На следующий день, около десяти часов, в Версаль въезжала карета с гербом г-на де Бретейля.
Те из читателей этой книги, кто помнит историю Бальзамо и Жильбера, вероятно, не забыли, что г-н де Бретейль, соперник и личный враг г-на де Рогана, давно выжидал случая нанести смертельный удар своему противнику.
Дипломатия имеет то преимущество перед фехтованием, что в этом последнем искусстве ответный удар — удачный или неудачный — должен быть нанесен без промедления, между тем как дипломаты имеют в своем распоряжении целых пятнадцать лет, а если понадобится, и более, чтобы приготовить ответный удар и сделать его по возможности смертельным.
Господин де Бретейль, испросивший у короля аудиенцию час назад, застал его величество одевающимся к мессе.
— Великолепная погода, — весело сказал Людовик XVI, как только увидел входящего в кабинет дипломата, — настоящая погода для Успения: поглядите, на небе ни облачка.
— Я в отчаянии, что должен омрачить спокойствие вашего величества, — ответил министр.
— Ну, — воскликнул король, начиная хмуриться, — плохо же начинается день! Что такое случилось?
— Ваше величество, я очень затрудняюсь, как сообщить вам то, что желал бы… тем более это, на первый взгляд, не входит в мое ведение. Речь идет о краже, которая должна была бы касаться начальника полиции.
— Кража! — сказал король. — Вы хранитель печатей, а воры всегда в конце концов попадают в руки правосудия. Это касается господина хранителя печатей, то есть вас; говорите.
— Что ж, ваше величество, речь идет вот о чем. Ваше величество слышали про бриллиантовое ожерелье?
— Принадлежащее господину Бёмеру?
— Да, ваше величество.
— То, от которого королева отказалась?
— Именно.
— Благодаря этому отказу у меня есть прекрасный линейный корабль «Сюфрен», — сказал король, потирая руки.
— Так вот, ваше величество, — сказал барон де Бретейль, оставаясь равнодушным к тому удару, который намеревался нанести королю, — это ожерелье украдено.
— А, очень жаль, очень жаль, — сказал король. — Дорогая вещь; но эти бриллианты легко узнать. Раздробить их на части значило бы потерять плоды кражи. Их оставят целыми, и полиция найдет их.
— Ваше величество, — прервал его барон де Бретейль, — это не простая кража. Ходит много разных слухов.
— Слухов! Что вы хотите сказать?
— Ваше величество, говорят, что королева оставила у себя ожерелье.
— Как оставила? Она отказалась от него при мне, не пожелав даже взглянуть на него. Это безумие, нелепость, барон; королева его не оставила у себя.
— Ваше величество, я употребил не настоящее слово. Клевета так мало щадит коронованных особ, что выражения, в которые ее облекают, слишком оскорбительны для королевского слуха. Слово «оставила»…
— Послушайте, господин де Бретейль, — с улыбкой сказал король, — я надеюсь, никто не говорит, что королева украла бриллиантовое ожерелье?
— Ваше величество, — с живостью возразил г-н де Бретейль, — говорят, что королева тайно возобновила переговоры о покупке ожерелья, прекращенные ею при вас; говорят — излишне повторять вашему величеству, насколько я, движимый чувством почтения и преданности, презираю эти гнусные предположения, — итак, говорят, что ювелиры получили от ее величества королевы расписку в том, что она оставляет у себя ожерелье.
Король побледнел.
— Говорят! — повторил он. — Но чего только не говорят! Все же меня это удивляет! — воскликнул он. — Если б даже королева тайно от меня купила ожерелье, то и тогда я не осуждал бы ее. Королева — женщина, а это ожерелье редкая и бесподобная вещь. Благодарение Богу, королева может истратить полтора миллиона на свой туалет, если бы у нее явилось такое желание. Я дам на это свое одобрение; единственно в чем она не права, — это в том, что скрыла от меня свое желание. Но не дело короля вмешиваться в эти подробности; это касается только мужа. Муж побранит свою жену, если захочет или сможет, и я ни за кем не признаю права вмешиваться или злословить на этот счет.
Барон склонился перед благородством и силой королевских слов. Но твердость Людовика XVI была только кажущейся. Проявив ее, он тотчас же снова выказал нерешительность и тревогу.
— Кроме того, — сказал он, — что вы такое говорите про кражу?.. Вы, кажется, сказали «кража»? Если бы произошла кража, то ожерелье не могло бы быть в руках королевы. Будем логичны.
— Гнев вашего величества сковал мне уста, — сказал барон, — и я не мог докончить.
— Мой гнев? Я в гневе? Для этого, барон… барон…
И добродушный король громко расхохотался.
— Знаете что, продолжайте и скажите мне все: даже что королева продала ожерелье ростовщикам. Бедной женщине часто бывают нужны деньги, а я не всегда даю их ей.
— Именно об этом я и хотел иметь честь сказать вашему величеству. Два месяца назад королева просила пятьсот тысяч ливров через господина де Калонна, а ваше величество отказали ей.
— Это правда.
— Так вот, ваше величество, эти деньги, по слухам, предназначались для первого трехмесячного взноса, оговоренного при покупке ожерелья. Не получив денег, королева отказалась платить.
— И… — подхватил король, понемногу заинтересовываясь, как это случается всегда, когда сомнительность сменяется некоторым правдоподобием.
— Здесь, ваше величество, начинается та история, которую мое усердие велит мне рассказать вам.
— Что! Вы говорите, что история только начинается? В чем же дело, Боже мой? — воскликнул король, выдавая таким образом свое смущение перед бароном, который не замедлил воспользоваться этим преимуществом.
— Ваше величество, говорят, что королева обратилась за деньгами к одному лицу.
— К кому? К какому-нибудь ростовщику, не так ли?
— Нет, ваше величество, не к ростовщику.
— Боже мой! Вы говорите мне это каким-то странным тоном, Бретейль. А, я догадываюсь! Это иностранная интрига: королева просила денег у своего брата, у своей семьи. Тут замешана Австрия.
Известно, как щепетилен был король относительно всего, что касалось венского двора.
— Это было бы лучше, — возразил г-н де Бретейль.
— Что значит лучше! Но у кого же могла королева просить денег?
— Ваше величество, я не смею…
— Вы меня удивляете, сударь, — сказал король, поднимая голову и вновь принимая царственный тон. — Говорите немедля и назовите мне этого заимодавца.
— Господин де Роган, ваше величество.
— И вы не краснеете, называя мне господина де Рогана, самого разорившегося человека в королевстве!
— Ваше величество… — сказал г-н де Бретейль, опуская глаза.
— Ваш тон мне очень не нравится, — добавил король, — потрудитесь сейчас же объясниться, господин хранитель печатей.
— Нет, ваше величество, ни за что на свете, ибо ничто в мире не заставит мои уста произнести слово, от которого может пострадать честь моего короля и моей королевы.
Король нахмурился.
— Мы очень низко опустились, господин де Бретейль. Это полицейское донесение пропитано смрадом той клоаки, которая породила его.
— Всякая клевета извергает губительные миазмы, ваше величество, и потому необходимо, чтобы государи очищали воздух, прибегая к решительным средствам, если не хотят, чтобы их королевскую честь погубили эти яды, достигающие самого трона.
— Господин де Роган! — прошептал король. — Где здесь правдоподобие… Значит, кардинал не мешает распространению этих слухов?
— Ваше величество может убедиться, что господин де Роган вел переговоры с ювелирами Бёмером и Боссанжем; что дело о продаже было улажено им, что он определил и принял условия платежа.
— В самом деле? — воскликнул король, охваченный ревностью и гневом.
— Самый простой допрос подтвердит этот факт. Я за это ручаюсь вашему величеству.
— Вы говорите, что вы за это ручаетесь?
— Безусловно и с полной ответственностью, ваше величество.
Король быстро зашагал по кабинету.
— Это ужасно, да, — повторял он, — но все же я не вижу тут кражи.
— Ваше величество, ювелиры говорят, что у них есть расписка, подписанная королевой, и что ожерелье хранится у нее.
— А! — воскликнул король, к которому вернулась надежда, — но она отрицает! Вы видите, что она отрицает это, Бретейль!
— О, ваше величество, разве я когда-либо дал вам понять, что не уверен в непричастности королевы? Несчастным был бы я человеком, если бы ваше величество не видели, каким почтением и преданностью полно мое сердце по отношению к невиннейшей из женщин!
— Значит, вы обвиняете одного господина де Рогана…
— Но, ваше величество, обстоятельства…
— Это тяжкое обвинение, барон!
— Которое, быть может, рассеется при расследовании; но расследование необходимо. Подумайте, ваше величество: королева утверждает, что у нее нет ожерелья; ювелиры уверяют, что продали его королеве; ожерелье исчезло, и слово «кража» произносится во всеуслышание рядом с именем господина де Рогана и священным именем королевы.
— Это правда, это правда, — сказал взволнованно король. — Вы правы, Бретейль, надо выяснить это дело.
— Непременно, ваше величество.
— Боже мой! Кто это идет там по галерее? Не господин де Роган ли направляется в часовню?
— Нет еще, ваше величество, это не может быть он. Еще нет одиннадцати часов, и, кроме того, господин де Роган сегодня служит, так что должен быть в священном облачении.
— Что же делать? Поговорить с ним? Позвать его?
— Нет, ваше величество; позвольте мне дать вам совет: не разглашайте этого дела, прежде чем не переговорите с ее величеством королевой.
— Да, — сказал король, — она скажет мне правду.
— В этом ни на миг не может быть сомнения, ваше величество.
— Послушайте, барон, садитесь вот здесь и без недомолвок, ничего не смягчая, расскажите мне все о каждом факте, о каждом вашем соображении.
— У меня в портфеле лежит подробный доклад с приложением доказательств.
— К делу, в таком случае! Подождите, я велю никого не принимать… У меня были назначены сегодня утром две аудиенции; я их отложу.
Король отдал приказание и, усаживаясь, бросил взгляд в окно.
— На этот раз, — сказал он, — это уж точно кардинал, посмотрите.
Бретейль встал, подошел к окну и увидел г-на де Рогана в полном кардинальском и архиепископском облачении, направляющегося в покои, которые отводились ему каждый раз, как он совершал торжественное богослужение в Версале.
— Наконец-то он прибыл! — воскликнул король, поднимаясь.
— Тем лучше, — сказал г-н де Бретейль, — объяснение произойдет без промедления.
И он принялся осведомлять короля с рвением человека, желающего погубить своего ближнего.
В его портфеле с адским искусством было собрано все, что могло послужить к обвинению кардинала. Король, правда, увидел множество улик против г-на де Рогана, но, к его отчаянию, доказательства невиновности королевы заставляли себя ждать.
Он уже с четверть часа нетерпеливо сносил эту пытку, когда в соседней галерее внезапно послышались громкие голоса. Король прислушался, Бретейль прервал чтение.
Офицер караула слегка постучал в дверь кабинета.
— Что там? — спросил король, нервы которого были возбуждены сообщением г-на де Бретейля.
Офицер вошел.
— Ее величество королева просит ваше величество соблаговолить пройти к ней.
— Случилось что-то новое, — сказал король, бледнея.
— Возможно, — ответил Бретейль.
— Я иду к королеве! — воскликнул король. — Ожидайте меня здесь, господин де Бретейль.
— Прекрасно, мы приближаемся к развязке! — прошептал хранитель печатей.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления