Онлайн чтение книги Я забеременел от генерала-предателя из прошлой жизни I’m Pregnant With The Child Of The Traitor General In My Past Life
Беременность от генерала-предателя из прошлой жизни Глава 38

Луна была наполовину скрыта в облаках. Повсюду был полумрак, и в густом лесу, естественно, была прохлада, которой не было в городе. Ветер был слабым, зеркальное озеро все еще сверкало, сияло и было особенно тихо.

Но в деревянном доме все было иначе.

Ни Ле никогда раньше не видел его таким, он был просто гоблином, свернувшимся вокруг себя, полностью лишенным своей обычной снисходительности и застенчивости, чем-то похожим на избалованного ребенка. Он предавался грязным трюкам по собственной воле. Казалось, у него была цель сделать все возможное, чтобы соблазнить его, человека, который всегда был спокоен и самодостаточен, но не в состоянии контролировать себя, послушного пса, исполняющего его приказы.

Ли Юаньминь прикусил губу, его ресницы были влажными, и пот, словно роса, капал с его гладкого белого подбородка на лицо Ни Ле, увлажняя крылья его носа, оставляя ощущение щекотки и распространяющийся слабый аромат.

Этот аромат, исходивший от его плоти, постепенно вытеснялся им.

«А-Ле, — захныкал Ли Юаньминь, — мой А-Ле».

Ни Ле был возбужден его видом, зверь его сердца вырвался наружу. Его глаза были красными, он не мог контролировать себя и терял контроль.

Он напал на него горячим и сухим, липким и интимным, грубым и жестким способом.

В конце концов, Ли Юаньминь действительно заплакал.

Слезы смешались с потом, увлажнив темные волосы между белоснежными ушами. Ни Ле не знал, что делать, он мог только уговаривать его хриплым голосом, но собеседник только обнимал его мокрую шею, давился и мотал головой, не давая ему остановиться.

Как будто завтра не наступит.

Шум ветра постепенно исчез, все погрузилось в мертвую тишину.

Сегодня эти два человека беспрецедентно вышли из-под контроля.

Аромат, наполнявший комнату, перекрывал легкий аромат дерева, и этот аромат напоминал пребывание на прекрасной цветочной территории.

Ни Ле промок до нитки, словно под дождем. Его пот покрывал его повсюду с головы до ног. Он закрыл глаза и внимательно понюхал носом тело Ли Юаньминя. Этот аромат обычно и в обычные дни был слабым. Он мог лишь изредка приближаться к нему, чтобы почувствовать слабый аромат. Это был единственный раз, когда он опрометчиво обонял его повсюду, дюйм за дюймом, эту белоснежную плоть и пот каплями. Он был подобен белой орхидее, которая расцвела ночью, расцвела под ним, порождая такой богатый аромат из-за его подпитки.

Раньше ему все еще было немного неудобно, но теперь Ли Юаньминь привык к его поведению, похожему на поведение собаки.

Он втянул воздух носом, его глаза все еще были красными и опухшими. Очевидно, он нарочно соблазнил его, но ему хотелось с обидой пожаловаться на юношу: «Я научу тебя умирать».

Юноша, который никак не отреагировал, наклонился, взял его на руки и признал свой грех.

«Я виноват».

Ли Юаньминь обнял его за шею и стиснул зубы: «В будущем, когда Чжоу Дау скажет тебе про выбо жены… Ты должен отругать его».

Он подумал о тех досадных словах только что и неохотно сказал: «Безжалостно и свирепо».

"Хорошо."

Сердце Ли Юаньминя было спокойным, а его голос был сладким: «Обними меня крепче».

Затем Ни Ле крепко обнял этого своего любимого, который без всякой причины разозлился.

Они вдвоем просто были вместе.

Под лунным светом белоснежная кожа переплеталась с кожей пшеничного цвета, картина была красивая с легким привкусом спокойствия.

Ли Юаньминь лежал у него на руках и вдруг вспомнил, что впервые они вдвоем лежали на кровати в том году, когда только приехали в Линнань.

Хотя он был молод и слаб, хотя и носил титул принца, он совершенно не мог стоять должным образом в Линнане, где характер людей был крепок как гвоздь. И люди, присланные Департаментом императорского двора, не могли представить его себе, так как он был всего лишь бесправным и безымянным хозяином. Тот год был таким тяжелым из-за внутренних и внешних проблем. Он также не мог адаптироваться к климату Линнаня и через несколько дней заболел.

Как будто одновременно вырвалась наружу накопившаяся в детстве слабость, он был почти у последней черты. Тринадцатилетний ребенок, лежавший на кровати, был таким худым, что казался младше. Июнь в Линнане был жарким и сухим, но он все еще дрожал от холода под двумя одеялами, страдая от бесконечной боли, как будто ей не было конца.

Он никогда не думал, что, хоть его жизнь была такой трудной, что даже в той жизни, которую Бог даровал ему, чтобы возродиться, она все равно будет такой же.

Однажды он почувствовал, что его тело больше не может этого выносить, и чудесным образом он больше не оплакивал свои несчастные две жизни и начал взволнованно фантазировать о своей смерти.

Смерть его прошлой жизни была слишком болезненной. Острый нож, порезавший его лицо, причинял боль, а ощущение того, что тонкий шелковый ремешок затягивается вокруг его шеи, удушало и приводило его в отчаяние. Он думал спокойно, болезненно и взволнованно, как быстрее и удобнее всего умереть? Лучшим способом было уничтожить все тело. Так было бы чисто и не осталось бы следов в мире.

Прежде чем он успел об этом подумать, подросток без манер и дисциплины забрался к нему в постель, раздел, а затем обнял его грубым образом.

«Не плачь” неловко сказал он. Из-за того, что с ним обращались как с животным, и он так долго ни с кем не разговаривал, голос мальчика звучал немного резко и неестественно.

Ли Юаньминь подумал в трансе, неужели он плачет? Как он мог плакать? Он снова спланировал свою смерть, он должен был расслабиться, как в прошлой жизни, как он мог заниматься такими глупостями, как плакать?

Но тело подростка было очень теплым. Его тело, которое было холодным в течение многих дней, горело. Он и в самом деле начал дрожать, и в этот момент сильно крепившийся перед посторонними вдруг рассыпался в прах. Его тело было совершенно обнажено, и его сердце также было совершенно обнажено, пока он беспричинно плакал в объятиях этого сдержанного ребенка.

Позже он опирался на такое маленькое тепло и стиснул зубы, чтобы удержаться.

Теперь, когда он объединил Линнань, никто не осмелился наступить на главу особняка Гуанъгань так небрежно, как в те предыдущие дни.

Спустя столько лет они, наконец, смогли это перетерпеть.

И подросток, который был примерно одного с ним роста в то время, вырос на его глазах в такого высокого и красивого юношу.

Он вырос в его самую большую опору, стал его грудью и спиной, и вырос в его сердце.

"А-Ле…." Беспокойное волнение, возбужденное им на пиру, постепенно утихало от жара юноши, как это было в тринадцать лет.

Он только обвил руками сильную талию друга и уткнулся лицом в его потную грудь.

***

Рано утром следующего дня.

На окраине у городских ворот торжественно стояли защитники уезда. На краю городских ворот, окруженные большим количеством зевак, они дружно наблюдали, как новый командующий этой армией поднимался на высокую платформу и кричал на своих солдат.

Солдаты высоко подняли копья и заревели.

Огромная волна шума распространилась вместе со звуком ветра, и простолюдины последовали его примеру, чтобы подбодрить его.

Ему было всего восемнадцать лет, но он уже начал постепенно проявлять свою славу.

Ли Юаньминь не осмеливался подходить слишком близко под конвоем сопровождающих, а украдкой смотрел сквозь занавеску окна экипажа, никогда еще он не был так уязвим. Ребенок, которого он вырастил, расправил крылья и взлетел высоко, а также забрал его сердце.

Вдалеке доносились крики генералов, и он открыл занавеску и вышел, став перед каретой и глядя на них издалека. Он сжал нефритовый кулон с головой тигра, который Ни Ле подарил ему, глядя на него с разбитым сердцем.

Казалось, он видел, как его взгляд направляется в эту сторону, хотя расстояние было слишком большим, чтобы он мог ясно видеть его, он знал, что это определенно был его взгляд.

А-Ле, береги себя.

Сказал он тихо в своем сердце.

Прозвучал торжественный рог, войско было готово к походу, Ни Ле был одет в доспехи, и когда все было готово, он оглянулся на своем коне, бросил последний глубокий взгляд на фигуру вдалеке, а затем повернул голову. Он издал звук, после чего они бросились к окраине.

Огромный горизонт пересекали одинокие орлы, и в волнах дыма армия приближалась к границе.