Онлайн чтение книги Золотые мили
Глава XXXII

Эми родила на следующей неделе. Как-то рано утром, когда Салли растапливала печь, в кухню ворвался Дик. Он сгреб ее в объятия и принялся целовать, восклицая: «У меня сын! Сын! Салли моя!» Это казалось ему самым поразительным, волнующим и чудесным событием в его жизни. Салли тоже пришла в восторг от этой новости: у нее появился первый внук — крошечное существо, которое жмурится и зевает, вдыхая воздух лучезарного утра.

Правда, признался Дик, сын так мал, что пока еще не на что смотреть. Он весь красный и сморщенный — прямо козявка какая-то, но доктор и сиделки говорят, что это хороший, здоровый ребенок. Он весит семь с половиной фунтов, и Эми чувствует себя прекрасно — она сидела в постели и пила чай, когда он к ней пришел. Она собирается назвать малыша Уилбаром и еще Альфредом — чтобы доставить удовольствие матери. Но поскольку сокращенно его можно будет звать просто Билл, Дик не возражает. Дик в своей бурной радости был очень похож сейчас на Дэна. Надо телеграфировать Дэну и Лалу, вспомнил он, — сообщить им, что они теперь солидные персоны — дядюшки.

Том подошел к брату, и руки их встретились в крепком пожатии, словно в честь рождения этого малыша они заново скрепили некий таинственный договор. Даже Морриса эта новость вывела из его сонно-равнодушного состояния, и он с широкой улыбкой сказал Дику:

— Это большой праздник для всей нашей семьи, сынок!

Динни, лукаво посмеиваясь, называл Морриса дедушкой, а Салли — бабушкой.

Салли и Моррис навестили Эми в больнице и остались очень довольны внуком. Прекрасный, крепкий малыш, уверяли они ее, а сама она, в изящной ночной кофточке и кружевном чепчике, хороша как картинка.

Когда Эми вышла из больницы, Лора взялась помогать ей и ухаживать за ребенком, и первое время в маленьком домике Дика царили такая радость и довольство, что, казалось, — это самый счастливый дом на приисках. Дик словно забыл о своих денежных затруднениях. Он приходил в гости к Салли, катя перед собой детскую коляску, а Эми горделиво шагала рядом. Она говорила, что Дик просто чудо — взял на себя всю работу по дому: подметает и натирает полы, наводит порядок, моет вечером посуду и встает спозаранку, чтобы погулять с маленьким Биллом и дать ей поспать подольше.

А потом пришла беда: Дик потерял работу на Боулдер-Рифе. Что тут было делать? Он знал, чего от него ждут, и обсудил все с Эми. Она всплакнула, но довольно быстро примирилась с тем, что Дику придется идти в армию. Это значит, что она все-таки будет получать хоть что-то, а на большее не приходится рассчитывать; многие ее подруги, чьи мужья ушли воевать, обеспечены ничуть не лучше.

Но Салли едва не лишилась рассудка. Она не могла поверить, что у Дика нет иного выхода.

— Ты должен думать о жене и ребенке, — говорила она.

— Я думаю о них, дорогая, — отвечал Дик. — Эми будет получать мое жалованье, а если со мной что случится, — у нее останется пенсия. Я не уверен, что смогу обеспечить их сейчас каким-то иным путем.

— Ах, Дик, — рыдала Салли, — мы бы прожили. Право, мы бы прожили все вместе.

— Нет, не прожили бы, — твердо оказал Дик. — Не надо закрывать на правду глаза, Салли моя, и чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше.

Недели две Эми ходила с видом скорбным и трагическим; она говорила всем, что теперь она «жена солдата и должна быть храброй». Салли казалось, что Эми чересчур легко относится к уходу мужа в армию. По-видимому, ей и в самом деле приятно встречать повсюду внимание и чувствовать себя героиней и патриоткой. Задумывается ли она хоть на минуту о том, что военная служба будет не по нутру Дику? — спрашивала Салли Тома. Понимает ли она, какой страшной опасности будет он подвергаться?

— Она должна это знать, мама, — сказал Том.

Когда Дик уехал в лагерь, Эми решила запереть дом и отправиться на побережье. Она сказала, что сняла дачу в Котсло. Малышу там будет лучше летом, и к тому же она сможет чаще видеться с Диком, когда его будут отпускать.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Дика отправили на фронт; за это время он дважды навещал мать. Один из его приездов совпал с извещением о смерти Лала. В то утро, когда Салли вышла навстречу мальчишке-почтальону, она даже не знала еще, что Лал вернулся в свой полк, который был в то время в Палестине. В предыдущем письме он писал, что находится в офицерской школе и представлен к званию. Моррис придавал этому огромное значение. Прошло уже около года с тех пор, как Лал был ранен.

Салли сама приняла телеграмму у мальчишки, прикатившего на велосипеде с почты. Это был самый обыкновенный паренек с приисков — тощий и загорелый, с красной повязкой на рукаве. Она вскрыла телеграмму, нимало не подозревая, что этот юнец мог принести ей такое страшное известие.

Слова на телеграфном бланке ошеломили ее, и на минуту все поплыло у нее перед глазами. Потом эти страшные слова возникли снова перед нею, словно выжженные каленым железом: «С прискорбием извещаем о смерти лейтенанта Лоренса Фитц-Моррис Гауга, павшего в бою девятнадцатого апреля».

На кряк Салли — короткий, тотчас оборвавшийся вопль — приковылял Моррис. Можно было не объяснять ему, что произошло. Сколько народу в городе уже получило вот такие же телеграммы, разбивающие сердца. Все это время, пока Лал был на фронте, Салли вскрывала телеграммы, замирая от страха. Но когда он попал в госпиталь и стал понемногу оправляться от раны, она как-то успокоилась.

С криком: «Лал, Лал, родной мой!» — Салли упала в объятия Морриса. И так они стояли, приникнув друг к другу, в первом страшном приступе горя.

Они вошли в дом, и Моррис взял у Салли телеграмму и прочел ее. Он тяжело опустился на стул и припал головой к столу, вздрагивая от тяжких, неудержимых рыданий.

Нет таких слов, которые могли бы смягчить ее горе или горе Морриса, — Салли понимала это. Ей казалось даже, что Моррис страдает еще больше, чем она. Он так гордился Лалом, любил его больше всех своих сыновей. Когда Лал был еще крошкой, Моррис как бы решил про себя, что это будет «его» сын. И в самом деле, отец и Лал постоянно чем-нибудь занимались вместе. Между ними день ото дня росла и крепла особая нежность и взаимопонимание. Такие же узы соединяли Салли с Диком — больше, чем с Томом или Дэном, хоть она и упрекала себя за это.

Чаще всего именно Лал ходил с отцом на бокс или футбольные матчи. Моррис научил Лала недурно боксировать и играть в футбол. И Лал — один из всех сыновей — помогал отцу плотничать. Тогда она думала, что Лал занимается этим без особого усердия, но в общем относится к делу достаточно терпимо — почему бы не подработать, когда это не составляет особого труда? Он еще хвастался, что когда-нибудь сделает похоронное бюро весьма выгодным предприятием. Но потом она поняла, что Лалу это мрачное и тоскливое занятие было совсем не по душе. Военная служба показалась ему внезапно открывшейся дверью на волю.

Милый Лал, такой веселый и беспечный, он насладился лишь кратким мигом военной славы. Как он расхаживал, звеня шпорами, в своем красивом мундире и шляпе, украшенной развевающимися перьями эму!.. И вот всему пришел конец. Как? Как это было? Салли терзалась, думая об этом. Что чувствовал Лал — боль и отчаяние? Сознавал ли он, что все кончено? О чем он думал? Сжималось ли сердце его тоской по близким? Боролся ли он со смертью? Испытывал ли в последний миг страстную жажду жить, насладиться жизнью во всей ее полноте? Верил ли, что стоило сражаться и умереть?

Салли проклинала убийц — они стреляли в ее мальчика, словно в картонную мишень, и вот он убит. Или, быть может, его разнес на куски разорвавшийся снаряд? Ей представлялся Лал — то распростертый на изрытой снарядами земле, то где-нибудь на перевязочном пункте. Она видела его умирающим, мертвым; видела его застывшее бескровное лицо, изувеченное тело; мысли ее путались, горе и гнев душили ее.

Как могут женщины притерпеться к безумию войны? Как можно допустить, чтобы юношей в расцвете сил и красоты — все равно, будь то друзья или враги — превращали в кровавое месиво! Зачем женщины рожают сыновей, если их ждет такой конец? Зачем они растят их красивыми, сильными? Чтобы послать потом на убой? Зачем существуют войны? В чем их причины? Сквозь горе и жгучий гнев, вызванные смертью Лала, пробилось воспоминание о том, как Динни с Томом беседовали о причинах войн. Вспомнилось и то, что говорила об этом Надя.

Никого, кроме Салли и Морриса, не было дома, когда парнишка-почтальон привез телеграмму. Он укатил на своем велосипеде, беспечно насвистывая, — совсем как Лал еще так недавно.

Это было около полудня. И только в пять часов вернулся домой Том.

— Мы должны переносить горе так, как этого хотел бы Лал, — сказал он. — Не надо падать духом, отец.

— Если бы хоть знать, что с ним случилось, — пробормотал Моррис. — Как это было…

— Нам скоро напишут, — сказал Том.

Лал мертв, и ничто не может смягчить горечь этой утраты, но каждый из них понимал, что они должны утешить и поддержать друг друга. Том пошел отправить телеграмму Дику.

Дик приехал домой в субботу. Он крепко обнял мать; в глазах его стояли слезы.

— Не могу этому поверить, — сказал он. — Лал был так полон жизни. Казалось, с ним ничего не может случиться.

— Мы все так думали, — сказала Салли.

Хотя Том и Дик старались окружить заботой отца и мать, но Салли знала, что смерть брата была для них жестоким ударом. Потеря Лала пробила первую брешь в кругу семьи. Особые, крепчайшие узы дружбы связывали братьев. Тут даже она и Моррис оставались немного в стороне.

— Кто-нибудь сообщил Дэну? — спросил Дик.

— Я напишу ему сегодня вечером, — сказала Салли. Но Дик пообещал сделать это за нее.

Дик был в хаки, и от этого ей стало еще тяжелее. Благодаря постоянному пребыванию на свежем воздухе и физической тренировке он выглядел хорошо, загорел и окреп. Но грубая мешковатая форма, в которую он был облачен, вызывала у Салли такое ощущение, словно в этой жестокой войне жизнь Дика будет цениться еще меньше, чем жизнь Лала.

Она решила, что не поедет во Фримантл провожать сына. Это выше ее сил — видеть, как отходит военный транспорт, и знать, что Дик стал одной из маленьких, кишащих на палубе фигурок, на которых надели одинаковую, грубую, дурно пахнущую одежду и теперь посылают куда-то, чтобы убивать и быть убитыми. Когда уезжал Лал, было иначе — она не сомневалась, что он вернется. Но теперь, после смерти Лала, может ли она надеяться вновь увидеть Дика?