В продолжение своих слов, лицо молодого евнуха побледнело. Даже он не мог до конца поверить в то, что самолично услышал. Когда он отправился во дворец Чонган по приказу чиновника Ви, ему пришлось собираться с духом на случай, если он окажется под прицелом чайной чашки, брошенной Наложником Ёном. «По крайней мере я не окажусь избит, если скажу ему, что пришел по приказу Императора, так?». Он шел лишь с этой простой надеждой в сердце.
Однако даже услышав, что Его Величество пошел во дворец Ее Высочества Наложницы Сук и приказал доставить эти новости во дворец Чонган, Наложник Ён остался спокойно сидеть, как сидел. Он не бросался чайными чашками и не выпнул того прочь в гневе.
Евнух был очень напуган мыслью, что Наложник Ён бы так спокоен сейчас, чтобы привнести много проблем в его жизнь потом.
– Говорят, Наложник Ён изменился с тех пор, как упал в пруд…
Пробормотал чиновник Ви, без сил присаживаясь. Как и у евнуха, его ноги подкосились от слабости, хотя не он самолично ходил во дворец Чонган и не слышал этих слов.
Наложник Ён изменился.
Один слух с недавних пор ходил по дворцу. Слух, что он собрал всех придворных служанок своего дворца, стал самым обсуждаемым во всем императорском дворце.
Но эта сплетня была из тех, что высмеивала Наложника Ёна. Все, кто ее слышал, были свято уверены, что это очередная каверза Наложника по привлечению внимания Императора, и что это все не продлится долго. Чиновник Ви также придерживался подобного мнения.
– Невозможно…
Чиновник Ви продолжал бормотать, пока его подчиненные ученики тряслись в замешательстве.
«Боже, это невозможно. Невероятно. В это действительно невозможно поверить, что кто-то, кто никогда не менялся, как бы сильно ни пытался Император изменить его все это время, вдруг изменился за одну ночь, лишь оказавшись на грани смерти.»
Чиновник Ви все пытался размышлять в этом направлении, но Наложник Ён, которого он знал долгое время, никогда не был таким терпеливым человеком, что будет сидеть тихо и ждать нужного момента, выстраивая свой план.
«Тогда что, ради всего святого, Наложник Ён делает сейчас? Как я должен принять все эти нереальные факты?
Как ночь становилось все глубже и темнее, так и вздох чиновника Ви выходил все длиннее и тяжелее. Для него было очень сложной задачей выживать в этом императорском дверце.
***
– Даже Его Величество, эх… Он не должен говорить такие вещи…
Аджин, массажирующая руки своего господина в цветочной ванне, была подавлена, с какой бы стороны ни посмотрела на это. Она пребывала в плохом настроении с тех пор, как евнух Гёнса-бан нанес им визит.
Честно говоря, не было ли слишком жестоким жестом со стороны Императора дать понять своему наложнику, именная табличка которого была убрана, чей дворец он собирается почтить своим присутствием? По приказу Наложника Ёна, Аджин прекратила наведываться в Гёнса-бан, чтобы определить местонахождение Императора. Так как мог Император послать кого-то сюда? И более того, как он мог дать знать, что идет во дворец Унхва – дворец Наложницы Сук?
Аджин, не отдыхавшая, так как здоровье ее господина недавно стало хуже, больше не могла продолжать говорить об Императоре, а уголок ее губ начал подергиваться.
Затем Аджин внезапно поняла, что не получает никакого ответа от своего господина, несмотря на свои ворчание и жалобы, и по ее позвоночнику пробежал холодок. Когда она подняла голову, то увидела, что Наложник Ён молча пристально смотрит на нее. Аджин быстро отставила в сторону чашу, что держала в руках, и поклонилась.
– Простите меня, Ваше Высочество. Я была беспечна.
Она нетактично заставила своего господина, чье сердце и так было наверняка разбито, чувствовать себя еще хуже после этих слов. Аджин винила себя за то, что расслабилась, потому что господин относился к ней с добротой в последние дни, и закусила губу.
Мокрые руки Наложника Ёна аккуратно взяли ладони Аджин в свои и подняли ее с колен.
– Почему ты всегда, каждый раз кланяешься? Я гляжу на тебя, не потому что был тобою оскорблен.
– Ваше Высочество…
– Я лишь… смотрю на тебя, так как чувствую себя счастливым оттого, что ты грустишь за меня, когда до этого всегда выглядела напряженно и пугалась, стоя передо мной.
Ресницы круглых глаз Аджин затрепетали от услышанного. Неожиданно для самой себя она задалась вопросом, действительно ли она грустит из-за того, что пришлось пережить ее господину.
«Так я не напугана? Я не боюсь, что Наложник Ён начнет вымещать на мне свой гнев, потому что Его Величество обращался с ним дурно? Я действительно расстроена тем, что случилось с Его Высочеством и беспокоюсь о нем?»
Несмотря на такие мысли, Аджин все никак не могла в это уверовать.
Между тем Хваун был чуточку счастливее. Он уже не придал значения тому, что Аджин пребывала в состоянии шока.
С того момента как он очнулся в теле Ён Хвауна, каждый, кого он встречал, были либо напуганы, либо раздражены им, либо игнорировали его или даже откровенно боялись Наложника Ёна. Однако не важно, как он смотрел на все это, не казалось, что минуту назад показавшая ответные чувства Аджин боялась его. Из-за этого Хваун заулыбался, забыв об недавнем оскорблении.
«Я чувствовал себя одиноким?» Хваун размышлял. Так как все были заняты, избегая его, это краткое время, когда он жил как Ён Хваун, заставило его чувствовать одиночество.
Пока он об этом думал, он понял, что наверняка дал слабину. Как бы то ни было, ему приходилось жить в этом огромном дворце среди людей, которые питали к нему только отрицательные чувства, и более того, ему приходилось выносить все это, живя в чужом теле. Не важно, насколько легким и позитивным Хваун был, это все же было утомительно.
Хваун продолжил говорить, все еще держа ладони Аджин в своих.
– Я в порядке. Как я могу говорить, что расстроен, когда я был наказан за то, что сам совершил?
– Ваше Высочество…
– Однако…
Замедлив речь, Хваун уставился на Аджин и улыбнулся. Эта улыбка была настолько яркой и искренней, что Аджин не видела никогда до этих дней, даже когда он был еще молодым господином.
Аджин растворилась в этом красивом и уточненном лице, а Хваун говорил дальше:
– Однако ты первая, кто расстроился за меня, я… так бесстыдно счастлив этому.
«Я не должна обманываться. Не должна питать несбыточных надежд и верить ему, потому что уже завтра он может вспомнить все и вернуться к старому себе.»
Не зная, что сердце Аджин, убеждающее само себя в подобном выводе каждую ночь, безнадежно рассыпалось перед его лицом, Хваун лишь улыбался.
***
– Ваше Величество, эта девчонка Вам важнее, чем я?
Наложник Ён повысил голос, будто бы был готов вскочить и выдрать волосы этой девушки. Император едва сдержал порыв немедленно покинуть дворец Чонган и обуздал свои чувства контролем дыхания.
Это был не первый раз, когда Хваун вел себя глупо и смешно, но в этот раз это стало ошеломлением для всех. Хваун вышел из себя лишь потому, что Император кинул взгляд на придворную служанку, стоявшую у двери. Ихань никогда не рассматривал ни одну придворную даму в том ключе, в котором говорил Хваун, но даже если и так, то в чем была проблема?
Каждая женщина в императорском дворце принадлежала Императору, и все они смотрели лишь на него. Если величественный император положит на них глаз, тогда не только наложницы, но и императрица не смогут оспорить этого. Однако сейчас Хваун разозлился из-за того, что Ихань пялился на служанку и игнорировал его.
– Хваун-а*.
Однако вместо напоминания об этикете и вспышки раздражения, Ихань мягко окликнул его по имени сладким голосом.
Слух о том, что Хваун ловил каждое движение Императора и то, что вымещал свой гнев на придворных служанках в своем дворце, уже разлетелся по всей императорской резиденции. Сам Ихань также слышал об этом.
Ихань был императором и вещи, о которых ему приходилось думать, все время росли и росли. Он не мог уделять внимание только дворцу Чонган, и он также не мог заниматься расследованием, кого Хваун побил и кого извел, ежедневно.
Он мог лишь ругать Хвауна и отправлять назад. Однако если Хван не успокаивался, то в течение нескольких следующих дней, когда Император не оставался во дворце Чонган, все живущие там могли страдать еще сильнее, чем прежде.
Не имеет значения, как жестоко Хваун третировал их, между ним и придворными служанками существовала разница в статусе – он господин, а они рабы. Даже если Ихань и был императором, то он мог только осуждать и пресекать действия Хвауна до определенного предела.
Вот почему Ихань позвал Хвауна медовым голосом. В конце концов, Хваун вырос в доме почитаемого бывшего имперского деятеля. Император верил, что он может измениться и последовать за ним.
Услышав свое имя в таком тоне, Хваун расслабился и заговорил уже более спокойным голосом.
– …Ваше Величество, прошло столько времени, как вы звали меня таким голосом в последний раз.
– Если тебе нравится, тогда я буду делать это чаще.
– Благодарю за милость, Ваше Величество.
– Хваун-а, те, кто служит во дворце Чонган, могу быть твоими руками и ногами, но, если смотреть шире, они также являются людьми, которых я должен возглавлять и кем управлять.
Император продолжал разговаривать с Хвауном очень мягко и терпеливо.
Прим. пер.:
* Такой суффикс называется вокативом, или звательным падежом. Корейские суффиксы -а/ -я (зависит от согласной/гласной перед ними) ставятся в конце имени и используются при обращении к близкому другу или к тому, кто младше, демонстрируя таким образом оттенок привязанности и нежности. Характерно при использовании неформального языка общения. Среди взрослых такие суффиксы не употребляются, если они не друзья с самого детства.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления