Онлайн чтение книги Легенда о героях Галактики Ginga Eiyuu Densetsu
2 - 4

I

Перед тем, как он взошёл на борт своего флагмана, Брунгильды, Райнхарда нагнала запыхавшаяся секретарь, прибывшая из министерства военных дел.

– Излагайте своё дело.

Секретарь, с восхищением смотревшая на прекрасного юного командующего в его чёрной с серебром форме, неловко доложила о своём деле: всё ещё не решено, каким должно быть официальное обозначение противника.

– Официальное обозначение?

– Д-да, ваше сиятельство. То есть, сами они себя называют Армией Лиги Лордов Справедливости, но, естественно, мы не можем внести чего-то подобного в официальные документы. А если мы используем термин «мятежники», то будет невозможно отличить их от солдат так называемого Союза Свободных Планет. Но всё же необходимо выбрать какое-то официальное обозначение.

Райнхард кивнул и, сжав красиво очерченный подбородок кончиками длинных пальцев, ненадолго задумался. Не прошло и пяти секунд, как пальцы исчезли, и он решительно объявил:

– Вот подходящий термин для них: разбойники и узурпаторы. Так и называйте их в официальных документах – разбойники и узурпаторы. Поняли?

– Да, ваше сиятельство, как пожелаете.

– Опубликуйте и распространите это по всей Империи. Пусть все люди, включая и армию тех, кого так назвали, знают, кто они такие, – Райнхард рассмеялся. Хоть это был жестокий смех, но даже он звучал красиво и чисто, словно перезвон драгоценных камней. – Если у вас всё, то я пойду. Не забудьте того, что я сказал.

Райнхард отвернулся и летящей походкой направился дальше. Адмиралы Оберштайн, Миттермайер, Ройенталь, Кемпф и Биттенфельд следовали за ним. Вскоре синее небо полностью скрыли корпуса бесчисленных кораблей, направляющихся на битву.

Вице-адмирал Морт, командующий оставшимися силами, вместе со своими помощниками отсалютовал им вслед.

Райнхард оставил на Одине минимальные силы: всего лишь тридцать тысяч солдат и офицеров, которым была поручена охрана императорского дворца Ноэ Сан-Суси, адмиралтейства, министерства военных дел, а также дома, где жили Райнхард с сестрой. Вице-адмирал Морт, назначенный командовать этими силами, был уже немолод. Пусть его нельзя было назвать хорошим тактиком, но он был верен, и на него можно было положиться.

Секретарь, вернувшись в министерство, передала приказ Райнхарда, и его сразу приняли к исполнению. Сверхсветовые передатчики отправили сообщения во все уголки Империи, повторяя фразу «разбойники и узурпаторы».

– Разбойники и узурпаторы! Они смеют называть нас армией разбойников и узурпаторов!

Это прозвание и вправду нанесло жестокий удар по гордости высокорожденных дворян, которые привыкли считать себя высшими людьми. Их лица бледнели от ярости унижения, они били об пол бокалы, ощущая новый прилив злобы к белобрысому мальчишке.

Хотя некоторые, например, помощник Меркатца Шнайдер, услышав это, подумали, что всё вполне закономерно, учитывая то, что сами аристократы говорили о Райнхарде.

Дворяне руководствовались эмоциями даже в мелких делах, поэтому неудивительно, что стратегические совещания их военного руководства тоже колебались из стороны в сторону под влиянием эмоций.

У герцога Брауншвейга был свой план. Он построил девять укреплённых пунктов на пути от имперской столицы Одина до базы коалиции, крепости Гайесбург, «Замка Грифа», разместив на каждом значительные силы, чтобы задержать наступающий флот Райнхарда. Прокладывая себе путь от одного укрепления до другого, войска Райнхарда понесут значительные потери, а оставшиеся будут изранены и деморализованы. В этот момент Брауншвейг выведет из Гайесбурга свой флот и разгромит их одним махом.

Меркатц скептически относился к эффективности этой идеи. Конечно, было бы здорово, если бы Райнхард оказался настолько любезен, чтобы атаковать все девять укреплений на своём пути по специальному приглашению своих врагов, но что, если он не станет этого делать? Если он уничтожит линии снабжения и связи этих укреплений, сделав их бессильными, а потом направится прямо к Гайесбургу, то стратегия Брауншвейга окажется бесполезной. Даже хуже, чем бесполезной, ведь если отправить значительные силы в девять различных мест, то, естественно, в самом Гайесбурге их останется мало.

Когда Меркатц выразил Брауншвейгу своё мнение по этому вопросу, то лицо герцога поменяло цвет так резко, будто на киноленте с ним был вырезан кусок.

В подобных случаях его слуги обычно бросались на землю и, прижимаясь лбом к полу, молили своего хозяина о прощении.

Меркатц, разумеется, такого не сделал.

– И что же, по-вашему, мы должны предпринять? – наконец выдавил из себя Брауншвейг.

Меркатц объяснил, сделав вид, что не заметил состояния герцога.

В то время, как нет необходимости отказываться от идеи с девятью укреплёнными пунктами, нет также необходимости размещать на них большие силы. Достаточно оставить за ними функцию наблюдения за противником, а весь военный потенциал сосредоточить в Гайесбурге.

– Значит, мы заставим этого щенка проделать весь путь до Гайесбурга для решающей битвы? Хмм, таким образом, мы выйдем навстречу врагу, находящемуся далеко от своей базы в далёком походе, и сразимся с ним, когда он находится на пике истощения, – произнёс герцог Брауншвейг, чтобы показать, что он не совсем уж далёк от военной тактической теории.

– Именно так, ваша светлость.

Но одновременно с ответом Меркатца заговорил другой голос:

– На самом деле, есть ещё более эффективная стратегия, которую мы можем использовать.

Это заговорил адмирал Штааден, считавший себя экспертом в стратегической теории.

Ранее он служил под началом Райнхарда во время битвы при Астарте, но, в отличие от Меркатца, не признал его талантов.

– И что же это за стратегия, адмирал Штааден?

– Это частичный пересмотр плана главнокомандующего Меркатца, – сказал Штааден, бросив на Меркатца косой взгляд.

Опытный адмирал нахмурился. Он легко догадался, что собирается сказать Штааден. Это была идея, от которой сам он по некоторым причинам уже отказался.

– Если вкратце, то мы отделим часть флота и, когда заманим Лоэнграмма к Гайесбургу, отправим её к Одину, где сможем захватить слабо защищённую столицу и предложить нашу поддержку его величеству императору.

– Хмм…

– И когда у нас будет на руках императорский эдикт о том, что маркиз Лоэнграмм – настоящий предатель и мятежник, наши позиции поменяются. Белобрысый щенок останется один в космосе, не имея дома, куда мог бы вернуться.

Именно этого и ожидал Меркатц. Он опустил глаза на свой кофе, к которому ещё не прикасался. Штааден знал теорию, но ему по какой-то причине не хватало проницательности, когда доходило до реальности. Совершенно верно, что Лоэнграмм оставил столицу пустой. Но почему он это сделал? Потому что у него была какая-то причина для подобной беспечности. Если бы Штааден только задумался об этом, то понял бы, что его предложение не может принести реальной пользы.

– Великолепно! – вскричал молодой аристократ, граф Альфред фон Лансберг. Его лицо покраснело от волнения. Восклицая раз за разом он с детской непосредственностью превозносил грандиозность, элегантность и агрессивность плана Штаадена. – Итак, – добавил он в конце, – кто же возглавит этот второй флот? Это будет большая честь и ответственность.

В комнате воцарилась мёртвая тишина.

Слова графа Лансберга расшевелили болото, выпустив что-то вроде миазмы, скрывавшейся в его глубине.

Захватить столицу Империи Один и юного императора. Тот, кто преуспеет в этом, станет самым великим героем этой гражданской войны. Достижения того, кто будет заманивать Райнхарда к Гайесбургу потеряются в свете такого выдающегося деяния, как астероиды, проходящие перед звездой.

Само собой разумеется, что тот, кто лучше других покажет себя на войне, будет иметь самое веское слово в послевоенном мире. И, что немаловажно, став защитником императора, он, пусть даже только формально, станет союзником верховного правителя Империи, что позволит ему монополизировать свою позицию и власть, ссылаясь на указы императора.

Командование вторым флотом.

Кратчайший путь к абсолютной власти.

Власти, которая не должна достаться никому другому.

В глазах герцога Брауншвейга и маркиза Литтенхайма зажглись алчные огоньки.

Дискуссия о стратегии и тактике перешла в измерение политических игр. Они ещё только издали увидели лес, но уже оценивали стоимость соболиных мехов.

Меркатц знал, что это случится. В том числе и поэтому он в своих расчётах сразу отказался от такой стратегии, хотя с чисто военной точки зрения она могла показаться весьма эффективной. Но этот план можно было воплотить в жизнь, лишь имея исключительно хорошую организацию, объединённую единой волей. Между командирами основного и второго флотов должно быть полное доверие.

Но в армии дворянской коалиции этого не было. Скорее всего, именно по этой причине маркиз Лоэнграмм так легко оставил Один почти без защиты.

С самого начала коалиция основывалась только на общей ненависти к маркизу Лоэнграмму, занявшему неположенное ему место. Но согласия в вопросе о том, кому достанется власть, если Райнхарда удастся свергнуть, не наблюдалось. Поэтому очень легко было создать трещину в их солидарности.

И теперь Штааден создал такую трещину ещё до начала сражения, оказав врагу огромную услугу. Теперь их фальшивая солидарность уступила место сырой алчности. Самолюбивые страсти сернистыми парами вулкана поднимались над Брауншвейгом, Литтенхаймом и другими аристократами, отчего Меркатц почувствовал удушье.

Сможет ли он победить Райнхарда в таких условиях?

И даже если он победит – то ради кого?

II

Для Меркатца слово «операция» впоследствии означало бесполезный выбор между компромиссом и тем, чтобы остаться стоять на своём, зная, что твоё мнение будет проигнорировано.

Когда он только стал главнокомандующим флотом коалиции, молодые дворяне, жаждущие битвы, горячо приветствовали его, но вскоре их настроение испортилось. Не привыкшие к тому, чтобы им кто-то указывал, они сочли чрезвычайно трудным – хотя и не невозможным – держать свои эго под контролем. Старшие должны были руководствоваться здравым смыслом, соответствующие их годам, но они были склонны активизировать радикализм молодёжи, используя его в своих интересах.

Первый компромисс, на который был вынужден пойти Меркатц, это отправка авангарда под командованием Штаадена, который явно считал его своим конкурентом. Множество молодых дворян, стремящихся утолить свою жажду битвы, были привлечены его словами:

– Для начала я хочу проверить их характер в бою.

«Неужели вам так нужно выйти и разбить себе нос?» – подумал Меркатц. Но им действительно необходимо было убедиться в себе.

Молодые дворяне даже не пытались скрыть факт того, что они готовятся к битве, так что информация о выдвижении «разбойничьей армии» вскоре оказалась на столе у Райнхарда.

– Вызовите адмирала Миттермайера, – приказал он.

Когда перед ним появился адмирал Вольфганг Миттермайер, невысокий, но подвижный, Райнхард спросил:

– Насколько я знаю, вы изучали тактическую теорию под началом Штаадена в Военной академии.

– Так точно. Если это имеет значение…

– Говорят, этот самый Штааден возглавляет первую волну флота аристо… разбойников. Кажется, они собираются испытать свою удачу, сразившись с нами.

– О, так всё наконец-то началось, – храбрый молодой адмирал остался спокоен, услышав эту новость.

– Что скажете? Сможете справиться с ним?

В глазах Миттермайера появился намёк на улыбку.

– Инструктор Штааден обладал богатыми знаниями, но когда теория расходилась с практикой, он всегда старался уцепиться за теорию. Среди учеников его частенько называли Скучный Теоретик Штааден.

– Что ж, отлично. Тогда слушайте приказ: отправляйтесь со своим флотом в звёздную систему Артена и встретьте там своего бывшего преподавателя. Через пять дней я тоже прибуду. Можете вовлечь его в сражение до этого времени или же укрепиться в защите и ждать. Оставляю оперативное руководство в ваших руках.

– Слушаюсь!

Миттермайер поклонился и упругой походкой покинул командный мостик Брунгильды. Кто бы что ни говорил, но возглавить атаку – честь для воина.

Это было 19-е апреля 488-го года по Имперскому календарю (797-й год КЭ).

В этот день началось то, что позже станет известно как Липпштадтская Война.

Шестнадцатитысячный флот Штаадена и пятнадцатитысячный флот Миттермайера двигались навстречу друг другу. Каждый стремился как можно скорее добраться до территории противника. Целью их столкновения был не захват какой-либо стратегически-важной позиции, а скорее психологический эффект, в случае победы в первой битве, а также возможность изучить способности врага.

Два флота сошлись лицом к лицу в межзвёздном пространстве вблизи системы Артена. Однако Миттермайер вывесил перед позициями противника шесть миллионов термоядерных мин, блокировав возможность для атаки, а сам перегруппировал флот в сферическое построение и замер на месте. Прошёл день, потом ещё один, но он не сдвинулся с этой позиции.

В Штаадене проснулись подозрения и страх. Острый интеллект и стремительная жестокость атак Миттермайера принесли ему прозвище «Ураганный Волк». Ему была дарована честь возглавить авангард. Но вот он здесь, занял оборону и не предпринимает атакующих действий. Что же задумал Миттермайер? Он, несомненно, что-то планирует, иного Штааден не мог представить, но что именно?

И Штааден тоже остановился.

Пока он пытался разобраться в ситуации, тем, что больше всего его раздражало, были молодые дворяне под его командованием. Обладающие с момента рождения бесчисленными привилегиями, они привыкли жить за счёт других, не встречая препятствий, и глядеть свысока на тех, кто такими привилегиями обделён. Они привыкли, что их желания всегда исполняются. И если они решили, что хотят победить, они должны победить. Поведение Штаадена казалось им скорее трусливым, нежели осторожным, и нашлись даже такие, кто заявил об этом вслух. Они были одержимы болезненным чувством самоуважения и не обращали никакого внимания на чувства других.

Успокаивающими словами и лестью Штааден продолжал отговаривать их от безрассудных действий, даже когда он уже устал от постоянных оскорблений. Это потребовало от него немалых усилий.

– Сейчас, должно быть, самое время. Не пора ли нам отплатить инструктору Штаадену за его науку?

Ближе к концу третьего дня Миттермайер наконец отдал своим людям приказ.

Перед Штааденом возник офицер связи, доложивший о перехваченной передаче от флота Миттермайера. Анализ звука показал, что пока Миттермайер выигрывает время, не вступая в сражение, основные силы маркиза Лоэнграмма с каждым часом приближаются. Миттермайер планирует встретиться с ними, а потом начать тотальное нападение с подавляющим численным превосходством.

«Не специально ли Миттермайер допустил эту утечку? – засомневался Штааден. – Но всё же, если это сообщение верно, то становится понятно, почему он занял оборону и не пытается атаковать. А не мог ли он сознательно допустить утечку правдивой информации?»

Штааден был озадачен. Он больше не видел последовательности в действиях Миттермайера. Тем не менее, он отдал приказ привести флот в повышенную боевую готовность, принимая во внимание вероятность внезапного подлого нападения.

Возмущение молодых дворян накалилось до предела. Какая пассивность! Какая нерешительность! Разве они прибыли в этот район космоса не для того, чтобы скрестить мечи с врагом, проверить его способности и сокрушить боевой дух? «Мы больше не можем полагаться на своего командира! – говорили они. – Все, на кого мы можем рассчитывать – это мы сами!»

Молодые дворяне посоветовались друг с другом, пришли к общему мнению, а потом отправились к Штаадену с требованием начать атаку. И их требования были больше похожи на угрозы. В случае отказа они готовы были бросить адмирала в карцер и ввергнуть флот в беспорядочный бой.

В конце концов, Штааден сдался и дал разрешение на атаку. Однако, чтобы попытаться, насколько это возможно, держать юнцов под контролем, он предоставил им план битвы. Согласно ему, флот делился надвое, огибая минное поле с двух сторон. После того, как правое крыло вступит бой с силами Миттермайера, левое должно было обойти его и напасть с тыла и фланга, чтобы отбросить прямо на минное поле. С точки зрения Штаадена, план был довольно сырым, но он понимал, что более сложные планы его товарищи не смогут правильно исполнить.

Штааден начинал жалеть, что взял на себя ответственность за эту операцию. Однако теперь ему не оставалось ничего иного, кроме как поскорее уничтожить флот Миттермайера и отступить прежде, чем прибудут главные силы Райнхарда. Он взял под своё непосредственное командование левый фланг, передал командование правым молодому графу Хильдесхайму и объявил о начале атаки.

Граф Хильдесхайм подгонял свой флот. Стремясь сделать себе имя, он даже не пытался сдерживать свою кипящую агрессию. Восемь тысяч кораблей двигались в одном направлении, но были неспособны удерживать упорядоченный строй.

К этому времени флот Миттермайера, разумеется, отошёл от своей изначальной позиции. Он переместился в точку, расположенную далеко за пределами минного поля. Таким образом, силы Хильдесхайма оказались между минным полем и флотом Миттермайера.

– Энергетические волны и множество ракет приближаются с правого фланга! – в панике закричали радисты всех кораблей Хильдесхайма.

На экранах вспыхнул первый термоядерный взрыв, за ним ещё и ещё. Энергетические лучи, термоядерные ракеты и огромные снаряды, выпущенные рельсовыми пушками, обрушились с плотностью, не оставляющей времени для того, чтобы понять происходящее и попытаться что-либо изменить. Когда вспышки исчезли, всё вернулось в изначальное ничто. Человеческие тела, сожжённые или разорванные на части, распались на атомы их компонентов, смешавшись с межзвёздной пылью. Возможно, через несколько миллиардов лет эта смесь станет ядром новорожденной звезды…

Граф Хильдесхайм погиб в бою, даже не успев осознать этого. Вероятно, он стал первым из высокорожденных, расставшимся с жизнью на гражданской войне.

Разгромив отчаянную и неорганизованную попытку контратаки сил Хильдесхайма, Миттермайер полным ходом двинул свой флот вперёд. Обойдя минное поле по часовой стрелке, он напал на ведомые Штааденом корабли сзади. Атака с тыла на вдвое уступающего в численности противника не могла не принести победы. И кто ещё, если не Ураганный Волк, был способен победить так?

Когда прибыл основной флот Райнхарда, битва при Артене уже закончилась. Миттермайер, которого Райнхард похвалил за прекрасное использование имеющихся сил, попросил прощения за то, что позволил Штаадену ускользнуть, а затем улыбнулся и сказал, что будет большой головной болью вернуть все мины, которые он расставил, создавая для себя игровое поле.

III

В то время, когда группировки внутри Империи и Союза пытались перехитрить или убить друг друга, или и то, и другое сразу, торговое государство, известное как Доминион Феззан, было переполнено трудовой энергией. По мере того, как Феззан продолжал уклоняться от ужасов и трагедий войны, его жадная экономика поглощала до последней капли всю прибыль от неё. Феззан продавал разнообразные товары для всех фракций – оружие, продовольствие, руду, военную форму, информацию, а иногда и наёмников. Он словно стремился монополизировать всё богатство Вселенной.

Бар «Де ла Корт», расположенный неподалёку от столичного космопорта, был местом, где собирались независимые купцы – те, кто странствовал по галактике, не имея других активов, кроме корабля и умелого экипажа.

Борис Конев, двадцати восьми лет, был одним из таких купцов и владельцем торгового корабля «Берёзка». Хотя его храбрости хватило бы на несколько человек, он по-прежнему был известен лишь как мелкий торговец. Он сидел, наслаждаясь тёмным пивом во время своего редкого свободного времени, когда его окликнул ещё один знакомый свободный торговец.

После обмена приветствиями и парой-тройкой ни к чему не обязывающих любезностей, торговец сказал:

– Кстати, до меня дошёл странный слух.

– Большинство слухов странные, – сказал Конев, допивая пиво, но потом поинтересовался, о чём всё же речь.

– В общем, похоже, Рубинский разрабатывает нечто по-настоящему грандиозное.

– Этот лысый хитрюга?

В голове у Конева возникло лицо Рубинского, далёкое от чистоты и благородства, и, слушая продолжение рассказа знакомого, он не смог сдержать иронической усмешки.

– Значит, он заставит две великие силы, Империю и Союз, уничтожить друг друга, а потом Феззан придёт и соберёт осколки. Знаешь, это настоящее безумие.

– Ну, я ведь говорил, что это странный слух? Не смейся, это не я придумал.

– Честно говоря, я не могу понять, кому такое могло прийти в голову.

Конев протянул руку за ещё одной кружкой тёмного пива, не подозревая о гримасе, перекосившей уголок его рта. Позиция «слух странный, так что ему не стоит доверять» не всегда правильна. Говорят, Рубинский всегда был способным руководителем, но вполне вероятно, что он и в самом деле страдал манией величия, но никто об это не знал, или же его психическое равновесие могло внезапно пошатнуться.

Феззан был паразитом, считал молодой Конев. Без хозяина ему не выжить. Если эти хозяева, Империя и Союз, будут разрушены, Феззан тоже зачахнет и умрёт. Поэтому ему не стоит влезать в дела, в которых он плохо разбирается, такие, как война и политика.

– Как бы то ни было, – сказал Конев, решив сменить тему, – ты уже знаешь, какова будет твоя следующая работа?

– Да. Я буду перевозить целых тридцать тысяч последователей какой-то религии Земли. Вроде как они совершают паломничество в Святую Землю.

– Святую Землю?

– Они имеют в виду планету Земля.

– Ха. Так планета Земля – это их Святая Земля? – молодой капитан издевательски рассмеялся.

Для него религии и боги были не более, чем поводом для шуток – разве не мог всемогущий бог создать женщину, которая бы стала слушаться его? Если не мог, значит, он не всемогущ, а если создал, но не смог заставить её слушаться, значит, всё равно не всемогущ…

И всё же тот факт, что число последователей религии терраистов росло с невиданной скоростью, был неоспорим. Хотя Конев не мог судить, хорошо это или плохо.

Допив вторую кружку пива, Конев попрощался с приятелем, вышел из бара и направился к зданию космопорта, где у него был свой маленький офис.

– Маринеску, какова наша следующая работа?

Офицер Маринеску был всего на четыре года старше капитана корабля, но по его виду казалось, что скорее на десять.

Хотя он был ещё молод, Маринеску уже потерял половину волос, набрал немало лишнего веса, а на его лице никогда не появлялось выражения радости или великодушия. Так что он производил впечатление человека средних лет, измученного жизнью. Однако без его надёжных деловых и бухгалтерских навыков торговое судно «Берёзка», несомненно, давно уже было бы продано какой-нибудь крупной компании.

– На этот раз груз – люди.

– Прекрасная юная дочь какого-нибудь миллиардера? – это было скорее пожеланием, чем вопросом.

– Группа паломников, направляющихся на Землю.

Последовало неловкое молчание. Конев нахмурился, просматривая документы. Наконец, он с угрюмым видом захлопнул папку.

– Если мы направимся в такое место, как Земля, разве корабль не окажется пустым на обратном пути? На этой планете не осталось никаких полезных ресурсов.

– Просто возьмём другую группу паломников, возвращающуюся назад. Я заставил их заплатить вперёд. Если я не заплачу трём разным кредиторам до завтрашнего дня, «Берёзка» может уйти с молотка.

Молодой капитан хмыкнул и стал вслух рассуждать о том, на какой планете сейчас лучшая торговля. Он мечтал хотя бы раз перелететь из системы в систему с трюмом, плотно набитым жидким радием или необработанными алмазами, а потом украсить свою кабину трофеем с надписью «Победителю премии Синдбада этого года».

Маринеску, однако, был куда более реалистичен, так что парой фраз развеял эти радужные мечты о том, как сделать себе состояние в одночасье, открыв путь к тому, чтобы стать по-настоящему великим торговцем.

Как бы то ни было, Конев не имел возможности придирчиво выбирать, за какую работу браться. В конце концов, он отвечал не только за себя, но и за двадцать человек экипажа.

Через пять дней после отлёта с главного космодрома Феззана, «Берёзка» встретилась с огромным флотом из десятков тысяч кораблей. Космос обширен, но области, которые можно использовать в качестве судоходных путей, довольно ограничены, так что это нельзя было назвать немыслимым совпадением. К тому времени, когда Конев с экипажем получили сообщение со словами «Заглушите двигатели. Если не подчинитесь, мы атакуем», они уже были окружены. Им оставалось лишь молиться, что командир встреченного флота достаточно разумен и с ним можно договориться. Если бы это оказалось не так, то их могли даже расстрелять по подозрению в шпионаже.

Это был флот, действующий вдалеке от основных сил Райнхарда, подавляя сопротивление в пограничных звёздных системах. Командовал им Зигфрид Кирхайс.

Лицо, возникшее на экране, было незлобивым, так что Конев, чувствуя облегчение, объяснил ситуацию.

– Как видите, люди на борту моего корабля – паломники. Они не солдаты. В основном это старики, женщины и дети. Я пойму, если вы захотите состыковаться и проверить всё сами, но…

– Нет, в этом нет необходимости, – сказал Кирхайс, покачав головой.

Его голубые глаза с сочувствием смотрели на паломников, стоящих за спиной Конева. Они действительно выглядели жалко. Спящие на простых кушетках, установленных на грузовом корабле, питающиеся сухпайками, которые несли с собой, они отправились в путешествие, занимающее не меньше месяца. Использование грузового судна стоило вдесятеро дешевле, чем пассажирского. Однако юридически они рассматривались как груз, и даже в случае аварии не могла быть выплачена компенсация за гибель людей.

– Может, вам не хватает продуктов или лекарств? – спросил Кирхайс, посмотрев старшего из группы паломников. Тот кивнул, ответив, что им действительно не хватает некоторых продуктов, таких, как молоко для младенцев, искусственный белок и средство для стирки одежды. Кирхайс дал указание своему подчинённому, капитану Хорсту Зинцеру, выделить им необходимое из запасов флота. Старик рассыпался в благодарностях. Рыжий адмирал улыбнулся в ответ, пожелал удачи и прервал передачу.

Потрясённый Маринеску потёр свою лысину и сказал:

– Какой хороший человек этот адмирал Кирхайс.

– Да. Какая жалость, верно?

– Что? О чём это вы?

– Хорошие люди долго не живут. Особенно в такие времена.

Конев посмотрел на Маринеску, но, поскольку тот не ответил, вернулся в своё кресло.

Глядя на его спину, помощник покачал головой. «Эх, – подумал он. – Если бы только наш капитан не чувствовал себя вынужденным произносить такие вот фразы в самое неподходящее время…».

Впереди был долгий, долгий путь к Земле.

IV

Крепость Рентенберг, которую герцог Брауншвейг сначала предполагал сделать своим третьим опорным пунктом, занимала астероид в системе звезды Фрейи. Несмотря на то, что он не мог соперничать с Изерлоном, Рентенберг всё же мог принять до нескольких миллионов солдат и более десяти тысяч кораблей, вести боевые действия, а также выполнять различные функции, такие как обеспечение связи, пополнение запасов, ремонт и техобслуживание кораблей. Таким образом, это был важный объект для коалиции аристократов.

Побеждённому Миттермайером и вынужденному бежать от основных сил Райнхарда, Штаадену с остатками своих солдат с трудом удалось добраться до этой крепости, где он смог, наконец, отдохнуть изрядно пострадавшими телом и духом.

Если бы дело было только в нём, Райнхард мог бы и проигнорировать Рентенберг, словно камень на обочине. Однако там располагался командный центр для многочисленных разведывательных спутников, устройств космической радиолокации, а также центр сверхсветовой связи, система подавления сигналов и ремонтные доки. Кроме того, ещё до начала битвы в крепости было размещено немало солдат. Если бы он проигнорировал всё это и отправился дальше, существовала опасность, что эти насекомые ужалят его в спину. Ядовитые жала лучше вырвать заранее.

– Мы соберём все свои силы и захватим Рентенберг, – решил Райнхард. Он собрал всех адмиралов на мостике Брунгильды и, демонстрируя свои мысли на схеме крепости, выведенной на большой экран, раздал приказы каждому из них.

Когда он захватил министерство военных дел на Одине, в руки Райнхарда попало множество секретных документов. Чертежи крепости Рентенберг тоже были среди них. Теперь ему были известны её сильные и слабые стороны, и у противника не было времени укрепить уязвимые места.

Главной задачей в захвате крепости был Коридор Шесть. В крепость был преобразован настоящий астероид, и в его центре находился термоядерный реактор, питающий энергией весь Рентенберг. Коридор Шесть образовывал кратчайший путь от внешней стены до реактора, и если бы им удалось пробиться через него и захватить реактор, то жизнь крепости оказалась бы в их руках. Однако перестрелка создавала опасность вторичного взрыва в случае случайного попадания в ядро реактора.

А это значило, что единственным способом атаки на реактор был рукопашный бой.

Три дня спустя флот Райнхарда, приблизившись к крепости Рентенберг, начал массированную атаку. Командование операцией было поручено адмиралам Ройенталю и Миттермайеру.

Сразу же после первого обмена ударами флот, размещённый в крепости, попытался выйти и бросить вызов силам Райнхарда в открытом бою. Но они были блокированы плотной стеной линкоров, встретивших их мощнейшими залпами, и атакованы с флангов скоростными крейсерами. Перекрёстные залпы ракет и энергетических лучей ткали паутину смерти, а цепочки взрывов создавали изысканные украшения в чёрной пустоте космоса.

Бой не продлился и часа, и вдвое уменьшившийся в числе флот противника отступил обратно в крепость. Ройенталь и Миттермайер преследовали его буквально по пятам, и, пока артиллерия крепости не могла стрелять по ним, чтобы не попасть по своим, приземлились в слепой зоне тяжёлых орудий, вычисленной благодаря изучению чертежей.

Военные инженеры, одетые в космические скафандры, прорвались сквозь стену с помощью управляемой лазером водородной бомбы, после чего штурмовой десантный корабль, двигавшийся синхронно с вращением крепости, закрепился на стене и пустил в пролом ряды пехоты в силовой броне. Миттермайер и Ройенталь создали временный командный центр внутри этого корабля и, наблюдая за ходом битвы с помощью камер, управляли ходом операции.

Считалось, что падение крепости – лишь вопрос времени. Однако оба молодых адмирала очень нервничали. Ведь им было известно, что защитой Коридора Шесть руководит генерал-полковник Овлессер, командующий Корпуса Гренадёров.

Генерал-полковник Овлессер был крупным человеком лет пятидесяти с могучими мускулами. Как бык, вызванный на бой матадором, он был переполнен физической мощью и желанием её использовать.

На его левой скуле выделялся фиолетовый шрам. Он носил его как символ своей силы и ярости. Однажды в битве с мятежниками из Союза вражеский солдат попал ему в лицо выстрелом лазера, который прожёг кожу, мышцы и даже задел кость. Разумеется, он расплатился с ним той же монетой – сокрушил череп ударом своего гигантского боевого топора.

Топоры, использовавшиеся в рукопашных битвах, изготавливали из алмазно-твёрдых кристаллов углерода. Стандартным был одноручный топор длиной восемьдесят пять сантиметров и весом в шесть килограммов. Однако Овлессер пользовался изготовленным специально для него полутораметровым двуручным топором, весившим девять с половиной килограммов. В сочетании с огромной силой и высоким боевым мастерством Овлессера, разрушительная сила этого гигантского оружия стала невообразимой. Даже если шлем или броня выдерживали удар, то человека внутри это не спасало. В лучшем случае он отделывался переломанными костями и разорванными внутренними органами, но продолжать бой уже никак не мог.

– Что будешь делать, если встретишь Овлессера в бою один на один? – спросил Ройенталь.

– Спасаться бегством, – ответил ему Миттермайер.

– Вот и я так думаю. Такие люди, должно быть, рождаются с одной целью – убивать других людей.

Оба молодых адмирала были хороши во всех боевых навыках – от стрельбы и до рукопашного боя, но они хорошо знали нечеловеческую ярость Овлессера. В том, чтобы избегать боя с таким противником, не было позора – и неспособные признать этого были либо слишком заносчивы, либо просто глупы.

И всё же нынешние обстоятельства не позволяли им обратиться к своим людям со словами: «Мы правда не против, если вы решите убежать от него». Им нужно было захватить Коридор Шесть, не повредив реактора. Силовая броня оборудовалась воздушными фильтрами, так что воспользоваться газом не получится. Рукопашная схватка была единственным способом добиться победы.

И там, в Коридоре Шесть, солдаты Райнарда, по всей вероятности, гибли, орошая реками крови стены и пол, под ударами бойцов отряда Овлессера.

– Любой ценой мы должны защитить Коридор Шесть! – было приказано им.

Таким образом, жестокое и примитивное сражение в Коридоре Шесть, стало неизбежным.

Атака и отступление.

В течение восьми космических часов гренадёры Райнхарда девять раз предпринимали атаки на Коридор Шесть, и девять раз были отброшены назад.

Среди всех высокопоставленных офицеров имперской армии, как сторонников Райнхарда, так и его противников, а возможно, что и среди солдат, никто не убил столько человек собственными руками, сколько Овлессер. Рождённый в небогатой дворянской семье, этот человек пробился в высшие эшелоны командования армии Галактической Империи не за счёт политических сил и не благодаря чудесам тактики, а просто из-за огромного количества крови мятежников, которую он пролил. Сейчас этот человек затопил Коридор Шесть газообразным взрывчатым веществом, известным как зефир-частицы, лишив как врагов, так и своих солдат, возможности использовать даже лёгкое стрелковое оружие. Используя лишь своё тело и свою собственную силу, он продолжал сражаться, отправляя в объятия смерти одного противника за другим.

Его топор, словно разделяя желания владельца, крушил тела солдат Райнхарда, превращая их в куски мяса, плавающие в лужах крови.

И Миттермайер, и Ройенталь были людьми, далёкими от того, что можно назвать брезгливостью. Но даже они не смогли не отвести глаза от экранов, увидев, как солдат с отрубленной в колене ногой пытается отползти на руках, а Овлессер просто подходит к нему и разбивает голову своим огромным окровавленным топором.

В глазах Овлессера, которые было видно сквозь забрало шлема, плескался жестокий смех. Именно эта жестокость, выходящая далеко за грань воинской храбрости, и отвратила Миттермайера с Ройенталем, вызвав физиологическое отвращение и не позволяя с уважением относиться к доблестному врагу.

Но, что бы они ни чувствовали по отношению к нему, тот факт, что операция зашла в тупик из-за этого похожего на зверя человека, был неоспорим. И это удвоило их гнев на Овлессера.

– Мы не можем позволить этому чудовищу жить дальше, – тихо произнёс Миттермайер. И всё же, несмотря на его слова и огонь в глазах, голосу молодого адмирала не хватало уверенности. Талант командовать огромными флотами боевых кораблей в пустоте космоса вознёс этих двоих, позволив войти в высший класс человеческой расы, но в таких условиях, в каких они оказались и с такими ограничениями, которые были вынуждены соблюдать, они чувствовали себя беспомощными перед лицом боевого духа и грубой силы Овлессера.

И всё же, что поддерживало Овлессера и его отряд физически и ментально перед лицом повторяющихся атак солдат Райнхарда? Они продолжали сражаться и отбрасывать их, даже не имея свежих людей, которые могли бы подменить их и дать передохнуть.

Немыслимо, чтобы кто-то смог сражаться в силовой броне в течение восьми часов.

Силовая броня была полностью изолирована, и даже космический холод не повредил бы человеку, находящемуся внутри. Но в то же время и тепло, выделяемое человеческим телом, не имело выхода, поэтому солдаты, постоянно участвующие в бою, довольно быстро теряли силы от жара. Конечно, броня была оборудована устройством контроля над температурой, но, чтобы оно не мешало в бою, его пришлось сделать миниатюрным, так что оно едва поддерживало температуру на 7-8 градусов ниже температуры тела.

Так что даже для обезумевших от ненависти к Райнхарду солдат жара и других неприятности – пот, зуд, необходимость справить естественнее надобности, чувство отчаяния…  – должны были стать невыносимыми через два часа. Но они сражались уже восемь.

– Они используют наркотики.

Да, это был единственный возможный вариант. Только используя стимуляторы, чтобы оставаться в сознании и способными сражаться, они могли выполнять этот сверхчеловеческий труд.

Вскоре Райнхард вышел на связь, чтобы поинтересоваться ходом битвы. Оба адмирала ненадолго отступили с линии столкновения, куда уже давно отправились, чтобы лично контролировать бой.

– Овлессер – герой, – произнёс Райнхард, выслушав доклад. На его губах мелькнула холодная улыбка. – Но он герой из каменного века.

Однако он не собирался отчитывать своих униженных подчинённых.

– Оставлять его в живых не имеет смысла, да и сам он не пожелает выжить в случае поражения. Поэтому убейте его, и сделайте это так впечатляюще, как только сможете.

– Подождите минутку, – вмешался третий голос. Это был начальник штаба адмирал Оберштайн. – Я бы хотел, чтобы он был захвачен живым. Позвольте мне объяснить его превосходительству, как его можно использовать.

– Вы полагаете, что этот упрямец может быть мне полезен?

– Его желание не имеет значения.

Брови Райнхарда сошлись на переносице.

– Вы имеете в виду промывание мозгов? – Райнхард не одобрял химическое или нейро-электрическое воздействие на человека.

Начальник его штаба лишь коротко улыбнулся и немного помолчал.

– Ничего настолько грубого я делать не стану, – наконец сказал он. – Прошу, просто предоставьте всё мне. И вы сможете понаблюдать, как я посею семена взаимного недоверия среди дворян…

– Что ж, хорошо. Оставляю это вам.

В этот момент к Райнхарду обратился офицер связи.

Он сказал, что Овлессер обращается к ним на общем канале. Гренадёр что-то торжествующе кричал, и Райнхард приказал вывести картинку на большой экран.

– Хватит ли у белобрысого щенка храбрости посмотреть мне в глаза, пусть даже на экране?!

Огромное тело Овлессера, не снявшего даже шлема, занимало весь экран. Его броня потемнела от человеческой крови, а местами к ней прилипли и куски мяса. Вокруг Райнхарда раздался ропот гнева и ужаса.

Потом этот гигантский зверь начал бросать оскорбления в адрес Райнхарда через систему связи своей брони. После того, как он назвал его предателем, обманувшим благосклонность императорской семьи, трусом, безнравственным чудовищем  и неопытным щенком, которому просто повезло, он добавил:

– И ты, и твоя сестра использовали секс, чтобы влезть в доверие к нашему почившему императору!..

Именно в этот момент прохладная мина, с которой Райнхард выслушивал оскорбления, слетела с него, уступив место бешеной ярости. В льдисто-голубых глазах мелькнули молнии, а из-за тонких изящных губ послышался скрежет зубов.

– Ройенталь! Миттермайер!

– Так точно!

– Притащите ко мне это неотёсанное животное! Не убивайте его, даже если для этого придётся отрубить ему руки и ноги. Я собираюсь разорвать его поганую пасть своими собственными руками!

Адмиралы обменялись взглядами. Задача, поставленная им, была трудновыполнимой. Слишком поздно они поняли, что Райнхард тоже подвержен эмоциям.

V

Гренадёры Райнхарда готовились к десятому приступу. На их пути была установлена баррикада из трупов, а отряд Овлессера, одуревший от наркотиков и крови, вглядывался в них пылающими глазами.

– Если вы собираетесь нападать, трусливые мыши, то пошевеливайтесь и нападайте! – раздался в коридоре рык Овлессера. – Я брошу ваши тела в котёл и приготовлю себе хорошую порцию фрикасе! Хотя наверняка вкус мяса таких безродных ничтожеств отвратителен, но на поле боя не до разборчивости!

– Варвар, – сплюнул Ройенталь. – Как и сказал главнокомандующий, это герой из каменного века. Ему бы родиться тысяч на двадцать лет раньше.

– Но он родился теперь, и из-за этого плохо придётся нам, – с горечью добавил Миттермайер. Он подозвал адъютанта и приказал принести два комплекта силовой брони.

– Адмирал, вы ведь не собираетесь сами с ним сражаться?!

– Мы станем наживкой, – сказал Ройенталь. – Это сделает ловушку законченной… Как там приготовления?

– Думаю, мы почти готовы, ваше превосходительство. Но вам не обязательно участвовать в этом лично.

– Мы оба адмиралы, – усмехнулся Ройенталь. – Этот зверь Овлессер – генерал-полковник. Было бы здорово, если бы это имело значение.

Как отреагирует Овлессер, если перед ним появятся адмиралы Миттермайер и Ройенталь? Судя по его нынешнему состоянию, он никак не сможет позволить кому-то ещё заполучить такую ценную добычу. Наверняка он рванётся вперёд, стремясь к поединку – части человеческого наследия, дошедшего с каменного века.

Чтобы их уловка оказалась успешной, нужна была наживка, и эта наживка должна была быть вкусной.

Будь это сам Райнхард, то условия были бы идеальны, но, поскольку это также сделало бы механизм ловушки слишком очевидным, то именно они наиболее подходили для этой роли.

Ройенталь и Миттермайер вошли в свои силовые доспехи, и, как только они появились в Коридоре Шесть, среди бойцов Овлессера послышались возбуждённые перешёптывания. Храбрость молодых адмиралов была хорошо известна, так что убить их будет большой честью. Коротким взрыком успокоив своих людей, гигант взглянул на противников.

– Он решил, что вместе вы сможете победить? Или такое проявление остроумия щенка Лоэнграмма?

– Мы никогда этого не узнаем, если не попробуем, – ответил Миттермайер.

Посчитав это неуважительным вызовом, Овлессер перешагнул через завал из мёртвых тел и вышел к ним. Он шёл широким шагом. Даже сквозь броню энергия его свирепого желания убивать переполняла пространство. Глаза сверкали жаждой крови, он рванулся к врагам…

И в этот момент огромная фигура Овлессера вдруг стала ниже. Хотя гренадёр был около двух метров ростом, его голова внезапно оказалась ниже Ройенталя, чей рост составлял 184 сантиметра, и даже ниже 172-х сантиметров Миттермайера. У врагов и союзников перехватило дыхание, будто они увидели какое-то волшебство. Неужели то, что видели их глаза, случилось на самом деле?

Пол провалился под ним. Овлессер погрузился почти по грудь, и лишь уперевшись руками он смог удержаться от того, чтобы погрузиться ещё глубже. Тяжёлый топор, давно ставший его вторым «я», упал на пол в метре от него.

Это была ловушка, дыра, пробитая в полу, сделанном из сложных кристаллических волокон. Или, если быть точным, то пол облучался инвертированными популяциями водорода и фторидов в течение трёх часов с уровня ниже Коридора Шесть, ослабляя молекулярные связи волокон так, чтобы они не выдержали веса Овлессера.

Миттермайер прыгнул вперёд и выбил топор подальше. Лицо Овлессера, ошеломлённого таким поворотом, побагровело под шлемом, когда он понял, что произошло.

– Мы захватили Овлессера! – закричал Ройенталь. – Остальные нам не нужны. Гренадёры, в атаку!

Ройенталь поднял отброшенный его другом топор и одобрил трофей холодной улыбкой.

– Я подумал, что для того, чтобы поймать дикого зверя, нужна ловушка, и ты прекрасно попался в неё. В примитивную ловушку, в которую не попался бы никто другой.

– Трус!

– Приму это как комплимент.

Пока они говорили, мимо пробегали идущие в атаку солдаты.

Потеряв своего командира, люди Овлессера отступили. Возможно, когда они лишились своего храброго предводителя, весь их боевой дух растаял.

Стремящиеся отомстить за потери и унижение гренадёры Райнхарда приблизились к ним, размахивая топорами и начали резню. Дважды противник пытался пойти в контратаку, и дважды она захлёбывалась в крови.

Коридор Шесть был зачищен – и окрашен в красный цвет.

Скованного двумя комплектами наручников, с надетым электрическим шлемом, применяемым для казней, и множеством направленных на него стволов оружия, Овлессера подтащили к экрану связи.

Столкнувшись с пылающими огнём ненависти и гнева глазами Райнхарда, а также скорой неминуемой смертью, Овлессер всё же смог высокомерно поднять голову. Каковы бы ни были недостатки этого человека, трусом его назвать было нельзя.

Однако экран связи тут же погас. На флагманском корабле «Брунгильда» начальник штаба пытался изменить решение своего командира.

– Убить его легко, но Овлессер не боится смерти. И дело не только в этом. Убив его сейчас, мы лишь поднимем его репутацию, превратив его в непобедимого и непокорного героя, мученика, отдавшего жизнь за династию Голденбаумов. А это ведь не то, чего вы желаете.

Райнхард не ответил.

В его ледяных глазах была отчётливо видна буря, бушевавшая у него внутри. Наконец, его плотно сжатые губы разжались, и он вытолкнул из себя вопрос:

– И что вы предлагаете с ним сделать?

– Отправить его на главную базу аристократов. Невредимым, разумеется.

– Это просто смешно! – вскричал Миттермайер. Его молодое лицо вспыхнуло от гнева и тревоги. – После всех трудов… Отправив на смерть стольких солдат, мы наконец захватили Овлессера. И вы предлагаете просто взять и отпустить его? Как бы великодушно к нему ни отнеслись, его топор снова прольёт множество крови наших людей в следующей битве. Я не вижу причин оставлять его в живых. Нужно прикончить его, и немедленно.

– Согласен, – коротко, но уверенно сказал Ройенталь. Чего добивается Оберштайн, предлагая отпустить этого зверя на волю? Он потребовал ответа на этот вопрос.

– Когда дворяне увидят вернувшегося Овлессера, что, по-вашему, они подумают? – спокойно ответил Пауль фон Обершайн. – Они всегда были очень подозрительны… А мы ещё и расстреляем шестнадцать старших подчинённых Овлессера, и дворяне увидят сцену этого по сверхсветовой связи. Если после этого Овлессер вернётся один, целый и невредимый…

– Хорошо, – сказал Райнхард, прерывая Оберштайна. Свет в его глазах изменился, теперь ярость была подавлена. Он посмотрел на двух своих уставших и недовольных подчинённых. – Вы тоже должны это признать. Пусть Оберштайн исполняет свой план. Есть возражения?

– Никак нет, ваше превосходительство. Как вам будет угодно, – хором ответили Миттермайер и Ройенталь. Они тоже поняли, что намеревался сотворить Оберштайн. Лёгкая горечь на их лицах появилась, должно быть, лишь потому, что такое было им не по вкусу.

Овлессера освободили и даже дали ему небольшой шаттл. Слов благодарности из его уст, конечно же, дождаться не удалось, но он, несомненно, был потрясён. в недоумении склонив голову, он сел в шаттл и покинул крепость. Шестнадцать же его подчинённых были публично расстреляны.

Штааден был взят в плен прямо в госпитале. Молодой имперский главнокомандующий не видел необходимости встречаться с ним.

VI

Хотя Овлессер и не думал, что его примут в Гайесбурге с почестями, как героя, всё же обстоятельства встречи вышли за пределы его ожиданий.

Когда он отправил сообщение, сообщая о своём благополучном возвращении, то шокировал офицера связи, и когда его шаттл вошёл в порт, он был немедленно окружён – и не красивыми женщинами с букетами цветов, а вооружёнными солдатами.

– Вы – генерал-полковник Овлессер, столь мужественно сражавшийся в Рентенберге? – взволнованно спросил коммодор Ансбах, автор плана побега с Одина и правая рука герцога Брауншвейга.

– А вы сами не видите? – раздражённо ответил Овлессер.

– Я лишь хотел удостовериться. Наш предводитель ждёт, так что прошу за мной.

Героя Рентенберга провели в широкий и просторный зал. Дворяне и офицеры, собравшиеся там, повернулись к нему, когда он вошёл, но в их глазах не было тепла.

На вершине возвышения, на которую вела лестница, стоял богато украшенное кресло, в котором сидел герцог Брауншвейг. Весь его вид был надменным, хотя при этом в нём проскальзывала и некоторая неловкость, словно он тренировался вести себя как император.

– Я рад видеть, что вы вернулись живым и здоровым, Овлессер, – произнёс он тоном, больше подходящим для допросов. – Все ваши старшие подчинённые, до последнего человека, были казнены. Так почему вы вернулись сюда в одиночку и живым?

– Казнены? – рот Овлессера широко раскрылся. Его челюсти, заполненные искусственными зубами, так же, как и шрам на его щеке, являлись свидетельством, что этот воин многократно прошёл через чистилище рукопашного боя.

Со всех сторон на ошеломлённого генерала обрушились сердитые крики и злые насмешки.

– Ты тупоголовый болван! Посмотри на это!

На стенном экране включилась видеозапись, и Овлессер издал низкий рык. Знакомые ему люди были построены в ряд. Это была сцена их публичного расстрела солдатами Райнхарда в крепости Рентенберг. На лицах готовящихся к смерти были видны ужас и обречённость. И эти лица одно за другим превращались в пустые дыры, когда лучи лазеров прожигали их мозг.

– Что насчёт этого, Овлессер? Вам есть, что сказать?

Но Овлессер всё ещё не мог прийти в себя.

– Что ж, тогда скажу я. Думаю, вы вернулись живым, так как предали нас и продали свою совесть белобрысому щенку. Бесстыжий пёс! Что ты пообещал ему? Принести мою голову?!

Внезапно на грубом лице Овлессера отразились понимание и ярость.

– Ловушка! Это ловушка! Вы идиоты! Разве вы не видите этого?! – взревел он. Офицеры и солдаты, стеной окружавшие его, отскочили назад, словно отброшенные невидимой энергией. Несколько рук рефлекторно схватились за бластеры.

– Стреляйте! – закричал Брауншвейг. – Прикончите его!

Вместо того чтобы успокоить обстановку, этот приказ создал ещё больший хаос. Хотя многие и выхватили бластеры, но все они понимали опасность стрельбы в плотной толпе.

Чудовищный удар обрушился на челюсть одного из солдат. С жутким хрустом она сломалась, а солдата подбросило в воздух.

Разъярённый гигант снова и снова ревел слова: «Это ловушка!», пробираясь к Брауншвейгу, сидевшему на своём импровизированном троне. Даже если он всего лишь хотел, чтобы его выслушали, то по его виду так сказать было нельзя. Коммодор Ансбах отдал приказ, и несколько десятков солдат встали между Овлессером и герцогом. Не давая ему пройти, они обрушили на него удары прикладов своих лазерных винтовок. Порвалась кожа, брызнула кровь, но, в отличие от обычного человека, который упал бы или даже погиб, Овлессер даже не замедлил движения. Сбитый с ног и кричащие от боли солдаты посыпались с лестницы.

Сплюнув на пол слюну пополам с кровью, коммодор Ансбах поднялся на ноги. Он тоже был одним из пытавшихся помешать Овлессеру. Приглаживая растрепавшиеся волосы одной рукой, второй он достал бластер.

Как мог успокоив дыхание, Ансбах на нетвёрдых ногах направился к Овлессеру. Окровавленный генерал-полковник сосредоточил свой тусклый взгляд на новом враге, а потом с рёвом протянул к нему свой огромные руки. Чуть отступив, Ансбах ушёл с линии атаки, а потом быстро приставил ствол своего оружия к уху Овлессера. И нажал на курок.

Вместе со вспышкой света, из другого уха Овлессера выплеснулась кровь.

Конвульсии сотрясли огромное тело гренадёра. Когда они закончились, он ещё несколько секунд простоял на месте, словно удерживаемый рукой какого-то невидимого бога, но затем всё же рухнул на лестницу. Когда его лоб ударился о ступеньку, раздался глухой стук, финальный аккорд ужасного каприччио.

Некоторое время все молча стояли, окружив погибшего.

– Этот предатель! – наконец произнёс герцог Брауншвейг громким голосом, но на с его лица ещё не исчез ужас. – Под конец он всё же выдал себя! Как этот бешеный пёс осмелился напасть на меня…

– Хоть вы и говорите так… – коммодор Ансбах прочистил горло. – Но действительно ли он намеревался предать нас?

– Немного поздно об этом спрашивать. Если вы так думали, то почему застрелили его?

Ансбах покачал головой, снова растрепав только что приглаженные волосы.

– Это было ради защиты жизни вашей светлости герцога. Тем не менее, я считаю, что он, возможно, вышел из себя от шока, что оказался под подозрением и из-за того, что он понял – как он и сказал – что попал в ловушку.

– Да, возможно. Но что, если так? Теперь он мёртв и никогда уже не поднимет свой топор. Предал он нас или же сам оказался обманут, в настоящий момент уже не имеет значения.

– Понятно. В таком случае, как вы объясните случившееся? Я имею в виду, что нам нужно будет сообщить о причине гибели генерал-полковника Овлессера…

В рядах коалиции было множество беспорядков, дисциплину с трудом удавалось поддерживать, поэтому Ансбах и спрашивал, не лучше ли будет сгладить историю, выдав гибель Овлессера как смерть от ран или болезни.

Герцог Брауншвейг поднялся со своего кресла. Недовольство ясно читалось в его лице и движениях. Он никогда не отличался крепкими нервами, а теперь и вовсе готов был взорваться.

– Даже если мы «сгладим историю», это не означает, что мы можем скрыть произошедшее. Овлессер был казнён за предательство своих товарищей. Передайте это всей армии, – и с этими словами их предводитель покинул зал.

Ансбах пожал плечами и приказал солдатам унести тело гиганта, которого при жизни восхваляли за храбрость и опасались за жестокость. Пустые глаза мертвеца, казалось, смотрели на Ансбаха. Он устало пробормотал:

– Не смотрите на меня так обиженно… Я не знаю, что случится завтра. Возможно, вы поблагодарите меня в Валгалле за то, что погибли сегодня…

Коммодор содрогнулся. В собственных словах ему послышалось зловещее пророчество.

Последствия случившегося были огромны. Считалось, что Овлессер сильнее всех презирает Райнхарда. Если даже он стал предателем, то кто из них сможет остаться верным и непоколебимым до самого конца? Обмениваясь друг с другом недоверчивыми взглядами, некоторые из дворян переставали доверять даже себе.

Известие об ужасной смерти Овлессера немного улучшило настроение Райнхарда. Он счёт это справедливой карой для человека, оскорбившего не только его, но и его сестру.

Райнхард назначил вице-адмирала Дикеля командующим крепостью Рентенберг, сделав её базой для своих войск, и снова приступил к планированию операции по нападению на Гайесбург.

Единственными в армии Райнхарда, кто хорошо запомнил события в Рентенберге, были адмиралы Ройенталь и Миттермайер. Ещё долго при одном взгляде на фрикасе они вспоминали заваленный трупами Коридор Шесть, отчего их начинало тошнить.