Онлайн чтение книги Легенда о героях Галактики Ginga Eiyuu Densetsu
2 - 6

I

В начале июля Зигфриду Кирхайсу, командовавшему отдельным флотом, которому было поручено взять под контроль пограничные системы, был отправлен приказ.

Кирхайс получил официальное разрешение действовать на оккупированных территориях по своему усмотрению. Некоторые, в шутку, даже стали называть его «королём дальнего болота», хотя, разумеется, только за глаза.

Опираясь на полную поддержку молодого главнокомандующего, рыжеволосый адмирал усердно трудился, чтобы подчинить себе пограничье. Несмотря на то, что крупномасштабных битв не было, он великолепно проявил себя более чем в шестидесяти небольших сражения. Управлять захваченными планетами Кирхайс разрешал самим гражданам этих планет, делая при этом всё возможное для обеспечения безопасности. Его строгий запрет на грабежи отличал его ото всех других командиров и произвёл большое впечатление на население.

Именно это и стало основной причиной, почему Райнхард поставил перед ним такую задачу.

Прочитав новый приказ, Кирхайс вызвал двух своих подчинённых, вице-адмиралов Августа Самуэля Валена и Корнелиуса Лутца.

Они были старше его, хотя в этом и не было ничего удивительного – ни в Империи, ни в Союзе невозможно было отыскать ни одного адмирала моложе Райнхарда и Кирхайса.

– Что-то случилось, командующий?

– Прошу прощения, но я получил приказы для нас от маркиза Лоэнграмма, – несмотря на своё высокое положение, Кирхайс всегда уважительно обращался со старшими. – Из-за разногласий между ним и герцогом Брауншвейгом, маркиз Литенхайм в данный момент направляется в нашу сторону с флотом из пятидесяти тысяч кораблей. Формальной причиной является возвращение пограничных звёздных систем, можно смело утверждать, что это лишь прикрытие для фракционной борьбы. Нам приказано перехватить и уничтожить этот флот.

Валену и Лутцу стало не по себе. Им впервые предстояла встреча с таким многочисленным противником в этой гражданской войне.

Были также получены важные разведданные о том, что силы Литтенхайма оккупировали систему Кифейзера и крепость Гармиш в ней, сделав её базой для своих операций.

– Именно в системе Кифейзера нас ждёт решающая битва. Когда настанет время, я поведу отряд из восьмьсот кораблей от основного флота.

– Всего восемьсот кораблей?

Вален и Лутц расширили глаза, услышав названное число. Кирхайс кивнул, спокойный, как и всегда.

Хотя противник имел пятьдесят тысяч кораблей, они не были развёрнуты в формации в соответствии с функциями. Вместо этого они представляли собой мешанину из военных кораблей, различных по огневой мощи и маневренности – скоростные крейсеры рядом с эсминцами, линкоры бок о бок с ракетными катерами… Всё это означало отсутствие согласованности как в тактическом планировании, так и в системе командования.

– Это просто недисциплинированная толпа. У нас нет причин бояться, – заключил Кирхайс.

Лутц и Вален должны будут встретить врага лоб в лоб. Вместо того, чтобы развернуться широким фронтом, они примут эшелонированное построение. Лутц выдвинется вперёд на левом фланге, а Вален расположится чуть позади справа. Если противник обрушится на них всей массой, Лутц вступит в бой первым. За то время, что потребуется Валену, чтобы присоединиться к битве, Кирхайс со своими восьмистами кораблями обойдёт флот аристократов справа. Затем, когда Вален вступит в бой, Кирхайс нанесёт удар в командный центр вражеского флота и выйдет через левый фланг. В этот момент путаницы Лутц и Вален должны будут перейти в полномасштабное наступление.

– С этой стратегией мы, скорее всего, сможем добиться победы – только нужно быть осторожными и не увлекаться потом преследованием.

Молодой адмирал улыбнулся подчинённым. Лутц и Вален не смогли скрыть удивления. Предлагая этот рискованный план неожиданного удара и отступления, в котором командующий лично собирался возглавить самое опасное направление, этот, казалось бы, мягкий человек улыбался без малейшей нервозности.

«Меньшего и не стоило ожидать от самого доверенного человека маркиза Лоэнграмма», – подумали они. Кирхайс в очередной раз произвёл на них большое впечатление, доказывая, что его командование связано далеко не только с тем, что он являлся другом детства Райнхарда фон Лоэнграмма.

Кирхайс планировал использовать стратегию Яна Вэнли, разделив свой флот на скоростной экспедиционный отряд и силы поддержки, причём на тактическом уровне выбрал самый острый вариант.

Залпы главной батареи Литтенхайма служили увертюрой к первому акту битвы при Кифейзере. Тысячи и тысячи лучей света пронзали черноту космоса и ударялись о нейтрализующие поля, окружавшие корабли противника. Частицы аннигилировали друг друга, и флот Кирхайса постепенно окутывался спектральным туманом.

Как и было запланировано, флот Кирхайса держал диагональную форму и продвигался с осторожностью. Вскоре левый фланг Лутца вышел на дистанцию стрельбы и открыл огонь с расстояния шесть миллионов километров.

Огромное облако энергии двинулось в сторону флота Литтенхайма. Взрывы выгравировали в космосе световую мозаику, когда между противниками наконец установился огневой контакт. Истребители-валькирии присоединились к схватке, до тех пор состоящей из обмена орудийными выстрелами.

Флот Валена всё ещё находился на некотором удалении от врага, лишь слегка участвуя в перестрелке.

Кирхайс встал с командирского кресла на своём флагмане «Барбаросса» и отдал приказ своему небольшому соединению выступать. Они двинулись в тени наступающих сил Валена, ожидая подходящего момента, чтобы обойти врага и ударить Литтенхайма туда, где это принесёт наибольший ущерб.

Вступив в бой со значительными силами противника, командующие флота маркиза Литтенхайма были атакованы с неожиданного для них направления. Раздались команды начать ответный огонь, и корабли стали разворачиваться, чтобы отразить атаку. Энергетические лучи и ракеты теперь обрушивались на них по всему фронту. Флот Валена вышел на расстояние удара.

Во флоте аристократов начался переполох, когда там попытались решить, с кем сражаться в первую очередь и кто должен отражать атаку. На большее Кирхайс не мог и надеяться.

Батареи выпустили по три последовательных залпа. Лезвия света пронзили ряды кораблей Литтенхайма. Цепь взрывов проделала дыру в центре построения, давая «Барбароссе» возможность пойти на прорыв. Восемьсот кораблей последовали за флагманом.

Клин кораблей на огромной скорости двигался среди кораблей Литтенхайма. Его адмиралы пытались окружить корабли Кирхайса, но оказались не в силах совладать с их умелыми манёврами, и их потери лишь росли. Отряд Кирхайса вырвался из рядов врага с левого фланга, и уже одно это означало успех выбранного плана. Тем не менее, они сменили курс и вновь вонзились в ядро построений врага. Кирхайс и его небольшой флот добрались до уязвимого сердца огромной армии.

Хаос и неразбериха нарастали. Когда они охватили весь флот, Вален и Лутц обрушились на врага из всех сил. С врагом внутри и врагом снаружи, флот Литтенхайма оказался обречён на поражение. Неожиданно его флагман «Остмарк» обнаружился совсем близко к кораблям Кирхайса.

– Это флагман маркиза Литтенхайма. Не дайте ему уйти. Мне нужен один из зачинщиков этой войны!

Когда Кирхайс разослал этот приказ всем, его флот двинулся на вражеский флагман, стремясь добиться полной победы.

Маркиз Литтенхайм вздрогнул, увидев, как окружающие его флагман линкоры один за другим исчезают в белых вспышках под градом сконцентрированного огня. Когда удар по его кораблю стал неминуем, страх маркиза превратился в ужас. Подчиняясь приказам командующего, теперь близким к крику, «Остмарк» развернулся, пытаясь сбежать.

«Если уж сражаться со щенком, то я предпочту белобрысого. Этот его рыжий подручный не слишком подходит, ну да ладно, начну с него», – заявлял перед боем маркиз Литтенхайм.

Его похвальба потерялась где-то на поле боя. Теперь он пытался скрыться со всей возможной скоростью.

На пути у него показались бесчисленные огоньки света. Флот его кораблей поддержки располагался в тылу в ожидании затяжной битвы. Но теперь они были для маркиза лишь помехой на пути к отступлению.

– Открыть огонь!

Офицер-артиллерист не поверил своим ушам.

– Н-но это же наши союзники, ваше превосходительство. Стрелять по ним сейчас было бы…

– Если они на нашей стороне, то почему мешают моему бег… то есть, нашей смене курса? Меня не волнует, кто это. Огонь! Стреляйте, я говорю!

Вот так битва при Кифейзре породила ещё одну трагедию. Безоружный флот поддержки был атакован своими же, просто для того, чтобы проложить путь к бегству. Это был гротескный символ глупости войны.

Поняв, что союзники отступают, командиры флота поддержки отдали приказ изменить курс, однако посреди этого маневра операторы сенсоров закричали от шока:

– Волны энергии и ракеты быстро приближаются! Уклонение невозможно!

– Враг атакует?

Естественно, это был обычный вопрос в такой ситуации. Находясь в тылу, они ожидали, что смогут избежать перекрёстного огня, значит, противник скрывался где-то поблизости.

– Нет, это наши со… – вспышка взрыва уничтожила их всех прежде, чем он успел договорить.

Кораблём, принесённым в жертву дружественным огнём, был «Пассау-3», атакованный нейтронными боеголовками из рельсовых орудий.

За краткий миг бушующий шторм нейтронов охватил корабль, поразив весь экипаж. Это означало почти моментальную смерть. Только один человек, сержат Курлих, проводивший инспекцию провианта в грузовом трюме, смог прожить на несколько секунд дольше, окружённый толстой внутренней стеной и транспортными контейнерами.

Сержант упал на пол, не в силах понять, что с ним случилось. Разве основной флот не должен был защищать их? Кто мог напасть на них? Или просто произошла авария?

Как бы то ни было, он попытался встать. Выйти наружу и выяснить, что происходит. Вернуться домой, где его ждали жена и новорожденный близнецы…

Однако он не смог подняться. На тыльной стороне его руки появилось фиолетовое пятно, когда он попытался ухватиться за стену. Оно разрасталось, покрывая кожу и пузырясь, пока не охватило все его биологические ткани до последней клетки.

В момент взрыва лейтенант Ринсер с корабля «Дюран-8» флота поддержки был отброшен к стене. Прямо перед тем, как потерять сознание, он почувствовал обжигающе-острую боль в правой руке.

Очнувшись, он увидел вокруг себя дым и трупы. Лейтенант попытался подняться, но закашлялся и потерял равновесие. Он оглядел себя, особенно правую руку, теперь отсутствующую ниже локтя. Во время взрыва в неё попал какой-то обломок. Мышцы сразу же сократились, помог также и скафандр. Результатом стала на удивление терпимая боль и небольшая потеря крови.

– Есть здесь ещё кто-нибудь? – слабым голосом попробовал позвать Ринсер, сидя на полу. Третья его попытка нашла отклик, и к нему приблизилась невысокая фигура.

Брови Ринсера удивлённо поднялись. Под растрёпанными золотистыми волосами он увидел мальчишеское лицо, покрытое кровью и пеплом.

– Что делает юноша твоего возраста в подобном месте?

– …Я ученик. Меня направили в крепость Гармиш работать стюардом.

– Понятно. Так сколько тебе лет?

– Тринадцать... Будет тринадцать через пять дней.

– Мир действительно движется к концу, если дети появляются в зонах военных действий.

Лейтенант вздохнул и, понимая, что конец света всё же ещё не наступил, решил обратить внимание на ранения. Он сказал, где находится аптечка, и мальчик принёс её ему.

Заморозив болевые рецепторы охлаждающим аэрозолем, лейтенант продезинфицировал рану и обернул её защитной сеткой. Ушибы и ссадины ребёнка, вместе с ожогами первой степени, показали, что судьба была на его стороне.

Неожиданно мальчик ахнул, взглянув на уцелевший экран.

– Похоже, враг приближается.

– Враг? – осторожно переспросил лейтенант. – Кто этот враг? Теми, кто сделал это с нами, были…

Когда Ринсер, с трудом держась на ногах, смог встать, то активировал систему аварийных сигналов и нажал на зелёную кнопку.

– Мы сдаёмся. У нас на борту раненые, и мы просим защиты во имя человечности.

«Человечность». Лейтенант скривил губы. Если спасение врага – это человечность, то как назвать убийство собственных товарищей?

– Вы собираетесь сдаться?

– А вы не согласны, юноша?

– Прошу вас, не называйте меня так. У меня есть имя. Меня зовут Конрад фон Модер.

– Какое совпадение. Меня тоже зовут Конрад. Конрад Ринсер. Если молодой Конрад считает, что о сдаче не может быть и речи, то что он предлагает вместо этого? – насмешливо спросил старший Конрад.

Лицо мальчика покраснело от смущения.

– Я не знаю. Сдаваться не хочется, но и сражаться мы не можем.

– Тогда предоставь это мне, – сказал Ринсер, неловко открывая бутылку спирта уцелевшей рукой. – Я на четырнадцать лет старше, а значит – на четырнадцать лет опытнее и мудрее. Хотя эта мудрость и не помогла мне понять истинной природы нашего командира…

Конрад-младший наполовину поражённо, наполовину обеспокоенно смотрел, как молодой лейтенант пьёт из горлышка спирт, будто простое вино.

– Эй, не смотри на меня так. Это в медицинских целях. Такое лечение меня ещё никогда не подводило.

Его слова перекрыл сигнал. Помощь подоспела.

Помощь от врага.

II

Хотя маркизу Литтенхайму удалось сбежать в крепость Гармиш, его флот был почти полностью разгромлен. Из пятидесяти тысяч кораблей лишь трём тысячам удалось последовать за своим предводителем в крепость, а ещё пять, сбежав из зоны боевых действий, рассеялись в разные стороны. Восемнадцать тысяч были уничтожены, а оставшиеся сдались сами или были захвачены. Позорный удар Литтенхайма по собственным кораблям сильно подорвал боевой дух его людей.

Кирхайс окружил крепость Гармиш и начал приготовления к тому, чтобы захватить её одним мощным ударом, когда один военнопленный попросил его об аудиенции. Молодой офицер, явно не достигший ещё и тридцати лет, пока ещё не смог обзавестись искусственной рукой, так что правый рукав его униформы болтался свободно.

– Думаю, я смогу быть вам полезен, ваше превосходительство, – представившись, сказал лейтенант Ринсер.

– Чем же?

– Полагаю, вы уже догадались. Я – живой свидетель того факта, что маркиз Литтенхайм убил собственных подчинённых, спасая свою жизнь.

– Понятно. Значит, вы были на борту одного из тех кораблей поддержки.

– Да, тогда я и потерял руку. Мы могли бы показать это, – он поднял культю правой руки, – солдатам в крепости.

– Я так понимаю, ваша преданность маркизу Литтенхайму была потеряна вместе с рукой?

– Преданность? – голос Ринсера стал циничным. – Это слово красиво звучит, но слишком часто его употребляют неоправданно. Думаю, эта гражданская война – хороший повод для всех нас, чтобы пересмотреть цену преданности. Прямо сейчас миллионы людей видят, что некоторые предводители не имеют права требовать преданности от своих подчинённых.

Кирхайс был согласен с точкой зрения лейтенанта. Безусловно, преданность никогда не отдавалась безоговорочно. Необходимо, чтобы получатель был достоин её.

– Что ж, хорошо. В таком случае, я прошу вашего сотрудничества. Отправьте сообщение людям в крепости и предложите им сдаться.

– Будет исполнено… – в глазах лейтенанта мерцали сложные чувства. – Если хотя бы пять человек в крепости разделят наше мнение, то Литтенхайму недолго осталось носить голову на плечах.

Вся крепость затаила дыхание. Её командующий, маркиз Литтенхайм, был охвачен ужасом от надвигающегося поражения. Кроме того, он испытывал стыд за своё поведение и потерю лица перед Брауншвейгом и искал утешения в бутылке.

Прошло около половины суток с побега Литенхайма, когда один корабль, сумевший избежать преследования Кирхайса, наконец, добрался до крепости, и перед маркизом появился одинокий офицер.

На голове его была пропитанная кровью повязка, а а сам он заметно кренился вправо под весом тела – по правде говоря, лишь его верхней половины – висящего на плече.

Этот неуклюже двигающийся офицер молча прошёл по коридорам, никто не осмелился к нему обратиться. Остановившись перед охранниками, стоящими у дверей кабинета маркиза, он произнёс:

– Я капитан третьего ранга Радитц из снайперского батальона Везеля. Я хочу увидеть маркиза Литтенхайма.

Начальник караула прочистил горло.

– Я был бы рад доложить о вас, но вы сейчас так грязны и покрыты кровью, что я не могу позволить…

– Грязен, говоришь?! – глаза капитана гневно вспыхнули. – Грязен! Ты говоришь об остатках подчинённых маркиза! Это мои люди рисковали жизнью на поле боя, сражаясь с врагом, чтобы маркиз Литтенхайм мог уйти!

Опасаясь решимости капитана и трупа в его руках, охранники отпрянули в стороны, когда Радитц двинулся вперёд.

Дверь открылась, и стало видно маркиза Литтенхайма, сидящего за столом.

– Что ты здесь делаешь, наглый дурак?!

Столешница была заставлена настоящим лесом бутылок и стаканов. Кожа маркиза потеряла здоровый блеск, под воспалёнными глазами лежали тени и даже голос его срывался в карканье.

– Матрос Паулюс… Это маркиз Литтенхайм, человек, за которого ты отдал свою жизнь. Награди его благодарным преданным поцелуем!

Произнося последние слова, капитан изо всех оставшихся сил швырнул тело Паулюса в их предводителя.

Не успевая увернуться, Литтенхайм вскинул руки, рефлекторно ловя тело солдата.

С неописуемым криком маркиз рухнул на пол вместе со своим роскошным креслом. Поняв, что всё ещё держит мёртвое тело, он издал ещё один крик, на сей раз совсем другой, и отбросил его в сторону. Капитан громко хохотнул.

– Убейте его! Прикончите эту неблагодарную тварь! – заорал Литтенхайм.

Капитан смотрел на него. Губы на его лице, покрытом кровью и грязью, исказились странной улыбкой. Он не обращал внимания на направленные на него бластеры…

Члены экипажа, собравшиеся на мостике, сосредоточились на главных экранах.

Серебряный шар крепости Гармиш плавал в центре обоих изображений. Секцию внешней стены пробила белая вспышка, за которой последовали более тусклые, но широкие лучи красного и жёлтого цветов.

– Это был взрыв.

Офицер констатировал очевидное, но никто не указал ему на это. Все в оцепенении смотрели на экраны.

– Судя по всему, это где-то рядом с командным центром, – по какой-то причине лейтенант Ринсер понизил голос.

– Понятно. Что ж, очень хорошо.

Кирхайс не хотел упускать предоставленной ему возможности. Он приказал всему флоту окружить крепость и провести её массированную бомбардировку, а потом отправить десантные корабли и солдат.

Встреченное ими сопротивление было слабым и беспорядочным. Солдаты, лишившиеся воли сражаться, не обращали внимания на сердитый рёв офицеров и один за другим бросали оружие. Офицеры тоже, поняв тщетность сопротивления, поднимали руки и сдавались.

Кирхайс захватил крепость или, точнее, три четверти крепости, оставшиеся после взрыва. Тела маркиза Литтенхайма найти не удалось. Вероятно, оно было полностью уничтожено в аду сгорающих зефир-частиц.

Дворянская коалиция одним махом потеряла второго человека в своём командовании и треть всей военной силы.

III

«Войско аристократов сильно духом, но слабо стратегией, – так однажды сказал адмирал Оскар фон Ройенталь, поблескивая своими разными глазами. – Все они – кровожадные идиоты». Жестокая оценка, но прошедшие битвы, в которых он и его товарищи добились успехов, казалось бы, подтверждали её.

И всё же, сражаясь с врагом в звёздной системе Шан-Тау, Ройенталь встретился с чем-то неожиданным, что заставило его пересмотреть своё мнение.

Да, они, как и всегда, были пылки и яростны. Тем не менее, он не мог не признать, что они хорошо организованы и умело управляются. Ройенталь отразил все три волны вражеских атак, но был поражён теми упорством и координацией, с которыми они вели наступление. Потери оказались больше, чем он предполагал, и Ройенталю пришлось серьёзно задуматься.

Он понимал, что за обретённой врагом эффективностью действий наверняка стоит смена руководства. Похоже, теперь во главе флота стоял сам Меркатц. Кроме него в дворянской коалиции не было никого, способного вести сражения так разумно.

Это означало, что если враг выставит против него превосходящие силы, он окажется в невыгодном положении. Может, Ройенталь и не был провидцем, но правильно оценивать возможности противников он умел.

«Не следует ли нам отступить?»

Умение принять решение об отступлении в нужный момент – это тоже качество хорошего военачальника.

Даже потеря системы Шан-Тау в стратегическом плане не была большой проблемой. Она не являлась укреплённой цитаделью, а была лишь точкой на карте влияния. Хотя он не прочь был бросить карты и уйти, Ройенталь всё же колебался с принятием резких решений, которые могли бы произвести определённое психологическое впечатление на врагов.

После череды поражений и отступлений, захват системы Шан-Тау дал бы аристократам видимость победы. Их упавший боевой дух снова поднимется, и в следующую битву они вступят с совсем другим настроем. А история полна примеров, когда мужество и боевой дух помогали одолеть тщательное планирование врага и привести к победе.

В чёрном и голубом глазах задумавшегося Ройенталя вспыхнула злобная искра.

«Ну что ж, мы отступим. Шан-Тау не стоит жизней, которые придётся заплатить за её защиту. Предоставим её возвращение маркизу Лоэнграмму».

Если вышестоящий офицер терял сектор, захваченный подчинённым, то полностью терял лицо. С другой стороны, если сектор, захваченный перед тем подчинённым, спасёт его командир, это докажет, что его способности намного выше, чем у подчинённых. Конечно, вышестоящий офицер может быть раздосадован временным отступлением, но если сказать ему: «Это превосходит мои возможности. Прошу, покажите мне истинную ценность вашей тактики», это подогреет его гордость и произведёт хорошее впечатление в долгосрочной перспективе.

Так считал Ройенталь. Поскольку он не мог надеяться на неоспоримую победу, это казалось ему самым мудрым планом действий, и не было похоже на расчёт обычного корыстолюбивого офицера.

Решив так, Ройенталь начал готовиться к отступлению. Имея в противниках Меркатца, это было не так уж просто и обещало стать определяющим моментом его карьеры тактика.

9-го июля флот Ройенталя двинулся в наступление. Он сосредоточил свои корабли в нескольких различных точках и постарался нанести врагу урон везде, где только было возможно.

Однако объединённые силы аристократов не показывали ни капли своего прежнего беспорядка, систематически отвечая ударом на удар. Увидев, что передовая линия флота Ройенталя растянута до предела, они провели точнейшую контратаку. Уже одно это показывало, насколько хорошим командующим был Меркатц.

Ройенталь не стал пытаться ответить в той же манере и вместо этого отвёл центр своего флота назад. Оставшиеся же силы чуть раздались в стороны. Эти манёвры проводились согласованно, даже как будто напоказ. Если посмотреть на всю картину в целом, было видно, что флот Ройенталя выстраивается в вогнутую формацию, готовясь охватить противника полусферой.

Увидели это и офицеры штаба Меркатца. Они посоветовали командующему замедлить продвижение, чтобы не потворствовать вражеской стратегии.

Стоя на мостике своего флагмана, старый адмирал скрестил на груди руки и нахмурился. Маневры флота Ройенталя казались ему неестественными. Оскар фон Ройенталь был хорошим тактиком, и потому Меркатц задавался вопросом, не была ли вся эта схватка нужна ему лишь для того, чтобы отбросить их и воспользоваться этим для отступления…

В конце концов, Меркатц всё же решил прислушаться к советам своих помощников и не рисковать. Из-за порывистого характера его нынешних подчинённых, служившего постоянным источником головной боли, приходилось быть осторожным в том, что касалось тактики. Если Ройенталь действительно намерен сбежать, то он смог бы захватить систему Шан-Тау без дальнейшего кровопролития. Конечно, всё было бы иначе, будь противником сам Райнхард фон Лоэнграмм, но, поскольку это было не так, Меркатц хотел избежать лишнего риска.

Силы аристократов замедлили продвижение. Заметив это, Ройенталь, не ослабляя бдительности, стал отступать, держа флот всё в том же вогнутом построении. Вскоре они достигли края системы Шан-Тау и, когда расстояние между ними и кораблями врага увеличилось, Ройенталь быстро перестроил флот в защитную сферическую формацию и сбежал на максимальной скорости.

Система Шан-Тау оказалась в руках дворянской коалиции.

«Значит, Ройенталь решил переложить всё на мои плечи?» – криво улыбнулся Райнхард, получив отчёт. Он отлично понял причины, побудившие Ройенталя принять решение оставить систему Шан-Тау.

Конечно, для Райнхарда широкое мышление Оскара фон Ройенталя было привлекательнее, чем мысли обычного вояки, понимавшего всё лишь на тактическом уровне. От такого человека нельзя было ожидать верности, если она не будет вознаграждена. Быть его командиром означало постоянно демонстрировать талант и способности, подходящие для этой роли. Райнхарду даже нравилось это чувство напряжённости между начальником и подчинённым. Благодаря этой его черте даже не располагающий к себе Оберштайн мог служить под его командованием.

Этот самый Оберштайн и обратился в тот момент к нему, тоже ознакомившись с отчётом.

– Адмирал Меркатц был известен как солдат и полководец ещё до того, как вы родились, ваше превосходительство. Если ему предоставят свободу действий, всё может стать довольно хлопотным.

– Свободу действий? Но в том-то и дело. Не думаю, что герцог Брауншвейг окажется достаточно умён, чтобы отпустить Меркатца с привязи.

– Да, вы как всегда правы. Наш противник – не адмирал Меркатц, а те, кто дёргают его за ниточки.

IV

Вернувшись в Гайесбург, Меркатц был встречен всевозможными банальными поздравлениями от своих восторженных товарищей, но даже не улыбнулся в ответ.

– Нельзя говорить, что мы захватили эту систему, раз враг отступил без серьёзного сопротивления. Никогда нельзя переоценивать своих возможностей и достижений.

«Слишком шаблонная речь, даже для тебя», – подумал Меркатц, но, увидев неуверенность в глазах стоящих перед ним аристократов, понял, что у него нет иного выбора, кроме как начать с основ.

– Понятно. Вы осторожный человек, адмирал, – с некоторым раздражением произнёс герцог Брауншвейг, несомненно, про себя произнеся что-то более грубое, вроде «унылый» или «скучный». Хотя и это было бы недалеко от истины, так как Меркатц и вправду ничего не чувствовал, хотя и не мог сказать, является это плюсом или минусом. Несмотря на то, что его много раз награждали, его неяркий характер, по всей видимости, был причиной, мешавшей ему стать гросс-адмиралом Империи. С другой стороны, это же позволяло ему избегать ловушек обычных заговоров, которые постоянно плелись при дворе.

В конце июля Райнхард отправил дворянам, укрепившимся в крепости Гайесбург, старомодный вызов на дуэль.

Он был воспроизведён на экране перед верхушкой руководства коалиции, и его содержания оказалось достаточно, чтобы привести их в ярость.

«Безмозглые и трусливые аристократы, – сказал им Райнхард. – Если вы сумеете найти в кончиках своих крысиных хвостов хоть немного смелости, то покинете своё убежище и выйдете на славную битву, как то подобает мужчинам. А если вашего мужества не хватит даже на это, то вам лучше отбросить свою необоснованную гордость и сдаться. Только так вы сможете спасти свои жизни. Я не только оставлю вас в живых, но даже позволю сохранить достаточно состояний, чтобы прокормить ваши болтливые рты. На днях маркиз Литтенхайм уже погиб жалкой смертью, какой и заслуживал столь трусливый человек. Если вы не желаете разделить его участь, то даже ваши слабые умы ещё могут найти лучший путь…»

– Как смеет этот наглый щенок говорить с нами так?!

Дворяне, особенно молодые, обезумели от гнева. Разумеется, именно этого Райнхард и добивался. Когда противник так легко теряет голову, такого очевидного вызова более чем достаточно. Даже Меркатц с неохотой признал удачность такого хода. Среди молодых дворян нашёлся даже такой, что в ярости стал хлестать своих солдат электрическим хлыстом, выпуская пар, как привык забавляться с детства, избивая слуг своего отца.

Вскоре после этого флот Миттермайера, авангард сил Райнхарда, стал часто появляться в окрестностях Гайесбурга. Это была чистейшая провокация. Держась за пределами дальности действия орудий крепости, корабли то приближались, то снова отступали.

Меркатц недвусмысленно запретил любые вылазки. Несомненно, за этими кажущимися детской игрой действиями Миттермайера скрывалась какая-то ловушка. Но, хотя он и объяснил это молодым дворянам, те просто не стали его слушать.

На третий день они, наконец, огрызнулись. Пренебрегая запрещающим приказом, группа молодых дворян повела свои корабли против флота Миттермайера.

Корабли Миттермайера, казалось, были застигнуты врасплох и легко впали в панику, смешав ряды. Миттермайеру удалось сбежать, бросив при этом немало кораблей. По крайней мере, так это выглядело в глазах дворян.

– А он быстр, когда нужно убегать! Вот уж действительно, бежит со скоростью урагана!

– И он говорил, что это ловушка? Ничего подобного не было! Адмирал Меркатц слишком уж мнителен!

Захватив множество боевых кораблей и припасов, молодые дворяне с триумфом вернулись в крепость. Гордость переполняла их. Однако по возвращении их ожидал суровый выговор.

– Вы все пошли против прямого запрета командира, напав на врага, когда знали, что не должны этого делать. Это крайне серьёзный проступок. Вас будут судить в соответствии с законами военного времени. Сдайте свои знаки различия и оружие. И приготовьтесь предстать перед трибуналом.

Вполне естественно, что Меркатц придерживался протокола. Несмотря на победу, игнорирование приказа вышестоящего может принести огромный вред в будущем.

Молодые дворяне, в свою очередь, что столь же естественно, были полны недовольства. Они уже вдыхали дым победы и чувствовали себя героями. Барон Флегель, носивший звание контр-адмирала, сорвал свои знаки различия и бросил их на пол, вскричав, как вождь в какой-нибудь классической трагедии:

– Мы не боимся смерти! Но одно дело пасть на поле боя, в битве с врагом, но быть осуждённым командующим, не обладающим ни мужеством, ни гордостью – это больше, чем я могу вынести! Избавьте меня от вашего трибунала. Позвольте убить себя здесь и сейчас!

– Контр-адмирал Флегель говорит за всех нас! – заявили прочие. – Мы не позволим ему умереть в одиночестве. Давайте все покончим с собой, чтобы потомки знали о гордости дворян Империи!

Это была крайняя степень нарциссизма. И герцог Брауншвейг не упрекал их за это.

– Так как сейчас не идёт сражения, то, несомненно, именно мой долг, как руководителя, принять решение по этому вопросу.

С тех пор, как он узнал о гибели маркиза Литтенхайма, герцог только и делал, что совал нос в решения Меркатца. Вот и теперь он стоял перед этими взволнованными молодыми людьми, вещая своим звучным голосом:

– Господа, ваши храбрость и гордость показали всем истинное лицо имперского дворянства. Вы нанесли сокрушительный удар этим тщеславным простолюдинам. Нам нет нужды опасаться Миттермайера или даже этого белобрысого мальчишки, называющего себя маркизом и гросс-адмиралом. Мы победим. И, победив, покажем им, что справедливость на нашей стороне! Да здравствует Империя!

– Да здравствует Империя! – восторженно вскричали молодые дворяне.

Меркатцу больше нечего было сказать. Возможно, именно в этот момент его разочарование превратилось в отчаяние.

– Теперь в любую минуту, Оберштайн, – сказал Райнхард.

Его главный советник согласно кивнул, сверкнув своими искусственными глазами.

Собравшимся на «Брунгильде» адмиралам были отданы чёткие инструкции о том, как им следует вести боевые действия.

V

15-го августа вести о быстром приближении флота Миттермайера достигли крепости Гайесбург. В отличие от предыдущих нападений, теперь Миттермайер собирался активно атаковать, используя дальнобойные водородные ракеты.

– Побитый адмирал снова объявился, чтобы ещё раз потерпеть бесславное поражение. Запомните мои слова: сколько бы раз мы ни сражались, число его поражений будет лишь расти.

Молодые дворяне всё чаще игнорировали приказы Меркатца. Вот и теперь они направились к своим кораблям и, не дожидаясь указаний командующего, вылетели из крепости, чтобы атаковать первыми.

Увидев приближающиеся корабли, Миттермайер не смог удержаться от насмешки:

– Если бы эти тупоголовые сынки аристократов сидели в своей норе, они смогли бы прожить чуть дольше. Или они выходят лишь затем, чтобы превратиться в космическую пыль?

Хотя он и сам был из того же поколения, что и «тупоголовые сынки аристократов», его боевой опыт и достижения были выше, чем у любого из них.

Сражение с бандой неучей, не сумевших разглядеть за его предыдущим фальшивым отступлением заранее спланированной уловки, граничило с абсурдом.

Однако на этот раз было получено подтверждение, что герцог Брауншвейг лично участвует в этой битве. Так что на Миттермайере лежала огромная ответственность. И ему нужно было выдержать ещё два или три акта этого фарса, чтобы враг попался в ловушку.

Противники столкнулись.

Бесчисленные орудия извергли из себя лучи света. Эти направленные потоки энергии уничтожали корабли, сокрушали их, а вспышки взрывов пронзали новые выстрелы.

Но сражение не затянулось. Флот Миттермайера начал постепенно отступать, не выдержав напора сил дворянской коалиции.

– Какой позор! Они столько раз убегали, что им, наверное, уже и не стыдно. Давайте покончим с этими болванами одним ударом. А потом доберёмся и до белобрысого щенка! – радовались аристократы, охотно бросаясь в погоню.

Тем не менее, и среди них нашёлся человек, заподозривший неладное в вялых действиях Миттермайера. Вице-адмирал Фаренхайт, умелый офицер, сражавшийся вместе с Райнхардом и Меркатцем в битве при Астарте. Он держался на равном расстоянии от герцога Брауншвейга и Меркатца и с осторожностью относился к своим молодым горячим союзникам.

– Сохраняйте дистанцию. Это может быть ловушкой.

Это было вполне возможно. И им следовало быть готовыми ко всему.

Разумеется, как только флот аристократов замедлил преследование, Миттермайер обрушился на них с внезапной контратакой. Аристократы приняли бой, и

Миттермайер снова отступил, тем самым вызвав их за собой. Они повторили этот танец много раз. Согласованность действий флота Миттермайера была безупречной.

Таким образом, силы коалиции всё глубже и глубже заманивались в сердце ловушки, старательно расставленной для них Райнхардом и Оберштайном. Линии фронта растянулись до предела, и когда вражеские системы коммуникаций стали выходить из строя, Миттермайер вновь пошёл в атаку.

«Что, опять?»

Но когда переполненные самоуверенностью аристократы, довольно лениво попытались в очередной раз отогнать его, корабли Миттермайера ринулись к ним с неожиданной скоростью и напором, первым же ударом обратив в пыль передовую группу.

Многие представители коалиции исчезли во вспышках пламени вместе со своими боевыми кораблями, так и не поняв, что же происходит. К тому времени, как операторы радаров тех кораблей, которым удалось пережить атаку, закричали, предупреждая об изменившейся ситуации, вокруг них уже разверзся кошмар разрушения и смерти. Фрагменты кораблей, разорванных прямыми попаданиями, сверкали, словно осколки витражей, во вспышках ядерных взрывов.

– Теперь вы видите, глупые детишки? Вот так мы сражаемся. Постарайтесь хорошенько запомнить это своими примитивными мозгами!

Миттермайер собирался максимально насладиться своей местью. Его управление боем отличалось от командования молодых аристократов, как подлинное произведение искусства от детских рисунков.

Строй кораблей аристократов рассыпался, контроль над флотом давно был ими утрачен. Перед лицом изощрённой тактики Миттермайера они были обречены гибнуть поодиночке.

Сопротивление организовать не удавалось, а теперь это, наверное, уже и вовсе было невозможно. Корабли один за другим вовлекались в кровавый фестиваль смерти.

– Отступаем! Отступаем! Забудьте об остальных – бегите, пока можете! – Фаренхайт, увидев столь неблагоприятный поворот событий, приказал отступать, и дворяне стремились последовать его примеру.

Однако волны точных ударов обрушились на отступающих аристократов с флангов, где адмирал Кемпф слева, а адмирал Меклингер справа задействовали всю мощь своих флотов.

Силы дворянской коалиции таяли с каждой секундой, колонна кораблей постепенно становилась всё реже.

Аристократы обратились в бегство. Но когда они, казалось бы, выбрались из ловушки, на них напали ещё два флота под командованием Биттенфельда и Мюллера. В одно мгновение множество паникующих аристократов вместе со своими кораблями превратились в дрейфующую в пространстве космическую пыль.

Райнхард, стоявший на мостике «Брунгильды», удовлетворённо улыбнулся. Предвидя путь отступления вражеского флота, он организовал засаду. Это нетрудно было сделать, ведь отступали они по той же траектории, которой прежде преследовали Миттермайера. Перехватывать и вставать у них на пути Райнхард не стал, чтобы от отчаяния аристократы не пошли в последнюю контратаку, результатом которой могли стать слишком большие потери. Так что, пропустив отступающий флот, они атаковали с флангов. Это давало не только позиционное преимущество, но и позволило психологически подавить противника.

– Живым или мёртвым, – сказал Райнхард, – но я хочу, чтобы герцог Брауншвейг предстал передо мной. Того, кто преуспеет в этом, даже будь он простым курсантом, я сделаю адмиралом и вознагражу с пышными почестями. Используйте свой шанс!

Теперь боевой дух его солдат подпитывался ещё и алчностью. Дворяне, потерявшие всю волю к сражению и пытающиеся скрыться, были теперь лишь объектами для охоты. Их окружали, захватывали в плен или уничтожали после их отчаянных, но коротких контратак.

Когда герцог Брауншвейг пришёл в себя, рядом с его флагманом не было ни одного дружественного корабля, лишь бесчисленные огоньки флотов Миттермайера и Ройенталя быстро приближались к нему. Сильный удар потряс корабль, когда единственная выпущенная в него ракета уничтожила орудийную башню. Копьё энергетического луча вонзилось в корпус, разорвав внешнюю броню и выбив волну металлической пыли. Огромная невидимая рука смерти крепко вцепилась в обречённый корабль.

И в это время перед ним возникла колоссальная стена света. Это Меркатц, остававшийся в тылу, обрушил на преследующих герцога врагов залп главного калибра с близкого расстояния. Этот яростный огонь нанёс некоторый урон авангарду сил Райнхарда. Миттермайер и Ройенталь сразу же отдали приказ отступить и перестроиться, но из-за азарта охоты и менталитета их офицеров, чьё стремление к битве значительно превышало способность рассуждать, не все услышали и выполнили их команду.

Увидев замешательство противника, Меркатц двинул в атаку свой флот, прекрасно построенный и готовый к битве. У него не было тяжёлых кораблей, лишь эсминцы, ракетные катера и валькирии, наиболее полезные в ближнем бою.

Они ворвались в смешавшиеся ряды авангарда Райнхарда, и теперь уже те стали один за другим исчезать во вспышках пламени. Им с трудом удавалось защитить себя, о преследовании не могло идти и речи.

Ройенталь и Миттермайер скрежетали зубами от злости из-за того, что упустили Брауншвейга после того, как столь красиво загнали его в угол, а также от плачевного состояния их флотов. Но они были опытными командующими и понимали, что глупо в пылу сражения поддаваться эмоциям. Грозя всевозможными карами, они старались сохранить разрозненные ряды своих кораблей, призывая их к согласованному отступлению и перегруппировке. Для посредственных командиров такая задача была бы невыполнима.

Будь у Меркатца достаточно сил, он вполне мог бы сейчас разгромить обоих этих талантливых адмиралов. Однако кораблей и солдат у него было мало, так что иллюзий он не питал. Поэтому, обеспечив побег герцога Брауншвейга, он отступил и сам.

– Несомненно, Меркатц обладает большими умениями и опытом, соответствующими его возрасту. Он всё так же силён.

Такими словами молодой главнокомандующий похвалил вражеского адмирала. Как бы то ни было, противник отброшен обратно в крепость Гайесбург. Не было ни малейшего повода для паники.

VI

– Почему вы раньше не пришли к нам на помощь?! – проревел герцог Брауншвейг, когда они с Меркатцем встретились в крепости. Это были первые сказанные им слова.

Лицо выдающегося адмирала не изменило цвета. С выражением, которое свидетельствовало скорее о том, что этого он и ожидал, Меркатц молча склонил голову. А вот глаза капитана третьего ранга Шнайдера, стоящего позади него, вспыхнули от негодования, и он сделал шаг вперёд. Однако рука командира, под чьим началом он служил, остановила капитана.

Выйдя из зала, Меркатц обратился к своему помощнику, который всё ещё дрожал от гнева.

– Не стоит злиться. Герцог Брауншвейг нездоров.

– Нездоров?

– Душевно.

Как заметил Меркатц, болезнь герцога была в крайне ранимой гордости. Возможно, и сам того не сознавая, он настолько верил в собственное величие и непогрешимость, что не мог испытывать к кому-либо благодарности. Он также не мог принять идеи, исходящие от тех, кто был с ним не согласен. Для него такие люди были предателями, а любые советы, исходящие от них, – не чем иным, как клеветой. Так что, хотя Штрейт и Фернер действовали в его интересах, он не только отверг их советы, но и вынудил покинуть его лагерь.

Такой человек никогда не признает, что в здоровом обществе могут быть и другие идеи и ценности.

– Это болезнь, поддерживаемая пятисотлетней традицией особых привилегий для дворянства. Можно даже сказать, что герцог – жертва. Ему следовало бы жить лет сто назад, во времена расцвета Империи. Он несчастный человек.

Шнайдер, как свойственно молодости, был не столь терпим и безропотен, как его командир. Покинув Меркатца, он поднялся на лифте в обсерваторию крепости. Неживой блеск звёздных скоплений сиял далеко над прозрачным куполом.

– Быть может, герцог Брауншвейг и несчастен. Но разве тем, чьё будущее зависит от него, не приходится ещё хуже?..

Звёзды ничего не ответили на безрадостный вопрос молодого офицера.

В крепости Гайесбург был один человек, сбежавший туда со стороны противоположной той, с которой вернулись герцог Брауншвейг и его люди. Барон фон Шейдт, племянник герцога, назначенный управлять планетой Вестерланд от имени своего дяди.

Вестерланд был засушливой планетой, почти лишённой растительности и воды, но его население из двух миллионов человек было довольно большим для столь отдалённой территории. Интенсивное земледелие в немногих имеющихся оазисах и добыча редкоземельных металлов позволяли вести нормальную жизнь. В мирное время можно было бы транспортировать триллион тонн воды с других планет, и достичь полного процветания.

Хотя барон Шейдт и не был совершенно бездарным правителем, его молодость сделала его довольно упрямым в делах, касающихся политики. И, имея все основания следовать примеру своего дяди, он всё больше и больше эксплуатировал население.

До последнего времени всё шло стабильно. Но с внезапным возвышением Райнхарда население многих планет почувствовало ослабление хватки аристократов, особенно после начала гражданской войны. Так зародился дух неповиновения. Потрясённый и разгневанный всё возрастающей популярностью оппозиции, Шейдт попытался подавить сопротивление, но внутреннее давление лишь усилилось.

Отдельные выступления недовольных наконец превратились во всеобщее восстание, жители Вестерланда стремились отплатить барону за его тиранию. Несколько его охранников пали жертвами разгневанной толпы. Тяжелораненый Шейдт сбежал в шаттле, но вскоре по прибытии в Гайесбург скончался от ран.

– Дерзкий сброд… Как они посмели убить моего племенника своими грязными руками…

Очень часто люди, обладающие привилегиями, начинают отрицать личность и само существование тех, кто этих привилегий лишён. Герцог Брауншвейг не только не признавал права народа сопротивляться гнёту власть предержащих, он даже не признавал и права жить без позволения на то аристократов. Он был абсолютно убеждён, что те люди, кто из-за старости или болезни не могли больше служить своим правителям, ничем не лучше больного скота, и их жизнь не имеет ни малейшей ценности.

И подумать только, что эти низшие существа противостояли высокородному и, более того, убили его племянника! Герцог был вне себя от гнева и считал, что его гнев полностью справедлив.

Преисполненный решимости обрушить «клинок правосудия» на головы тех, кто нанёс ему обиду, он отдал приказ:

– Немедленно обрушьте ядерный удар на планету Вестерланд, пусть никого из этих неблагодарных тварей не останется в живых!

Не все одобрили такое решение. Отчасти это объяснялось тем, что ядерный удар означал использование термоядерного оружия, что вело к обширному заражению радиоактивными частицами, а это было табу со времён Тринадцатидневной войны, когда человеческий род едва не оказался стёрт с лица Земли. Коммодор Ансбах, известный своей здравой рассудительностью, пытался отговорить своего разгневанного предводителя.

– Вполне естественно, что вы злитесь, но Вестерланд – это ваша собственная территория, ваша светлость. Какую пользу нам принесёт ядерная бомбардировка этой планеты? – герцог Брауншвейг не ответил, и Ансбах, приободрившись, продолжил: – Кроме того, у нас теперь нет достаточной военной силы в борьбе с маркизом Лоэнграммом. Убийство всех жителей – это чересчур. Почему бы нам просто не покарать их главарей?

– Молчать! – взревел герцог. – Да, Вестерланд принадлежит мне. И потому я имею право прикончить всех этих ничтожеств, если того пожелаю. Разве Рудольф Великий не убил миллионы бунтовщиков, чтобы заложить основы империи?

Поняв, что пытаться переубедить его бесполезно, Ансбах со вздохом отступил.

– Это конец для династии Голденбаумов. Как она может продолжать стоять, если отрубает собственные ноги? – задумчиво произнёс он.

Когда осведомители донесли эти слова до ушей герцога Брауншвейга, он впал в ярость и приказал арестовать Ансбаха, но, оценив его достижения и популярность, решил ограничиться заключением коммодора под стражу, а не казнить его.

Меркатц обратился к герцогу с просьбой об аудиенции, надеясь добиться освобождения Ансбаха и отмены планов ядерной бомбардировки, но был проигнорирован.

Герцог Брауншвейг перешёл к исполнению плана своей мести.

VII

Солдат родом с Вестерланда сбежал из крепости Гайесбург и перешёл в стан Райнхарда накануне ядерного удара.

Выслушав его, Райнхард собирался отправить флот к Вестерланду, чтобы предотвратить нападение, но Пауль фон Оберштайн, начальник его штаба, убедил его, что не стоит этого делать.

– Я считаю, что мы должны позволить этому безумцу, герцогу Брауншвейгу, осуществить своё зверство, – сказал он холодно. – Получив записи этого акта, мы докажем варварство аристократов. Что, несомненно, приведёт к тому, что граждане и рядовые солдаты их армии переметнутся на нашу сторону. Это будет гораздо эффективнее, чем просто предотвратить нападение.

Златовласый молодой человек не знал, что такое страх, но даже он отшатнулся, услышав эти слова.

– То есть, вы хотите, чтобы я сидел сложа руки и ничего не предпринял, в то время, когда гибнут два миллиона человек, среди которых женщины и дети?

– Если эта гражданская война затянется, погибнет ещё больше людей. А если аристократы одержат победу, подобные трагедии произойдут ещё много раз. Позволив всей Империи узнать об их жестокости, мы покажем, что они не имеют права на власть…

– Значит, вы предлагаете мне закрыть глаза?

– Сделайте это ради двадцати пяти миллиардов жителей Империи, ваше превосходительство. И ради скорейшего установления вашего господства.

– …Я понял.

Райнхард кивнул. Но его лицо утратило свой уникальный свет. Если бы только Кирхайс был рядом с ним. Он бы никогда не посоветовал таких жёстких мер.

По поверхности Вестерланда было разбросано более пятидесяти оазисов. Помимо них, от горизонта до горизонта простирались лишь красновато-бурые скалы, бледно-жёлтые пустыни и белые солёные озёра, где не было ни одной живой души.

Это означало, что поражение ядерными ракетами каждого из оазисов может привести к полному геноциду двух миллионов жителей планеты.

В тот день в одном из оазисов состоялось собрание. Хотя им удалось прогнать дворян, но у повстанцев не было планов насчёт того, что же делать дальше. Куда им двигаться? Как обеспечить мирную жизнь и благополучие своих людей? Это были основные вопросы повестки дня. Для тех, кто давным-давно не участвовал в свободном обсуждении, живя под властью дворян, это собрание само по себе было большим достижением и, следовательно, поводом для праздника.

– Разве маркиз Лоэнграмм не союзник всех простых людей? Давайте попросим его защитить нас.

Когда это предложение было высказано, из толпы собравшихся послышались возгласы одобрения. Это была их единственная надежда. Когда обсуждение успокоилось, один из детей, сидящий на руках матери, показал пальчиком в небо.

– Мамочка, а что это?

Люди подняли глаза и увидели нечто, похожее на траекторию падения метеорита, по диагонали пересекающую кобальтовое небо.

Ярко-белая вспышка залила всю сцену.

Сразу после этого над горизонтом поднялся красный купол, быстро расширившийся до высоты в десять тысяч метров, прежде чем превратиться в грибовидное облако раскалённого пепла.

Ударная волна обрушилась на них, как раскалённое цунами, двигающееся со скоростью семьдесят метров в секунду и с температурой, превышающей восемьсот градусов Цельсия, сдирая по пути верхний слой почвы, скудную растительность, здания и тела людей.

Одежда и волосы вспыхивали, обожжённая кожа пузырилась… Крики детей, сгорающих заживо, повисли в палящем воздухе, а затем внезапно умолкли… Голоса матерей, зовущих своих детей, и отцов, испуганных за свои семьи, вскоре тоже исчезли…

Огромное количество грязи поднялось высоко в воздух, превратившись в водопад песка, осыпавшийся на землю, хороня под собой два миллиона обугленных трупов.

Молодые офицеры, следившие за экраном, вскочили со своих мест, их лица побледнели, многих начало тошнить. Никто не мог обвинить их за это. Все молчали, их взгляды были прикованы к изображению, присланному разведывательным зондом. Только теперь они осознали, что нет ничего столь же сильно попирающего законы Вселенной, чем убийство беззащитных.

– Мы разошлём эти кадры по всей Империи. Даже дети поймут, что справедливость на нашей стороне. Дворяне сами подписали свой смертный приговор, – произнёс Оберштайн своим обычным монотонным голосом. Никто не откликнулся, и он спросил: – Что-то не так, ваше превосходительство?

Выражение лица Райнхарда было мрачным.

– Вы сказали мне отвести глаза… И эта трагедия стала результатом. Теперь уже ничего не поделать, но правда ли не было иного выхода?

– Возможно, был, но я не смог найти его. Как вы сказали, теперь уже ничего не поделать. Мы должны извлечь максимум пользы из этой ситуации.

Райнхард бросил взгляд на своего главного советника. Но было неясно, направлена ли ненависть, кипевшая в его ледяных глазах, на Оберштайна или же на самого себя.

Картины Вестерландской трагедии были разосланы по всем уголкам Империи, вызывая у каждого её жителя возмущение и трепет. Старый режим начал быстро терять популярность, и даже сами дворяне задумывались о том, что сотворил герцог Брауншвейг.

Кирхайс, подчинивший приграничные системы, направился к Гайесбургу, чтобы встретиться с Райнхардом. Увидев эти картины, он тоже почувствовал гнев, направленный на высокородных аристократов. Но как-то потом, в середине полёта, флот Валена захватил шаттл. В нём находился всего один офицер, который рассказал, что вынужден был участвовать в ядерном ударе по Вестерланду, как подчинённый герцога Брауншвейга, но дезертировал на полпути. Это было хорошо и понятно, но от ещё одного, сказанного им, Кирхайс никак не мог отмахнуться. С трудом веря собственным ушам, он стал допрашивать дальше.

– Я повторю это столько раз, сколько понадобится. Несмотря на то, что он был проинформирован о том, что дворяне собираются убить два миллиона жителей планеты Вестерланд, маркиз Лоэнграмм позволил им умереть и сделал это только ради пропаганды.

– Должно быть, всё дело в том, что он не поверил разведке… Есть ли доказательства, что маркиз намеренно позволил жителям Вестерланда умереть?

– Доказательства? – спросил офицер и язвительно рассмеялся. – А разве изображения, которые они рассылают по всей Галактике, не являются достаточным доказательством? Неужто эти кадры, снятые с близкого расстояния, откуда-то из стратосферы планеты, действительно могли быть записаны случайно?

Кирхайс отпустил перебежчика и приказал своим солдатам молчать о произошедшем. Это было невероятно. Он не хотел в это верить. Но возможно ли, что так всё и было?

«Скоро я встречусь с Райнхардом. И когда это случится, я выясню для себя всю правду... И что тогда? – спросил себя Кирхайс. – Конечно, если это всего лишь ложный слух, то всё хорошо. Но что, если это правда?»

У него не было чёткого ответа на этот вопрос.

До сих пор Райнхард и Кирхайс разделяли одинаковое чувство справедливости. Настанет ли день, когда им придётся разойтись, даже если один из них не может жить без другого?..