Онлайн чтение книги Я забеременел от генерала-предателя из прошлой жизни I’m Pregnant With The Child Of The Traitor General In My Past Life
Беременность от генерала-предателя из прошлой жизни Глава 44

Цао Ган фактически сразу же подтвердил все свои домыслы этих дней.

Несмотря на то, что человек перед ним хорошо держался, ничего не показывая на лице, будучи таким же проницательным, как и Цао Ган, он все же уловил его подозрительность и немного сдерживающего страха в эту долю секунды.

Третий принц перед ним действительно переродился, как и он, но на восемь лет позже. В течение этих восьми лет он обучал и тренировал повелителя, который изначально был способен расколоть небеса и создать новый мир, до семейного генерала, который был одержим им. С тех пор он захотел жить в этой маленькой стране дыма и миазмов, став неизвестным начальником гарнизона округа.

Цао Ган был смутно зол в своем сердце, но внешне уважительно приветствовал Ли Юаньминя: «Спасибо за беспокойство, Ваше Высочество, вы можете называть меня учителем, но прошлое закончилось. Я теперь всего лишь простолюдин и остаюсь в армии только для того, чтобы немного поесть, и больше ничего».

Ли Юаньминь поддержал его: «Во время учебы в Императорской школе учитель много раз прикрывал меня. Этот ученик всегда был благодарен. У меня уже много лет не было возможности отплатить вам тем же, и вот неожиданно мы встречаемся сейчас в этой пограничной зоне…»

Казалось, это что-то значило: «Судьба, с которой столкнулись люди, поистине прекрасна».

Не дожидаясь ответа Цао Гана, Ли Юаньминь прямо приказал: «Быстро иди и приготовь завтрак Бен Вану и учителю… Подожди минутку».

Он улыбнулся Цао Гану: «Я до сих пор не знаю, какие предпочтения в еде у учителя? Что вы любите есть? Однако в этом пограничье можно предположить, что есть только эти грубые блюда. Я не знаю, соответствует ли это вкусу учителя»

Он даже не спросил, хочет ли он остаться на обед, а прямо спросил о его вкусах, казалось, что он должен был остаться.

Цао Ган лишь сделал жест благодарности, поднял руку и отсалютовал: «Возможность отобедать с вашим высочеством уже мне награда. Я всего лишь простолюдин, подойдет даже скромный овощной суп, да и что угодно.

«Тогда, учитель, пожалуйста».

Ли Юаньминь сделал жест в сторону казарм. Цао Ган немного помолчал, прежде чем поднять ноги и войти.

Цао Ган поднял бровь, краем глаза внимательно изучая величественный вид третьего принца перед ним. Может быть, из-за того, что прошлой ночью он увидел его с другой стороны, сердце Цао Гана чувствовало себя более или менее странно. Однако ничего не было показано на его лице, ничего не было обнаружено.

Вскоре вошел солдат с подносом с едой.

Не то чтобы Ли Юаньминь был слишком скромным, просто завтрак в этом военном лагере был простым и грубым. Даже к своей еде он добавлял только миску молока, а остальное составляли рисовая каша, соленые огурцы, рассол и другие обычные продукты для завтрака.

Ли Юаньминь махнул рукой, чтобы отослать своего охранника, прежде чем лично подать тарелку овсянки Цао Гану. Сам Цао Ган не очень испугался: «Как я могу так беспокоить Ваше Высочество, я могу сам себя обслужить».

Затем он потянулся, чтобы взять тарелку.

Ли Юаньминь поджал губы, поставил перед собой толстую фарфоровую миску с горячей рисовой каши и стал брать для него блюда одно за другим.

«Учитель не должен быть таким вежливым, это правильно. За те годы в Императорской школе учитель, должно быть, уже видел, каково мне было. Бен Ван всегда был слабым во дворце, к счастью, я столкнулся с учителем, что позволило мне перевести дух в тот промежуток времени. С другими мне не нужно быть таким, а тут я просто подаю учителю еду. К чему это можно было бы отнести? Как это может быть достойно милости учителя?»

Его глаза были мягкими, как будто он думал об очень далеком воспоминании: «Я до сих пор помню середину зимы того года, когда мне было десять лет. Учитель задал нам тему сочинения, заставив нас, принцев, написать поэтическое сочинение и разделил баллы на первый, второй, третий ранг и так далее. Бен Ван всегда был тугодумом, поэтому я снова стал последним. В то время я был глубоко обижен некоторое время, но когда солнце село, учитель остановил меня, чтобы утешить. Учитель не знал этого, но в то время это было не чем иным, как оказанием помощи в трудную минуту».

Он слегка улыбнулся, а затем вздохнул: «Когда Бен Ван был молод и счастлив, это определенно был один момент».

Цао Ган был ошеломлен. Он также вспомнил об этом деле, которое давно было на задворках его памяти. Справедливости ради следует отметить, что эссе, которое он тогда написал, было действительно хорошим, довольно сильным. Он считал сочинение Ли Юаньминя самым результативным, но человеческим инстинктом было забраться высоко и растоптать низших в Имперской школе — все они были принцами и принцессами, которых он не мог позволить себе обидеть. Так кто же мог допустить, чтобы эти изнеженные принцы были оскорблены ради этого одного низкородного принца? В то время Цао Ган был в самом расцвете своей юности, поэтому, наблюдая, как худой ребенок хромает со своим собственным свитком, его сердце было тронуто, поэтому он сделал то, о чем только что упомянул.

Может быть, это было потому, что у них были общие воспоминания, но напряженная атмосфера внезапно стала намного более расслабленной. Эти двое начали говорить обо всем, что связано с Имперской школой, шутя вместе, чтобы найти радость в печалях. Позже, когда они говорили о том, что четвертый принц ненавидел его и мстил ему, Ли Юаньминь вздохнул.

«Четвертый брат не тот человек, который щадит других. Учитель оскорбил того, кого нельзя обижать, дело семьи учителя… Бен Ван тоже слышал об этом. Я хотел помочь, но страдал от падения авторитета. Воля была, а силы нет».

Прошлые события ограбления и убийства его семьи все еще были живы в его памяти. В глазах Цао Гана был намек на гнев. Только когда он подумал о несчастном конце Ли Юаньсюя в его прошлой жизни, ему стало немного лучше.

Он также слышал, как Ли Юаньминь был сентиментален: «Не только это, но и многие вещи были вне влияния Бен Вана, как и в случае с младшей сестрой-близнецом командира Ни. Несмотря на то, что Бен Ван искал возможности спасти ее, она все равно встретила свой трагический конец. Теперь, когда я думаю об этом, я чувствую, что подвел его».

Вспоминая тот трагический старый инцидент, Цао Ган также вздохнул: «Ваше Высочество не несет ответственности за это дело, это все из-за тех злых людей у власти, которые заставляют хороших людей нести обиды и творят несправедливость».

Сердце его печалилось, и уста его вздыхали:

«Я и сейчас также перестаю думать о таких вещах. Я просто планирую прожить свою жизнь без амбиций и прожить долго».

Ли Юаньминь кивнул: «Лучше быть устойчивым и стабильным. Учитель преодолел большое расстояние и прибыл в Линнань, что уже можно было считать судьбой, сближающей людей. Отныне вы можете оставаться в армии. Хотя сила Бен Вана слаба, на этой границе Линнань я все еще могу высказать свое мнение».

Цао Ган горько улыбнулся, он хотел сделать жест благодарности, чтобы вернуться к последним двум предложениям, когда его мозг дрогнул. Нехорошо! в его мозгу мелькнула волнующая мысль. Нехорошо! Его обманули!

Он начал поднимать глаза, и человек перед ним смотрел на него, его лицо все еще было элегантным и нежным, без каких-либо изменений.

Сердце Цао Гана громко стучало. Как он мог вообразить, что этот вассальный король державы, сногсшибательный красавец с нежной внешностью, тихонечко слой за слоем укладывает покрывало. Сначала он с мягкостью проявлял слабость, вытаскивал старые воспоминания, а потом шаг за шагом снимал защиту его сердца, ненароком одним махом задев его жизненно важную точку.

Единственная разница между ним сейчас и им в его предыдущей жизни заключалась в том, что он пришел в Линнань, чтобы найти своего господина из прошлой жизни. Человек из провинции Цзяннань, изгнанный из столицы, как он мог проехать тысячи миль только для того, чтобы попасть в Линнань. Он думал о своих строгих словах только сейчас, это была не более чем какая-то тоска от угнетенного сердца, желание купаться в великих реках и горах, чтобы снять напряжение. Но, очевидно, было слишком много моментов, в которых этот парень отличался от себя в предыдущей жизни.

Он был в этом мире так много лет, и изменилась не только судьба Короля Красного Тигра!

Почти мгновенно мысли Цао Гана исчезли, как текущая вода.

Да! Судьба младшей сестры Короля Красного Тигра, по оценкам, изменилась после ее трагической смерти силами человека, стоящим перед ним, иначе у Короля Красного Тигра никогда не было бы того мира, который у него есть сейчас!

Ему не следовало так легко идти по этому пути, не говоря уже о том, чтобы показывать такой вид; он слишком недооценил врага!

Вспоминая мысли о приезде сегодня, он не мог не пожалеть об этом. Он планировал прийти, чтобы все выяснить, но уже за завтраком противник уже выведал его тайну.

Цао Ган смотрел на него со спокойным лицом, но он действовал так, как будто не мог этого видеть. Он по-прежнему неторопливо пил кашу, как ни в чем не бывало.

Через время горло Цао Гана шевельнулось, и он встал: «Есть ли у вашего высочества какие-либо другие приказы? Если нет, я попрошу отпустить меня».

Цвет лица Цао Гана был плохим, он внимательно смотрел на него.

«Что еще может быть?» Ли Юаньминь взял полотенце, вытер уголки рта, встал и мягко улыбнулся: «Учитель, пожалуйста, не стесняйтесь уйти».

Цао Ган со спокойным лицом в гневе ушел.

Как только Цао Ган ушел, Ли Юаньминь медленно сел и закрыл глаза.

Когда он узнал о Цао Гане из уст Ни Ин, в его сердце зародились сомнения, но это предположение было слишком невероятным, поэтому он почти сразу же опроверг его. Но однажды с ним уже случилась нелепая вещь. В таком огромном мире абсурдная вещь могла произойти не раз. Итак, он толкнул лодку по течению и пригласил его внутрь, чтобы все выяснить.

Он фактически подтвердил, что Цао Ган переродился, как и он!

Он глубоко вздохнул, встал и скомандовал двери палатки: «Позвать А Ин».

Вскоре вошла Ни Ин. Как только охранник ушел, в палатке их осталось только двое, и на лице Ни Ин сразу же отразилась легкая обида:

«Внезапно явился посетитель ни с того, ни с сего, и украл мою долю завтрака с Его Высочеством; Пришлось есть в одиночестве в заднем лагере, было очень скучно».

Ни Ин теперь многое понимала и всегда вела себя хорошо во внешнем мире, но здесь она всегда была высокомерной и необузданной.

Ли Юаньминь поднял уголки рта, позволил ей сесть и налил немного воды: «С тех пор, как ты пришла сюда, ты никому не раскрыла свою личность, верно?»

«Естественно, — торжествующе сказала Ни Ин, — я не позволю им увидеть сквозь мою маскировку и угадать мой пол. Солдаты думали, что я охранник Вашего Высочества Гэгэ».

Ли Юаньминь снова спросил: «Этот новый бухгалтер Цао Ган тоже не знает, верно?»

Ни Ин увидела его таким настороженным, убрала улыбку с лица и на мгновение задумалась: «Я не разговаривала с ним, я только один раз посмотрела на него издалека. В то время он выглядел погруженным в свои мысли, поэтому не заметил меня. Увидев его лицо, я спросила А Чжу и только тогда поняла, что это тот самый Цао Ган… Какие сомнения у Вашего Высочества?»

«Нет, я просто так спросил»

Неоднократно подтвердив, что ошибки не было, Ли Юаньминь глубоко вздохнул, тепло улыбнулся и коснулся головы Ни Ин: «Поскольку завтрак уже съеден, я отведу тебя покататься на лошади за пределами лагеря позже, хорошо?»

"Правда?" Ни Ин была удивлена.

Ли Юаньминь кивнул. Глядя на ее радостный вид, его сердце наполнилось кислинкой. Он боялся показать ей что-то, поэтому он махнул ей рукой, чтобы она сначала переоделась в костюм для верховой езды.

Когда полог палатки был опущен, Ли Юаньминь вздохнул и закрыл глаза.

Смерть Ин в его предыдущей жизни была слишком унизительной и слишком трагичной, она также привела к исчезновению последнего следа совести Ни Ле.

Первоначально, когда он спас ее из отряда Цзяофан, у Ли Юаньминя было первоначальное намерение защитить человечность Ни Ле, но с годами это уже не было причиной, как в начале.

Этот ребенок вырос сам с собой. По сравнению с холодным Ни Ле, она была с ним даже ближе. Он всегда дорожил ею. Хотя у этих двоих не было кровного родства, взаимная привязанность была выше, чем у кровных брата и сестры, но с каждым добавленным слоем глубоких чувств в этой жизни в его сердце становилось все больше боли.

Смерть А Ин в его предыдущей жизни была лишь преувеличенной трагедией для того, кто был глубоко во дворце. Но в этой жизни она была занозой в его сердце. Время от времени, когда он думал об этом, он испытывал сильную боль и печаль.

Так что на протяжении многих лет, если А Ин делала что-то не так, пока она не выходила за рамки нормы, он вряд ли мог быть резким.

Он не мог не баловать ее.