Онлайн чтение книги Ненавистная наложница императора The Hated Male Concubine
1 - 6

Аджин вошла в комнату, обнимая саму себя, будто ее тащили к Владыке Преисподней.

Хваун в этот раз стоял перед комодом с зеркалом, глубоко погруженный в собственные мысли. В глазах Аджин его вид был точь-в-точь как когда он ждет Императора, и это заставило ее сердце дрогнуть еще больше. Перво-наперво Аджин поклонилась.

– Ваше Высочество…

– Аджин? Почему ты кланяешься? Давай, поднимись.

Только тогда Хваун вернулся в реальность и с удивлением в голосе заговорил, но Аджин продолжала склонять голову, прежде чем продолжать.

– Ваше Высочество… Я возвращалась со встречи с евнухом из Гёнса-бан…

– Гёнса-бан?

Когда голос Хвауна в одном мгновение явственно наполнился напряжением, Аджин зажмурилась и подумала: «Я знала!».

Раз все так повернулось, она продолжила свои слова уже без колебаний:

– Его Высочество сказал… что он волнуется за состояние Его Высочества, поэтому на некоторое время… он сказал не выставлять Вашу именную табличку…

Аджин еще ниже опустила свою голову, закончив монолог. Вскоре ей достанется – вещью или словами оскорбления. Более того, если бы она сейчас посмотрела прямо и встретилась с Хвауном глазами, без сомнений, его приступ гнева стал бы еще яростнее.

Тем не менее, она гадала, будет ли это менее болезненно, когда его воспоминания еще полностью не вернулись. Пока она размышляла над подобной ерундой, голос Хвауна раздался над ее головой.

– Это произошла, потому что он обеспокоен моим состоянием?

– …?

– Я уверен, он осуждает меня, так как невиновный гвардеец потерял свою жизнь, потому что я плохо себя вел…

– Ва-ваше Высочество! Почему вы говорите так? Вы же не сделали это нарочно…!

Аджин инстинктивно начала громко разговаривать с Хвауном, чтобы остаться в живых, но он только помотал головой со спокойным выражением лица.

– Я не думаю, что так считает Его Величество.

В действительности, мысли не отличались от размышлений Императора. Он не мог знать, о чем он думал до падения в пруд, так как тело было не его, но с точки зрения Императора и его отношения к Хвауну, он предполагал, что Император посчитал – Наложник Ён упал, чтобы снискать его внимания. Для Хвауна было также сложно предположить, что он не падал именно с такими мыслями.

Обеспокоенная, вопреки своим ожиданиям – не было ни гнева, ни печали, ни сожалений в голосе Хвауна, Аджин наконец-то подняла голову. Опять ушедший в себя, Хваун выглядел расслабленно и чрезвычайно спокойно, и она перестала что-либо понимать вообще.

– Аджин.

Пока она хлопала глазами, пялясь в пустоту и пытаясь осмыслить, что же произошло с ее господином, Хваун позвал ее еще раз. Все еще оставшемуся мягким и нежным голосу Аджин ответила «да», забыв даже опустить голову.

– Ты напугана, потому что думаешь, что я разозлюсь на услышанное и выскажу тебе свое недовольство?

– Н-нет, Ваше Высочество! Напугана? Я не напугана, Ваше Высочество…

– Разве ты не трясешься от испуга и, кажется, вот-вот упадешь в обморок?

– Э-это, Ваше Высочество… Это не так…

«Что, если это очередная блажь? Или представление?» Аджин думала, что ее господин не будет отличаться от демона ада, если это опять его уловка, нужная, чтобы обмануть ее сердце.

Аджин была той, кто служила Хвауну очень долгое время, той, кто чаще всех сталкивалась с его настоящим характером. Лучше, чем кто-либо другой, он могла видеть насквозь его планы и действия – задумываться о самом себе и притворяться изменившимся, так он мог выглядеть хорошим в глазах Императора.

Но что если он мог сделать такое, чтобы таким образом запутать Аджин; что если он стал другим человеком, чтобы заставить ее теряться в догадках, действительно ли он изменился и был способен разговаривать настолько мягко и по-доброму; что если ее господин был на самом деле умел скрываться так умело.

Тогда Наложник Ён был ужасающим человеком, которого нельзя было сравнить с тем, что раньше о нем думала Аджин. Сейчас он гадала – надеяться ли ей, чтобы ее господин вновь стал тем предсказуемым злобным человеком, каким был в прошлом.

– Все в порядке. Как ты можешь поверить человеку, изменившемуся за один миг? Я понимаю тебя.

– Ваше Высочество…

– Время все расставит по своим местам, да? Раз уж Император не придет, давай отправим всех сегодня отдыхать пораньше.

Аджин стояла, чувствуя некоторое облегчение, наряду с ее большим страхом. Затем она начала вынимать украшения из прически Хвауна одно за другим. Вздохнув раз, как если бы он находился в нервном напряжении долгое время, Хваун проговорил:

– Между прочим, Аджин. Не могла бы ты собрать всех работающих во дворце Чонган во дворе завтрашним утром?

– Всех? – переспросила Аджин.

Хваун посмотрел на свое отражение в карманном зеркальце, которое он находил все еще непривычным, прежде чем ответить:

– Да. Пожалуйста, собери все без исключения – начиная молодыми придворными дамами и заканчивая евнухами-послушниками.

Сегодня она украсила его по самому минимуму, следуя приказу Хвауна, но даже на первый взгляд, его украшения не были обычными.

Для Хвауна, который был мужчиной и всю свою жизнь подвязывал волосы одной лишь лентой, не было ничего простого. Вспоминая моменты, когда ему пришлось сидеть с прямой спиной неподвижно, соглашаясь, чтобы женщины втыкали пинё* и другие острые предметы в его голову, он находил это чрезвычайно раздражающим и всеми силами пытался избавиться от бесполезных мыслей.

Тем не менее, о чем волновался Хваун больше всего, была встреча с Императором, которая, к его счастью, кажется не состоится еще какое-то время. Что же до нынешних дней, ему необходимо было решить проблему дворца Чонган, с которой он столкнулся прямо сейчас.

С этими мыслями Хваун вскоре заговорил с Аджин, которая смотрела на него со сложным выражением лица, когда их глаза встретились в отражении зеркала.

– Я не имею даже малейших намерений избить кого-то, так что не волнуйся.

Видя, как удивленное лицо Аджин заалело от его слов, Хваун покачал головой. Кажется, ему предстоит пройти еще долгий путь.

***

Лежа на кровати настолько большой, что на ней свободно могли расположиться двое, Хваун тихо пялился в высокий потолок. Почему потолок сделали таким высоким, если даже человеческий рост не был и в половину также высок, или почему он был так богато украшен лепниной, если на него так трудно смотреть – Хваун не мог найти ответы на эти вопросы. Он лишь гадал, было ли это важным для людей высшего сословия.

Как окружающие предметы тонули в тишине ночи, так и его мысли уплывали все глубже. Когда он очнулся, он был так занят неожиданно возникшей ситуацией, что не имел возможности задуматься как следует, но сейчас он был в одиночестве и отчетливо вспоминал все произошедшее, все положение, в котором оказался.

Он вытащил свою руку, спокойно лежавшую под одеялом. Ткань стеганого одеяла под кончиками его пальцев была настолько мягкой, что не поддавалась описанию. Не стоило упоминания ни его тонкое, будто соломенная бумага, одеяло, под которым он спал круглый год снаружи, даже ни одеяло в казармах, где жили другие подобные Хвауну низшие гвардейцы, от воспоминания о которых его глаза покраснели – ничто из этого не могло сравниться с тем, под чем он сейчас лежал.

Он размышлял, стоит ли ему быть счастливым от этого. Стоит ли быть счастливым, если взглянуть на ситуацию под другим углом, как если бы это было что-то вроде удачи на один день?

Хотя его родное тело и умерло, у него не было вещей в жизни, о которых он мог сожалеть. У Хауна не было родственников, не говоря даже о родителях, и он не общался ни с кем, помимо хозяина постоялого двора, который нанял его. Даже его учитель, что заботился о нем, был очень далеко и они не могли даже обмениваться письмами с недавних пор. Более того, даже если люди снаружи и услышат о его смерти, никто не помолится за его упокой.

Когда он начал новую жизнь во дворце, он сблизился с некоторыми гвардейцами, сдавшими тот же экзамен, что и он, хотя он и не проводил с ними много времени. Даже если они и почувствуют печаль на одном мгновение, услышав о его кончине, все равно не оставалось сомнений, что в этом мире не было тех, кто помнил бы его долгое-долгое время и скорбел.

С этих пор, люди, которые узнали о его обстоятельствах, определенно бы сказали, что у него все складывается хорошо. Хотя его репутация оставляла желать лучшего, и он был презираем Императором, он оставался гордым наложником этого народа и еще его отец был заслуженным и преданным слугой Императора, с которым никто не мог сравниться.

Не важно, насколько самоотверженно другие сражались и достигали высот на полях боев, для них все же было невозможно подняться до такого же высокого статуса, какого Хваун добился сейчас.

– Да, когда бы я еще смог купаться в такой роскоши? – пробормотал Хваун, как бы убеждая самого себя, и закрыл глаза, стараясь не замечать горечи в сердце.

В темноте перед его внутренним взором возникло лицо Императора, которое он вспоминал, как он увидел его в первый раз в тот день на улице. Даже если это было не для него одного, но брошенный на своих подданных взгляд Императора полнился теплом и благосклонностью, как будто он смотрел на свое драгоценное дитя.

Вздохнув и перевернувшись на бок, следующим воспоминанием он припомнил лицо Императора, стоящего напротив. С отчужденным выражением лица, на котором тяжело было найти хоть толику тепла, Император даже не пытался скрыть презрения в голосе.

– Хорошо. Все хорошо.

Он предпочёл не замечать своего плачущего сердца, бормоча эти слова снова и снова, будто накладывая заклинание на самого себя, и с этим провалился в сон.

Он подумал, что было бы замечательно, если бы ему сегодня приснился сон о видении того дня.

Примечание переводчика:

* Пинё – традиционная корейская заколка для волос, использующаяся, чтобы закрепить пучок, или узел из кос, на затылке. В древности она также служила для обозначения статуса и изготавливалась разных форм и из материалов – женщины высшего класса могли иметь заколки из золота, серебра или нефрита, украшенные драгоценными камнями и узорами, когда как простолюдинки носили обыкновенные пинё без изысков. Форма декора тоже имела значение: например, изображение китайского феникса и дракона было разрешено только императорской семье, но простым людям была предоставлена возможность носить пинё в форме дракона только на свадьбах. Обычно, такая заколка использовалась женщинами, но и мужчины могли ее носить, закалывая свои пучки (sangtu) на макушках.