Онлайн чтение книги Ожерелье королевы The Queen's Necklace
XII. НОЧЬ

В тот же день, в четыре часа пополудни какой-то всадник остановился на краю парка, за купальней Аполлона.

Всадник совершал прогулку для своего удовольствия; напоминая своей задумчивой красотой Ипполита, он ехал шагом, бросив поводья на шею коню.

Он остановился, как мы сказали, у того места, где г-н де Роган последние три дня оставлял свою лошадь. Земля в этом месте была взрыта подковами, а кусты вокруг дуба, к которому кардинал привязывал лошадь, объедены.

Всадник спешился.

— Да, опустошение изрядное, — сказал он и подошел к стене.

— Вот следы ног того, кто взбирался на стену; вот калитка, которую недавно открывали. Я так и думал. Тот, кто воевал с индейцами в саваннах, сумеет распознать следы лошади и человека. Итак, прошло уже две недели с тех пор, как вернулся господин де Шарни; за эти две недели он еще нигде не появлялся. Вот та дверь, которую граф избрал для входа в Версаль.

Проговорив это, всадник вздохнул так тяжело и глубоко, точно его душа готова была вырваться вместе с этим вздохом.

— Пусть же мой ближний наслаждается счастьем, — прошептал он, всматриваясь в красноречивые следы на траве и на стене. — Что Господь дает одним, в том отказывает другим. Господь знает, почему одним он посылает счастье, другим — несчастье… Да будет благословенна его воля!

Все же я желал бы каких-нибудь доказательств. Но какой ценой, каким образом получить их?

О, нет ничего легче. Ночью в кустах невозможно заметить человека, зато он со своего скрытого наблюдательного пункта может увидеть всех, кто явится сюда. Сегодня вечером я спрячусь в кусты.

Всадник подобрал поводья лошади, не спеша сел в седло и исчез за поворотом стены.

Что касается Шарни, то он, повинуясь приказанию королевы, заперся у себя, ожидая вестей от нее.

Настала ночь. Никто не являлся. Вместо того чтобы караулить у окна, выходящего в парк, Шарни смотрел в другое окно той же комнаты, выходившее на маленькую улицу. Королева сказала: «Ждите меня у двери охотничьего домика…» Но в этом домике окна и двери приходились вровень с первым этажом. Важно, что можно было видеть всякого, кто подойдет. Он всматривался в темную ночь, с минуты на минуту надеясь услышать галоп лошади или поспешные шаги курьера.

Пробило половину одиннадцатого. Никого. Очевидно, королева обманула Шарни. Она пошла на уступку под впечатлением первой минуты замешательства. Смущенная его словами, она обещала то, чего не могла сделать, и — страшно подумать! — дала обещание, зная, что не сдержит его.

Шарни, переходя к подозрению с той быстротой, которая особенно свойственна сильно влюбленным людям, уже упрекал себя за легковерие.

Беснуясь от ярости, он предавался этим мрачным размышлениям, когда шорох брошенной в стекло горсти песка привлек его внимание и заставил стремительно подбежать к окну, выходившему в парк.

Внизу, в буковой аллее он заметил женщину в широкой черной накидке. Ее бледное встревоженное лицо было обращено к нему. Он не мог сдержать крика радости и вместе с тем сожаления. Женщина, ожидавшая и звавшая его, была королева!

Одним прыжком он выскочил из окна и упал к ногам Марии Антуанетты.

— А, вы здесь, сударь? Наконец-то, — сказала королева тихим взволнованным голосом. — Где же вы были до сих пор?

— Вы, вы, ваше величество! Вы сами — возможно ли? — прошептал Шарни, склоняясь к ее ногам.

— Так-то вы ждали меня?

— Я ждал вас со стороны улицы, ваше величество.

— Помилуйте, зачем идти по улице, когда так просто пройти через парк?

— Я едва смел надеяться увидеть вас, ваше величество, — сказал Шарни с выражением страстной благодарности в голосе.

— Нам здесь нельзя оставаться, здесь слишком светло, — прервала его она. — Ваша шпага при вас?

— Да.

— Хорошо! Откуда, говорите вы, входили люди, которых вы видели?

— Через эту калитку.

— В котором часу?

— Всякий раз в полночь.

— Нет основания, чтобы они не пришли и в эту ночь. Вы ни с кем не говорили?

— Ни с кем.

— Войдем в чащу и будем ждать.

— О ваше величество…

Королева прошла вперед и быстрым шагом направилась в нужную сторону.

— Вы понимаете, — вдруг проговорила она, точно желая опередить мысль Шарни, — что я и не подумала рассказать об этом деле начальнику полиции. С тех пор как я высказала ему свою жалобу, господин де Крон имел достаточно времени для того, чтобы осуществить правосудие. Если женщина, которая присваивает себе мое имя, употребив во зло свое сходство со мной, еще не задержана, если вся эта тайна еще не раскрыта, то, как вы понимаете, для этого могут быть две причины: или неспособность господина де Крона, что было бы еще не так важно, или его сговор с моими врагами. И мне кажется едва ли возможным, чтобы у меня, в моем парке, кто-нибудь позволил себе ту гнусную комедию, о которой вы мне рассказывали, если бы ее участники не были уверены в прямой поддержке и молчаливом сообщничестве. Вот почему виновные в этом представляются мне лицами настолько опасными, что я никому другому не хочу доверять это важное дело — обнаружить их. Что вы об этом думаете?

— Я прошу позволения у вашего величества не произносить больше ни одного слова. Я в отчаянии; у меня еще есть опасения, но подозрений больше нет.

— Вы, по крайней мере, честный человек, — с живостью проговорила королева, — вы умеете говорить правду в лицо. Это достоинство, которое иногда может обидеть неповинных, когда ошибаются на их счет; но такие раны излечиваются.

— О ваше величество, уже одиннадцать часов; я дрожу.

— Удостоверьтесь, что поблизости никого нет, — сказала королева, чтобы удалить своего спутника.

Шарни повиновался. Он обыскал всю чащу парка до самых стен.

— Никого, — сказал он, возвратившись.

— Где происходила сцена, о которой вы рассказывали?

— Ваше величество, только что, вернувшись с моих поисков, я почувствовал страшный удар в сердце, увидев вас. Вы стоите на том самом месте, где в эти ночи я видел… самозваную французскую королеву.

— Здесь! — воскликнула королева, с отвращением отходя от места, где она стояла.

— Под этим каштаном, да, ваше величество.

— Но в таком случае, сударь, — сказала Мария Антуанетта, — не будем тут стоять. Ведь если они придут, то явятся сюда.

Шарни последовал за королевой в другую аллею. Его сердце билось так сильно, что он опасался не услышать стука, когда отворят калитку.

В гордом молчании королева ожидала появления живого доказательства ее невиновности.

Пробило полночь. Калитка не отворялась.

Прошло полчаса, и за это время Мария Антуанетта более десяти раз спрашивала у Шарни, всегда ли обманщики являлись строго в назначенное для свидания время.

На колокольне святого Людовика в Версале пробило три четверти первого.

Королева нетерпеливо топнула ногой.

— Вот увидите, что они сегодня не придут! — сказала она. — Такие несчастья случаются только со мною!

Произнося эти слова, она пристально глядела на Шарни, стараясь подметить в его глазах малейшую искорку торжества или иронии, чтобы гневно обрушиться на него.

Но он, все больше бледнея по мере того, как подозрения снова зарождались в нем, хранил такой строгий и грустный вид, что выражение лица его в эту минуту напоминало светлое терпение мучеников и ангелов.

Королева взяла его под руку и привела обратно под каштан, где они стояли раньше.

— Вы говорите, что видели их здесь? — прошептала она.

— Здесь, ваше величество.

— Здесь женщина дала розу мужчине?

— Да, ваше величество.

Королева так устала, так ослабела от долгого пребывания в сыром парке, что прислонилась к стволу дерева и опустила голову на грудь.

Ноги ее подкосились, и так как она не опиралась более на руку Шарни, то скорее упала, чем опустилась на траву и мох.

Он продолжал стоять в мрачной и неподвижной позе.

Она закрыла лицо руками, так что Шарни не мог видеть, как скатилась слеза между длинными белыми пальцами королевы.

Но вот она подняла голову.

— Сударь, — заговорила она, — вы правы: я осуждена. Я обещала доказать вам сегодня, что вы оклеветали меня. Богу это не угодно, и я преклоняюсь перед его волей.

— Ваше величество… — пробормотал Шарни.

— Я сделала то, — продолжала она, — чего не сделала бы ни одна женщина на моем месте. Я не говорю о королевах. О сударь, что значит для королевы сан, если она не может властвовать даже над одним сердцем? Что значит для нее сан, если она даже не может снискать уважения одного честного человека? Но, сударь, по крайней мере помогите же мне встать, чтобы я могла уйти; не презирайте меня настолько глубоко, чтобы отказаться подать мне руку.

Шарни как безумный бросился к ее ногам.

— Ваше величество, — сказал он, падая перед ней ниц, — если б я не был несчастным человеком, любящим вас, вы простили бы мне, не правда ли?

— Вы! — воскликнула с горьким смехом королева. — Вы! Вы меня любите и при этом считаете меня бесчестной!..

— О ваше величество…

— Вы!.. Хотя вы должны были бы кое-что помнить, вы обвиняете меня в том, что здесь я дала цветок, подальше поцелуй, а там — всю свою любовь другому человеку… Не лгите, сударь, вы меня не любите!

— Ваше величество, вот там я видел призрак, призрак влюбленной королевы. А здесь, где стою я, был призрак любовника. Вырвите мне из груди сердце; эти два адских образа живут в нем и терзают его.

Она взяла его за руку и порывисто привлекла к себе.

— Вы видели… вы слышали… Это ведь была я, не так ли? — сказала она сдавленным голосом. — О, это была я, не ищите другой разгадки. А что, если на этом самом месте, под этим самым каштаном, как я сидела тогда, видя вас у своих ног, как и того, другого, я возьму ваши руки в свои, привлеку вас к своей груди, заключу вас в объятия и скажу вам… Я, поступавшая так с другим — не правда ли? Я, говорившая те же слова другому — не правда ли?.. — если я скажу вам: господин де Шарни, я любила, я люблю, я буду любить только одного человека в мире… вас! Боже мой! Боже мой! Будет ли этого достаточно, чтобы убедить вас: не может быть бесчестной та, у которой в сердце вместе с императорской кровью горит божественный огонь такой любви, как эта?

Шарни застонал, как человек, расстающийся с жизнью. Королева, говоря с ним, опьяняла его своим дыханием; он чувствовал, как шевелились ее губы, пока она говорила; ее рука жгла ему плечо, ее грудь жгла ему сердце, ее дыхание обжигало ему губы.

— Дайте мне вознести благодарность Богу, — прошептал он. — О, если б я не думал о нем, я думал бы слишком много о вас.

Она медленно встала и устремила на него горящие, полные слез глаза.

— Возьмите мою жизнь! — проговорил он вне себя от счастья.

Она помолчала с минуту, не переставая смотреть на него.

— Дайте мне вашу руку, — сказала она, — и ведите меня всюду, где были другие. Сначала здесь… здесь, где была дана роза… — Она сняла со своего платья розу, еще хранившую в себе жар огня, сжигавшего ее грудь.

— Возьмите! — сказала она.

Он вдохнул благоухание цветка и спрятал его у себя на груди.

— Здесь, — продолжала она, — та, другая, дала поцеловать свою руку?

— Обе руки! — сказал Шарни и пошатнулся, точно в опьянении, когда его лица коснулись горячие руки королевы.

— Ну вот, это место очищено от заклятия, — сказала королева с очаровательной улыбкой. — Затем они, кажется, ходили к купальне Аполлона?

Шарни остановился, ошеломленный, полуживой, точно небесный свод обрушился на него.

— Это, — весело продолжала королева, — место, куда я всегда вхожу только днем. Пойдемте взглянуть вместе на калитку, через которую убегал этот любовник королевы.

Радостная, легкая, опираясь на руку счастливейшего из всех когда-либо благословенных Богом людей, она почти бегом прошла по лужайкам, отделявшим чащу парка от каменной ограды. Таким образом они дошли до калитки, за которой видны были следы лошадиных копыт.

— Это здесь, снаружи, — сказал Шарни.

— У меня есть все ключи, — отвечала королева. — Откройте, господин де Шарни, осмотрим.

Они вышли и нагнулись, чтобы лучше видеть; луна показалась из-за облака как будто для того, чтобы помочь им в их расследованиях.

Белый луч нежно коснулся прекрасного лица королевы, которая опиралась на руку Шарни, прислушиваясь и всматриваясь в окрестные кусты.

Когда она вполне убедилась, что все тихо, она нежным движением привлекла Шарни к себе и заставила его войти обратно в парк.

Калитка закрылась за ними.

Пробило два часа.

— Прощайте, — сказала она. — Возвращайтесь к себе. До завтра.

Она пожала ему руку и, не прибавив ни слова, быстро удалилась по буковой аллее в сторону дворца.

По ту сторону калитки, которую они только что закрыли, поднялся из чащи кустов какой-то человек и скрылся в лесу, окаймлявшем дорогу.

Человек этот уносил с собою тайну королевы.