Онлайн чтение книги Цикл историй: Сезон монстров Monogatari Series: Monster Season
24 - 20

Даже когда семейная пара узнала о пропаже «дочери» на «вторую ночь» от её «классного руководителя», они не начали поиски. Даже узнав о «переднем зубе» в своём почтовом ящике, они не позвонили в полицию. Тем не менее, похоже, что причина была вовсе не в чём-то вроде «раз она ушла из дома, значит она хочет, чтобы мы о ней начали беспокоиться, а значит нам не нужно о ней беспокоиться».

Очевидно, что всё куда прозаичнее — страх разоблачения их наплевательского отношения к воспитанию — вот что заставило их с такой неохотой относиться к идее прихода полиции к ним в дом, что даже если бы к ним в дом проник вор, они бы об этом не сообщили.

Потому что, с точки зрения воспитания своих детей, они всецело облажались.

И продолжают в том же духе, несмотря на то, что одного из их детей похитили.

Это звучит как перебор, но это вполне ожидаемо. Возможно, преступник специально нацелился именно на таких детей, чьи родители не скажут и слова в их защиту.

Так может ли этот дерзкий акт помещения зуба в почтовый ящик предвещать будущее требование выкупа? Не то чтобы кто-либо получал хоть что-то похожее на записку с подобным требованием…

— Прошу прощения, пожалуйста, но в этом и моя вина. Потому что знала, что из себя представляет эта семья, но ничего не предприняла — ничего.

— …

Если уж она так говорит, то я тоже виновен.

Я позвонил в полицию только после того, как увидел ту сцену на пожарной лестнице, не сказав ни слова родителям, хотя мог бы пойти к ним гораздо раньше, ещё когда Хигаса-тян рассказывала мне подробности.

После подтверждения соответствующих фактов…, подобный ответ, как по учебнику, мог бы отложить моё открытие. Если бы я позвонил в полицию сразу же после того, как услышал историю, которая «не должна покинуть комнату», то, возможно, Бэникудзяку-тян и похититель всё ещё были бы на той лестничной площадке.

А если бы не Ононоки-тян, подстрекавшая меня, то я бы, наверное, до сих пор не позвонил в полицию — пугающая мысль.

— Теперь же, простите, семья поднимет большую шумиху.

Сказала Бэнихибари.

Они поднимут большую шумиху? «Большую шумиху»?

Это странно. Им должно быть запрещено разглашать информацию, так что журналисты не должны вмешиваться в это дело…

— Простите пожалуйста, я не их имела в виду, это всё её отец… бывший отец моей младшей сестры, это он, кажется, вмешивается…

Ясно, ну да, она же его дочь от предыдущего брака.

Так что он её настоящий отец — тогда неудивительно, что он узнал от полиции о похищении родной дочери.

Несмотря на то, что прошло всего полдня, как я позвонил в полицию, кажется, что дело разворачивается куда быстрее, чем я предполагал — японская полиция действительно была хороша в своём деле, впрочем, когда это звучит из моих уст, то больше похоже на то, что я хвастаюсь своими родителями.

— Потом мне позвонил мой отец, и спросил: «Это ведь не ты, правда?»

— …

Я об этом даже как-то и не думал, пока она об этом не сказала.

Старшая сестра переживает за свою одинокую младшую сестру… Так сильно переживает, что может похитить свою младшую сестру, когда та будет возвращаться со школы.

С точки зрения сюжета звучит вполне правдоподобно.

На первый взгляд может показаться, что эта версия имеет право на жизнь, но она ничуть не объясняет историю с «зубом в почтовом ящике».

Если бы кто-нибудь увидел то жуткое зрелище — ту лестничную площадку, то ни за что не сделал бы такой вывод. И да, эти слова были сказаны её отцом.

Если бы такой сухой и строгий вывод сделал бы известный сыщик, то его бы, возможно, встретили похвалой. Но вот услышать такое из уст отца, ну не знаю…

Это уже само по себе ужасная новость — узнать, что твою младшую сестру похитили, а теперь её ещё и подозревают в этом собственные родители… Интересно, что же сейчас на душе у Бэнихибари.

— Нет, пожалуйста, не надо, извините, всё нормально. Он всегда был таким. Но если это тот человек, которого я знаю — мой отец, то есть, — то он бы ни секунды не колебался, прежде чем позвонить в полицию и сообщить об этом.

Сказав это, Бэнихибари сделала глоток кофе из своей чашки, после чего тут же добавила туда три кубика сахара из сахарницы. Возможно, он оказался более горьким, чем она рассчитывала, а возможно, это говорит о том, что она всё ещё не успокоилась.

— В конце концов, я уже думала об этом раньше… Ох, это же не похищение? Когда я начала жить одна, то подумала, что, возможно, моя сестра… Кудзяку… Возможно, я должна взять её с собой, чтобы она была рядом.

— …

Бэнихибари говорила, накручивая свои длинные волосы на палец. С точки зрения интервьюера, её волосы выглядели не очень опрятными. Опять же, я не тот человек, который любит обсуждать чужие причёски, но если она собралась потом пойти на собеседование, то было бы лучше, если бы она немного привела себя в порядок.

Нет, теперь я точно сую свой нос не в своё дело.

Если я произнесу это вслух, то могу снова магическим образом укоротить волосы ещё одной девушке… Сколько раз уже так было?

— Н-но, прошу прощения, я бы никогда не вырвала зуб Кудзяку, простите, но я бы никогда не смогла так поступить. Да, это совершенно невозможно. Никогда. Кроме того… Поскольку Арараги-сан видел ту лестничную площадку… Хотя мне ещё только предстоит узнать подробности… Не то чтобы об этом писали в газетах… но, по словам отца…

Бэнихибари продолжала говорить запинаясь… Кажется, она изо всех сил пыталась говорить спокойным тоном, но в тот момент было очевидно, насколько она взволнована.

Будь это собеседование, она бы уже давно провалилась. Я наслышан о том, как тяжело в наши дни найти работу.

Предположительно, она начала искать работу уже на первом курсе, чтобы ухаживать за младшей сестрой — сестрой, которая жила с ней в одной комнате в пустующем доме.

Ситуация кажется всё более депрессивной.

Но теперь мне кажется необходимым рассказать обо всём, что я увидел, своей однокурснице… Потому что она, как мне видится, не осмеливается ничего предпринимать, так как услышала всё от своего отца.

Сколько бы я не обещал Ононоки не вмешиваться в это дело, я уверен, что пока что я в безопасности, верно? Так я себя убеждал. Я не стану бросаться спасать кого бы то ни было по первому зову. Это то, чем я сейчас могу ограничиться.

Я искренне надеюсь, что не окажусь в очередной раз перед выбором между жизнью и смертью… потому что мой выбор, выбор человека, будет очевидным…

— То, что я сейчас расскажу, должно остаться между нами.

Я начал с этих слов.

Конечно, я не мог ей рассказать о лоли-трио странностей, но я попытался как можно подробней рассказать ей о том, через что мне пришлось пройти, начиная от Хигасы-тян, которая мне рассказала о случившемся, затем о моих поисках пропавшей школьницы и закончив увиденным на пожарной лестнице на парковке.

По сути, я рассказал ей всё то же самое, что и вчера ночью в полицейском участке, но сейчас, когда я более объективен, мне даже интересно, о чём я вообще тогда думал? Просто чудо, что меня не арестовали на месте, я не шучу.

— Что ж, понятно… Прошу меня извинить, пожалуйста, что предстаю перед вами в таком неприглядном виде.

Когда я закончил свой рассказ, Бэнихибари с сожалением опустила голову. Нет, тебе не за что передо мной извиняться.

Она и правда так становится похожей на похитителя.

Или она имела всю семью Бэнигути, когда говорила это? Я позаботился о том, чтобы взлом и проникновение агента Ононоки остались в секрете, но, опять же, это был не единственный момент, который можно было бы назвать «неприглядным».

— Знаешь… даже если такого сверхподозрительного свидетеля, вроде меня, не арестовали, то я не думаю, что арестуют тебя, Бэнихибари, что бы там ни говорил твой отец.

— Бэнихибари?

Упс.

Я всё-таки произнёс это вслух.

— Прости-прости… Это всё моя дурная привычка придумывать прозвища для людей, которых я вижу впервые в жизни.

На самом деле эта привычка принадлежала Хигасе-тян, но я обязан извиниться и за неё.

— Вот как… А в начальной школе меня называли Бэнисёга.[✱]紅生姜 (Benishōga) — букв. «красный имбирь».

— Бэнисёга?

— Ой!

Бэнисёга… то есть Бэнихибари прикрыла рот рукой.

Похоже, она случайно раскрыла мне своё старое прозвище, которое ей не очень нравилось… Кстати говоря, я считаю, что Бэнихибари тоже прозвище так себе.

А вот «Бэникудзяку-тян» как-то хорошо прижилось.

— Бэникудзяку-тян… Если бы моя сестра услышала это, ей бы очень понравилось, как вы её так называете.

— …Если бы она нас услышала…

Хигаса-тян тоже была бы счастлива.

«Она наверняка жива» или «С ней всё будет хорошо», — я не мог заставить себя произнести эти слова, не мог утешить, став свидетелем той лестничной площадки.

Должно быть, ей пришлось очень тяжело. Действительно — её схватили по дороге из школы домой, заточили на пожарной лестнице, раздели до гола и лишили зубов, так?

Даже бессмертный вампир вздрогнет, если ему причинят такую боль — я уж не говорю о том, что она ещё до истории с похищением была в незавидном положении.

Пустой дом. Наплевательское отношение.

Брошенный ребёнок — брошенная жизнь.

Две сестры.

— Арараги-сан, прошу прощения, что вы об этом думаете?

— А? В каком смысле?

Меньше всего мне бы хотелось, чтобы она спросила что-то вроде того, думаю ли я, что её сестра жива, но Бэнихибари спросила не об этом.

— Разве это не вы отправились в соседний город ради того, чтобы найти маленькую девочку, которую даже никогда не видели… О которой лишь слышали, не так ли? С другой стороны, есть родители, которые, когда их ребёнок не возвращается домой после школы, и даже если они предполагают, что он потерялся, всё равно не предпринимают никаких действий. Что вы думаете о таком мире?

О мире, ха.

Что я думаю о таком мире?

Этот мир… Честно говоря, когда я увидел ту лестничную площадку, я почувствовал, что этот мир меня предал.

Я бы не сказал, что жил в розовых очках, наблюдая вокруг только благополучие и процветание. Я прошёл через свою долю ада и кошмаров. Но даже после всего этого часть меня всё ещё верила в этот мир.

Просто я жил в зоне комфорта. Люди умирали, получали ранения, увечья — всё это я до сих пор отбрасывал, словно они не являлись частью этого мира.

Да.

Я отделил странности от мира, в котором живу, хотя я отчётливо осознавал, насколько я близок к миру странностей.

На расстоянии, меньшем чем толщина стены, или даже толщина листа бумаги.

Разве это то, что я имел в виду, когда говорил, что «хочу повидать большой мир»? Нет, это не так.

Есть инцидент с Ханэкавой и есть инцидент с Содати. И тот, и другой по своей сути не имеют ничего общего со странностями… Разве Осино не говорил мне постоянно, чтобы я не винил во всём странности?

Так что хватит притворяться, что этот мир прекрасен, или что это осознание пришло впервые после окончания школы.

Вот что можно назвать «неприглядным».

— …

…Это мне напомнило о том, когда Осино взял на себя решение проблемы с семьёй Ханэкавы, и если вы хотите знать моё мнение, то я не думаю, что он встал на сторону Ханэкавы. Он скорее принял ту сторону, которая ею пренебрегала, а позже даже физически её унижала — сторону её родителей.

Именно по этой причине в старшей школе у меня сложилось впечатление, что все взрослые одинаковы… Однако этот центрист как мог пытался сказать мне, что если сказать плохим родителям о том, что они плохие родители — это не решит проблему.

Не то чтобы я был к этому близок.

Максимум, что я сделал, это просто узнал имена родителей.

— Прошу прощения, извините, я спросила что-то странное?

— Да нет… Вопрос очень даже правильный.

Если что и было странное в этом вопросе, то это приторно вежливая манера, но я из тех людей, которые никогда не бывали на собеседованиях и даже не писали резюме, так что я не стану придираться к речи человека, ищущего работу и потерявшего ясность мысли.

Наоборот, это может даже оказаться полезным.

«Прошу прощения, извините».

— Я могу сказать лишь одно: «Этот мир больше, чем тебе кажется». Случиться может всякое. То, что ты окончила школу, не значит, что твоя жизнь закончилась.

— …То, что я окончила школу… Ну да…

Мои позитивистские слова имели своей целью немного приободрить старшую сестру, которую подставил собственный отец, но Бэнихибари, казалось, погрузилась в глубокие размышления. Только не говорите мне, что она сейчас думает о том, что будет после окончания университета.

Или, может, она сейчас думает о своей младшей сестре, чьё окончание начальной школы теперь имеет туманные перспективы, не говоря уже об окончании старшей школы — пожалуй, слова «твоя жизнь закончилась» были слишком бестактны с моей стороны.

И прежде чем я успел извиниться, Бэнихибари вновь подняла голову и сказала:

— Большое вам спасибо, Арараги-сан. Я многому у вас научилась.

Она собирается закончить разговор? Хотя, опять же, я дал ей всё, что мог.

— Ах да, счёт…

— Всё в порядке, я заплачу. Я же в итоге так ничем тебе и не помог, так помогу хотя бы с этим.

Это деньги, которые заработали мои родители своим трудом, но я делаю вид, будто делаю одолжение… как какой-то золотой ребёнок, которым в принципе и являюсь.

— Спасибо, извините, вы меня очень выручили.

Она согласилась без колебаний, ещё раз одарив меня своим «огромным спасибо», после чего запорхала своими неудобными на вид туфлями-лодочками и покинула кафетерий. Когда она вышла, у меня в голове было только: «Хм?»

Да, она не спросила меня, думаю ли я, что её младшая сестра ещё жива, и я ей благодарен за то, что она не спросила меня об этом… Но не странно ли, что она начала с такого странного вопроса, как «Что вы думаете о таком мире?»

Я сам полез в пекло, пытаясь играть в детектива, и я рад, что она меня ни капельки не заподозрила… Хотя причина, по которой она спросила об этом, заключалась в упоминании этих нерадивых родителей.

Что вы думаете о мире, в котором есть такие родители?

…Если бы я попытался ответить ей без претензии на конкретику, то моим ответом было бы что-то вроде: «Ничего хорошего не думаю», но если бы она спросила меня об этом именно в такой форме, то разве не стоит заменить «родителей» на «похитителя»?

Конечно, я не питаю уважения к родителям, которые пренебрежительно относятся к своим детям, но я категорически не согласен с мыслью, что эти родители могут быть большим злом, чем человек, похитивший пятиклассницу и вырвавший ей все зубы.

Отвергать различия между «длительным» и «краткосрочным» насилием со словами, что «и то, и другое является насилием», было бы в высшей степени небрежно. Но зачем Бэнихибари разговаривать с фальшивым детективом, которым я и являюсь, о своих родителях?

Разве она не должна была спросить меня о том, что я думаю о мире, в котором существуют подобные преступники?

«Прошу меня извинить, пожалуйста, что предстаю перед вами в таком неприглядном виде».

Она и правда ведёт себя как похититель.

— …

Нет-нет, этого быть не может.

Пожалуйста, это ведь невозможно, прошу.

Логично предположить, что она просто сильно боится похитителя, поэтому не осмелилась упомянуть его в своём вопросе. Избегание упоминания похитителя по той причине, что она сама является похитителем, звучит как-то натянуто.

Я считаю, что даже судить родителей в настоящий момент не имею права. А подозревать девушку, которая специально нашла меня, потому что беспокоится о своей младшей сестре… О чём я, чёрт возьми, вообще думаю?

Я опять играю в детектива?

…Однако, если предположить, что она пришла к свидетелю не для того, чтобы узнать подробности дела, а для того, чтобы узнать, как идёт следствие, то в этом нет ничего удивительного.

А если бы я ответил на её вопросы неправильно, Бэнихибари избавилась бы от меня, как от свидетеля…? Или, возможно, меня бы похитили. Или я насмотрелся триллеров? Не то чтобы я часто их смотрю, но порой затягивает.

«Если бы я на той лестничной площадке… или вообще в ходе поисков Бэникудзяку-тян обнаружил что-то очень важное — мне бы уже вырвали зубы», — такие мысли… уже не просто фантазия, а настоящая паранойя.

Не приходило ли мне в голову то, что старшая сестра, которая так сильно заботится о младшей сестре, никогда не смогла бы ей вырвать зубы?

Почему я не могу просто ей посочувствовать?

Какой же я осёл.

Надо было хотя бы узнать, на каком факультете она учится… Желая рассеять то, что я бы назвал необоснованными подозрениями, я уж было собрался побежать вслед за ней, но не стал этого делать.

Даже если бы я задал ей свои вопросы — уж не знаю как — я уверен, что она дала бы мне на них исчерпывающие ответы. А если нет… то я всё равно уже принял решение передать это дело в руки полиции.

Твёрдое решение.

Даже сейчас, находясь в серой зоне на грани нарушения своих обещаний… Несмотря на участие в сомнительной поисково-спасательной операции, мне нужно воздержаться от принятия необдуманных решений. Ради моих родителей, которые верят в меня. Ради Гаэн-сан, которая защищает меня.

И даже если с вероятностью один к десяти тысячам окажется, что Бэнигути Хибари похитила Бэнигути Кудзяку, даже если она окажется преступником-психопатом, право вершить правосудие над ней принадлежит не мне.

В конце концов, люди убивают людей.

Земля не перестанет вращаться.