Онлайн чтение книги История империи Тирмун Tearmoon Empire Story
2 - 23

На берегу реки потрескивал костер, его теплое сияние отгоняло холодную темноту ночи. Мия облегченно вздохнула.

— Ну вот, теперь мы можем не беспокоиться о том, что простудимся.

Королевство Ремно не находилось на крайнем севере, но и не было настолько южным, чтобы темное время суток здесь было вечно знойными. Беспокоясь о том, как прохладная ночь может отразиться на их здоровье, они тут же развели костер. Вернее, один из них. Другая просто наблюдала.

— Должна сказать, я не думала, что ты умеешь разжигать огонь, — сказала Мия.

— ...Ну, я уже ходил на охоту. В тех поездках я кое-чему научился, — ответил Сион, не встречая ее взгляда. Вместо этого он отвернулся, его щеки покраснели в свете костра.

Трудно было винить его. Все, что было на них надето, промокло насквозь, и верхнюю одежду пришлось снять, чтобы высушить, в результате чего на них обоих не осталось ничего, кроме нижнего белья. В результате Сиону, как и подобает джентльмену, приходилось постоянно стараться отводить взгляд от нее. Мия тем временем положила подбородок на колени и наблюдала за ним.

(Боже! Какая восхитительная реакция!)

Улыбка невинности в его компетентной броне вызвала улыбку на лице Мии. Конечно, она и сама была немного смущена. Она была не менее чувствительна к неловкости, когда на нее пялится кто-то противоположного пола, а на ней нет ничего, кроме мокрого белья. Однако, в конце концов, Сион был мальчиком лет двенадцати-тринадцати, тогда как Мие в душе было двадцать... Точнее, двадцать один, учитывая, что прошел почти год с тех пор, как она вернулась во времени.

Она была взрослой! Взрослая и уравновешенная дама! Которая с жуткой ухмылкой на лице смотрела на краснеющего мальчика!

Она была... из тех взрослых, от которых следует держаться подальше.

— Если что, я удивлен, — сказал Сион, — То есть я знаю, что тебя называют Великим Мудрецом Империи, но я никогда не ожидал, что ты даже знаешь, какие дикие травы съедобны.

— О, пожалуйста. Это не та вещь, которой стоит удивляться, — сказала она с самодовольной уверенностью человека, у которого есть туз в рукаве.

В ее поведении была своя причина. Мия, видите ли, не была дилетантом. У нее уже был опыт ночевки в лесу. Правда, это случилось не во время инцидента в Безмолвном Лесу, а гораздо раньше, еще в предыдущей жизни. В отчаянной попытке спастись от революционной армии она убежала в лес, чтобы спрятаться, в сопровождении всего лишь одной служанки сомнительной компетентности.

(Это были тяжелые времена...)

Она не могла найти питьевую воду. У нее не было еды. Ее охранники давно разбежались, а дикие звери, казалось, таились в каждой тени. Кроме того, ее похитители находились неподалеку, не давая ей возможности обратиться за помощью.

Служанке не потребовалось много времени, чтобы сбежать в одну из окрестных деревень.

— Это ты виновата в том, что я ввязалась в это дело!

Оставив после себя эти слова и злобный взгляд в качестве прощального подарка, девушка убежала. С ее уходом Мия стала по-настоящему и жестоко одинока. По мере того как темнела ночь, ее сердце становилось все более хрупким. Жажда и голод, усиленные жутким одиночеством лесного мрака, мучительно грызли ее разум и тело. В конце концов ее воля сдалась, и она, шатаясь, вышла в близлежащую деревню, где ее быстро схватила революционная армия.

(По сравнению с этим это просто прогулка по парку).

С жаждой проблем не было. Ведь река — во всяком случае, когда она не пытается вас утопить — была бесконечным источником питьевой воды. Что касается голода, то он зависел от того, что съедобно в лесах данного региона. Разумеется, Мия уже досконально изучила этот вопрос, когда заперлась в библиотеке. Всеобъемлющий и постоянно присутствующий страх перед гильотиной превратил ее в настоящего гуру дикой природы. К этому времени она была достаточно осведомлена, чтобы дать фору настоящим специалистам по выживанию.

Осмотрев окрестности, она прикинула, чем можно поживиться — от съедобных трав до ягод и фруктов, — и решила, что ее животик еще долго не будет жаловаться. К тому же рядом с ней был принц Сион.

(Помнится, тогда я до смерти боялась столкнуться с медведем или волком, но пока у меня есть он, — подумала она, бросив на Сиона оценивающий взгляд, — я в безопасности).

Вместе с облегчением пришло и удовлетворение, и на ее губах медленно расплылась благодушная улыбка. Разумный прохожий заметил бы, что мальчику в одиночку отбиться от медведя или волка — задача не из легких, можно сказать, невыполнимая, но, увы, таких посторонних не нашлось, чтобы дать хоть какой-то здравый комментарий. Единственным присутствующим был сам Сион, который сейчас задумчиво смотрел вдаль и был недоступен для комментариев.

(Сейчас, когда я думаю об этом, я не могу поверить, что он теперь защищает меня. Все это очень странно, — подумала она, безучастно изучая его профиль. Черты принца были настолько точеными, что это ее даже расстроило. На самом деле это настолько ее расстроило, что она не смогла устоять перед желанием повеселиться за его счет.)

— Скажи, принц Сион, ты не против, если я задам тебе вопрос?

Он быстро взглянул на нее, прежде чем снова отвернуться, — Конечно. Я отвечу в меру своих возможностей. В пределах, конечно...

Не сводя с него глаз, она продолжила тихим голосом, — Если бы ты узнал, что твой друг и одноклассник, принц Абель, участвует в насильственном подавлении своего народа, ты бы его уничтожил?

— Я...

— Я много слышала о твоем характере и считаю тебя честным человеком, столь же благородным, как и госпожа Рафина. И именно из-за этого я и хочу это спросить. Если бы кто-то, кого ты знаешь по имени — твой друг, — был замешан в совершении злых дел, ты бы осудил его своим мечом?

Этот вопрос давно не давал ей покоя. Революционная армия, возглавляемая принцем Сионом и Тионой, лишила ее жизни. В какой-то степени она понимала, почему они так поступили. Она понимала, как голод ее народа подстегнул их гнев. Ведомые своими многочисленными обидами, они, вероятно, имели все основания желать ее смерти.

Но это было тогда. Это были люди, которых Мия не знала. А вот что ей было действительно интересно... так это то, что чувствовал Сион. Какие мысли и чувства проносились в его голове, когда он смотрел, как это ужасное лезвие опускается на ее шею?

***

— Это... конечно, неожиданный вопрос, принцесса Мия.

Сион на мгновение замолчал, его лицо стало задумчивым.

(Я совсем не думал о таком исходе...)

В его глазах мелькнул легкий намек на неуверенность, длившийся всего секунду. Затем он ответил.

— Если бы принц Абель принял участие в силовом подавлении своего народа и запятнал свой меч его кровью... Тогда да. У меня не будет другого выбора, кроме как обратить против него свои силы.

Голос его был непоколебим, и говорил он с торжественной убежденностью человека, которого с младенчества воспитывали и обучали быть наследным принцем Санкленда и всю жизнь учили всегда отстаивать справедливость. Он просто не мог закрывать глаза на зло, особенно если его исполнитель стоял перед ним. Однако следующие слова Мии заставили его замешкаться.

— Значит, в зависимости от обстоятельств, ты готов убить принца Абеля? Это ты имеешь в виду, принц Сион?

Он не нашел, что ответить. Абель Ремно не был его закадычным другом. Тем не менее, их совместного опыта в академии Сент-Ноэль было более чем достаточно, чтобы создать между ними связь, достаточно тесную, чтобы назвать ее дружбой. Если придет время, сможет ли он поднять меч против того, кого считал другом? Сможет ли он убить Абеля? Позволит ли ему сердце? Он ответил, изо всех сил стараясь не обращать внимания на колебавшуюся в нем неуверенность.

— Да, это так. То, что ты сказала, возможно.

Затем, тоном, сильно отличающимся от его обычной уверенности, он уточнил свое заявление, словно оправдываясь, — То есть я бы сделал это, но ведь у меня не было бы выбора, верно? Это выбор, который сделал бы принц Абель. Я ничего не могу с этим поделать.

Править королевством означало брать на себя ответственность за соблюдение справедливости. Как члена королевской семьи, Сиона всегда учили, что он обязан наказывать тех, кто совершает зло, и этот принцип служил для него и нормой, к которой он стремился, и источником дисциплины для самого себя.

— У тебя не было бы выбора... Ты ничего не сможешь сделать... Неужели это правда?

И все же стоявшая перед ним девочка, известная как Великий Мудрец Империи, выразила сомнение.

— Ты хочешь сказать, что я ошибаюсь?

Его голос приобрел резкость. В его голове промелькнула мысль. Смотрела ли Миа на это сквозь призму разума... или любви? Может быть, она вложила свои личные эмоции и встала на сторону Абеля? Он обдумал эту идею, но затем отбросил ее.

(Нет, она не такая).

Он увидел блеск в ее глазах. Это был не слабый отблеск печали, не жалкие угольки призыва. Нет... Это был гнев. Великий мудрец Империи был в ярости от того, что он сказал.

— Такие слова должны звучать только из уст того, кто уже сделал все возможное, чтобы избежать насилия, не так ли, принц Сион?

От того, как она смотрела — сквозь него, — у Сиона перехватило дыхание. Молодой принц вынес такой вердикт, потому что у него не было выбора. Он наказывал, потому что зло было совершено. Это были основные постулаты его мировоззрения. Он считал их фундаментальными истинами, такими же очевидными, как солнце в небе. И все же Мия подвергла их сомнению. При этом она словно спрашивала его: «А ты, принц Сион? Ты утверждаешь, что у тебя нет выбора... но что ты сделал, чтобы предотвратить это зло? Чтобы не дать этому человеку совершить такой поступок?»

Сион не забывал о трудностях, с которыми сталкивается королевство Ремно. Его шпионы, работавшие там тайно, присылали ему непрерывный поток отчетов во время летних каникул, и он знал, что беспорядки витают в воздухе. Он даже готовился к возможной военной интервенции. Однако этим все и ограничилось. Больше ничего не было. Несмотря на то что Сион разглагольствовал о справедливости и наказании тех, кто мучает людей, он не сделал ничего, чтобы прекратить эти мучения. Имеет ли он право судить принца Абеля? В его сердце начала расти туманная масса неуверенности, а вместе с ней и новый вопрос.

(Почему принцесса Мия отправилась в это путешествие? Я думала, что она просто хотела увидеть принца Абеля... но может ли быть другая причина? Может, она пытается помешать ему сделать что-то плохое?)

Он продолжал следовать логике своей гипотезы...

(Это означает... что она пытается остановить революцию в Ремно? Это вообще возможно?)

Сион посмотрел на нее, глядя в огонь. Она ничего не сказала. Однако ее молчание и невысказанные слова эхом отозвались в его сознании, и он обнаружил в себе зарождающееся чувство благоговения перед юной принцессой.

***

...Вряд ли стоит говорить об этом, но очевидно, что Мия не собиралась останавливать революцию. По правде говоря, ей было наплевать и на убеждения Сиона. Так из-за чего же она так злилась?

(У тебя не было выбора? Это твое оправдание тому, что ты со мной сделал?!)

В этом и заключался источник ее негодования. Конечно, в то время Империя Тиармун разваливалась на части. Она могла смириться с тем, что у народа были веские причины ненавидеть знать. Она даже могла смириться с критикой со стороны иностранных государств. Все это было вполне оправданно. Однако... была одна вещь, которую она считала совершенно невыносимой.

(Я умерла, потому что ты не удосужился даже предупредить меня о том, что я попаду в беду? Простого предупреждения было бы достаточно! Ты мог бы, знаешь ли, сказать что-нибудь, прежде чем устраивать революцию и обрушивать на мою голову чертов тесак!)

Конечно, все то время, что они провели вместе в академии, должно было заставить ее хотя бы насторожиться перед принятием столь радикальных мер. Если бы в один прекрасный день он просто усадил ее за стол и сказал: «Слушай, нам надоело твое поведение», все могло бы измениться к лучшему. Вместо этого он ждал, пока ситуация не перейдет точку невозврата, чтобы галантно прилететь на помощь народу и заявить ей: «У меня не было другого выбора, кроме как привлечь тебя к ответственности!» и «Это следствие твоих собственных действий!» Одна мысль об этом заставляла ее пылать от гнева.

(Я беру назад все хорошее, что я когда-либо говорила о нем! Он ужасный человек, и я ненавижу его до глубины души!)

Она была так расстроена, что ей приходилось сдерживать себя, чтобы не заскрежетать зубами, и в голову лезли самые разные мысли. Злые, возмущенные, разочаровывающие... Единственное, что так и не появилось, — это хоть какое-то подобие плана того, что они должны были делать с завтрашнего дня.