Онлайн чтение книги Императрица снова выходит замуж Remarried Empress
Глава 363 - Счастлив ли он? (2)

Ночка выдалась темной. Плотные облака не пропускали лунный свет, но благодаря масляной лампе, которую нёс Хейнли, разглядеть дорогу становилось проще. К тому же он крепко держал меня за руку, поэтому я чувствовала себя в полной безопасности.

Как долго мы шли в тишине?

— Моя Королева, — Хейнли обратился ко мне. Его тон был игривым. — Моя Королева, когда ты поняла, что влюбляешься в меня?

— Разве это важно?

— Да, я хочу записать это в дневник.

— Тогда я тебе не скажу.

— Я пошутил, я никуда не буду это записывать. Но расскажи мне.

— Раз ты не собираешься записывать, то мне тем более незачем тебе рассказывать.

— То есть, я всё-таки должен это записать?

— Вот видишь! Поэтому я не расскажу тебе.

— Но почему?

— В дневнике императора должны быть записаны только важные события, ценные для будущих поколений.

Шедший позади нас рыцарь издал тихий смешок. Наш разговор был несерьёзным, но поскольку он вёлся между императором и императрицей, должно быть, звучал забавно.

И пока я думала о том, чтобы не поддаться на провокацию, потому что чувствовала себя неловко, Хейнли продолжал проявлять настойчивость:

— Моя Королева. Ответь честно.

— А?

— Ты избегаешь вопроса, потому что на него нелегко ответить?

Его совершенно не смущало, что наш эскорт откровенно хихикал над нами.

В любом случае, Хейнли был прав.

— Да. Я не знаю, когда начала влюбляться в тебя.

Лишь когда я неверно истолковала намерения принцессы Шарлотты, я поняла, что люблю его. Сэр Юним и мои фрейлины поклялись держать в секрете это недопонимание.

Хейнли разочарованно покачал головой:

— Так не бывает.

— А ты сам знаешь, когда начал влюбляться в меня?

— Конечно знаю.

— Тогда расскажи мне.

— Я всегда был влюблен в тебя, и с каждым днём я влюбляюсь в тебя всё сильнее и сильнее.

Ну почему он всегда так красноречив?

— Моя Королева, на самом деле есть очень много маленьких моментов, которые позволили мне влюбиться в тебя. И я с огромным удовольствием перечислил бы их все, если бы ты пожелала.

— Назови хотя бы три из них.

— Ты была первой женщиной, которой мне пришлось лгать о том, что я — мужчина.

Хейнли понизил голос, чтобы только я могла его слышать.

— Ты была первой женщиной, шлёпнувшей меня по попе.

— Остановись!

Я дёрнулась, чтобы немедленно закрыть ему рот ладонью, но даже так он продолжал говорить:

— Ты была первой женщиной, что пыталась накормить меня насекомыми.

— Ты специально выбрал именно эти три причины?!

Судя по его словам, я была той ещё чудачкой. Когда я бросила на него раздражённый взгляд, он лишь весело улыбнулся и ответил:

— Да.

Затем он склонился и поцеловал меня.

— Моя Королева, разве у тебя нет случаев, в которых я был первым? Неважно, что это будет.

Он действительно хочет знать?

— Ты был первым мужчиной, который солгал мне, что он — мужчина. Ты был первым мужчиной, которого я шлёпнула по попе. И ты также был первым мужчиной, которого я попыталась накормить насекомыми.

Мне не понравилось, что он выставил меня чудачкой, поэтому я намеренно вернула его слова. Однако Хейнли тут же широко улыбнулся.

— Разве это не значит, что мы созданы друг для друга?

Он всё так мило перевернул, что я не смогла удержаться от смеха. И именно в этот момент я не заметила на дороге камень, о который споткнулась. Хейнли моментально среагировал и подхватил меня. И хотя мне удалось вернуть равновесие, я всё равно позволила себе прильнуть к его телу. Моя голова прижалась к его груди, и я могла слышать, как бьётся его сердце. Запах трав, смешанный с ночным ветром, позволил мне почувствовать себя по-настоящему счастливой.

В этот момент во мне разгорелось любопытство: а был ли сейчас счастлив мужчина, который бросил меня?

Совешу был безутешен.

— Если в ребёнке нет моей крови, он не может носить титул принцессы. Глорим даже не является моей незаконнорождённой дочерью, поэтому я лишаю её данного титула.

Рашта намеренно скрывала своё прошлое. Однако, поскольку Совешу официально женился на ней и в присутствии Верховного жреца подписал свидетельство о браке, для того, чтобы лишить её статуса императрицы, требовалось проведение официальной сложной процедуры.

А вот для того, чтобы Глорим перестала быть принцессой, хватило одного слова Совешу и того факта, что она не являлась его родной дочерью.

Хотя и император, и императрица по закону могли иметь наложниц и наложников, Глорим была зачата, когда Рашта ещё не была императрицей. И, что ещё хуже, в Глорим не было ни капли императорской крови.

Даже если Глорим будет воспитана как дворянка, она не сможет быть признана членом императорской семьи. Естественно, она не сможет быть принцессой.

Единственный вариант, который оставался у Совешу — это удочерить Глорим. Но он, охваченный гневом, даже не рассматривал его.

Может быть, со временем Совешу и пересмотрит своё отношение к ребенку, но прямо сейчас он не желал даже видеть лицо малышки. К тому же, она была так похожа на Рашту.

Тем не менее, он не выгнал ребёнка окончательно. Он попросил виконтессу Верди продолжать заботиться о ней, но уже в отдельно отведенной комнате.

И хотя официально доказано, что Глорим ему не дочь, Совешу не мог так просто взять и перечеркнуть то время и любовь, которые он посвятил ей. От этого лишение её статуса принцессы доставляло ему ещё больше мучений.

Он помнил, как девочка весело улыбалась, как плакала в своей люльке возле его письменного стола, как она мило агукала. Император испытывал невыносимую боль от того, что ему пришлось отказаться от ребёнка.

Ему даже не с кем было поделиться своими переживаниями, некому было выслушать его. Он занимал самое высокое положение в Восточной империи, у него было абсолютно всё, но не было никого близкого.

Раньше эта роль принадлежала Навье, но теперь она была императрицей другой страны. Маркиз Карл был его верным секретарём, но не другом, который мог разделить его боль.

Совешу мучился весь день, и когда он вернулся в свою спальню, то сразу прислонился лбом к картине Навье и тяжело вздохнул:

— Навье… Я не понимаю, почему это происходит со мной.

Холодная рама картины немного остудила его разум. Совешу вспомнил ужин с Навье, который произошел в день, когда он привёл Рашту в Императорский дворец. Тогда она хотела ему что-то сказать, но он постоянно избегал разговора, потому что знал, что речь зашла бы о Раште.

До момента развода они много и сильно ссорились, так что тот инцидент за ужином можно было бы считать пустяком. Однако же в эту минуту почему-то именно он всплыл в его памяти. Он до сих пор помнил выражение лица Навье в тот вечер.

— Мне следовало прислушаться к тебе тогда.

Совешу закрыл глаза и застонал от боли.

***

Рашта пострадала куда сильнее, чем Совешу.

Она была полна негодования по отношению к герцогу Элги за то, что тот сделал в Храме. Она была так потрясена, что первое время даже не могла выразить это должным образом. Но теперь, прокручивая в голове всё случившееся, она поняла, насколько несправедливо с ней обошлись, и от этого её снова захлестнула волна эмоций. Она не могла это принять. Ей было непонятно, как так вышло, что принцесса внезапно стала дочерью Алана, а герцог Элги появился с Аном. К тому же, меньше чем за день Глорим лишилась статуса принцессы и стала посмешищем Восточной империи. Это причиняло столько боли Раште, что она едва могла дышать.

— Как там принцесса?

Узнав, что Совешу лишил Глорим титула, Рашта попыталась расспросить горничную, чтобы узнать как можно больше подробностей. Но всё, что ей сказали, так это что виконтесса Верди с ребёнком покинула комнату принцессы. Рашта хотела увидеть дочь, но никто не говорил ей, где она. Несколько часов спустя она снова попыталась выведать информацию, но и в этот раз горничная была неприступна и холодна.

— Я не знаю. Может быть, вам стоит самой попытаться поискать?

Она посмотрела на девушку так, словно хотела сказать: "Почему ты зовешь свою дочь принцессой? Она здесь больше никто".

Столь презрительное отношение задело гордость Рашты. Она не могла поверить, что горничная, которую она сама лично выбрала, смеет вести себя подобным образом. Даже если в будущем её и свергнут, в настоящий момент она по-прежнему оставалась императрицей Восточной империи. Даже рыцарям пришлось изо всех сил сдерживать свой гнев, когда во время теста на родство Рашта подняла на них руку.

— Как ты смеешь общаться с императрицей в подобном тоне?

В надежде обеспечить себя верными и послушными служанками, Рашта, никого не ставя в известность, намеренно нанимала женщин, попавших в трудную жизненную ситуацию. А потому сейчас она искренне не понимала, чем заслужила подобное обращение.

Разумеется, поначалу горничные испытывали уважение и искренность по отношению к императрице. Однако после того как их госпожа заключила одну из них в тюрьму, а потом едва не казнила отца другой просто из-за случайной обмолвки, уважение сменилось страхом.

Кроме того, другие дворцовые слуги после всех этих случаев, которые слухами разнеслись повсюду, стали держаться подальше от новых горничных императрицы.

Всё это привело к тому, что девушки перестали заботиться о своей госпоже. Они просто выполняли свою работу, не более. А после того как принцессу, последнюю опору Рашты лишили статуса, служанки и вовсе открыто шептались между собой: "Зачем любезничать с той, чьё падение не за горами?"

Более того, служанки решили, что, если они хотят и дальше работать в Западном дворце, но уже при новой императрице, им стоит дистанцироваться от Рашты.