Онлайн чтение книги Сумма теологии Summa theologica
Вопрос 187. О ТОМ, ЧТО ДОЗВОЛЕНО МОНАХАМ

Теперь нам надлежит рассмотреть то, что дозволено монахам, под каковым заглавием наличествует шесть пунктов:

1) вправе ли они наставлять, проповедовать и тому подобное;

2) вправе ли они вмешиваться в мирские дела;

3) должны ли они заниматься телесным трудом;

4) вправе ли они жить подаянием;

5) вправе ли они производить сбор подаяний;

6) вправе ли они носить более грубые одежды, чем другие люди.

Раздел 1. ВПРАВЕ ЛИ МОНАХИ НАСТАВЛЯТЬ, ПРОПОВЕДОВАТЬ И ТОМУ ПОДОБНОЕ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монахи не вправе наставлять, проповедовать и тому подобное. Так, в постановлении Константинопольского собора879Четвёртый Константинопольский собор (879—880г.), осудивший какие бы то ни было добавления к Никейскому Символу веры, в том числе «filioque», и потому не признаваемый католиками. сказано, что «монастырская жизнь состоит в послушании и ученичестве, а не в наставничестве, властвовании или пастырском попечительстве». И Иероним говорит, что «обязанностью монаха является не наставлять, а сокрушаться». И папа Лев говорит: «Никому, ни монахам, ни мирянам, какими бы знаниями они не похвалялись, проповедовать не дозволяю; дозволяю только священникам Господа». Но выходить за границы своего служения или нарушать постановление Церкви непозволительно. Следовательно, похоже, что монахи не вправе наставлять, проповедовать и тому подобное.

Возражение 2. Далее, в постановлении Никейского собора сказано: «Собор без изъятия положил, что монахи не должны никого исповедовать, за исключением друг друга, равно как не должны погребать умерших, за исключением тех, кто обитал в монастыре или если случится умереть в нём какому-либо из посетивших его братьев». Но помимо всего вышеозначенного в обязанности клириков входят также проповедование и наставление. И коль скоро, согласно написанному Иеронимом [монаху Илиодору], «иное дело монахов, иное клириков», то дело представляется так, что монахи не вправе проповедовать, наставлять и тому подобное.

Возражение 3. Далее, Григорий говорит: «Никто не может исполнять церковные обязанности и соблюдать монашеский устав». Но монахи обязаны соблюдать монашеский устав. Поэтому дело представляется так, что они не могут исполнять церковные обязанности, к которым помимо прочего относятся наставление и проповедование. Следовательно, похоже, что они не вправе проповедовать, наставлять и тому подобное.

Этому противоречит следующее: Григорий после вышеприведённых слов добавляет, что «властью этого установления, подкреплённой силой нашей апостольской власти и долгом нашего служения, исполняющим обязанности священника монахам, кои были прообразованы апостолами, дозволяется проповедовать, крестить, причащать, молиться за грешников, налагать епитимии и отпускать грехи».

Отвечаю: что-либо может считаться тем, что человек делать не вправе, двояко. Во-первых, когда в само́м человеке есть нечто такое, что противно тому, что он делать не вправе; так, никто не вправе грешить, поскольку в каждом человеке наличествует разум и обязательство в отношении закона Божия, которым противен грех. В указанном смысле о человеке говорят как о не имеющем право проповедовать, наставлять и тому подобное тогда, когда в нём само́м есть то, что с этим несовместимо, либо в связи с предписанием (таковы, например, те светские священники, которые в силу церковного постановления не могут быть возведены к священным порядкам), либо в связи с грехом, согласно сказанному [в Писании]: «Грешнику же говорит Бог: “Что ты проповедуешь уставы Мои?”» (Пс. 49:16).

С этой точки зрения монахи вправе проповедовать, наставлять и тому подобное как потому, что ни их обеты, ни предписания их устава им этого не возбраняют, так и потому, что они представляются не менее достойными этого по причине какого-либо греха, а, напротив, более достойными, поскольку приняли на себя обязательство практиковаться в святости. В самом деле, глупо полагать, что человек становится менее пригодным исполнять духовные обязанности потому, что он подвизается в святости, и, следовательно, глупо утверждать, что монашеское состояние препятствует исполнению такого рода обязанностей. Это заблуждение было устранено папой Бонифацием, который сказал, что «иные, не имея никакого догматического подтверждения, с чрезвычайной дерзостью и рвением, внушённым скорее горечью, чем любовью, утверждают, что монахи, хотя они умерли для мира и живут для Бога, не достойны священнического служения, и что они не могут ни наложить епитимию, ни окрестить, ни даровать отпущение посредством божественно сообщённой им власти священнического служения. Однако они нисколько не правы». Главным доказательством этого, по его мнению, служит то, что это не противоречит уставу, в связи с чем он продолжает: «Ибо блаженный Бенедикт, святой наставник монахов, им этого не воспрещал», равно как не воспрещают этого и другие уставы. А ещё он опровергает вышеупомянутое заблуждение относительно непригодности монахов, когда в конце добавляет: «Чем совершенней человек, тем более он пригоден для них», то есть для духовных трудов.

Во-вторых, что-либо может считаться таким, что человек делать не вправе, не по причине нахождения в человеке чего-то противного этому, а потому, что человеку недостаёт того, что позволяет ему это делать; так, дьякон не вправе служить мессу, поскольку он не принадлежит к священническому порядку, а священник не вправе выносить приговор, поскольку ему недостаёт епископской власти. Впрочем, тут требуется различение. Ведь то, что относится к порядку, не может быть поручено тому, кто не входит в порядок, тогда как то, что относится к полномочиям, может быть поручено тому, кто не имеет постоянных полномочий; так, епископ может поручить вынесение приговора простому священнику. В указанном смысле о монахах говорят, что они не вправе проповедовать, наставлять и тому подобное потому, что монашеское состояние не предоставляет им соответствующих полномочий. Однако они могут всё это делать в том случае, когда получают предписание либо временные или постоянные полномочия.

Ответ на возражение 1. Из приведённых слов следует только то, что само по себе монашеское состояние ещё не даёт монахам права всё это делать, однако оно и не сообщает им ничего такого, что было бы противным исполнению этих действий.

Ответ на возражение 2. Это постановление Никейского собора тоже всего лишь запрещает монахам требовать себе полномочий для исполнения означенных действий на том только основании, что они – монахи, но оно не запрещает поручать им эти действия исполнять.

Ответ на возражение 3. Эти две вещи, а именно исполнение пастырского церковного служения и соблюдение монашеского устава в монастыре, несовместимы. Но это нисколько не препятствует монахам и другим верующим время от времени исполнять церковное служение по поручению вышестоящего пастыря, особенно если речь идёт о членах специально учреждённых для этого монашеских орденов, о которых мы поговорим ниже (188, 4).

Раздел 2. ВПРАВЕ ЛИ МОНАХИ ЗАНИМАТЬСЯ МИРСКИМИ ДЕЛАМИ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монахи не вправе заниматься мирскими делами. Так, в приведённом выше (1) декрете папы Бонифация сказано, что «блаженный Бенедикт обязал их быть полностью свободными от мирских дел; это, согласно апостольскому учению и наставлениям святых отцов, должно быть в полной мере усвоено не только монахам, но и всему каноническому клиру», поскольку [в Писании] сказано: «Никакой воин не связывает себя делами житейскими» (2 Тим. 2:4). Но все монахи суть воины Божии. Следовательно, они не вправе заниматься мирскими делами.

Возражение 2. Далее, апостол призывает «усердно стараться о том, чтобы жить тихо, делать своё дело» (1 Фес. 4:11), каковые слова глосса разъясняет так: «Воздерживаясь от всяких людских дел, дабы полней сосредоточиться на исправлении собственной жизни». Но монахи как никто другой предаются исправлению собственной жизни. Следовательно, они не должны заниматься мирскими делами.

Возражение 3. Далее, Иероним, комментируя слова [Писания]: «Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских» (Мф. 11:8), говорит: «Из этого следует, что строгая жизнь и решительная проповедь должны избегать царских чертогов и уклоняться от палат изнеженных роскошью людей». Но нужды мирских дел нередко приводят людей в царские чертоги. Следовательно, монахи не вправе заниматься мирскими делами.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Представляю вам Фиву, сестру нашу... помогите ей, в чём она будет иметь нужду у вас» (Рим. 16:1-2).

Отвечаю: как уже было сказано (186, 1), монашеское состояние определено к достижению совершенства любви, которое в первую очередь состоит в любви к Богу и во вторую – в любви к ближнему. Поэтому монахи в первую очередь и ради самих себя стремятся вверить себя Богу. Однако когда ближний терпит нужду, любовь побуждает их уделить внимание и его делам, согласно сказанному [в Писании]: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6:2), поскольку, служа ближнему ради Бога, они покорствуют божественной любви. В связи с этим читаем: «Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях» (Иак. 1:27), что, как говорит глосса, означает помогать нуждающимся по мере их нужд.

Таким образом, из этого можно заключить, что монахи и клирики не вправе заниматься мирскими делами из жадности, однако из любви и с дозволения начальствующих они могут с надлежащей умеренностью заниматься управлением и распоряжением мирскими делами. Поэтому в «Декреталиях» сказано, что «впредь по предписанию священного синода никакой клирик не должен ни обзаводиться собственностью, ни заниматься мирскими делами, за исключением тех случаев, когда целью является попечение о подкидышах, сиротах или вдовах, или же когда городской епископ поручает ему взять на себя ведение тех дел, кои связаны с Церковью». Сказанное о клириках в полной мере относится и к монахам, поскольку, как было показано выше, те и другие не вправе заниматься мирскими делами на общих для них основаниях.

Ответ на возражение 1. Монахам запрещено заниматься мирскими делами из жадности, но не из любви.

Ответ на возражение 2. Занятие мирскими делами ради удовлетворения нужд других свидетельствует не о делании не своего, а о любви.

Ответ на возражение 3. Монахам не подобает часто бывать в царских чертогах ради удовольствия, славы или из жадности, но в их нахождении там из благочестия нет ничего предосудительного. В связи с этим читаем: «Не нужно ли поговорить о тебе с царём, или с военачальником?» (4 Цар. 4:23). И точно так же монахи, подобно упрекавшему Ирода Иоанну Крестителю (Мф. 14:4), вправе идти в чертоги к царям ради их осуждения или исправления.

Раздел 3. ДОЛЖНЫ ЛИ МОНАХИ ЗАНИМАТЬСЯ ТЕЛЕСНЫМ ТРУДОМ?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монахи должны заниматься телесным трудом. В самом деле, монахи не освобождаются от соблюдения предписаний. Но телесный труд является предметом предписания, согласно указанию [апостола] «работать своими собственными руками (как мы заповедовали вам)» (1 Фес. 4:11). Поэтому Августин говорит: «Кто дозволяет этим наглецам», а именно не желающим трудиться монахам, о которых он ведёт речь, «которые пренебрегают спасительнейшим увещанием апостола, не только вести себя так, как если бы они были слабее других, но ещё и проповедовать так, как если бы они были святее других?». Следовательно, похоже, что монахи должны заниматься телесным трудом.

Возражение 2. Далее, глосса на слова [Писания]: «Если кто не хочет трудиться – тот и не ешь» (2 Фес. 3:10), говорит: «По мнению иных, это предписание апостола относится к духовным делам, а не к телесным трудам землепашца или ремесленника», и далее продолжает: «Но они тщетно стараются скрыть от себя и других своё нежелание не только исполнить, но даже уразуметь увещание любви»; и ещё: «Он желает, чтобы служители Божии жили от своих телесных трудов». Но служителями Божиими в первую очередь называют монахов, поскольку они, по словам Дионисия, полностью посвящают себя служению Богу880De Eccl. Hier. VI.. Следовательно, похоже, что они обязаны заниматься телесным трудом.

Возражение 3. Далее, Августин говорит: «Хотел бы я знать, чем могут себя занять те, кто не желает телесных трудов. Мы, говорят они, проводим время в молитве, пении псалмов, чтении и проповеди слова Господня». Однако всё это нисколько их не оправдывает, и он это доказывает в отношении каждого пункта. Так, во-первых, в отношении молитвы он говорит: «Одна молитва покорного будет услышана скорее, чем десять тысяч молитв высокомерного», имея в виду, что тот, кто не желает и слышать о телесном труде, высокомерен и недостоин. Во-вторых, в отношении славословия он замечает: «И при телесном труде нетрудно петь псалмы Богу». В-третьих, в отношении чтения он продолжает: «Почему столь много читающие не находят заповеди апостола? Что это за упрямство, желать читать, но не желать руководствоваться прочитанным?» В-четвёртых, он добавляет в отношении проповедования: «Если кто-то настолько занят речами, что не может уделять времени телесным трудам, то могут ли так поступать в монастыре все? Поскольку не могут, то почему все используют этот предлог? Но если бы и могли, то всё равно им пришлось бы делать это поочерёдно, причём не только потому, что другие могут быть заняты другими делами, но и потому, что пока один говорит, другие должны слушать». Следовательно, похоже, что монахи не вправе уклоняться от телесного труда по причине тех духовных дел, которым они себя посвятили.

Возражение 4. Далее, глосса на слова [Писания]: «Продавайте имения ваши» (Лк. 12:33), говорит: «Не только отдавайте одежды нищим, но и продавайте имения ваши, дабы, единожды отказавшись от всего ради Господа, в дальнейшем трудиться своими руками, имея от этого и на жизнь, и на милостыню». Но отказываться от всего своего в первую очередь приличествует монахам. Следовательно, похоже, что точно так же им приличествует жить и подавать милостыню от своих телесных трудов.

Возражение 5. Кроме того, дело представляется так, что монахам как никому другому надлежит подражать жизни апостолов, преподавших состояние совершенства. Но апостолы работали своими руками, согласно сказанному [апостолом]: «Трудимся, работая своими руками» (1 Кор. 4:12). Следовательно, похоже, что монахи обязаны трудиться телесно.

Этому противоречит следующее: те предписания, которые касаются всех, равно обязывают и монахов, и мирян. Но предписание телесного труда касается всех, как это явствует из увещания «удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно...» и так далее (2 Фес. 3:6) (братом он называет каждого христианина, согласно сказанному: «Если какой брат имеет жену неверующую...» и так далее (1 Кор. 7:12)). Но в том же самом месте читаем: «Если кто не хочет трудиться – тот и не ешь» (2 Фес. 3:10). Следовательно, монахи не обязаны заниматься телесным трудом больше, чем миряне.

Отвечаю: телесный труд определён к четырём вещам. В первую очередь и по преимуществу – к получению пищи, в связи с чем нашему праотцу было сказано: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт. 3:19); и ещё читаем: «Ты будешь есть от трудов рук твоих» (Пс. 127:2). Во-вторых, он определён к устранению праздности, из которой возникает множество зол, в связи с чем читаем: «Употребляй его», а именно раба, «на работу, чтобы он не оставался в праздности, ибо праздность научила многому худому» (Сир. 33:28). В-третьих, он определён к обузданию похоти, поскольку он является средством усмирения тела, в связи с чем читаем: «В трудах, в бдениях, в постах, в чистоте» (2 Кор. 6:5-6). В-четвёртых, он определён к подаянию, в связи с чем читаем: «Кто крал, вперёд не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное (чтобы было из чего уделять нуждающемуся)» (Еф. 4:28). Таким образом, в той мере, в какой телесный труд определён к получению пищи, он подпадает под обязательность предписания постольку, поскольку он необходим для достижения цели (ведь то, что определено к цели, заимствует свою необходимость от этой цели, будучи фактически необходимым потому, что без него не достигается цель). Поэтому тот, у кого нет никаких иных средств к существованию, обязан трудиться телесно независимо оттого, в каком состоянии он пребывает. Это обозначено словами апостола: «Если кто не хочет трудиться – тот и не ешь», как если бы он сказал: «Необходимость телесного труда обусловливается потребностью в пище». Так что если бы нашёлся такой, кто мог бы прожить без еды, то он мог бы и не трудиться телесно. То же самое можно сказать и о тех, которые не имеют иных законных средств к существованию, поскольку о человеке говорят как о не могущем делать то, что он делать не вправе. Поэтому мы видим, что апостол также предписывает телесный труд в качестве лекарства от греха тем, кто прежде зарабатывал на жизнь незаконным путём. В самом деле, апостол заповедал телесный труд, во-первых, во избежание воровства, что явствует из его слов: «Кто крал, вперёд не кради, а лучше трудись, делая своими руками полезное» (Еф. 4:28). Во-вторых, во избежание домогательств чужой собственности, в связи с чем он увещевает «работать своими собственными руками (как мы заповедовали вам), чтобы вы поступали благоприлично пред внешними» (1 Фес. 4:11-12). В-третьих, во избежание постыдных занятий, с помощью которых иные пытаются заработать на жизнь. Поэтому он говорит: «Когда мы были у вас, то завещали вам сие: “Если кто не хочет трудиться – тот и не ешь”. Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся (а именно, как разъясняет глосса, «зарабатывают на жизнь, творя беззаконие») – таковых увещеваем и убеждаем... чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб» (2 Фес. 3:10-12). И эти слова апостола, по мнению Иеронима, являются «не столько проповедью, сколько упрёком».

Впрочем, до́лжно иметь в виду, что под телесным трудом понимаются все человеческие занятия, посредством которых человек вправе зарабатывать себе на жизнь, независимо от того, использует ли он для этого руки, ноги или язык. В самом деле, караульные, гонцы и тому подобные, живущие своим трудом, считаются живущими телесным трудом, а поскольку «рука есть орудие орудий»881De Anima III, 8., все виды трудов, посредством которых человек вправе получать средства к существованию, также называют ручными трудами.

В той мере, в какой телесный труд определён к устранению праздности или усмирению тела, он как таковой не подпадает под обязательность предписания, поскольку для этого есть немало других средств помимо ручного труда; так, плоть усмиряется постами и бдениями, а праздность — размышлениями над Священным Писанием и пением псалмов. Поэтому глосса на слова [псалма]: «Истаевают очи мои о слове Твоём» (Пс. 118:82), говорит: «Не празден тот, кто погружен в размышления о слове Божием; и тот, кто занят внешним трудом, не лучше посвятившего себя познанию истины». Следовательно, в этом отношении монахи, равно как и миряне, не обязаны телесно трудиться, за исключением тех случаев, когда к этому их обязывает их орденский устав. Так, Иероним говорит, что «в египетских монастырях имеют обыкновение не допускать тех, кто не работает и не трудится, причём не столько ради житейских нужд, сколько ради благополучия души, чтобы она не тяготилась дурными помыслами».

И в той мере, в какой телесный труд определён к подаянию, он не подпадает под обязательность предписания, за исключением, разве что, того частного случая, когда человек приносит обет подавать милостыню и при этом не имеет никаких иных возможностей получить средства для помощи бедным. Это, конечно, обязывает монаха или мирянина трудиться телесно.

Ответ на возражение 1. Это предписание апостола относится к естественному закону, по каковой причине глосса на увещание [апостола] «удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно...» (2 Фес. 3:6), говорит: «Иным образом, чем этого требует естественный порядок», и при этом он говорит о тех, кто уклоняется от ручного труда. Действительно, в отличие от других животных, естественным образом вооружённых и одетых, человек от природы наделён руками, чтобы делами рук своих он мог получить всё, что ему необходимо для жизни. Отсюда понятно, что это предписание, как и все предписания естественного закона, равным образом обязывает и монахов, и мирян. Однако не всякий, кто не работает своими руками, грешит, поскольку те предписания естественного закона, которые имеют в виду благо многих, не являются обязательными для каждого в отдельности, так что вполне достаточно, когда один человек трудится так, а другой — иначе. В самом деле, одни заняты ремеслом, другие — земледелием, кто-то судит, кто-то проповедует и так далее, согласно сказанному апостолом: «Если всё тело – глаз, то где – слух? Если всё – слух, то где — обоняние?» (1 Кор. 12:17).

Ответ на возражение 2. Эта глосса взята из [книги] Августина «О телесном труде монахов», в которой он осуждает тех монахов, которые заявляли, что служители Божии не вправе работать своими руками, ссылаясь при этом на слова Господа: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть» (Мф. 6:25). Однако сказанное Августином вовсе не означает, что монахи обязаны работать своими руками даже тогда, когда у них есть другие средства к существованию, что явствует из добавленного им ниже: «Он желает, чтобы служители Божии жили от своих телесных трудов», что в равной мере относится и к монахам, и к мирянам, и так это по двум причинам. Во-первых, по причине того способа речи, который избрал апостол, когда призывал «удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно...». В самом деле, он называет братьями всех христиан, тем более что в его времена монашеские ордена ещё не были учреждены. Во-вторых, по причине того, что обязанности монахов ничем не отличаются от обязанностей мирян за исключением тех, которые налагает на них их устав, и потому если в их уставе ничего не сказано о телесном труде, монахи обязаны трудиться телесно не в большей степени, чем миряне.

Ответ на возражение 3. Человек может посвящать себя всем упомянутым здесь Августином духовным делам двояко: во-первых, имея в виду общее благо, во-вторых, имея в виду своё частное благополучие. Так вот, посвящающие себя вышеупомянутым духовным делам в интересах общества бывают освобождены от телесного труда по двум причинам: во-первых, потому, что им приличествует заниматься исключительно такими делами; во-вторых, потому, что посвятившие себя таким делам имеют право рассчитывать на поддержку со стороны тех, ради кого они трудятся.

С другой стороны, посвящающие себя таким делам не ради общества, а, так сказать, в частном порядке, не освобождаются от телесного труда, а также не вправе требовать, чтобы верующие поддерживали их своими приношениями, и именно их имеет в виду Августин. В самом деле, когда он говорит, что «при телесном труде нетрудно петь псалмы Богу (ведь ремесленник может болтать без умолку, при этом ни на минуту не прерывая свой труд)», то эти его слова, очевидно, относятся не к тем, которые в церкви поют уставные часы молитв, а к тем, которые произносят псалмы или славословия в качестве частного богослужения. И точно так же сказанное им о чтении и молитве до́лжно относить к частному чтению и молитве, которыми подчас бывают заняты и светские люди, а не к общественным молитвам в церкви или общественным урокам в школе. Поэтому он не говорит: «Мы проводим время в обучении и наставлении», но: «Мы проводим время в чтении». И то проповедование, о котором он ведёт речь, обращено не публично ко всем, а к одному или нескольким в частном порядке как своего рода частное наставление. По этой причине он говорит: «Если кто-то настолько занят речами...», имея в виду сказанное в глоссе на слова [апостола] (1 Кор. 2:4): «Речь обращена к немногим, а проповедь – ко многим».

Ответ на возражение 4. Презревшие всё ради Бога обязаны телесно трудиться только тогда, когда, как было показано нами в этом разделе, у них нет иных средств для жизни или подаяния (в том случае, если подаяние является предметом предписания). И именно так до́лжно понимать приведённую глоссу

Ответ на возражение 5. То, что апостолы работали своими руками, в одних случаях было обусловлено необходимостью, а в других это было исполнением сверхдолжного. Это было необходимо тогда, когда им не помогали другие. Поэтому глосса на слова [апостола]: «Трудимся, работая своими руками» (1 Кор. 4:12), добавляет: «Ибо никто не подаст». Это было и исполнением сверхдолжного, как явствует из слов апостола о том, что он не пользовался властью жить от благовествования (1 Кор. 9:12). Апостол практиковал это исполнение сверхдолжного по трём причинам. Во-первых, чтобы лишить лжеапостолов повода к проповедованию, поскольку те проповедовали исключительно ради временных благ; поэтому он говорит: «Но как поступаю, так и буду поступать, чтобы не дать повода ищущим повода...» и так далее (1 Кор. 11:11-12). Во-вторых, чтобы ничем не обременить тех, кому он проповедовал; поэтому он говорит: «Чего у вас недостаёт перед прочими церквами — разве только того, что сам я не был вам в тягость?» (2 Кор. 12:13). В-третьих, чтобы подать пример трудов праздным; поэтому он говорит: «Занимались трудом и работою ночь и день... чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам» (2 Фес. 3:8-9). Однако, по замечанию Августина, апостол ничего такого не делал в таких местах как Афины, где он имел средства для ежедневного проповедования. Таким образом, в этом вопросе монахи не обязаны подражать апостолу, поскольку они не обязаны исполнять всё сверхдолжное, тем более что другие апостолы не работали своими руками.

Раздел 4. ВПРАВЕ ЛИ МОНАХИ ЖИТЬ ПОДАЯНИЕМ?

С четвёртым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монахи не вправе жить подаянием. В самом деле, апостол запрещает тем вдовам, которые имеют другие источники дохода, обременять Церковь, чтобы Церковь «могла довольствовать истинных вдовиц» (1 Тим. 5:16). И Иероним пишет папе Дамасию, что «если те, которые достаточно обеспечены родителями или своим собственным имуществом, берут принадлежащее бедным, то они совершают святотатство и должны быть обвинены в нём». Но когда монахи здоровы, они могут обеспечивать себя, работая собственными руками. Следовательно, похоже, что, довольствуя предназначенное бедным подаяние, они совершают грех.

Возражение 2. Далее, жизнь за счёт верных — это вознаграждение тем, кто проповедует Евангелие, плата за их дело и труд, согласно сказанному [в Писании]: «Трудящийся достоин пропитания» (Мф. 10:10). Но благовествовать приличествует не монахам, а прелатам, кои являются пастырями и наставниками. Следовательно, монахи не вправе жить подаянием верных.

Возражение 3. Далее, монахи находятся в состоянии совершенства. Но гораздо совершеннее подавать милостыню, а не получать её, в связи с чем читаем: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20:35). Следовательно, им до́лжно не жить подаянием, а, пожалуй, самим подавать от своих телесных трудов.

Возражение 4. Далее, монахам приличествует избегать всего, что препятствует добродетели и даёт повод к греху. Но получение милостыни даёт повод к греху и препятствует акту добродетели; так, глосса на слова [Писания]: «Чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам» (2 Фес. 3:9), говорит: «Тот, кто, не желая трудиться, часто вкушает пищу с чужого стола, вынужден льстить своему благодетелю». К тому же [Писание] говорит: «Даров не принимай – ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых» (Исх. 23:8); и ещё: «Должник делается рабом заимодавца» (Прит. 22:7). Но это противно монашеству, поскольку глосса на слова [Писания]: «Чтобы себя самих дать вам в образец...» и так далее, говорит: «Наша же вера призывает людей к свободе». Следовательно, похоже, что монахи не вправе жить подаянием.

Возражение 5. Кроме того, монахи более чем кто бы то ни было должны подражать совершенству апостолов, в связи с чем апостол сказал: «Итак, кто из нас совершен, так должен мыслить» (Филип. 3:15). Но апостол не желал жить за счёт верных, чтобы, по его словам, не давать повода лжеапостолам (2 Кор. 11:12) и не искушать слабых (1 Кор. 9:12). Из этого можно заключить, что по тем же самым причинам монахам тоже надлежит воздерживаться от того, чтобы жить подаянием. Поэтому Августин говорит: «Откажитесь от унижающей вас постыдной торговли, которая вводит слабых в соблазн, и тогда люди узрят, что вы желаете не проводить лёгкую жизнь в праздности, а войти в царство Божие тесными вратами и узким путём».

Этому противоречит сказанное Григорием о том, что блаженный Бенедикт, оставив дом и родительское наследие, в течение трёх лет жил в пещере и питался тем, что приносил ему монах из Рима882Dial. II, 1. Григорий говорит не о «монахе из Рима», а о «монахе по имени Роман».. И хотя он был вполне здоров, нигде не сказано, что он стремился жить от телесных трудов. Следовательно, монахи вправе жить подаянием.

Отвечаю: человек вправе жить тем, что его или приличествует ему. Затем, то, что дано из щедрости, становится собственностью того, кому оно дано. Поэтому монахи и клирики, монастыри или церкви которых получили какие-либо средства от щедрот князей или иных верующих, вправе жить на эти средства и не трудиться своими руками, что, несомненно, значит жить подаянием. И точно так же, если монахи получают преходящие блага от верующих, то они вправе на них жить. В самом деле, нелепо утверждать, что человек может принимать милостыню от того или иного большого имения, но при этом не должен принимать хлеб или какую-то мелочь. Однако эти дары, похоже, даются монахам затем, чтобы они могли иметь больше досуга для монашеских дел, которым [таким образом] желают стать причастными дарители временных благ. Так что если бы монахи стали воздерживаться от монашеских дел, то использование этих даров стало бы для них незаконным, поскольку в таком случае они, со своей стороны, воспрепятствовали бы намерению дарителей.

Что-либо может приличествовать человеку двояко. Во-первых, в силу необходимости, которая, по утверждению Амвросия, всё делает общим. Поэтому в случае нужды монахи вправе жить подаянием. Такая необходимость может иметь место по трём причинам. Во-первых, из-за телесной слабости, которая не позволяет им обеспечивать себя трудами своих рук. Во-вторых, потому, что получаемого ими от телесных трудов не всегда хватает для поддержания жизни. В связи с этим Августин [в своей книге «О телесном труде монахов"] говорит, что «верные доброе дело делают, когда не оставляют телесно трудящихся служителей Божиих без необходимого в тот час, когда им надобно заботиться о своих душах, чтобы из-за невозможности осуществлять свой телесный труд они не были угнетены нуждой». В-третьих, потому, что не все подготовлены своим прежним образом жизни к телесным трудам. Поэтому Августин говорит, что «если в миру у них было достаточно средств, чтобы без труда поддерживать свою жизнь, но при своём обращении к Богу они роздали всё это нуждающимся, то нам надлежит уважать их слабость и мириться с нею». В самом деле, воспитанные в неге обычно не готовы сносить все тяготы телесных трудов.

Во-вторых, что-либо может стать приличествующим человеку благодаря тому, что он предоставляет другим что-либо преходящее или духовное, согласно сказанному [в Писании]: «Если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнём у вас телесное?» (1 Кор. 9:11). И в этом смысле монахи могут жить подаянием как приличествующим им в четырёх случаях. Во-первых, когда они проповедуют по установлению прелата. Во-вторых, когда они служат у алтаря, согласно сказанному [в Писании]: «Служащие жертвеннику берут долю от жертвенника. Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования» (1 Кор. 9:13-14). Поэтому Августин говорит: «Если они благовествуют, то это», а именно жить на содержании верующих, «им дозволяется; если они служат у алтаря или причащают, то и настаивать на этом не нужно, ибо здесь они в полном праве». И так это потому, что эти таинства общи всем верным. В-третьих, когда они посвящают себя изучению Священного Писания ради блага всей Церкви. Поэтому Иероним говорит: «Так повелось ещё в Иудее и обычно не только нам, но и евреям, что денно и нощно размышляющие над законом Господним и не имеющие здесь ничего, кроме одного только Бога, поддерживаются пожертвованиями от синагог и от всего мира». В-четвёртых, когда они отдали всё своё имение монастырю, они вправе жить на даваемую монастырю милостыню. Поэтому Августин говорит, что «отказавшиеся от своего имения или раздавшие его, большое или какое бы то ни было, ради того, чтобы благочестиво и со спасительным смирением быть причисленными к бедным Христовым, вправе рассчитывать на общую и братскую любовь, дающую им взамен средства к жизни. Если они трудятся телесно, их, конечно же, до́лжно хвалить, но если они этого не желают, то кто посмеет их вынуждать? И при этом неважно, каким монастырям и в каком именно месте каждый из них пожертвовал блага своим нуждающимся братьям, поскольку все христиане составляют единое общество».

С другой стороны, при отсутствии какой-либо необходимости или без предоставления другим тех или иных благ монахам не до́лжно желать жить в праздности на даваемое бедным подаяние. Поэтому Августин [в своей книге «О телесном труде монахов"] говорит: «Подчас постригающиеся для служения Богу прежде пребывали в рабском состоянии жизни, занимались землепашеством, торговлей или каким-то другим низким делом. В их случае не вполне ясно, пришли ли они ради того, чтобы служить Богу, или же чтобы оставить жизнь, полную трудов и нужды, и жить в праздности сытыми и одетыми, да к тому же ещё и почитаться теми, которые имели обыкновение их презирать и попирать. Таких людей, конечно, нельзя освобождать от трудов по причине их телесной слабости, ибо прежний их образ жизни свидетельствует против них». И далее он добавляет: «Если они не желают работать, то им не дозволено и есть. Ибо если богатый смирился к благочестию, то не для того ведь, чтобы бедный превознёсся к гордыне; да и где это видано, чтобы сенаторы стали рабочими ради того, чтобы рабочие стали праздными, или чтобы помещики отказались от досуга ради того, чтобы их крепостные наслаждались покоем».

Ответ на возражение 1. Эти авторитетные утверждения до́лжно понимать как относящиеся к тем случаям, когда речь идёт о необходимости, а именно когда нет никаких иных средств для вспомоществования бедным. Действительно, в подобных случаях они обязаны не только воздерживаться от принятия милостыни, но и отдавать всё, что имеют, для поддержания нуждающихся.

Ответ на возражение 2. Прелаты правомочны проповедовать в силу своего служения, а монахи могут быть уполномочены на это в силу поручения, и если они трудятся на ниве Господней, то могут с неё и жить, согласно сказанному [в Писании]: «Трудящемуся земледельцу первому до́лжно вкусить от плодов» (2 Тим. 2:6), каковые слова глосса истолковывает так: «То есть проповедующему который на церковной ниве возделывает сердца слушающих его плугом слова Божия». Подаянием также могут жить и те, кто прислуживает проповедующим. Поэтому глосса на слова [Писания]: «Если язычники сделались участниками в их духовном, то должны и им послужить в телесном» (Рим. 15:27), говорит: «А именно посланным проповедовать из Иерусалима евреям». Кроме того, как было показано выше, есть и другие причины, дающие человеку право рассчитывать на получение пропитания от верных.

Ответ на возражение 3. При прочих равных условиях блаженнее давать, нежели принимать. Однако, как мы уже показали (186, 3), раздать или отказаться от всего своего имения ради Христа и затем получать что-то для поддержания жизни лучше, чем отдавать его бедным по частям.

Ответ на возражение 4. Получение даров ради приумножения богатства, а также принятие тех или иных средств от другого без каких-либо на это прав, не ради чьей-либо пользы и безо всякой личной нужды открывает дорогу греху. Но всё это, как уже было сказано, никак не относится к монахам.

Ответ на возражение 5. Если существует необходимость того, чтобы монахи жили подаянием и при этом не трудились телесно, а также очевидна польза этого для других, то соблазняются не слабые, а те, которые преисполнены злобы, каковыми были фарисеи, соблазн которых Господь учит нас презирать (Мф. 15:12-14). Однако если такая необходимость и польза не представляются очевидными, то это может ввести слабых в соблазн, чего следует избегать. Но точно такой же соблазн может быть обусловлен и теми, которые живут в праздности на общественные доходы.

Раздел 5. ВПРАВЕ ЛИ МОНАХИ ПРОСИТЬ ПОДАЯНИЕ?

С пятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монахи не вправе просить подаяние. Так, Августин говорит: «Враг рода человеческого посеял множество лицемеров, странствующих повсюду в монашеских рясах»; и несколько ниже добавляет: «Все они просят, все они требуют содержать их в их прибыльной бедности, оплачивать их притворную святость». Следовательно, похоже, что жизнь нищенствующих монахов заслуживает осуждения.

Возражение 2. Далее, [апостол] увещевает «усердно стараться о том, чтобы... работать своими собственными руками (как мы заповедовали вам), чтобы вы поступали благоприлично пред внешними и ни в чём не нуждались» (1 Фес. 4:11-12), каковые слова глосса разъясняет так: «До́лжно работать и не быть праздными, ибо работа честна и на виду у неверующих; до́лжно не искать чужого, поменьше просить и принимать». И глосса на слова: «Если кто не хочет трудиться...» и так далее (2 Фес. 3:10), говорит: «Он желает, чтобы служители Божии жили от своих телесных трудов и не нуждались в том, чтобы просить необходимое», то есть просить подаяние. Следовательно, похоже, что просить подаяние, пренебрегая телесным трудом, незаконно.

Возражение 3. Далее, монахам не приличествует всё, что запрещено законом и противно правосудности. Но божественный Закон запрещает просить подаяние, в связи с чем читаем: «Разве только не будет у тебя нищего» (Вт. 15:4); и ещё: «Я... не видал праведника оставленным, и потомков его – просящими хлеба» (Пс. 36:25). К тому же трудоспособный нищий подвергается наказанию согласно гражданскому праву. Следовательно, монахам не приличествует просить подаяние.

Возражение 4. Далее, по словам Дамаскина, «стыд – это страх пред ожидаемым порицанием»883De Fide Orth. II.. Но Амвросий говорит, что «стыд нищенства есть свидетельство знатного происхождения». Таким образом, просить подаяние стыдно и, следовательно, не приличествует монахам.

Возражение 5. Кроме того, как уже было сказано (4), согласно заповеди Господней проповедующим Евангелие приличествует жить подаянием. Однако просить подаяние не гоже, в связи с чем глосса на слова [Писания]: «Трудящемуся земледельцу...» и так далее (2 Тим. 2:6), говорит: «Апостол пожелал дать знать благовествующему, что он принимает необходимое от тех, для кого он трудится, не по просьбе, а по праву». Следовательно, похоже, что монахам не приличествует просить подаяние.

Этому противоречит следующее: монахам приличествует жить, подражая Христу. Но Христос был нищим, согласно сказанному [в Писании]: «Я же – беден и нищ» (Пс. 39:18), каковые слова глосса разъясняет так: «Это Христос сказал о Себе как о принявшем “образ раба”»; и несколько ниже: «Нищ тот, кто просит у другого; беден тот, кто не имеет достаточно для себя».

И ещё раз читаем: «Я же – беден и нищ» (Пс. 69:6), каковые слова глосса разъясняет так: «Я нищ потому, что прошу, а беден потому что не имею достаточно для себя, поскольку нет у меня никакого мирского богатства». И Иероним пишет в своём письме: «Доколе твой Господин», то есть Христос, «просит, бойся копить себе чужие богатства». Следовательно, монахам прилично просить подаяние.

Отвечаю: в отношении нищенства можно усматривать две вещи. Первую – со стороны самого акта нищенства, к которому прилагается некоторое уничижение, поскольку из всех людей самыми уничижёнными представляются те, которые не только бедны, но и настолько нуждаются, что вынуждены получать своё пропитание от других. Поэтому некоторые заслуживают похвалу, когда просят из смирения, а также уничижают себя какими-либо иными способами, поскольку самоуничижение является действенным средством против гордыни, которую они хотят подавить или в себе, или в других на примере себя. Ведь подобно тому, как болезнь, которая является следствием чрезмерной теплоты, лучше всего лечится посредством наиболее холодных вещей, точно так же и предрасположенность к гордыне лучше всего лечится посредством того, что связано с наибольшим уничижением. В связи с этим в «Декреталиях» сказано, что «снисходить к наискромнейшим обязанностям и самой непритязательной службе есть упражнение в смирении, посредством которого только и можно исцелиться от болезни тщеславия и гордыни». Поэтому Иероним хвалит Фабиолу за то, что она пожелала «получать милостыни, извергнув все свои богатства ради Христа». Подобным же образом поступал и блаженный Алексий, который, отрёкшись от всего своего имения ради Христа, радовался, когда получал милостыни от своих собственных слуг. И о блаженном Арсении в «Житиях» сказано, что он возносил благодарности за то, что был вынужден просить подаяние. По той же причине нищенское паломничество подчас возлагается на некоторых в качестве епитимии за какой-либо тяжкий грех. Однако коль скоро смирению, равно как и другим добродетелям, должно сопутствовать благоразумие, становящемуся нищим ради самоуничижения надлежит проявлять осмотрительность, чтобы не присовокупить что-либо неподобающее, например жадность. Во-вторых, нищенство можно рассматривать со стороны того, что приобретается посредством просьбы подаяния. И в этом смысле человек может побуждаться к нищенству двумя причинами. Во-первых, желанием получать средства или пропитание, нисколько ради этого не трудясь, и такого рода нищенство незаконно; во-вторых, необходимостью или пользой. Необходимостью – когда у человека нет никаких иных средств к существованию, кроме подаяния; пользы – когда он желает сделать что-либо полезное, но не может этого сделать без подаяния верных. Так собирают пожертвования на строительство моста или церкви или на какое-либо другое дело, способствующее общественному благу; так учёные могут просить средства на то, чтобы полностью предаться изучению мудрости. Такого рода нищенство позволительно монахам не в меньшей степени, чем мирянам.

Ответ на возражение 1. Августин недвусмысленно говорит о тех, которые просят милостыни из жадности.

Ответ на возражение 2. В первой глоссе, как явствует из слов апостола, речь идёт о просьбе подаяния из жадности, тогда как во второй глоссе — о тех, кто, не преследуя никакой пользы, выпрашивает нечто для того, чтобы жить в праздности. С другой стороны, тот, кто приносит пользу, живёт не праздно.

Ответ на возражение 3. Это предписание божественного Закона не запрещает просить подаяние, а запрещает богатым быть столь скаредными, что иные вынуждены просить подаяние. Гражданское право подвергает наказанию тех трудоспособных нищих, которые попрошайничают не по нужде и не ради пользы.

Ответ на возражение 4. Стыд бывает двояким: один связан с бесчестьем, другой – с внешним изъяном, как, например, когда человек стыдится своей болезни или бедности. Последний вид непривлекательности нищенствующего не греховен, но может, как было показано выше, принадлежать смирению.

Ответ на возражение 5. Проповедующие имеют право получать пропитание от тех, кому они проповедуют, но если они предпочитают просить, чтобы оно давалось им не по обязанности, а как свободный дар, то это свидетельствует об их великом смирении.

Раздел 6. ВПРАВЕ ЛИ МОНАХИ НОСИТЬ БОЛЕЕ ГРУБЫЕ ОДЕЖДЫ, ЧЕМ ОСТАЛЬНЫЕ?

С шестым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что монахи не вправе носить более грубые одежды, чем остальные. В самом деле, согласно апостолу, мы должны удерживаться «от всякого рода зла» (1 Фес. 5:22). Но грубые одежды имеют отношение в роду зла; так, Господь сказал: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде» (Мф. 7:15); и глосса на слова [Писания]: «И вот, конь бледный» (Откр. 6:8), говорит: «Дьявол, уразумев, что не может преуспеть ни посредством внешних скорбей, ни очевидной ереси, высылает вперёд лжебратию, представленную в образе вороного и рыжего коней, дабы она, облачившись монахами, извратила веру». Следовательно, похоже, что монахи не вправе носить грубые одежды.

Возражение 2. Далее, Иероним говорит: «Тёмных одежд не носи точно так же, как и светлых. Тонких и грубых одежд одинаково до́лжно избегать: первое говорит о любви к удовольствиям, второе – о тщеславии». Следовательно, коль скоро тщеславие является более тяжким грехом, чем любовь к удовольствиям, похоже, что монахи, коим надлежит стремиться к наиболее совершенному, должны избегать скорее грубых, нежели тонких одежд.

Возражение 3. Далее, монахи должны в первую очередь стремиться к покаянию. Но при покаянии нам надлежит внешне выказывать не страдание, а радость; так, Господь говорит: «Когда поститесь,— не будьте унылы, как лицемеры», и ниже добавляет: «А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лицо твоё» (Мф. 6:16-17). Августин, комментируя эти слова, говорит: «В этой главе нам даётся понять, что не только сияние и великолепие внешних вещей, но и траурные одежды могут быть показной роскошью, тем более опасной, что она, прикидываясь служением Богу, вводит в соблазн». Следовательно, похоже, что монахи не должны носить грубые одежды.

Этому противоречат следующие слова апостола: «Они... скитались в милотях и козьих кожах» (Евр. 11:37), а глосса добавляет: «Каковы Илия и другие». Кроме того, в «Декреталиях» сказано: «Заслуживают порицания высмеивающие тех, кто носит грубые и монашеские облачения. Ведь в прежние времена все, посвятившие себя Богу, ходили в простом и грубом одеянии».

Отвечаю: как говорит Августин, «во всём, что касается внешнего, виновно не употребление вещей, а похоть употребляющего»884De Doctr. Christ. III.. Для того чтобы вынести об этом суждение, нужно рассматривать простое и грубое одеяние двояко. Во-первых, как являющееся признаком расположенности или состояния человека, поскольку, согласно сказанному [в Писании]: «Одежда... человека показывает свойство его» (Сир. 19:27). Так, грубые одежды иногда являются признаком скорби, поэтому скорбящим обычно носить грубые одежды, хотя, с другой стороны, во время празднества и радости они одевают что-то более красивое. По этой же причине и кающиеся облекаются в грубые одежды, как, например, царь [Ниневии], который «оделся во вретище» (Иона. 3:6), и Ахав, который «возложил на тело своё вретище» (3 Цар. 21:27). В некоторых же случаях оно является признаком презрения к богатству и мирской роскоши. Поэтому Иероним говорит: «Да будет твоё мрачное облачение свидетельством чистоты твоих помыслов, твоя грубая одежда – твоего презрения к миру, но при этом не превозносись умом, иначе твоя речь станет опровергать твой навык». И в обоих указанных смыслах монахам приличествует носить грубые одежды, поскольку монашество есть состояние покаяния и презрения к мирской славе.

То же, что человек хочет таким образом показать что-то другим, может быть следствием трёх причин. Во-первых, той, что он скромен; действительно, подобно тому, как разукрашенные одежды свидетельствуют о превознесении человеческого ума, точно так же непритязательное одеяние – о его скромности. Поэтому, говоря об Ахаве, который «возложил на тело своё вретище», Господь сказал Илии: «Видишь, как смирился предо Мною Ахав!» (3 Цар. 21:29). Во-вторых, чтобы подать пример другим; поэтому глосса на слова [Писания]: «Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса» (Мф. 3:4), говорит: «Проповедующий покаяние одевался так, как приличествует кающемуся». В-третьих, по причине тщеславия, в связи с чем Августин говорит, что «и траурные одежды могут быть показной роскошью».

Таким образом, ношение скромных одежд по двум первым причинам заслуживает похвалы, а по третьей причине — греховно.

Во-вторых, простое и грубое одеяние можно рассматривать как следствие жадности или неопрятности, и в таком случае его ношение тоже греховно.

Ответ на возражение 1. Грубое одеяние само по себе не имеет отношения к роду зла, но, напротив, скорее – к роду добра, а именно к презрению к мирской славе. Именно поэтому порочные люди часто прикрывают своё зло грубой одеждой. В связи с этим Августин говорит, что «овцы не станут испытывать неприязнь к своей одежде только лишь потому, что иногда под нею скрываются волки».

Ответ на возражение 2. В данном случае Иероним говорит о тех грубых одеждах, которые носят ради человеческой славы.

Ответ на возражение 3. Господь заповедал людям не делать ничего святого напоказ, и в первую очередь тогда, когда делаемое необычно. Поэтому Златоуст говорит: «Творя молитву, человек не должен делать ничего необычного, чтобы не привлекать внимания других: не кричать, не бить себя в грудь, не заламывать рук», поскольку сама необычность такого поведения привлекла бы к нему внимание окружающих. Впрочем, не всякое необычное и привлекающее внимание поведение обусловливает вину, поскольку оно может быть как добрым, так и дурным. Поэтому Августин говорит: «У христиан принято так, что когда человек привлекает к себе внимание своей крайней оборванностью и убогостью, будучи при этом таким добровольно и не по нужде, мы смотрим на другие его дела, чтобы рассудить, действительно ли его поведение обусловлено презрением ко всему лишнему в одежде или же оно притворно». Однако монахи, похоже, не действуют так из притворства, поскольку они носят грубую рясу в знак своего пострижения, посредством которого они выражают презрение к миру.