Онлайн чтение книги Волчица и Пергамент Spice and Wolf New Theory: Parchment and Wolf
2 - 3

Коул со всех ног бежал через лес, достигнув края которого, он уже запыхался. Когда пошли снежные поля он уже с трудом отрывал ноги от земли. Миюри могла лишь коситься на него, однако его ноги, движимые чувством долга, продолжали толкать его вперёд. Она ожидала, что, вернувшись в церковь, они отдохнут, но Коул протащил за собой Миюри мимо и направился прямо в порт. Только-только миновал полдень, и главные улицы, которыми они проходили, были почти пусты. Обойдя доки, Коул быстро нашёл, что искал - лодку, которая могла доставить их на остров с монастырём.

С учётом сказанного Райхером, Коул предполагал, что убедить кого-то исполнить столь неожиданную просьбу будет трудно, но люди в порту, к которым он обратился, стали, весело смеясь, настойчиво и наперебой предлагать свои услуги. Носы у них у всех были ярко-красными. В итоге исход спора решила подброшенная монетка, затем Коул заплатил за проезд, за эти деньги в Атифе можно было купить целую буханку ржаного хлеба. Предстояла вовсе не лёгкая весенняя прогулка на воде, сейчас падение за борт было почти равнозначно смерти, и Коул не счёл стоимость чрезмерной. И этот риск перевозчик разделит с пассажирами и сам.

Лодка была небольшой, в ней могли разместиться лишь четверо взрослых. Перевозчик утверждал, что он рыбак, и благодаря его навыкам гребли, лодка заскользила по тёмному морю. Порт быстро уменьшался, друзья перевозчика рьяно махали вслед руками.

Волнение, слабо ощутимое в порту, нарастало по мере удаления от земли. Из-за малых размеров лодки Коул мог легко дотянуться до воды рукой. Он подумал, что Миюри могла бы сесть на самое дно лодки, но она молча села рядом. Ей было за что сердиться на него, хотя бы за то, что они прошли по главной улице как раз мимо таверны, манившей прекрасными запахами. Однако она показала себя более чем преданным компаньоном.

- Послушничество, а? - вдруг заговорил перевозчик.

- Прощу прощения... что?

- Собрались в послушники? С братом.

У коренастого перевозчика уже пот капал со лба. Его дыхание окутывало его белым облаком, сквозь которое различалась напряжённая улыбка.

- Ты так отчаянно бежал по острову со своим маленьким другом.

Цезон был очень невелик, за ними, вероятно, приглядывали с того момента, как они приплыли. Предупреждение Райхера не было лишь шуткой.

- Или, если ты собираешься построить новый монастырь, тогда я советую этого не делать.

В его голосе не было злобы, он всё так же улыбался Коулу.

- Я слышал это уже не раз по дороге сюда. Неужели так много людей приходит с этой целью? - спросил Коул.

- Даже если считать только тех, кто явно с этим приплывал, - ответил перевозчик, не переставая грести, - каждый год хотя бы один или два. Иногда торговцы даже берут этих олухов и возят по островам. Их покровители из благородных велят им приехать и построить монастырь, а они надеются наделать себе блестящих монеток. Большинство из них - южане, приезжающие сюда добыть сельди и трески.

Строительство, повседневные поставки, перевозка паломников, ещё что-нибудь по мелочи - и на этом всё. Торговец, принявший на себя заботу о Коуле, когда он был ребёнком, говорил, что торговать с монастырями не очень денежно, но, может быть, упомянутые лодочником торговцы хотели работать до последнего для монастыря во имя служения Богу.

Лодка отошла довольно далеко от порта, и из-за малых её размеров озеро в море казалось необычайно обширным. В одиночестве на море было что-то особенное. Любой мог найти здесь веру.

- Господин Райхер в церкви вбивал то же самое в наши головы.

- А, этот пьяница отец Райхер, - рассмеялся перевозчик.

- Хотя это действительно правда, мой господин и наниматель приказал мне исследовать здешние места, но сейчас я хочу лишь встретиться с монахом, который направляет веру на этой земле.

- Похоже, вы уже побывали в храме у подножия горы и... всё такое.

- Чт?..

Коул был поражён, не понимая, откуда перевозчик это знает. На лице того появилось загадочное выражение.

- Ты ясно увидишь любого, если он пойдёт по снежным полям из порта, и ты хорошо разглядишь море из святыни, верно? «Повернись лицом к Богу, и он тоже будет присматривать за тобой» - это одно из его учений, не так ли?

Лодочник прав, подумал Коул и посмотрел назад, за спиной перевозчика он увидел остров и гору. Крошечные, как муравьи, белые точки должны были быть островитянами, решившими очиститься перед святыней в пасти змея. Как прекрасно, что перевозчик упомянул святыню. Коул хотел кое-что спросить, прежде чем отправиться в монастырь и встретиться там с монахом.

- Есть ли причина, по которой чёрная Святая Мать не обращена лицом к нам?

Несомненно, такая отчётливость линии, разделяющей лес на горе, была связана с теми чёрными скалами. В придачу к ним умирающая река, ставшая извилистым отростком моря, а пещера возникла прямо посреди её русла. Могло даже сложиться впечатление, что она молилась за воскрешение реки.

- Ха-ха, ты усердный священник. Не каждый день такого встретишь.

Коул не был священником, но и перевозчик вряд ли на самом деле принял его за священника. Похоже, перевозчик назвал бы так любого, похожего на человека Церкви.

- Большинство этих типов с юга не уделяют внимания этой земле. Так что ты меня порадовал, я буду рад рассказать вам кое-что.

Продолжая грести, он прочистил горло.

- Это история из того времени, когда мои дедушки были детьми. Когда дракон ещё жил на дне моря.

Чем дальше они выходили в открытое море, тем сильней становился ветер и выше поднимались волны. Коул зажмурился, когда его окатила вода, а перевозчик посмотрел вдаль и сильнее потянул за вёсла.

- Мы рыбачим из поколения в поколение, наши лодки мы всегда делали из дерева. Но здесь холодно, как ты знаешь. Деревьям надо долго расти, а люди вырубают их быстрее. Здешние острова быстро потеряли свои леса, и вскоре не осталось ничего, кроме лугов. Теперь единственные оставшиеся деревья растут в Цезоне, и так уже давно.

Действительно на протяжении всего пути от Атифа до Цезона лишь на главном острове росли деревья.

- Мы живём с морем вместе, и нам нужны деревья, чтобы по нему плавать. У нас нет выбора, вся наша надежда - на деревья Цезона. Это как свеча нашей жизни, мы держимся, пока пламя горит. Но...

Лодку сильно качнуло, едва не перевернув, Коул поспешно прижался к борту, а Миюри упала на дно. Он протянул ей руку и снова оглянулся на порт, уже почти неразличимый в дымке. Была видна лишь опушённая деревьями чёрная гора.

- Мы не знаем почему, но Бог однажды разгневался.

Коул, держа одной рукой Миюри, а другой цепляясь за борт, посмотрел на перевозчика, глубоко вздохнувшего.

- Гора стала плеваться огнём. Козы обычно всегда спокойны, но весь тот день были сами не свои, и птиц тоже - словно что-то гоняло их с места на место. Хотя шла пора снега, воздух стал тёплым, как весной. Затем земля застонала, гора затряслась, и снег падал уже не холодный и белый, а горячий и чёрный. Вместо тающего снега расплавленный камень пошёл по реке к городу, сжигая всё на своём пути. Кораблей для бегущих людей не хватало. Дед, тогда совсем ребёнок, как-то смог попасть на корабль, на него уже влезло так много людей, что он никак не мог выйти в море. А когда всё же вышел, людям на корабле пришлось увидеть лица остававшихся в порту, которые ничего не могли поделать, которым осталось лишь смотреть на горящую гору и ждать, пока самый ад не приблизится к ним. Место, где жил дед, горело, хлеб жизни людей - лес - горел, его родителей, братьев и сестёр, оставшихся в порту, ждала та же участь, но хотя бы он был в море. Холодная вода сможет остудить и снова сделать твёрдым расплавленный камень. Его сердце разрывалось между отчаянием и облегчением.

Если люди могли спастись на корабле, для них было бы вполне естественно стремиться попасть на борт. Но, приняв естественность этого, никак не облегчишь муки вины. Когда во время суматохи в Атифе Хайленд, рискуя жизнью, пошла в Церковь, естественным выбором для Коула и Миюри было - сбежать. И сама Хайленд настаивала на этом, но на Коула слишком давило чувство собственного бессилия и вины.

- Но когда всю верхнюю половину горы охватило огнём, люди увидели, что кто-то идёт по снежным полям к горе. Чёрная на фоне огня женщина шла у всех на виду. Люди в порту и люди в море смотрели на неё и думали: "Вот идёт та, которая совсем отчаялась". Но в тот момент, когда женщина вступила в реку, эту дорогу для огня, произошло чудо.

Перевозчик говорил так, как будто сам всё видел, видимо, история была им услышана бесчисленное число раз, и образы укоренились в его голове, будто вошли туда через его глаза. Даже Коул, глядя на гору, смог представить себе, что видели люди на корабле.

- Адский огонь, лившийся на склон горы, был лишён силы, начиная с середины реки. Раскалённый поток разделился надвое и стал гаснуть. Может, повезло с глубоким снегом. Огненная скала, разделённая надвое, медленно сползала по снежному склону, дымясь и остывая по пути, пока не затвердела. Остывшая скала перегородила реку, не давая чему-либо течь после этого.

Те самые неожиданно встреченные скалы. Чтобы суметь остановить такой поток расплавленной породы, нужно нечто огромное - что-то, что могло бы оставить после себя большую пещеру.

- Верхняя половина горы была вся завалена камнями и пеплом, но нижняя сохранилась. Из камней ещё поднимался дым, а люди уже бежали туда, где произошло чудо. За странной каменной мордой, ещё дымящейся, а местами даже красной от жара, оказалась большая пещера. Она напоминала вход в самый ад тем дымом, что она исторгала. Капли незатвердевшей скалы падали со свода подобно желудочному соку огромного зверя. А дальше от входа сидел чёрный, как смола, кусок древесного угля.

Когда Коул увидел святилище, у него было твёрдая уверенность, что он видел это где-то раньше. И не было его воображением. Почти то же самое произошло в старой легенде его родной деревни. Однажды, когда паводок вдруг пошёл с горы на деревню, появился бог в виде большой лягушки, эта лягушка смело спасла их деревню. Такие истории встречались повсюду.

Но всё же одно дело, когда лягушка противостоит воде, но женщина, появившаяся в Цезоне, остановила раскалённый поток расплавленного камня.

- Значит, Чёрная Мать...- пробормотал Коул, и перевозчик посмотрел на него.

- Она была той самой, кто спас нас от беды, - и мужчина похлопал себя по поясу.

На мгновение Коул подумал про кинжал, однако естественней предположить, что там хранилась оберегающая статуэтка Чёрной Матери.

- Половина деревьев, поддерживавших нашу жизнь, была потеряна, но после случившегося у наших берегов один невероятный сезон рыбной ловли сменялся другим, столь же невероятным. Тогда, может быть, как напоминание о Чёрной Матери, мы даже нашли угольные жилы. Каждый, включая и моих дедов, усердно трудились, собирали деньги и покупали древесину в далёких странах. Они не притронутся к деревьям на острове. Благодаря этому склон горы немного больше похож на настоящий лес. И поэтому цвета у леса разные, как вы их видите.

Резкое различие в цвете леса объяснялось возрастом деревьев, а не их разновидностью.

- И это случилось, когда монастырь уже был?..

- Ага.

Коул повернулся по ходу движения, теперь земля, которую он видел издалека, стала обретать очертания. Он увидел каменное здание, примостившееся между двумя скальными нагромождениями, вытянутыми, как рога.

Маленькая лодка причалила к жалкой пристани.

Избавляясь от всей грязи мира смертных, не найти более совершенного места, чтобы сосредоточиться на молитве.

- Я слышал, что у моих дедов, построивших монастырь, была и иная причина тогда его построить. Потому что война против язычников в своё время была действительно ожесточённой, не как сейчас.

Поколениями людской жизни Церковь была одержима стремлением покорить язычников северных земель. И сегодня довольно многие подозрительно относятся к северу, но тогда это должны были быть действительно ужасные годы.

- Они поняли, что если построить церковь, сюда заявятся люди с большой земли со своими налогами, порядком подчинённости и ещё много чем. Вот они и построили одно лишь здание в месте, совершенно необитаемом. И это потому, что даже если наши люди обратились к учению Бога, мы не собирались кому-то подчиняться.

Конечно, Церкви без своего надзора было бы трудно удерживать этих людей под своим влиянием. Хайленд тоже говорила, что Церковь много раз пыталась подчинить эти земли, но отказалась из-за многочисленных трудностей. Здешние жители постоянно балансировали на грани выживания и не могли платить десятину и другие церковные налоги. С ними трудно было что-то поделать.

- А по поводу того, чтобы научиться самим тому, чему учит Церковь, что ж, священники, которых привозили нам торговцы, нас научили молитве о безопасном плавании. Монастырь долго пустовал, но... потом появился брат, он и сейчас там. Это было почти двадцать лет назад.

Его слова оказались неожиданными.

- Это произошло в те удачные для ловли рыбы времена, когда, ткнув из лодки наудачу меч в воду, можно было нанизать на него сразу несколько рыб, примерно тогда же угольные копи стали истощаться. Старики всё спорили и спорили, вырубать ли деревья, чтобы строить новые дома, создавать больше семей и продолжать копать уголь или же строить больше лодок, чтобы ловить рыбу, чтобы вскоре не разориться. Вот тогда один рыбак встретил разбитую об эти скалы лодку, а в ней сидел человек.

Теперь они подошли к острову так близко, что могли заглянуть в окна монастыря.

- Все были поражены. Как тут не поразиться! Сколь безрассудным надо быть, чтобы приплыть в одиночку на крошечной лодке по этим водам? Потом он заговорил. Его продали в рабство где-то на юге, но как-то однажды он дотронулся до куска гагата, хранившегося у его хозяина, и его голову наполнили образы этой земли. Он сказал, что этот кусок был частью Святой Матери. И тогда он сел в крошечную лодку, как ему было сказано, и проплыл прямо досюда. Он поведал, что послан нести тяжёлое бремя этой земли на своих плечах.

Перевозчик отложил вёсла и взялся за верёвку, собираясь причалить.

- Его одежда выглядела - ну, чисто тряпьё, одежды на смену вообще не было. У него не было и еды, но зато была гора чёрных изваяний Святой Матери. Старики поверили, что его послала Святая Мать, и обратились к нему со своим спором.

Их лодка подошла к причалу, потрёпанному ветрами, перевозчик накинул верёвку на колышек и подтянул лодку.

- Несомненно, то, что привело его в эту землю, было частью тела Святой Матери.

- Реликвия, - неосознанно пробормотал Коул.

Реликвией называется предмет, связанный с чудом, ей может являться одежда, которую носил святой, или часть тела его самого. Считалось, что реликвии творят чудеса, даруют процветание и могут противостоять демонам или болезням. Многие люди молились этим чудесам, и находилось немало торговцев, которые зарабатывали на этих людях.

Коул время от времени слышал истории о происходивших чудесах, и большинство из них были ненастоящими. Конечно, он не сказал бы этого о Чёрной Матери, но сам перевозчик тревожно улыбнулся.

- То, что было у предков и старейшин, так это частицы Святой Матери. Но у меня и других рыбаков помоложе изваяния из гагата, найденного на других островах, не на Цезоне. Мы можем утверждать, что если это гагат из копей Цезона, то он является частью её тела, но копи почти все исчерпаны. Нет сомнений, что изваяние вырезано рукой брата, но это не часть Святой Матери. Но и ладно, и так хорошо. Моим детям и детям детей понадобится везти гагат из других стран. Это всё равно Святая Мать, поэтому я не думаю, что мы прогадаем, но... это меня немного огорчает.

Истощение копей заставляло вздыхать и Йосефа.

Однако унылое настроение перевозчика не помешало крепко привязать лодку. Причал, омываемый волнами, тянулся до самого острова, скалистого и едва ли пригодного для жилья.

- Ну, добрались.

Перевозчик ступил одной ногой на причал, придерживая лодку другой и натянул верёвку, потому что волны беспрестанно сотрясали небольшое судно.

- Большое спасибо, - поблагодарил его Коул за заботу, и все выбрались на причал.

- О, не стоит об этом. Мы не можем просто так танцевать здесь на волнах. Я был рад совершить это искупление, - он улыбнулся и вынул из-под пояса маленькую фигурку Святой Матери. - Помолитесь здесь, и будет вам здоровье на десять лет.

Это прозвучало, как шутка, но чувствовалось, что перевозчик относился к всему серьёзно. Стало ясно, что мужчины вызывались наперебой не из-за денег, а из-за возможности попасть в это важное место. Возможно, каждый имел такую страстную веру, что если бы не было ограничений, остров наполнили бы люди.

- Ладно, как закончите, покажитесь на причале. Так заведено, что мне сейчас надо отойти отсюда. Ребята в порту думают, что я их перехитрил! - человек зловредно усмехнулся.

- Да, понятно.

Перевозчик ещё раз прижал изваяние Чёрной Матери к груди и, отвесив поклон в сторону монастыря, освободил верёвку, прыгнул в лодку и отплыл.

Ветер и волны беспрерывно бились о скалы, холод проникал в ноги Коула, отбирая тепло.

История Святой Матери, спасшей остров, оказалась почти такой, как он себе её представлял. Он чувствовал, что у жителей острова было несколько насущных причин почитать Чёрную Мать как Святую Мать.

Единственной оставшейся задачей был монах.

- Итак, брат, ты что-то заметил...

Взгляд Миюри был колючим, может, потому что они не отдохнули в церкви или не зашли в таверну в портовом городе. Или, может, она сердилась, потому что ему надо было поговорить с ней о тех, кто не был человеком.

- Я рассказывал тебе о родной деревне, так? Но в том месте я не был полностью уверен.

- От неё даже не пахло горелым мясом.

Коул был потрясён её отношением, Миюри злорадно хихикнула. Ему подумалось, что надо бы научить её уважительному отношению к мёртвым, но её лицо уже приняло серьёзное выражение.

- Она, вероятно, была такой же, как мама.

Миюри не сказала "такой же, как я", может, потому что она умела становиться лишь не очень большой волчицей. А Хоро становилась настолько большой, что могла проглотить мужчину целиком.

- Но даже мама не смогла бы.

Было очевидно, что даже размеров огромной мудрой волчицы не хватило бы, чтобы соответствовать этой пещере.

- Могло случиться такое, что это был Медведь-Лунобивец? - предположила Миюри, не пытаясь скрыть волнения.

Медведь-Лунобивец был воплощением разрушения, существом, иногда появлявшимся в легендах многих стран с древних времен. Возможно, действительно существовало это воплощение, столь великое, что, как о нём говорили, оно могло сидеть на вершинах гор и даже дотягиваться лапой до Луны. Другие воплощения во множестве погибли от его когтей, которыми он разрывал саму землю, меняя холмы и ямы местами. История гласит, что медведь исчез в западном море после буйной схватки со змеем.

Если неизвестно, куда делась та женщина, разумно предположить, что, спасая жителей острова, она сгорела и оставила после себя одни уголья. Однако Коул хотел знать не то, что с ней случилось, и ему казалось, что Миюри знала это.

- Итак, почему мы так спешили сюда?

- Если Чёрная Мать не человек, тогда для веры этих мест есть четыре возможности.

За шаткой пристанью, готовой, казалось, рухнуть в любой момент, возвышалось здание из голого камня, оно не заслуживало даже названия "убогое" и было выстроено на рифе, чтобы держаться подальше от людей.

- Либо островитяне знают, что она не была человеком, и всё равно поклоняются ей как Святой Матери, либо действительно верят, что это было чудо Святой Матери, сотворённое Богом, - сказал он так тихо, что не услышал самого себя за шумом волн и ветра. - И ещё есть возможности, что монах, вырезающий статуэтки Чёрной Матери, знает о чуде или же не знает.

Выслушав Коула, Миюри пожала плечами и удивлённо посмотрела на него.

- Тебя действительно влечёт разбираться с самыми странными вещами, брат, - заметила Миюри, но дело было не в этом.

Если и островитяне, и монах по-настоящему верили в чудо Святой Матери, это было бы прекрасно. Нет возможности доказать, что произошло в прошлом, и они действительно уже обращены в учение Церкви, поэтому им можно было доверять. Однако, другое дело, если островитяне и монах верили, что чудо было на самом деле вызвано кем-то, кто не был человеком и не представляет собой деяния Бога. Если они лишь прикрывались учением Церкви, Коулу и Миюри не следовало обращать внимания на этот обман, если островитяне станут их союзниками в борьбе с Церковью. А судя по сказанному перевозчиком, относясь с подозрением к власти Церкви, местные жители всё же были искренни в своей вере.

Вот почему ему нужно было увидеть монаха, который делал статуэтки Божьей Матери - основу их веры. Несмотря на пробелы в других областях знаний, в вопросах веры, в этом Коул был уверен, он сумеет разглядеть выдумки других. Монашеская жизнь - это борьба с самим собой, поэтому любой обман будет легко заметен. Не было возможности кому-то с чистыми ногтями и отмытыми руками посвятить бы себя неумолимой умеренности, и неважно, насколько изодрана его одежда.

- Но, брат, им не понравится инквизиция.

Миюри, родившаяся и выросшая в Ньоххире, куда съезжаются отовсюду, говорила так, словно понимала значение этого слова.

- Я должен проверить праведность веры этой земли.

Внезапным порывом сильного ветра Коула чуть не сдуло с места. Миюри спрятала глаза под капюшон и убрала чёлку.

- Ладно, я думаю, это твоя работа, - пожала она плечами и приложила руку в перчатке к носу. - Но здесь холодно, я чувствую, что могу простудиться. Давай хотя бы спрячемся за скалу.

Хотя она привыкла к заснеженным горам Ньоххиры, здешний морской ветер пронизывал насквозь. Они прошли по пристани, поддерживая друг друга, и ступили на остров. Вернее, риф, такой крохотный клочок суши трудно было назвать островом, и вместе с похожим на сарай строением он вызывал ощущение костра, вокруг которого тесно сгрудилось четверо или пятеро взрослых людей.

Волны почти достигали их ног, возможно, это было по причине прилива, и каждый порыв ветра оборачивался дождём брызг. Если бы что-то случилось, казалось невозможным вернуться отсюда в порт, никто не услышит криков, никто не заметит поднятого флага. Если бы кто-то действительно жил здесь изо дня в день, он должен быть нечувствителен к таким условиям жизни. Невольно вспоминался легендарный отшельник из Писания, живущий в пустынном скиту.

- Миюри, пожалуйста, подожди меня здесь в этой низинке, - сказал Коул вполголоса, но не потому, что он замышлял что-то тайное. Просто монастыри обычно отличались тишиной.

- Зачем? Я тоже хочу увидеть, что там внутри, - Миюри ожидаемо запротестовала, откровенно объяснив причину.

- Женщины не могут заходить в монастыри. Это вопрос уважения к вере.

Она что-то заговорила, но лишь чтобы понять по выражению его лица, сдастся ли он, если продолжать настаивать. В итоге она разочарованно сжала губы и раздражённо отвернулась.

- Это недолго, - похлопал её по плечу Коул и глубоко вдохнул.

Он посмотрел, как она усаживается под скалой, и направился в монастырь, когда он через несколько шагов оглянулся, Миюри резким движением обхватила колени и вдруг показалась ему совсем маленькой. Вздохнув, он вернулся и укрыл её шею шарфом. Шерстяной шарф укрыл её красный нос, и тогда она посмотрела на него, словно желая сказать: "ну, ладно, думаю, я тебя прощу".

И снова он направился к каменному строению, не обладавшему ничем, что напоминало бы о роскоши, так, что-то вроде склада на заднем дворе торговой компании из большого города. На первый взгляд внутри разместилось бы не больше двух комнатушек, каждая из которых вряд ли позволила взрослому человеку свободно лечь. Это место никак не вязалось с удобной жизнью в любом смысле этого слова, и было странно, что кто-то действительно мог здесь жить.

Однако из окна, представлявшего собой просто квадратную дыру, вырезанную в стене и даже не закрытую промасленной бумагой, изливался свет свечи. Вместо двери вход закрывала занавесь из чего-то вроде акульей кожи.

Коул отодвинул твёрдую, холодную, грубую занавесь и увидел место для молитвы. На противоположной стене висела полка, освещённая свечами в подсвечниках с обеих сторон. Посередине сидела Чёрная Мать. Изваяние вместо алтаря. В мрачной комнате больше ничего не было, но его внимание вдруг привлекло нечто странное. В полу у алтаря он увидел дыру, в которой тихо плескалась вода. Возможно, из-за свечей цвет воды казался зелёным. Волны с моря не доходили сюда, но дыра явно сообщалась с ним. Неужели монах погружался туда во время молитвы? Коул вздрогнул, представив себе подобное. Если опуститься туда, как знать, может, ледяное море даже сможет утащить наружу.

- Тебе что-нибудь нужно?

Коул даже подскочил от внезапно прозвучавшего голоса. Он в некоторой панике повернулся, на пороге второй комнаты стоял мужчина, худой, как палка, с бородой, никогда не знавшей ножниц, он стоял и изучал гостя. Увидь Коул его в городе, принял бы за нищего. Но его руки были черны, как смола, словно их покрасили, значит, этот человек и был монахом на этом острове.

- Прошу прощения за вторжение, - Коул приосанился, положил руку на грудь и наклонил голову. - Меня зовут Тот Коул. Я стремлюсь быть человеком веры.

Склоняя голову, он разглядел руки мужчины и вздрогнул. Кожа от соли и грязи стала похожа на шкуру животного, форма рук оставляла впечатление, что они вырезаны из дерева. Когда мужчина поднял голову, глаза его, выглядывающие из-за век, не выражали ничего, Коул не смог обнаружить никаких чувств, сокрытых в них подобно оленю в горах.

- Для моих исследований я хотел узнать больше об истории Чёрной Матери.

Ноги монаха дрожали не только от холода. Хотя он был одет в истрёпанные лохмотья, а его голые ноги просто внушали ужас, и Коул, одетый в тёплую одежду, почувствовал себя неловко. Он невольно съёжился перед этим человеком.

Монах открыл рот:

- Благочестивый слуга Божий. Я есть ничто, только пыль, что предлагает только молитву. Бог обязывает нас отдавать то, что у нас есть, но у меня нет ничего. Я даже не могу нагреть тебе воды.

Каждым своим кусочком, кроме глаз, почти скрытых между волосами и бородой, он, казалось, испускал беспокойство и даже сострадание, разглядывая Коула.

- Назови в порту моё имя. Те добрые сердца тепло приветят тебя.

И монах назвал себя Осенью.

Коул не мог найти в себе силы расспрашивать о праведности веры этого Осени, что заставило его задуматься, что там было внутри этого человека.

- Здесь же ты не найдёшь ничего, кроме молитвы, путешественник с юга.

Осень печально стоял, его руки, вероятно, занемели от холода, и он тихо сжал и разжал эти его чёрные руки. Позади него Коул увидел изваяние Святой Матери, над которым он работал, рядом лежали инструменты.

Йосеф сказал, что все статуэтки Чёрной Матери этот человек сделал сам. Коул не мог себе представить, сколько упорства нужно, чтобы создавать их в этой холодной, пронизанной сквозняками каменной клетке. Когда Коул писал, он время от времени согревал руки, работать зимой было неописуемо трудно. Представив себе Осень, работающего резцом над чертами Святой Матери, он подумал: «Он просто вырезал свою душу.»

Его голос с трудом поднимался по горлу не из уважения. Это было нечто похожее на страх.

- Мо...

Он сумел укрепить дрогнувший голос и произнёс:

- Могу я спросить только одну вещь?

Осень посмотрел на него глазами пасущегося оленя, затем закрыл их в знак того, что слушает.

- Что же это... то, что поддерживает твою веру?

Были те, кто овладел огромными познаниями в богословии, их проповеди вызывали благоговейный трепет в сердцах людей, но сами они пили вино, нежась в горячих источниках, и смотрели на полуобнажённых танцовщиц. А потом, они, надев рясу, вдруг становились сдержанными, строгими слугами Бога. Коул считал это достаточно безответственным, хотя Бог никогда не запрещал заботу о себе.

Но Осень был другим. У него были глаза оленя, который не ел ничего, кроме травы, а то и от этой травы отказывался. Коул очень хотел знать, что заставило его быть таким.

- Что ты будешь делать с тем, что узнаешь?

Это звучало как вопрос какого-то демона, этот человек не был заинтересован в нынешнем госте. И всё же Коул пересилил свою робость и спросил:

- Я хочу знать, на что похожа твоя вера.

Коул и сам знал, насколько нахально прозвучал здесь вопрос молодого человека в красивой тёплой одежде. Теперь ему открылось, что стоя на мелководье, он полагал, что знает глубины океана. Такая вера действительно возможна в этом мире. Но его наполняло чувство, что он должен был спросить сейчас. Он не мог ощутить связи Осени с жизнью, если за ним сейчас не потянуться, этот монах мог бы навсегда исчезнуть в высотах, и достичь его там будет уже невозможно.

- На что похожа?.. - пробормотал Осень из-за бороды, его плечи затряслись.

Колу потребовалось время, чтобы понять, что монах смеялся. Осень медленно открыл глаза. В них Коул увидел изумление?

- Для меня вера - это спасение. Так что очевидно, что меня поддерживает, - сказал монах, глядя на Коула глаза мученика. - Осознание моих грехов.

И Осень стал меняться на глазах. Он о чём-то думал, и, казалось, сам воздух вокруг него становился другим. Из глубин его существа, только что напоминавшего растение, стал изливаться гнев, глубже самого моря. Дрожь его ног больше не казалась плодом воображения, он и дышал через силу. Если этим гневом Осень стремился сжечь свой грех, то для него слова покаяния уже слишком запоздали. Он ненавидел себя. Он был дико мечущимся львом, обнажавшим клыки и глубоко взрывающим землю когтями, этот человек тонул в своём гневе.

Пока Коул стоял в ошеломлении рядом с этим человеком, Осень словно захлопнул дверь в своё сердце. Весна в мгновенье обернулась зимой, монах вернулся в прежнее состояние.

- Конечно, не скажу, что это то, что составляет веру во всей полноте, - сказал тихо он. - Может быть и вера, благодарная за счастливую жизнь по заповедям Бога.

Как бы показывая, что его слова не были ни ложью, ни просто беспокойством о Коуле, Осень глянул на гостя помягче. Через мгновенье он вздохнул, и его глаза снова стали цвета глубокого моря.

- Я грешник. Таким образом... - он сухо кашлянул. - Я не буду на стороне ни Уинфилда, ни Церкви.

Коул не осмелился что-то ответить, он был так поражён, что отпрянул, чуть не вскрикнув. Осень снова сжал и разжал руки.

- Эти острова не могут существовать без торговли. Есть много быстрых торговцев. Новости о волнениях в Атифе уже дошли до нас. Кроме того, прошло почти три года с начала их противостояния. Подходит время чему-то произойти.

Он говорил как мудрец, спустившись со своего постамента ради разговора с Коулом.

- Ты говоришь, что ты с компанией Дива, значит, ты можешь быть посланником из Уинфилда? Может, и нет.

Холод пробежал по спине Коула - так много знал монах. Можно было предположить, что этот человек отстранился от всех мирских дел, что он из всех людей дальше всех от мира смертных, окруженный стенами дома Божьего и живущий молитвой день за днём.

- Хорошо, я пойму, если ты не хочешь отвечать. Но...

Он собирался продолжить, однако его прервали.

- Стойте, да перестаньте же! - услышал Коул голос Миюри снаружи. - Пустите меня, я сказала!

Гадая, что происходит, Коул посмотрел на монаха, тот же смотрел на вход с видом, будто собирался сказать, насколько сильный на улице ветер. Сознавая всю невежливость своего поведения, Коул повернулся на каблуках, бросился к входу и, выскочив наружу, отшатнулся. Там стояли люди, их наводил на мысль, что они промышляли лихими делами, один из людей тянул Миюри за руку, натянутую как струна. Позади них качался на воде корабль, длинный и узкий, как меч.

- Э-эй, вы там!.. - окликнул Коул, в этот миг ему пришло в голову, что злоумышленниками могли выглядеть как раз он и Миюри, здесь святилище островов, и даже островитяне не смели приблизиться к нему.

За его спиной раздался голос:

- Оставь её. Это мои гости.

Голос принадлежал Осени, показавшемуся в проёме, и мужчины, тут же отпустив Миюри, упали на колени в знак своей покорности. Освобождённая Миюри прижалась к Коулу.

- В чём дело? - спросил монах.

- Мы просим тебя пойти с нами, - ответил один из людей.

Коул услышал, что Осень глубоко, протяжно вздохнул.

- Очень хорошо.

Люди поднялись и расступились, освобождая ему путь. Как ни смотри, они оказались пиратами, служившими Осени. И поэтому ответ был прост. Это был центр веры северных островов и...

- Ты сказал, что тебя зовут Тот Коул, - оборвал его рассуждение Осень, прежде чем пойти по проходу меж людей. - Почему бы тебе не пойти и не увидеть всю глубину моих грехов самому?

Это заставило Коула осознать, что грехи поддерживают эту веру, похожую на каменную глыбу.

- А потом уходи ради этих островов.

Он не стал дожидаться ответа Коула и пошёл между пиратами. Худой, как тростинка, он, однако, шёл ровно, словно для него не существовало порывов ветра. Пираты, ожидавшие на причале, начали готовиться принять Осень на борт. Остальные смотрели на незваных гостей с юга. Это не было враждебностью. Так смотрят на чужаков.

- Владыка Осень приказал, - сказал один из них.

Отказываться сейчас было не лучшим выбором, но Коул естественно не мог не задуматься, что затевал Осень. Монах вёл пиратов, и он молился, осознавая свои грехи. Его руки были как смола черны от созданных изваяний Святой Матери, но сейчас возникало впечатление, что его руки испачканы грехом.

Коул искал союзников для королевства Уинфилд в борьбе против продажной церкви. Ему нужно знать, что происходит на этой земле, где грешный монах распространяет свои учения.

- На всё Божья воля, - сумел ответить он и, пряча свои переживания и держа Миюри за руку, направился к причалу.

У причала стояла вёсельная лодка. Часть людей села в неё, и лодка направилась к кораблю, ожидавшему чуть дальше. Перевозчик, доставивший их на остров, обеспокоенно наблюдал за всем, держась на расстоянии.

- Была бы я птицей, - пробормотала Миюри.

Было бы так, они могли бы сбежать.

- Но есть что-то, от чего мы не можем убежать.

Девушка озадаченно посмотрела на Коула. Один из пиратов молча указал на вернувшуюся лодку. Коул, не отпуская руку Миюри, спрыгнул вместе с ней внутрь.

- Одно лишь слово, брат, - сказала она, приложив руку к груди.

«И я стану волком», - без сомнения, означало это. Он оценил её дух, но не думал, что сейчас это всё для них решит. Пираты существовали для решения задач, которые не решить разговорами, а к монаху они пришли, чтобы решить задачу, которую не решить насилием.

Что хотел показать им монах?

Многочисленные длинные весла торчали из бортов стройного тела корабля, делая его похожим на скелет. Корабль, на который они поднялись, называется галерой, обычно на таких кораблях вёсла приводят в действие рабы или осуждённые, чей изнурительный труд обеспечивал кораблю высокую скорость.

Давно миновал полдень, небо заволокло тучами, море потемнело - зимой ночи рано настают. Усилившийся ветер то там, то тут покрывал волны барашками. На палубе не было слышно ни крика, ни пения, пираты гребли молча. Осень сидел на носу корабля, склонив голову, как преступник перед виселицей.

Коула и Миюри оставили на корме. За ними не следили, и рук им не вязали. Экипаж ими не интересовался никак.

Глядя на слаженное движение вёсел, можно было бы сказать, что моряки были преданы своему делу, но даже страстные умельцы пели песни о своём ремесле.

- Это как корабль-призрак, - пробормотала Миюри.

Должно быть, она слышала это слово от гостя в Ньоххире, но именно так сейчас всё и выглядело. Коул с Миюри тоже смолкли, и создавалось впечатление, что на этом корабле ехали только мёртвые.

Корабль пошёл прямиком через это странное озеро в море и вошёл в скопление островов. Здесь волны и ветер приутихли. Пираты поднимали вёсла из воды рядами и рядами возвращали обратно, словно исполняли языческий ритуал. Корабль скользил между островами, и судно, на который Коул приплыл из Атифа, не могло сравниться с ним в скорости. Теперь становилось понятно, что когда, наконец, разразится война между Уинфилдом и Церковью, эта мощь, выбрав свою сторону, решит исход. Но он знал, что когда стороны будут стараться перетянуть эту мощь на свою сторону, из своего каменного сарая к событиям будет внимательно прислушиваться Осень. Правда, он сказал, что не поддержит ни одну из этих сил. Может, это было связано с верой, может, у него была и другая причина.

Как Миюри держала руку на мешочке с пшеницей на груди и настороженно смотрела вокруг, так и Коул, сидя рядом, с тревогой притрагивался к своему символу Церкви.

Лишь плеск вёсел нарушал тишину. Корабль прошёл мимо нескольких совершенно лишённых деревьев островов. Если бы весь лес Цезона сгорел в результате извержения, погибло бы всё в этих местах. Их благодарность Святой Матери не была преувеличением.

Но осознавать свои грехи? Продолжать сожалеть, отдавая всего себя Святой Матери? Покаяние за какой грех заставляло Осень продолжать изготовление изображений Чёрной Матери?

На палубе поднялось движение. В какой-то момент два пирата встали по бокам от Осени на носу корабля, один держал большой щит, а другой - большой деревянный молот. Пираты прекратили грести, корабль плыл по инерции.

Вскоре молот ударил по щиту, громкое «дон, дон» донесло эхо отовсюду.

- Это сигнал к атаке, - решила Миюри, вероятно, она судила по услышанным историям о пиратах.

Сигнал не прекращался, пираты взялись за своё оружие. По кораблю пробежал глухой стук, вероятно, он ударился о морское дно. Пираты стали прыгать с бортов корабля в море, здесь действительно оказалось мелко.

Коулу и Миюри не сказали, следует ли им покинуть корабль. Их словно вообще не замечали, Коулу казалось, что ему снится кошмар. Под тусклым свинцовым небом он посмотрел на сидящую рядом Миюри.

- Сомневаюсь, что случится что-то интересное, - проговорил он.

Девушка с покрасневшим носом, сузила свои красные, как у лесного духа, глаза.

- Всё хорошо. Я здесь, с тобой, брат.

- А о себе ты не беспокоишься?

Миюри тепло улыбнулась, Коул ответил сдержанной улыбкой и встал. Даже в Атифе, когда он впал в уныние, подавленный тьмой пошлости и жестокости, именно Миюри поддержала его.

Большинство пиратов было уже на берегу, на котором пристроилась одинокая деревня в несколько настолько ветхих хижин, что, казалось, их вот-вот сдует ветром. У воды валялись рыбацкие лодки, покрытые водорослями и ракушками и готовые развалиться в любой момент. Во мраке устало бродили козы, но их спокойствие лишь усиливало ощущение безнадёжности.

Коул решился и прыгнул в воду, страшным холодом обжегшей его по пояс, затем он помог спуститься Миюри и вышел с ней на берег. В этот момент их уши резанул пронзительный голос.

- Прощения! Пощады!

Голос был подобен внезапному потоку красной крови посреди бесцветного сна. В Ньоххире с её горячими источниками пьяные могли вызвать некоторые волнения, но никогда он не слышал столь отчаянного крика смертельно перепуганного человека. Такого крика Коул не слышал даже на публичных казнях, свидетелем которых он несколько раз становился в своих путешествиях.

Голос раздавался из одного из сараев.

- Пощады! Это ка... это какая-то ошибка!

Если бы кто-то из пиратов взревел от гнева, было бы намного легче. Хоть какой-то разговор между людьми. Но все молчали, кроме кричавшего мужчины средних лет.

Потрясённая Миюри стояла и, не мигая, смотрела на происходящее. Если она и смогла что-то сказать, то только то, что им не следовало быть здесь.

- Пощады... Владыка Осень... - простонал мужчина, когда его вытащили из сарая.

Пираты поддерживали его с двух сторон, словно он не мог идти сам. Это было для Коула уже слишком, его тело само двинулось, чтобы вмешаться в происходящее, но, взглянув снова, он увидел деревянную подпорку вдоль правой ноги. Зрелище казалось жестоким, но следовало убедиться, так ли это на самом деле. Хотя при виде честного на вид мужчины, выволоченного наружу и с криком рухнувшего на землю лицом вниз, сердце Коула не могло не заболеть.

Рука, за которую цеплялся человек, была рукой монаха Осени.

- Я существую, чтобы исполнять свой долг, - коротко сказал он и устремил взгляд внутрь сарая.

Оттуда вышла прелестная молодая девушка, даже младше Миюри.

- То, что мы имеем, ограничено. Ты не можешь больше ловить рыбу с такой ногой. Кто-то должен покинуть этот остров.

- Ооо... Шейла, Шейла!

Мужчина звал девушку по имени. Они казались отцом и дочерью. Её лицо исказилось от крика отца, но она не осмелилась коснуться его протянутой руки.

- Владыка Осень, Шейла - моя единственная дочь, моя единственная семья! Пощади меня, пощади!

Осень даже не покачал головой. Один из пиратов подтолкнул девушку, и она нерешительно пошла вперёд, стараясь не смотреть на своего отца, лежавшего на земле.

- Моя нога заживёт! Я снова смогу ловить рыбу! Я могу добывать торф! Я даже соберу янтарь для тебя!

Его попытки были бессильнее углей, оставшиеся в печи к рассвету. Копи на островах истощились, а поиск янтаря подразумевал необходимость бродить по пояс в воде, обыскивая дно у берега. В таком холоде этого достаточно, чтобы сгубить даже более сильного. С такой ногой этот мужчина явно не на многое был способен.

Но что пираты собирались делать с девушкой?

- Только умоляю, прошу... не делайте Шейлу рабыней!..

Коул сглотнул, его тело напряглось.

Это тьма половины от половины мира. В этом вся история работорговли. Там, где всего не хватает, было ограничено и число людей, способных работать, а значит, и число людей, которых можно было обеспечить. Покалечившись, этот человек перешёл из числа работающих в число тех, кого надо обеспечивать.

Если стульев недостаточно, кому-то придётся стоять. И тогда выберут кого-то слабого, вроде этой молодой девушки.

Дыхание Коула участилось и стало горячим. Он ничего не мог поделать с тем, что было обычным для островов.

То, что говорил монах - можно ли было такое простить? Хорошо ли для того, кто называл себя монахом, руководить этим?

Шейла последовала за пиратами и шагнула в море, словно в пасть смерти. Когда её продадут в рабство, она больше не сможет жить на этой земле, ходить по ей.

Сердце Коула стучало бешено, до боли в груди. Он не мог остановить происходившее. Он знал это. Он лишь станет врагом пиратов, и в худшем случае это даже может создать трудности королевству Уинфилд. Чёрная тень падёт на его великую цель защиты праведной веры из-за личного чувства справедливости. Но он не мог и смотреть на это безучастно. Он должен вспомнить, почему оставил Ньоххиру и пошёл в большой мир. Разве он не решил указывать на несправедливости происходящего в мире, чтобы сделать его лучше, пусть даже Коулу пришлось бы выступить против великана? Есть то, что слуги Божьи с истинной верой должны сказать.

Но он знал, что его устремления не улучшат ситуации. Нога рыбака не заживёт, острова не станут богаче, а золото за проданную в рабство девушку не обретёт чистоты. Ситуация, в которой молитва являла своё бессилие.

Всё, что осталось, это вера. Осень, возможно, будет проповедовать рыбаку о благородстве терпения. Коул похолодел от абсурдности такой попытки. Человек только что потерял свою дочь, и как тот, кто сделал это, мог ему проповедывать?

Может, такое возможно для человека, верящего в Осень, как и в Чёрную Мать.

Коул почти перестал дышать в этой напряжённой ситуации. И тогда заговорил Осень.

- Ненавидь меня, - и повторил. - Ненавидь меня. Я молюсь, каясь в этом грехе. Я молюсь, чтобы острова могли продолжать процветать. Я молюсь Богу за твоё здоровье и счастье твоей дочери.

Осень упал на колени и сложил руки перед грудью. Слёзы мужчины в изумлении иссякли, на мгновение он онемел, потом его лицо исказилось гневом.

- Как ты смеешь!

Послышался ужасный удар. Этот человек был рыбаком, пусть его нога была покалечена, но сила в его руках сохранилась. Он схватил за бороду стоящего на коленях монаха и ударил его другой рукой в скулу, от удара борода выскользнула из его руки, тогда он схватил монаха за волосы и нанёс следующий удар. Почему-то когда бьют по дереву или камню, звук не разносится таким эхом, с каким по тёмной пустой деревне разносились эти ужасные звуки.

Затем мужчина сел верхом на Осень и продолжил избиение со всей силой своего отчаяния. Никто не пытался его остановить. Пираты просто стояли вокруг, а жители деревни испуганно наблюдали за всем из-за дверей своих хижин.

Ударив несколько раз, мужчина замер с поднятым кулаком, ему не хватало воздуха.

- Я... - заговорил Осень, не поднимаясь с песка. - Помолимся за девушку и твоё счастье... Мой долг - обременять себя этим грехом и молиться Богу, чтобы он мог быть прощен.

Раздалось глухое «бух», это мужчина с силой воткнул свой кулак в песок рядом с лицом Осени. Потом он с полу-стоном, полу-рычанием упал лицом на грудь монаха и заплакал, только тогда пираты подошли и оттащили мужчину.

Осень поднялся сам, не опираясь на чью-либо руку. Его лицо было скрыто волосами и бородой, но порыв ветра открыл залитую кровью кожу. Существо, несущее грех. Старое существо, пожирающее грехи, кем-то собранные, оно перемалывало их, чтобы потом пожирать снова.

В Писании сказано, что Бог прощает грехи грешникам, но Коул не думал, что всё так просто. Объяснение Осени казалось основательным, только он, возможно, трактовал содержимое Писания произвольно. Но оставался дух с подавляющим чувством самопожертвования. Бесспорный поток веры.

Осень проследовал глазами за возвращением мужчины в его хижину, а затем тихо скомандовал:

- Идём.

Пираты повиновались и потянулись к лодке. Коул не мог двинуться с места, пока они не поравнялись с ним. Тихие шаги пиратов, шедших по берегу, напоминали рассказы о марширующих солдатах-мертвецах, которые, по этим рассказам, иногда появляются в снежных горах. Осень шёл позади всех, он дошёл до Коула и Миюри и ненадолго остановился перед ними. Его глаза не осуждали, не смеялись и не искали каких-то оправданий. Он смотрел на них печальными, несчастными глазами.

- Я буду делать это, пока мои грехи спасают острова.

Его губы были разбиты в нескольких местах и покрыты кровью.

- Эти острова сохраняют равновесие на опасном уровне. Случается, что нужно владеть мечом ради сохранения этого равновесия. Святая Мать своим чудом спасла эти острова. Что бы там ни было, я должен защищать эти острова.

Как же было трудно мальчику, который всего лишь начитался когда-то книг в деревне горячих источников, стоять перед этим. Коул отвернулся, радуясь уже тому, что не упал на колени.

Осень посмотрел на него с отстранённым выражением лица и закончил:

- Мне везёт. Бог прощает много грехов, - и ушёл, нетвёрдо держась на ногах, но не упав и ни на кого не опираясь.

Осень хранил в себе столько греха, сколько мог снести, и ничего с этим не пытался делать, он только молился. Островитяне почитали его, пожертвовавшего собой ради поддержания островов подобно Святой Матери.

Коул не трогался с места, пока его и Миюри не окликнул один пират:

- Эй, гости. Мы отправим вас в порт отдельно.

Выбора не было, Коулу даже недостало сил ответить. Он сосредоточился только на том, что ему надо было вести за собой безмолвную Миюри. Они влезли в маленькую лодку, на которой их отправили в Цезон.

Приплыли они уже ночью. К счастью, луна уже взошла, и небо было чистым. Они шли по бледно-голубому сверкающему снегу, пока не добрались до церкви.

Острова были полны нищеты и вины. Но это место, база торговцев с юга, наполняло тёплое сияние свечей.

Когда Коул проснулся, его голова была тяжёлой и болела, как в то утро, когда он очнулся в Атифе после трёх дней беспамятства. Он ещё ощущал себя погружённым в кошмар. Сцена, произошедшая на унылом берегу, являлась ему снова и снова вместо обычного сна. Он не мог забыть взгляда Осени, и ему хотелось кричать.

Пожертвовал бы он собой ради своей веры с такой готовностью? Не притворялся ли, что знает всё о мире, просто прочитав много книг?

Осень продолжал смотреть на него. Коул закрыл глаза, но ощущение, что монах преследует его, не прошло. Эти глаза, опустошённые всем, что видели на свете, холодные, как вода на дне моря, буравили взглядом глупого мальчишку из деревни с горячими источниками.

«Прости меня. Я не знал. Я видел только половину мира.»

«Прости меня, прости...»

Эти слова и звуки избиения Осени звенели в его ушах. Земля задрожала под ним, и в этот миг до него донёсся другой, очень далёкий голос. Он различил этот голос, когда ему уже казалось, что весь мир сейчас рухнет.

- Братик? Ты в порядке?

Его сердце стучало болезненно и часто, что было больно, всё лицо было мокрым.

- Братик?

Коул ощутил, что его трясут за плечи, и, наконец, понял, что этот голос принадлежит Миюри, что она пытается разбудить его. Но в самом ли деле он теперь проснулся? Он медленно втянул воздух через нос, стараясь успокоиться, и почувствовал влажную свежесть. Знакомый запах, означавший, что снаружи идёт снег. В комнате было необычно темно из-за туч, плотно затянувших небо.

Миюри, разбудив его, села на углу кровати и принялась старательно расчёсывать волосы гребнем.

- Ты выглядишь ужасно, брат, - вымучено улыбнулась она, затем, потянувшись, взяла мех с водой из их вещей, сложенных у стены.

- Попей немного.

Коул вдруг понял, что у него пересохло в горле, он взял мех и отпил, обнаружив, что вода приятно остыла.

- А ты... - почему-то запнулся он.

- Хм?

Он вернул ей мех.

- Ты выспалась?

Миюри уже собиралась тоже попить, но остановилась и слабо улыбнулась. Затем всё же выпила немного и ответила:

- Ты всегда беспокоишься о других.

Она наклонилась к вещам, положила сверху мех и гребень и с тяжёлым глухим стуком прыгнула обратно на кровать.

- Аффф...

Серебристый хвост Миюри с силой ударил ему в лицо. Он почувствовал её сладкий, с примесью серы запах.

- Миюри, ты всегда, всегда...

Она повернулась, глядя на него через плечо, и он смолк, увидев печальную улыбку взрослой женщины.

- Эй, брат? - отвернулась она и стала смотреть куда-то вдаль, вытянув ноги и поставив пятки на пол. - Я думаю, нам нужно просто вернуться в Ньоххиру.

Сказала и снова посмотрела на него.

- По тебе не видно, чтобы ты был счастливым, брат.

Она потянулась к нему и нежно положила руку ему на лоб. Её маленькая рука была прохладной.

- Тебе всю ночь снились кошмары. Ты немного успокаивался, когда я гладила тебя по голове.

Её тонкие пальцы пробежали по его волосам, и на миг он почувствовал себя почти умиротворённым её предложением, пока она вдруг не захихикала. Возможно, она говорила не совсем серьёзно. Хотя он смутно припомнил, что в его кошмар вторгались чьи-то пальцы и гладили его по волосам, как она делала это сейчас. Или это воспоминания из его беспамятства в Атифе?

Миюри смотрела на свою руку, когда она снова и снова проводила пальцами по его волосам. Это длилось некоторое время, она выглядела довольной. Потом сняла руку с головы Коула и ткнула его в щеку.

- Давай вернёмся в деревню.

Она говорила то же самое во время беспорядков в Атифе. Это было бы для них побегом от уродливой реальности.

- Я бы совершенно не возражал, если бы ты вернулась, - ответил он, заставляя своё тело подняться, и тут же подступили ужасная слабость и головная боль, зато холод в комнате помог ему собраться. - Но я должен бороться за праведную веру.

- Даже когда ты вот так выглядишь? - спросила Миюри.

Дальнейшие слова застряли у него в горле. Он не представлял себе, как выглядел сейчас. И ему было не по себе от того, что в его сердце есть вещи, которые он должен скрывать.

- То же самое происходило уже в другом портовом городе. Я думаю, ты не предназначен для этого.

Миюри положила руки на край кровати и игриво подтянула ноги. Он ожидал, что, подняв их до какой-то высоты, она топнет, вместо этого её тело опрокинулось назад, будто кто-то перерезал верёвку, на которой она держалась. Она лежала и через одеяло давила своим весом ему на ноги.

- Ты добрый и честный, - она перевернулась на живот. - Когда ты видишь старого бородатого типа, сразу думаешь - вот правильный путь. И тогда ты берёшь на себя такую большую тяжесть. То же самое было и с той блондинкой в Атифе.

Она словно подглядела извне за его кошмаром.

- Я думаю, что тебе лучше всего усердно работать там, где бьют бурлящие горячие источники, читать книги, иногда обсуждать с гостями сложные вещи и совать нос в мои дела.

Последние слова немного смахивали на шутку.

- Если бы мама позволила мне покинуть деревню самой, я бы просто немного посмотрела бы мир, узнала бы что-то о нём и вернулась домой. Наполненные жизнью города, мирные поля, места с суровыми условиями, пустынные земли или бесконечные пастбища... Я бы посмотрела на места и людей, что там живут, подумала бы: «Ух ты, в этом мире действительно много всего», а потом: «Ладно, это было увлекательно» - и домой.

Коул легко мог представить, как Миюри всё это делает. Он видел её одну, с набитым мешком на спине, а иногда она бродила бы по свету, обратившись волчицей.

- Но ты другой, брат.

Улыбался теперь только её рот. Казалось, в ней нарастает ожесточение.

- Куда бы мы ни пошли, ты думаешь, что здесь твой дом, каждого встреченного там считаешь своим лучшим другом, в результате каким-то образом начинаешь верить, что должен принять всё, что там найдёшь, и тогда уже не можешь просто пойти в следующее место. Ты всегда так переживаешь, так сильно. Уйдя из Ньоххиры и наблюдая за тобой за пределами деревни, я поняла, почему мама не была против того, чтобы я ушла с тобой из дома. Особенно после случившегося вчера.

Миюри на четвереньках подобралась поближе и положила голову ему на грудь. Её волчьи уши, покрытые мехом того же цвета, что и волосы, щекотали ему подбородок.

- Я не могу оставить тебя одного, брат. Ты мягкосердечнее и честнее папы.

Миюри обвила его руками и, вцепившись, прижалась к нему.

- Ты не предназначен для мира за горами. Если ты продолжишь идти за этой блондинкой, будет лишь всё больше и больше ужасного. Я не хочу видеть, как тебе снятся кошмары каждый раз, когда это происходит. В один день ты просто сломаешься. Братик? Давайте просто останемся в Ньоххире, где тепло и захватывающе. Небольшая деревня, наполненная песнями и танцами, где прошлый год был такой же, как и этот, а этот - как следующий. Я всегда думала, что там тесно и скучно, но когда я ушла оттуда... То, что произошло заставило меня осознать, что всё совсем не так. Там так много хорошего. Поэтому, давай?

Цепляясь за Коула, она тёрлась основанием ушей о его горло, заискивая перед ним.

Там, где к нему относились как к знающему священнику, где он занимался повседневной работой и жил с удобством. Ещё там жил хозяин, умный и понимающий, бывший торговец, жила его жена, мудрая волчица-мать, видевшая всё насквозь, но по-доброму принявшая его, а также и их дочь - настоящее солнышко в середине лета, та, что восхищалась им. Мог ли он желать большего? Это невозможно вообразить.

Но он, затаив дыхание, смотрел на вцепившуюся в него Миюри. Он смотрел на прекрасные волосы странного цветового сочетания пятен серебра в пепле, доставшегося ей от отца, на её выразительные волчьи уши.

Мог ли он быть уверен, что это не продолжение его кошмара? Не демон ли пытался утащить его в глубины моря? Действительно ли такое спокойное место есть в этом мире? Но они так далеко от него в этом месте, и холодное море окружает их со всех сторон!

- Я не могу, - ответил Коул и, ухватив Миюри за тонкие плечи, отстранил её от себя, её тело было стройным и лёгким, как у ангела. - Я верю в учение Бога. Я хочу распространять это учение, которое станет поддержкой для живущих в этом мире. Я знал, что мир будет уродливым местом. Зная это, я ушёл с гор. Вот почему... я должен защищать это праведное учение.

Он произносил своё привычное заклинание с отчаянием, словно стараясь убедить самого себя. Даже презрение, с которым смотрели глаза Осени на том тёмно-синем берегу, показывали, насколько пусты эти слова.

Миюри посмотрела на его руки на своих плечах и вздохнула.

- Чем является "праведное учение" для тебя, по крайней мере?

Знание, записанное в Священном Писании, облекалось в слова, поднимавшиеся по горлу. Было многое, что он мог объяснить. Так он думал, но замер, услышав последовавшие слова.

- Если праведная вера - это поддержка и руководство к жизни, то я думаю, мне понравилось бы, чтобы ты был праведной верой, - её детские глаза с невероятной проницательностью глядели на него. - Ведь бог, которому ты молишься, не являет тебе чудес, ты же дал мне многое.

Она коснулась щекой его руки, державшей её плечо, и прижалась к ней.

- Та, которая спасла остров, явила им чудо, поэтому разве не будет праведным, если островитяне выбирают почитать её? Независимо от того, что скажет Церковь.

Его рука была зажата между её плечом и щекой, а она беспечным тоном продолжала:

- И если кто-то, не будучи человеком, сделал что-то правильно, разве это будет неправильно, потому что он не человек?

- Это... - начал Коул, но их глаза встретились, и он потерял способность говорить.

Когда он заметил присутствие нечеловеческого существа в священном месте, разве не о том же он сам подумал? И как спокойно он тогда ей объяснил, сказал, что если они почитали Чёрную Мать, зная, что она не человек, то это неправильно. Несмотря на то, что мама Миюри тоже не была человеком.

Он растерялся, осознав свою близорукость, а Миюри схватила обе ладони, державшие её за плечи, и начала играть ими, сводя их вместе и снова разводя перед ним. Потом она приложила их к своим щёчкам, закрыла глаза и заговорила.

- Мама говорила об этом. Она сказала, что брат, как и папа, обладает двумя превосходными глазами, но смотрит ими только на одну вещь, так что мне надо оглянуться вокруг него. Она была совершенно права.

Миюри снова схватила его руки и стала гладить ими свои щёки, хихикая, как от щекотки. Потом вдруг положила их на одеяло.

- Для тебя я готова быть даже сторожевой собакой, но мне ненавистно смотреть, как ты идёшь в направлении, которое не делает тебя счастливым. И потому...

«Мы пойдём домой».

В рай на земле, наполненный теплом, песнями, танцами и смехом без конца, в деревню горячих источников Ньоххиру.

- Хорошо, брат?

Она снова прильнула к его груди. Такая тёплая. Коул ощутил её сладкий фруктовый запах. Если бы он ответил объятием, её серебряный хвост радостно заколыхался бы, и вся она заёрзала бы на нём. И так, как во сне, они бы провели вместе жизнь. И если бы он просто отказался от Божьего пути и обнял Миюри в ответ, он сделал бы хотя бы одну девушку счастливой. Разве это не было частью его пути?

Его мечты слишком далеко зашли. Его разум просто слишком долго размокал в горячих ваннах.

Существовала ещё и часть его, которая сопротивлялась. Одно «но.»

Он не решался обнять её, потому что даже она приняла решение пройти через опасность в Атифе. Она не хотела этого, но, в конце концов, ради него стала волчицей, чтобы спасти Хайленд, также решившей принести в жертву свою жизнь, если понадобится.

Сделав это, Коул единственным ничем бы сейчас не рисковал, словно сидел в отчалившей лодке, когда гора стала плеваться всепожирающим огнём, а с берега на него смотрели бы оставшиеся там люди, в большинстве своём ничем не отличавшиеся от него самого.

Конечно, он не хотел бессмысленно подвергать себя опасности. Скорее, боялся, что, ответив на объятия этого тёплого клубка под именем Миюри, он больше не сможет чувствовать холод льда, жар огня и просто саму уверенность. Он боялся, что, потеряв свои идеалы мироустройства, он никогда не сможет снова почувствовать истинную радость этого мира.

Конечно, было страшно и больно смотреть на тёмную веру Осени. Однако если отвернуться, можно никогда больше не ощутить снова солнечный свет. Если отворотить глаза и уши от мира, можно никогда уже не суметь оценить величие его живописных видов и разнообразных звуков.

- Миюри... - пробормотал Коул, её хвост лениво дёрнулся.

Она наверняка обдумала все обстоятельства ситуации своего беспомощного брата, отыскав, наконец, путь, который причинит ему меньше всего вреда. Но это был неестественный путь для жизни - всё равно что питаться одним мёдом. Он знал, что слишком балует её, и она тоже пыталась побаловать своего бесхребетного брата. Если бы он прикоснулся к её шее, горьковато-сладкий вкус незрелого плода позволил бы ему забыть всё. Но сладость мёда заметна только рядом с горьким ржаным хлебом.

- Миюри, сказанное тобой верно на самом деле.

- И...

- Но подумай ещё. Я... Пусть я неправ, но именно чтобы спасти потерявшихся в жизни, каким я сам когда-то был, я хочу показать людям путь к Богу. Теперь я должен серьёзно обдумать, как я хочу быть связанным с миром.

Когда Осень показал ему свой обременяющий грех, за этим не последовало никакого наставления. Вместо гнева - грусть неописуемой глубины в глазах.

Как сказала Миюри, нельзя продолжать движение вперёд, принимая всё что угодно от всех людей, которых он встречал и причислял к своим друзьям. Нельзя спасти одну деревню или один город. Не говоря уже о том, что желание реформировать Церковь и распространить правильное учение Бога по всему миру могло быть лишь грандиозным наваждением.

Однако если бы Коул решил жить жизнью, в которой бы отвернулся от всего, что было перед ним, для чего он тогда ушёл из деревни, в которой родился? И он никогда бы не встретил Лоуренса, в то время торговца, и никогда бы не знал Миюри. Вместе с ней он занимался этим всем, исходя из веры, что мир можно изменить. Значительно изменить или хотя бы немного.

Хотя это в чём-то хорошо, в чём-то плохо, Коул уже не мог представить себя без веры. Даже если бы он смог закрыть глаза, заткнуть уши и убежать в горы от всех невзгод мира, он не хотел отвергать своё настоящее - череду преодолённых ситуаций, в которые он так смело вступал.

Конечно, Миюри сказала правильно. Она действительно имела в виду то, что сказала. Он часто позволял тому, что вставало перед ним, излишне захватывать его, и тогда его ноги прирастали к той земле, а разум окутывал туман. Но даже если вера, живущая в нём, ещё не созрела, он был уверен, что она не была ложной. Ему необходимо снова спросить себя, как он хочет вести себя с миром. Подобно Осени перед лицом страданий и нищеты, с которыми он бессилен был справиться? Притвориться ли, что это никогда не было главным для него? Или избрать третий путь?

Коулу нужно было внимательно осмотреться и аккуратно всё взвесить. Он мог либо вернуться в Ньоххиру, либо посвятить себя делу Хайленд. Он был уже достаточно взрослым, его раздражала необдуманность его действий, его растерянность при столкновении с чем-нибудь. Ему всегда приходилось быть благодарным серебристой волчице, следившей за ним во всём. Поэтому он посмотрел на Миюри, надувшуюся, когда он не поддался её уговорам, затем обнял её и затем поцеловал в лоб.

- Я действительно благодарен, что ты волнуешься обо мне всем твоим сердцем, - прошептал он в её волчьи уши и погладил по щеке.

Миюри подняла взгляд и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Её лицо тут же покраснело.

- П... по... почему сейчас?..

- В самом деле, почему сейчас. Мои глаза и голова затуманились и отупели от пара, и я всерьёз ни о чём не думал, - сказал он и вздохнул. - Я не следовал своим идеалам, я наивно хотел, чтобы мир стал таким, каким я хотел его видеть.

Миюри снова прильнула к нему, словно пытаясь скрыть выражение лица, и её хвост подёргивался взад-вперёд.

- Ты настолько больший мечтатель, чем я, брат!

Коул криво улыбнулся и успокаивающе легко похлопал её по спине, смеясь над собой, она была совершенно права. Раз он только мечтал, неудивительна его растерянность при встрече с действительностью. Осень оказался для него слишком настоящим. Если бы Коул мог соответствующим образом предстать перед монахом со всеми его обстоятельствами, то, несомненно, обрёл бы новый источник для своего роста. Более того, у него был очень личный сообразительный ангел-хранитель, значит, сейчас не было времени бояться ночных кошмаров.

- Ладно, Миюри, тогда... - только и успел он сказать, но тут за дверью раздалось громкое «тук-бух», потом стон - кто-то скатился по лестнице.

Коул попытался встать, чтобы прояснить ситуацию, но Миюри продолжала цепляться за него и не отпускала.

- Миюри, ну же, подвинься. Кому-то там за дверью нужна помощь.

Упавший человек извергал проклятия, вероятно, что-то уронив. А может, он поранился и ругался от боли. И всё же Миюри молча цеплялась за Коула, а когда, наконец, отпустила, вздохнула.

- Я доверяю тебе, брат.

«Не пойми своё обещание неправильно», - означали её слова.

- Конечно, - сказал он, принимая на себя эту ответственность, потом поднялся с кровати и накинул на плечи плащ. - Но это не значит, что мы собираемся обратно в Ньоххиру.

Сидя на кровати, Миюри оскалилась и уткнулась в одеяло. Улыбка тронула его губы, он открыл дверь и вышел. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что кто-то сидит у лестницы. Это был Райхер с маленьким бочонком в руках, последнее обстоятельство удивило Коула.

- Господин Райхер. Так это был ты. Ты не ушибся?

Коул закрыл за собой дверь и, зябко дрожа, направился к священнику, смотревшему пустым взглядом, его состояние невольно вызывало улыбку.

- Три лестничных пролёта для меня в этом возрасте тяжелы. Я зацепился ногой и упал.

Коул не стал указывать собеседнику, что тот был явно пьян.

- А я ведь ещё пролил немного своего нектара. Какая потеря.

Возможно, он кричал не от боли, а из-за утраты части своей наливки.

- Ты можешь встать?

- Да, конечно. Благодаря Божьему заступничеству я не пострадал.

Коул знал, как обходиться с пьяными. Что бы они ни говорили, просто согласно кивай. Бесполезно выливать на них рассуждения да умозаключения, они будут только злиться. Он только проверил, не было ли заметных ран.

- Кажется, ты в порядке.

- Да, однако, какое совпадение. Я шёл поговорить с тобой.

- Со мной?

Коул протянул руки и стал поднимать Райхера, в этот момент Миюри вышла из комнаты и, как всегда, надулась. Но тоже помогла старику.

- Ты встретился с владыкой Осенью, не так ли? - спросил Райхер и пошатнулся, Коул поддержал его за плечо, священник посмотрел на него, выдав слезливую улыбку и запах "нектара".

- У нас только что завершилась встреча.

- Встреча?

Райхер попытался вынуть затычку из бочонка, но так как одна рука держала этот бочонок, свободной рукой он этого сделать не смог. Наконец, он выронил бочонок, его успела поймать Миюри.

- Встреча в связи с продажей девушки с островов в рабыни. Здесь представлены все южные торговцы, ты знаешь.

Сказав это, он отвёл глаза от Коула, его глаза были открыты, но ни на что не смотрели.

- Я молился за будущее девушки. Но я не несу на себе никаких грехов. Я живу лёгкой жизнью здесь, в окружении каменных стен. Было ли в моей молитве какое-то значение?

Говоря это, Райхер протянул руку к бочонку в руках Миюри. И тогда Коул понял. Райхер пил не потому, любил выпить, ему это было необходимо.

- И мне не хватает смелости бежать отсюда. О, Боже...

Старый священник заплакал, закрыв лицо руками, тянувшимися только что к его напитку. Коул был не единственным, кто замер на месте в присутствии Осени. Подумав об этом, он перехватил руку на плече Райхера поудобней.

- Пойдём куда-нибудь в тепло.

Миюри досадливо посмотрела на него, но не попыталась остановить и даже безропотно помогла Райхеру спуститься по лестнице.

Никто не был виноват. Но яма в земле была страшно глубокой и холодной. Если они не могли её заполнить, им нужно знать её глубину и помнить о холоде. Проблема в том, как найти способ не дать ей себя поглотить.

Райхер рассказывал свою историю, опустившись на край стула и обнимая бочонок обеими руками. Они устроились в комнате помощника священника, занимавшегося сейчас различными делами на первом этаже здания.

- Я когда-то был капелланом церкви одного землевладельца и его семьи. Я лишь должен был молиться за безопасность его и его семьи, и если я мог одолжить ухо слугам семьи для выслушивания их бед, то это был хороший день.

При его нынешнем состоянии сами слова его были понятны. Словно ещё живые части его сердца подсказывали ему именно эти слова.

- Даже на такой безопасной большой земле три поколения династических браков завяжут узлы, почище глаза демонов. Не по чьей-то именно вине, но все начали ненавидеть друг друга. Как только кто-то высечет искру своих интересов, всё мгновенно вспыхивает. В общем, это было довольно печально.

Райхер гладил и баюкал бочонок, но не пил. Просто держать его в руках, казалось, уже приносило ему достаточное облегчение.

- Дети убивали родителей, младшие братья убивали братьев. Невесты, убивавшие своих тёщ, и матери, бросавшие своих детей в реки. Нанятые наёмники вместо выполнения своего долга бесчинствовали повсюду в деревнях, а честные крестьяне, подававшие в суд за ущерб, отправлялись на виселицы.

Окно в комнате представляло собой квадратный вырез, через него был прекрасно виден снегопад снаружи. В печи, тревожно потрескивая, горел торф.

- Я не мог больше терпеть и ушёл, потом долго странствовал. Где я мог найти спасение? Потом услышал от людей про чудо на этом острове. Я пришёл, думая, что Святая Мать может дать мне то, чего я желал, но именно тогда я встретил владыку Осень.

Райхер глубоко вздохнул и закрыл глаза.

- Если несчастье - это сажа, которая просочилась в мир, то владыка Осень - совок для неё. Он пачкается в чёрном, собирая всю черноту. Потом Бог отмывает его. Я был сокрушён, я не знал, что такое может быть ответом, - заметил Коул.

Действия Осени пугали своей рассудительностью, выводимой прямо из текста Священного Писания. Трудно поверить, что он мог сохранить своё доброе сердце, делая всё это, и искренне молиться о прощении своих грехов.

- Я слышал, владыка Осень был родом с островов, - спокойно ответил Райхер. - Он сказал, что родился здесь, а потом ещё молодым был продан в рабство. Здесь много таких, как он. В конце концов, здесь много суровых, трудолюбивых людей.

Охранник, увидев Миюри, тоже принял её за рабыню.

- Когда-то давно, когда парусные корабли были не так привычны, как сейчас, жители продавали и взрослых, ну, как я слышал. Гребцами на корабли. Я слышал, они даже приняли важное участие в войнах на море.

Это была жестокая доля, большинство гребцов через три года покидали корабль насовсем уже совершенно истощёнными. Однако даже тут их расставание с кораблём нельзя назвать полюбовным.

- Попав сюда, я старался сделать всё, чтобы мы продавали только уважаемым работорговцам, но нет никакого способа узнать, куда они проданы.

- Есть ли те, кто выкупает свою свободу и возвращается? - спросил Коул, Райхер улыбнулся и кашлянул, прочищая горло.

- Везде могут быть люди, которые, пройдя все трудности, выкупают свою свободу. Но они знают, что здесь им нет места, куда вернуться. Нет дерева для строительства домов и лодок, чтобы можно было жить и ловить рыбу, - он глубоко вздохнул, и словно часть его души вылетела из него с воздухом. - Мы можем держать ограниченное число овец и коз, и у нас ограничены плодородные земли, на которых можно что-то растить. Мы как-то вытягиваем налоги с тех, кто выходит просеивать янтарь, и тех, кто летом добывает торф. Я знаю, как поступают южные торговцы, и поэтому, чтобы быть уверенным, что они не навяжут невыгодные сделки людям этой земли, я слежу за этим, прикрываясь угрозой кары божьей, как своим щитом. Каждый хочет себе защиты на море... Но я не знаю, насколько даже это помогает.

По-своему Райхер вкладывал все свои силы в эту землю, на которую его вынесло волной его судьбы. Если так, то торговцы во дворе, так дружелюбно махавшие ему, вряд ли испытывали к нему дружеские чувства. Скорее всего, они воспринимали Райхера как предателя, считавшего жителей острова друзьями торговцев. Этот человек потерял весь свой дух, не считая того, что можно было найти в бочонке.

- Что ещё к этому, Альянс Рувик, важный столп этой церкви, обсуждает дальнейшее сокращение лодок островитян. Наша выручка тоже уменьшится.

Молитва не наполняет желудок и не освобождает никого от бремени денежной нехватки. Что нужно этой земле, так это деньги. И что не шло в прибыток торговых книг, Осень брал на себя как личный грех.

Рейхер пил, скорее всего, ощущая свою вину, которая могла сокрушить его в любой момент.

Не появись здесь Коул и Миюри, всё произошло бы точно так же. Коул повернулся к Миюри, сидевшей рядом, её красивые красные глаза вопросительно посмотрели в ответ. Пока они обменивались взглядами, Райхер уселся в кресло, вынул пробку из бочки и сделал глоток.

-Хахх.., - выдохнул он. - Это недопустимо для священнослужителя, но...

Он наверняка пил, как разбойник. Так Коул понял его слова, однако продолжение оказалось намного больнее.

- Я бы хотел, чтобы скорей началась война.

- Война?

Осень возглавлял морских пиратов, они, плавая на своих кораблях, собирали сведения, позволившие ему сразу узнать, что Коул и Миюри, которые так бесстыдно к нему забрели, посланы Уинфилдом. Коул подумал, что Райхер может относиться к этому так же, но священник глотнул ещё из бочонка и снова мучительно выдохнул.

- Фухх... Во-война. Уинфилд поднял восстание против тирании папы, и огонь, наконец, разгорелся в Атифе. Теперь лишь поговорим, что будет, когда всё разгорится. Когда это произойдёт, я знаю только, что работники и рыболовство островов сыграют решающую роль.

Райхер собрался ещё выпить, но Коул, конечно, остановил его, потому что священник пил так, будто пытался покончить с собой.

- Господин Райхер.

- Кто обо мне заплачет, если я умру? Я знаю, что даже Бог уже забыл моё имя.

Он улыбнулся с горькой иронией, но уже не пытался продолжить возлияние. Возможно, он сам хотел, чтобы его остановили. Священник безропотно положил бочонок на колени, поднял и закрыл глаза.

- Если начнется война... цена на рыбу вырастет. Многие из островитян могут стать отличными солдатами. Королевство, папа, к кому бы мы ни примкнули, награда будет та же самая.

Райхер говорил, словно про себя. Он знал, что даже заработанные таким образом деньги растают в одно мгновение. И хотя почти наверняка некоторые островитяне разбогатеют на войне, но многие умрут или вернутся домой с увечьями, которые им будут досаждать до конца своей жизни.

- О Боже. Эта земля упорствует, чтобы только другие жертвовали. Пусть Бог смилуется над владыкой Осенью, пока он продолжает обременять себя грехом...

Он молился как в бреду, меж тем его голова всё клонилась, и вскоре он заснул. Коул и Миюри забрали бочонок, чтобы тот не упал с колен Райхера, и поставили на ближайшую полку. Вид развалившегося на стуле священника не слишком напоминал просто спящего, скорее, он был полностью вымотан. Коул послал Миюри за помощником священника, тот пришёл и лишь пожал плечами, предложив оставить Райхера на месте - для священника в этом не было ничего необычного. Коул не мог просто бросить спящего, но он слишком хорошо знал, как трудно тащить бессознательного пьяного. Меж тем помощник священника добавил в печь торфа и накрыл Райхера одеялом, чтобы тот не простудился. И тогда Коул с Миюри поблагодарили его и вышли.

Коул захотел подышать свежим воздухом, и они вышли под падающий с неба снег. Когда он прошёл половину лестницы, до него сзади дошёл голос Миюри.

- Братик?

- В чём дело?

- Ты как?

Серебряные волосы Миюри, стоявшей под тусклым снежным небом, казались нитями льда.

- Я в порядке.

На её лице проявлялось лёгкое удивление, пока она спускалась по ступенькам.

- Что такое?

- Я просто подумала, каким сильным ты стал. Подумать только, ты так распускал нюни совсем недавно!

Он всего-навсего не смог стряхнуть с лица мрачное выражение, что, похоже, создавало видимость, что он спокоен.

- Неважно, какой я сильный, но благодаря разговору с тобой я чувствую, что смог себя закалить.

- Хмм?

- Давай возьмём с собой господина Райхера, когда поплывём обратно в Атиф.

Миюри не удивилась, но уставилась на него круглыми, янтарно-красными глазами.

- Он тот, кто не сможет бежать. Я не думаю, что мы смогли бы его убедить сделать это.

Она была права, Коул понимал, что чувствовал Райхер. Если бы сам Коул прибыл сюда и встретил Осень один на один, с ним произошло бы, в конце концов, то же самое.

- Но, к счастью, он не может переносить свою настойку так же хорошо, как госпожа Хоро.

Если бы Райхер снова выпал из действительности, они тогда протащили бы его на корабль. Он не был привязан к этому острову - он был его пленником. Однажды покинув остров, он, скорее всего, никогда на него не вернётся.

Миюри округлила глаза, выслушав столь прямолинейный план, её губы медленно сложились в улыбку.

- Брат, это нехорошо.

- Настоящим решением было бы найти, как сделать всех на этом острове счастливыми.

- Такого не бывает, - без колебаний заключила она, хотя не слишком много знала о том, как велик и сложен мир. То, что называется "практичный ум девушки".

- Я не могу согласиться с этим. Но нам не хватает времени и численности, чтобы заняться этим в данный момент. Мы можем думать только о том, что можем сделать прямо сейчас.

Миюри пристально посмотрела на него и вдруг отвела взгляд. Словно мастер, увидевший, как его ученик, наконец, вырос и готов реализовать свой потенциал.

- И ты сможешь пересмотреть эту сумасшедшую мысль "исправить мир"? И прекратить работать с этой блондинкой?

- На данный момент я прекратил отправлять мою очень юную младшую сестру домой.

- Я только как твоя младшая сестра! - запротестовала она и топнула ногой.

Они разговаривали под падающим снегом, не заметив, что белизна покрыла им головы и плечи. Коул отряхнул снег с Миюри и спросил:

- Почему бы нам не поесть сейчас в порту?

Кажется, он провёл довольно много времени в кошмарах, сейчас, должно быть, близился полдень.

- А можно мяса? - откликнулась Миюри, глядя щёлками глаз, она прищурилась, когда он принялся отряхивать с неё снег.

- Помнишь, что сказал господин Йосеф? Здесь должна быть хорошая рыба.

- Тогда я хочу жареную рыбу. И чтобы было много соли!

Она казалась слабой девушкой, когда держала рот закрытым, но её вкус вполне подошёл бы какому-нибудь пьянчуге.

- Не ешь слишком много.

- Хорошо.

Они разыгрывали привычную сценку в препирательства, но кое-что в ней нечто сосем по-иному. Он сжимал руку Миюри чуть крепче обычного. Она тоже должна была это заметить.

Он держал в своих руках особо драгоценный камень. Познав глубины мрака окружающего мира, он теперь, наконец, увидел свет.

Миюри недовольно сидела за столом в таверне - жареной рыбы здесь не оказалось.

В городах и деревнях, где свиней забивали не каждый день, не был неизменным на кухне и горшок с жиром. Сельдь и сардины могут дать какое-то количество жира, но если кто пожарит эту рыбу в сковороде, есть то, что получилось, он, скорее всего, не захочет.

И потому ей досталось рагу с тушёной рыбой, заставившей немного поволноваться эту девочку, выросшую в горах. Рыбьи головы, плававшие в рагу, сильно отличались от тех, что можно встретить у рыб из горных речек. Они были сильно сжатыми с боков, с жуткими зубами в пасти. Неудивительно, что даже Миюри засомневалась. Однако, начав есть, она нашла каждый кусочек рыбы восхитительным, само рагу было превосходно посолено, и она с удовольствием макала в него хлеб. Еда не позволяла ей думать ещё о чём-то. Хлеб, что им подали, был выпечен, правда, не из пшеницы, а из каштанов. Он был особенно твёрдым и отдавал резковатой горечью, это не тот хлеб, что едят ради удовольствия. Коул не думал, что Ньоххира отличалась особенной роскошью, но, несмотря на обилие снега в горах, в деревне еда была разнообразной благодаря своей известности как целебного места, потому в деревню её много привозили. Это снова заставило его мучительно осознать, насколько они были там счастливы.

- Что будем делать дальше, брат? - поинтересовалась Миюри, разгрызая узкую рыбью голову с торчащими изо рта острыми зубами.

Она спросила негромко, может, потому что была занята обкусыванием мяса с головы, но, скорее, так она пыталась соответствующим образом вести себя в этой тихой таверне.

- Готовить корабль в обратный путь... И я ещё хотел бы немного поисследовать острова.

- Ты ещё не отступился? - она посмотрела на него сердитыми глазами, и он не мог сдержать улыбки.

- Я не думаю, что спасти острова - такая постыдная задача. Возможно, я смогу чем-то помочь, и это даже может принести пользу наследнице Хайленд.

Имя Хайленд Миюри по своему обыкновению встретила с безразличием на лице.

- Предоставление островам того, что им нужно, может в случае начала войны поставить островитян на сторону королевства Уинфилд, пусть и неявно.

- А как насчёт денег? Разве эта блондинка не богатая? - Миюри обмакнула хлеб в солёный бульон и откусила.

- Деньги - это мощь, они, несомненно, помогут. Но это лёгкий путь.

- Лёгкий? - небрежно переспросила она с набитым хлебом ртом.

- Переманить их на свою сторону деньгами - это может подействовать ничем не лучше насилия. Однако если потратить время и узнать больше о земле, если дать людям то, что им действительно нужно, они поймут нашу искренность, даже если это обойдётся в те же деньги. Понимаешь?

Миюри шумно прожевала и сделала глоток. Потом изучила остаток хлеба и кивнула.

- Думаю, если бы кто-нибудь дал мне хлеба, что мне нравится, я бы сделала для него всё, что смогла.

Обычно она обращала внимание больше на количество, чем на качество, но каштановый хлеб был и вправду не особо хорош.

- Что ж, и всё же... - до сих пор она не говорила прямо, теперь же махнула рукой, чтобы он придвинулся, Коул наклонился к ней, опасаясь какой-нибудь уловки с её стороны.- Могу и я немного поисследовать, кем является эта маленькая кукла?

Коул удивлённо посмотрел на неё, но Миюри была на редкость серьёзна.

- Мама не станет рассказывать подробностей, но всё же она не знает, куда делся тот её прежний друг, в честь которого я названа, как и другие её друзья, верно?

То есть, Чёрная Мать могла быть одной из них.

Мама Миюри, мудрая волчица Хоро, когда-то была вожаком среди волков в лесах, росших в месте, называемом Йойтсу. Трудно представить, чтобы ей подчинялся волк намного больший её. Коул смутно ощущал, что в ушедшем времени животных-воплощений размер означал право на справедливость. Но зная, что эту юную девушку часто тревожила кровь, текущая в ней и в других не-людях, он испытывал сложные чувства. Хотя она вроде и не возражала Коулу, однако это её притворное безразличие существовало лишь в выражении её лица.

- Если основываться на легенде, то я никак не смогу объяснить, почему рыбная ловля стала такой хорошей, когда она остановила лаву.

Важный момент. И если Чёрная Мать не была человеком, то чьим воплощением она была?

- Мы будем искать вместе. Одной опасно, - ответил Коул сел на место.

- Со мной всё будет в порядке, даже если я столкнусь с медведем.

- Ты можешь столкнуться с мучительными истинами, они пострашнее любого медведя.

Он оторвал кусок каштанового хлеба и положил в рот. Пока он тихо жевал, Миюри сидела напротив него, уставившись в пространство и, видимо, глубоко задумавшись. Затем она вдруг снова посмотрела на него, медленно прикрывая глаза и склоняя голову набок, будто что-то беспокоило её.

- В чём дело?

Она, нахмурившись, простонала:

- Что тебе нравится больше - продолжать нянчиться со мной или дать утонуть в слезах, когда мучительный момент застанет нас врасплох?

Коул не мог сказать, что ему что-то "нравилось" в последнем. Он сердито посмотрел на неё, и она внезапно открыла глаза.

- О, ты должен просто нянчиться со мной только до и после того, как произойдёт что-то плохое. Тогда я получу больше всего, пока ты будешь идти вместе со мной, - сказала она с довольной улыбкой.

- Ты не должна думать с точки зрения выгоды.

- Мне мама так сказала, она сказала, что девочкам придётся плакать, если они выгоду не будут учитывать в первую очередь.

Он не знал, говорить ли, что не ожидал услышать это от матери и дочери волчьей крови, но, кажется, она получила точные указания, как надлежит охотиться.

- Я бы предпочёл, чтобы ты не плакала, - сказал он, наконец, печально улыбаясь, когда лицо Миюри стало серьёзным.

- То же относится и к тебе.

Он не мог поверить, что девушка, что была младше его вдвое, сказала ему такое. Но разница в возрасте не мешала быть ему счастливым тем, что кто-то беспокоился о нём.

- Спасибо, - искренне поблагодарил он.

Миюри некоторое время с сомнением смотрела на него, потом усмехнулась и вернулась к еде. Он смотрел на неё и чувствовал, что его губы сами собой раздвигаются в улыбке.

Часто советуют разрешить любимому ребёнку отправиться в путешествие, но наблюдая за развитием Миюри, он мог лишь удивляться, к чему это может привести. А может, это он сам не вырос и только сейчас стал осознавать, насколько Миюри удивительна.

Когда ребёнок взрослеет, путешествие - важный обряд, дающий узнать широту мира и высоту неба. Если бы Коул познал холод льда и глубину моря, возможно, он бы вырос как личность. Может, он даже смог бы взглянуть по-другому на свои же идеи создания нового порядка в результате войны королевства Уинфилд с Церковью. Потому что вера принимала формы, которые он даже не мог себе вообразить, а значит, не было единой формы ключа к небесным вратам. Божий дом принимал много форм.

Теперь он знал, что поступки, подобные свершившемуся на этом острове, даже если это поступки не-людей, могут распространять учение Бога. И это значит, что размер ворот нужно было сделать несколько больше.

Осень настолько потряс Коула, что заставил потерять голову, и это было серьёзной проблемой. Жить среди людей - это проблема, с которой не-людям пришлось бы столкнуться однажды. Могло показаться, Хайленд уже узнала правду о Миюри и догадывалась, что в мире есть существа, подобные ей. При своих самых скромных возможностях Цезон мог стать примером, открывающим новый путь. Тогда таким, как Миюри, возможно, не пришлось бы, стоя перед картой мира в торговом доме в Атифе, страдать из-за того, что им нет места в мире. Помимо людей было ещё много обладателей прекрасных душ.

Коул не мог спасти девушку, проданную в рабство, и в то же время не мог найти никаких слов утешения Осени с одиночеством в его взоре, существу, не имевшему выбора поступать не так, как он поступал. Но Коул мог спасти Миюри. Придя к этому, он ощутил, что что-то в нём произошло.

- Миюри, я хочу тебя о чём-то спросить.

- Хм?

Миюри, довольно сидевшая перед своей миской, превратившейся в крепость, построенную из рыбьих костей, посмотрела на Коула.

- Был ли владыка Осень человеком?

Если Чёрная Мать не была человеком, и Осень распространял веру в неё, эта мысль напрашивалась сама собой.

Миюри закрыла глаза, словно перерывая свою память, и подняла голову.

- Было холодно, и мой нос был немного забит, но я бы узнала, если бы он пах зверем. Я чувствовала только запах моря. Будто он очень долго не принимал ванну.

Осень был человеком. Если бы он им не был, многое в докладе Коула для Хайленд изменилось бы, потому что стань Осень врагом наследнице, ей нужно было знать, к какой катастрофе это может привести. Но вроде бы ему не нужно об этом думать.

- Кстати, ты наелась, наконец?

- Ага. Спа-а-асибо тебе.

Затем они немного походили вокруг порта. Коул шёл впереди, Миюри, держась за его руку, тянулась следом.

Это был маленький город без стен, который вполне можно быстро пройти из конца в конец. За последними домами города начинались снежные тропки, разбегавшиеся во все стороны, протоптанные многими ногами. Они говорили, что где-то в конце их были места, где собирались люди.

На главной улице стояло несколько зданий, карнизы каждого из них были украшены табличками с обозначением лавок разных ремесленников, но товаров напоказ выставлено не было. И не казалось, что в какой-либо из них кто-то работал, повсюду царила тишина. Открыты были лишь мастерская по плетению нити, из которой вяжут сети, и кузница с гарпуном и топором на вывеске. Что-что, а эти две были необходимы постоянно. Однако сеть только казалась вещью, которую легко переплести, если она порвётся. Без исходных материалов не сплести ни нити, ни верёвки. А простым куском железа можно лишь разбить что-то, а не резать. А без топлива кузнецы не могли довести инструменты до нужного состояния.

Орудия для ловли рыбы могли бы стать опорой, поддерживавшей повседневную жизнь островитян, а значит, сделать их жизнь счастливее.

В Священном Писании написано, что помогать ближнему с тайным умыслом есть лицемерие, но Осень показал, что добродетельное бездействие бесполезно на этих островах. Его деятельность могла стать семенем лживой веры, которую, однако, можно пресечь в зародыше при первом же ростке. И во всяком случае это куда лучше уродливой строгости нынешней Церкви.

Коул должен был признать, что одна молитва не поможет в повседневной жизни. Он шёл по городу и, обдумывая всё это, вдруг осознал, что тихо вокруг не из-за трудных времён, просто сейчас холодное, снежное время. И торговый дом Йосефа сейчас пустовал.

Его внимание привлекло то, что встречавшиеся время от времени люди смотрели на него, широко раскрыв глаза, будто не могли поверить, что кто-то может ходить по улицам. Если честно, он уже почти замёрз, пора было возвращаться в церковь. Они вышли на тропу вдоль мёртвой реки.

- Здесь не так, как в Ньоххире, не так ли? - спросил Коул, хотя ему не хотелось открывать рот на холоде, всю дорогу от таверны он промолчал.

- Ты раньше бывал в подобном месте?

- Однажды, когда я приплыл в королевство Уинфилд, но там было чуть поживее. А вообще, я путешествовал в основном там, где даже зимой не бывает снега.

- Там, где зимой не идёт снег, так? Я даже представить себе не могу такого.

Миюри остановилась, глядя на море и словно кутаясь в белое облачко своего дыхания. Они стояли, а на них валом валил снег, словно призывая вернуться в свою комнату.

- Отправимся туда когда-нибудь. Цвет моря там совсем другой, невероятно волнующее зрелище.

- Цвет моря может изменяться?

- Могут быть самые разные цвета, кроме синего, но до сегодняшнего дня я никогда не видел такого ярко-зелёного.

- Если ты его уже увидел, значит, ты не можешь говорить, что никогда не видел его раньше, - с озорной улыбкой на лице обернулась Миюри.

- Сейчас не время шутить. Вернёмся к церкви, - он сделал первый шаг.

- Хорошо, - послушно ответила она и последовала за ним, потом вдруг остановилась и снова повернулась к морю.

- Что-то не так?

- Я думала, что могла себе вообразить всякое, но... оказалось, что нет. Вон корабль идёт.

- Корабль? Думаю, ещё могут найтись те, кто отправляется за рыбой даже в такие снежные дни, - ответил он, но лишь повернувшись лицом к порту, увидел это сам.

Стояла тишина, даже самые мелкие лодчонки лежали перевёрнутыми на берегу. Похоже, это было не рыбацкое судно.

- Думаю, я видела этот корабль в Атифе, - сказала Миюри.

- А что, корабли отличаются? - спросил он, не подумав, и был награждён её прохладным взглядом.

- У каждого корабела свой стиль. Фухх, это же так очевидно!

Обрывков знаний она нахваталась, когда работала посыльным мальчиком в порту, она даже участвовала в разгрузке корабля компании Дива. Он принял её слова как должное, но не видел ничего странного в том, что сюда прибыл корабль из Атифа.

- Это, должно быть, торговый корабль. На таком мы приплыли сюда, помнишь?

- Да, но... - Миюри соорудила себе козырёк из рук, чтобы снежинки не кружились перед глазами, и стала рассматривать море. - Э, да я знаю его. Это корабль компании.

- Компании Дива?

Происходило что-то немного странное. Хайленд подобрала для них корабль другой компании, потому что Дива не предполагала отправлять в эти воды свой. Потому-то Йосеф и не ожидал прибытия гостей.

Но когда Коул встал рядом с Миюри, он увидел ещё один корабль за первым. Хотя он был так далеко, что едва виднелся у горизонта, можно было даже на таком расстоянии легко понять, насколько он велик. Создавалось даже впечатление, что первый из них убегал от второго и пытался сбежать в сторону Цезона. Действительно странным было то, что целых два корабля прибудут вместе в такой снежный день.

Коул увидел, что рыбаки вышли из своих домов в порту и тоже смотрели в море.

- Удивительно, почему так? - тихо спросила Миюри с видом охотницы, следящей за добычей, которая странно себя ведёт.

- Не замёрзла? - спросил он, только сейчас заметив, каким толстым слоем уже налип снег на капюшон и плечи Миюри. Когда он поднял руку, чтобы отряхнуть её одежду, комья снега посыпались уже с него самого. Он стряхивал с неё снег, но это не могло оторвать её от происходившего в порту.

Корабль Дивы торопливо проскользнул к причалу, не обращая внимания на рыбаков острова, с удивлением следивших за ним. Вскоре на причале установили трап. По нему спустился человек совершенно круглый от большого количества надетой одежды.

Коул освободил плащ Миюри от снега, и тогда она втянула воздух сквозь зубы.

- Мне не холодно, - решительно улыбнулась она. - Я просто в нетерпении.

Сошедшим с корабля оказался Йосеф. Двигаясь вперёд пошатываясь своим пухлым телом на каждом шагу, он не отрывал глаз от моря. Потом недовольно смахнул с себя налипший снег и побежал прямо к Коулу и Миюри, вероятно, даже не замечая их, теперь его внимание сосредоточилось на тропинке, по которой он бежал. Они уже слышали его тяжёлое дыхание, а Йосеф всё ещё ничего не заметил. Он поднял глаза только тогда, когда чуть не натолкнулся на них.

- О-о?!

Йозеф остановился, взволновано переводя дух, на его лице читалось: "Что вы здесь делаете?"

И то же самое хотелось узнать Коулу.

- Что-то случилось?

Йосеф, совершенно запыхавшись, дважды открывал рот, но кроме кашля ничего выдать не смог. Он упёрся руками в колени и несколько раз вдохнул и выдохнул, потом выпрямился.

- Эт-то не иначе воля Божья. У меня срочное сообщение для вас.

Он продолжал тяжело дышать, испуская белые облачка.

По телу Коула пробежала нервная дрожь - что-то с Хайленд?

- Сообщение пришло из Атифа для меня. Затем я прибыл так быстро, как позволил корабль, но меня в основном заботило оставаться впереди того.

Значит, одновременность прибытия обоих судов не было совпадением.

- И что за новости из Атифа?

Йосеф снова мучительно закашлялся, затем сумел выдавить несколько слов.

- Я не знаю, из какой точно страны, но высокопоставленный священник с юга приехал с очень важным торговцем на север.

- Высокопоставленный? С важным торговцем?

Коул не мог понять, что происходит.

Позади кашляющего Йосефа вырастал и становился всё яснее силуэт гигантского корабля. Собравшиеся в порту люди стали беспорядочно кричать, указывая на него пальцами. Коул почти не верил своим глазам.

- Он... огромен... - тихо пробормотала Миюри.

Корабль казался горой, скользящей по воде. Не было бы удивительно, если бы в нём насчитывалось бы пять, а то и шесть палуб. Из боков его торчало просто невероятное число вёсел, загребавших воду. Соответствующие по длине гиганту, они неторопливо и мощно вели корабль по воде. Казалось, это сам Божий корабль парит в небе.

Но если это Божье судно, оно должно нести какой-то религиозный знак. А на надутом ветром парусе гигантского корабля красовался разрисованный символ, очень хорошо известный Коулу.

- Альянс Рувик?

Крупнейший в мире торговый союз. Он вёл торговлю на больших расстояниях и потому управлял самым большим количеством судов. Про Альянс Рувик среди торговцев ходили легенды. Часто рассказывали, что он как-то вступил в войну с королём за оспариваемые особые привилегии и вышел победителем.

В северных землях многие думали, что ошеломительный взлёт компании Дива ослабит власть Альянса Рувик, но Коул знал, что люди на севере только успокаивают себя такими разговорами. Огромное судно, появившееся в портовом городе Цезоне, обладало подавляющей силой принуждения.

- Они здесь не для торговли, - продолжал объяснять Йосеф. - Этот корабль не остановился ни в одном порту по пути сюда. У них, должно быть, полно людей, чтобы сменять друг друга, и еды тоже полно на борту. Такой большой корабль не может плавать в узких проходах между островами, поэтому они должны были пройти довольно длинный путь, а наш корабль изо всех сил пытался опередить его.

Такой гигант не мог причалить в порту Цезона, и он бросил якорь у побережья. С корабля спустили лодки, им навстречу вышли лодки из порта, вероятно, выяснить цель прибытия.

- О, вот и сторожевые псы, - сказала Миюри, указав рукой на пиратский корабль. - Интересно, и что сейчас произойдёт?

Этот огромный корабль в таком маленьком портовом городке производил жуткое впечатление. Коул впервые понял, насколько власть может быть зримой.

- Я не знаю... Но, если эти вёсла этого огромного корабля просто зацепят пиратское судно, они его легко утопят. У Альянса Рувик есть причина показать всем этот корабль. Если они собираются торговать, их трюмы должны быть заполнены горами золота и серебра. Мы, торговцы, никогда ничего не затеваем без смысла.

Коул подумал о причине присутствия влиятельного торговца на борту. Ясно, что пришельцы явились что-то получить, но что? Чем можно торговать с этой ледяной страной, задавленной бедностью?

- О Боже, прошу тебя, защити нас, - воззвал Йосеф и, вынув из-за пазухи небольшой свёрток, повторил. - Боже, защити.

Снег продолжал падать.

Раскрашенный символ Альянса Рувик зловеще реял над ними, отчётливо выделяясь даже сквозь падающий с неба снег.