Онлайн чтение книги Жозеф Бальзамо
4. ЖИЛЬБЕР

Этот крик, как мы уже сказали, насторожил путешественника.

Он поспешно вышел из кареты, тщательно затворив за собой дверцу, и с беспокойством огляделся.

Первым делом он заметил испуганного юношу, который стоял перед ним. Сверкнувшая в этот миг молния позволила осмотреть его с ног до головы: путешественнику, судя по всему, привычно было разглядывать в упор любого человека и любой предмет, вызывавшие у него интерес.

Перед ним стоял мальчик лет шестнадцати, от силы семнадцати, невысокий, щуплый, нервный; взгляд черных глаз, бестрепетно устремленный на человека, привлекшего его внимание, был пленителен, хотя и не слишком дружелюбен; тонкий крючковатый нос юноши, узкие губы и торчащие скулы свидетельствовали о лукавстве и осмотрительности, а сильно выдававшийся вперед округлый подбородок изобличал решительность нрава.

— Это вы сейчас кричали? — спросил путешественник.

— Да, сударь, — ответствовал молодой человек.

— А почему вы кричали?

— Потому что… — и юноша умолк в нерешительности.

— Потому что?.. — повторил путешественник.

— Сударь, — вымолвил молодой человек, — в одноколке была дама?

— Да.

И глаза Бальзамо устремились на карету, словно желали проникнуть сквозь толщу ее стенок.

— А к колесу кареты была привязана лошадь?

— Да, и я не понимаю, черт возьми, куда она делась?

— Сударь, дама, сидевшая в одноколке, ускакала на лошади, которая была привязана к колесу.

Не проронив ни слова, ни звука, путешественник ринулся к одноколке и отодвинул кожаные шторки: молния, сверкнувшая в этот миг в небе, позволила ему увидеть, что экипаж пуст.

— Ад и преисподняя! — зарычал он, едва ли не заглушая гром, раскатившийся в это самое время; потом он бросил вокруг взгляд, словно искал средства устремиться в погоню, однако тут же убедился, что пуститься в погоню не на чем.

— Догонять Джерида на одной из этих кляч, — проговорил он, качая головой, — это все равно что посылать черепаху в погоню за газелью… Но я все-таки узнаю, где она, если только…

Он поспешно и с тревогой сунул руку в карман куртки, извлек небольшой бумажник и раскрыл его.

В одном из отделений бумажника обнаружился сложенный лист бумаги, а в бумаге — черный локон.

При виде этого локона лицо путешественника прояснилось, и сам он — во всяком случае внешне — успокоился.

— Ну что ж, — выдохнул он, проведя по лбу рукой, по которой тотчас же заструился пот, — ну что ж, ладно. А она ничего не сказала вам, уезжая?

— Да, сударь, сказала.

— И что же?

— Велела передать вам, что оставляет вас не из ненависти, а из страха; она, мол, добрая христианка, а вы, напротив того…

Молодой человек заколебался.

— А я, напротив того? — повторил путешественник.

— Не знаю, следует ли мне передавать слово в слово…

— Да передайте же, черт вас побери!

— А вы, напротив того, атеист и неверующий, и нынче вечером Господу угодно было послать вам последнее предупреждение; она, дескать, вняла этому предупреждению и заклинает вас также к нему прислушаться.

— И это все, что она вам сказала?

— Да, все.

— Что ж, поговорим теперь о другом.

И на челе путешественника изгладились, казалось, последние следы тревоги и огорчения.

Молодой человек следил за всеми этими движениями сердца, отражавшимися на лице собеседника, с любопытством, свидетельствовавшим о том, что ему также не чужда известная доля наблюдательности.

— А теперь скажите, мой юный друг, — произнес путешественник, — как вас зовут?

— Жильбер, сударь.

— Просто Жильбер? Наверное, это только имя, данное вам при крещении?

— Это моя фамилия.

— Превосходно! Мой любезный Жильбер, само Провидение послало мне вас на выручку.

— К вашим услугам, сударь, и если я чем-нибудь могу вам помочь…

— То и поможете, благодарю вас. Да, знаю: в ваши годы люди находят удовольствие в помощи ближним: впрочем, услуга, в которой я нуждаюсь, невелика: я попрошу вас всего-навсего указать ночлег на эту ночь.

— Да вот хотя бы эта скала, — отвечал Жильбер, — под ней я спасался от грозы.

— Да, но я предпочел бы какое-нибудь жилище, — возразил путешественник, — и чтобы там нашлись добрый ужин и удобная постель.

— Это труднее.

— А далеко отсюда до ближайшей деревни?

— До Пьерфита?

— Ближайшая деревня зовется Пьерфит?

— Да, сударь, и до нее примерно полтора лье пути.

— Полтора лье в такую темень, в грозу, с этими двумя клячами? Насилу за два часа доберемся. Ну-ка, мой юный друг, поразмыслите хорошенько, нет ли какого-нибудь жилья поблизости?

— Замок Таверне, до него шагов триста, не больше.

— Вот как! Почему же… — начал путешественник.

— Что, сударь? — изумленно переспросил молодой человек.

— Почему вы мне сразу о нем не сказали?

— Но замок Таверне — не постоялый двор.

— В нем живут?

— Да, конечно.

— Кто?

— Разумеется, барон де Таверне.

— А кто таков барон де Таверне?

— Отец мадемуазель Андреа, сударь.

— Очень рад это услышать, — улыбаясь, возразил путешественник, — но я хотел спросить, что за человек этот барон.

— Сударь, он старик лет шестидесяти или шестидесяти пяти; по слухам, прежде он был богат.

— А теперь обнищал? Вечная история! Друг мой, прошу вас, проводите меня к барону де Таверне.

— К барону де Таверне? — едва ли не с испугом вскричал молодой человек.

— Что ж, вы не желаете оказать мне эту услугу?

— Нет, сударь, но дело в том, что…

— Продолжайте.

— Дело в том, что он вас не примет.

— Не примет дворянина, который заблудился и просит о гостеприимстве? Разве этот ваш барон — медведь?

— Как сказать! — проронил молодой человек с такой интонацией, словно имел в виду: «Похоже на то, сударь».

— Не беда, — заявил путешественник, — попытаю счастья.

— Не советую, — откликнулся Жильбер.

— Почему бы и нет? — возразил путешественник. — Да будь ваш барон и впрямь медведь, не съест же он меня.

— Нет, но, возможно, захлопнет перед вами дверь.

— Ну, а я ее вышибу, и если вы отказываетесь послужить мне проводником…

— Не отказываюсь, сударь.

— Тогда указывайте дорогу.

— С удовольствием.

Тут путешественник влез в одноколку и взял там небольшой фонарь.

Пока фонарь еще не горел, молодой человек на мгновение понадеялся, что путник задержится в карете, зажжет в ней фонарь и через полуоткрытую дверцу ему удастся рассмотреть, что там внутри.

Однако неизвестный не сделал к ней ни шагу. Он вложил незажженный фонарь в руки Жильберу.

Тот принялся крутить его так и этак.

— Что прикажете делать с этим фонарем, сударь? — осведомился он.

— Освещайте дорогу, а я поведу лошадей.

— Но ваш фонарь не горит.

— Сейчас мы его зажжем.

— А, понятно, — произнес Жильбер, — у вас в карете есть огонь.

— И в кармане тоже, — отвечал путешественник.

— Запалить трут под таким дождем будет нелегко.

Путешественник улыбнулся.

— Откройте фонарь, — сказал он.

Жильбер повиновался.

— Подержите вашу шляпу над моими руками.

Жильбер снова повиновался; он следил за этими приготовлениями с нескрываемым любопытством. Жильбер не знал, как можно зажечь фонарь, не высекая огня.

Путешественник извлек из кармана серебряный футляр, а из футляра спичку; затем, открыв низ футляра, погрузил спичку в какую-то массу, вне всякого сомнения, воспламеняющуюся, поскольку спичка тут же загорелась с легким потрескиванием.

Все это произошло так быстро и неожиданно, что Жильбер вздрогнул.

Путешественник улыбнулся при виде этого удивления, вполне естественного в те времена, когда фосфор был известен лишь немногим химикам, хранившим его секрет для собственных опытов.

Путешественник поднес волшебный огонек к фитилю свечи, затем закрыл футляр и спрятал в карман.

Молодой человек взглядом, полным жгучего вожделения, проводил драгоценный сосуд. Он явно отдал бы многое за обладание подобным сокровищем.

— Теперь у нас есть свет, так ведите же меня, — распорядился путешественник.

— Идемте, сударь, — отозвался Жильбер.

И молодой человек пошел вперед, а его спутник последовал за ним, таща под уздцы одну из лошадей.

Непогода между тем несколько улеглась, дождь почти перестал, и гроза уже громыхала в стороне.

Путешественник первый пожелал возобновить разговор.

— Вы как будто хорошо знаете этого барона де Таверне, мой юный друг? — спросил он.

— Да, сударь, оно и понятно: я живу у него с самого детства.

— Он, наверно, ваш родственник?

— Нет, сударь.

— Опекун?

— Нет.

— Хозяин?

При слове «хозяин» молодой человек вздрогнул, и на его щеках, всегда бледных, вспыхнул яркий румянец.

— Я не слуга, сударь, — отвечал он.

— Но в конце концов, — продолжал путешественник, — кем же вы ему доводитесь?

— Мой отец был у барона арендатором, а мать вскормила мадемуазель Андреа.

— Понимаю: вы живете в доме на положении молочного брата этой юной особы; полагаю, что дочь барона молода.

— Ей шестнадцать лет, сударь.

Как видим, один из двух вопросов, слишком близко его касавшийся, Жильбер замял…

Путешественнику, казалось, пришла в голову та же мысль, что и нам; тем не менее вопросы его устремились по иному руслу.

— Какой случай привел вас на дорогу в такое ненастье? — спросил он.

— Я был не на дороге, сударь, я был под скалой, которая идет вдоль дороги.

— И что же вы делали под скалой?

— Читал.

— Читали?

— Да.

— И что же вы читали?

— «Общественный договор» господина Жана Жака Руссо.

Путешественник поглядел на юношу с некоторым удивлением.

— Вы взяли эту книгу в библиотеке барона? — спросил он.

— Нет, сударь, я ее купил.

— Где? В Бар-ле-Дюке?

— Нет, сударь, здесь, у бродячего торговца: в последнее время в наших краях бывает много разносчиков с хорошими книгами.

— Кто вам сказал, что «Общественный договор» — хорошая книга?

— Я это понял, пока читал, сударь.

— А дурные книги вы тоже читали — иначе откуда вам знать разницу между хорошими и дурными?

— Читал и дурные.

— И как же они назывались?

— К примеру, «Софа», «Танзай и Неадарне»[28]Романы (1749 и 1734 соответственно) Клода Проспера Жолио де Кребийона-младшего (1707–1777). и другие в том же роде.

— И где же, черт побери, вы нашли все эти книги?

— В библиотеке барона.

— Каким образом барон, живя в такой дыре, добывает все эти новинки?

— Ему присылают их из Парижа.

— Если барон, судя по вашим словам, живет в бедности, как же он тратит деньги на подобную чепуху?

— Он не покупает книги: их присылают ему в подарок.

— Ах, в подарок?

— Да, сударь.

— Кто же их присылает?

— Один из друзей барона, знатный вельможа.

— Знатный вельможа… Знаете ли вы имя этого знатного вельможи?

— Его зовут герцог де Ришелье.

— Как! Старик маршал?

— Да, верно, он маршал.

— Полагаю, что эти книги у него спрятаны, чтобы на них не наткнулась мадемуазель Андреа?

— Напротив, сударь, валяются где попало.

— А мадемуазель Андреа согласна с вами в том, что книги эти дурные? — хитро улыбнувшись, полюбопытствовал путешественник.

— Мадемуазель Андреа их не читает, — сухо отозвался Жильбер.

Путешественник немного помолчал. Эта необычная натура, в которой хорошее уживалось с дурным, стыд с гордыней, явно возбуждала в нем невольный интерес.

— А почему вы читали эти книги, если знали, что они скверные? — продолжал свои расспросы тот, кого старый ученый именовал Ашаратом.

— Когда я их открывал, я ведь не знал, чего они стоят.

— Однако без труда вынесли о них суждение.

— Да, сударь.

— И все же дочитали до конца?

— Дочитал.

— С какой целью?

— Я узнал из них то, чего прежде не знал.

— А из «Общественного договора»?

— Из него я узнаю то, о чем догадывался прежде.

— Что же, к примеру?

— То, что все люди братья, что общество дурно устроено, поскольку в нем есть и крепостные, и рабы, но когда-нибудь все люди станут равны.

— Вот как! — проронил путешественник.

С минуту оба помолчали, продолжая шагать вперед; путешественник тянул за повод лошадь, Жильбер нес фонарь.

— Значит, вам и впрямь хочется учиться, друг мой? — чуть слышно проговорил путешественник.

— Да, сударь, это самое мое горячее желание.

— Ну, и чему же вы хотите учиться?

— Всему! — отвечал молодой человек.

— А зачем вам учение?

— Чтобы возвыситься.

— До какого предела?

Жильбер помедлил; у него явно была своя обдуманная цель; но цель эта, несомненно, была его тайной, и открывать ее он не желал.

— Насколько это в человеческих силах, — отвечал он.

— Но вы учились хоть чему-нибудь?

— Нет. Где уж мне учиться: я беден и живу в Таверне.

— Как! Вы совсем не знаете математики?

— Не знаю.

— Физики?

— Нет.

— Химии?

— Нет. Я умею читать и писать, вот и все. Но я изучу все эти науки.

— Когда?

— Когда-нибудь.

— Каким же образом?

— Не знаю. Но все это изучу.

— Необычное дитя! — пробормотал путешественник.

— И тогда… — шепнул Жильбер в ответ собственным мыслям.

— Что тогда?

— Нет, ничего.

Между тем Жильбер и тот, кому он служил проводником, шагали уже не менее четверти часа; дождь совершенно прекратился, и земля начинала источать тот терпкий аромат, что приходит весной на смену душным испарениям грозы.

Жильбер, казалось, глубоко задумался.

— Сударь, — внезапно спросил он, — вы знаете, что такое гроза?

— Разумеется, знаю.

— Правда, сударь?

— Чистая правда.

— Вы знаете, что такое гроза? Знаете, отчего бывает молния.

Путешественник улыбнулся.

— Это взаимодействие двух электричеств: одно содержится в туче, а другое в почве.

Жильбер вздохнул.

— Я не понимаю, — признался он.

Возможно, путешественник сумел бы дать бедному юноше более доступное объяснение, но, к несчастью, в этот самый миг сквозь листву забрезжил свет.

— Ну-ка, что там такое? — воскликнул незнакомец.

— Таверне.

— Значит, мы добрались до места?

— Вот ворота.

— Отворите.

— Что вы, сударь! Ворота замка Таверне растворяются не так просто.

— Да этот ваш замок Таверне — сущая крепость! Ну что ж, постучите.

Жильбер приблизился к воротам и, превозмогая робость, нерешительно постучался.

— Так вас никто не услышит, друг мой, — сказал путешественник, — стучите громче.

В самом деле, незаметно было, чтобы кто-нибудь слышал стук в ворота. Кругом было по-прежнему тихо.

— Вы принимаете ответственность на себя? — спросил Жильбер.

— Не беспокойтесь.

Тогда Жильбер отбросил колебания; выпустив из рук молоточек, он вцепился в колокольчик, издавший такой пронзительный звон, что его было слышно на лье вокруг.

— Ей-богу, если ваш барон и на этот раз не слышал, он глухой, не иначе, — изрек путешественник.

— А, Маон залаял, — отметил молодой человек.

— Маон[29]Маон — крепость на острове Минорка; в 1756 г. ее взял герцог де Ришелье.? — подхватил путешественник. — Это конечно же, знак внимания со стороны вашего барона по отношению к его другу герцогу де Ришелье.

— Не знаю, сударь, что вы имеете в виду.

— Маон — последнее завоевание маршала.

Жильбер снова вздохнул.

— Увы, сударь, я уже признался вам, что ничего не знаю, — сказал он.

Два эти вздоха подытожили для странника целую череду скрытых мук и неутоленных честолюбивых притязаний.

В этот миг послышались шаги.

— Наконец-то, — проронил путешественник.

— Это наш Ла Бри, — пояснил Жильбер.

Ворота отворились; но при виде путешественника и его странной кареты Ла Бри, который ожидал только Жильбера и был застигнут врасплох, чуть было не захлопнул их снова.

— Прошу прощения, друг мой, — обратился к нему путешественник, — мы направлялись именно сюда, и не нужно захлопывать ворота у нас перед носом.

— Однако, сударь, я должен уведомить господина барона о неожиданном посетителе…

— Не стоит труда, поверьте мне. Рискну навлечь на себя его неудовольствие и ручаюсь вам: может быть, меня и прогонят, но не раньше, чем я обогреюсь, обсохну, подкреплюсь. Слыхал я, что вино у вас доброе, так ли это? Уж вы-то знаете.

Вместо ответа Ла Бри продолжил было сопротивление, но путешественник проявил настойчивость, и вот уже обе лошади и карета оказались на подъездной аллее, а Жильбер в мгновение ока запер ворота. Признав свое поражение, Ла Бри решил самолично идти доложить о захватчике и со всех своих старых ног устремился к дому, крича во всю глотку:

— Николь Леге! Николь Леге!

— Кто такая Николь Леге? — осведомился незнакомец, все с тем же хладнокровием двигаясь по направлению к замку.

— Николь, сударь? — переспросил Жильбер с легкой дрожью в голосе.

— Да, Николь, та, которую зовет метр Ла Бри.

— Это горничная мадемуазель Андреа, сударь.

Тем временем крик Ла Бри не пропал втуне: под деревьями мелькнул огонек, озаривший прелестное девичье лицо.

— Что тебе, Ла Бри? — спросила она. — И почему такой переполох?

— Скорее, Николь, скорее, — дребезжащим голосом прокричал старик, — доложи хозяину, что какой-то путник, застигнутый грозой, просит у него пристанища на ночь.

Николь не заставила его повторять дважды и так проворно понеслась к замку, что мигом скрылась из виду.

Что до Ла Бри, убедившись, что барон не окажется застигнутым врасплох, он позволил себе остановиться и немного перевести дух.

Доклад вскоре возымел свое действие: с высокого крыльца, почти скрытого за акациями, донесся раздраженный и повелительный голос, повторявший не слишком-то дружелюбно:

— Путник?.. Что за человек? Явившись в чужой дом, следует по меньшей мере назваться.

— Это барон? — спросил у Ла Бри тот, кто явился причиной такого недовольства.

— Увы, да, сударь, — сокрушенно подтвердил бедняга. — Слышите, что он спрашивает?

— Он спрашивает мое имя, не правда ли?

— Истинно так. А я-то и забыл вас спросить.

— Доложите о бароне Жозефе де Бальзамо, — сказал путешественник. — Быть может, общность наших титулов сделает твоего хозяина уступчивее.

Ла Бри доложил, несколько ободренный титулом, который приписал себе незнакомец.

— Ладно, в таком случае пускай войдет, — пробурчал голос, — я же вижу, он уже здесь… Прошу вас, сударь, пожалуйте… Так, вот сюда.

Путник быстрым шагом подошел к крыльцу, но на первой ступеньке оглянулся: ему хотелось видеть, идет ли Жильбер следом. Но Жильбер исчез.