Перевод Е. Витковского
Астролог Юн[1020] Астролог Юн (ок. 579–632) — астролог в Силла, создавший хянга, чтобы сгинула комета — небесное знамение, грозящее вторжением с Японских островов.
С восточного древнего берега вижу я
Город, над коим гандхарвы вечно кружат. [1021] Город, над коим гандхарвы вечно кружат. — То есть места божественной красоты; здесь: горы Кымгансан («Алмазные»), куда отправились хвараны. Гандхарвы (индийск.) — небесные музыканты, услаждающие богов.
Вижу: японское войско войной пришло [1022] …японское войско войной пошло. — Имеются в виду японские войска, которые не раз использовали Пэкче в борьбе против Силла..
На границах огни сигнальные зажжены.
Прослышав, что три хварана [1023] Хваран — особый, весьма влиятельный социальный институт в эпоху Объединенного Силла, ведавший воспитанием юношества. Хвараны-наставники, объединявшие вокруг себя десятки (иногда до двухсот — трехсот) учеников, были призваны следить за физическим и нравственным воспитанием ученика, воинской подготовкой, образованием, в том числе усвоением «основ того, как управлять государством»; отстаивать интересы ученика в случав несправедливости, допущенной кем-либо из власть имущих по отношению к ученику, и т. д. Хваран-наставник мог претендовать на преданность ученика только при условии соблюдения определенных нравственных норм, которые определялись «кодексом хваранов». В противном случае ученик мог покинуть наставника. Из хваранов вышли многие полководцы и государственные деятели. Хвараны выполняли и шаманские функции; ведали государственным ритуалом; были хранителями и творцами местной поэтической традиции. в горы пошли,
Даже луна засверкала в полную мощь.
Некто, увидев «звезду, подметавшую путь» [1024] …звезда, подметающая путь — комета, появление которой считалось дурным знамением.,
Воскликнул: «Это комета, смотрите все!»
Плавно комета прочь уплыла с небес.
Полно, комета ли это вправду была?
Тыго[1025] Тыго (конец VII в.) — хваран в Силла, ученик Чукчи, о тоске по которому он сложил хянга.
Горестью томлюсь о былой весне.
Плачу и скорблю, разлучен с тобой.
Облик твой, являвший мне красоту,
Временем безжалостно искажен.
Если б хоть на миг былое вернуть,
Встретиться, как в прежние времена!
О хваран! Стезю навсегда избрал
Разум мой, тоскующий о тебе,—
Такова ль она, что заснуть смогу
В переулке, где разрослась полынь? [1027] В переулке, где разрослась полынь? — Образ убогого захолустья вдали от столицы; здесь поэт дождался вести — назначения на должность. Этот образ встречается и в китайской поэзии.
Синчхун[1028] Синчхун (VIII в.) — просвещенный государственный муж при Хесон-ване (737–741). Однажды правитель под туей, росшей в дворцовом саду, пообещал Синчхуну всегда помнить о нем. Но вскоре Хесон-ван забыл внести его имя в список для награды, и тот, обидевшись, сочинил эту хянга (две последние строки песни утеряны), как сообщается в сочинении Ирёна. Следовательно, поводом к ее созданию было нарушение нравственных норм государем, а целью — стремление восстановить порядок в мире. «Песня о туе» — своего рода зеркальная параллель «Песне о хваране Кипха» (см. ниже).
Туя густая — в дни, когда осень придет,
Не увядает — таков природы закон.
Ты говорил мне: «Я не забуду тебя».
Но изменилось ныне твое лицо.
В старом пруду лежит отраженье луны.
Взболтан волнами песок. Воистину так:
Сколько бы ни смотрел я на облик твой —
Он искажен, и с ним искажен весь мир.
Вольмён[1029] Вольмён (VIII в.). — В юности был хвараном, впоследствии стал монахом и принадлежал к секте «Чистая земля», почитавшей будду Амитабу. Его хянга «Молитва о покойной сестре» была включена в состав погребального ритуала. Сохранились две его хянга. Вторая — «Разбрасываю цветы» входила в состав государственного ритуала, исполнялась во время моления о предотвращении государственного бедствия.
Жизни и смерти стезя была пред тобой.
В жизни прошедшей страшно было тебе.
Ты не сказала даже: «Я ухожу»,—
Прежде, чем смерти стезею от нас ушла.
С первым осенним ветром листья летят,
С веток сорвавшись, и падают здесь и там,
Словно бы уходя в неведомый край,—
Так вот и мы разлучились ныне с тобой.
В мир Амитабы [1030] Мир Амитабы — «Чистая земля Амитабы», мыслился в простонародном буддизме как рай где-то на западе. Амитаба — одно из прозваний Будды — «Будда Просветленный». приду и встречу тебя —
Жди, покуда я путь до конца пройду! [1031] …путь до конца пройду! — Здесь: «…проживу остаток жизни, верно служа будде Амитабе».
Чхундам[1032] Чхундам (ок. 742–765 гг.) — силлаский монах, написавший хянга о хваране Кипха . Сведений о Кипха не сохранилось; видимо, хваран-наставник, в «свите»-школе которого состоял в юности Чхундам. Хянга, как и «Песня о хваране Чукчи», отражает идеальный вариант отношений между учеником-хвараном и его наставником.
Вверх посмотрю: недавно взошла луна
И не плывет за белым облаком вслед,
Ибо не должно за облаком плыть луне.
Вниз посмотрю: в реке, в голубой воде,
Образ хварана Кипха встает предо мной.
Здесь, над рекою Иро [1033] Река Иро — Местонахождение неизвестно., на обрыве, клянусь
Следовать зорко пределам своей души —
Ибо, как должно, тебя сберегает она!
Ты, словно туя высокая, о хваран!
Инея ты не страшишься в «холодный год»!
Чхоён
По столице всю ночь я гулял,
Высоко светила луна.
Вижу, придя домой,
На ложе — четыре ноги.
Две ноги, конечно, мои,
Ну, а чьи две другие тогда?
Прежде тоже были мои,
А теперь не мои. Как же быть?
Кюнё[1035] Кюнё — См. вступ. статью.
Заветы нашего Будды, желанья его,
Добытые им на пути тягот и скорбей,
В перерожденьях прежних [1036] Перерождения прежние. — Живые существа проходят через цепь рождений, возрождаясь то в одном, то в другом облике в зависимости от поступков, совершенных в предыдущих перерождениях. Достижение просветления, состояния нирваны означало выход из цепи перерождений. Состояние просветления было достигнуто Буддой в итоге длительного самосовершенствования и подвигов самоотречения, совершенных им в прежних рождениях, до своего явления миру в человеческом виде как Гаутама из рода Сакья. данные им,
Преданно исполнять буду я всегда.
Пусть обернется прахом тело мое,—
Пусть мне и жизнь суждено за это отдать,
Твердо стою и вовек с пути не сверну,
Все будды [1037] Все будды. — Достигший просветления становился буддой; будд было бесчисленное множество, и последним из них был Будда Гаутама. всегда поступали именно так.
Разум, увидевший вечного Будды путь!
Разве захочешь свернуть ты на путь иной?
В мире, что Будды радением возведен,
К престолу Будды направив свои стопы,
Молю, чтоб излился вечной истины дождь
На этот погрязший в заботах суетных мир.
Да оросит он поля, где все живое живет,
Где произрасти не в силах побеги добра,
Ибо, корнями в грубую почву уйдя,
Души живые пылают в огне страстей.
Да взойдет луна пробужденья над миром земным,
Да настанет осень, да созреют познанья плоды!
Чхве Чхивон[1039] Чхве Чхивон . — См. вступ. статью. [При написании примечаний к произведениям Чхве Чхивона в основу были положены пояснения к подстрочникам Л. Ждановой.].
Ветер с востока
Перевод С. Бычкова
Знал: непременно в урочный час
из-за моря ветер придет.
Стихи на рассвете читал у окна,
размышлял всю ночь напролет.
Не успел пожалеть, что ветер исчез,—
он снова коснулся книг,
Словно поведал: в родном краю
время цветения настает.
Накануне возвращения в Хэдон[1040] «Накануне возвращения в Xэдон…» — Пожалуй, одно из самых радостных по настрою стихотворений Чхве Чхивона. Угадывая за черной точкой летящей птицы «заставы родины», измученный долгими странствиями поэт преображается: тоска, что старит, наконец покидает его, и на лице появляется улыбка. Хэдон («Страна, что к востоку от моря») — старинное китайское название Кореи. с высокого горного пика смотрю вдаль
Перевод С. Бычкова
На горизонте туманные волны
безбрежны, почти черны.
Там предрассветный ворон летит,
там заставы отчизны видны.
Стихла тоска, лишь достиг этих мест,
седеть перестали виски.
Нежданно улыбка коснулась лица,
веет дыханье весны.
Волны морщат песчаный мыс,
берег цветами пестрит.
Облака окаймляют вершину горы,
склоны прекрасны на вид.
Я бы тысячу золотом сразу отдал,
послал бы к торговцу вином.
Кто бы взялся мне блаженство купить?
Вино блаженство сулит.
Ива у скита «Ворота у моря»[1041] «Ива у скита «Ворота у моря» — В стихотворении речь идет о разлуке с красавицей на окраине Гуанлина (город, находившийся на территории современной китайской провинции Цзянсу) и неожиданной встрече с ней на берегу моря. Поэт не решается отломить ветку у ивы, стоящей у жилища буддийских монахов, в знак прощания, памятуя о «великой печальнице» Гуаньинь. Согласно буддийской легенде, эта бодхисаттва на лотосе переплывает море. В иконографии рядом с ней обычно изображается ваза с веткой ивы. Вода, разбрызгиваемая веткой ивы, будто бы обладала очищающим действием.
Перевод С. Бычкова
«Бабочки-брови», близ Гуанлина
я с вами расстался давно.
Думал ли, что красавицу мне
вновь повстречать суждено?
Не смею с ивы никак отломить
даже тонкую ветвь.
Гуаньинь, милосердой, дерева жаль,
сердце трепетом пронзено.
Дикая роза
Перевод Г. Ярославцева
Дикая роза, расту на заброшенном поле,
В уединении тонкие ветки клоню.
Северный ветер утихнет — и я неподвижна,
Дождь прошумит — аромат свой подолгу храню.
Конный, в повозке ль проедут, меня не похвалят;
Бабочки, пчелы тайком друг за другом следят…
Стыдно: взрастаю в глуши, на земле захудалой.
Больно: вдали ото всех я, никто мне не рад. [1042] …вдали от всех я, // никто мне не рад. — Покинувший из-за нападок и интриг двор поэт долгое время был правителем одного из отдаленных округов Кореи.
Весенним днем пригласил близкого друга, но он не пришел, поэтому посылаю ему эти «оборванные» строки
Перевод В. Швыряева
Старая горечь в сердце моем,
едва Чанъань [1043] Чанъань запустела во время восстания Хуан Чао в 881 г. вспомяну.
В саду, который заброшен и пуст,
нестерпимо встречать весну.
Опять вы пыльный мир предпочли
прогулке в горах со мной.
Жаль, что тот, кого другом считал,
у корысти и славы в плену.
Беседка Лимгён на реке Хвансан[1044] Беседка Лимгён на реке Хвансан находится на юге Кореи.
Перевод Г. Ярославцева
Окутаны горы дымкой. Широкий речной простор.
В зеркальной воде отразились деревня и зелень гор.
Возникший внезапно парус наполнился ветром, исчез.
Мелькнула и скрылась птица… Покой земли и небес.
В Шаньяне[1045] Шаньян — уезд в нынешней Хэнани (Китай). На его территории в древности находилось царство Чу. расстаюсь с другом из родных мест
Перевод Г. Ярославцева
Повстречались — недолгая радость:
в горы Чу воротилась весна.
Вот опять предстоит разлучиться,
и слезами наполнен платок.
Жизнь гонимого ветром скитальца
то уныньем, то верой полна.
Земляка на чужбине увидеть
удивительный случай помог!..
Беседка на озере Поянху в Жаочжоу[1046] Жаочжоу — название округа в провинции Цзянси (Китай).
Перевод В. Швыряева
На закате стою, читаю стихи,
конца размышленьям нет.
Взглядом одним охватить могу
реки и горный хребет.
В заботах о нуждах народа покой
чиновник забыл давно.
Достоянье отшельника-рыбака —
ветер и лунный свет.
Храм «Вершина в облаках»[1047] Храм «Вершина в облаках» — символизирует восхождение в мир обитания буддийских монахов.
Перевод В. Швыряева
За ветви цепляясь, вершины достиг
облачной белизны.
Стою, в тишине созерцаю простор,
безмерную пустоту.
Как на ладони, тысячу гор
вижу теперь с вышины.
Десять тысяч деяний людских
в груди моей заключены. [1048] Как на ладони… в груди моей заключены. — Здесь поэт описывает восприятие и переживание открывшегося человеку мира как всей вселенной, способность и зрением и сердцем объять весь мир.
На освещенном солнцем снегу
пагоды тень лежит.
Ветер меж сосен врачует слух,
небосвод бесконечно высок.
Зарей и дымкой [1049] Заря и дымка — синоним понятия «горы и воды» в дальневосточной символике. Возвращение из мира «зари и дымки» означает уход из чистого мира природы в «пыльную клетку», то есть мир людей, с его страданиями. любуюсь вновь,
но лицу улыбка бежит.
Скоро в пыльную клетку свою
вернуться мне надлежит.
Место в горах Каясан[1050] Каясан — горы в провинции Кёнсандо, где на закате жизни поэт укрылся во время междоусобиц, которые привели к смене династий., где я читал стихи
Перевод В. Швыряева
Грохочет поток в ущелье, меж скал,
ставших гряда за грядой.
В пределах шага не разберешь,
что сказал собеседник твой.
Все же боюсь: а вдруг долетят
голоса мирские сюда?
Так пусть заполнит горный простор
водопада рев громовой!
Давнее стремление
Перевод В. Швыряева
Красавицей гордой даже лиса
прикинуться может подчас.
Не хуже ученого мужа барсук
способен трактаты писать.
Как этих оборотней разгадать,
увидеть их без прикрас?
Они, человеческий облик приняв,
ловко морочат нас.
Выдать одно за другое легко,
да много ли толку в том?
Быть господином желаний своих,
право, куда трудней.
Правду от лжи отличать хочу,
во всем, что вижу кругом.
Зерцало сердца готов шлифовать,
чтоб истину видеть в нем.
Вошел в горы[1051] Вошел в горы. — То есть оставил службу и поселился в уединенном месте в горах.
Перевод В. Швыряева
Для чего восхваляешь ныне, монах,
красоты зеленых гор?
Если прекрасны они, зачем
покидаешь горный простор?
Хотя бы раз не сочти за труд
взглянуть на мои следы:
Я в зеленые горы однажды вошел —
не уходил с тех пор.
Дождливой осенней ночью
Перевод В. Швыряева
Читаю стихи, в сердце горечь храня.
В суетном мире истинных мало друзей.
За окнами дождь. Светильник. Сижу у огня.
Думы мои — за тысячу ли [1052] Ли — мера длины, равная в Корее 393 м. от меня.
Пак Иннян[1053] Пак Иннян (псевдоним — Сохва;? — 1096) — один из самых блистательных литераторов после Чхве Чхивона. Сборник стихов его и поэта Ким Гына, написанных на ханмуне, был даже издан в Китае.
Перевод В. Тихомирова
Крутые уступы, глыба на глыбе,—
скала причудлива и высока.
Венец вершины — пустынный храм;
внизу, под скалой, река.
На воду падает пагоды тень,
мерцает лунная рябь:
Било ударит — луна всколыхнется —
звук улетит в облака.
Перед вратами ладья с гостями
носом режет волну.
Досуг монахов — отдых в беседке,
беседа и шахматная доска.
Гонец государев прибыл сюда,
и не хотел уезжать.
Здесь он оставил уставные строфы,
чтобы вернуться наверняка.
Ким Хванвон[1055] Ким Хванвон (1045–1117) — известен больше под прозванием «Отшельник с Восточной горы» (Тонсан-коса), был мастером пятисловных стихов «гуши».
Перевод В. Тихомирова
Где бы я ни был, мне бы хлебнуть винца.
Попусту ноги топтал возле дворца.
Зря подношений жду у красных врат: [1056] Красные врата. — Перед домом дворянина (явбана), прославившегося своими добродетелями с точки зрения конфуцианства, ставились арки красного цвета.
Поздно — очаг простыл, все спят.
Ночью вина не сыскать ни в одном дворе.
Створы небесных врат отворяются на заре.
Остров Пэндао [1057] Остров Пэндао — то же, что Пэнлай (см. сноску 1135, а также поэму Бо Цзюй-и «Вечная печаль», «…гора, где бессмертных приют».). я обошел кругом.
Камни Лочэна [1058] Лочэн — другое название города Лояна (см. сноску 549). попираю, поросшие мхом.
Под сенью дерев слышу отроков голоса.
Нефритовый царь [1059] Нефритовый царь — в китайской мифологии верховный небесный владыка. явился — отворяются небеса.
Сановники Ао [1060] Ао — мифическая гигантская морская черепаха. По преданию, на ней стоят три священных горы-острова. вовек не знают забот.
Драконья упряжка [1061] Драконья упряжка. — Согласно китайскому преданию, солнце совершает свой каждодневный путь в колеснице, запряженной шестью драконами. ходит взад и вперед.
Хоть кисть возьми, в тушь омакни, пиши.
Один подымаюсь на башню, вокруг ни души.
Солнца не вижу — тьма, не любуюсь луной.
В гневе взираю на облако пыли земной [1062] …на облако пыли земной. — Подразумевается людской мир, мир суеты..
Взошел по ступеням, в унынье один стою.
К одинокому камню припал, в сердце печаль таю.
В такое-то время нет ни капли вина!
Чем же сегодня утешу душу мою?
Чон Джисан[1063] Чон Джисан . — См. вступ. статью.
Первые три стихотворения в переводе В. Тихомирова, следующее — Е. Витковского
Дожди миновали; на долгой дамбе
травой поросли пески.
Гость уезжает к морю, в Нампхо [1065]Нампхо — гавань в устье Тэдонган, где стоит и Пхеньян, откуда поэт провожал своего друга или покровителя.,
а я напеваю с грустью:
Вовек не иссякнут зеленые струи
в берегах Тэдонган-реки —
Слезами разлуки моей пополню
воды, текущие к устью.
Ветр провожает парус гостей,
тучу — туче вослед.
В росе черепитчатый кров дворца
чешуйчат, яшмово-сед.
Купа дерев осеняет дом —
восемь покоев в нем.
На башенной вышке стоит луна,
и почти никого нет.
Вешний ветер с холмов зеленых,
дождь по дороге бежит.
Ив плакучих качаются плети,
пыль недвижно лежит.
В женских покоях свирели свист
слышен у красных врат.
Все точь-в-точь, как на сцене столичной
школы «Грушевый сад» [1068] «Грушевый сад». — См. сноску 838..
На древней тропе, крутой и пустой,
корни сосен сплелись.
Можно Северный Ковш потрогать рукой —
близко звездная высь.
Плывут облака, журчит родник —
странник гостит в горах.
Красные листья, зеленый мох —
дверь запирает монах.
Холодом веет осенний ветр,
ложится легкий туман.
Тусклые отсветы горной луны.
Дальний крик обезьян.
У старца древнего брови густы,
он в темную рясу одет.
Давно у него о мирской суете
в сердце печали нет.
Юн Они[1069] Юн Они (Кымган-коса;? — 1149) — последователь Пак Инняна. Согласно преданию, записанному в «Истории Корё» («Корё са», середина XV в.), Юн Они вместе с подвижником Квансыном изучал буддийский канон. Квансын построил небольшой скит, в котором они пообещали друг другу молиться за того, кто умрет раньше. Узнав о смерти Квансына, Юн Они отправился к скиту и написал на стене это стихотворение на ханмуне, в первых четырех строках которого он говорит о друге, а в остальных — о раздумьях о своей жизни (поскольку он еще «в дороге») в связи со смертью друга. Затем он остался в скиту и умер. Стихотворение послужило прототипом для сиджо Ли Джонбо.
Перевод В. Тихомирова
Минет весна — осень придет.
Цветы расцветут — листва опадет.
Был на восходе — иду на закат.
Там старец-подвижник подвижника ждет.
Всю жизнь в дороге. Смотрю назад,
Что это было, хочу понять.
На десять тысяч ли — пустота
И безмятежного облачка прядь.
Ли Инно
Перевод Ю. Кроля
Над грядой Турюсана [1071] Турюсан — старое название гор Чирисан, южных отрогов хребта Собэк на юге Кореи. облака на закате повисли.
Сотни скал и ущелий не уступят Гуйцзи [1072] Гуйцзи — название горы и области в провинции Цзянсу и Чжэцзян (Китай). красотою.
К Журавлиной долине [1073] Журавлиная долина (Чхонхактон) — сказочная долина небожителей, будто бы расположенная в горах Чирисан., взявши посох, ищу я дорогу.
В дальней чаще безлюдье, только слышно — кричат обезьяны.
Еле видимы башни трех священных вершин [1074] Три священные вершины — три горы-острова в китайской мифологии: Пэнлай (или Пэндао), Фанчжан и Инчжоу; на них будто бы жили бессмертные. в отдаленье,
Затерялись под мхами разных записей древние знаки. [1075] Затерялись… древние знаки. — Сохранилось предание, будто на стене монастыря Сангеса в горах Чирисан вырезал иероглифы сам Чхве Чхивон.
Хоть спросил я сначала, как найти мне источник Блаженных [1076] Источник Блаженных. — Здесь: «Персиковый источник», утопическая страна благоденствия.,
Все же сбился с дороги средь ручьев, лепестками покрытых.
Лим Чxун[1077] Лим Чхун (см. вступ. статью) — поэт-отшельник того жо направления, что и Ли Инно.
Перевод В. Тихомирова
Мои сочиненья не первый год
волнуют в столице сердца.
В мире, мнил, нет никого,
кроме старого мудреца.
Ныне впервые почуял дыханье
блаженных врат пустоты [1079] Врата пустоты — состояние нирваны, которого достигают постигшие учение Будды.:
Меня во храме никто не знает,—
ни имени, ни лица.
Ким Гыкки[1080] Ким Гыкки (Нобон; конец XII — начало XIII в.) — поэт-лирик, близкий по духу к обществу «Семеро мудрых из Страны к востоку от моря» (см. вступ. статью).
Перевод В. Тихомирова
Беседка над кручей рядом с луной;
внизу, под скалой, вода.
То на веслах иду, то на шесте —
вверх и вниз по реке.
Кого журавли вознесли в небеса, [1082] Кого журавли вознесли в небеса… — Поэт подразумевает мифического основателя государства Древний Чосон — Тангуна, сына небожителя и медведицы, превратившейся в красивую женщину.
тот не вернется сюда.
Лишь птицы речные то в небо взмывают,
то сидят на песке.
Ли Гюбо[1083] Ли Гюбо. — См. вступ. статью.
Перевод Е. Витковского
1 Зернышко риса, зернышко риса — скуден иль тучен год?
Умер ли кто, родился ли кто — бедность бери в расчет.
Как Будду положено почитать, я почитаю крестьян.
Будде — и то неприятно весьма, когда на земле недород.
2 Пусть возрадуются седовласые старики:
На обильную жатву в этом году надежды весьма велики!
Быть не должно теперь голодных смертей,
Уродился обильный рис на востоке, можно пожить по-людски.
Своему детенышу тигр или волк
не причиняет зла,—
У женщины, верно, камень в груди,
если бросить ребенка смогла!
В этом году урожай неплох,
голода нет в стране —
Оттого ли, что нового мужа взяла,
на эту жертву пошла?
Ну, а если бы вправду весь урожай
сгубили холод и зной?
На сколько бы ложек кормильцев своих
объел ребенок грудной?
Однажды утром в заклятых врагов
превратились дитя и мать,—
Черствость и низкая злоба людей
всецело тому виной.
Как бессердечно, как злобно беснуются наши враги! [1084] …беснуются наши враги! — Имеется в виду вторжение киданей в 1216 г., которые хотели обосноваться в землях Корё, будучи потеснены монгольскими войсками.
А тут еще — молния в небе промчалась, ярко горя,
Супостатов, молния, порази, их истребить помоги!
Скажу: не вовремя ты пришла, но, по крайней мере, не зря!
Я не Конфуций, не Мо-цзы [1085] Мо-цзы (479–400 гг. до н. э.) — китайский мыслитель и политический деятель, выступивший против многих постулатов Конфуция.,
не любитель невзгод.
Отчего лежанка моя холодна,
не закопчен дымоход? [1086] …не закопчен дымоход? — То есть нет тепла в нетопленном дымоходе, прилагавшемся под полом в корейском доме для обогрева.
Довольно, дети, довольно, жена,
плакать всю ночь напролет!
Я на восточную гору пойду,
дров наколю на целый год,
Пускай отогреется мой дом,
тепло до морей четырех [1087] Четыре моря — моря, которые будто бы окружали Китай. дойдет —
Чтоб и в последний месяц зимы
лился обильный пот!
1 В бирюзовом колодце легкая рябь. Бирюзовый утес в стороне.
Молодая луна хороша в небесах и в колодезной глубине.
Вместе с водой в тяжелый кувшин половину луны зачерпну.
Надеюсь, такой же ее донести сегодня удастся мне.
2 Луна для отшельника нынче светом скудна.
Тяжелый кувшин наливаю водой дополна.
Ко храму приблизился, — истиной вмиг озарен.
Опорожняю кувшин — исчезает луна.
1 К высокому тополю не смею даже шагнуть.
Цикаду боюсь с высоких ветвей спугнуть.
Расслышать стараюсь полностью каждый звук.
Остальные деревья меня не влекут ничуть.
2 Мягкая кожица сброшена на траву.
Стрекот с ветвей возносится в синеву.
Слушаю голос, оболочки телесной не зрю.
Глубоко-глубоко певунья сокрылась в листву.
Играют с огнем,
как всегда, в веселом дому —
Что же спасаться
не хочется никому?
Не размышляю —
в детстве бывает так.
Может, и вправду
бояться здесь ни к чему.
С другом беседуя, медленно пьем
индиговое вино.
Сто лет проживу, однако друзья
не наскучат мне все равно.
Как долго еще на главе моей
будут черны власы?
Недолговечней тело мое,
чем капля рассветной росы [1089] Рассветная роса — в поэзии Дальнего Востока символизирует быстротечность человеческой жизни, образ связан с буддизмом..
Однажды укроет меня под сосной
могильной земли гряда.
Десятки тысяч лет пролетят —
кто вспомнит меня тогда?
Сорняки на бедной могиле моей
вырастут сами собой.
На нее не глянув, мимо пойдут
звери на водопой.
За всю мою жизнь чашу с вином
не выпустил ни на миг,
Все же хотел бы еще хоть раз
смочить уста и язык.
О Лю Бо-лунь [1090] Лю Бо-лунь (настоящее имя — Лю Лин; III–IV вв.) — китайский поэт, один из «Семи мудрецов из бамбуковой рощи», посвятивший много стихов вину., ты из всех людей
избрал наилучший удел —
Всегда держал вино при себе,
очень редко трезвел!
Прошу вас, выслушав эти слова,
напиться со мной допьяна,
Ибо с собой даже Лю Бо-лунь
в могилу не взял вина!
Шаманка. Син Юнбок (Хевон, 1758-ок. 1820). Шелк. Краска ярких цветов. Корея.
…Я по природе человек предельно простой.
«Удивительные истории» [1092] «Удивительные истории» — один из жанров средневековой дальневосточной словесности. числю забавой пустой.
Когда о Тонмёне прочел я в первый раз —
Вымыслом и загадкой почел я древний рассказ.
Но старательно я продолжал разбирать письмена,
И стала мне истина древних речений видна.
Многое сказано в записях древних бумаг,
На листах летописных не лжет ни единый знак.
Вовеки не угасает священных деяний свет,
Молва о них сбережется на десять тысяч лет!
Основатель рода, чью память века хранят,
Да сгинут сомненья — может ли быть не свят?
Лю Вэнь [1093] Лю Вэнь — мать Лю Бана (храмовое имя — Гао-цзу; 206–194 гг. до н. э.). возле озера пребывала в объятьях сна,
Любовь божества в тот час познала она!
Тучами грозовыми был закрыт небосклон,
Сверкая в зарницах, к Лю Вэнь спустился дракон.
С этого дня во чреве она понесла
И славного сына в должный срок родила. [1094] И славного сына // в должный срок родила. — Имеется в виду Лю Бан; его рождению, согласно преданиям, предшествовали небесные знамения.
Красный Государь [1095] Красный Государь (Чили) — божество Юга, огня, потомком которого считался Лю Бан. был его великим отцом.
Знаменья возвещают: возрождается правящий дом.
Когда родился Ши-цзу [1096] Ши-цзу (или Гуан-у-ди) — храмовое имя Лю Сю, основателя династии Восточная (Поздняя) Хань, возродившего династию Ранняя Хань в 25 г. н. э.; при нем столица из Чанъани была перенесена в Лоян., должный владычить страной,
Наполнился светом его дворец родной.
«Чифу» [1097] Чифу — заклинательная дщица у даосов, на которой были нанесены кабалистические начертания, вроде повелений разным духам. Лю Сю до того, как занял престол, в местечке Гуаньчжун будто бы обнаружил чудесную дщицу, которая предвещала ему трон. указали, что престол его ждет.
«Желтые повязки» [1098] Желтые повязки. — Имеется в виду восстание, которое привело в 184–189 гг. династию Хань к падению и разделению страны на три государства. истребили его славный род.
По многим примерам установлено было встарь:
Благое знаменье означает: рожден государь.
Но воля потомков куда слабее была.
Без продолженья остались славных предков дела.
Лишь тот государь, кто блюдет старинный закон.
В трудностях строже к себе относится он.
Человечностью, великодушьем государь свое имя блюдет,
Заветом и долгом им управляем народ.
У благих государей обычай всегда таков,
И да продлится в державах у них покой во веки веков!
Ким Гу[1099] Ким Гу (Чипхо; 1211–1278) — дипломат и автор пейзажных стихов на ханмуне. Стихотворение «Опадает грушевый цвет» послужило корейскому поэту Ли Джонбо основой для написания сиджо на ту же тему.
Перевод В. Тихомирова
Кружатся, пляшут — вверх, вниз,
к земле припадут — и опять,
Ветер повеет, они летят
родимую ветвь искать.
И вдруг из тысячи тысяч один
в паутине повис лепесток.
По шелковой нити бежит паук,
думая, — вот мотылек.
У Тxак[1100] У Тхак (Ёктон; 1263–1343) — корёский ученый, познакомивший корейцев с трудами сунских конфуцианцев; ему приписываются первые сиджо, в которых речь идет о быстротечности человеческой жизни.
Перевод В. Тихомирова
Вешний ветер, снег на горах растопивший,
Ты дуешь не в полную силу.
Прошу тебя, хоть ненадолго,
Повей над моей головой.
Иней, иней минувших лет, мои виски убеливший,
Может быть, ты растопишь.
В одной руке — тяжелый посох,
В другой — колючая ветка.
Колючей веткой хотел от старости отмахнуться,
Тяжелым посохом — от седины отбиться,—
Как ни старался, вот седина, моя первая гостья,
Сам я к старости поспешаю.
Ли Джехён[1101] Ли Джехён (Икчэ, Егон; 1287–1367) — писатель, оставивший сборник произведений «пхэсоль», известен также как зачинатель стихов на ханмуне в жанре «малых юэфу». В этом жанре написаны его стихи «Сверчок» и «Любовь отшельника».
Перевод В. Тихомирова
Тут сверчок, и там сверчок.
Звук печальный — скрип ли, плач.
Хоть всю ночь скрипи станок —
Не соткешь ни пяди, ткач.
Но, тебя заслышав,
в два ручья ревет солдатка,
И солдат в походе
вдруг сникает, как с устатка.
Вешний день — на сливах завязь,
ветер веет сладко.
Летний день — гнездо свивает
ласточка-касатка.
О себе забыл сверчок.
Скоро станут дни короче, утренники грянут,—
осень-то близка.
Ах, сверчок мой, дурачок!
Ведь светила дня и ночи в небе не застрянут
для тебя, сверчка.
Вольготно рыжим воробьям [1103] Рыжие воробьи. — Так называли сборщиков налогов, которые обирали крестьян до нитки. —
здесь побывали, там побывали.
Весь год не сеют и не жнут —
не знают горя, ни печали.
Старик-бобыль вспахал надел,
сам сеял, сам полол.
А воробьям что рис, что просо —
все в поле поклевали.
Под бумажным одеялом зябко,
плошка еле тлеет в алтаре.
Сонный служка ленится ударить
в колокол ночной порой.
Только гостя позднего заслышав,
отворит калитку на заре,
И увидит вдруг: нападал снег,
сосны побелели под горой.
В кустах трещит сорока за бамбуковым плетнем.
Паучок над изголовьем ткет тенета день за днем.
Жду — должна красавица вернуться, вижу по приметам.
И, должно быть, скоро, — сердце говорит об этом.
Ли Сэк[1104] Ли Сэк (Могын; 1328–1396) — сын Ли Гока; занимал высокие посты при корёском дворе. После воцарения новой династии в 1392 году стал отшельником. По легенде, он будто бы утопился в реке в знак бесконечной преданности прежней династии.
Перевод Анны Ахматовой
Долину всю снегами замело, [1105] «Долину всю снегами замело…» — В этом сиджо отражены тревога и беспокойство старой корёской аристократии, не сумевшей противостоять приходу новой династии Ли.
И тучи черные ее застлали.
Я за цветами сливы [1106] Цветы сливы — здесь: символ совершенного человека (по конфуцианским понятиям). шел туда,
Но где цветут они — никто не знает.
В лучах заката я один стою
И разыскать дорогу не умею.
Ким Гуён[1107] Ким Гуён (Чхогякчэ; 1338–1384) — поэт, ведший одно время жизнь скитальца, но потом ставший именитым сановником.
Перевод В. Тихомирова
Под башней Желтого Журавля [1109] Башня Желтого Журавля. — См. сноску 630 (Башня Желтого Аиста).
речная кипит волна.
Дверных занавесок ряды вдоль реки —
сколько тысяч домов!
Тоска одолела! Собрать бы деньжат
да в складчину выпить вина.
Уже весна, и гора Дабешань [1110] Дабешань — в переводе «Гора великой разлуки.
солнцем искоса озарена.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления