Онлайн чтение книги Я забеременел от генерала-предателя из прошлой жизни I’m Pregnant With The Child Of The Traitor General In My Past Life
Беременность от генерала-предателя из прошлой жизни Глава 22

Ночь стояла поздняя и темная. Прохладный ветерок уносил душный дневной зной и рождал толику прохлады.

Внутри особняка Сюньтай Юань Чуншен вышел в переднюю, где его уже кто-то ждал, чтобы обсудить официальные дела.

«Дарен, почему вы поспешно послали за этим чиновником сюда?»

С ним разговаривал советник Цао из особняка Сюньтай, доверенный и правая рука Юань Чуншена из столицы.

Несмотря на то, что была ночь, и температура сильно упала, он всю дорогу спешил, отчего все его тело вспотело. Он одернул рукава и начал вытираться. Увидев, что выражение лица Юань Чуншена было нехорошим, советник Цао насторожился и помрачнел.

Лицо Юань Чуншена побледнело. Он что-то уронил на стол, это была бухгалтерская книга.

Советник Цао поспешно шагнул вперед и поднял её, пролистав несколько страниц. Нахмурившись, он внимательно посмотрел на Юань Чуншена.

«Дарен, это…»

Юань Чуншен вытянул палец и тяжело указал на стол: «Это моя бухгалтерская книга, которую король Гуангань дал вашему начальнику».

«Это… не это ли счетная книга усадебного поля?» советник Цао был потрясен, он не мог не перевернуть несколько страниц. Там было настолько подробно все расписано, что он еще больше удивился: «Откуда король Гуангань взял эту бухгалтерскую книгу… …и такую подробную?»

Юань Чуншен усмехнулся, его глаза слегка сузились: «В конце концов, это я его недооценил. Я и подумать не мог, что сын презренной артистки из Холодного Дворца может обладать такими талантами. Теперь, кажется, что его семь лет в Линнане не прошли даром»

После более чем десяти лет взлетов и падений в чиновничестве один принцип, который Юань Чуншен понял лучше всего, заключался в том, что с древних времен чем больше путаницы в бухгалтерской книге, тем лучше. Если бы никто не мог её понять, тогда было бы еще лучше. Но теперь, когда король Гуангань усвоил весь полевой счет Линнаня, это означало, что дела в особняке Сюньтай пойдут по-другому.

Цао Шие тоже был проницателен, его брови дрогнули. Он сказал: «Может быть, король Гуангань взял эту бухгалтерскую книгу, чтобы победить нас?»

Увидев, что он тоже думает о том же, что и он сам, Юань Чуншен почувствовал себя немного бодрее. Несколько раз подумав о сегодняшних делах, он так и не смог сообразить.

«Бен Гуан * не знает, имеет ли смысл бить нас или нет, но король Гуангань ничего об этом раньше не упоминал… Он только попросил Бен Гуана сделать ему одолжение».

(Бен Гуань: то же, что и Бен Ван / Бен Гун. Просто Бен Гуан используется для официального обращения к себе. В то время как Бен Ван используется Королем (не Императором) для обращения к себе.)

«Какое одолжение?»

Юань Чуншен слегка поджал уголки губ. Его глаза расширились, и он медленно сказал: «Разрешить особняку Сюньтай взять на себя весь доход от фермы, в то время как люди из особняка короля Гуанганя не будут касаться этих денег».

Советник Цао некоторое время был в замешательстве: «Что? Может быть, они не предлагают дань императорскому двору?»

Юань Чуншен усмехнулся: «Советник Цао, возможно, сейчас запутался. Как они могут не предлагать дани императорскому двору!»

Он постучал по бухгалтерской книге: «Этот парень имеет в виду, что в будущем все доходы от фермы будут управляться Особняком Сюньтай, и ежегодные дани серебром, хм, естественно, будут выплачиваться нами».

«Может быть, этот король Гуангань сошел с ума?» хотя все это звучало как выгода для особняка Сюньтай, а не вред, но если есть что-то необычное, то, безусловно, должно быть и что-то странное. Как можно сломать себе руку, не ища никакой выгоды?

Согласно обычной практике, налог и серебро с подворных полей вассальных государств собираются и управляются местным правительством Сюньтай во всех частях страны, а доход от серебра делится с территориальными королями. То серебро, которое принадлежит местному правительству Сюньтай, использовалось для содержания солдат и лошадей, а часть, принадлежавшая территориальным королям, использовалась в качестве ежегодной дани столице. Остальное, естественно, попадало в карманы особняка королей. Следовательно, такое разделение годового дохода можно считать глубинным принципом.

Когда он впервые приехал сюда, первое, на чем ему нужно было сосредоточиться, это деньги фермы. Неизвестно, был ли предыдущий Сюньтай просто трусливым и некомпетентным, или это произошло по другой причине, но, кроме оставленных денег на ферме для снабжения солдат и лошадей, он неожиданно отдал остальные деньги в особняк короля Гуанганя. Как он мог продолжать делиться таким образом и чувствовать досаду? Таким образом, он, естественно, смело и решительно провел реформу распределения усадебных денег и направил большую часть дохода на имя особняка Сюньтай.

Неожиданно этот король Гуангань оказался на удивление щедрым, и он просто отдал оставшееся серебро особняку Сюньтай, но как он мог чувствовать себя непринужденно, получив его?

Он до сих пор помнил тихую улыбку того человека. Она была необыкновенно красивой: «От этой бухгалтерской книги у Бена Вана разболелась голова. Каждый год мне приходится удалять два слоя жировой кожи, когда я устраиваю эти ежегодные дани… Сюньтай Дарен, сейчас я передам вам все, что касается этого. Я надеюсь, что Дарен окажет эту услугу и поможет Бену Вану».

Сначала он только подумал, что этот король Гуангань был избит несколько раз, и пришел в особняк Сюньтай с определенными мотивами.

Итак, он толкнул лодку по течению и вскользь упомянул о сегодняшнем столкновении с группой детей по соседству. Затем «побледнел от испуга», узнав, что эти дети на самом деле были обитателями особняка короля Гуанганя. После этого он даже разыграл «большой гнев» и немного осыпал Хэ Цзяня проклятиями и ругательствами, а затем неоднократно извинялся перед Ли Юаньминем с лицом, полным смущения. Он похлопал себя по груди и заверил, что детей отпустят как можно скорее.

Когда короля Гуанганя выслали из особняка Сюньтай, он немного пришел в себя. Он пытался разжевать то, что казалось неправильным.

Если бы это были короли других вассальных государств, он не был бы столь подозрительным. Однако этот человек был королем вассального государства Линнань, который не пользовался благосклонностью. Короли других вассальных государств были освобождены от взимания собственного годового жалованья, но если год будет неудачным, Его Величество подумает об их взаимной привязанности и отложит немного серебра, чтобы пополнить расходы на особняк королей вассального государства. Однако к королю Гуанганю явно относятся не так. Не говоря уже о дополнительных долях серебра, он должен был ежегодно платить не менее тридцати тысяч двухсот серебряных в качестве дани.

Этот огромный доход уже был отдан. Особняк короля Гуанганя был большим, так от чего же будут зависеть расходы на проживание?

Подумав об этом, Юань Чуншен избавился от последнего чувства опьянения. На его спине выступил холодный пот. Чем больше он смотрел на бухгалтерскую книгу, тем больше смущался. Он немедленно послал кое-кого, чтобы попросить советника Цао прийти и обсудить.

Советник Цао тоже понял, что что-то не так. Он долго думал об этом, но не мог найти никакой причины. Они были в Линнане совсем недолго, и они, должно быть, не знали, что за это время случилось что-то подозрительное.

Он тут же склонил голову: «Дарен, завтра я пришлю кого-нибудь расследовать это дело».

Юань Чуншен кивнул: «Хорошо, чем раньше, тем лучше».

Видя, что ночь уже поздняя, а завтра им предстоят служебные обязанности, советник Цао больше не задерживался. Он немедленно попрощался с Юань Чуншеном. Юань Чуншен долго думал об этом в своем кабинете, но не мог придумать причину, поэтому позвал человека с лампой, и пошел во внутренний двор.

Как только он ступил во внутренний двор, он увидел человека, раскачивающегося перед ним и напевающего песню цветов. Мальчик рядом с ним изо всех сил пытался поддержать его. Услышав движение позади себя, мальчик повернул голову и мгновенно побледнел.

«Дарен!»

Он покраснел и толкнул мужчину рядом с собой. Пьяный мужчина повернул голову и увидел ужасающе черное лицо Юань Чуншена. Он сразу протрезвел.

"Отец!"

Этим человеком был старший сын Юань Чуншена, Юань Фу. Он уже достиг совершеннолетия и ему было 20 лет. Он был высоким и худощавым, как сам Юань Чуншен.

«Ты негодяй!» Юань Чуншен был в ярости.

Если бы он мог сказать, что его сын добился прогресса, это, естественно, означало бы наложить золото на лица восьми поколений его предков. В остальном все было хорошо, но, приехав в Линнань на полмесяца, он нашел все общественные уличные и закоулочные публичные дома и побывал во всех.

Сначала его волновал вопрос с бухгалтерской книгой, но теперь его сердце было полно гнева. Он быстро крикнул слугам, чтобы они связали этого негодяя и бросили его в родовой чертог стоять на коленях ночь и больше не упоминал о счетной книге.

***

Карета остановилась перед двумя каменными львами особняка короля Гуанганя.

Как только занавеска кареты была поднята, маленький слуга принес фонарь особняка, чтобы поприветствовать его.

Ни Ле крепко обнял человека, легко вышел из кареты и приказал приготовить похмельный суп, горячую воду, полотенце и другие вещи.

Войдя в спальню, он легко положил раскрасневшегося человека на мягкую кровать. Человек на кровати нахмурился от дискомфорта, немного поборолся, медленно открыл глаза и сделал несколько вдохов.

«Помоги доставить меня в Цзяофан…»

Ни Ле немедленно отнес его в Цзяофан, чтобы облегчиться. Звук постукивания донесся из-за занавески. Ни Ле ходил снаружи, изо всех сил стараясь не обращать внимания на звук.

Через некоторое время Ли Юаньминь вышел, пошатываясь. Увидев, что он вот-вот упадет, Ни Ле поспешно обнял его за талию и понес вверх.

«А-Ле…» Ли Юаньминь слабо прислонился к его груди. Мышцы юноши были крепкими и пропорциональными, с солидной силой. Знакомый запах обладал волшебной силой, позволяющей расслабиться.

Опьяняющее чувство бросилось ему в голову, и он позволил себе погрузиться в это туманное чувство, плавая, как в теплой воде. Это был единственный раз, когда он мог позволить себе отрешиться. Ему не нужно было ни о чем думать, ему не нужно было ничего остерегаться, просто двигаясь в ровном и мощном темпе этого юноши. Он ошеломленно подумал, что пока А-Ле здесь, он в безопасности.

Они были грудью и спиной друг друга, два человека, которые полагались друг на друга в этом мире.

Он не мог не потереться о него, его гнусавый голос шептал: «А-Ле…»

Ни Ле посмотрел на пьяного человека в своих руках и крепче обнял его.

Когда они вернулись, опьянение Ли Юаньминя стало еще сильнее, он даже не мог открыть веки. Когда принесли похмельный суп, Ни Ле уговорил его немного выпить. Возможно, суп немного раздражал нос, но Ли Юаньминь не мог не сопротивляться. Много супа пролилось на его одежду. На блузке было небольшое мокрое пятно, и Ни Ли вздохнул. Он отдал миску служанке в сторону и приказал ей уйти.

"Ваше Высочество…."

Ни Ле мягко позвал его, держась за лицо и прижимая голову к шее. Казалось, на его лице было какое-то колебание, но он быстро протянул руку и стянул вышитый пояс с тонкой талии. Внешняя ткань исчезла, осталась только шелковая внутренняя мантия лунно-белого цвета.

Алкоголь на его теле пах нехорошо, но после того, как он расстегнул верхнюю рубашку, в ноздри проник холодный запах — он как будто родился с этим хорошим запахом, рожденным из его белой как снег плоти. Ни Ле не мог не подойти ближе, позволяя слабому аромату окутать его.

Ли Юаньминь почувствовал, как горит его лицо, горячее и сухое. Думая о чем-то, он начал бороться в оцепенении.

«Принеси воды, чтобы… искупаться…»

Ни Ле знал его натуру, любящую чистоту, тем более в эту весенне-летнюю влажную и жаркую погоду.

Возможно, из-за его особенного телосложения он всегда купался сам. Он никогда не позволял никому из подчиненных помогать ему. Однако пьяный человек не мог отличить небо от земли, как он может купаться один?

Тон Ни Ле был бессознательно уговаривающим: «Ваше Высочество, давайте завтра примем ванну».

Ли Юаньминь нахмурился и издал недовольный звук. Его лицо было красным после пьянки, а белоснежная шея тоже была темно и светло розовой.

Перед глазами Ни Ле поплыло, его горло задвигалось вверх и вниз: «…Тогда я помогу немного растереть Ваше Высочество».

Он глубоко вздохнул и положил его. Полотенце уже было выстирано, источая легкое тепло. Пальцы Ни Ле сжали кружево внутренней мантии, и застыли. Через какое-то время он аккуратно отбросил её.

Его зрачки резко сузились, и что-то в его сердце, что долгое время подавлялось, взорвалось.

В тусклом свете свечи дыхание Ни Ле было неровным. Его движения были немного неуклюжими, а руки, которые могли натянуть огромный лук в сто камней, бессознательно дрожали.

Он отвернул лицо, торопливо обтер его и надел на него чистый внутренний халат.