около ушей свисают лилии —

Двум серьгам затейливым замена.

А пробор проложен не рубинами,—

Бандхудживы рдяными цветами.

Сколько драгоценностей

Время урожая

Подарило девочке,

Стерегущей рис!

Вачаспати

* * *

Вздрагивают веточки горчицы,

Отягченной острыми стручками.

Под ююбой стоя, без труда

Дети рвут плоды с ветвей склоненных.

Зрелый сахарный тростник из листьев

Выпростал коленчатые стебли

И, ручным давилом пригнетен,

В изобилье брызжет сладким соком.

Саварни

* * *

Гу́нджи [228] Гунджа — вьющееся растение, на котором созревают красные ягоды. созревшей растрескался плод,

И обнаружились красные зерна,

Схожие с глазом влюбленной кукушки.

Эти пурпурные зерна — единственный

След бытия плодоносной лозы.

В листьях, в побегах — она уничтожится:

Смертная стужа сожжет их дотла.

Йогешвара

* * *

Поля сухие, где созрел кунжут,

Прельщают голубей. Цветы горчицы,

Приобретя коричневый оттенок,

Сменяются стручками. Коноплю

Раскидывает ветер, что сечет,

Вгоняя в дрожь, крупою снежной тело,

И путники, вступая в перебранку,

Теснятся у общинного огня.

* * *

Тепло соломы вихрем ледяным

Уносится. Крестьяне то и дело,

Огонь угасший силясь пробудить,

Мешают хворостинами в костре.

Пахучий дым курится над половой

Горчичной. Треск и шорох шелухи

Сопутствуют благоуханью,

Разлитому над зимним током.

Неизвестные поэты

* * *

Прекрасна ночь, когда сверкает месяц.

Хвала тебе, колеблющий волну!

О месяц! Разве не в твое сиянье

Невидимой рукой закинут мир,

Вместивший страны света целиком,

С грядами гор и водами речными?

* * *

Сперва он отливал густым багрянцем,

Под стать китайской розе, а потом

Медово-красным сделался, как щеки

Гречанки юной, выпившей вина,

Но просветлел, как зеркало златое,

И, словно белый та́гары [229] Тагара — растение с крупными белыми цветами. цветок,

Теперь блестит на небе диск луны.

Мурари [230] Мурари — поэт, относимый к IX–X вв.

* * *

В ночи небесную стреху́

Термиты тьмы проели,

И видно звездную труху,

Что сыплется сквозь щели.

* * *

Та — вверх, та — вниз, — весов метнулись чаши:

Твое лицо — луны взошедшей краше!

Но звезды вышли на простор небес

Веем сонмом, подчинясь ее главенству —

Помочь холодному несовершенству

Создать красе твоей противовес.

Раджашекхара

* * *

В твоем присутствии — луну взошедшую не славят.

Где кожа светится твоя — там злата в грош не ставят.

При виде глаз твоих поблек цветок на глади зыбкой.

Сравнится ль амрита с твоей блистающей улыбкой?

Мы осмеяли Камы лук, твоей любуясь бровью.

Припомним истину одну, отринув многословье:

Создатель дивного творенья терпеть не может повторенья!

Неизвестные поэты

* * *

«Ножами я был изрезан,

камнями расплющен я был.

В огне меня жгли, топили

в воде, охлаждая мой пыл.

За эти заслуги — блаженство,

на бедрах прекрасной покоясь,

Обрел я!» — звенит бубенцами

на ней златокованый пояс.

* * *

Лицо — луна,

Рука — лилея,

Речь — амрита,

Уста — живая роза,

Сердце — камень.

Бхавабхути [231] Бхавабхути — знаменитый драматург VIII в. (см. том БВЛ «Классическая драма Востока»).

* * *

Живет в моем сознанье образ твой,

Как будто вплавлен он или оттиснут,

Как будто кистью вписан иль изваян,

Вдолблен, иль врезан, или врублен,

Иль вставлен, как алмаз в оправу,

Иль пригвожден, по воле Камы,

Божественными стрелами пятью;

Как будто крепко-накрепко вплетен

Он в нескончаемые нити мыслей.

Дхармакирти [232] Дхармакирти — поэт, отождествляемый исследователями со знаменитым буддистским философом VII в. (см. прим. к стихотворению Амару, 34).

* * *

Любимый ушел, мое сердце ушло,

И сон мой ушел, и мой разум.

Бесстыдная жизнь! Отчего, мне назло,

И ты не ушла с ними разом?

Чакра

* * *

Ложе из листьев, сочащихся а́мритой,

Сорванных с древа в небесном саду,

Вместо подушки — луну в изголовье

Дай мне, подруга! Всю ночь Камадева

Жжет мое тело свирепым огнем.

Сердца светильник, зачем подливаешь

Масла в растущее пламя любви?

Соннока [233] Соннока — Об этом поэте известно лишь то, что он был поклонником бога Вишну.

* * *

Твой милый — повеса, а ты, простодушная, вверилась

Слащавым ухваткам и вкрадчивой этой учтивости!

В глаза тебе разве не бросился пурпурный знак

На правой щеке у него, как от красной смолы?

Вчерашние шашни оставили эту отметину!

Видья [234] Видья — поэтесса, жившая, по-видимому, в Южной Индии между VII и IX вв.

* * *

О добрая жена соседа! [235] О добрая жена соседа!..  — Женщина, якобы намереваясь набрать воды из реки, идет на свидание с любовником. Согласно поэтическому канону, любовники во время объятий оставляют на груди возлюбленных царапины. Хала (39) «Рождение Кумары», III, 29.

За домом пригляди минутку.

Воды колодезной, безвкусной,

Отец ребенка пить не станет.

Спущусь, — хоть я одна, — к реке,

Под сень тамалов [236] Тамала — дерево с темной корой, растущее по берегам рек., где темно

И столь густые тростники, что стебли

Колючие царапают мне грудь.

Неизвестные поэты

* * *

На сотом поцелуе, на тысячном объятье

Прервали, чтобы снова начать свое занятье!

Не бойтесь, в этом деле судьи строгие,—

И те не усмотрели б тавтологии!

* * *

Природа сама разожжет и вскормит любовное пламя.

Зачем же мы пагубу терпим, внимая худым стихотворцам,

Что так раздувают, без ну́жды, свою никудышную страсть

В своих никудышных стихах?

Джаядева

Гита-Говинда[237]Джаядева — «Гита-говинда» — Вишнуиты Северной Индии сохранили о Джаядеве много легенд, но достоверным можно считать лишь то, что Джаядева творил в конце XII века в Бенгалии, в годы правления раджи Лакшманасены, и был, видимо, придворным поэтом этого раджи. «Гита-говинда» («Воспетый пастух» или «Песнь о пастухе») — одно из наиболее изощренных и наиболее загадочных произведений санскритской поэзии. Говинда («Пастух») — одно из имен Кришны. В этой поэме повествуется о любви Кришны и пастушки Радхи. Уже в «Махабхарате» Кришна выступает как божественный персонаж, аватара (воплощение) бога Вишну. Но в эпосе Кришна — прежде всего политик и воин. В последующей литературе, особенно в «Бхагавата-пуране», получает развитие образ Кришны-ребенка и Кришны-юноши, возлюбленного пастушек Браджа. В «Бхагавата-пуране» пастушки — это символы человеческих душ, стремящихся к Кришне-Абсолюту. Джаядева чуть ли не первый выделил одну из пастушек, Радху, и сделал ее главной возлюбленной Кришны. И для Джаядевы, несомненно, Кришна — бог, а Радха — сопричастная ему душа. Однако любовь Радхи и Кришны в «Гита-говинде» не просто стремление души к божеству, но сложный комплекс их отношений, слагающийся из взаимных влечений, отвращений и конфликтов. Кришна и Радха у Джаядевы выступают как бы «на равных», и, очевидно, оба наделены божественной природой, будучи воплощениями божественных супругов, Вишну и Лакшми (см. прим. к первой строфе). Нам, впрочем, неизвестно, какую именно теологическую концепцию имел в виду поэт. Первые европейские переводчики «Гита-говинды» считали, что Кришна символизирует в поэме мятущуюся человеческую душу, а Радха — высшее божество, но такая интерпретация, подсказанная европейскими параллелями, не имеет никакой опоры в индийской традиции. В Индии «Гита-говинда» пользовалась огромной популярностью. Первый перевод ее на английский язык (У. Джоунза, конец XVIII в.) вызвал восторженный отклик Гете, который высказывал желание перевести поэму на немецкий. Впоследствии «Гита-говинда» не раз переводилась на основные европейские языки. В русском переводе публикуется впервые. «Гита-говинда» состоит из двенадцати частей, посвященных различным эпизодам во взаимоотношениях Радхи и Кришны. Здесь приводится целиком перевод первой части поэмы. Научного, критического издания текста «Гита-говинды» не существует, поэтому в основу перевода положено несколько индийских изданий с санскритскими комментариями.

Перевод В. Микушевича

Часть 1. Радостный Дамо́дара[238] Дамодара — одно из имен Кришны.

1 «Небо в тучах, там тени, там тьма, вдоль тропинок деревья тама́ла. [242]Вступительное благословение. Имеется в виду эпизод, описанный в «Брахмавайварта-пуране», где Радха провозглашена воплощением Лакшми. Однажды Нанда пас скот в лесу, и при нем был младенец Кришна, который решил лишний раз напомнить приемному отцу о своей божественной природе. Он нагнал на небо тучи, устроил грозу, распугал скот, а сам для пущего правдоподобия заплакал и прижался к Нанде. Тот был в отчаянии — и вдруг увидел Радху, неизвестно откуда появившуюся. В этот миг Нанда вспомнил, что Кришна — это Вишну, а Радха — Лакшми, и вручил ей бога-младенца. Упоминание «тайных» (любовных?) игр Радхи и Кришны, только что бывшего боязливым ребенком, можно, с одной стороны, понимать в связи с условностью и легкой изменяемостью любых форм Кришны-Вишну, а с другой стороны — как предвосхищение последующих сцен поэмы. Индийские комментаторы отмечают, что в этой первой строфе должным образом дано указание на содержание всего произведения.

Ты во мраке домой через лес проводи боязливого, Ра́дха!»

Так направленным На́ндою в путь и над Я́муной в кущах укромных

Забавлявшимся тайной игрой слава Радхе и Ма́дхаве [239] Мадхава — одно из имен Кришны. слава!

2 В обиталище духа воспевший Сара́свати,

Воспевая стопы несравненной Падма́вати [240] Падмавати — одно из имен Лакшми.,

Игры Шри [241] Шри — одно из имен Лакшми, богини счастья; это же слово прибавляется к именам богов, почитаемых людей и текстов и в таком случае может быть переведено как «Благословенный» (например, Шри Кришна, Шри Бхагавата-пурана и т. д.). Васудевы [243] Васудева — одно из имен Кришны. воспеть вознамерился

Джаядева, который стихами прославился.

3 Кришне великому верный и преданный,

Играми Кришны в душе зачарованный,

Слушай, взволнованный, слушай, внимательный,

Стих Джаядевы торжественно-сладостный.

4 Звук со смыслом в стихе сочетать одному Джаядеве под силу.

В сложном Ша́рана понаторел, и в глаголах — Умапатидхара.

Искушенный в любовных стихах, превосходит Гова́рдхана присных.

Все, что нужно, уловит на слух царь поэтов, разборчивый Дхо́я. [244]Джаядева называет здесь, кроме себя, поэтов, очевидно, его современников. Похвалы им двусмысленны и содержат скрытые издевки.

Песня 1. Гимн десяти авата́рам[245]В индусской мифологии постепенно сложились представления о различных аватарах (воплощениях) бога Вишну. Число их варьируется от текста к тексту, но наибольшее распространение получил список из десяти аватар, которому в целом следует и Джаядева в этом гимне, уделяя каждой по строфе. Рыба . — Во время потопа Вишну в облике рыбы спасает Веду и возвращает ее Брахме. Черепаха . — Джаядева здесь следует варианту мифа, согласно которому Вишну в облике черепахи служит опорой мироздания. Вепрь . — Демон Хираньякша спрятал землю на дне океана. Вишну в облике вепря поднял землю, поддев ее на клыки. Человеко-лев . — В этом облике Вишну убил демона Хираньякашипу, неуязвимого для богов, людей и зверей. Карлик . — В этом облике Вишну отнял власть над тремя мирами у царя Бали, который согласился отдать карлику столько пространства, сколько он покроет тремя шагами. Парашурама («Рама с секирой»). — В этом воплощении Вишну истребил кшатриев, притеснявших высшую варну — брахманов. Рама (герой «Рамаяны»). Вишну в этом своем воплощении победил десятиголового демона Равану. Обычно восьмой аватарой выступает Кришна, но здесь Джаядева говорит о его брате Балараме (Баладеве), видимо, потому, что в «Гита-говинде» сам Кришна выступает не как аватара, то есть частичное проявление божества, а как полное воплощение, целиком тождественное Вишну. Баларама был вооружен плугом и одет в синие одежды. Однажды он позвал к себе воды Ямуны, но река отказалась выполнить его просьбу. Тогда Баларама плугом прорыл новое русло, по которому испуганной реке пришлось притечь к нему. Будда — основатель буддизма, среди прочего отрицавший жертвоприношения, предписанные ведами, и призывавший к состраданию всем живым существам. Позднее включен в индусский пантеон в качестве аватары Вишну. Калки — воин с мечом на белом коне. В этом облике Вишну должен появиться в конце мирового цикла, чтобы поразить зло.

Во время потопа хранящий великую Ве́ду,

Божественный челн, приносящий победу,

Ке́шава дивный в образе рыбы,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Опора вселенной, которой не видно предела,

Устой вековой, чья спина затвердела,

Кешава [246] Кешава («Благоволосый») — Одно из имен Кришны и Вишну. в образе черепахи,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Как месяц, который увенчан громадою темной,

Твой клык, отягченный землею огромной,

Кешава дивный в образе вепря,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Рука твоя — лотос, но лотос, который пронзает

И в битве врага беспощадно терзает.

Кешава в образе льва-человека,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Великого Ба́ли тремя обманувший шагами,

Целебные воды проливший над нами,

Кешава дивный в образе карлы,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Ты, грешною кровью свой праведный гнев утоливший,

Таким омовеньем грехи удаливший,

Кешава в образе Парашура́мы,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Коронами стороны света почтил ты, великий.

Тобою повержен был десятиликий,

Кешава дивный в образе Рамы,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Как туча вдали, грозовая, просторная, в синем,

Как Ямуна, плугу покорная, в синем,

Кешава в образе воина с плугом,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Не рад заповеданным жертвам, ты всем сострадаешь,

Не только убийство, убой осуждаешь,

Кешава дивный в образе Будды,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Твой меч поражает неверных, сверкая кометой.

Живых ужасает он грозной приметой,

Кешава дивный в образе Калки,—

Слава, Вседержитель, тебе!

Внемли Джаядеве, постигший благие реченья!

Целительный стих преисполнен значенья.

Кешава! Ты в десяти проявленьях,—

Слава, Вседержитель, тебе!

* * *

5 Веды вечно хранящий, устой настоящий, миры выносящий, [247]Резюмирует предшествующий гимн, называя в том же порядке все аватары Вишну.

Супостату грозящий, владыку дразнящий, надменных разящий,

Ненавистному мстящий, оратай блестящий, за жертву молящий,

Нечестивых казнящий, себя в десяти находящий, — прославлен!

Песня 2. Гимн Вишну

В Лакшми влюбленный и упоенный,

Сладостный нашей мольбе,

Благоуханный, цветами венчанный,—

Слава, слава, Боже, тебе!

Ласков и страшен, солнцем украшен, [248] …солнцем украшен…  — Первоначально Вишну был солнечным божеством.

Сладостный нашей мольбе,

Лебедь верховный в жизни духовной [249] Лебедь верховный в жизни духовной…  — В ор. — непереводимая игра слов, смысл которой в том, что Вишну столь же вечно и неизменно пребывает в человеческом духе («манас»), как благородный гусь — в священном озере Манаса в Гималаях.,—

Слава, слава, Боже, тебе!

Сразил ты змея [250] Сразил ты змея…  — Имеется в виду змей Калия, убитый Кришной (см. соответствующую иллюстрацию)., счастьем владея,

Сладостный нашей мольбе,

Ты вместо восхода для царского рода,—

Слава, слава, Боже, тебе!

Летаешь ты всюду, воссев на Гаруду [251] Гаруда — мифическая птица, на которой ездит Вишну.,

Сладостный нашей мольбе,

Богам отраден, к врагам беспощаден,—

Слава, слава, Боже, тебе!

Лотос пречистый, светоч лучистый,

Сладостный нашей мольбе,

Мир порождаешь и освобождаешь,—

Слава, слава, Боже, тебе!

Сите [252] Сита — дочь царя Джанаки, супруга Рамы. прекрасной привержен всечасно,

Сладостный нашей мольбе,

Для супостата гнев твой — расплата,—

Слава, слава, Боже, тебе!

Держал ты гору, явив опору, [253] Держал ты гору, явив опору…  — Имеется в виду миф о том, как боги пахтали океан, оперев мутовку, гору Мандару, на панцирь черепахи, аватары Вишну.

Сладостный нашей мольбе,

Лунному взору явил чакору, [254] Лунному взору явил чакору…  — В ор.: «[Ты] — чакора для лица-луны Лакшми», то есть Вишну глядит влюбленно в лицо своей супруги Лакшми (ср. ниже стихотворение Видьяпати с.3). Чакора (ж. р. чакори) — индийская куропатка; считается, что эта птица влюблена в луну и питается только лунными лучами, источающими амриту.

Слава, слава, Боже, тебе!

Прекрасней тучи [255] Прекрасней тучи…  — Кришна (как и сам Вишну) темно-синего цвета, который обычно сравнивается с цветом грозовой тучи. хранитель могучий,

Сладостный нашей мольбе.

Будь благосклонным к нам, преклоненным,—

Слава, слава, Боже, тебе!

Я в упоенье: ты в песнопенье,

Сладостный нашей мольбе.

Эти напевы — дар Джаядевы,—

Слава, слава, Боже, тебе!

* * *

6 К персям Лакшми высоким блаженно прижатая,

Вся в шафране, могучая грудь Мадхусу́даны [256] Мадхусудана («Мадху-убийца») — одно из имен Кришны и Вишну. Мадху — демон, убитый Кришной.,

Вся в испарине, словно любовь утомленная,

Да исполнит желания ваши заветные.

7 Прекрасной и трепетно-нежной, как будто весенний цветок,

Блуждающей в поисках Кришны по благоуханным лесам,

Сжигаемой внутренним жаром, которым Кандарпа [257] Кандарпа — одно из имен бога любви. томит,

Измученной Радхе сказала подружка такие слова:

Песня 3

Знойной весною, овеянной ветром южным, с гвоздичными кущами дружным, [258] Пышной весною, чье золото блещет, не уступая жезлу властелина. — Имеется в виду золотой жезл (символ власти) бога любви Камадевы.

Благоуханной весною, желанной пчелам, цветам и сердцам безоружным,

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

Нежной весною, внимающей вздохам женщин, без мужа томящихся дома,

Жгучей весною, когда угрожает пчелам, цветам и деревьям истома,

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

Душной весною, когда благовонье царствует над молодыми листами,

Грозной весною, терзающей ныне юное сердце ногтями-цветами,

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

Пышной весною, чье золото блещет, не уступая жезлу властелина,

Властной весною, чьи звонкие стрелы — пчелы, влюбленные в запах жасмина,

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

Дерзкой весною, чьи взоры смеются, белым бесстыдным расцветшие цветом,

Страшной весною, которая скорбных ранит соцветьями копий при этом,

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

Страстной весною, чей дух благовонный, к мудрым отшельникам неблагосклонный,

Всюду сопутствует юным безумцам, неумолимый и неугомонный,

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

Пылкой весною, когда расцветает манго в объятьях лианы-супруги

И во Вринда́ване Я́муна льется, смыв прегрешения целой округи,

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

Вот песнопение Шри Джаядевы, где прославляется сладостный Кришна

И проявленья любви многоликой, так что в лесу зачарованном слышно:

Кришна с пастушками пляшет весною хмельною,

Невыносимой, подружка, для тех, кто в разлуке весною.

* * *

8 Стыдливым жасмином прельщен, упоен и насыщен,

Леса насыщая заманчивым благоуханьем,

Весною сжигая в лесах одинокую душу,

Дыханием Сма́ры повсюду разносится ветер.

9 Где пахучее манго цветет, содрогаясь в объятьях пчелиных,

Где ликующий кокил поет, опалив беззащитные уши,

Путник здешние вешние дни в исступлении скорбном проводит,

Всей своей ненасытной душой предвкушая слиянье с любимой.

10 Прельщенного мнимою прелестью многих, [259] Прельщенного мнимою прелестью многих…  — Как объясняют индийские комментаторы, влечение Кришны к многочисленным пастушкам — это заблуждение, истинна лишь любовь между Кришной и Радхой.

При этом пристрастного к подлинным играм,

Мура́ри далекого Ра́дхике [260] Радхика — уменьшительная форма от имени Радха. скорбной

Воочию словно явила подружка:

Кришна доит корову. Иллюстрация к «Бхагавата-пуране». Миниатюра школы Басоли (Северная Индия), середина XVII в.

Песня 4

В желтом [261] В желтом…  — Кришна одет в желтые одежды. Пастушки изображены здесь неискушенными в искусстве любви: они навязывают Кришне свои ласки, вместо того чтобы хитрой игрой заставить его добиваться их ласк. По мнению комментаторов, это говорит о неистинности любви пастушек к Кришне., небесный, в лесной плетенице прелестный, привержен утехам,

В блеске серег драгоценных он, царь совершенных, блистающий смехом,

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

Залюбовавшись прекрасным, одна, простодушная, не удержалась:

Тронута песней любовной, к нему в упоенье невольно прижалась.

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

Вот, пораженная вечно-беспечной игрою очей вожделенных,

Завороженная, смотрит при всех, не стыдясь, на владыку блаженных.

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

Эта красавица, кажется, милому на ухо что-то шепнула;

Нет, не шепнула: целуясь, к нему, ненаглядному, крепче прильнула;

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

Наедине поиграть с ним одна пожелала, других избегая.

Кришну влечет она в лес; в тростниках с ним, однако, таится другая.

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

Звоном браслетов ответив свирели в причудах любовного лада,

С ним воедино слилась, похвалам благосклонного рада.

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

Выбрав одну чаровницу, другую чарует он одновременно,

Третью целует и пляшет со всеми, сопутствуя всем неизменно.

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

Тайная божья игра во Вриндаване [262] Вриндаван — лес на берегу р. Ямуны, у города Гокула, где Кришна водил хороводы с пастушками. Шри Джаядевой воспета.

Это великое дивное таинство — нашего счастья примета.

Твой Кришна, забавница, мил баловницам;

Играет на игрищах, предан юницам.

11 Всю вселенную зачаровав, голубой, упоительный лотос,

Нежным сладостным телом своим торжество Бестелесного вызвав,

В ненасытных объятиях весь, вожделенный красавицам Браджа [263] Брадж — название области в Северной Индии, где провел свое детство и юность Кришна.,

Весь любовь, зачарован весной, во Вриндаване Кришна играет.

12 Порожденье сандаловых гор, [264] Порожденье сандаловых гор…  — Речь идет о южном ветре, дующем с горы Малайя (то есть с Западных Гатов), поросшей сандалом. Змеи, живущие среди корней сандаловых деревьев, якобы жгут этот ветер своими укусами, и, чтобы унять жжение, он устремляется на север, к гималайским снегам. уязвляемый горной змеею,

Полунощных возжаждав снегов, устремляется ветер на север.

И, во множестве нежных цветов узнавая желанное манго,

Упоенный, поет и поет сладкогласный ликующий кокил.

13 Продолжая, как прежде, плясать в хороводе безумных причудниц

И в разгаре подобных забав оказавшись в объятиях Радхи,

Ей внимая, когда говорит она: «Ты всем усладам услада!» —

В ослеплении вечной любви да хранит вас всевидящий Кришна.


Читать далее

Индия
1 - 1 16.04.13
Классическая поэзия Индии 16.04.13
Поэзия на санскрите и пракритах 16.04.13
Тамильская поэзия 16.04.13
Поэзия на новоиндийских языках и Фарси 16.04.13
Словарь 16.04.13
К переводу Калидасы. (от переводчика) 16.04.13
Китай 16.04.13
Корея
3 - 1 16.04.13
Поэтическое слово в корейской культуре 16.04.13
Юри-ван (?) 16.04.13
Неизвестный автор 16.04.13
Ыльчи Мундок 16.04.13
Из песен «Хянга» 16.04.13
Из песен Корё 16.04.13
Вьетнам
4 - 1 16.04.13
Поэзия Дай-вьета 16.04.13
Нго Тян Лыу 16.04.13
Ван Xань 16.04.13
Ли Тхай Тонг 16.04.13
Виен Тиеу 16.04.13
Ли Тхыонг Киет 16.04.13
Зиеу Нян 16.04.13
Ман 3иак 16.04.13
Кxонг Ло 16.04.13
Дай Са 16.04.13
Куанг Нгием 16.04.13
Минь Чи 16.04.13
Чан Тхай Тонг 16.04.13
Чан Тхань Тонг 16.04.13
Чан Куанг Кхай 16.04.13
Чан Нян Тонг 16.04.13
Фам Нгу Лао 16.04.13
Чан Ань Тонг 16.04.13
Хюйен Куанг 16.04.13
Мак Динь Ти 16.04.13
Чан Куанг Чиеу 16.04.13
Нгуен Чунг Нган 16.04.13
Нгуен Шыонг 16.04.13
Чан Минь Тонг 16.04.13
Тю Ван Ан 16.04.13
Тю Дыонг Ань 16.04.13
Чыонг Хан Шиеу 16.04.13
Фам Шы Мань 16.04.13
Чан Нгуен Дан 16.04.13
Чан Фу 16.04.13
Нгуен Фи Кхань 16.04.13
Чан Лэу 16.04.13
Ле Кань Туан 16.04.13
Нгуен Чай 16.04.13
Ли Ты Тан 16.04.13
Ли Тхиеу Динь 16.04.13
Нгуен Чык 16.04.13
Ву Лам 16.04.13
«Собрание двадцати восьми светил словесности» государя Ле Тхань Тонга 16.04.13
Ле Тхань Тонг 16.04.13
Лыонг Тхе Винь 16.04.13
До Нюан 16.04.13
Дам Тхэн Хюи 16.04.13
Тхэн Нян Чунг 16.04.13
Тхай Тхуан 16.04.13
Хоанг Дык Лыонг 16.04.13
Данг Минь Кхием 16.04.13
Фу Тхук Хоань 16.04.13
Нго Ти Лан 16.04.13
Неизвестный поэт 16.04.13
Ву Зюэ 16.04.13
Нгуен Фу Тиен 16.04.13
Нгуен Бинь Кхием  16.04.13
Зиап Хай 16.04.13
Фунг Кxак Хоан 16.04.13
Нгуен Зиа Тхиеу 16.04.13
Нгуен Хыу Тинь 16.04.13
Фам Тхай 16.04.13
Хо Суан Хыонг 16.04.13
Нгуен Зу 16.04.13
Япония
5 - 1 16.04.13
Очерк японской классической лирики 16.04.13
Из антологии «Манъёсю» 16.04.13
Из поэзии IX–XV вв 16.04.13
Из поэзии XVII–XVIII вв 16.04.13
Поэзия на санскрите и пракритах

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть