Онлайн чтение книги Лучше быть вдовствующей императрицей It’s Better to be the Empress Dowager
1 - 50

Как Лу Юйфэй закончила говорить, в комнате наступила странная тишина. Чжао Чэнцзюнь сразу же отвел взгляд, будто ничего и не произошло, Тан Шиши положила апельсин и поклонилась Лу Юйфэй: 

— Приветствую шицзыфэй.

Лу Юйфэй уклонилась и ответила: 

— Барышня Тан.

Лу Юйфэй ответила на приветствие Тан Шиши, полностью ориентируясь на лицо Чжао Чэнцзюнь. Ее не волновали эти приличия, в ее глазах читалось слабое внимание.

Лу Юйфэй поняла, что, возможно, недооценила Тан Шиши, и переоценила Цзин-вана. Все твердят, что у мужчин в жизни не так уж много целей: власть, богатство, красота. С древних времен и до наших дней, без исключения. 

Они могут не иметь первые две, но обязаны последнюю.

Было бы неправдой, если бы Лу Юйфэй сказала, что она не разочарована. Оказалось, что Цзин-ван, которого она уважала и на которого полагалась, не смог избежать мужской похоти. Лу Юйфэй не думала, из Тан Шиши выйдет какой-то толк*. Красавица с милым личиком была не более чем цветной вазой для Цзин-вана. Она была свежа несколько дней и, естественно, через некоторое время от нее избавились бы.

*[成气候 chéngqìhou - создавать климат, делать погоду, обр. в знач.: оказывать влияние, выйдет толк]

Лу Юйфэй никак не могла смириться с этим фактом. Она считала, что Цзин-ван отличается от обычных мужчин. Он ценит более утонченную аристократическую красоту, такую, как у Си Юньчу.

В итоге…

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Лу Юйфэй вышла из транса и быстро отдала честь Чжао Чэнцзюнь: 

— Невестка приветствует свекра и  выражает почтение отцу.

Лу Юйфэй почтительно поклонилась Чжао Чэнцзюнь. Сказав это, она согнула колени и стала ждать ответа Чжао Чэнцзюнь. Однако Чжао Чэнцзюнь, казалось, совсем не обращал на нее внимания. Опираясь одной рукой на кресло, молча смотрел в другой конец комнаты.

Тан Шиши очистила половину апельсина и не знала, куда его класть. Поэтому она могла только продолжать чистить его. К сожалению, в последний момент она не рассчитала свои силы, и из апельсина выжалось много сока, который попал ей на руки. Тан Шиши положила апельсин и подняла руки, чувствуя себя немного потерянной.

Чжао Чэнцзюнь незаметно хмурился: почему она так беспечна?

Чжао Чэнцзюнь взял свой носовой платок, остановил беспорядочные действия Тан Шиши и протянул ей платок: 

— Вытри руки.

Тан Шиши, естественно, взяла его. Она вытерла два пальца и вдруг поняла: 

— Принц, это Ваш платок?

— Мхм, - небрежно ответил Чжао Чэнцзюнь. Увидев, что Тан Шиши не может нормально вытереть жидкость, он не выдержал и взял ее за руку: 

— Будь внимательней, тут еще что-то есть.

Лу Юйфэй все еще продолжала стоять в позе приветствия. Ее улыбка становилась все более жесткой, она оказалась в безвыходном положении*.

*[进退两难 jìntuì liǎngnán - идти вперёд и отступать ― одинаково плохо, обр. в знач.: не податься ни туда ни сюда, ни вперёд ни назад; оказаться в безвыходном положении; встать перед сложным выбором]

К счастью, до замужества родная семья бессердечно следила за этикетом Лу Юйфэй. Поэтому сохранить положение полуприседа не составило труда. Она стояла и ждала. Наконец, когда Чжао Чэнцзюнь и Тан Шиши закончили разговор, она быстро повысила голос и снова сказала: 

— Невестка выражает почтение отцу.

Чжао Чэнцзюнь подумал, что наконец-то встретил человека, не обладающего проницательностью, кроме Тан Шиши. Чжао Чэнцзюнь положил платок на стол и негромко сказал: 

— Вставай.

После освобождения Чжао Чэнцзюнь Лу Юйфэй не встала, а покорно опустилась на колени, подняв руки в торжественном поклоне:

— Невестка не почтительна, отец, прошу, смилуйтесь.

Чжао Чэнцзюнь уже знал, что она собирается сказать, и у него начала болеть голова. Чжао Чэнцзюнь больше всего ненавидел неприятности. Он явно намекнул ей, но Лу Юйфэй по-прежнему донимала его.

Лу Юйфэй продолжала стоять на коленях и не могла видеть истинного выражения лица Чжао Чэнцзюнь. Тан Шиши стояла в стороне и заметила, как похолодел Чжао Чэнцзюнь. Тан Шиши бросил взгляд на Лу Юйфэй и вздохнула.

Голос Чжао Чэнцзюнь звучал как обычно, в нем не было слышно никаких изменений: 

— Непочтительность к родителям - это тяжкое преступление. Не говори ерунды. Что случилось?

— Эта невестка недостойна быть шицзыфэй, - Лу Юйфэй начала плакать, опустив голову: - Отец, прошу Вас, решите за эту невестку.

Сказав это, Лу Юйфэй не стала уточнять, в чем дело, склонила голову и заплакала. Как только Чжао Чэнцзюнь услышал плач, у него сразу же разболелась голова, и это была настоящая головная боль. Он совершенно не мог выносить этот шум. Он не мог вынести ночной шум ветра, не говоря уже о женских рыданиях.

Чжао Чэнцзюнь сжал центр бровей. Подметив изменения в лице Чжао Чэнцзюнь, Тан Шиши спешно сказала Лу Юйфэй: 

— Шицзыфэй, неблагоприятно плакать с утра пораньше. Ежели есть что сказать, то должна сначала все прояснить, пока принц не решил за тебя.

Тан Шиши быстро обратилась к сопровождающим с обеих сторон: 

— Помогите шицзыфэй встать.

Лу Юйфэй встала, всхлипывая, и, наконец, была готова сказать то, что хотела: 

— Беспокоить отца с утра пораньше - очень непочтительно со стороны невестки. Но кроме этого, невестка не знает, что делать...

Лу Юйфэй обиженно сказала, что Чжао Цзысюнь не соблюдает этикет и позволил ей остаться одной на пятнадцатый день. Тан Шиши смутилась. Хотя она и понимала, что такое отношения между мужчинами и женщинами, но все-таки была незамужней девушкой. Ей ведь не подобает слышать подобные слова?

Тан Шиши тихонько вышла под предлогом подать чай.

После этого Чжао Чэнцзюнь остался в одиночестве и снова насупил брови от головной боли. Он глубоко чувствовал, что нуждается в ванфэй. Сын не оставался в комнате жены, вместо этого ночами спал в комнате наложницы. Как это получилось?

Тан Шиши немного задержалась на улице и подумала, что Лу Юйфэй уже закончила плакать. Затем вернулась с чашкой успокаивающего чая. Когда Тан Шиши вошла в комнату, Лу Юйфэй вытирала слезы. Хотя ее глаза оставались еще красными, она уже не ударялась в слезы.

Тан Шиши вложила чай в руку Чжао Чэнцзюнь: 

— Мой принц, успокаивающий чай.

Чжао Чэнцзюнь был несколько удивлен. Он думал, что Тан Шиши просто убежала. Вопреки ожиданиям она вспомнила о его головных болях. Чжао Чэнцзюнь взял чай и кончиками пальцев коснулся пальцев Тан Шиши. Тупость в голове словно разом исчезла.

Все органы чувств Чжао Чэнцзюнь привлек слабый запах апельсина. В ее руке все еще оставался запах апельсина. Похоже, в этом году дань была очень вкусной. Сладость ощущалась на большом расстоянии.

Чжао Чэнцзюнь переключил внимание, и даже его терпимость к Лу Юйфэй значительно повысилась. Чжао Чэнцзюнь равнодушно проговорил: 

— С Чжао Цзысюнь этот принц разберется отдельно. Ты можешь спокойно быть шицзыфэй и не говорить о недостойности. Пока не совершишь ошибку, ты останешься единственной шицзыфэй резиденции Цзин-вана.

Лу Юйфэй облегченно вздохнула. После слов Цзин-вана ее положение стало непоколебимым. Лу Юйфэй знала, когда нужно остановиться, и молча стояла в стороне, вытирая слезы носовым платком.

Среди тишины особенно отчетливо прозвучал голос уведомителя за дверью: 

— Шицзы здесь.

Лу Юйфэй и Тан Шиши сдержанно поклонились и отдали честь. Чжао Цзысюнь изумился, когда вошел в комнату и увидел атмосферу испытания трех советов. Его взгляд быстро обежал комнату, и, естественно, он не пропустил красные глаза Лу Юйфэя.

Чжао Цзысюнь сделал вид, будто не заметил этого, и почтительно поприветствовал Чжао Чэнцзюнь: 

— Этот сын выражает почтение отцу.

— Мхм, - Чжао Чэнцзюнь ответил равнодушно и спросил небрежно: - Как твои дела в академии?

— Отец, этот сын закончил читать избранную теорию и в настоящее время читает толкование.

Чжао Чэнцзюнь сказал: 

— Это рекомендовано некоторыми учеными, которые сдавали императорский экзамен за пределами страны? Эти официальные учебники истории императорского двора были переняты с предыдущей династии. Составители не обращали на них внимания, а ученые заучивали их наизусть. Никаких похвальных заслуг в этом нет. Хотя ты изучаешь теорию политики Мин Цзин, твоя личность отличается от личности кандидатов на императорские экзамены, ты будешь невежественен, выучив только восьмичленное сочинение. Тебе не нужно заучивать толкование. Раз ты действительно хочешь освоить текущие дела, то лучше читай мемуары известных чиновников.

Чжао Цзысюнь сжал руки в кулаки и повиновался. Затем Чжао Чэнцзюнь и Чжао Цзысюнь заговорили об учебе. Тан Шиши и Лу Юйфэй стояли в стороне, и никто не осмеливался им мешать.

Тан Шиши даже не слышала названий книг, когда они разговаривали. Чжао Чэнцзюнь привык работать с этими книгами и использовал в разговоре сокращения. Они с Чжао Цзысюнь не испытывали никаких затруднений, и люди рядом с ними были ошарашены, слушая из разговор.

Тан Шиши вдруг впала в оцепенение. Чжао Цзысюнь был воспитан в соответствии со стандартами придворных чиновников. Хотя ему не нужно было сдавать императорский экзамен, книги, которые он должен был читать, были очень похожи на те, что читали те, кто сдавал императорский экзамен. Чжао Цзысюнь был примерно того же возраста, что и Ци Цзиншэн. Читал ли сейчас Ци Цзиншэн восьмичленное сочинение чиновников, которое Чжао Чэнцзюнь назвал догматическим?

Обеспечить ученого, сдающего императорский экзамен, было делом огромной важности. Какую книгу читать в том или ином возрасте, следовало определять с трех-четырех лет. Иначе, сделав один неверный шаг, можно было не преуспеть.

Ци Цзиншэн был таким же. Он просветлел в четыре года, в шесть лет прочитал «канон сыновней почтительности*», в восемь лет изучил «четырекнижие**», а в десять лет - литературу. Чтобы найти общие темы с Ци Цзиншэном, Тан Шиши прилагала большие усилия для изучения канонических книг, чтобы не отставать от Ци Цзиншэна. Если бы Тан Шиши не вошла в императорский дворец, а вышла замуж за Ци Цзиншэна в соответствии с брачным договором, смогла бы она понять, что такое «толкование» или даже прочитать его самостоятельно?

*[孝经 xiàojīng - «Канон сыновней почтительности», «Канон сыновнего благочестия», один из канонических текстов конфуцианства]

**[四书 sìshū - «Четверокнижие», первая часть конфуцианского канона, состоящая из: «论语», «大学», «中庸», «孟子»]

Лу Юйфэй с нетерпением ждала, но когда Чжао Чэнцзюнь и Чжао Цзысюнь заговорили о конфуцианстве, она не решилась вмешиваться и сильно забеспокоилась. Поэтому ей оставалось только с нетерпением смотреть на Чжао Чэнцзюнь. Закончив расспрашивать Чжао Цзысюнь о его учебе, Чжао Чэнцзюнь как бы невзначай сказал: 

— Нравственное воспитание, порядок в семье, управление государством и мир в поднебесной. Понимаешь ли ты эти принципы?

Чжао Цзысюнь почтительно поднялся и быстро взглянул на Лу Юйфэя, затем опустил глаза: 

— Этот сын понимает.

— Хорошо, что ты понимаешь, - Чжао Чэнцзюнь не стал ничего говорить. Чжао Чэнцзюнь не любил быть многословным и говорил только один раз. Если с первого раза не доходило, то в следующий раз Чжао Чэнцзюнь сразу же убьет человека.

Тон Чжао Чэнцзюнь был обыкновенным и незаинтересованным. В конце концов, Тан Шиши и Лу Юйфэй пробыли в резиденции совсем недолго, и не услышали убийственного намерения, скрывавшегося за его фразой. Однако Чжао Цзысюнь, Лю Цзи и другие сразу же все поняли.

У Чжао Цзысюнь волосы за спиной встали дыбом, Лю Цзи и другие слуги склонили головы, все молчали от страха. Лу Юйфэй по непонятным причинам обнаружила, что атмосфера меняется. Как бы то ни было, она решила воспользоваться моментом, нарочито улыбнулась и сказала: 

— Отец терпит неприятности во имя благой цели, Ваши дети будут помнить это в своем сердце. К слову, через несколько дней в храме Гуанцзи будет поминальная служба, и эта невестка хочет пойти на гору, чтобы вознести благовония и свечи за благополучие родителей и старших.

Храм Гуанчжи был известным буддийским храмом в этом районе. Считалось, что он крайне духовен. Многие люди приходили в храм Гуанчжи, чтобы помолиться за детей и выразить почтение Будде. Единственное, о чем приходилось сожалеть, так это о том, что храм Гуанцзи был построен на горе. Дорога была сложной, и карете приходилось добираться два-три дня.

Особенно заметно, как Лу Юйфэй не хотела выпускать все из-под своего контроля, поэтому она боролась, демонстрируя дочернюю почтительность. Лу Юйфэй твердо решила ехать, и Чжао Чэнцзюнь ничего не оставалось, как сказать: 

— Раз уж ты решилась, то поезжай. Но буддийский храм очень строг, сейчас стоит суровая зима. Боюсь, что жизнь на горе будет нелегкой.

— Ничего страшного, - Лу Юйфэй тут же ответила: - пока эта невестка может молиться за старших, некоторые трудности не сулят ничего страшного. Отец, на днях Си-фужэнь говорила, что она тоже хочет поехать в буддийский храм, чтобы принести в дар неугасимую лампаду. Храм Гуанчжи находится далеко, и еще один человек прибавит сил. Поэтому невестка решила позвать и Си-фужэнь.

Семья Си? Тан Шиши тайком взглянула на Чжао Чэнцзюнь и опустила голову. Неугасимая лампада освещала дорогу к возрождению. Си-фужэнь хотела предложить неугасимую лампаду, скорее всего, чтобы посвятить ее покойной старшей дочери Си Юньван.

Си Юньван была не только дочерью родителей семьи Си, но и первой невестой Чжао Чэнцзюнь. Услышав это, Чжао Чэнцзюнь, казалось, помрачнел. Без какого-либо добродушия и улыбки, он произнес: 

— Редко Си-фужэнь проявляет интерес. Благо, что вы едете вместе. Нынче еще лед и снег не растаяли, боюсь, путешествие может оказаться нелегким. Лю Цзи, позови Тунсю.

Лю Цзи повиновался и проворно вышел. Лу Юйфэй слегка удивилась и поспешно спросила: 

— Отец, зачем Вы зовете Тунсю-гугу?

— Подготовиться ко всякому случаю не вредно, - Чжао Чэнцзюнь негромко сказал: - Тунсю организовала несколько поездок. У нее есть опыт обслуживания людей в императорском дворце. Пусть она последует за вами в этом путешествии.

Лу Юйфэй была польщена и смиренно ответила.

Вскоре подошла Тунсю и поприветствовала Чжао Чэнцзюнь: 

— Мой принц.

Чжао Чэнцзюнь сообщил: 

— Шицзыфэй отправляется в храм Гуанцзи, чтобы почтить память Будды, и ты поедешь с шицзыфэй.

Тунсю, естественно, не стала возражать. Чжао Чэнцзюнь добавил: 

— Семья Си будет в сопровождении. Ты обязана достойно служить шицзыфэй и Си-фужэнь. Позже выбери в резиденции несколько умных служанок, которые будут исправно служить во время путешествия.

Тунсю опустила голову, несколько растерялась и быстро опомнилась: 

— Эта служанка поняла.

Приказ Чжао Чэнцзюнь был внезапным и быстрым. Он успел организовать поездку до того, как остальные отреагировали. Тан Шиши стояла позади, закатив глаза.

Похоже, Чжао Чэнцзюнь придавал большое значение этой поездке. Он не только организовал поездку с Тунсю, но и лично подобрал сопровождающих. Однако с семьей Си все было иначе.

Тан Шиши немного колебалась. Может последовать за ними? Ведь сыновняя почтительность была всесильным амулетом. Под предлогом сыновней почтительности можно было простить все.

Однако дни на горе были очень суровыми, холодными и ветхими. Она не могла есть мясо и вынуждена была каждый день слушать песнопения монаха. Тан Шиши, которая любила отдыхать и ненавидела работать, инстинктивно отвергла бы такую суровую жизнь, но она боялась, что упустит возможность.

В прошлый раз она упустила возможность искупаться в дикой природе и преградить меч для Чжао Цзысюнь, потому что не хотела терпеть лишения. Сейчас Тан Шиши не могла пожертвовать собой для кого-либо, но, похоже, молиться Будде и питаться постной пищей все еще было возможно?

Тан Шиши некоторое время боролась с собой, пытаясь применить всесильную схему. По соображениям сердца, она шла по неверному пути. В прошлый раз, когда изменив свой выбор, она ошиблась. В этот раз она имеет права ошибиться.

Следуя этой логике, Тан Шиши пришла к выводу, что ответа нет. Тан Шиши успокоилась и сказал Лу Юйфэй: 

— Дочерняя почтительность шицзыфэй трогает небеса и землю*. Жаль, что в последнее время я простыла и не могу сопровождать шицзыфэй в путешествии. Я могу лишь пожелать шицзыфэй приятного путешествия.

*[感天动地 gǎn tiān dòng dì - потрясти небо и землю, обр. сильно растрогаться]

Все присутствующие не удивились словам Тан Шиши. Болезнь Тан Шиши отличалась от болезней обычных людей, она проявлялась, когда о ней говорили. Она может приходить и уходить по своему желанию. Возьмем к примеру эту обычную простуду, никто не мог сказать, чем она болеет.

Выражение лица Чжао Чэнцзюнь не изменилось, и Чжао Цзысюнь смирился с этим. Чжао Цзысюнь глубоко познал природу Тан Шиши. Поэтому, что бы ни сделала Тан Шиши, он не удивится.

Тан Шиши не обращала внимания на взгляды окружающих и с радостью думала о том, что сможет остаться в этой резиденции и жить безбедно. В конце концов, все ее мысли рухнули, когда она услышала, как Чжао Цзысюнь серьезно сказал, обхватив обеими руками: 

— Шицзыфэй столь почтительна, похоже, этот сын не справляется. Путь предстоит ледяной и снежный, да и Си-фужэнь тоже едет с нами. Не стоит назначать кого-либо сопровождающих в их путешествии. Этому сыну следует отправиться с ними.

Чжао Цзысюнь четко сказал: 

— Этот сын готов сопровождать шицзыфэй в храм Гуанцзи, чтобы помолиться о благословении.

Тан Шиши была ошарашена. Чжао Чэнцзюнь кивнул и сказал: 

— Хорошо. В буддийском храме царит спокойствие. Ты в то же время поедешь туда, чтобы успокоить свой разум. В этом случае ты сможешь решить вопросы с охраной.

— Этот сын выполнит Ваши приказы.

Никто не думал, что Чжао Цзысюнь тоже поедет. На лице Лу Юйфэй была видна явная радость, в то время как Тан Шиши была совершенно противоположна.

Она смотрела по сторонам и никак не могла отреагировать на сложившуюся ситуацию. Тан Шиши попыталась заговорить: 

— Мой принц...

Чжао Чэнцзюнь повернул голову и спокойно посмотрел на нее: 

— В чем дело?

Тан Шиши долго не могла ничего придумать, ей было неловко говорить, что простуда прошла. Она только опустила голову и тихо сказала: 

— Ничего особенного. Эта девушка была тронута сыновней почтительностью шицзы и шицзыфэй. По сравнению с ними я слишком беспечна.

Чжао Чэнцзюнь посмотрел на нее и улыбнулся: 

— Это не имеет значения. Твоя дочерняя почтительность будет такой же, когда ты ешь постное и переписываешь писания в резиденции.

Тан Шиши долго молчала и обнаружила, что некоторые люди имеют внешность человеческую, а манеры животных* с крысиной утробой и куриными кишками**.

*[人模狗样 rén mú gǒu yàng, rén mó gǒu - человек, а ведет себя, как собака; обр. внешний облик или поведение не соответствует реальности, выдавать себя (за кого-л), притворяться]

**[鼠肚鸡肠 shǔdùjīcháng - крысиная утроба и куриные кишки, обр. о человеке в знач.: узкий, ограниченный, мелкий]