Онлайн чтение книги Легенда о героях Галактики Ginga Eiyuu Densetsu
5 - 5

I

Многочисленные записи, относящиеся к февралю 799-го года Космической эры, чрезвычайно запутанны. Мемуары перемешаны, данные из них противоречивы. Каждый источник рассказывает свою историю:

«Люди, пытаясь отвести взгляд от надвигающейся катастрофы, наводнили увеселительные заведения, и случаи алкогольного отравления и травм в результате пьяных драк многократно увеличились. Улицы были окутаны туманом истерии».

«Даже обычно шумные кварталы развлечений в эти дни было тихими, словно старый слон, умирающий у воды. Пока наконец тишину не нарушил трубный звук, сигнализирующий о его гибели».

«Отчаяние душило людей. Воздух был таким тяжёлым, что казался почти что твёрдым».

«Политические и военные невзгоды вовсе не обязательно влияли на повседневную жизнь людей. Музыка и другие развлечения были ещё более яркими, чем когда-либо».

В конечном счёте, региональные и личные различия, наряду с отсутствием общего решения, привели к путанице и непоследовательности.

Едва ли люди могли смотреть на вещи с оптимизмом, ведь впереди их ждала слишком большая неопределённость. Как ни посмотри, их самый многочисленный флот потерпел сокрушительное поражение, а столичная планета Хайнессен вот-вот должна была оказаться в руках врага. Все прочие системы и вовсе были оставлены этому врагу на растерзание.

Но у людей всё ещё оставался один лучик надежды, за который они могли уцепиться прежде, чем полностью погрузиться в пучины пессимизма и начать оплакивать свою судьбу. Чудотворец Ян и его флот были в добром здравии и по-прежнему сильны,  и это давало жителям надежду, как если бы у них было пять флотов. Кроме того, информация о том, что подопечный адмирала Яна смог выбраться с Феззана и захватил имперский эсминец, ещё больше раздула огонь наивного поклонения народному герою.

– Только протеже гранд-адмирала Яна мог подобное совершить. Не знаю, какую дьявольскую уловку он использовал, но он точно столь же хитёр, как и его наставник.

Да, спустя два часа после того, как он ступил на землю Хайнессена, Ян был повышен до гранд-адмирала. Это оказалось неожиданностью для самого Яна, который хоть и слегка, но опасался критики за то, что покинул Изерлон. Впечатление у него было такое же, как у начальника штаба Чун У Чена : «Хмм, всё играют в игрушки с кадровым составом, решили использовать последнюю возможность от отчаяния».

В любом случае, в свои тридцать два года, Ян стал самым молодым гранд-адмиралом, когда-либо служившим в армии Союза. Предыдущий рекорд принадлежал адмиралу Брюсу Эшби, который получил звание посмертно в возрасте 36 лет. Так или иначе, Ян вновь переписал историю, хотя он, конечно, был не из тех, кто наивно радуется подобному.

– Я не настолько скромен, чтобы отказаться от этой чести, но и не слишком радуюсь ей. Что ж, разделим эту честь с адмиралом Бьюкоком.

Новоиспечённый гранд-адмирал сел в лэндкар, отправленный за ним председателем комитета обороны, и направился в штаб-квартиру комитета. Всего год назад он ехал в официальном лэндкаре комитета в качестве обвиняемого, а обращались с ним практически как с заключённым, теперь же он был почётным гостем. К нему присоединились два попутчика – «генерал-лейтенант» Вальтер фон Шёнкопф и «капитан 3-го ранга» Фредерика Гринхилл. Включая и «вице-адмирала» Алекса Кассельна, комитет обороны явно пытался одним махом исправить стагнацию кадров.

Втроём они вошли в здание комитета обороны, и, провожаемые нетерпеливыми взглядами, вошли в кабинет председателя. Несмотря на то, что они уже знали о превращении председателя Айлендса, заметно оживившегося, оказавшись под сильным моральным и физическим давлением, они не могли не быть впечатлены, увидев его вживую, пусть даже у них и оставались циничные опасения по поводу того, как долго это продлится. Предложив им сесть, Айлендс перехватил взгляд Яна.

– Адмирал, по-своему я тоже люблю свою Родину, – сказал он.

Ян знал это, но всё же не мог заставить себя безоговорочно уважать его. Его лицо чуть дёрнулось, вызвав дьявольскую улыбку Шёнкопфа.

Учитывая человеческую историю, Ян не считал патриотизм высшей ценностью. Жители Союза чувствовали себя патриотами по отношению к Союзу, а жители Империи чувствовали себя патриотами по отношению к Империи. В конце концов, патриотизм отличался лишь цветами флага, которому они отдавали честь. При этом он использовался для оправдания массовых убийств, иногда был принудительным, а в большинстве случаев – неразумным. Когда элита использовала его в качестве оружия, масштабы ущерба были невообразимы. Когда Айлендс, ставленник Трунихта, говорил о любви к своей стране, Яну хотелось находиться где угодно, только не там, чтобы слушать это.

– Если вы любите этот народ так же, как и я, адмирал, то я надеюсь, что вы захотите сотрудничать с нами.

Это был тот тип рассуждений, который Ян ненавидел больше всего, но он слишком глубоко запутался во всей этой ситуации, и поэтому ему оставалось лишь выражать кроткое одобрение. По крайней мере, Айлендс, до сих пор бывший лишь несущественной шестерёнкой политического механизма, с момента своего пробуждения и осознания патриотического долга государственного служащего не видел больше необходимости в долгих пустых речах.

– Безусловно, я сделаю всё возможное, чтобы защитить плоды нашей демократии.

Ян постарался ничего не говорить о «нации» или «государстве» и с трудом, но всё же сумел добиться баланса между формальностью и искренностью. Председатель кивнул.

– И я… нет, правительство обязательно вознаградим ваши усилия. Если мы можем чем-то помочь, не стесняйтесь просить.

– Пока что я лишь хотел бы, чтобы вы заранее подумали о том, что будет, если мы проиграем. В случае победы всё более-менее ясно: какое-то время можно будет почивать на лаврах, после чего мы проведём мирные переговоры и займёмся пополнением наших сил. Такие вещи находятся в компетенции политиков, и военный не может вмешиваться в них.

– Было бы глупо просить вас пообещать, что вы победите? – спросил Айлендс.

– Если бы одни лишь обещания могли принести победу, я бы пообещал что угодно, но… – Ян постарался смягчить тоном безжалостный смысл своих слов. Тем не менее, это была правда. Не имея способности формировать мир с помощью слов, он не мог давать обещаний насчёт будущего, зависящего не только от него.

– Конечно. Как глупо с моей стороны… Буду признателен, если вы забудете то, что я сейчас сказал. Я не собирался вмешиваться не в своё дело и давить на вас, каким-либо образом ограничивая.

Услышав такое почтительное обращение, Ян ощутил, что этот человек изо всех сил пытается вселить в него надежду.

– В данном случае, когда стратегическое преимущество врага столь велико, и нужно компенсировать это при помощи тактической победы, я вижу лишь один выход.

Тут он ненадолго остановился. Не для драматического эффекта, а просто потому, что ему необходимо было промочить горло. Стакан чая со льдом, стоявший перед ним, когда они вошли, был уже пуст. Ян почувствовал себя неловко, вынужденный просить вновь наполнить его, но в этот момент Фредерика осторожно подтолкнула к нему свой нетронутый стакан, и он с благодарностью принял его.

– …и этот выход – убить в бою герцога Райнхарда фон Лоэнграмма.

Пока Ян говорил со стаканом в руке, лицо председателя на секунду исказилось. Сказанное казалось слишком уж очевидным. Но прежде, чем он успел впасть в отчаяние, Ян перешёл к сути своего плана.

– Герцог холост, и я собираюсь использовать это.

На сей раз председатель уставился на молодого гранд-адмирала с непониманием, не в состоянии распознать истинных намерений, стоящих за этим заявлением. Но Ян сам готов был всё разъяснить:

– Иными словами, если бы у герцога Лоэнграмма остались жена и дети, особенно наследник мужского пола, его подчинённые могли бы просто начать служить этому наследнику, продлив династию Лоэнграммов. Но у него нет детей. Если он умрёт, установленный им порядок умрёт вместе с ним. Верность и единство его подчинённых неминуемо растворятся в воздухе. Не зная, за кого сражаться, они вернутся в Империю и будут яростно спорить о преемнике, скорее всего, передравшись между собой.

Глаза Айлендса – те самые, что так долго были сосредоточены на борьбе между фракциями, погоне за должностями и уступках – осветились светом понимания и восхищения. Он несколько раз довольно кивнул.

– Конечно, адмирал, вы правы! С его смертью Империя развалится, а Союз будет спасён, – Айлендс ещё никогда в жизни так страстно и яростно не желал кому-то смерти.

– Если мы каким-то образом сможем разделить имперские войска и начать уничтожать их флота по одному, -продолжил Ян, – то герцог Лоэнграмм, будучи человеком огромного мужества и амбиций, придёт за мной лично. Это возможность, которую нам необходимо создать. Это наш единственный шанс на победу.

– Если его подчинённые будут проигрывать один за другим, у него не останется иного выбора, кроме как вступить в бой лично. Да, в этом есть смысл.

– Ну, это больше вопрос психологии, чем тактики.

Ян торжественно скрестил на груди руки. Райнхард фон Лоэнграмм не скрывался в своём дворце, ища удовольствий, а стоял во главе своей армии, стремясь к опасности и невзгодам. Если бы этот прекрасный златовласый юноша был просто солдатом, он бы желал лишь сражений. А если бы он был просто правителем, он бы желал лишь победы. Райнхард же ценил и сражения, и победы, причём больше всего на свете.

«Не в этом ли, – подумал Ян, – одна из причин, почему ему удалось стать верховным правителем вреди всех правителей?»

Ян был уверен, что Райнхард покажется, хотя заранее утверждать что-то и было невозможно. Он мог ненадолго загнать Райнхарда в нужную позицию и, если повезёт, встретиться лицом к лицу с этим блестящим военным гением. Но для этого ему ещё надо будет одного за другим победить нескольких ветеранов-полководцев Райнхарда. Он не сомневался, что на тактическом уровне впереди его ожидают необычайные трудности. Адмирал Ройенталь с разноцветными глазами и «Ураганный Волк» Миттермайер – уже одних только этих двоих хватало, чтобы он почувствовал себя утомлённым.

«Нужно любой ценой избегать столкновения с кем-то из этих двоих. Не стоит ставить под угрозу весь план, тратя слишком много энергии на них».

Химические элементы мазохизма и нарциссизма существовали ниже ватерлинии его духа, так что его не отравило представление о том, что «борьба с сильными противниками делает вас сильнее», путающее войну со спортом. Если уж он должен сражаться, нужно делать это наиболее эффективным способом – то есть, с минимальными усилиями. А если бы ему пришлось столкнуться с Миттермайером или Ройенталем, победа потребовала бы слишком больших затрат времени и энергии.

Холодный свет отбрасывал слабую тень к ногам Яна. Когда он вышел из комнаты, угрюмо глядя на движения этой тени, в его голове пробудился голос серьёзного сомнения. Если оставить в стороне ограниченность и ложный патриотизм, ненавидеть кого-то лишь за то, что он сражается под другим флагом, было столь же глупо, как верить в свой собственный. Но оправдывало ли это позицию Яна? Могли ли люди бросать себя и других в жерло войны, если не были безумны? А ещё у Яна было другое сомнение, даже более серьёзное…

Внезапно перед ними возникла фигура. Ян так глубоко задумался, что заметил, что что-то не так, лишь когда Шёнкопф выхватил бластер и бросился вперёд, заслоняя его. Стоящий перед ними человек металлическим голосом заявил, что является репортёром на задании. Его просьбы явно была чётко отрепетирована:

– Адмирал Ян, прошу вас, пообещайте всем гражданам Союза, прямо здесь и сейчас, что вы спасёте наше государство и наш народ от окровавленных рук этих дьявольских захватчиков, что справедливость восторжествует над злом, когда настанет конец света, что вы ответите победой на надежды наших граждан. Пожалуйста, пообещайте нам. Или вы не можете?

Хотя дверь к эмоциям Яна была защищена замком самообладания, в тот момент он был готов сорваться. Он повернулся к незваному гостю и был на грани того, чтобы высказать ему свои мысли, когда на помощь ему пришёл более спокойный голос.

– Его превосходительство гранд-адмирал устал, к тому же, мы не вправе обсуждать что-либо, хотя бы отдалённо связанное с секретной военной информацией. Если вы хотите, чтобы мы победили, я прошу вас понять это и оставить нас в покое.

Что-то в карих глазах Фредерики заставило мужчину отступить. Шёнкопф оттолкнул его в сторону, и они прошли мимо. Таким образом Ян сохранил свою репутацию невозмутимого человека. Но если бы не сообразительность Фредерики…

II

Никто не стал возражать, когда Юлиана Минца повысили до младшего лейтенанта. Защищая своего начальника, посла Союза на Феззане Хенслоу, ему удалось сбежать с оккупированной территории и силой захватить вражеский эсминец. Каждое из этих достижений достойно было повышения, и никого бы не удивило, если бы юноша стал лейтенантом, но в качестве очевидной формальности это было заменено медалью «Борец за Свободу».

Как бы то ни было, появление героя, слишком молодого для своих достижений, стало благодатной темой для журналистов определённого толка. В одной электронной газете даже написали: «Гранд-адмирал Ян Вэнли с первого взгляда разглядел гений младшего лейтенанта и взял его к себе как приёмного сына», но это, конечно, было большим преувеличением. А сам молодой герой был не очень общителен с теми, кто его восхвалял.

– Думаю, что использованная мною тактика может оказаться весьма эффективна в бою с захватчиками. Поэтому, прошу вас, поймите, раскрытие каких-либо подробностей перед решающим сражением окажется на руку лишь нашим врагам.

Позаимствовав страницу из рассуждений Фредерики Гринхилл, Юлиан постарался укрепить прорванную дамбу одностороннего безответственного освещения новостей. Освободившись от внимания прессы, он надеялся, что сможет наконец воссоединиться с теми, кого оставил на Изерлоне, но всё, что ему было о них известно – это тот факт, что адмирал Кассельн участвовал в гонке на трёх ногах, пытаясь распределить всех беженцев.

Юлиан двигался по кольцевой дороге, подумывая, что ему, возможно, придётся вернуться в их дом на улице Сильвербридж, если он хочет встретиться с Яном, когда его окликнул женский голос. Его сердце забилось чаще, когда он повернулся и увидел золотисто-каштановые волосы Фредерики Гринхилл. Несколько человек были явно недовольны тем, что она перекрыла скоростную линию, но девушка не обращала на них внимания.

– С возвращением, Юлиан. Похоже, ты вырос в настоящего героя.

– Спасибо. Но, хотя адмирал наверняка обрадуется моему возвращению, я сомневаюсь, что он будет в восторге от того, что меня возвели на столь высокий пьедестал.

– По-твоему, он может позавидовать?

В отличие от красивых губ Фредерики, в её карих глазах не было улыбки. Посмотрев на неё, Юлиан почувствовал, как у него сбилось дыхание, так что ответил он с некоторым запозданием:

– В-вовсе нет! Такая мысль мне и в голову не приходила.

– Это хорошо. Иначе мне пришлось бы дать тебе подзатыльник. Вот так, – она изобразила удар. – В детстве я была скора на расправу, знаешь ли.

Этими словами девушке удалось в очередной раз удивить молодого героя Союза. Она улыбнулась, глядя на его лицо, выражающее недоверие.

– Мне пришлось начать вести себя более женственно, когда я пошла в армию. Это было нелегко.

– По вам и не скажешь…

– Вот как? Спасибо.

Затем, откинув назад свои золотисто-каштановые волосы, Фредерика сказала ему, что Яна поселили в гостинице «Козерог» неподалёку от здания Комитета обороны.

Итак, 13-го февраля Юлиан Минц смог наконец воссоединиться со своим опекуном в унылой гостинице, предназначенной для военнослужащих. Когда Юлиан открыл дверь, его приветствовал знакомый до боли голос Яна:

– Здравствуй, Юлиан. Ты как раз вовремя. Взгляни, самая подходящая еда для меня.

Ян обвёл рукой стол, на котором без без разбора и без оглядки на эстетику стояли тарелки с колбасой, жареной рыбой, яйцами, картофельным пюре и фрикадельками. Словно и не было этих месяцев разлуки, Юлиан привычно вернулся к своей суровой критике:

– Да вы, наверное, единственный гранд-адмирал в истории, кто питается такой грубой пищей.

– Это верно. И теперь, когда я гранд-адмирал, и пенсия у меня будет повыше, мы можем пойти и отпраздновать наше воссоединие, пообедав снаружи.

– С удовольствием. А вы, как я вижу, по-прежнему думаете о своей пенсии.

– Естественно. В этом я последователен. И сражаюсь с Империей, ведь, если Союз перестанет существовать, её некому будет выплачивать.

– В любом случае, я поздравляю вас с заслуженным повышением.

– Твоё повышение до младшего лейтенанта куда более впечатляюще, – ответил Ян, поднимая небрежно брошенное на диван пальто. Потом он повернулся, посмотрел на юношу с теплотой во взгляде и добавил: – Я рад, что ты вернулся целым и невредимым. Ты действительно проделал отличную работу и даже подрос на несколько сантиметров, чтобы подчеркнуть это. Ты уже совсем взрослый.

– Нет, я ещё лишь подросток, – убеждённо произнёс Юлиан. – Мне ещё очень многому нужно у вас научиться.

– Не думаю, что я могу ещё чему-то тебя научить, – Ян накинул пальто и направился к выходу. Юлиан последовал за ним по тускло освещённому коридору. – Лучше ты меня научи: что за магию ты использовал, чтобы захватить имперский эсминец? Пусть это и секретная информация, но мне-то ты можешь рассказать?

Довольный тон Яна говорил о том, что он видел передачу по головидению. Поскольку он тоже ненавидел наглых журналистов, ему очень понравилось то, как Юлиан от них отделался. Но юноша всё равно покраснел.

Они добрались до ресторана «Мартовский заяц», в котором не раз бывали прежде, и вошли внутрь. Помещение было заполнено. Старый официант усмехнулся, когда Ян поздравил ресторан с непрекращающимся успехом.

– Благодарю вас. Даже в такие нестабильные времена общество не может существовать без ресторанов и отелей, а умелые повара всегда будут востребованы. Может, с моей стороны неосмотрительно говорить так, но меня мало заботит результат войны.

– С вами не поспоришь, – сказал Юлиан.

Ян, никогда не стремившийся стать военным, с энтузиазмом кивнул и заказал себе в качестве основного блюда ростбиф. Может, он и хотел бы чего-то пооригинальнее, но проблемы с межзвёздными перелётами отразились на поставках пищи, лишив возможности готовить разнообразные блюда.

– А теперь, младший лейтенант Минц, я хотел бы услышать рассказ о ваших подвигах, пока мы обедаем.

– Пожалуйста, не смейтесь надо мной. Я просто применил на практике тот же самый метод, который вы использовали при захвате Изерлона.

– Хмм, «применил на практике», значит? Надо было оформить на этот метод авторские права. Пенсия плюс отчисления за использование…

Подумав, что это может быть не такой уж и шуткой, Юлиан начал свой рассказ…

Во время планирования побега с Феззана, Юлиана больше всего огорчало беспорядочное поведение имперского флота. Он понятия не имел, когда же они решат показать истинную природу своего военного правления, перекрыв всё передвижение гражданских судов.

Маринеску уверял, что в всё хорошо. В тот момент Империи ещё только предстояло взять под контроль все гражданские маршруты. Тому было две причины. Во-первых, с политической точки зрения, им не удалось завоевать симпатий населения оккупированного Феззана. Поэтому было принято решение отложить прямое управление и выдвинуть бывшего помощника правителя Николаса Болтека на пост генерал-губернатора, символизирующего фиктивную демократию. Таким образом удалось предотвратить восстание среди торговцев.

– Понятно. А другая причина? – спросил Юлиан.

Маринеску подмигнул.

– Потому что это физически невозможно.

Сколь бы велики ни были войска имперцев, они меркли по сравнению с количеством населения и масштабами экономической деятельности Феззана. Невозможно было контролировать всё это, а если попытаться и сделать это неаккуратно, то денежное и товарное обращение прервалось бы, что опять же привело бы к восстанию.

В такой вот обстановке Юлиан с товарищами и совершили свой побег, хотя, покидая планету, юноша был готов к худшему. Поскольку он занимался опасными делами в опасное время, у него не было причин для уверенности в благополучном исходе. Они действовали в надежде лишь на сочетание находчивости Маринеску, пилота Уилока, прапорщика Машенго и его самого, а также капельку удачи на всякий случай. А может, удача сыграла большую роль, чем все их планы, вместе взятые.

В самом деле, даже такой дотошный и внимательный к мелочам человек, как Маринеску, упустил из виду одну вещь: наличие предателя в их рядах. Исполняющий обязанности генерал-губернатора Николас Болтек счёл необходимым первым делом продемонстрировать лояльность Империи, посылая своих подчинённых на имперских кораблях для контроля над торговыми маршрутами. Он решил, что определение местонахождения Адриана Рубинского, который вполне мог попытаться покинуть Феззан, послужило бы на пользу Империи и укрепило заодно его собственное положение, так что был полон энтузиазма. Так уж сложилось исторически, что представители оккупированных государств всегда оказывались более способными, чем солдаты захватившего их государства, в скромной работе по обнаружению и разоблачению гражданских лиц. Прежде, чем Юлиану и остальным удалось сбежать, люди Болтека обнаружили более двухсот незарегистрированных пассажиров на тридцати кораблях и всех их задержали. Среди них, как впоследствии узнал Юлиан из базы данных на борту имперского эсминца, был и военный атташе Союза капитан Виола.

– Похоже, кое-что я недооценил.

Когда Маринеску произнёс это, изучая секретную информацию с других кораблей, прошла уже неделя с тех пор, как они покинули планету. Пути назад не было. Они продолжали избегать наблюдательной сети имперцев, не зная, что делать дальше. Учитывая помогающих врагу феззанцев, надежды на поддельные паспорта было мало. Но прежде, чем им удалось составить новый план, дежурный объявил о приближении имперского эсминца.

Маринеску уныло посмотрел на Юлиана:

– Хотел бы я оказаться более надёжным помощником. Прости, но, видимо, на этом всё и закончится.

– Не спешите. У нас ещё есть шанс выкрутиться.

Когда Ян захватил Изерлон, не пролив ни капли крови своих товарищей, Юлиану было всего четырнадцать, и он даже не стал ещё военным, но два урока из этого выдающегося успеха опекуна юноша усвоил: во-первых, когда врага нельзя одолеть снаружи, это можно попробовать сделать изнутри. Во-вторых, взяв в заложники самого ценного члена экипажа, можно диктовать противнику свои условия. Ход мыслей Юлиана набирал обороты. Через пять минут у него был готов план, а ещё через три он объяснил его своим попутчикам.

– Что ж, давайте сделаем всё возможное, – сказал он в конце, сознательно принимая присущий Яну хладнокровный вид.

Не было никаких гарантий, что его план сработает, но это была их единственная надежда, и потому план был принят.

Когда имперский эсминец «Гамельн IV» приказал подозрительному гражданскому судну лечь в дрейф, его капитану сообщили, что безбилетные пассажиры на борту пытались захватить корабль и что причиной смены курса была именно встреча с «Гамельном». Администратор «Берёзки», Маринеску, умолял имперцев как можно скорее избавить их от этих опасных элементов – офицеров и унтер-офицеров Союза. Капитан эсминца подтвердил информацию, появившуюся на его экране связи, и во время стыковки приказал перевести «опасных элементов» на борт своего корабля.

– Кто из вас – офицеры Союза, планировавшие захватить корабль?

Когда Юлиана вытолкнули вперёд, его льняные волосы были растрёпаны, лицо грязным, а одежда порванной, будто в драке.

– Что ж, это довольно необычно, – приподнял капитан брови в притворном удивлении. – Ты ещё совсем ребёнок. Похоже, Союз достиг дна своей кадровой бочки.

Капитан издал презрительный смешок, но он почти сразу прервался: запястья юноши, казалось бы, надёжно скованные электромагнитными наручниками, взлетели вверх, к подбородку противника. Несколько мгновений спустя тело капитана упало на пол, а сверху на него навалился Юлиан. Трое телохранителей, бросившихся было на помощь, оказались отброшены к стене могучими руками Машенго. Четвёртому удалось увернуться от стремительной атаки прапорщика и выхватить пистолет, но в этот момент выстрел сбоку пронзил его правую икру. Он вскрикнул и повалился на пол, корчась от боли. Выстрел был произведён из пистолета, из которого Уилок перед этим целился в «пленённого» Юлиана.

Таким образом, эсминец «Гамельн IV» оказался захвачен бандой преступников.

Но победители ещё не были готовы праздновать. Им по-прежнему предстояло иметь дело с другими имперскими патрулями и принимать соответствующие меры. Юлиан и остальные перебрались на эсминец, оставив осиротевшую «Берёзку». Маринеску было грустно, но таково было неизбежное следствие их успеха: «Берёзку» пришлось принести в жертву.

Они запустили корабль на автопилоте и, подав три предупреждающих сигнала, Юлиан про себя извинился и разнёс «Берёзку» на атомы. Засняв это, чтобы при случае можно было продемонстрировать убедительные доказательства имперскому флоту, начавшему уже вторжение на территорию Союза, Юлиан собрал членов экипажа эсминца и отправил их прочь на спасательном шаттле, куда посадил также и сотрудника с Феззана. Этот человек в самом начале подтвердил личности Маринеску и Уилока, так что те хотели было убить предателя, ставшего шавкой Империи, но Юлиан не решился лишить жизни безоружного человека. Он обеспечил их провиантом и установил временную блокировку связи. Которая должна была отключиться через сорок восемь стандартных часов. В противном случае, выселенный экипаж, возможно, так никогда бы и не смог связаться со своими и сгинул бы в пучинах космоса. После дотошного исполнения всех этих действий, единственной целью Юлиана стало возвращение домой.

Ещё далеко не всё было закончено. Маринеску постоянно подчёркивал, что эсминец принадлежит экипажу «Берёзки» и готовился к судебной тяжбе с Союзом…

III

Пока Юлиан рассказывал об этих событиях, трапеза перешла к десерту из клюквенного пирога с чёрным чаем.

– Нужно как-то возместить Маринеску всё это, – Ян был достаточно великодушен, чтобы решить, что он должен выбить для феззанского торговца эту компенсацию.

Теперь настал черёд Юлиана задавать вопросы.

– Итак, вы отдали Изерлон имперцам? Уверен, у вас есть какой-то план, но можете рассказать мне, в чём он состоит?

– Да ничего особенного, я просто оставил там небольшую ловушку…

Ян не стал скромничать и рассказал о взрывчатке, которая должна была отвлечь внимание, и о настоящей ловушке.

– Это коварно даже для вас, – повёл плечами Юлиан. – Если план сработает, имперцы будут рвать и метать. Вы очень жестокий человек.

– Ну и ладно. Приму это за комплимент.

Выражение лица Яна слегка изменилось.

– Об этом плане знают только Шёнкопф, капитан Гринхилл, а теперь ещё ты. Может, это никогда не пригодится, но на всякий случай запомни, – Ян заметил, что такое доверие порадовало юношу. – А что ещё интересного случилось по пути?

– Думаю, стоит упомянуть ещё двух примечательных людей, – ответил Юлиан, вспомнив кое-что важное. – Одного я узнал прямо, другого косвенно. Кстати, второй сейчас находится на Хайнессене и, кажется, это ваш старый знакомый.

– Вот как? Она хорошенькая? – с деланной серьёзностью уточнил Ян.

– Это не «она», а «он», Борис Конев. Вы его знаете?

– Борис Конев?.. – он застыл, держа в воздухе десертный нож и копаясь в шахте своей памяти, но, просеивая руду из неё, никак не мог найти этого имени. Лишь когда Юлиан добавил, что это его друг детства, Ян наконец обнаружил его в глубоком тоннеле. – А, этот Борис. Теперь вспомнил.

– Я слышал, что старческий маразм начинается с того, что человек начинает забывать имена знакомых.

– Старческий маразм? Да мне всего тридцать один! – возмутился Ян, беззастенчиво скидывая себе один год, и воткнул вилку в свой кусок пирога. – Просто ты назвал его полным именем, Борис Конев, и потому я не понял, о ком ты говоришь. Вот если бы ты сказал «проказник Борис», я бы сразу его вспомнил.

– Он был таким плохим парнем?

– Ещё каким. Он всех заставлял плакать. Его родителей, друзей и всех прочих, кому не посчастливилось с ним встретиться. Настоящий хулиган, вечно мне мешался.

– Пра-авда? – саркастически протянул Юлиан. – А вот Маринеску говорил, что все его многочисленные проказы удавались Борису благодаря тому, что у него был отличный напарник.

– Ладно, в общем, если он на Хайнессене, то на днях я постараюсь с ним встретиться. А кто второй упомянутый тобой человек?

Попытки Яна скрыть своё соучастие были не слишком убедительны, но Юлиан не стал развивать тему.

– Вторым был человек по фамилии Дегсби, епископ Церкви Земли. Правда, он утверждал, что больше не священник, что он стал отступником, но всё же…

– Для такого самоуничижения наверняка были причины.

Юлиан пересказал опекуну то, что рассказывал ему Дегсби. Так Ян узнал о конфликте между Адрианом Рубинским и его сыном и помощником Рупертом Кессельрингом.

«Понятно… – подумал Ян. – Так вот какую закулисную игру они вели друг с другом…»

Тем не менее, попытка сына убить собственного отца, и то, что в итоге всё обернулось наоборот, напоминало какую-то средневековую трагедию. Также было совершенно непонятно, откуда этому культисту могла быть известна подобная информация о высших слоях Феззана. Связь Церкви Земли с руководством Союза была глубока, но, возможно, её связь с Феззаном была ещё глубже? Неужели Церковь Земли успела так далеко раскинуть свои корни?

– …Да, похоже на то. Перед смертью Дегсби сказал мне кое-что. Он сказал, что за всем, что происходит в Галактике, стоит Земля и её церковь, и если я хочу узнать причины прошлых и настоящих событий, то нужно искать их на Земле.

Дегсби испустил свой последний вздох вскоре после того, как его перевезли с «Берёзки» на «Гамельн IV». Всё это было похоже на затяжное самоубийство. Цвет его кожи и повреждения внутренних органов явно свидетельствовали о злоупотреблении алкоголем и наркотиками. Возможно, его мучила боль, но Юлиану показалось, что он намеренно подвергся этому насилию в наказание за своё отступничество. Когда епископу устраивали похороны в космосе, Юлиан не мог не посочувствовать ему.

– Всё связано с Землёй… – пробормотал Ян, вертя в руках чашку и наблюдая за грозовыми тучами, поднимающимися из-за горизонта его души.

– Ещё он сказал: «Человечество никогда не должно забывать о своём долге перед Землёй».

Похоже, именно это Дегсби хотел сказать больше всего. По-прежнему рассматривая и анализируя облака своих подозрений, Ян кивнул в ответ на слова Юлиана.

– Заявление неоспоримое. Однако правильное понимание не всегда ведёт к правильным действиям. Послушай, Юлиан, наша цивилизация зародилась около семи тысяч лет назад в одном уголке маленькой планетки под названием Земля.

– Где-то на Востоке, да?

– Верно. Некоторые теории утверждают, что ещё до того существовала неизвестная развитая цивилизация, но, как бы то ни было, непрерывность истории говорит нам, что тот древний мир был чревом нашей нынешней космической цивилизации… – пока несостоявшийся историк говорил, стратег напряжённо размышлял. Сказанное епископом нельзя было просто сбрасывать со счетов, словно бессвязный бред. – Но даже на поверхности этой единственной планеты под названием Земля политический, экономический и культурный центр постоянно смещался. А после того, как человечество вышло в космос, этот центр неизбежно покинул планету.

Ян предположил, что последователи Церкви Земли могли быть вовлечены в нерелигиозную деятельность с целью восстановления суверенитета человечества на его законном престоле – Земле. Именно это, в самых высоких терминах, и пытался передать покойный. Увидев что-то в Юлиане, он хотел, чтобы юноша это узнал.

– Знаешь, мы не так уж далеко ушли в умственном развитии от тех, кто построил первые города на берегах Тигра и Евфрата. Но, вне зависимости от того, правильно это или неправильно, наши знания слишком расширились и конечности слишком выросли, чтобы мы могли вернуться в колыбель. И пытаться вернуть Земле господство с помощью какого-то заговора – это в любом случае злодеяние. Но предпринять по этому поводу мы ничего сейчас не можем.

– То есть, мы просто предоставим культистов самим себе? – спросил Юлиан.

– Нет, так далеко мы заходить не будем, – Ян сделал мысленную пометку. – Я попрошу Багдаша собрать информацию. В конце концов, это его специальность.

Таким образом, его разведывательный штаб, два года бездельничавший на Изерлоне, впервые за долгое время получит важную задачу.

– Для начала я попрошу его связаться с оставшимися здесь, на Хайнессене, официальными представителями Феззана. С его-то сообразительностью он должен суметь ухватить за хвост эту ядовитую змею.

– Майор Багдаш…

Слова Юлиана были не вопросом и не утверждением, а скромным возражением. Багдаш был членом штаба Яна, но у сомнений юноши был весомый повод. Два года назад, когда милитаристская группировка, известная как Военный Конгресс по Спасению Республики, совершила государственный переворот с целью установления военной диктатуры, именно Багдаш проник во флот Яна, чтобы убить его. Но его намерения легко разоблачили, и тогда Багдаш предал своих товарищей, чтобы присягнуть Яну.

– Больше это некому доверить.

Юлиан уступил. Сменив тему, он спросил у Яна, как тот собирается одолеть Райнхарда фон Лоэнграмма. Ян раскрыл сердце приёмному сыну так, как никогда не делал в разговорах с председателем Айлендсом.

– Даже если мне это удастся, я не могу не задаваться вопросом, какое влияние это окажет на историю человечества. Я хочу сказать, что победа над Лоэнграммом и распад Империи, безусловно, пойдут на пользу Союзу Свободных Планет, но что это будет значить для остального человечества?

  Юлиан считал, что избавление от диктатора должно пойти на пользу всему человечеству, но Ян был настроен не столь оптимистично. Он взъерошил свои непослушные чёрные волосы и стал раздумывать вслух:

– Очевидно, что для всех жителей Империи это станет серьёзным ударом. Они станут требовать от нового правителя продолжения реформ, что наверняка приведёт к смене правительства. А если… нет, когда… всё пойдёт плохо, можно быть уверенным, что начнётся гражданская война. Люди снова станут убивать друг друга. Это ужасная ситуация. Так должны ли мы сделать это лишь для того, чтобы принести Союзу краткое время мира?

– Но почему мы должны беспокоиться о таких вещах? Мне кажется, что проблемы Империи должны решать имперцы.

Услышанное разочаровало Яна.

– Юлиан, никогда не думай, что только потому, что ты сражаешься против другого государства, тебе не стоит беспокоиться о том, что случится с его жителями.

– Простите…

– Нет, не извиняйся. Просто, глядя на вещи через призму национальной принадлежности, ты многое упускаешь из виду. Понятие государства придумано лишь для удобства, но люди везде живут одни и те же. Поэтому я бы хотел, чтобы ты, насколько это возможно, перестал делить их на своих и чужих.

– Хорошо, я попробую.

– Нам предстоят тяжёлые времена, но не зря же говорят, что ночь темнее всего перед рассветом.

– Это легендарные слова нашего отца-основателя Але Хайнессена, да? Он подбадривал ими своих товарищей, когда они сбежали из системы Альтаир на корабле из природного сухого льда, чтобы отправиться в долгий переход за десять тысяч световых лет.

– Так говорят, но кто знает, что было на самом деле? Подобные слова мог сказать любой революционер или политический лидер. Но если эти слова будут сказаны знаменитым Але Хайнессеном, люди станут ценить их больше, чем если бы их произнёс кто-то безвестный. Хотя я сомневаюсь, что сам Але Хайнессен хотел, чтобы его идолизировали, а тем более обожествляли.

Ян покачал головой. При всей его ненависти к идеям, оправдывающим национальное превосходство, основателя Хайнессена он уважал. И он был готов пойти на компромисс с самим собой, чтобы защитить демократию, в которую верил, но мысли о том, как результаты его победы могут повлиять на жителей Империи, делали тяжёлыми крылья его души.

IV

В конце февраля 799-го года КЭ (490-го по имперскому календарю) флот Яна Вэнли начал свои манёвры. Позже они стали не только широко известны благодаря тактическому успеху и вошли в учебники как превосходный пример «изысканного искусства военных действий», но и открыли новую эпоху в стратегическом мышлении. Кроме того, то, что эти действия имели своей конечной целью нечто иное, будучи беспрецедентного масштаба диверсионной операцией, продолжало будоражить сознание каждого исследователя военной истории на протяжении последующих поколений.

Как военный демократического государства, не стремящийся к власти, Ян Вэнли постоянно сталкивался со множеством ограничений и до сих пор ему не удавалось показать всего, на что он способен, в отличие от Райнхарда фон Лоэнграмма. Но наконец он смог встретиться с Империей лицом к лицу.

Что же касается Райнхарда, то первый акт его действий был совершенно не впечатляющим. Причины этого также могут представлять большой интерес для историков, но можно сказать, что даже несравненный гений был склонен допускать ошибки в суждениях.

Пока шло строительство военной базы на планете Урваши, Райнхард собрал всех своих высших офицеров, чтобы разработать стратегию. Адмирал флота Оскар фон Ройенталь и адмирал Ренненкамф прибыли вместе со своими флотами, доведя общее число солдат до двадцати миллионов. Только адмирал Корнелиус Лютц остался в крепости Изерлон, чтобы установить суверенитет над Изерлонским коридором. Они собрались на тактическое совещание, которое проводилось на флагманском корабле «Брунгильда», висящем на орбите спутника Урваши. Миттермайер и Ройенталь пожали друг другу руки, радуясь воссоединению.

Первая цель – сделать бессильной крепость Изерлон, обойдя её через Феззанский коридор, уже была достигнута, и имперский флот получил немало преимуществ от её возвращения. Но причин для гордости было немного, ведь сильнейший флот Яна Вэнли продолжал свободно перемещаться.

Текущая ситуация предоставляла два варианта. Первый состоял в том, чтобы собрать все силы и нанести прямой удар по вражеской столичной планете. Второй – в подавлении и захвате других систем, оставляя столицу независимой до поры до времени, тем самым обезопасив будущие маршруты снабжения из Империи. Молодой главнокомандующий должен был выбрать какой-то путь из этих двух.

На последних совещаниях Райнхард держал свои мысли при себе, и этот раз не стал исключением. Он словно находился где-то ещё и вполуха слушал обсуждения адмиралов.

– Бесполезно топтаться здесь в нерешительности. Нужно напасть на вражескую столицу и одним махом закончить войну. Разве не для того мы проделали такой путь?

Конечно, были и противоположные мнения.

– Теперь, когда мы достигли этой точки, не стоит принимать опрометчивых решений. Захват столицы не гарантирует падения Союза. Велики шансы мятежей в других секторах. Нет, лучше захватывать окружающие системы, загоняя их в угол физически и психологически, пока они сами не решат сдаться.

Эти аргументы не слишком вдохновили Райнхарда, и, так и не приняв окончательного решения, он прервал совещание. Голова молодого диктатора была тяжёлой, а аппетит отсутствовал.

На следующее утро Райнхард не смог встать с постели. Его температура поднялась выше тридцати восьми градусов. Прибежавший врач сильно нервничал, но вскоре его тревоги развеялись, когда он диагностировал у высокопоставленного пациента не более чем лихорадку от переутомления. Капитан Кисслинг, начальник личной охраны Райнхарда, который и вызвал врача, испытал такое же облегчение.

Когда Райнхард, чья златовласая голова лежала на подушке, подумал о случившемся, он понял, что мчится куда-то без передышек уже больше десяти лет. Хотя он смотрел на это без какой-либо жалости к себе. По сути, он, стараясь сосредоточить в своих руках политическую и военную силу и стремясь к высотам власти, ни на мгновение не ослаблял своей хватки. В этом смысле Райнхард был куда более усерден и стоек  по сравнению со своим оппонентом Яном Вэнли и вёл все свои дела так, что политические и военные решения всегда требовали его участия и находилось в зоне его контроля.

Вероятно, отдыхать иногда было бы правильнее. Утомлённое тело означало утомлённый разум. Несмотря на то, что даже в таком состоянии он заставлял себя думать и принимать решения, невозможно было оставаться на такой же высоте, как когда он был здоров. Хоть Райнхард и был нетерпелив, но в какой-то момент ему пришлось уступить.

– Вам следует отдохнуть сегодня, а по возможности и завтра. Отдых – самое простое, но самое эффективное лекарство.

Райнхард послушно последовал совету врача, погрузившись в сон. Проснувшись около полудня, он нажал на клавишу интеркома рядом с кроватью, чтобы попросить принести воды.

Прошло семь лет с тех пор, как Райнхард в последний раз лежал в постели с лихорадкой. Хотя в детстве он болел часто, и всякий раз его сестра Аннерозе лечила его. На самом деле, даже не чувствуя себя особо больным, он как-то раз остался в постели, чтобы почувствовать фарфоровое прикосновение её руки к своему лбу.

– Это всего лишь небольшая температура. Лежи, если хочешь. Но тебе самому скоро станет скучно, и ты вскочишь с кровати, Райнхард…

Его сестра как всегда оказалась права. Вскоре ему надоедало ощущение чистых простыней, и после того, как Аннерозе накормила его овощным супом, его молодые мышцы стали ныть от сдерживаемой активности, и он начал раздумывать, как оправдать своё желание встать с постели.

Пришёл студент академии с подносом, на котором стоял кувшин с кристально чистой водой. Под пытливым взгляд Райнхарда, Эмиль фон Зелле благоговейно сжал стакан и низко поклонился.

– Фройляйн Мариендорф приказала мне присматривать за вашим превосходительством.

– Ты знаком с медициной?

Райнхард хотел просто поддразнить его, но юноша ответил очень серьёзно:

– Мой отец был врачом. После окончания академии я планировал поступить в военно-медицинский институт.

Райнхард обратил внимание, что юноша использовал прошедшее время.

– А чем сейчас занимается твой отец?

– Он погиб в бою три года назад. Он работал корабельным врачом на борту крейсера, но погиб вместе со своим кораблём в битве при Амритсаре… – тон юноши был нейтральным. – Но вы отомстили за него, ваше превосходительство. От себя и от своей матери я бы хотел поблагодарить вас за уничтожение флота мятежников в той битве.

Райнхард почти залпом выпил стакан холодной воды и мягко произнёс:

– Обязательно получи медицинскую лицензию как можно скорее, и тогда я сделаю тебя своим личным врачом.

Глаза юноши взволнованно заблестели после этих слов. Эмиль покраснел и поклялся сделать всё возможное ради этого элегантного молодого диктатора, который был объектом его восхищения.

Вошёл врач вместе с капитаном Кисслингом и, вновь высказав своё неоригинальное мнение о том, что температура вызвана усталостью, он дал Райнхарду жаропонижающее. При этом он старался продемонстрировать внимательно наблюдающему за ним Кисслингу свою преданность. Начни врач делать что-нибудь подозрительное, глава охраны мог, не раздумывая, убить его на месте.

Райнхард снова заснул, и к нему пришли сны. Сначала он увидел свою сестру Аннерозе в том виде, какой она была до того, как её забрал в себе император. В скромной, но безупречной одежде она пекла ему луковый пирог. Затем запах пирога исчез, и на звёздном фоне экрана ему улыбнулся его рыжеволосый друг Зигфрид Кирхайс. За этой ностальгией последовали пустые жалобы:

«Если бы только ты был жив, мне не пришлось бы столкнуться с такими проблемами. Ты мог бы возглавить экспедиционные войска, пока я занимаюсь внутренними делами в столице Империи…»

Произнеся эти слова, потакая своей слабости, Райнхард был изгнан из страны снов. Пока он просыпался, моргая и бессвязно бормоча, за тонкой занавеской задвигалась фигура. Он вспомнил, что там всё это время дежурил юноша по имени Эмиль. Молодой диктатор заверил его, что с ним всё в порядке, но, заметив, что его лоб и шея покрыты потом, попросил Эмиля обтереть его. Аккуратно исполнив свои обязанности, юноша нерешительно пожелал главнокомандующему победы в бою.

– Не беспокойся за меня, Эмиль. Когда способности обеих сторон одинаковы, результат может быть любым. А ко мне, помимо собственной удачи, перешла удача моего друга, отдавшего мне свою жизнь и своё будущее, – как будто что-то неосязаемое заставило его, Райнхард на мгновение закрыл глаза. – Я обладаю удачей двух человек, поэтому я никогда не проиграю Яну Вэнли. Не волнуйся.

Райнхард отвечал не только за себя, но и за двадцать миллионов своих солдат и офицеров, а также за двадцать пять миллиардов жителей Империи. Но почему-то в этот момент для него было самым важным дать чувство безопасности этому юноше. И сам златовласый диктатор не знал причины этого.