Онлайн чтение книги Жозеф Бальзамо
33. КОРОЛЬ РАЗВЛЕКАЕТСЯ

Король был доволен: своим внезапным решением он наказал графиню за то, что она заставила себя ждать, и одновременно избавился от забот, связанных с представлением. Он направился к двери.

Возвратилась Шон.

— Ну что, вы видели моих слуг?

— Нет, государь, в прихожих слуг вашего величества нет.

Король сам подошел к двери и окликнул:

— Эй, служба!

Никто не ответил; в замке стояла тишина, не слышно было даже эха.

— Что за черт! Никто не поверит, что я — внук человека, сказавшего: «Мне чуть было не пришлось ждать!» — проговорил король, шагнул к окну и распахнул его.

Но на эспланаде было так же пусто, как и в прихожих: ни лошадей, ни скороходов, ни стражи. И только ночь являла взору и душе свое спокойствие и великолепие: в сиянии полной луны верхушки деревьев леса Шату колыхались, как взволнованное море, а миллионы ярких блесток плясали на поверхности Сены, которая, словно гигантская ленивая змея, извивалась на протяжении четырех-пяти лье между Буживалем и Мезоном.

И тут же соловей рассыпал свои чудные трели, какие можно услышать только в мае, как будто этих ликующих песен достойны только первые дни весны, которые спешат умчаться, не успев прийти.

Однако гармония природы не тронула Людовика XV — король был весьма прозаическим человеком, не склонным ни к мечтательности, ни к поэзии.

— Ну вот что, графиня, — с досадой проронил он, — умоляю вас, распорядитесь же наконец. Довольно шутить, какого черта!

— Государь, здесь распоряжаюсь не я, — отвечала графиня, очаровательно надувшись, что почти всегда достигало цели.

— Ну и не я, — возразил Людовик XV. — Сами видите, как меня тут слушаются.

— Стало быть, не вы и не я, государь.

— Кто же тогда? Быть может, вы, Шон?

— Я и повинуюсь-то с трудом, куда уж мне распоряжаться, — ответила молодая женщина из другого угла комнаты, где она сидела в кресле, составляя прекрасную пару своей сестре.

— Но кто же здесь все-таки хозяин?

— Как кто? Господин губернатор.

— Господин Самор?

— Ну да.

— Резонно. Позвоните-ка ему.

С очаровательной небрежностью графиня протянула руку к шелковому шнуру, на конце которого висела жемчужина, и позвонила.

Явно подученный заранее лакей вошел из прихожей в гостиную.

— Губернатора! — приказал король.

— Губернатор охраняет драгоценную жизнь вашего величества, — почтительно ответил слуга.

— Где он?

— В дозоре.

— В дозоре? — переспросил король.

— Вместе с четырьмя офицерами, — добавил лакей.

— Ну, точь-в-точь как господин Мальбрук[99]Ироническое прозвище, данное французами Джону Черчилю, герцогу Мальборо (1650–1752), английскому государственному деятелю и полководцу, нанесшему Франции ряд поражений, в том числе при Мальплаке (11 сентября 1709). После этой битвы во Франции распространился ложный слух о гибели Мальборо и сочинена знаменитая сатирическая песенка: «Мальбрук в поход собрался», в одном из куплетов которой есть слова: «…я видел, как четыре офицера опустили его в могилу».! — воскликнула графиня.

Король не смог сдержать улыбки.

— Это и впрямь забавно, — проговорил он, — но почему же нельзя запрячь лошадей?

— Государь, господин губернатор приказал запереть конюшни из опасения, как бы там не укрылись какие-нибудь злоумышленники.

— А где мои скороходы?

— В людской, государь.

— Что они делают?

— Спят.

— Как спят?

— По приказу.

— По чьему приказу?

— По приказу губернатора.

— А ворота? — осведомился король.

— Какие ворота, государь?

— Ворота замка.

— Заперты.

— Прекрасно, но ведь можно взять ключи.

— Государь, ключи висят у губернатора на поясе.

— Ничего не скажешь, в замке порядок. Образцовый порядок, черт возьми! — воскликнул король.

Увидев, что король прекратил расспросы, лакей удалился.

Графиня, откинувшись в кресле, покусывала лепестки розы, которые оттеняли ее коралловые губы.

— Я сжалюсь над вами, государь, — проговорила она с присущей только ей томной улыбкой. — Дайте мне вашу руку, и отправимся на поиски. Шон, посвети.

Шон двинулась первой, являя собой авангард, готовый предупредить о любой опасности, если таковая возникнет.

За поворотом коридора ноздри короля защекотал аромат, способный возбудить аппетит у самого тонкого гурмана.

— Что это за благоухание, графиня? — осведомился Людовик XV.

— Как что за благоухание? Это ужин, государь. Я думала, король окажет мне честь отужинать в Люсьенне, и соответственным образом приготовилась.

Людовик XV несколько раз втянул носом гастрономический аромат и задумался: во-первых, его желудок уже некоторое время напоминал о себе; во-вторых, если поднять шум, полчаса уйдет на то, чтобы разбудить скороходов, четверть часа — чтобы запрячь лошадей, десять минут — чтобы доехать до Марли; там его не ждут и приготовят лишь что-нибудь на скорую руку. Еще раз вдохнув соблазнительный запах, король, ведший графиню под руку, остановился перед дверью в столовую.

На богато сервированном и ярко освещенном столе стояли два прибора.

— Черт! У вас неплохой повар, графиня.

— Государь, это его первый опыт. Он просто в лепешку расшибся, чтобы заслужить одобрение вашего величества, и способен, подобно бедняге Вателю[100]Дворецкий принца Конде. В 1671 г. во время обеда, который принц Конде давал Людовику XIV, покончил с собой, сочтя себя обесчещенным оттого, что на столе не оказалось рыбы., перерезать себе глотку, если окажется, что не сумел вам угодить.

— В самом деле? — отозвался Людовик XV.

— А главное, он приготовил омлет из фазаньих яиц, которым рассчитывал…

— Омлет из фазаньих яиц? Мое любимое блюдо!

— Вот видите, как все некстати.

— Ладно, графиня, не будем огорчать вашего повара, — смеясь, сказал король. — Быть может, пока мы ужинаем, господин Самор вернется из дозора.

— Великолепная мысль, государь! — воскликнула графиня, не в силах скрыть радости от того, что первая схватка осталась за нею. — Входите же, государь, входите.

— Но кто нам станет прислуживать? — безуспешно ища глазами лакея, поинтересовался король.

— Неужели, государь, кофе покажется вам менее вкусным, если подам его я? — огорчилась г-жа Дюбарри.

— О нет, графиня, особенно если вы его сами сварите.

— Так проходите, государь.

— Только два прибора? — заметил король. — А Шон, значит, уже отужинала?

— Государь, без особого позволения вашего величества мы не осмелились…

— Полноте, — проговорил король, собственноручно беря с горки тарелку и столовый прибор. — Садитесь, крошка Шон, вот здесь, напротив нас.

— О, государь, — замялась Шон.

— Продолжайте притворяться смиренной и покорной подданной, лицемерка! Графиня, усаживайтесь тут, подле меня. Какой у вас прелестный профиль!

— Вы это заметили только сегодня, господин Француз?

— Что делать, графиня, я привык видеть вас в анфас. Нет, решительно, ваш повар большой искусник. Что за раковый суп!

— Выходит, я была права, прогнав предыдущего?

— Совершенно правы.

— Так последуйте моему примеру, государь, в результате вы только выиграете.

— Я вас не понимаю.

— Я прогнала своего Шуазеля — прогоните и вы своего.

— Ни слова о политике, графиня, лучше налейте-ка мне вон той мадеры.

Король протянул бокал, графиня взяла узкогорлый графин и стала наливать королю вино.

От тяжести графина у очаровательного виночерпия побелели пальцы, а самые их кончики зарозовели.

— Наливайте потихоньку и не спеша, графиня, — попросил король.

— Чтобы не замутилось вино, государь?

— Нет, чтобы я мог налюбоваться вашей ручкой.

— Право, ваше величество, вы делаете одно открытие за другим, — рассмеявшись, отозвалась графиня.

— Ей-богу, так оно и есть, — подтвердил король, к которому начало возвращаться доброе расположение духа, — и думаю, что вот-вот я открою…

— Часть света? — подхватила графиня Дюбарри.

— Нет, что вы, часть света — это слишком, мне довольно моего королевства. Я открою островок, крохотный клочок земли, зачарованный холм, дворец, в котором некая расположенная ко мне прекрасная дама будет Армидой[101]Армида — обольстительная волшебница, персонаж поэмы Т. Тассо «Освобожденный Иерусалим». и вход в который будут стеречь всевозможные чудовища, когда мне придет в голову прийти туда и обо всем забыть.

— А вот вам, государь, кстати, и вода из Леты, — сказала графиня, протягивая королю графин с шампанским со льда (по тому времени новое изобретение).

— Из Леты, графиня? Вы в этом уверены?

— О да, государь, ее принес из Аида бедняга Жан, который едва сам не утонул в ней.

— За его счастливое воскрешение! — поднимая бокал, провозгласил король. — Но только не надо политики, прошу вас.

— Тогда уже не знаю, о чем говорить, государь. Вот если бы ваше величество соблаговолили рассказать какую-нибудь историю — вы ведь превосходный рассказчик…

— Нет, я лучше почитаю вам стихи.

— Стихи? — воскликнула г-жа Дюбарри.

— Да, стихи. А почему вы так удивились?

— Но ведь ваше величество испытывает к ним отвращение!

— Еще бы, черт возьми! Из ста тысяч стихотворений девяносто тысяч направлены против меня.

— А то, что вы собираетесь мне прочесть, из тех десяти тысяч, которые не удостоились попасть в число девяноста?

— Нет, графиня, стихи, что я собираюсь прочесть, адресованы вам.

— Мне?

— Да, вам.

— И кем же?

— Господином Вольтером.

— И он поручил вашему величеству…

— Вовсе нет, он направил их прямо вашему сиятельству.

— Каким же образом? Без письма?

— Напротив, с весьма любезным письмом.

— А, понимаю, ваше величество занимались сегодня утром с директором почт.

— Совершенно верно.

— Ну что ж, государь, прочтите стихи господина Вольтера.

Людовик XV развернул листок и продекламировал:

— Решительно, государь, господин Вольтер хочет с вами примириться, — высказала свое мнение графиня, не столько польщенная, сколько задетая этим поэтическим посланием.

— Ну, коли так, то он зря старается, — заметил Людовик XV. — Если Вольтер вернется в Париж, этот опус многих тут поставит в тупик. Пускай-ка лучше он убирается к своему другу, моему кузену Фридриху Второму. Нам здесь достаточно и господина Руссо. Возьмите, графиня, стишки и поразмыслите над ними.

Г-жа Дюбарри взяла листок, свернула его в трубочку и положила рядом с тарелкой.

Король не отрываясь следил за нею.

— Государь, капельку токайского, — предложила Шон.

— Оно из погребов его величества австрийского императора, так что можете в нем не сомневаться, — добавила графиня.

— Ах, из погребов австрийского императора! — воскликнул король. — У нас такое вино есть только у меня.

— Оно и досталось мне от смотрителя вашего винного погреба.

— Вы что же, соблазнили его?

— Нет, приказала ему.

— Прекрасный ответ, графиня. А король — глупец.

— Да, но, господин Француз…

— Господин Француз имеет тем не менее достаточно ума, чтобы любить вас всем сердцем.

— Ах, государь, но почему бы вам не быть действительно господином Франции?

— Графиня, ни слова о политике.

— Ваше величество выпьет кофе? — осведомилась Шон.

— Обязательно.

— Со жженкой, как обычно, государь? — спросила графиня.

— Если высокочтимая владелица замка не возражает.

Г-жа Дюбарри встала.

— Куда вы?

— Подам все необходимое, государь.

— Похоже, графиня, лучшее, что я могу сейчас сделать, — это предоставить действовать вам, — проговорил король, развалившись на стуле с видом человека, который вкусно поужинал и посему пребывает в благостном расположении духа.

Графиня внесла в столовую серебряную жаровню с маленьким кофейником, в который был налит горячий мокко, подала королю тарелку со стоявшими на ней чашкой из золоченого серебра и графинчиком бемского стекла, а также скрученный в жгут листок бумаги.

Король с сугубой тщательностью, с какой он всегда совершал эту операцию, отмерил сахар и кофе, налил спирт — осторожно, чтобы он оставался сверху, — взял бумажный жгут, запалил от свечи и поджег им горючую жидкость. Затем бросил бумагу в жаровню, где та и догорела.

Минут через пять Людовик XV уже потягивал кофе с наслаждением истого гурмана.

Графиня не мешала ему и, лишь когда король допил последний глоток, воскликнула:

— Ах, государь, вы подожгли спирт стихами господина Вольтера! Это принесет несчастье Шуазелю.

— Я ошибся, — со смехом отвечал король, — вы не фея, вы — демон.

Графиня поднялась и предложила:

— Может быть, ваше величество желает пойти взглянуть, не вернулся ли губернатор?

— Самор? А к чему он?

— Но вы же собираетесь ехать в Марли, государь.

— Верно, — согласился король, пытаясь сбросить с себя блаженное оцепенение. — Пойдемте, графиня, посмотрим.

Г-жа Дюбарри подала Шон знак, и та исчезла.

Король продолжил поиски губернатора, но, надо заметить, в совершенно ином расположении духа, нежели перед ужином. По утверждению философов, то, как люди видят окружающее, — в мрачном или, напротив, в розовом свете — почти всегда зависит от состояния их желудка.

Короли тоже люди, и хотя желудки у них, если уж говорить правду, будут похуже, чем у их подданных, но тем не менее исправно оповещают о своей наполненности или пустоте остальные органы тела, а посему Людовик XV пребывал в достаточно благодушном настроении, если таковое вообще может быть свойственно королям.

Но не успел он сделать и десять шагов по коридору, как его окутали волны новых ароматов. Отворилась дверь в прелестную комнату, стены которой были обтянуты голубым атласом, затканным цветами, и глазам короля предстал освещенный таинственным светом альков: к нему-то вот уже два часа прелестница медленно, но верно увлекала Людовика XV.

— Ну что ж, государь, — проговорила она, — похоже, Самора еще нет, и мы по-прежнему заперты. Нам остается лишь вылезти через окно…

— С помощью простынь? — поинтересовался король.

— Государь, им можно найти более достойное применение, — ослепительно улыбнувшись, ответствовала графиня.

Король расхохотался и раскрыл объятия; г-жа Дюбарри выпустила из рук дивную розу, и та, роняя лепестки, упала на ковер.