Онлайн чтение книги Я забеременел от генерала-предателя из прошлой жизни I’m Pregnant With The Child Of The Traitor General In My Past Life
Беременность от генерала-предателя из прошлой жизни Глава 49

Охранники перед особняком короля Гуанъганя стояли торжественно. Несколько маленьких воробьев, остановившихся под парой каменных львов, чирикнули, но когда они услышали шум людей, то запищали и улетели вдаль.

Сюэ Цзайсин сел на лошадь, натянул поводья и попытался повернуть лошадь, затем, о чем-то задумавшись, повернул назад.

«Через шесть дней моему сыну исполнится десять лет. В моем особняке будет семейный банкет, интересно, не окажет ли Ваше Высочество мне честь поприсутствовать?»

Ли Юаньминь слегка улыбнулся: «Конечно».

Сюэ Цзайсин слегка склонил голову, его взгляд блуждал по постоянно улыбающемуся лицу. Чувство в его сердце все наростало. Он сдержался, и его кадык шевельнулся, прежде чем он поднял руку, чтобы попрощаться и уйти.

Когда фигура исчезла в конце длинной улицы, улыбка на лице Ли Юаньминя постепенно стала холодной. Его глаза казались ледяными осколками, и он тут же поспешно повернулся назад.

Охранники позади него также быстро последовали за ним.

Войдя в задний холл, он увидел, что Ни Ле стоит на коленях на полу, с прямой спиной, с холодным и бесстрастным выражением лица.

Двое охранников с длинными палками в растерянности стояли позади него. Когда они увидели входящего Ли Юаньминя, они испугались еще больше. Они подняли руки, чтобы отдать честь.

"Ваше Высочество…"

Ли Юаньминь слегка прищурил глаза. Он взглянул на Ни Ле и, увидев, что на его теле нет следов ранений, вздохнул с облегчением. Затем разразился еще больший безымянный огонь из-за собственной инициативы охранника и даже больше из-за вздоха облегчения только что.

Все могли видеть, что на самом деле он его не накажет.

Он не мог не рассердиться: «Значит, теперь никто не слушает приказ Бен Вана? Кто действовал без разрешения?»

Два человека впереди с тревогой посмотрели друг на друга и не могли не опустить головы от стыда. Чжоу Дау высунул голову, огляделся и, наконец, не мог не выдать: «Ваше Высочество, А-Ле, он…»

Прежде чем он успел сказать несколько слов, чтобы снять напряжение, Ли Юаньминь закричал: «Чья это была идея?»

Во дворе стояла тишина, все встревожились. Никто никогда не видел, чтобы король Гуанъгань так злился.

Внезапно двое охранников упали на колени во главе с серьезным человеком: «Ваше Высочество, верность командующего Ни пронзает солнце и луну. Он самый осторожный из людей, он точно не тот, который намерен обидеть других. Между ними должно быть какое-то недопонимание. Ваше Высочество, пожалуйста, передумайте!»

Ли Юаньминь усмехнулся: «Значит, теперь вы, ребята, научились идти против воли Бен Вана!»

Охранники торопливо кланялись: «Подчиненные не смеют!»

«Не смеют… но Бен Ван видел, что каждый из вас очень даже посмел! Хорошо! Этот могущественный особняк короля Гуанъганя теперь неожиданно не слушает даже слов Бен Вана!»

Ли Юаньминь был так зол, так крепко сжал кулаки, так что его кости побелели. Люди во дворе не осмеливались издавать ни звука.

Чжоу Дау сглотнул слюну и осторожно шагнул вперед: «Ваше Высочество, командующий Ни должен будет возглавить войска, чтобы присоединиться к водяной армии Цзянбэй в ближайшие несколько дней. Чтобы не затягивать с этим делом, как насчет того, чтобы отложить это наказание на несколько дней... Если вы действительно хотите наказать его, почему бы нам не подождать, пока он не вернется обратно из Цзянбэя. Ваше Высочество, что вы скажите?»

Чжоу Дау всегда без раздумий выполнял его приказы. Но в этот момент он был осторожен, чтобы подойти и попросить прощения у человека, который стоял на коленях на земле.

Ли Юаньминь на самом деле не ожидал, что Ни Ле так поддержат в особняке, его сердце было одновременно и удовлетворено, и огорчено.

Он блы рд, что этот ребенок пользовался авторитетом в сердцах других, что у этого ребенка наконец-то появилось так много людей в этой жизни, которые всем сердцем защищали его, и в то же время он страдал, потому что, если он не получит этот урок, что правильно и что неправильно, это неизбежно погубит все его усилия в этой жизни — их основание было слишком поверхностным. Перед лицом власти высотой с гору им не позволено жить так, как они хотят.

Вспоминая трагические условия двоих в своей прошлой жизни, он чуть не прослезился, стиснул зубы и сердито сказал: «Вы все – прочь с глаз!»

Охранники собирались что-то сказать, когда Чжоу Дау поспешно подал знак глазами. Двое из них заикались, склонив головы, прежде чем выйти за ворота, и вскоре ворота закрылись.

Грудь Ли Юаньминя вздымалась, его глаза были немного красными, но лицо было ледяным, он сердито смотрел на человека перед собой.

"Ложись!"

Ни Ле посмотрел на него, его кадык зашевелился, и, наконец, он медленно лег.

Ли Юаньминь взмахнул рукой влево и вправо, подобрал лежавший сбоку грубую деревянную палку и с ненавистью сказал: «Раз другие не хотят бить тебя, то Бен Вану придется сделать это самому!»

Он безжалостно ударил его по ягодице, Ни Ле был тих и молча принял этот удар.

«Посмотрим, осмелишься ли ты сделать это в следующий раз!» Ли Юаньминь задрожал.

Ни Ле не ответил.

Ли Юаньминь стиснул зубы, стерпел душевную боль и яростно нанес еще один удар, но Ни Ле по-прежнему не отвечал.

Волна бессилия поразила сердце Ли Юаньминя. Он отбросил палку, встал на колени на землю, поднял его, прежде чем осыпать его ударами.

Тонкие губы Ни Ле скривились, но он не сказал ни слова. Он позволял ему изливать свои чувства, как ему заблагорассудится, а сам только пристально смотрел на него.

Ли Юаньминь хотел спросить его, не выглядит ли он убитым горем, поэтому избегал смотреть ему в глаза. Он торопливо подобрал лежавшую на земле палку, но в этот момент вырвался сдавленный стон. Его кончики пальцев были уколоты палкой, из-за чего пролилась красная кровь.

Человек, стоявший на коленях на земле, отреагировал быстрее, чем он. Он вдруг шагнул вперед, схватил раненую руку и обнаружил, что там не только прокол, но и белоснежная и нежная ладонь еще и краснеет от деревянного посоха.

Ли Юаньминь вырвался и снова пошел за палкой.

Ни Ле схватил его за руку, не позволяя ему сделать это. Его дыхание было горячим, из него вырвался сдавленный голос: «Перестань бить, пусть это сделает кто-нибудь другой».

Ли Юаньминь больше не мог этого выносить, его глаза тут же покраснели. Он ударил его кулаком в грудь, и его голос сменился на обиженный: «Я настаиваю на том, чтобы сделать это сам!»

Он настаивал на том, чтобы нагнуться, чтобы поднять деревянную палку, упорно сопротивляясь, словно в истерике.

Ни Ле был ошеломлен. Он овладел его рукой, держал ту руку, которая беспричинно била его, и, как он ни сопротивлялся, прямо вывел его в зал.

Он положил его на длинную кровать и тут же отошел в сторону, чтобы взять мягкий хлыст. Он снял мантию, обнажив красную верхнюю часть тела, прежде чем встать на колени перед ним, обеими руками протягивая мягкий хлыст.

Глаза Ли Юаньминя уже были полны слез. Он ошеломленно посмотрел на кожаный кнут. Изящная ручка была обтянута гладкой кожей, в которую вставлен гладкий округлый нефрит. Руку он не повредит так сильно, как от грубой палки, но, хотя этот хлыст выглядел ничем не примечательным, его корпус был сделан из полярно-черного железа и западного кровавого шелка. Мало того, что он был прочным и крепким, он мог даже разбить твердый валун одним ударом.

Ли Юаньминь схватился за рукоять кнута, и, наконец, у него потекли слезы. Он дрожащим голосом спросил: «Ты уверен, что я тебя не ударю по-настоящему, да?»

Он яростно метнул в него мягкий хлыст. Ему было все равно, будет ли это неприглядно. Плача, он беспорядочно швырял в Ни Ле вещи, до которых можно было дотянуться рядом: «Ты думаешь, что одерживаешь верх надо мной! Думаешь, у тебя есть власть надо мной! Я прав?!"

Ни Ле посмотрел на него, плача, обезумев от беспокойства. Он не осмелился шагнуть вперед, чтобы обнять его, а лишь стоял на коленях на том же месте, позволяя ему швырять в него вещи.

В суматохе Ли Юаньминь схватил нефритовую печать со стола и бросил ее, ударив Ни Ле по лбу. Острые углы порезали его кожу, затем выступили капельки крови. Ли Юаньминь закричал. Он в шоке бросился вниз, хватая его за лицо, все его тело тряслось.

Ни Ле поспешно вытер немного крови со лба и обнял его, чтобы утешить: «Я в порядке».

Сила Ли Юаньминя, казалось, исчезла. Большая капля слезы покатилась вниз, он обнял его шею и уткнулся в нее лицом, плача, пока не запыхался.

В темноте он вспомнил трагедию и страдания, которые пережил в детстве. Он вспомнил тот пояс целомудрия, который символизировал унижение и оскорбление, вспомнил, что они не видели друг друга сквозь слои бисерной занавески в прошлой жизни, вспомнил удушающую боль от этого тонкого шелка на шее… Его сердце неудержимо трепетало, порывы дрожи, исходящие от него один за другим.

Он никогда не повторит тот кошмар своей прошлой жизни.

Он не смел сделать ни малейшей ошибки, чтобы все, что он придумал со столь большим трудом, не было обращено в прах.

Предыдущая жизнь была слишком горькой, теперь он наконец вкусил немного сладости. Он никогда и никому не позволит разрушить его.

Но человек перед ним не мог понять этой паники обретения и утраты в его сердце, он был тем, кто все переносил, но никак не мог этого выговорить. Как только такая эмоция была вызвана, ему оставалось только вопить в такой слабой и неестественной манере.

Ни Ле никогда не видел его таким, его сердце было в хаосе из-за того, что он плакал. Не зная, хорошо ли это, все тоскливое чувство в его сердце испарилось, как дым в воздухе. В его сердце остались только беспокойство и боль.

Он опрометчиво пил его слезы, но слез было так много, что они мочили лицо, как будто вода лилась по нему. Он плакал и дрожал всем телом. Ни Ле не знал, что делать. Он не знал, почему он так горько плачет. Он хотел забрать его боль, но ничего не мог сделать. Такое чувство сводило его с ума.

Он мог только сказать хриплым голосом: «Не плачь!»

Он снова наклонился, чтобы выпить его слезы. Он не мог терпеть это больше терпеть, поэтому он осторожно взял его лицо и прижал его к сердцу, как будто это был единственный способ унять жжение в сердце хоть на короткое время.

Столкнувшись с этим сильным сердцебиением, Ли Юаньминь почувствовал беспокойство и волнение, и его сердце было разбито еще больше.

Возможно, именно потому, что он никогда не испытывал ни следа настоящего счастья в своей предыдущей жизни, он инстинктивно верил в самую глубокую часть своего сердца, что счастье не принадлежит ему самому. В этой жизни он не давал себе думать так, он также изо всех сил старался заглушить себя. Снаружи он был королем Гуанъганем, который был на вершине мира, хорошо защищенным, красивым и элегантным Его Королевским Высочеством. А на самом деле в глубине души он был всего лишь испуганным ребенком, негодяем, ничем не отличавшимся от своей прошлой жизни.

Ли Юаньминь крепко сжал переднюю часть одежды Ни Ле и плакал, пока не перестал говорить. ПОдавленность, трепет и ненависть к себе, подавляемые долгие годы, бешено вырвались наружу.

Он думал о том, какой прок ему бить ребенка перед ним, но он просто боялся, что не сможет его защитить. Поэтому он вымещал на нем свой гнев из-за собственной некомпетентности. Он неожиданно оказался таким вот презренным человеком.

В своей предыдущей жизни он использовал всю свою силу и власть, чтобы выслать его из дворца, но в конце концов это заставило его принять такой ужасный вид. В этой жизни он самовольно изменил свою судьбу, завлекая его на эмоциональный путь, с которого нельзя было вернуться. Он так боялся, боялся, что все это приведет к худшему концу, чем в его прошлой жизни.

Он хотел стать немного сильнее, чтобы ничего не ускользало от его контроля, чтобы он мог позволить человеку перед ним нагло вымещать свое недовольство на посторонних.

Но теперь он не мог и вместо этого выместил на нем свою беспомощность.

В этот зимний полдень никто не подходил к этой стороне.

Они с удовольствием оскверняли тела друг друга, используя самые прямолинейные и вульгарные позы.

Ли Юаньминь уже был мокрым и весь в поту. Зимой было очень холодно, но его черные волосы промокли от пота. Первоначальное белоснежное и необыкновенное лицо было покрыто румянцем. Он плотно прижался к А-Ле.

«Нгх… А-Ле… А-Ле…»

Он был похож на выплывшую из воды рыбу, тело его тяжело подпрыгивало; но его душа была привязана к свободе взлета.

Он снова заплакал, слезы текли неудержимо. Кончик его носа стал жалко красным, но он не позволил юноше остановить его движение, чтобы утешить его.

«А-Ле…..мой А-Ле…..»

Он, задыхаясь, вскрикнул.

Его сердце болело до тех пор, пока не онемело. Если в это время в этом мире и был человек, который мог спасти его, то это мог быть только человек перед ним.

Его А-Ле, его единственный А-Ле.