Онлайн чтение книги Военная хроника маленькой девочки The Saga of Tanya the Evil
Внутригосударственные дела

ОПРЕДЕЛЕННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ, ОПРЕДЕЛЕННАЯ ОБЛАСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ.

Существо дрожало от радости.

— Ху-ху-ху. Замечательно!

Он был так счастлив, что невольно чуть не вознес хвалу Господу. Нет, он сделал это. Чтобы торжественно прославить всемогущее Существо, он поднял благочестивый лик к небесам и воскликнул Аллилуйя.

Конечно, никто в этом месте не упрекнул бы его за такой поступок. Скорее, они присоединятся. В конце концов, они были такими же разумными Существами, как и Макаронный Монстр[1].

— Херувим[2], сэр, что-то случилось?

— О, Архангел, продолжай работать. Я просто так счастлив, что вера в последнее время растет не по дням, а по часам. Закончив свою возвышенную молитву, он с улыбкой ответил на обращение и похвалил возвращение “Homo sapiens” к циклу жизни и смерти.

Какая чудесная новость, почти провозгласил Херувим, выражая облегчение от того, что порядок наконец восстановлен. Этим Существам было поручено руководить особами, известными как “Homo sapiens”, направлять их души, и сейчас был первый положительный отчет, который они получили за довольно долгое время.

И вполне естественно, что Архангел, услышав, улыбнулся и выразил свое одобрение. Естественно, он радовался, что все идет так, как должно быть. Это был Гимн Великому, почти переполнявший его сердце и само Существо.

О Боже, творец, ты велик.

— Действительно очень хорошо. Но это странно… Подожди.

И все же на прекрасном лице Архангела появилось сомнение. Восстановленная вера и обещанное возвращение к циклу жизни и смерти были прекрасны. Если бы их обращения к людям были эффективными, то в конце концов они смогли бы направлять свои души.

Но что-то вдруг смутило Архангела. У него было такое чувство, что совсем недавно он слышал что-то другое.

Все они были равны перед Единым во всем и вне иерархии своих обязанностей довольно терпимы. Таким образом, ему позволялось переосмысливать слова высшего Существа. Именно поэтому, возможно, следует сказать…

Пока Архангел занимался святой работой, он обязан был спрашивать Херувима обо всем, чего не понимал.

—Хм? Что-то не так? - И Херувим был вынужден ответить.

Для них задержки в исполнении священных обязанностей были непростительны, поэтому любые препятствия приходилось преодолевать.

Естественно, Херувим вежливо ответил с добрыми намерениями, его голос был мягким. Для него было правильным работать вместе в борьбе за славу Господа.

Оба они хотели только добра.

— Я слышал, что злые атеисты наводнили их мир.

Вот почему они должны были встать и смело противостоять злу.

Это был их священный долг.

— Что?! Ничего подобного в моей юрисдикции не происходит. Вы знаете, чей он?

Но Архангел поднял вопрос, о котором Херувим не слышал.

В его районе люди определенно начинали ощущать присутствие Бога.

Да, все они благочестиво цеплялись за его голос, поступали так, как подобало поступать Его созданиям, и горячо желали милости Всемогущего отца.

Для Херувима защита и руководство смиренными верующими были радостью; ничто не делало его счастливее. Нет, это был смысл его существования. Он был создан только для этого.

Вот почему он счастливо улыбнулся.

Эти Существа преодолели отвратительную привычку к секционизму[3], но, как ни парадоксально, известие о том, что ужасное, благонамеренное зло атеизма наполнило маленьких ягнят, которых они должны были защищать и направлять, ранило его сердце до разрыва.

Один только слух о том, что атеисты бесчинствуют, бросал тень на его прекрасное лицо. То, что такое случилось в чьей-то юрисдикции, было поистине великим горем.

Следовательно.

Из чистой доброты и чувства долга он должен был спросить. Если бы такая страшная трагедия произошла…

— Я бы хотел сделать все, что в моих силах, чтобы помочь. Кто-нибудь знает, чья это юрисдикция?

Он чувствовал, что должен протянуть руку помощи.

— Увы, мне стыдно признаться, что это мое собственное имя.

Естественно, вместо того чтобы скрывать неловкую проблему, лучше было решить ее вместе. В конце концов, это была их работа в качестве гидов. Нет, это была их святая обязанность как творений Господа.

Если они не могли правильно вести заблудших ягнят, как они могли претендовать на роль проводников? Вести заблудших агнцев по пути праведности с радостью, быть такими, какими они должны были быть — смысл их существования.

Любой, кто пренебрегал им, мог быть замечен только как падшее, злое Существо, находящееся вне всякого спасения.

Поэтому предложение помощи на пути спасения всегда приветствовалось. Тем не менее, хотя такие вещи иногда случались, негласное ожидание состояло в том, что это были относительно неопытные Существа, способные заблудиться, которые потерпят неудачу в своем руководстве.

Вот почему все присутствующие были шокированы, услышав, что их начальник не знает, как поступить с его руководством.

— Те, кто под Вашим руководством, сэр Серафим[4]? Как такое могло случиться?

Серафимы служили отцу самым тесным образом.

Тем не менее, руководство не достигло людей? Руководство этого истинно верного Серафима, которому так же глубоко доверял Бог-Отец? Если Серафима было недостаточно, чтобы спасти их, то это действительно загадка.

— Да, к сожалению, глупцы не только отказались от своей веры, но даже, если можно в это поверить... богохульствуют.

Богохульство? Как это может быть?

Вместо того, чтобы понять овец, Существа могли быть описаны как в основном беззаботные. Лишь изредка случалось что-то, что вызывало изменение их отношения.

Но богохульство было еще более редким случаем — настолько шокирующим. Они выступали против массового атеизма. Но и сообщения указывали на то, что поведение, признанное богохульным, происходило в том же масштабе?

Они совершали грех святого святотатства!

Но если это правда, то почему? Распространится ли это на них всех? Вопросы возникали в их непонимающих головах.

— Это не должно быть возможно. Я слышал, что существует даже возмутительное движение за обожествление их правителей.

Но Серафим выплюнул ответ, как бы говоря, что это ему противно, и устранил все сомнения из их умов.

На мгновение все замолчали. Мгновение спустя смысл сказанного дошел до него, и за этим последовало изумление.

— Неужели они так мало боятся? Каким человеком нужно быть, чтобы делать такие вещи?!

— Противно даже говорить, но, по-видимому, они смешивают Бога с опиумом.

Он неохотно дал объяснение. Как можно приравнять Происхождение мира к чему-то столь нечистому? Были даже некоторые непокорные, стремившиеся заменить Бога-Отца. Даже Существа, которые падали в прошлом, не придумали ничего настолько ужасного. Вот почему было так тревожно; они были просто ошеломлены.

— Что...?! Неужели нет предела ужасу?

Примерно так они все себя и чувствовали.

Но одна мысль, была не озвучена.

Как такое могло случиться?

— Не очень хорошо, не так ли? - со вздохом сокрушался Херувим, сам того не желая, но то же самое безошибочно чувствовали все присутствующие.

Переполнявшая его радость мгновения назад сменилась грустью, как будто ее никогда и не было.

— Но полмира все еще заполнено набожными маленькими ягнятами, ищущими спасения.

В конце концов им удалось донести до верующих голос Божий. Во время войны люди, наконец, начали искать спасения от трансцендентального существа.

— Я не могу поверить, что другая половина пала жертвой безбожия.

Что полмира должно было провалиться во тьму, куда не долетит “Благая Весть”!

— При всем уважении, мне трудно в это поверить. Они получили “Благую Весть“! Как полмира могло опуститься в первобытную тьму атеизма или что там у вас? действительно возможно ли?

В то же время Архангел и другие ангелы вздохнули с сомнением.

Они поставили под сомнение, может ли такое богохульство действительно быть возможным. Они думали, может ли ситуация стать хуже. Действительно немыслимо. Нет, они отрицали невозможное явление.

Ибо что-то подобное никогда не должно было случиться с группой, которой сообщили хорошие новости.

Это может случиться с одним человеком. В истории “Homo sapiens”  есть примеры, когда люди были охвачены подобным безумием. Их политика в отношении этих отдельных примеров сводилась к тому, чтобы не придавать особого значения. Хотя они и интересовались людьми как группой, но были почти безразличны к ним как к отдельным личностям.

Но группа, получившая “Благую Весть”, спускаясь в такую темноту, действительно вызывала тревогу. практически неслыханное событие. Если бы они исследовали прошлое, то смогли бы найти примеры новых форм веры или уменьшенной веры, поэтому у них был опыт решения таких проблем.

Но такого раньше никогда не случалось, и они этого не ожидали.

— Странно. Боже мой, что на них нашло?

Тем не менее, они не могли просто плакать и бездействовать. Они были без устали верны своим обязанностям и, как таковые, наскребли всю свою мудрость.

— Если мы хотим восстановить веру, как насчет того, чтобы послать туда... ну, знаешь, этого?

— Честь быть Божьим слугой — слишком большая ответственность для одного Существа, да еще и для человека.

— Я понимаю, да, было бы слишком грубо просто сказать: "Знай Волю Божью.”.  В прошлом “Homo sapiens” справлялись с проблемами только после того, как мы несколько раз говорили им, и они, наконец, слушали.

— Тогда как насчет того, чтобы продолжать взывать к ним?

— Нет, так мы их не спасем. Оставлять неверные души блуждать — значит идти против воли Бога.

Вывод, к которому они пришли из-за своей доброй воли, состоял в том, чтобы идти своим “обычным путем” восстановления веры.

— Тогда не лучше ли было бы научить “Homo sapiens” Его милости через испытания?

Что же касается жизненного пути, то херувим предложил метод, в котором он имел некоторый успех, и остальные согласились.

— Понимаю. Если мы дадим этому человеку славу сражаться как слуге Божьему, мы можем ожидать обращения.

В конце концов, хотя они обычно и были безразличны к отдельным людям, они уже следили за одним из них.

Поскольку вера уже росла в результате эксперимента, было более чем полезно попробовать и в этом случае.

— Подождать. Слава борьбы как Божьего слуги не должна быть зарезервирована для одного человека. Просветление важно, но я думаю, что жизненно важно также откликаться на молитвы глубоко верующих.

И у них были благие намерения. Предложение о том, чтобы один из них боролся за благодать Божью, было сделано с совершенно благими намерениями.

Мы должны обратить ягненка, который забыл свет Божьей защиты и славы. И мы должны спасти тех, кто молится.

— Тогда так и сделаем. Как насчет конкретики?

Все приветствовали это мнение. Они были спасителями. Протесты человека, призванного доставить его милость, были для них бессмысленны. Нет, поскольку ни у кого не было ушей, чтобы услышать их, никто не указывал, что они должны слушать.

Ну, если уж на то пошло, возможно, это была разница во взглядах. Даже люди практически не способны прислушиваться к чужим мнениям.

— Может, спросим у престола[5]?

— Все порядке. Я упомяну об этом Господу.

Таким образом, решение было принято без единого возражения.

22 АВГУСТА, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ.

Через два месяца после падения материковой Республики. В то время достаточно сказать, что все живущие в Империи верили, что война закончилась. В конце концов, Империя победила соседний Союз Антанты, Республику и, Княжество. Хвастовство, “Мы — Рейх, Корона Мира”, начинало звучать правдиво.

Даже известия о том, что Содружество присоединилось на стороне Республики, было недостаточно, чтобы ослабить эйфорию. Без крупных боевых действий или морских сражений никто не ожидал, что Содружество станет препятствием для восстановления мира. Все шептались, как будто знали: "они вступили в битву слишком поздно.”

Поэтому, когда стало известно, что Содружество отклонило приглашение Империи на мирную конференцию, общественное настроение в Империи было в основном смятенным. Они не могли понять, что сделало войну такой приятной, что Содружество жаждало ее продолжения.

Конечно, люди в Империи знали, что Свободная Республиканская армия, состоящая из Республиканских войск, которые вопили, что будут сопротивляться до конца, вела скудную борьбу в некоторых Республиканских колониях.

Что еще более важно, сообщалось также, что Содружество и его королевства, решив вмешаться в эту войну, сотрудничают со Свободной Республиканской армией.

Но даже зная все это, все должны были задаться вопросом, почему они так заинтересованы в продолжении войны? Исход боя уже был предрешен. Имперская армия буквально уничтожила армию Союза Антанты, армию Княжества и Республиканскую армию, и ее власть как завоевателя была известна далеко и широко.

И хотя условия Империи были суровы, народ верил, что это в принципе договор, который может восстановить мир, поэтому сопротивление упрямых Республиканских остатков и упрямого Содружества сначала раздражало, а затем вызвало гнев.

Почему они хотят продолжить войну?

В конце концов, они кое-что поняли. Разве не они начали войну? Важное замечание. Нет, это чистая правда.

Вот почему в Империи психологический фундамент был заложен с самого начала. Они считали эти остатки врагом, надеялись продолжить войну.

Отсюда и их собственные надежды.

Мы обрушим железный молот на тех, кто осмелится причинить вред Рейху.

Пусть злой враг будет изгнан из этого мира.

Поэтому фанатичный крик “Бей врага!” распространился. Никто не ставил под сомнение их веру в праведность своей страны и справедливость.

Вот почему они не могли понять.

Империя не могла понять страха, который испытывали другие страны — фундаментального страха, что в центре континента будет создано чрезвычайно могущественное государство, непревзойденный гегемон.

Кроме того, из-за того, как была основана Империя, она всегда имела несколько зон конфликтов.

Конфликты происходили из-за несовместимых взглядов: для Империи эти места были бесспорно Имперской территорией, в то время как для окружающих стран земля была украдена у них.

В конечном счете, именно поэтому Республика работала с другими державами, чтобы окружить Империю, используя стратегию внешних линий, и поэтому Империя разработала свою стратегию внутренних линий, чтобы прорвать это окружение. Тогда, наконец, Империя была вне себя от радости, когда устранила все угрозы своей безопасности.

Но для других сторон это выглядело серьезной угрозой их безопасности, которую нельзя было игнорировать. К сожалению, Империя была так занята демонстрацией остроты своего меча, что не заметила, как сильно он всех напугал.

Затем национализм и взаимное недоверие раздули пламя.

Конечно, все желали мира. Да, искренне. Вот почему ради мира и защиты всех они взяли в руки оружие и сражались. Другие страны со своими собственными повестками дня добавили свою поддержку.

По иронии судьбы, желание мира не заставило войну утихнуть, а лишь усилило ее.

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ЕДИНЫЕ ШТАТЫ.

В одной из комнат военкомата майор, представившийся одновременно и хозяином кабинета, и начальником отдела, отвечающего за призыв на военную службу, честно признался и несколько неловко предложил Мэри сесть.

— Мисс Мэри Сью, мы очень рады получить ваше заявление. — Его голос был спокоен, и он посмотрел ей прямо в глаза. — Но Единые Штаты рассматривают двойное гражданство как чрезвычайно сложный вопрос. Особенно учитывая законы о гражданстве в Союзе Антанты, добровольчество в армии Единых Штатов может в конечном счете повредить вашему статусу там. Поэтому я должен предупредить вас, что, несмотря на вашу молодость, очень вероятно, что вам придется сделать выбор в отношении своей национальности.

Он вежливо продолжил, сказав, что не собирается настаивать на столь трудном решении, но все же уважает ее волю. Добрые люди в Единых Штатах всегда были такими внимательными.

Все говорили одни и те же дружеские слова детям беженцев из Союза Антанты. “Мы рады, что ты хочешь помочь, но сейчас тебе не стоит об этом беспокоиться.”

— А разве ваша бабушка, ваша мать и ... да, даже ваш покойный отец не хотят, чтобы вы оставались здесь в безопасности от опасности? Разве все не беспокоятся о вас?

— Да, но именно поэтому я хочу сделать все, что в моих силах — защитить этот мир. Я думаю, что смогу помочь.

Поэтому Мэри искренне объяснила своими словами, почему она вызвалась добровольцем. “Я думаю, что могу что-то сделать”. — Она обратилась к майору с просьбой позволить ей сделать все возможное для Единых Штатов и мира.

— Ну что ж, в чем-то вы правы. Армия Единых Штатов в настоящее время набирает добровольческие отряды, которые будут направлены к нашему союзнику Содружеству. Это один из способов, как вы упомянули, защитить мир. Но есть много других полезных, необходимых задач, которые молодые люди могут выполнять внутри Единых Штатов.

Прозвучал призыв относительно добровольческих экспедиционных сил Единых Штатов, которые должны быть развернуты в Содружестве. Было сказано, что эти войска, как правило, не участвуют в боевых действиях, а “дислоцируются” в Содружестве. Эти войска были номинально развернуты в связи с патрулированием, чтобы гарантировать свободный проход и гражданские права в соответствии с законом о войне.

Но все восприняли этот шаг как поворотный пункт, первый решительный шаг Единых Штатов, и именно поэтому Мэри отреагировала немедленно.

Она помчалась в ближайший офис, чтобы сдать свое заявление, но ей, как обычно, любезно сказали: “еще слишком рано”.

— Вы имеете в виду, как добропорядочный гражданин Единых Штатов?

— Именно. Дети должны быть защищены. Наша ситуация не настолько ужасна, чтобы отправить их на войну. На самом деле, вы еще достаточно взрослая, чтобы стать добровольцем. Будет не слишком поздно, если вы потратите некоторое время, чтобы принять решение.

— А вы не хотели бы попробовать стать хорошим гражданином? — спросил он. Единые Штаты были достаточно великодушны, чтобы гибко толковать закон и предоставлять двойное гражданство беженцам из Союза Антанты, у которых были близкие родственники, жители этой страны.

Таким образом, предложив беженцам спокойную жизнь и немного покоя, он создал для них место. Мэри понимала, что причина, по которой они не хотели посылать ребенка на войну, как он снова объяснил ей, заключалась в том, что они надеялись, что те, кого они взяли, будут в безопасности.

Но Мэри могла бы стать добровольцем. Гражданство, которое ей было предоставлено, и ее способности как мага вполне удовлетворяли ее. Итак, она уже обдумала свое положение и приняла решение.

— Я все понимаю. Я все обдумала, но, конечно же, я хотела бы стать добровольцем.

Флаг, выставленный в центре комнаты, был флагом не ее родины, а Единых Штатов. Для Мэри это был не флаг ее дома. Он отличался от флага Союза Антанты, который мать и отец, выставляли в своем доме.

Но это был флаг их второго дома, страны, которая была достаточно добра, чтобы принять их. Если моя бабушка и мать, семья, которую я должна защищать, здесь... Если есть что-то, что я могу сделать, чтобы остановить войну…

— Мисс Мэри Сью. Если вы пойдете в бой, то можете получить травму. Вы можешь умереть. Вы можете расстроить свою бабушку и маму.

— Мне действительно очень жаль, но я бы пожалела, что не сделала большего. — Она очень беспокоилась об этом. Это было единственное, о чем она переживала. Но вынужденная своим внутренним побуждением что-то сделать, она могла бы уверенно заявить: “возможно, это и так, но я должна сделать хоть что-то.”

— Вы уверены?

— Да, я решила пойти добровольцем.

Мысленно она думала о своей родной стране и спинах людей, которые молились в церкви. Горе, печаль и желание покоя... Она отдала бы всего себя за эти вещи, если бы это имело какое-то значение.

Ради Бога, ради своих семей и ради самих себя она сделает все, что сможет.

— Все в порядке. Тогда вам нужно принести клятву флагу. Помнишь, как нужно?

— Да, я запомнила его наизусть.

— Похоже, вы настроены решительно. Как только вы станете добровольцем, должны будете делать все, что от вас потребуют военные обязанности, понимаешь?

Майор выдвинул свою точку зрения в том, что можно было бы назвать его окончательным подтверждением.

Поскольку Мэри понимала, что он надеется, что она передумает, она ответила слишком быстро, не оставляя места для возражений.

— Конечно. Я дам клятву! — Встав, она подняла руку и произнесла клятву. Она поклялась служить Единым Штатам. “Я клянусь в верности…”

Это была одна девушка, контракт Мэри Сью с Едиными Штатами. Власть должна быть справедлива, поэтому она сделает все, что в ее силах.

— Единым Штатам и их соотечественникам, единой нации под Богом, неделимой…

Она будет использовать все свои силы для семьи, которую должна защищать, для людей. И осуществить Божью справедливость.

— …и защищать свою Республику.

Чтобы создать мир, в котором ей никогда больше не придется испытывать печаль от потери семьи из-за Империи.

— …во имя свободы и справедливости.

Она поклялась своим собственным чувством справедливости, в которое верила.

— Да хранит тебя Господь.

Боже милостивый, пожалуйста, о, пожалуйста, защити нас.

Таким образом, с искренней молитвой Мэри Сью завербовалась и была назначена вместе с другими добровольцами-магами в 1–й магический полк Союза объединенных наций Свободной Антанты.

24 АВГУСТА, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ОБЪЕДИНЕННЫЙ ШТАБ ИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ, СТОЛОВАЯ № 1.

Столовая при Главном штабе установила для себя правило, что подаваемые ею блюда должны быть равны или уступать по качеству блюдам мобилизованных солдат в полевых условиях. Из-за распространения этого трогательного слуха по всей империи Столовая № 1 была, как обычно, пуста.

В столовой появлялись только те, кто по неизбежным обстоятельствам должен был там обедать. Таким образом, люди, оказавшиеся в затруднительном положении, неохотно потягивая ужасный псевдо-кофе, были вынуждены запивать свои жалобы на его качество либо безвкусной водой, либо упомянутым псевдо-кофе.

— Полагаю, это награда за победу. Нас с тобой повысили в звании. Поздравляю, генерал-лейтенант фон Зеттюр.

— Спасибо, генерал-лейтенант фон Рудерсдорф. А теперь давайте вернемся к делу.

— Действительно. В любом случае, это не место для торжества.

И вот этот ужасный кофе заменитель положил конец торжеству пары по поводу их соответствующего повышения до генерал-лейтенанта. Когда Зеттюр сделал практическое предложение вернуться к делу, Рудерсдорф также не счел, что атмосфера была подходящей для торжества. В двух словах это была столовая Главного штаба.

— Тогда ладно.

Поэтому Рудерсдорф решительно сменил тему и поднял перед ними нерешенный вопрос — следующий этап их деятельности.

Хотя республиканская армия на материке была полностью под контролем, остатки сил, называющих себя свободной республиканской армией, держались в колониях Республики. Содружество вступило в борьбу, и имперский флот открытого моря столкнулся с ее флотом, но, к сожалению, между ними все еще был довольно большой разрыв в плане силы.

Даже если Империя пошлет весь свой флот, он будет вдвое меньше флота Содружества.

Хотя общественность и некоторые из высшего командования были в восторге от вторжения на материковую часть Содружества, Зеттюр и Рудерсдорф были в тупике из-за того, как мало вариантов у них реально было, учитывая боевую мощь их армии.

— При таких обстоятельствах, как сейчас, я думаю, имеет смысл начать операции на юге с целью блокады внутреннего моря и разгрома последних республиканских сил.

По этой причине, как часть их плана по урегулированию военной ситуации, они сначала рассматривали Южную кампанию против остатков республиканской армии.

Они должны были продемонстрировать, что Империя способна посылать войска в колонии. Такая реальность могла бы вдохновить, по крайней мере, республиканскую армию и колонии на заключение мира.

Для Генерального штаба имперской армии, который больше не мог найти никакого смысла в войне, эта спекуляция была реалистичным планом компромисса, чтобы быстро закончить боевые действия. Если бы они могли уладить все дела, не оккупируя все враждебные страны до последней, и просто вести переговоры, было бы легче.

— Позвольте мне сделать одно замечание. Я понимаю, о чем ты говоришь, но наша страна имеет ограниченные возможности для проецирования энергии, и наши морские силы на внутреннем море также ограничены.

— Ты совершенно прав, Зеттюр. Поэтому я и спрашиваю тебя.

Зеттюр указал на трудности, и Рудерсдорф неохотно согласился, что ни мощь флота, ни планируемая мощь Империи не предполагают даже ограниченного вторжения за океан. Даже подавление соседних стран было тяжелым испытанием для имперской армии, поскольку она была создана для внутренних операций на внутренних линиях.

— В этих условиях самое большее, что мы могли бы сделать на южном фронте, — это вести ограниченные боевые действия в основном в политических целях. Это сработает?

Именно поэтому Зеттюр подчеркнул, что они не смогут ожидать многого от военных на южном фронте, заявив, что независимо от того, насколько эффективным это будет с чисто военной точки зрения, они не могут рассчитывать на то, что будут иметь командование над внутренним морем и смогут отрезать транспортные пути.

— Не проблема. Наша главная цель — привлечь Королевство Илдоа на свою сторону, поддерживая их там, внизу. Я понимаю, к чему вы клоните, и не стану отрицать вашу идею только потому, что она не носит чисто военного характера.

В ответ на это предупреждение Рудерсдорф улыбнулся и сказал, что с готовностью примет политику в качестве ограничивающего фактора.

Это будет тяжелое для нервов сражение, но даже если оно будет таким же окольным, как “Сезам откройся!” на Рейнском фронте, Рудерсдорф и Зеттюр были заинтересованы в любой эффективной операции. Они решили, что все полезное стоит попробовать.

— Даже в самом худшем случае симпатизирующее нам нейтральное Королевство Илдоа сообщит Республике и Содружеству, что мы можем угрожать их жизненным линиям. Особенно в колониях. Это действительно то, что нам нужно, но…

— Обычные логистические проблемы? — С недоумением спросил Рудерсдорф. Зеттюр всегда говорил уверенно, как будто читал какую-то формулу или теорию, поэтому он редко замолкал. Неужели наши линии снабжения и связи действительно так напряжены?

— Нет, эти проблемы я могу преодолеть. Я просто не могу избавиться от ощущения, что это было бы по существу бессмысленным развертыванием. Разве ограниченный мир невозможен?

— Я не хочу бросать вам ваши слова в ответ, но почему ограниченный мир невозможен? Мы просто выполняем волю Верховного Главнокомандования.

Между ними воцарилось короткое молчание. И после размышления над вопросом, почему мы не можем закончить войну? ответ был только один.

— В конечном счете, я полагаю, проблема заключается в том, что мы еще не полностью победили врага.

Это было все, что он мог сделать, чтобы произнести эти слова вслух.

Не полностью разгромив врага, он совершил самую прискорбную ошибку. Их шанс ускользнул из рук, пока они были пьяны, празднуя свой триумф. Конечно, их победа все еще оставалась победой. Окружение, уничтожение, наступление, оккупация. Все шло по плану, и имперская армия уничтожила всех своих врагов.

Но в их праздновании отсутствовал один элемент: окончание войны и восстановление мира. Теперь, когда республиканский флот, которому они позволили бежать, превратился в головную боль, кричащую о сопротивлении до самого конца, мир казался ужасно далеким.

Таким образом, оба генерала почувствовали необходимость забить последний гвоздь в крышку гроба.

— Если мы должны, то все, что нам нужно сделать, это победить их. В этом смысле, если вы думаете о посылке войск на южный континент как о движении во имя мира, то это неплохая идея.

Вот почему Рудерсдорф заявил, что они не совершат одну и ту же ошибку дважды. Они просто победят любого, кто встанет у них на пути.

— Понятно. Тогда я организую правильные войска и командиров. Щеки Зеттюра расплылись в улыбке, когда он кивнул в ответ на этот уверенный ответ. Тем не менее, что-то в его лице говорило, что это все еще не устраивало его, и он повторил свое предыдущее замечание.

— Но я хотел бы, чтобы вы запомнили одну вещь, или, скорее, я хочу подтвердить ее вместе с вами. Мы — нация с сухопутной армией, и у нас есть приоритетная стратегия внутренних линий.

— Как скажешь. Ты уже много раз говорил мне об этом.

Имперская армия была спроектирована и снаряжена для передвижения внутри страны. К сожалению, Империя была в безумной спешке, чтобы дать им меру экспедиционного потенциала, но материально-техническое обеспечение армии было перегружено с начала войны, и уже появились сообщения о сложных препятствиях.

— Совершенно верно. Вступление в войну в чужой стране, скорее всего, сильно напрягает службы поддержки армии. Даже если ситуация с морским командованием отличается от ситуации в водах вблизи материковой части Содружества, операция на южном континенте все равно остается заморской операцией. Мы должны быть готовы к некоторым потерям. — Зеттюр поколебался, затем продолжил: — Но именно поэтому я намерен развернуть в основном легкие дивизии. Я не планирую посылать туда очень большие отряды. Вы сказали, что понимаете это, так что никаких проблем быть не должно.

— Как человек, отвечающий за операцию, у меня нет проблем с легкими дивизиями. А у тебя есть?

— Нет, никаких проблем быть не должно.

Они знали, что это будет трудная экспедиция, поэтому и выбрали легкие дивизии. Но в том, как Зеттюр сказал: “никаких проблем быть не должно”, — Рудерсдорф не мог не услышать некоторого колебания.

— Мой друг, что ты хочешь сказать?

— Должно быть, мы ошиблись, как ты думаешь?

То, как майор фон Дегуршаф появился в кабинете Генерального штаба, явно желая что-то сказать, странным образом засело у него в голове. Он сразу понял, что она заколебалась и вернулась на свою базу, не в силах сказать, что это было.

Теперь он мог только строить догадки, но у него было почти такое чувство, что тогда она хотела закричать на него: “ты совершаешь ошибку!”. Было уже слишком поздно, но он пожалел, что не выслушал ее. Вот почему он спросил своего брата по оружию, не ошиблись ли мы?

Рудерсдорф, со своей стороны, чувствовал то же самое, что и Зеттюр. Неужели мы совершили ошибку? Это было странное чувство. Но теперь, когда он упомянул об этом, да, это было правдой.

— Я в этом не сомневаюсь. Помните, что на войне у нас есть противник, поэтому все не всегда идет так, как нам хотелось бы. Это ведь не редкость, когда враг реагирует неожиданным образом, верно? Просто ты так хорошо их читаешь, что не так уж часто облажаешься!

Но хотя Рудерсдорф не отрицал своей ошибки, он собирался сократить свои потери и не слишком увлекаться ею. В тумане войны не каждый выстрел мог попасть в яблочко. Все, что они могли сделать, было их лучшим результатом, и если они получали вторые лучшие результаты, то надеяться на что-то большее было слишком много.

— Если ты так говоришь. Так или иначе, давайте сведем это бремя к минимуму.

— Очень хорошо. Честно говоря, мне бы хотелось иметь дома как можно больше резервных подразделений, поэтому было бы лучше, если бы вы могли обойтись как можно меньшим количеством.

Зеттюр особенно заботился о том, чтобы груз был легким, и Рудерсдорф согласно кивнул. Безусловно, было бы желательно свести к минимуму нагрузку на логистику.

— Итак, — продолжил он. — Ладно, а как насчет того, чтобы ты снова отдал мне этих парней? Ваше подразделение, 203-й батальон воздушных магов — добавил он. — Это всего лишь полсотни человек в тылу, но они несут больше ударов, чем обычный усиленный батальон, так что это будет очень эффективно.

Как один из руководителей операции, он также отметил, что наличие простой в развертывании мобильной боевой группы даст преимущество в виде расширенного диапазона применения.

— Мне нужно, чтобы они уничтожили других воздушных магов. Кроме того, если вы освободите ее, не думая, то неизвестно, как далеко она продвинется!

Но любой бы захотел держать под рукой такой драгоценный актив. Зеттюр не собирался так легко сдаваться.

— Она возглавит атаку. Мне нужно, чтобы она там все испортила.

Дай мне их взять. Нет. Ну же, дай мне их. Обмен репликами между двумя генералами длился почти целую вечность, но упрямство Рудерсдорфа в конце концов окупилось.

— Штраф. Я все устрою. А теперь я отправляюсь на следующее собрание, чтобы официально уведомить вас об этом. Что насчет тебя?

Пока Зеттюр жаловался на то, что ему еще предстоит сделать кое-какие занозы в заднице, Рудерсдорф пропустил это мимо ушей и сразу перешел к следующей теме.

— Извини, но я оставляю это на твое усмотрение. Я хотел бы осмотреть наши войска, предполагая, что мы вступаем в бой с Содружеством.

— Дайте мне знать, что вы узнаете.

— Не проблема.

— Отлично. Тогда давайте оба сделаем так, чтобы это произошло.

29 АВГУСТА, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. УПРАВЛЕНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА ИМПЕРСКОЙ АРМИИ, СОВМЕСТНОЕ СОВЕЩАНИЕ МЕЖДУ КОРПУСОМ ОБСЛУЖИВАНИЯ И ОПЕРАЦИЯМИ.

— Это назначенный час. Молодой офицер нервным голосом объявил, что пора отправляться в путь.

— Очень хорошо. Я хотел бы начать заседание с рассмотрения нашего плана прекращения боевых действий на республиканском материке и в Союзе Антанты, а также конфликта с Содружеством, который повлечет за собой это.

Это была встреча, на которой решалось основное направление действий имперских военных.

Естественно, все самые важные фигуры в Генеральном штабе, начиная с начальника, были там.

Повестка дня была проста.

Они сгладили бы противоречащие друг другу мнения о том, каким должен быть основной курс действий в войне.

— Во-первых, относительно окончания боевых действий на Северном фронте, пожалуйста, посмотрите документы, которые вам дали.

Наконец-то все закончилось. Хотя это было не совсем точно, но, по-видимому, это был лучший способ описать спор на севере, где линии фронта были подавлены и существовало военное правительство.

Наконец-то пришла долгожданная добрая весть из бедственного и суматошного Северного района, хотя они и не могли отрицать, что немного опоздали. Их противники держались так долго, даже после того, как их военная и национальная мощь была подавлена.

Конечно, тот факт, что им помогали другие силы, нельзя было игнорировать. И все же это стоило Империи ужасно много времени и усилий.

По этой причине лица присутствующих генералов выглядели далеко не счастливыми.

Но они считали эти мысли сентиментальными и не потворствовали им. Их работа заключалась в том, чтобы получать и утверждать отчеты постфактум, но больше всего их интересовали текущие вопросы с Содружеством и остатками Республики.

Они уже заняли практическую позицию, что Союз Антанты — Это всего лишь вопрос военного управления. Все, что оставалось сделать — собрать воедино всю мощь, которая требовалась корпусу службы и оперативным подразделениям, и выбрать того, кто будет править.

— Итак, военный губернатор будет выбран после консультаций с Верховным Главнокомандованием и кадровым отделом Генерального штаба.

Этот вопрос был быстро решен без сложных дебатов, всего лишь пара вопросов, касающихся более мелких деталей.

Следующим пунктом повестки дня конференции был юг.

— Переходя к делу, я хотел бы обсудить операцию на южном континенте, предложенную заместителем начальника Корпуса обслуживания фон Зеттюром.

После того как его вызвал руководитель собрания, генерал-лейтенант фон Зеттюр встал. Его недавно повысили в должности благодаря успеху его плана заманить и уничтожить республиканскую армию.

Его следующий план был другим, который разделил мнение в Генеральном штабе — план проверки материковой части Содружества с помощью великой армии. Они собирали большую армию в Республике в качестве демонстрации силы, продолжая свою борьбу за господство.

Он предложил провести одновременную операцию на южном континенте, используя подразделения второго эшелона и любую элиту, которую они смогут собрать в качестве своего рода наступления.

На первый взгляд казалось, что он придает большое значение захвату южного континента.

Но на самом деле, поскольку это была в основном почти пассивная реорганизация линий, и внутри армии, они приняли ее как оборонительный план. Естественно, сделать южный континент главным полем битвы и вести войну за пределами Империи было лучше для обороны страны.

Анализ того, что защита колоний, удаленных от материка, как они были, будет напрягать линии снабжения Содружества, также имел смысл. Однако в целом имперский штаб воспринял это предложение как способ выиграть время для реорганизации своих главных сил.

Зеттюр предложил это с целью проведения эффективного преследования.

Некоторые начали роптать, что он слишком пассивен. Не проще ли просто послать основные силы на материк Содружества? Ходили даже слухи, что это будет решающая битва.

Естественно, противник должен был защищать и свой материк, и свои колонии.

В результате колонии, вероятно, будут испытывать нехватку человеческих ресурсов.

Тогда само собой разумеется, что колонии будет легче победить.

А если им удастся разгромить колонии, это лишит Содружество возможности продолжать боевые действия, и основы “Свободной республики”, или как там они себя называют, рухнут.

И именно поэтому все были после решающей битвы на материке Содружества.

И все же те же самые люди признавали эффективность операции на южном континенте.

Во-первых, собрать необходимые войска будет не так уж трудно.

Во-вторых, им нравилось, что угроза поражения на родине разделит вражеские войска.

Тем не менее, большинство из них хотели избежать обходной операции и призывали нанести прямой удар по материковой части Содружества.

— Если мы это сделаем, то война закончится, — говорили они.

Но Зеттюр чувствовал прямо противоположное. “Мы заставим врага истощить свои силы на южном континенте. В течение этого времени наиболее неотложными делами являются подавление партизан на территории, которую мы занимаем, и реорганизация войск.” Он не был оптимистом в отношении их способности захватить материк Содружества. Игнорируя риск, даже если им удастся провести десантную операцию в конце морского сражения “все или ничего”, он мог себе представить, что имперские войска будут истощены. Больше всего он боялся, что если это случится, то вмешается какая-нибудь другая сила.

— Я возражаю! Великая армия способна на быстрое реагирование. Мы должны атаковать Содружество прежде, чем они укрепят свою оборону!

— Пожалуйста, вспомните о неравенстве сил между нашими флотами. У нас нет никакой власти над морем.

В то же время существовал практический вопрос о превосходстве флота Содружества. Имперский флот просто не соответствовал ему ни по качеству, ни по количеству. Усилия последних лет привели к быстрому расширению их военно-морской мощи, но они должны были признать, что все еще отстают.

— Тем больше причин командовать небом с помощью наших воздушных и магических сил.

Конечно, любой генерал на собрании знал об этом. Хотя по отдельности их корабли превосходили корабли Содружества, Империя не могла победить только с помощью оборудования.

Элементы обучения и умения были важны, и они также не могли сбрасывать со счетов абсолютность чисел.

Что могло компенсировать все это, так это воздушные и магические силы Империи.

Разумеется, они полагали, что воздушные и магические силы будут использованы для того, чтобы измотать врага. Достичь господства в воздухе и ослабить противника с помощью противокорабельных ударов. Можно сказать, что это была довольно обычная идея, и имперские военные были к ней готовы. Получив опыт на Рейнском фронте, те, кто находился в тылу, могли бы попытаться оказать ему большую поддержку.

Но Ла-Манш все еще оставался большим стратегическим препятствием для имперской армии.

Атака требовала перехода через воду, что было настоящей головной болью для планировщиков.

— Честно говоря, мне не нравится идея битвы на истощение на вражеской территории.

Они выбрали не того противника, если хотели вести длительную битву, для изматывания противника.

Битва на истощение на родной базе могущественной нации была сложным делом. Одно неверное движение и Империя исчерпает себя первой. Боевые действия на Рейнском фронте велись вдоль границы, так что стороны были в равных условиях.

Но в воздушном бою над вражеским материком боевой дух противника был бы очень высок. И если враг был сбит, они могли немедленно вернуться в строй; сражаясь на своей собственной территории, они не должны были беспокоиться о том, что их захватят в плен, когда они упадут на землю.

Но если один из солдат имперской армии будет сбит, им повезет, если их не возьмут в плен. При таком темпе, даже если бы они сбивали друг друга с одинаковой скоростью, фактические потери с каждой стороны были бы совершенно разными.

И естественно, поскольку имперская армия не могла вынести такой же скорости потерь, как и ее противник, ей постоянно приходилось ограничивать потери на своей стороне, одновременно усложняя ситуацию для сторон Содружества. Это не было невозможно, но сделать это в реальной жизни было бы непросто, бесспорно.

— Время — это то, о чем нам следует беспокоиться. Как только враг укрепит свою оборону, будет уже слишком поздно.

В то же время вторжение на вражеский материк, как только его оборона будет укреплена, будет безрассудным.

Некоторые сотрудники говорили, что короткая война — единственный способ решить проблему, и настаивали на наступлении. “Если мы не атакуем сейчас”, — говорили они, — “то окажемся лицом к лицу с хорошо защищенными вражескими позициями и укреплениями в масштабе Рейнского фронта”.

— Мы можем укрепить нашу оборону и за это время. Мне кажется, что наши позиции будут равны.

Идея Зеттюра была проста. Он считал, что армия должна защищать Империю, а не оккупированную территорию. Поэтому самым главным приоритетом было не расширение оккупированной территории, а сохранение войск. Конечно, само собой разумеется, что он хотел сделать это, обливая кровью врага.

— Пожалуйста, поймите организационные ограничения, присущие тому факту, что наша армия была организована в соответствии со стратегией внутренних линий с учетом национальной обороны. Мы пожертвовали довольно большим количеством наших экспедиционных способностей, чтобы иметь качественно лучших, более сильных солдат.

Да, была также проблема, что это действительно был единственный способ сохранить такую большую площадь.

— Но в конечном счете мы не можем закончить войну, не вторгнувшись на их территорию и не заставив их сдаться. Ваши опасения справедливы, генерал фон Зеттюр, но, пожалуйста, поймите, что пребывание на поле боя навсегда из-за них будет съедать нашу национальную силу.

Короче говоря, не имело ни малейшего значения, как закончиться война. В этом смысле Зеттюр вовсе не был убежден в абсолютной необходимости завоевания материковой части Содружества.

Напротив, он начал думать, что это была ужасная идея, которая могла бы их погубить. И глупость того, чтобы идти в бой с военно-морской мощью, была самоочевидна. Он верил, что их шансы на победу заключаются не в том, чтобы сражаться на вражеской территории, а в том, чтобы привлечь их на поле битвы по выбору Империи.

Но он был раздосадован, потому что обстоятельства не позволяли ему открыто заявить об этом. Остальные гордились тем, что победили Республику, и были уверены, что смогут уничтожить Содружество таким же плавным движением.

Планировщики операции под командованием генерал-лейтенанта фон Рудерсдорфа были более понятливы, но люди и бюрократы имели тенденцию говорить: “о, имперская армия может справиться с этим”, и ожидать слишком многого.

Поэтому Зеттюр неохотно предложил ограниченную атаку. Он сузил ее до операции, которая давала наилучший результат при самом ограниченном кровопролитии.

Скрывая свои истинные чувства, он выступал за план сдерживания истощения. У него не было другого выбора.

Фронт на южном континенте представлял собой пустыню.

В отличие от материка, здесь действовало жесткое правило.

Выживание наиболее приспособленных.

В то время на южном континенте существовало три державы, имевшие влияние: Содружество, Республика и коллектив Испанья. Из них коллектив Испанья сумел сохранить нейтралитет — главным образом потому, что у него не было необходимых средств для вмешательства извне из-за ожесточенного внутриполитического конфликта.

Осложняло ситуацию то, что королевство Ильдоа пыталось втиснуться в него и “осесть”. В результате получилась неоднозначно окрашенная карта, на которой были изображены как группа, образованная туркменскими княжествами, так и Ильдоанские поселения.

Беспорядок суверенитетов в регионе можно было бы описать одним словом — хаос. Конечно, можно было бы нарисовать карту широкими мазками. Большая часть влияния и марионеточных правительств принадлежала Содружеству и Республике.

Даже если народы Южного континента были официально нейтральны, их лояльность была очевидна из-за того, как они посылали добровольческие армии и предлагали поставки.

Но это было не так, как если бы каждый взял Рейх в качестве своего врага. Например, страны, чьи интересы столкнулись с интересами Содружества и Республики в борьбе за приобретение колоний на южном континенте, встали на сторону Империи.

Показательным примером может служить Королевство Ильдоа. Для Империи было не так уж трудно просить королевство заключить союз, учитывая их общие интересы. Раздражая республиканских дипломатов, соседние соперничающие страны, надеясь расширить сферу своего влияния, были рады видеть упадок Республики.

И именно поэтому Королевство Ильдоа решило вступить в союз с Империей.

Конечно, союз не означал автоматически, что он находится в состоянии войны с Республикой и Содружеством.

Соглашение между двумя странами в основном предусматривало, что боевые действия являются факультативными; не было никаких указаний на то, что вступление в войну является обязательным.

В то время, когда имперский экспедиционный корпус Южного континента был развернут, Королевство Ильдоа оставалось официально нейтральным.

Однако они допускали “размещение” там войск вне рассмотрения как союзной страны. Империя, однако, не очень быстро приняла это предложение.

Поскольку Империя пренебрегла южным континентом, она послала только один армейский корпус, состоящий из двух дивизий и подразделения поддержки.

И в конечном итоге в Генеральном штабе разгорелся жаркий спор о том, стоит ли вводить больше войск или нет. Первоначальное количество частей было так мало, что гарнизон республиканских войск, обычно дислоцировавшийся там, мог бы оказать им сопротивление.

В то время все думали, что имперские подразделения будут работать над тем, чтобы собрать больше боевой мощи. В конце концов, один жалкий армейский корпус не представлял большой военной угрозы. И все же они согласились, что присутствие имперской армии имеет большое политическое значение.

Наблюдательский анализ того, что командующий армейским корпусом фон Ромель был послан по политическим причинам — а именно, расширение влияния и уважение к союзнику Империи — был широко распространен как правдоподобное объяснение.

Именно поэтому все ожидали, что затишье будет продолжаться в обозримом будущем.

Даже подразделение Генерального штаба, занимавшееся отдачей приказов имперской армии, отнеслось к этой идее полусерьезно. В любом случае, они развернули некоторые войска, но не были уверены, действительно ли фронт должен быть приоритетом или нет.

В конце концов, не было никаких очевидных выгод, которые можно было бы получить, отправив туда войска.

Если бы цель не состояла в том, чтобы еще больше измотать врага в этой тотальной войне, отправка имперских солдат, вероятно, даже не стояла бы на столе.

В этом смысле предсказание затишья было вполне респектабельным анализом.

Предательство всех ожиданий произошло из-за неожиданного движения в этой области. Первопричиной этого был командир фон Ромель. Ни их враги, ни их союзники не думали, что экспедиционный корпус Южного континента собирается двинуться, но в тот момент, когда они прибыли, они бросились в бой.

Миру напомнили, что способный генерал не теряет времени даром. Подразделения Содружества, которые только что прибыли для защиты республиканских колоний, вероятно, получили самое худшее.

Эти свежие войска не были полностью крещены на поле боя, поэтому они не могли придумать никакой причины, по которой две имперские дивизии будут размещены на южном континенте, кроме политической.

Таким образом, сбросив их со счетов, Содружество даже не пошло по-настоящему на стражу. И именно так имперские части под командованием командующего фон Ромеля уничтожили всех до единого.

Имперская армия, ведя беспрецедентную в истории маневренную войну против врага, который превосходил ее численностью в несколько раз, просто уничтожила войска Содружества с точки зрения калибра, отчасти потому, что половина из них были элитами, выкованными на Рейнском фронте.

Поэтому отряды Содружества, которые и не мечтали, что им придется вести подвижную битву в пустыне, получили ранний жестокий удар и были отправлены в беспорядочное отступление.

Было очевидно, какую стратегию примет в ответ генерал де Луго.

Он предпринял некоторые политические шаги в отношении Королевства Ильдоа, одновременно делая все возможное, чтобы его поддержка не дошла до ильдоанцев.

Но Ромель оказался проворнее и хитрее де Луго. Будущие поколения будут в восторге от его умной тактики. Как только он понял, что время не обязательно будет работать в его пользу, несмотря на то, что у него почти не было подразделений, он сделал финт, нанес внезапный удар по военно-морской базе Турус и захватил ее.

Обеспечив себе базу, которая не зависела от Королевства Ильдоа, он нанес серьезный удар по логистике республиканцев и Содружества.

Военно-морская база Турус была базой снабжения республиканцев и Содружества, поэтому ее падение имело далеко идущие последствия.

В конце концов, вопреки первоначальным прогнозам, экспедиционный корпус имперской армии Южного континента заявил о своем присутствии. Самое главное, что имперские граждане пришли в бешенство, когда увидели череду таких успехов.

Народ был убежден, что Империя победила Республику на Рейнских линиях, вложив в нее огромное количество денег и жизней.

Чтобы потом продолжать войну, люди начинали ее ненавидеть.

Генеральный штаб был не единственным, кто беспокоился об этом, но вопреки их оценкам, войска доминировали на южном континенте. Победная полоса, продолжавшаяся после Дакии и Рейна, привела народ в бешенство.

Сражения разворачивались так, словно армия Империи не имела себе равных. Возбужденные граждане стали сторонниками войны и выразили свою поддержку.

В результате войска должны были добиться еще большего.

Для Генерального штаба эта полная картина была большим просчетом. Они приветствовали ее, поскольку это означало получение поддержки для продолжения войны.

По крайней мере, не было никаких признаков того, что народ находился под влиянием антивоенных диссидентов.

Это Генеральный штаб мог бы от всего сердца принять.

Но появление героя на южном континенте и растущая неспособность определить время отступления пугали их.

Фракция контроля над потерями, в частности, объединившись вокруг генерал-лейтенанта фон Зеттюра, оказала мощное сопротивление агрессивной фракции, стремящейся увеличить военные выгоды.

Для них отправка на южный континент большего количества войск, чем это было абсолютно необходимо, была пустой тратой ресурсов, с которой было трудно смириться. Даже напряжение на линиях снабжения было бы невыносимо.

А как же конвойные корабли?

А как насчет транспортных кораблей?

А как насчет подразделений прямой поддержки?

И дело было не только в том, что фракция потери контроля беспокоилась об этих вещах. Одной только мысли о горе испытаний было достаточно, чтобы любой офицер снабжения захотел спрятать голову в ладонях и застонал. Хотя проблема была гораздо глубже; учитывая, что имперская армия была организована вокруг стратегии внутренних линий, они даже не были уверены, что смогут правильно спроецировать свою власть в чужой стране.

Перемещение корпуса на южный континент совершенно отличалось от перемещения одного из них в пределах их родной страны. Даже единственная винтовка, изготовленная на родине, должна была пройти сложный маршрут, чтобы добраться до солдата на юге. И они должны были предположить, что какой-то процент из них будет поврежден во время транспортировки и что целые корабли могут быть потоплены в пути.

Для соответствующих дивизий это было хуже, чем просто ужасно, и в целом имперская армия не могла вынести таких потерь. А имперские военные представляли себе возможности морского транспорта только в том, что касается переброски войск на оккупированную Империей территорию в Нордене и обратно. В результате не было острой необходимости агрессивно приобретать транспортные корабли, и техническое обслуживание проводилось очень медленно.

Вдобавок ко всему, Империя была сухопутным государством с очень слабой концепцией обороны крупных морских путей. Даже их теоретические знания о конвоировании останавливались на базовом осознании. Тот наверняка вернется им сторицей.

С другой стороны, Содружество и Республика были в какой-то степени самодостаточны благодаря определенной промышленной базе в колониях. Мало того, у них было больше кораблей, чем они могли сосчитать.

Между тем имперская армия, конечно, могла рассчитывать на поставки из новых областей имперского влияния, но Империя была связана с ними лишь постольку, поскольку у них были общие интересы.

Естественно, любой уважающий себя солдат опасался бы полагаться на припасы оттуда.

Так что Генеральный штаб оказался втянут в очередную горячую дискуссию.

Все чувствовали, что они должны остановить дальнейшее расширение фронта, но могли ли они действительно игнорировать врага? Они были прямо там. Для Зеттюра, который решил, что они должны рассмотреть вопрос о формировании линий, если это будет необходимо, пришло время посвятить себя пересмотру организации своих оборонительных линий и осуществлению своего влияния на другие страны за кулисами.

Но прежде чем Генеральный штаб пришел к своему заключению, с юга долетело еще одно донесение.

Это была заметка о том, что можно было бы назвать великой победой. Известие о том, что войска продолжают наращивать свои успехи с последующим наступлением, одновременно привело бы народ в новое неистовство и создало бы для Зеттюра материально-технические трудности. К счастью, Зеттюр этого еще не знал.

4 СЕНТЯБРЯ 1925 ГОДА, ОБЪЕДИНЕННАЯ СТОЛИЦА ИМПЕРИИ.

Он все еще не мог забыть то впечатление, которое произвел на него, когда в первый раз увидел отряд, направлявшийся на южный континент. Он был очень взволнован, услышав о своих отчетах.

Но тогда в списке было только два дивизиона.

Одна из них — легкая пехотная дивизия, новое подразделение, состоящее в основном из свежих войск и резервов. Что же касается другой дивизии, состоящей из нескольких ветеранов, которых ему выделили, то даже щедрая оценка не могла бы сказать, что они были в хорошей форме.

Возможно, на бумаге они и обладали достаточной боевой мощью, но на Рейнском фронте понесли тяжелые потери. Генерал фон Ромель служил на Рейне, так что он был более чем хорошо осведомлен о том, как это повлияет на их силы. Любой нормальный командир пришел бы в отчаяние, если бы не мог рассчитывать на силу, соизмеримую с их количеством голов.

Для Ромеля приказ сражаться в Южной кампании с какими-то сколоченными второстепенными войсками был абсурдным. Именно поэтому он обратился в Генеральный штаб с просьбой о выделении дополнительных войск, но не получил должного ответа.

Не в силах вынести статус-кво, он обратился с прямой просьбой, и ответом, который он получил после долгих приставаний, было дополнительное развертывание усиленного батальона магов. И как великодушно — это было прекрасное подразделение, подчиняющееся непосредственно корпусу обслуживания и операциям в Генеральном штабе. Он был в восторге от того, что получил подразделение первой линии с соответствующим снаряжением, боевым опытом и полным составом.

Но приподнятое настроение, которое почти заставило его кричать от радости, было подавлено, когда он получил оценку командира.

Нет, сами оценки были прекрасны.

В академии, например, сказали, что она соответствует стандартам полевых офицеров. Уже одно это делало ее многообещающим офицером.

Кроме того, она получила высшее образование в военном колледже, чтобы получить квалификацию офицера Генерального штаба, что было редкостью для офицера магии. И в военном колледже тоже было что сказать о ней хорошего, что она соответствует всем стандартам, желательным для офицера.

Это были, ну, довольно благоприятные оценки.

Они гарантировали, что она обладает более чем стандартными знаниями как штатного, так и полевого офицера. Но сейчас было военное время. Самые важные оценки во время войны — это оценки с поля боя, и они были повсюду.

Особенно жесткая критика была высказана в адрес Северной группы армий. Они сказали, что она была переведена после того, как высказала явное возражение тем, кто находится у власти.

Западная группа армий отказалась оценивать ее, заявив, что ее хорошие и плохие стороны нейтрализуют друг друга, поэтому оценить ее было трудно. Более того, она пыталась сопротивляться приказам.

Ее действительно трудно было судить. Но если ее хорошие стороны уравновешивали ее плохие, несмотря на попытку ослушаться приказа, то он мог чувствовать запах какой-то компетентности.

Но это вовсе не означало, что ему нужен был офицер такого типа, который мог бы попытаться сделать подобное под его командованием. И в этой ситуации, когда у него было так мало подразделений, командир подразделения, на которое он должен был полагаться больше всего, был таким персонажем? Это было за гранью смешного.

Ромель продолжал читать с пресыщенным выражением лица, но двусмысленные комментарии из технической лаборатории — что хотя проект, над которым она работала, достиг определенных результатов, он того не стоил — никак не улучшили его настроения.

После прочтения он подумал о двух вещах.

Во-первых, почти все эти оценки были сделаны из штаб-квартиры.

Очевидно, солдаты, служившие непосредственно под ее началом, считали ее отличным полевым офицером. И все же редко можно было встретить такого трудного человека в качестве подчиненного. Маги, которые следовали приказам, но возражали против планов начальства, имели тенденцию быть обойденными стороной.

В конце концов, с ними было трудно справиться.

Во-вторых, несмотря на противоречивость оценок, она добилась того, что ее считали выдающимся солдатом.

Неловко, но независимо от того, как она была офицером, как отдельный маг, она была очень высоко оценена. Ее число убитых было одним из самых высоких на Рейнском фронте.

К тому же, будучи оперативным офицером, она вела прорывные атаки и засады совершенно невозмутимо. Один офицер назвал ее “бешеной собакой”. — Очевидно, модным прозвищем для нее в данный момент было “ржавое серебро”, и он понимал, что это имеет смысл.

Это имя было далеко не так изящно, как ее псевдоним “Белое Серебро”, но он нашел его подходящим. Он слышал, что республиканцы называли ее “Дьяволом Рейна”.

В любом случае, строго как маг, она была непревзойденной. Как офицер, она тоже была отнюдь не некомпетентна. Так что они, должно быть, отдали ее ему в качестве подкрепления и предлога, чтобы избавиться от нее.

Честно говоря, он чувствовал, что они навязывают ему свою проблему.

— Они хотят, чтобы я вывел бешеную собаку на прогулку без поводка? — Он пропустил мимо ушей жалобу. Может быть, это было просто предубеждение, но генерал фон Ромель чувствовал себя иначе. В конце концов, его фактически попросили сделать ставку на плохую руку.

— Это не какая-нибудь шутка. Я не собираюсь так легко посылать своих людей на верную гибель. Эта кучка в Генеральном штабе смотрит на число погибших только как на статистику!

Таким образом, он закончил бормотать жалобы на практику Генерального штаба навязывать свои боли в шее тем, кто находится на местах.

Ну что ж, по крайней мере, я с ней познакомлюсь. Генерал фон Ромель решил дождаться майора фон Дегуршаф. Это был его способ проявить уважение к офицеру магии, который добился результатов, хотя его предвзятые представления заставили его собраться с духом, когда было объявлено о ее прибытии.

Он пригласил ее в свой кабинет, чтобы выслушать отчет, и как только они покончили с бесстрастными формальностями, его дурная привычка выяснять отношения с людьми подняла голову.

Но он уже был удивлен, увидев, что майор фон Дегуршаф, как и он сам, предпочитает формальные, будничные разговоры.

В конце концов, маги и офицеры были гордой компанией. Возможно, вы могли бы сказать, что они были слишком горды, но в любом случае, все в имперской армии знали это точно.

Поэтому он ожидал, что магический офицер будет агрессивным, жестоким типом, несмотря на ее внешность.

И сам Ромель ожидал, что такой человек немного расстроится или даже рассердится, когда его встретят с таким бюрократическим пухом.

Поэтому я был приятно удивлен, обнаружив, что она спокойно ответила с той же пустой вежливостью, совершенно невозмутимо. В этот момент Ромель признался себе, что его расчеты были ошибочны.

Магический офицер без чувства стыда. Может быть, именно поэтому она игнорировала приказы и пыталась сопротивляться? Его беспокоило то, что он был офицером в бою.

Правда, у нее крепкое сердце, но она из тех, кто берет все в свои руки. Он чувствовал это инстинктивно, и это беспокоило его. Как же она решилась? Когда Ромель начал волноваться, Дегуршаф перебил его:

— И наконец, генерал, я была бы признателен, если бы мой батальон действовал самостоятельно. — Милостиво, с бесстрастным лицом, она продолжила: — Генеральный штаб одобрил это, — и то, как она изложила свою просьбу, было настолько высокомерно, что это придало ей бодрости.

Ромель, как говорили, сам был чрезмерно горд, так что тот факт, что она небрежно высказала эту удивительно наглую просьбу, был фантастическим.

Любой офицер понял бы, услышав от нее этот единственный комментарий, почему Северная и Западная группы не могут контролировать ее.

То, что магический батальон выбыл из командной структуры, было почти равносильно потере целой дивизии. Как правило, ни один командир не может согласиться на отдельную субординацию.

— Это само собой разумеется! И майор фон Дегуршаф, теперь, когда вы так много сказали, я уверен, что могу ожидать от вашего подразделения больших успехов, не так ли?

Но, по-видимому, ей было наплевать на реакцию Ромеля.

Ее молчание ясно давало понять, что она возражает против его сомнений в их способностях. Как ответ на вопрос вышестоящего офицера, это было невероятно дерзко. А. Но на самом деле это заставило Ромеля понять, почему ее начальство так холодно отнеслось к ней.

Даже Ромель не был таким самоуверенным.

— Ну, а ты как думаешь? — Он настаивал на ответе, бессознательно усиливая свой голос. Если она не ответит сейчас, ему все равно, что скажет Генеральный штаб — он отошлет ее обратно.

— Генерал фон Ромель, при всем моем уважении... Я просто опустила попытку ответить на вопрос, на который невозможно ответить.

— Что?

Но ответ, который он получил, заставил его ответить другим вопросом. Что она только что сказала? Вопрос, на который невозможно ответить?

— Я солдат, а не ловкий болтун. Боюсь, я не в состоянии объяснить словами наши военные возможности.

— Ее тон внезапно изменился. Вдобавок к ее самодовольному поведению, оно источало тяжелый сарказм.

— А даже если бы и так, я сомневаюсь, что это удовлетворило бы вас, сэр; поэтому я не могу ответить.

Эти слова звенели у него в ушах. Он слышал их; они были написаны на официальном языке Империи, произносились правильно, на стандартный имперский манер. Он без труда разобрал их; ее голос был ясен, как колокол.

Несмотря на это, какое-то мгновение он не мог понять ее намерений. Неужели девушка передо мной действительно сказала что-то такое, что я не могу понять?

Он изо всех сил старался понять. Затем, немного погодя, он наконец понял значение этой цепочки слов.

— Другими словами, Ты хочешь сказать: “видеть — значит верить”. Так вот что ты хочешь сказать?

— Я со всем уважением оставляю интерпретацию на ваше усмотрение. Генерал, пожалуйста, доверьтесь мне и моему подразделению.

Тишина.

В ее глазах была искренняя мольба. Если это была всего лишь уловка, то это было безумие.

Он был ошеломлен, несмотря ни на что. Это чувство можно было описать только как шок от того, что он стал свидетелем чего-то невероятного.

В голову пришла одна-единственная мысль.

Фронтовой синдром.

У майора фон Дегуршаф были бесчисленные симптомы этого заболевания. То, как она предупредила его, хотя и косвенно: не задавай глупых вопросов. То, как она одновременно угрожала ему: “неужели ты не понимаешь, насколько я могущественна?” Но тогда была логика ее искренних ответов.

Так что она была не только высокомерна, но и явно ужасно извращена.

Она ни во что не верит. Ни сила военного руководства, ни стратегия, и, вероятно, даже не ее товарищи-солдаты. Несмотря на это, она удивительно лояльна к имперской армии. Ее можно было даже назвать несравненно преданным чудаком, сосредоточенным исключительно на том, чтобы быть национальной сторожевой собакой.

Я понимаю... Ромель понимал причину ее непослушания в прошлом. Она просто решила, что будет патриоткой, если это пойдет на пользу нации. Короче говоря, она способная сумасшедшая, но плохо то, что она даже не понимает, что она извращенная.

— Майор, у меня нет достаточных доказательств, чтобы доверять вам.

Она просто сумасшедшая, хоть и компетентная. И более искренней, чем кто-либо из моих знакомых. Редкость для Ромеля, но она была тем, кого он не мог судить. Он знал, что с ней будет нелегко справиться.

Вот почему он спросил, Можно ли ей доверять.

— Мне нет смысла перечислять свои подвиги. Я к вашим услугам.

И ее ответ был очевиден. Ромель мог бы оценить отношение к тому, что действия говорят громче слов — обычно.

Она не гордилась своими способностями и не была рабыней своей власти. — Она говорила как ни в чем не бывало. Она, вероятно, была способна судить о том, что возможно, а что будет трудно.

Если нет, то она не сможет играть с огнем перед складом боеприпасов, как сейчас. Короче говоря, ее безумие подкреплялось безграничными способностями. Он мог только заключить, что она сумасшедшая.

— Я хочу посмотреть, что ты можешь сделать. Нет, не пойми меня превратно. Я имею в виду как стратег.

Я назову ее героем, чокнутой, однополчанкой.

Поэтому ей нужно продемонстрировать, на что она способна. Неужели она просто дикое животное, зараженное безумием? Или она хитрая тварь, обладающая безумным интеллектом?

Ромель вдруг понял, что хочет знать ответ.

— Я посылаю тебя на летное задание. Я бы хотел, чтобы ты взяли вторую группу. Кстати, идея состоит в том, чтобы дать вам, как седьмой боевой группе, полномочия наравне с другими боевыми группами, даже если вы один батальон. Не разочаровывай меня.

Я попробую ее использовать в какой-нибудь независимой миссии. Ну, у меня есть идея, как все обернется. Надеюсь, что она добьется результатов.

— Понятно. Мы будем соответствовать вашим ожиданиям.

Ты только посмотри на это.

Эта злая усмешка.

Она выглядит взволнованной.

Она так счастлива, что у нее есть место для борьбы.

Без сомнения, она станет самым ужасным человеком из всех, кого я знаю. И она, вероятно, также будет одним из моих самых надежных друзей на поле боя.

1. Макаронный монстр — существо, обладающее высоким интеллектом. Так благородно, что даже ученые-атеисты верят. Рамен.

2. Херувимы — упоминаемое в Библии крылатое небесное существо. В библейском представлении ο небесных существах, вместе с Серафимами являются самыми близкими к Богу.

3. Секционализм — верность своему региону или разделу страны, а не стране в целом.

4. Серафимы — в иудейской и христианской традиции высший ангельский чин, наиболее приближенный к Богу.

5. Престол - стол, находящийся в середине алтаря, освященный архиереем для совершения на нем литургии. Являет собой место таинственного присутствия Бога.P.S. Хочу попросить прощение за пропущенный кусок. Сейчас все на месте.

П.П. Здравствуйте, хочу извиниться за длительное отсутствие. Сейчас у меня 4 курс и нужно сдавать диплом. 3 том я думаю закончить на следующей неделе. После этого будет перерыв месяца на 2 (поступление на магистратуру и другие экзамены), после чего я начну перевод 4 тома. Спасибо за понимание.