Онлайн чтение книги Система Будды и монах, который хотел отказаться от аскетизма The Monk That Wanted To Renounce Asceticism
Глава 83. Время определить победителя

Глaва 83 — Врeмя определить победителя.

Фанчжэн положил киcть, что до этого была в его руке, на стойку вниз. Oн не знал, насколько xорошо он написал свой каллиграфичный текст. Однако же, раз он уже закончил с каллиграфичным письмом, то впоследствии ему было просто нечего и делать. Победа или поражение, для него так же были неважны. После того как он выдал окружающим Буддийскую прокламацию, он зашагал обратно в храм и при его переходе от стола до ворот его храма, его никто и не заметил. Ну и вот так вот просто, он снаружи, абсолютно со всем закончил и затем просто закрыл главные ворота в храм. Все эти нудные события снаружи, удерживали его от действительно важных дел, которыми являлись: завершение уборки храмового зала и храма в общем.

Буддийская прокламация Фанчжэна, всё же смогла пробудить от мечтаний, пару человек из толпы, но к тому времени, когда они всё же смогли очнуться, они поняли, что от Фанчжэна уже и след простыл.

Он просто ушёл, оставив после себя лишь каллиграфию и кисть!

Эта маленькая группка очнувшихся людей, переглянулась и заметила, что глаза каждого переглядывающегося сейчас человека, были полностью заполнены диким и неописуемым шоком.

Эти переглядывающиеся люди, так же видели и конечный результат от каллиграфии Оуян Xуацзая. Tот пейзаж его конечной работы, который напоминал тайфун, с диким и неукротимым ветром, который раскачивал и колыхал дикую траву, их сильно поразил. Однако же, каллиграфия Фанчжэна, перед их глазами произвела, настоящий портрет, который был выражен чувствами и разнообразными историческими видами.

Он идеально выразил текстом весь шарм и всё очарование, данной стихотворной оды. Этот движущийся пейзаж, не ощущался так, как будто они просто наблюдали за написанием каллиграфии каким-то там Монахом, а на самом деле он ощущался так, как будто они стали зрителями поразительного и впечатляющего мега блокбастера. Ну и после наслаждения великолепным восторгом от такой невероятной картины, за ней тут же последовала безграничная вялость из апатии!

Толстяк и Хоу Цзи, вообще не понимали каллиграфию, поэтому они и не могли сказать, через какие сложности должен был пройти человек в своей жизни, чтобы написать подобный — красочный, живой и божественный текст, но они нутром своим чувствовали, что конечная работа Фанчжэна, была по их мнению, кажется что лучше, чем у Оуян Хуацзая.

Однако же, Ву Чанси и Цзин Янь знали, что такое каллиграфия и они имели в ней какой-то опыт. Они оба встретились глазами и затем, просто не могли уже отвести друг от друга глаз. В этот момент Ву Чанси улыбнулся, а Цзин Янь в свою очередь, проглотила полный рот слюны, причём с очень большими трудностями. Ну и внезапно вспомнив о том, что она ранее сказала Фанчжэну, её лицо тут же раскраснелось. Она почувствовала всепоглощающий её тело, стыд! Даже, всё еще и несмотря на результат его каллиграфии, она уже знала, что понимание каллиграфии и выражение каллиграфии в тексте, у Фанчжэна, было на намного более высоком уровне, чем у Оуян Хуацзая. Тем не менее, она пока воздержалась от любых комментариев по этому поводу. Ведь всё в этом противостоянии каллиграфов, должен будет решить, именно конечный судейский результат.

Ву Чанси и Цзин Янь попытались сдержать сжигающее их любопытство, когда они уже практически просканировали своими глазными локаторами каллиграфию Фанчжэна, но затем, их глаза одновременно расширились и они, как со стороны и могло показаться, просто позабыли, кем они и являлись, ну, естественно, в текущий момент!

Ну и когда Толстяк с Хоу Цзи это увидели, они подошли поближе к написанной Фанчжэном каллиграфии. Ну и когда они просто и невзначай взглянули на эту каллиграфию, они так же впали в какой-то взявшийся просто из ниоткуда, ступор. Данное дуо и вправду ничего не понимало в каллиграфии, но этих слов на полотне им было более чем достаточно чтобы понять, что они были прекрасными! Что они были великолепными! Что они были величественными! Эти слова были прямо как настоящий Будда или же как Небесный Дракон. В их великом великолепии, были и достоинство великих существ, и толерантность ко всем живым существам и всё же, там внутри, так же была и сокрытая острота. Kазалось, что данный величественный текст, так же предусматривал и такой фактор, что всепрощающий Будда, не был таким существом, с которым можно было бы шутить и над которым можно было бы издеваться!

Пара людей со стороны участника соревнования — Фанчжэна, в очередной раз, как будто окаменели от текста.

Остальные же люди на этой горе, собрались вокруг Оуян Хуацзая, когда они лизали ему задницу и, собственно, его восхваляли. Оуян Хуацзай был очень доволен этой сценой, которая сейчас и развернулась перед ним. Несмотря на то, что он знал, что подобные сцены сделают его лишь самодовольным и тщеславным, всё же никто из обычных людей, не мог выстоять под подобным душем из сладострастной похвалы. Всем нравилось слушать сладостную похвалу, которая была направленна именно на вас, и которая была именно о вас, но что в этом всём было наиболее важно, так это то, что Оуян Хуацзай был чрезвычайно тщеславный и самодовольный. Он всем своим сердцем верил, что он полностью заслуживал эту сладострастную похвалу.

Оуян Фэнхуа сейчас держала Оуян Хуацзая за руку, и она выглядела горделиво-счастливой. Её глаза словно сверкали, когда она смотрела на своего зияющего от похвалы отца.

Когда Цуй Цзинь улыбалась, она горделиво надулась. Она общалась с остальными людьми на довольно-таки уважительный манер, как, собственно, того и ожидалось от леди из благородной семьи.

Цзян Cунюнь и Сунь Гуаньин так же стояли среди этой ликующий и лижущей жопу, толпы. Данная группа была вовлечена в радостные и в счастливые разговоры. Ну а что до Фанчжэна, так они, все, о нём, уже и позабыли.

Ну и в этот момент Цай Фан закончил интервьюировать Сунь Гуаньина. Далее он планировал проверить, что твориться на стороне у Фанчжэна, но...

“Этот молодой монах пропал!”

“Ох?”

“Что?”

“Он сбежал что ли?!” — Внезапно одна и та же мысль промелькнула у всех в головах, когда они одновременно прокричали.

“У этого молодого монаха точно отсутствуют яйца. Он и на самом деле сбежал, просто без слов и без участия в соревновании?”

“И он с таким характером хочет быть Мастером?”

“Ха-ха, я же вам говорил ребята. Он точно признает поражение и вот, мои слова подтвердились!”

Ну и когда Оуян Хуацзай это увидел, он хрюкнул и сказал: “Невежественная тварь. Что за позор на все его девять поколений!”

Оуян Фэнхуа так же скрутила свои губки в трубочку и сказала: “Этот парнишка и вправду... Он ведь говорил такими приятными словами, но в конце концов, он просто сбежал.”

“Это называется — иметь хорошо подвешенный язык. В будущем, никогда не ищи бойфрендов, которые будут так же хороши на язык в плане разговоров, но при этом будут оставаться таким же мусором, как и этот монах. Ты меня поняла?” — Сказал Оуян Хуацзай.

Оуян Фэнхуа разрумянилась и подольстилась к отцу: “Папа! Я же еще, так молода.”

“Сбежал? Да как он вообще посмел сбежать с соревнования? Я его сейчас же притащу обратно!” — Ну и высказав эти слова, Блинолицый побежал вперед и треснул по главным воротам храма, что они аж зазвенели эхом на всю округу.

Эти громкие звуки тут же разбудили квартет, который в данный момент, всё еще смотрел на слова.

“Да что ты чёрт возьми творишь?!” — Злобно проорал Толстяк. Он вышел вперед и потянул Блинолицего назад.

Блинолицый хотел уже было вспылить, но в этот момент он увидел огромное мускулистое тело Толстяка и его большие и налитые гневом глаза. В тот же момент, он свернулся как креветка, в диком в страхе. Тем не менее, он всё же сумел проговорить с жутким возмущением: “Да что ты вообще творишь? Этот монах ведь, даже и не соревнуется, он просто сбежал! Почему я не могу его вытащить из храма и вернуть его назад, на соревнование?”

“Какой из твоих двух бидрильских глаз видел, что Мастер именно убежал от соревнования? Мастер уже закончил с каллиграфией и просто ушёл. Или ты блядь слепой и этого не увидел?” — Прокричал Толстяк.

“Что? Монах уже закончил расписывать каллиграфию?” — Aбсолютно все люди удивились этому высказыванию, а Блинолицый так вообще, был им поставлен в тупик. Когда он заметил, что Фанчжэн исчез из их окружения, он чисто по наитию поверил, что тот сбежал от соревнования. Он никогда даже и не думал, чтобы посмотреть на Фанчжэновы написанные слова, чтобы всё проверить. Теперь, когда похоже, что Фанчжэн и вправду завершил выписывать свою каллиграфию на бумаге, вся эта ситуация для него, оказалась и вправду довольно-таки постыдной.

Тем не менее, Блинолицый рассерженно произнёс: “Хорошо, дайте мне что ль посмотреть на эти куриные царапки, которые данный синий монах и написал на бумаге!”

Оуян Хуацзай так же слышал их разговор. Однако же, у него не было никаких намерений для того, чтобы смотреть на работу монаха. Его глаза были заполнены лишь презрением, когда он равнодушно сказал: “Этот фарс наконец-то подошёл к концу.”

Цзян Сунюнь и Сунь Гуаньин посмотрели друг другу в глаза. Ну и затем, Цзян Сунюнь сказал: “Ну поскольку молодой монах уже закончил с расписыванием своего текста, то позвольте мне объявить результат. Этот матч между...”

“Объявить результат? Цзян Сунюнь у тебя вообще, остался хоть какой-либо стыд? Ты даже не посмотрел на работу Мастера, и ты уже хочешь объявить результат?” — Ву Чанси тут же закричал, когда он указывал на нос Цзян Сунюня.

“Да что хорошего может быть в его так называемых словах? Как хорошо может написать каллиграфию человек, когда он даже и не знает, как пользоваться кистью и тушницей? Ву Чанси, не тешься лживой надеждой, ведь её не будет. На этот раз, ты точно проиграешь.” — С презрением проговорил Цзян Сунюнь.

“Проиграю? Ты думаешь, что я боюсь проиграть? Цзян Сунюнь, я не знаю, опозорюсь ли я из-за моих действий или же нет, но если ты продолжишь делать свою работу судьи лишь выборочно, отдавая предпочтение лишь одной стороне, то запомни мои слова, я проинформирую все крупные национальные издательства новостей о том, что сегодня произошло. Когда придёт время, я хочу увидеть, кому именно из нас будет стыдно!” — Прокричал Ву Чанси.

Цзян Сунюнь в гневе произнёс: “Хорошо! Ву Чанси! Я посмотрю на написанные слова этим лживым монахом и затем я заставлю весь мир убедиться в твоём полном и безоговорочном поражении!”

Ну и высказав эти слова Цзян Сунюнь потопал вперед и опустил свою голову, чтобы посмотреть на работу Фанчжэна.

— Бум! —

Цзян Сунюнь почувствовал, как будто его разум полностью опустел, когда он увидел Будду, пишущего каллиграфию в небесах. Каждый мазок Будды по небу, был как пляс божественных драконов! Сцена, которую Хоу Цзи и остальная компания, уже увидели, идеально воспроизвелась и у него в голове. Такой идеальный текст, был чём-то, что он еще никогда не видел, причём за всю свою жизнь! Его глаза, без его ведома, покраснели и стали жилисто красными.

“Ха-ха, да насколько же хреновой была каллиграфия этого мошенника монаха? Что он практически заставил президента Цзяна рыдать, от одного лишь взгляда на неё.” — Блинолицый буйно рассмеялся.

“Дайте мне, тоже на неё посмотреть.” — Сунь Гуаньин подошёл к каллиграфичной работе Фанчжэна, когда он проговаривал данную фразу. Ну и когда, и он опустил голову к работе... Он тоже заплакал.

“Да что случилось то? Она что, настолько страшна, что заставляет людей рыдать?” — Толпа просто не могла понять текущую ситуацию.

Псина Сун подошёл поближе к работе и посмотрел на неё вниз. Затем он внезапно заорал на всю округу и рухнул назад на землю, приземляясь прямо на свою задницу. Затем он обернулся к храму и пал ниц к земле. Он отвесил полный поклон, когда он и кричал: “Слава Будде! Слава! Будда, пожалуйста, не вините меня за неуважение.”

“Что это за нелепая сцена то такая! В этой деревне что, нет ни одного достойного человека?” — Оуян Хуацзай произнёс эти слова из-за злости, когда он увидел такие раздутые, чрезмерные и преувеличенные действия Псины Суна. Он сделал шаг вперед, положил ладонь на каллиграфию Фанчжэна и уже хотел её поднять, чтобы на неё и посмотреть.

Тем не менее, в тот самый момент, когда он мимоходом поймал на ней свой взгляд (увидел её), глаза Оуян Хуацзая сузились. Величественная сцена в очередной раз, сама себя воспроизвела. Какая же стадия каллиграфии была нужна человеку*, чтобы написать такой величественный текст?

*Переводчик, который всегда переводил культивационные новеллы, использует стадии и сферы культивации для описания навыков каллиграфии...*