Онлайн чтение книги Обаятельный убийца Левеллин приглашает на ужин Murderer Lewellyn's Enchanting Dinner
Глава 7

— Вы можете это сделать. —

— Не могу. —

Шевон был человеком, незнакомым с удачей.

Для него внезапная удача была чем-то таким, что приводило его в замешательство, а не в радость, поэтому он был довольно подозрителен в таких делах.

Страх затмевал любое чувство счастья.

Отступив назад, он почувствовал, как что-то коснулось его спины - это была дверь квартиры 303.

— Как вы можете быть уверены, что не сможете этого сделать? —

— Почему вы уверены, что я смогу это сделать? —

У него болело горло.

— То, что вы прочитали, - это то, что я написал основываясь на рекомендациях издателя, а не на своих предпочтениях. Идите и найдите Джона Грея и Адама Айла, а не меня.. —

— Нет. —

Тернер оборвал его на полуслове. Глаза смотрящие на Шевона были холодными.

— Это должны быть вы, мистер Шевон. —

Шевон скептически посмотрел на Тернера, но промолчал. У Тернера вырвался вздох.

— Ничего не могу с собой поделать. Возможно, это не самая приятная новость для вас, но я должен сообщить вам об этом.. —

Неприятная история? Значит, этому было объяснение, как он и думал.

Как и указывал Тернер, все складывалось не так, чтобы быть "приятным".

— Я случайно наткнулся на три романа, которые вы отправили издателю под своим именем, - все они были отклонены. Да, они не были выброшены. Эти рукописи гнили в ящике случайного редактора по меньшей мере от трех до семи лет. —

На лбу Шевона появилась морщинка. Тернер знал о рукописи, известной только Шевону, доктору Фоуксу и десяти издателям, получивших материалы. Когда Шевон попытался запротестовать, Тернер не предоставил ему такой возможности.

— Признаю, это было невежливо, но я не мог удержаться, чтобы не прочитать их. Я был поглощен с первой страницы и дочитал до самого конца. Мое присутствие здесь должно продемонстрировать мою серьезность. —

Глубокие глаза Тернера обратились к Шевону.

— Я работаю редактором в одиночку уже восемь лет, и за все эти годы я ни разу не читал такого хорошего романа, как ваш. —

Шевон моргнул. Это казалось неведомым. Он не знал, как реагировать.

Должен ли я сказать "Не лгите" или "Спасибо вам"?

Шевону была менее знакома похвала, чем удача. Когда он делал корректуру, ему говорили: "Это неплохо, но в этом нет смысла", а когда он закончил свою поэму в качестве писателя-призрака, ему сказали что она старомодная и совсем не утонченная.

И так было не только в писательстве. Когда он выполнял работу по дому в приюте, после уборки его ругали за то, что он занимался ею слишком долго, а его попытки успокоить хнычущих малышей были неверно истолкованы как агрессия. Так что вполне естественно, что он заподозрил ложь. Но..

— Вы исключительный. —

Исключительный. Это было не то слово, которое хорошо сочеталось с Шевоном. Шевон опустил глаза в пол. Было как-то тягостно встречаться лицом к лицу с кем-то, кто говорил что он исключительный..

— Это.. —

Он на мгновение заколебался, прежде чем продолжить.

Внезапно он услышал из квартиры звук поломки. Как будто резкий звук чего-то разбивающегося заставил его вернуться на Землю, Шевон быстро пришел в себя.

Разбилась тарелка? Или стакан? Он больше не испытывал нереалистичного ощущения, что все еще спит.

— Мы поговорим об этом в другой раз... —

Тернер схватил Шевона за руку когда он собрался вернуться в квартиру. Было невероятно, как крепко он держал его.. Как будто он был не редактором, а гангстером. Тернер достал из внутреннего кармана пальто свою визитную карточку и протянул ему. Когда Шевон не взял её, тот насильно вложил карточку ему в руку.

— Позвоните мне. —

Еще до того, как Шевон успел ответить, он вновь услышал как в доме что-то сломалось. Шевон поспешил войти.

Левеллина, который только недавно уснул, в постели уже не было. Он находился в столовой соединенной с кухней. Там было так грязно, что и шагу вступить было негде. Столы, стулья и мусорные баки упали, а тарелка разбилась и покатилась по полу. Осколки чаши мелко искрились в лучах послеполуденного солнца, падавших через окно.

— Боже. —

Шевон вздохнула Левеллин запоздало оглянулся на Шевона, как будто только сейчас заметил, что он вернулся.

— О. — сказал он коротким, хриплым голосом. — Мне очень жаль, — добавил он. — Это была ошибка. — Ровный, сухой голос. В нём не было никаких эмоций.

Шевон почувствовал разницу. Однако у него не было времени разбираться, в чем дело. Шевон увидел как что-то капает с руки Левеллина. Это была кровь.

Глаза Шевона были широко открыты.

— Что это? —

Левеллин посмотрел на свою руку. Он ответил сразу же.

— Кровь. —

— Нет, я знаю, что это кровь. —

Левеллин не любил кровь. Взять в пример то, что произошло в ресторане "Голли". Когда Алан, которого одолел Левеллин, пролил кровь, Левеллин показался несчастным. Он нахмурился и щелкнул языком, прикладывая салфетки к лицу Алана дабы не видеть пролитой им крови.

Но теперь Левеллин стал храбрее. На его лице не было никакого выражения, когда он посмотрел на свою окровавленную руку.

Шевон задал себе вопрос в голове:

"У него нет никаких мыслей о собственной крови?"

— Дай-ка я посмотрю. —

Он подошел и проверил его руку. Рана была на ладони. А если точнее, то раны. Первый, второй, третий... Там было целых пять порезов. Кровь не останавливалась, как будто кожу глубоко изрезали. Шевон щелкнул языком.

Он взял тряпку и осторожно прижал её к ране. Через три минуты он подумал что кровь уже должна была остановиться, но он все еще истекал кровью. Шевон снова прижал рану.

5 минут, 10 минут, 15 минут.. Левеллин оставался спокоен, как ребенок.

Раны перестали кровоточить только через 20 минут.

Шевон принес новую тряпку и вытер кровь с руки Левеллина. Тряпка была уже полностью мокрой, но он не вытер и половины из того, сколько крови было пролито.

Внезапно Шевон спросил:

— Тебе не больно? —

Левеллин, уставившись лицом в пол, приподнял глаза на Шевона. Он продолжал свирепо смотреть на него.

— Больно. —

Глухой, сухой голос. Шевон почувствовал, что в нём что-то изменилось. Он перестал вытирать кровь с руки Левеллина и посмотрел на него снизу вверх. Левеллин все еще не сводил глаз с Шевона.

— Мне всё ещё больно. —

Затем он негромко рассмеялся. Не успел Шевон опомниться, как глаза Левеллина снова стали обычными.

***

— Это.. —

Шевон стоял за дверью и колебался.

Левеллин, прислушиваясь к каждому слову, которым обменивались Шевон и незнакомый ему мужчина, решил, что больше не будет стоять в стороне и просто наблюдать.

Он пнул ногой стол и вдребезги разбил миску. Он подобрал горстку рассыпанного стекла и изо всех сил сжал кулак. Острый осколок вонзился ему в ладонь. Когда он разжал руку, плоть была разорвана в клочья, а его ладони были покрыты кровью.

— Тск. — Левеллин прищелкнул языком.

Он ненавидел кровь, но ему нужно было отвлечься, чтобы полностью отвлечь своё внимание от Шевона.

Этот мужчина..

≪ — Это должны быть вы, мистер Шевон. —

— Я случайно наткнулся на три романа, которые вы отправили издателю под своим именем, - все они были отклонены. Да, они не были выброшены. Эти рукописи гнили в ящике случайного редактора по меньшей мере от трех до семи лет. —

— Признаю, это было невежливо, но я не мог удержаться, чтобы не прочитать их. Я был поглощен с первой страницы и дочитал до самого конца. Мое присутствие здесь должно продемонстрировать мою серьезность. —

— Я работаю редактором в одиночку уже восемь лет, и за все эти годы я ни разу не читал такого хорошего романа, как ваш. —

— Вы исключительный. — ≫

Левеллин не знал, кто он такой, а только то, что он называл Шевона "мистер Шевон", прочитал три неопубликованных романа Шевона (о существовании которых Левеллин даже не подозревал) и назвал Шевона и его романы исключительными.

Было очевидно, что он причинит боль Шевону.

— Меня одного достаточно, чтобы быть единственным, кто причинит боль Шевону. —

Левеллин посмотрел на свою руку. Рана оказалась не такой глубокой, как он думал, и кровоточило не так уж сильно.

Левеллин сильнее прижал осколки к ладони, чтобы усугубить ситуацию. Теперь стало лучше. Он был удовлетворен только тогда, когда кровь стала капать на пол.

Проблема заключалась в том, что было дальше.

— Боже. —

Он услышал звук удивления, а затем вздох в дверях. Это был Шевон. Притворившись, что он только что увидел Шевона, Левеллин посмотрел на него.

"Почему ты ищешь Бога, когда я здесь?"

Он хотел ответить шуткой, но не смог.

Прежде чем приподнять оба уголка губ, он увидел покрасневшие уши Шевона.

— ... —

Левеллин не мог открыть рта. Уши Шевона редко краснеют..

"Левеллин, ты мне нравишься." — В тот день, когда он это сказал, у него впервые покраснели уши, и с тех пор этого больше не случалось, хотя Левеллин и пытался что-то сделать, чтобы его уши снова покраснели. ≫

Когда Шевон только просыпался, Левеллин пытался сказать что-то, что засмущало бы его: "Шевон, ты можешь перестать соблазнять меня? Я тоже хочу отдохнуть". После чего они занимались сексом.

Говорил о состоянии Шевона: "Что мне делать, Шевон? Я думаю, ты не хочешь, чтобы все так закончилось."

Напоминал ему, какой был Шевон во время секса: "Разве ты не помнишь? Ты только что плакал подо мной. Разве ты не просил меня перегрызть тебе горло?"

Однако Шевон только отводил глаза, ругал его когда он ложился спать, или говорил о погоде, еде и деньгах, но его лицо не краснело. Уши у него, конечно, тоже никогда не краснели.

Но сейчас?

"Левеллин, ты мне нравишься." — Это был первый раз, когда уши Шевона покраснели, и он оставался единственным с того дня.

Тот факт, что уши Шевона покраснели из-за "этого мужчины", а не из-за Левеллина.. Это было слишком для него.

Он тоже это видел? Он видел, как у тебя покраснели уши из-за всех этих сладких речей? Он видел это. Да. Должно быть, он видел это своими собственными глазами. Я несчастлив. Тот факт, что память этого человека нельзя было стереть, даже если бы ему вырвали оба глаза, то Шевон, у которого были красные уши, все равно остался бы в его голове. Этот факт делал Левеллина несчастным.

Знает ли он вообще, что значит заставить уши Шевона покраснеть? Он не знает. Откуда этому ублюдку знать? А? Я думаю, он просто думал о том, что он был просто счастлив получить комплимент. Ты идиот. Ты не знаешь, что увидел в сердце Шевона то, чего он никогда не показывал, даже когда рыдал во время секса.

Это несправедливо. Почему удача сопутствует только тем людям, которые не знают ей цены. Он не должен был этого видеть.. Это должен был быть я. Да, это должен был быть я..

Но.. Но..

Ему показалось, что его ударили. Тяжелый комок подступил к горлу, вызывая тошноту. Он хотел сломать лодыжки Шевона, чтобы этот счастливый момент не достался кому-то, кто не знал его ценности.

"Нет, я не могу."

Даже если он сломает их, его кости могут когда-нибудь снова срастись.. Он должен был отрезать их. Подойдет ли нож? А может пила? Ни нож, ни пила не были плохими, но самым верным способом было раздавить их. Но Левеллин не мог сломать, порезать или раздавить его лодыжки. Он не мог даже прижаться к нему и сказать, чтобы он не уходил. Он не мог осмелиться на это.

Это было не из-за этики. Это было не из-за морали. Это было потому, что ему не хватило бы смелости сделать это. Это было просто потому, что он знал, что если он осуществит свое низменное желание на практике, Шевон бросит Левеллина. Он не боялся, что его возненавидят. Это была идея Левеллина о том, что если бы его нельзя было любить, то тогда его следовало бы ненавидеть. Была ли это любовь, презрение или ненависть, ему нравилось всё, что Шевон бы ему дал.

Но главное не быть брошенным..

Левеллин хотел, чтобы его больше никогда не бросали. Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда больше не оставляли.

— Ах. — произнёс Левеллин коротким, хриплым голосом. Голос Левеллина был ровным и сухим, чтобы скрыть его разгоряченную голову.

— Мне жаль. —

Он добавил:

— Это была ошибка. —

Левеллин схватился за свою руку и тут же отпустил.

Он впился ногтями в ладонь и прикрыл рану, в которую уже попали осколки. Кровь стекала по его руке на пол.

— Что это? — спросил Шевон.

Глаза Шевона были широко открыты. Кровь была действительно полезна. В мгновение ока на лице Шевона вместо воспоминаний о встрече с этим человеком появились лишь признаки беспокойства о безопасности Левеллина.

"Это был мудрый выбор - причинить себе боль", - подумал Левеллин про себя.

Он опустил взгляд на свою руку, прежде чем ответить.

— Кровь. —

— Нет, я знаю, что это кровь.. —

Шевон подошел и проверил его руку.

— Дай-ка я посмотрю. —

Ему нравилось, как Шевон опускал голову, глядя на его окровавленную руку, и как щелкнул языком, увидев пять порезов.

Шевон остановил кровотечение. Ему понравилось, как Шевон прижимал его рану тряпкой. Было тепло.

Его разгоряченный разум постепенно остывал. Желания, всплывавшие на поверхность его сознания тоже утихли.

— Как долго мы держали рану? Кровотечение должно было прекратиться, верно? —

Шевон снял тряпку.

Рука Шевона, которая прижимала рану Левеллина покинула его.. Левеллин вздрогнул. Он боялся, что кровотечение, возможно, уже прекратилось.

Ему пришло в голову запоздалое сожаление о том, что он должен был засыпать его еще осколками или придавить рану ногтями.

Однако, к счастью, кровь не остановилась. Левеллин вздохнул с облегчением, почувствовав, как кровь течет по его телу.

Пять, десять, пятнадцать минут... Левеллин дрожал от беспокойства каждый раз, когда Шевон проверял рану на кровотечение. Он боялся, что прикосновение Шевона, который осторожно прижимал его рану, оставит его, если кровь остановится.

Кровотечение прекратилось через 20 минут.

"Кровь уже остановилась… Что мне делать?"

Ему снова стало горько. Думая, что крови может больше не быть, Левеллин осмотрел свою руку. Его внимание привлекли большой, безымянный, средний палец и мизинец.

Мизинец.. Взгляд Левеллина остановился на нем.

Мысль о том, что, возможно, было бы неплохо отрезать его, быстро пришла ему в голову. Левеллин был человеком с быстрым темпом развития. В следующий момент, если бы Шевон не предупредил: "Как тебе удалось так порезаться? Тебе ведь не нравится видеть кровь... Будь осторожен."

Левеллин, должно быть, воплотил бы идею отрезать себе мизинец в жизнь.

Шевон вымыл руки Левеллина и спросил:

— Было больно? —

Левеллин, смотревший в пол, поднял голову и посмотрел на Шевона. Мне было больно? Это был странный вопрос. Мне было больно? Мне больно..? Я не уверен. Это было то, о чем он никогда не думал.

— Это было больно. —

Но он ответил именно так. Если скажет что ему больно, Шевон позаботится о нём. Если бы он этого не сделал, Шевон лишил бы его всего внимания, жалости и сострадания.

— Всё ещё больно.. —

Когда его красные уши остыли, Шевон выглядел как обычно. Тогда Левеллин наконец-то обрел душевный покой.

— О, кстати, кто был тот человек? —

Этот вопрос все время вертелся у него на языке, но он притворился, будто он возник случайно. Шевон объяснил ему без всяких сомнений:

— Это был редактор издательской компании. Помнишь, я недавно рассказывал, что продолжал получать мошеннические письма под видом издательской компании? Я таки думаю, это не было мошенничеством. —

Пока Шевон говорил, на его лице появились слабые признаки волнения. Левеллин пожевал губами. Не из-за Левеллина он был так взволнован.

Были разные виды счастья, которые мог подарить редактор, и счастье, которое мог подарить только любовник.

В его голове мелькнула мысль.

"Если бы он действительно был редактором издательской компании.."

Суждение о том, что он был вреден, истекало не просто из ревности. Если бы кто-нибудь запросил доказательства, Левеллин ответил бы, что это только догадки. Предчувствие. Точнее, чутье распознавать себе подобных.

Приход того человека был подобен Левеллину. Копаться в слабостях противника.

Было только одно отличие. Левеллин искал уединения в Шевоне, а тот искал желания Шевона.

"То, что вы прочитали, - это то, что я написал, основываясь на рекомендациях издателя, а не на своих предпочтениях. Найдите Джона Грея и Адам Айла, а не меня.."

Поэтому, когда Шевон сказал это, мужчина ответил:

— Это должны быть вы, мистер Шевон. —

Шевон всегда прятался от других. Джон Грей и Адам Айл были "другими". Если ты расскажешь Шевону, что он не просто тень, что он не тот человек, которого нужно прятать.. Это было бы весьма эффективно.

"Я работаю редактором в одиночку уже восемь лет. За эти восемь лет я ни разу не прочел ни одного такого хорошего романа, как ваш."

Рукописи Шевона неоднократно отклонялись. Если ты скажешь Шевону, который, должно быть, чувствует себя дерьмово, потому что считает свою рукопись дерьмовой, что ты не читал рукопись лучше, то.. Да, это тоже сработает довольно эффективно.

— Ты исключительный. —

Если вы скажете кому-то, кого никогда не называли исключительным, что он исключительный.. Это будет иметь действительно высокий эффект.

Конечно, Левеллин мог ошибаться. Он действительно мог бы быть редактором, действительно мог бы быть влюблен в роман Шевона и он действительно мог бы считать Шевона исключительным.

Но что, если это не так?

Что, если бы он притворился редактором издательской компании, который влюбился в роман Шевона и назвал его исключительным?

Если он узнает правду, он даже предположить не сможет, насколько глубоко может быть задет Шевон.

Чем выше вы поднимаетесь, тем больнее падать. Его крылья были бы сломаны, кости раздроблены, а кровь хлынула бы водопадом. Он никому не позволит так поступить с ним.

Вот почему Левеллин должен был проверить свою догадку.

Если бы он был настоящим, то поздравил бы Шевона. Конечно, независимо от того, насколько тесны отношения между ними, он также должен быть осторожен, чтобы они не стали ещё ближе.

Но если он лжет...

— Редактор? —

Левеллин притворился заинтересованным.

— Что это за издательство? —

Левеллин, естественно, задал этот вопрос, чтобы не было видно настороженного отношения. Но ответ Шевона.. Это не хорошо..

— Ты бы не узнал, даже если бы я тебе сказал. —

Оставалось два шанса. Если бы он раскопал что-нибудь еще, он бы во всем разобрался.

— Возможно. — Левеллин произнес это с безразличным видом.

Шевон рассмеялся. Как и ожидалось, последовал отрицательный ответ.

— Ха, ты имеешь в виду кого-то вроде тебя, кто никогда не прикасался к книге? —

Последний шанс. Левеллин нахмурился, притворившись обиженным.

— Меня расстраивает, когда ты так часто смотришь на меня свысока. Я люблю книги. —

Шевон снова рассмеялся. Как и ожидалось, последовал отрицательный ответ.

— Разве книголюб пишет "Happy new year" как "Happy new yeer"? —

Он убедился, что не сможет выяснить кто он такой с помощью разговора.

Левеллин отказался от расспросов. Даже если бы он не спрашивал, всё равно был способ выяснить, кто этот человек.

***

— Как ты можешь говорить, что хочешь заняться сексом, когда у тебя такие руки? —

— Когда я последний раз занимался сексом со своей рукой? Это другое. —

— Нет.. В любом случае, что ты будешь делать, если не можешь пользоваться своими руками?.. —

— Вместо этого я сделаю это своим языком. Это ведь хорошо, верно? Я помню как Шевону понравилось, когда я использовал свой язык больше, чем руки. —

Секс в ту ночь был бурным. Обычно Левеллин был внимателен во время секса из-за темпа Шевона, поскольку все упражнения, которые он делал - это секс, прогулки и походы в магазин, но сегодня он таким не был.

— Пять минут.. Всего пять минут перерыва. —

Они находились в темной комнате без единого огонька. Шевон ахнул в темноте. Пот, стекавший по щеке Шевона слабо заблестел, а затем исчез.

Левеллин рассмеялся.

— Должно быть, у меня была течка, как сказал Шевон. Я не могу усидеть на месте и пяти секунд, не говоря уже о пяти минутах. —

Затем Шевон быстро заговорил:

— Медленно.. Делай это медленно. —

— Я итак делаю это медленно. —

— Я.. на исходе своей энергии. —

— Мой слабый мистер Шевон, вам не кажется, что вам нужно улучшить свою физическую силу? М? Я не прав? —

Затем он прикусил, пососал и лизнул Шевона.

Когда секс закончился, у Шевона уже не было сил. Он не мог даже пошевелить кончиком пальца и просто лежал. И когда Левеллин позвал его, он даже не открыл глаза, что уж говорить об ответе. Он заснул сразу, как только они закончили заниматься сексом. Левеллин слабо улыбнулся. Именно так, как он и ожидал. И именно так, как он и намеревался.

Он лежал в постели бок о бок с Шевоном. Положив подбородок на наволочку, он смотрел на него сверху вниз.

Лицо Шевона было смутно видно в темноте. Закрытые глаза, нос, сомкнутые губы.. Белый лоб с растрепанными черными волосами. Он подумал о том, чтобы пригладить его волосы, но не стал этого делать.

Руки Левеллина были достаточно холодными, чтобы разбудить спящего человека простым прикосновением. Как труп, или даже холоднее трупа. Вот как люди раньше это называли.

Смотреть на лицо своего возлюбленного никогда не было скучно. Десять, двадцать, тридцать минут... Глядя на него в течение часа, издалека начал доноситься шум дождя. Всю ночь моросил мелкий дождь.

Левеллин поднялся с постели не издав ни звука, и осторожно прошел по дому, аккуратно зажигая свечи, чтобы Шевон не услышал дребезжания подсвечников. Это было маленькое пламя, но оно сделало свое дело.

Он рылся в мусорном ведре в поисках письма от издателя. Письма от частных ассоциаций всадников, письма из продуктовых магазинов, письма из борделей... Послышался шелестящий звук, который вскоре перешел в тишину и исчез. На то, чтобы найти визитку издателя, много времени не потребовалось. Бумага была скомкана в беспорядке. Левеллин вспомнил Шевона, который скомкал бумагу и выбросил ее, сказав: "Вот, еще одно мошенническое письмо".

Он попытался расправить бумагу, но раздался громкий хлопок. Его тело одеревенело. Но к счастью, Шевон не проснулся. Казалось, он заснул так крепко, что Левеллин подумал, что был с ним слишком груб во время секса.

Левеллин схватил листок бумаги. Он тихо вышел из квартиры, вложив все свое сердце и душу в то, чтобы не было слышно ни звука гаснущих свечей, ни шагов, ни закрывающихся дверей. Он вышел из многоквартирного дома и встал под карнизом. Тусклый свет газовых фонарей, установленных на карнизах, освещал Левеллина.

Была ночь и шел тихий дождь. Трава, деревья и опавшие листья на обочине дороги, на которой он мог видеть только ее черные очертания, промокли насквозь.

Левеллин расправил листок бумаги. Каким бы грязным он ни был, разворачивать его нужно было осторожно. Послышался шорох, но он был заглушен шумом дождя. Письмо было заполненo словами. Не только письмо, но и буквы были смяты, из-за чего слова "Уважаемый сэр" выглядели неправильно. Если бы он прочитал это, то выяснил бы, какой редактор какого издательства прислал это. Это был момент, когда он собирался прочитать следующий абзац.

— Левеллин? —

Рука, державшая листок бумаги, замерла.

— Что ты там делаешь? —

Он услышал знакомый голос у себя за спиной. Это был Шевон.