Онлайн чтение книги Военная хроника маленькой девочки The Saga of Tanya the Evil
Блестящая победа

25 МАРТА 1926 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ. КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ.

Сердце Генерального штаба Империи, конференц-зал…

Прошло уже десять дней с тех пор, как они вступили в бой на Востоке с Федерацией. Разложенная на столе карта, на которой были нацарапаны все позиции, показывала, как далеко за это время отступила имперская армия.

Из многократно перерисованных линий было видно, что оборонительные позиции Восточной группы армий постепенно отходили от границы. Конечно, Генеральный штаб имперской армии был готов к тому, что первая же атака Федерации может отбросить их назад.

Они знали, насколько велик их враг, и у них был план. Тем не менее, донесения с линии фронта и изменение хода войны показали, хотели они того или нет, что сила грозной атакующей армии Федерации была намного больше, чем они ожидали.

Именно поэтому генерал-лейтенант фон Рудерсдорф, разрабатывавший стратегию перехвата, ворчал о недостаче войск на Востоке.

— Масштаб врага гораздо больше, чем мы себе представляли. Восточная группа армий пришла ко мне с плачем; они отказались от всех своих стратегических резервов. Такими темпами мы будем хронически недоукомплектованы на всех фронтах. Вероятно, нам придется отступить дальше, чем мы планировали вначале.

— Если ты хочешь сказать, что мы должны были в первую очередь разместить больше войск на Востоке, то я согласен.  — Но генерал-лейтенант фон Зеттюр ответил, что они больше ничего не могли сделать. — Я думаю, что разведывательному отделу не помешала бы некоторая помощь. Вот последняя информация, которую они поспешили передать. — Раздраженно продолжал Зеттюр. — Довольно большая армия, — сказал он, наблюдая, как глаза Рудерсдорфа выпучились при виде документов, которые он вручил. — У них около ста пятидесяти дивизий, и это только на Востоке против нас. У них есть еще двадцать пять дивизий, которые идут на юг, в Дакию. По предварительной оценке разведки, всего было сто двадцать дивизий, но на самом деле их было примерно на пятьдесят процентов больше.

Армии Федерации действительно была гигантской. Сам Зеттюр, как ответственный за логистику, считал, что если Федерация может так быстро перебросить огромную армию, то ее национальная мощь не может быть воспринята легкомысленно.

Самым удивительным было сосредоточение сил. Из-за своей огромной территории, Федерация была вынуждена разделить свои войска даже больше, чем Империя. Однако, Зеттюр был искренне восхищен, им каким-то образом удалось направить 175 дивизий на один фронт. У них была либо огромная уверенность в безопасности других своих регионов, либо другие силы в резерве.

— Самое ужасное, что они еще даже не полностью мобилизованы. Цифры просто абсурдны. А сколько их у нас? — С отвращением проворчал Рудерсдорф.

Зеттюр мог только нахмуриться и кивнуть, потому что армия Федерации, с высокой вероятностью, все еще может расширить свои силы для следующего этапа.

Когда Федерация решила тайком напасть на Империю, она постаралась сохранить свои намерения в тайне как можно дольше. В результате, до тех пор, пока не запели канарейки безопасности, несмотря на то, что они были настороже против деятельности Федерации, Генеральный штаб почему-то не замечал этого.

Федерация умудрялась сдерживаться от мобилизации вплоть до самого начала военных действий, скрывая свой переход к организации военного времени от Империи. Вздохнув, Зеттюр рассказал своему другу и коллеге о ситуации, в которой они оказались.

— Даже на главном восточном фронте дела обстоят довольно скверно. Восточная группа армий была усилена с тех пор, как Западный фронт успокоился, но у них по прежнему только шестьдесят дивизий. Я послал более пяти с бывшего фронта Антанты, плюс три механизированные дивизии и три пехотные из резервов реагирования, но это все еще даже не половина того, что нам нужно.

—  Нужно отправить сотню дивизий Великой армии, это позволит нам перевести дух.

— Вот последний отчет. Ситуация явно не та, что мы планировали.

Что? — Рудерсдорф вопросительно посмотрел на него, и Зеттюр протянул документы из конверта, который держал под мышкой.

— Полная мобилизация, вероятно, неосуществима. Мы может обеспечить передвижение только шестидесяти.

Идеалом была сотня дивизий, но имперская армия могла предложить только шестьдесят процентов. Зеттюр, служивший в армии, понимал насколько это прискорбно, но даже эти шестьдесят процентов будут состоять из дивизий, укомплектованных новыми рекрутами и резервами с тыла.

Они, не были бы так сильны, как основные силы.

— Шестьдесят?! Зеттюр, это совсем не то, что мы обсуждали!

— Еще две недели, и мы сможем сдвинуть еще тридцать, но с последними десятью у нас ничего не получится. У них нет достаточного количества ключевых офицеров после сражений на Рейнском фронте и западных наступательных операций. Там просто нет возможности укомплектовать отряды.

И в заключение, он продолжил.

— Вам повезет , если эти тридцать вообще пригодятся, так как они будут второстепенными охранными подразделениями с тыла. И я с сожалением должен сказать, что артиллерия, которую они используют, как раз та, что мы захватили у бывшей Республиканской армии. Что же касается пулеметов, то они еще хуже оснащены, чем были наши войска до того, как мы вступили в окопные бои на Рейне.

— Я много раз слышал от тебя о проблемах с оборудованием. И это нормально. Но генерал фон Зеттюр, я впервые слышу о нехватке личного состава. Почему ты мне ничего не сказал?

— Я не хочу этого признавать, но в первый раз я сам услышал всего двадцать минут назад. Заместитель директора по ведению служебного корпуса занимается снаряжением и обучением... Я не занимаюсь кадровыми вопросами, ими руководят Верховное командование и отдел кадров.

Вот вам и бюрократия в действии. Они оба криво усмехнулись, но это была не шутка для них обоих. Даже если вопросы были просто бухгалтерские, ограничения на количество персонала, который они могли использовать, были невыносимы на данном этапе.

Когда Рудерсдорф пришел к печальному выводу, что им нужно пересмотреть свой план, Зеттюр ответил, что у него еще не закончились идеи.

— Это всего лишь предположение, но, возможно, нам следует подумать о том, чтобы направить подкрепление, предназначенное для Дакии, на Восток. Насколько я понимаю, мы можем переназначить две или три тяжелые дивизии.

— Да. Было бы неплохо, если бы четырнадцать оккупационных дивизий что-нибудь предприняли. С моей точки зрения, даже если мы будем хорошо защищать Дакию, потери для Родины будут минимальными.

Хмм. — Зеттюр записал на карте дружественные отряды и возможные маршруты атак подразделений Федерации и молча их рассматривал.

Восточный фронт был слишком велик, чтобы обороняться в глубине окопами — у них не хватало солдат. И даже если бы они могли рыть траншеи, у них не было достаточно людей, чтобы защитить их.

В этом случае единственным вариантом для восточных армий было вести отступающую битву с упором на отсрочку. Главное было оказаться в нужном месте в нужное время для перехвата.

— Генерал фон Рудерсдорф, прежде чем я получу твое мнение по этому вопросу, я хочу еще раз посмотреть, где мы находимся. Вообще говоря, мы имеем дело с тремя группами атакующих сил противника. Группа А направляется к Нордену, на севере, группа B готовится прорваться через восточную границу и напасть на нас, а группа C направляется на юг, в Дакию.

— Согласен.

— И какая атаку будет главной?

— В численности — B. В ней должно быть около сотни дивизий. Учитывая территорию, которую им нужно охватить, это, вероятно, подходящее число, но все же больше, чем объединенные семьдесят дивизий A и C.

Зеттюр мрачно кивнул в ответ на стонущее замечание Рудерсдорфа. Собрав воедино фотографии с самолетов-разведчиков, донесения с линии фронта и “SIGINT” (сбор секретной информации путем перехвата сигналов и сообщений), они были вынуждены сделать вывод, что к ним приближается отвратительное количество войск Федерации.

Имелась возможность вывести каждое подразделение через форпост имперской армии, стратегию внутренних линий, но даже если бы они смогли разделить подразделения, вражеская армия могла бы выставить цифры, которых Генеральный штаб справедливо опасался как кошмара.

— Это может быть многофронтовая атака с техническим подавлением или тактика человеческих волн с техническим подавление — в какой-то момент они сокрушат ограниченную боевую мощь имперской армии и грубо отбросят наши линии назад. Вполне практичная стратегия. Покуривая сигару, Зеттюр медленно откинулся на спинку стула и спокойно заметил, что Федерация вполне могла использовать стратегию, учитывающую разницу в необработанной силе между двумя нациями. — Теоретически возможно, я надо бы сказать, — не удержавшись, пробормотал он, протягивая Рудерсдорфу сигару.

Если бы армия Федерации была обучена и экипирована наравне с имперской армией, то линии Империи, вероятно, рухнули бы в тот же день. Но хотя они ворчали по поводу избытка врагов, отступая, войска вели организованную оборонительную битву.

Сложившаяся ситуация убедительно свидетельствовала, и это было еще одним сюрпризом для имперской армии, что войска Федерации были еще более отсталыми в плане подготовки и оснащения, чем предполагалось. Даже если бы цифры были гигантскими, чтобы угрожать имперской армии, они не были смертельными.

— Как ты можете так говорить, генерал фон Зеттюр?

— И конечно, у тебя есть идея, генерал фон Рудерсдорф.

Друзья хитро ухмыльнулись друг другу. Вера и уверенность в том, что они смогут выкрутиться, наполнили воздух между ними. У офицеров Генерального штаба самые отвратительные личности — тут уж ничего не поделаешь. Типичный результат системы образования персонала, которая ищет только гениев.

— А теперь, обсудим все более серьезно... В некотором смысле, это будет набор предположений, с которыми мы знакомы. В соответствии со стратегией внутренних линий мы будем нейтрализовывать атакующие группы противника одну за другой.

Но уверенное заявление Рудерсдорфа несколько разозлило Зеттюра. Его тон был таким успокаивающим, и именно это заставило Зеттюра нахмуриться. Он лишь смутно осознавал, но руководители операций в Генеральном штабе имели тенденцию быть одержимыми идеей решить все одним ударом. Не то чтобы он совсем ничего не понимал, но его беспокоило, что они слишком много внимания уделяют ходовой стратегии и дальней перспективе.

— Во-первых, мы уничтожим группу A в Нордене. Оттуда мы ударим по тому, что сможем, перейдя к B. Я хочу частично пригвоздить группу C, чтобы держать дакийский регион в узде.

— Согласен. Сначала мы сокрушим группу A Великой армией, а затем тем же стремительным движением уничтожим B вместе с восточными армиями. Но разве мы не должны оставить группу C в покое и двинуть эти войска наверх, чтобы присоединиться к восточной группе армий? Консолидация войск — один из основных принципов.

— Ты что, с ума сошел, Зеттюр? С точки зрения сравнительной боевой мощи, это все равно что просить невозможное от сил в Дакии. Довольствоваться половиной своей численности — это одно, но если выдернуть из-под них еще больше солдат, то дакийский фронт наверняка застопорится.

— Если бы речь шла только о переброске подкреплений, было бы прекрасно, — заметил Рудерсдорф. Зеттюр все еще говорил о победе над врагом одним ударом. Рудерсдорф отказался принять план, который потребует времени и задержит прогресс в одной области.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но у нас даже нет необходимых средств, для начала наступление в Дакии. Я уверен, что все будет хорошо, если мы оставим их в покое.

— Имперская армия доказала, насколько мобильна она может быть в Дакии, даже с ограниченными железными дорогами, когда она получила контроль над страной.

— Большинство лошадей, которых мы использовали, были потеряны где-то в Республике.

— Ты же знаешь, что у нас нет лошадей — настаивал Зеттюр. То же самое он говорил ему всякий раз, когда они начинали наступление на Рейне.

Он едва-едва смог обеспечить войска припасами, реквизировав лошадей из всех регионов и загнав их до смерти. Можете искать сколько угодно, но лишних лошадей поблизости не найдете.

— И что же тогда?

— У нас очень ограниченная инфраструктура на дакийском фронте. Она не идет ни в какое сравнение с Империей. Я согласен, что с учетом сложившихся обстоятельств мы должны мобильную битву с перехватами на восточной границе, но как насчет того, чтобы придерживаться главным образом отсрочки боевых действий в Дакии? Мы сможем выиграть время, если будем защищать наши позиции и втянем их в окопную битву.

Для имперской армии, разработанной с учетом стратегии внутренней линейной, дальний атакующий бой был огромным бременем. Им и так слишком трудно передвигаться по районам, где железные дороги не обслуживались должным образом.

Вот почему он должен был говорить такие вещи, которые не понравились бы руководителям операций.

— Зеттюр, ты серьезно?

— Конечно.

Это единственный выход.

Он настойчиво продолжал, подбирая слова, которые точно передавали его намерения.

— Отсрочка боя, сдерживание истощения и прочные линии — я считаю, что это наш единственный реалистичный вариант в Дакии.

— Позвольте не согласиться. На самом деле, как человек, работающий в оперативном отделе, я даже не буду просить. Во-первых, тот, кто отвечает за эту операцию, никогда не согласиться на такой вариант.

— В чем же причина? — Он говорил медленно и со вздохом повернулся к Рудерсдорфу, ожидая контраргумента, который, как он знал, должен был последовать.

— Зеттюр, я буду откровенен, раз уж мы с тобой здесь разговариваем!

— Все в порядке.

— Ключ к стратегии внутренних линий — это стратегическая свобода действий для максимально гибкого перемещения рабочей силы! Должны ли мы и дальше оставлять там достаточно войск, чтобы подавить лишь часть армии Федерации? Ответ - Нет, нет, и еще раз нет! Мы не можем допустить, чтобы люди пропадали вот так!

Хоть он и кивнул в ответ “ты ведь понимаешь, да?” — тем не менее Зеттюр был вынужден высказать свои доводы.

Он сам когда-то был частью оперативной организации. Он понимал, к чему клонит Рудерсдорф — к страху, что войска могут быть размещены неэффективно, и необходимости закрепить инициативу.

Стратегия внутренних линий — ремесло, которое включает в себя отработку каждой хитрости из книги, чтобы бежать как можно безопаснее по тонкому льду. Оптимизация путем устранения даже малейших неопределенностей или растрат. Эти основные принципы были тщательно вбиты в головы всех штабных офицеров, они были частью Зеттюра и приносили ему столько боли.

Но он также понимал и логистику.

— Ты легкомысленно относишься к недостаткам инфраструктуры. Железнодорожный Департамент сходит с ума от плохого обслуживания рельс. Если мы примем политику выжженной земли, используя воздушные и магические подразделения, нам не понадобится так много.

— То есть ты хочешь, чтобы мы направили воздушные силы выжигать землю? Ни в коем случае. Я хочу сосредоточить флот на подавлении группы В, на Востоке. Принимая во внимание различия в боевой мощи, мы должны быть в состоянии сокрушить Восточную оборону Федерации мгновенно, если консолидируем наши воздушные силы там.

— Наличие военно-воздушных сил в Дакии не будет пустой тратой времени. Я не слишком легкомысленно отношусь к обороне Восточного фронта, но неужели вы не можете даже выделить воздушную силу для сопровождения бомбардировочной группы?

Защита Востока против сжигания Дакии, для остановки линии фронта. Ключом к любому из этих планов были военно-воздушные силы, и Генеральному штабу было трудно решить, как их распределить, потому что все фронты отчаянно нуждались в них.

Также осложняло ситуацию отсутствие снаряжения. В любое время и в любом месте военные беспокоятся о новом оружии. То есть, всегда есть извилистые дискуссии об их использовании.

Точно так же, как Зеттюр и Рудерсдорф не могли договориться о том, как следует использовать военно-воздушные силы, это было неприятное обсуждение в целом.

— Я не прочь рассмотреть запросы корпуса обслуживания, но ты хоть представляешь, как сильно пострадает вся наша ситуация, если мы попытаемся выбить их одного за другим? Пора, Зеттюр. У нас нет времени.

— У нас уже есть силы на восточной границе, чтобы вести затяжную битву, не так ли? Вот почему мы имеем национальный план обороны и пограничный контроль. Конечно, нет ничего невозможного в том, чтобы использовать воздушные силы для замедления противника.

— Зеттюр, я не отрицаю твоей точки зрения. Но с моей стороны в операциях это было бы трудно. Вся армия вдоль границы перешла на отсрочку боя, но материальное неравенство огромно. Оно слишком большое.

Мнение Рудерсдорфа о том, что воздушные силы должны быть выделены для выполнения задач противовоздушной обороны и получения командования в небе для поддержки быстро действующих наземных сил, было правильным с точки зрения попытки оптимизировать окончательное сражение.

Но опровержение Зеттюра не было ошибочным. Военно-воздушные силы могли сотрудничать с сухопутными войсками, но они также были вполне способны достичь своих целей самостоятельно, особенно когда речь шла о том, чтобы остановить наступление вражеской армии.

Их дискуссия ни к чему не привела, но, обычно, так и было. Вот почему, когда Рудерсдорф пробормотал “Боже мой!” — это были истинные чувства руководителей операций.

— Я все время думаю, что если бы половина жителей Дакии, были дилетантами... Если бы они были идиотами, то мы, могли бы направить их прямо в лоб…

— Это было бы невозможно. Правда, армия Федерации не очень хорошо обучена, но они все еще занимают лидирующие позиции. Мы не сможем дать им отпор с помощью личного состава и техники уровня пограничной безопасности.

— Я все понимаю. Думаю, что наш единственный выход — привлечь войска из Великой армии и других групп, чтобы окружить и уничтожить их, сделать их бессильными. Вот почему мне нужна готовая боевая мощь. Я буду откровенен. Мне все равно, где ты возьмешь, но мне нужно больше солдат.

— Я почти уверен, что уже отправил вам список того, что имеется.

Зеттюр подчеркнул, что больше ничего не может ему дать. Но Рудерсдорф не обратил на него внимания и продолжал описывать свои собственные обстоятельства.

— Мне нужно, чтобы ты постарался сильнее. Генерал фон Зеттюр, у тебя ведь есть целый резерв подразделений и резервов под твоей юрисдикцией?

— Ты, должно быть, шутишь! Это группа инструкторов и исследователей! Я даже не хочу использовать их для защиты столицы, только в крайнем случае! Хочешь сказать, что мы должны бросить подразделения, занятые обучением и исследованиями, на линию фронта?! Или ты имели в виду кого-то другого? Единственные другие подразделения, которые у нас есть, — это кадеты! Ты хочешь сказать, чтобы я отправлял детей с их незаконченным обучением на фронт?!

— Оборона Родины в приоритете. Я считаю, что мы должны получить как можно больше подкреплений для Восточного фронта.

— Рудерсдорф, я не возражаю, что безопасность страны должна быть нашим главным приоритетом, но если быть откровенным, ты слишком много внимания уделяешь изгнанию наших врагов. Родина потеряет свою стратегическую гибкость. Есть еще возможность контратаки Содружества на Западе! — Зеттюр продолжал с тем же суровым выражением лица, ты знаете это, вынужденный передать изменения, происходящие на Западном фронте. — Армия Содружества больше не просто тигр из папье-маше! Эти тупицы в разведке почти ничего не ловят, и даже если считать только то, что они нашли, там уже пятьдесят дивизий набрано и обучено! Если добавить остатки республиканской армии, колониальные войска Содружества плюс добровольческие солдаты из самоуправляющихся территорий, то это еще двадцать!

Было слишком опасно пренебрегать быстро растущей боевой мощью Содружества. Войска, стоявшие гарнизоном на западе, были яростными ветеранами Рейнского фронта, но их сила не могла быть гарантирована, учитывая переформирование и подкрепление, направленное на Восток. Они были не в том положении, чтобы спокойно спать.

Добавьте к этому неравенство в военно-морской мощи на западе, и имперская армия должна занять позицию пассивной обороны. При таких обстоятельствах вполне естественно колебаться, прежде чем посылать все свои силы на Восток.

— Я понимаю ситуацию с нашими кадрами на Западе. Мы можем оставить только самый минимум. Но как раз минимум — это то, что уже есть сейчас.

— Об этом не может быть и речи!

Зеттюр подробно изложил свои доводы, но Рудерсдорф как будто не слушал его.

В их спорах начали проявляться крайние расхождения во мнениях. Рудерсдорф из оперативного отдела стремился к самой быстрой победе на фронте, в то время как Зеттюр из корпуса обслуживания хотел сохранить свои возможности открытыми в тылу.

Они понимали взгляды друг друга, но спор продолжался бесконечно, и в конце концов Рудерсдорф резко сказал: “генерал фон Зеттюр, кажется, ты забыл одну вещь.

— Какую?

Вот эту — Рудерсдорф встал, указал на окно рядом с собой, затем сжал кулак и ударил по стеклу.

Даже крепкое стекло остается стеклом.

— Вот как ты ведешь войну!

Окно с ритмичным звоном разбилось вдребезги.

Не обращая внимания на осколки, ранившие его руку, он протянул ее Зеттюру и объявил:

— Удар! Можешь ли ты выиграть, если будешь беспокоиться о ранах свой кулак?!”

— Я не собираюсь так ломать себе руку. Имперская армия и так в таком же беспорядке, как и твоя рука.

Зеттюр был так же невозмутим, как и всегда, но Рудерсдорф фыркнул на него.

— Ха, тогда в чем проблема? Я вполне способен боксировать этой рукой.

— Да ты, как всегда, рассуждаешь как варвар.

— И профессор фон Зеттюр тоже все еще здесь. Почему бы тебе не уволиться и не спрятаться где-нибудь в исследовательском офисе?

Рудерсдорф не колеблясь стал давить на Зеттюра, которого безжалостно дразнили за его самообладание и трезвую честность, говоря ему, что у них есть только один выход — действовать. Они знали друг друга очень давно, и именно поэтому так хорошо понимали друг друга.

— Старые друзья — самые неприятные люди, да? Ну, если ты зайдешь так далеко, мне будет трудно возразить. — Если бы Рудерсдорф собирался делать подобные замечания, Зеттюру пришлось бы снять шлем. — Но, Рудерсдорф, я все же обязан предупредить тебя.

Предваряя предложение о сотрудничестве, Зеттюр напомнил, в чем именно заключалась неприятная ситуация с логистикой.

— Я понимаю, что ты задумал сделал, но всему есть предел. Я говорю с точки зрения логистики, поэтому мне нужно, чтобы ты меня выслушали. Если мы не сможем обеспечить господство в воздухе, то линии снабжения в Дакии будут ненадежны. Если армия Федерации найдет слабое место, как это сделал 203-й воздушный магический батальон, они могут уничтожить наши склады снабжения!

— Военно-воздушные силы Федерации не изменились. Они функционировали особенно плохо с тех пор, как офицеры предыдущего правления, включая воздушных магов, были очищены.

— Ты что, перепутал склады снабжения с крепостями? Они представляют собой груды горючих материалов, таких как боеприпасы и топливо, они невероятно уязвимые для воздушных ударов!

Взгляд Рудерсдорфа говорил: “Я понимаю, но неужели ты ничего не можешь с этим поделать?”. На что Зеттюр ответил: — я понял, — и продолжил: — мы делаем все, что можем, и вот результат. Послушайте, генерал фон Рудерсдорф, я понимаю, что пытается сделать операция. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы построить систему для ее поддержки, как и раньше. Поэтому, пожалуйста, позвольте мне сказать только одно: мы делаем все возможно.

Что касается поддержания линий снабжения, то имперская армия с самого начала была оптимизирована для внутренней доктрины внутренних линий. Иными словами, до тех пор, пока оборонительные рубежи находились на их собственной территории, фундамент, способный выдержать большую нагрузку, сохранялся в течение многих лет.

Но это относилось к Востоку, где они вложили много времени и денег в строительство границы — там была такая инфраструктура. Инфраструктура в Дакии вообще не поддерживалась.

Имперская армия по своей природе слишком сильно полагалась на железные дороги. Тот, кто чувствовал проблему наиболее остро, был ответственен за них, Зеттюр. Даже если бы он хотел улучшить ситуацию, единственной альтернативой наземному транспорту были грузовики и лошади.

У них не было достаточного количества топлива для грузовиков, а резина для шин была дефицитной.

Даже если он попытается заполучить лошадей, ему придется конкурировать с другими отраслями промышленности, такими как сельское хозяйство. Как он мог что-то исправить при таких обстоятельствах? Больше всего на свете ему хотелось закричать.

— Если ты так говоришь, то это должно быть правдой.

— И что же?..

— Но это не имеет значения. Империя больше не может позволить себе политически позволить врагу взять верх.

А-а-а, понятно, — подумал Зеттюр, понимая, в чем заключается стоящая перед ними проблема.

— В Нордене и Дакии мы отлично отбивались от них, из-за того, что однажды на Рейне нас застали врасплох?

Рудерсдорф кивнул, чтобы сказать точно. Что-то похожее на раздражение сквозило в его лице, но это было неудивительно. Офицеры, находившиеся в настоящее время в Генеральном штабе, привели себя в порядок после несчастного случая с их предшественниками и стабилизировали кризис на Рейне.

Те же бессмысленные, бесполезные прецеденты все еще сдерживали их. Генеральный штаб не допустит повторения той же ошибки, другими словами, потеря территории будет непростительной.

Сказать “блин”с досадой — наверное, позволено.

— Я слышал, что армия Федерации всегда ведет себя плохо. Она должна быть ужасна в пограничных боях. Безумные слухи от эвакуированных, которые не успели вовремя сбежать, — практически единственная тема для разговоров во дворце.

— Во дворце? - А ты уверен? Я просто хочу убедиться.

— Я думаю, что они добрались до высокопоставленных правительственных чиновников, в основном начиная с тех, кто прибыл с Востока. Зеттюр, нас заклеймят как бесполезных дураков, которые даже не могут защитить свой собственный народ.

В ответ на предупреждение Рудерсдорфа не игнорировать политические факторы, Зеттюр выразил свое понимание, но ответил, что война есть война.

— Мы можем не обращать на них внимания. Мы не боремся за то, чтобы получить хорошие отзывы.

— Думаю мы должны хорошо использовать нашу военную мощь, прежде чем вмешается политика.

— Солдатам не обязательно участвовать в принятии политических решений, верно? Но также верно и обратное. Мы делаем все возможное, поэтому я не думаю, что мы должны мешать друг другу…

Только Зеттюр мог сделать такое заявление; как военный чиновник, он ценил взаимное доверие между бюрократами.

Он также был солдатом, который ценил практичность и здравый смысл. Иначе говоря, он совершил ошибку, которую допускают только разумные люди: он наивно полагал, что никто с половиной мозга даже не подумает о такой глупости.

— Мне кажется, я должен тебе кое-что сказать.

— И что же?

— Несколько человек в правительстве говорят, что ваш 203-й воздушный магический батальон перешел черту в Москве. Следите за своими критиками в тылу.

Вот почему он не вполне понимал всю серьезность того, что говорил Рудерсдорф.

— А, понятно.

— Хм? Ты знал?

— Нет, ваш полковник фон Лерген говорил нечто подобное.

Она была слишком талантлива для офицера магии, но он все еще не мог понять, к чему они клонят. Зеттюр ответил кривой усмешкой и кивком головы. — Хотя я могу понять, почему она так волнуется.

— Я не отрицаю, ее действия могут показаться чрезмерными.

Он вспомнил, что она была довольно равнодушна к тому, как люди интерпретировали ее действия.

Майор фон Дегуршаф, к добру или к худу, слишком привыкла к военному образу жизни. Неудивительно, что другие люди с трудом понимают, как она мыслит, хотя она и молода, военная служба составляет всю сумму ее жизненного опыта.

— Майор фон Дегуршаф по своей природе блестящий магический офицер и гениальный офицер Генерального штаба. Если она сочтет что-то необходимым, то я непоколебимо верю, что это подходящее применение военной силы. Ты же знаешь, как она талантлива, Рудерсдорф.

В военной сфере — да.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

— Что вдруг так щекочет твою смешную косточку, Зеттюр?

— Я тоже так думал, она — бешеная собака. Но теперь я думаю, что ее специальность — собственно, стратегия. Она понимает политику и может также рационально использовать военную силу. Действительно, она идеальный офицер Генерального штаба. — Он пробормотал: “подожди, не совсем так”, и добавил — или, скорее, в той мере, в какой она правильно применяет насилие, всегда верная государственному смыслу, майор фон Дегуршаф совершенна. Еще через десять лет я, вероятно, буду готовить ее на должность начальника отдела в корпусе обслуживания, чтобы она не попала в оперативный отдел.

Вообще-то, для ребенка, который не знал ничего, кроме армии, она была удивительно умна. Она, вероятно, была настолько способной, что он мог оставить все ей и спокойно отдохнуть. Более того, ее богатый боевой опыт плюс естественное стремление побеждать и проигрывать на стратегическом, а не на тактическом уровне делали ее идеальным офицером Генерального штаба.

Он был совершенно серьезен, когда говорил, что хочет, чтобы она в конце концов стала достойным членом Генерального штаба.

— Ты очень высокого мнения о ней.

— Потому что у нее так много талантов. Разве не ты тогда рекомендовали ее в военный колледж?

— Я просто думал, что она была способным солдатом. И я знал, что ты очень высокого мнения о ней… О, почему бы нам не посмотреть, сможет ли 203-й батальон прояснить это недоразумение для нас?

Так вот к чему все шло. — Зеттюр кивнул, довольный тем, что все понял. — Он собирается снова попросить меня одолжить ее.

— Я хочу попробовать доверить им передвижную миссию, как авангарду, естественно.

— Не возражаю, но теория диктует вам выбрать подразделение, которое знает местность. Не лучше ли было бы выбрать одного из Восточной группы армий, которая так долго дислоцировалась на границе?

— Армии на Востоке, как правило, не имеют достаточного опыта, поэтому не уверен, что они могут справиться с прорывом, — практически выплюнул Рудерсдорф.

И Зеттюр согласился: “это правда”.

— Итак, включая это фронт, 203-й батальон действовал на всех фронтах, верно? Я действительно ценю это, генерал фон Зеттюр. Я понимаю, что они — мобильные силы Генерального штаба, но это подразделение, которое вы собрали с помощью своих добрых услуг, ужасно легко использовать.

— Они — горячая надежда корпуса обслуживания, что каждый может наслаждаться гибким привлечением сил, в которых нуждается. В дальнейшем я хотел бы создать резервную группу Генерального штаба, которую можно было бы использовать в качестве стратегических резервов.

— Твой следующий проект?

— Типа того. Итак, что ты думаешь об идее подряд ударить группы A и B?

— Она безупречная. В каком-то смысле это наша стихия. План внутренних линий уже был составлен самым тщательным образом. У нас даже есть готовое железнодорожное расписание!

В ответ на предложение Рудерсдорфа — предоставь это мне, — Зеттюр слегка кивнул, что означало: “я рассчитываю на тебя”. Давние приятели были связаны верой, “если кто-то и сможет это сделать, то только он”. Никаких других слов не требовалось.

— Ну, ты работаешь быстро. Ладно, я пойду скажу железнодорожному Департаменту, чтобы он сделал невозможное, а ты найди мне коробку конфет или что-нибудь похожее для них.

26 МАРТА 1926 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ.ИМПЕРСКАЯ АРМИЯ ВОСТОЧНАЯ ГРУППА АРМИЙ ВРЕМЕННЫЙ ЛАГЕРЬ № 21.

После налета на Москву 203-й батальон провел около десяти дней в нетрадиционных боях, а затем триумфально вернулся в район, находящийся под дружественным контролем — возвращение героя.

Как только они добрались до базы, ожидавший их тыловой персонал произнес тост и оглушительно закричал.

Празднование победы было самым подходящим местом, так что командование базы даже заглянуло к ним с одной из своих любимых бутылок. Но больше всего членов батальона радовало то, что их начальник молчаливо одобрял их участие в вечеринках.

Майор фон Дегуршаф обычно требовала соблюдения настолько строгих правил, что казалось, будто они под напряжением. Предложив тост в качестве формальности, она с готовностью удалилась, заявив, что ей “внезапно стало нехорошо”.

— Мне потребуется больше двадцати четырех часов, чтобы прийти в себя, — спокойно заявила она и добавила: — не будите меня ни для чего, кроме военных дел.

Батальон воспользовался случаем, чтобы поднять тост за здоровье своего командира и осушить бутылку за бутылкой.

Капитан Вайс, с его обычным чувством самоконтроля как офицера, был на дежурстве, а это означало, что все офицеры, кроме него, искренне наслаждались воссоединением со своим любимым пивом.

И вот они мечтали о покое в своих уютных постелях, вернее, так им и полагалось. Крепкий сон в теплой постели… Потребовалось всего полдня, чтобы спокойствие было нарушено.

— Всем подразделениям встать!

— К звуку горна и этому очаровательному, но грозному голосу, все члены 203-го воздушного магического батальона привыкли уже через несколько дней после присоединения.

Таким образом, когда давние сослуживцы майора фон Дегуршаф капитан Вайс и первый лейтенант Серебрякова вскакивают, хватают свое снаряжение и спешат в штаб батальона, подразделение готовится к бою, независимо от того, похмелье у них или иное недомогание.

— Батальон, подъем! Собирайтесь, солдаты!

— Капитан Вайс?.. Что за шум?

— Вот вы где — само совершенство, лейтенант Гранц! Соберите батальон без промедления!

— Но…

Увидев еще полусонного Гранца и Вайса, который, должно быть, вышвырнул его из постели, Таня приходит в ярость от состояния своих офицеров.

Да, она сказала им, что они могут пить столько, сколько захотят.

Но у Гранца явно есть слабость. Он офицер, но спал, свернувшись калачиком, с бутылкой в руке. Даже если именно там он случайно потерял сознание после того, как насладился празднованием победы... у него стальные нервы, если он все еще не в себе.

— Лейтенант Гранц! Я думала, что обучала тебя на Рейнском фронте, но, похоже, этого было недостаточно! Буду тебя перевоспитывать!

— Э-Э, М-Майор?!

— Вытащить всех из постели! Пятнадцать минут! Инструктаж через пятнадцать минут!

— Д-Да, мэм!

Пронзительный страх в ее глазах, предупредил его, что это не было нормальным положением вещей. Хотя Гранц все еще не пришел в себя, у него хватило ума вскочить на ноги и признать приказ.

— Я оставляю это на ваше усмотрение, лейтенант.

— Так точно!

— Лейтенант Серебрякова, срочный контакт с правительством. Я хочу, чтобы ты забрала документы из Восточной группы армий. Если дашь им это, они передадут тебе их.

— Сию секунду! Тогда извините меня!

Гранц в панике убегает, а Серебрякова бодро бежит прочь. — Они выросли в людей, которых я могу использовать.

Невозможно создать талантливых людей за одну ночь.

Вот почему мы должны пройти через этот кризис с теми, кто есть под рукой…

Мне определенно не везет, когда люди сваливают на меня свои проблемы.

Мы получили общее уведомление о ситуации на Востоке, а также резервные приказы Генерального штаба.

Внутренние чувства Тани, когда она вместе с Вайсом изучает карту, ворчливо потягивая кофезаменитель в штабе батальона, в точности соответствуют выражению ее лица.

С тех пор как началась война, они перешли от отсрочки обороны на Востоке к отступлению, ища возможность контратаковать. Так что отступление передних линий, вполне допустимо.

Но проблема заключается в скорости и темпе движения. Если бы вы спросили меня, должны ли линии фронта отступать ровно настолько, насколько они продвинуты, я бы действительно задалась бы вопросом.

— На восточной границе действительно полный бардак.

— Мы ничего не можем поделать. Само собой, даже восточная группа армий должна была бы отступить перед лицом такого количественного врагов. У меня и раньше были кое-какие идеи, но армия Федерации на самом деле просто огромная…

— Да, это заставляет задуматься, растут ли коммунисты на деревьях. Тем не менее, им определенно удалось наскрести кучу солдат.

Они с Вайсом ворчат по поводу только что поступившего доклада о текущем состоянии войны. Насколько нам известно, соотношение имперских и федеративных дивизий на Восточном фронте в настоящее время составляет один к двум.

— Вот что они имеют в виду, когда говорят, что нужно сокрушить противника стратегией, сделав цифры своей тактикой. Армия Федерации находится в гораздо лучшем состоянии, чем мы предполагали. Какая боль, — хмуро комментирует Вайс.

Но Таня разражается смехом. Вот что значит смеяться над своими тревогами.

— Ха-ха-ха, капитан Вайс. Ты отличный солдат, но именно потому, что ты отличный солдат, ты, кажется, забываешь важные вещи. — На его недоуменный взгляд Таня отвечает: — Я не виню тебя за то, что ты не знаешь, что именно. Ты должен помнить вот что, капитан: у парней, которые приносят неприятности с тыла на поле боя, нет никаких шансов на победу. В Империи Генеральный штаб и правительство держатся на расстоянии друг от друга, поэтому наша армия склонна забывать об этом, но солдат не должен иметь никакого отношения к внутренней политике.

— Я думал, что знаю это, но...

— Федерация — это гигант со связанными руками и ногами. Ткнуть его в глаза будет легко.

Политические комиссары все контролируют, а они отчитываются в тылу, такая ужасная командная структура, где никто не хочет признавать поражение. Насколько все плохо? Вероятно, так же жестоко, как сражаться под командованием Цугене в старой имперской армии или быть в подразделении, которое подчиняется генералу Гучи.

— Кроме численности и огневой мощи, в этих парнях нет ничего страшного. Конечно, эти две вещи требуют от нас быть настороже, но все же.

— А потом, когда великан со связанными руками и ногами ничего не увидит, мы убьем его?

— Да, пока не ослабли путы.

Как раз в этот момент голос подчиненного просит разрешения войти, и Таня поднимает голову с охом?

Она зовет его ко входу, и солдат-посыльный сообщает ей, что Гранц закончил собирать войска. Таня отвечает “Хорошо” и приказывает им приготовиться к вылазке. Я рада, что все идет гладко, но все же, — бормочет она себе под нос.

Наблюдая за тем, как гонец поворачивается на каблуках и уходит, Таня сосредоточилась на  получении представление о ситуации к тому времени, когда поступят приказы из Генерального штаба. Когда борешься с коммунистами, лучше быть готовым.

— Майор фон Дегуршаф! Депеша из восточных армий — срочно.

Но ход ее мыслей относительно имеющихся документов прерывается, когда Серебрякова возвращается, практически выкрикивая свой доклад.

— Что там?

— Третья и тридцать вторая дивизии, арьергарды для затянувшегося боя восточных армий, окружены в Тигенхофе и нуждаются в помощи,  для освобождения!

— Дай мне карту. Я хочу проверить военную обстановку.

Но вот приходит гонец от командования.

— Майор фон Дегуршаф! Я получил приказ из Генерального штаба! Подготовьтесь к мобильной миссии и постройтесь для дальнего наступления!

— Спасибо, я поняла. — С этим коротким ответом Таня выхватывает сообщение, пробегает его глазами и понимает, что попала между молотом и наковальней.

— Подожди секунду, лейтенант Серебрякова.

— Да, мэм.

Перед своим тихим подчиненным Таня молча рассматривает ситуацию и свои карты.

Я хочу отклонить просьбу о спасении, но если есть боевая миссия, от Генерального штаба, то важный вопрос заключается в том, можно ли использовать спасение в качестве предлога, чтобы уйти от более напряженной задачи. Если я собираюсь бегать и переутомляться в любом случае, я должна свести работу к минимуму.

Теперь другой вопрос: является ли спасение войск, окруженных в Тигенхофе, достаточно веской причиной, чтобы пропустить мобильную миссию?

На мгновение она поддается искушению, но, поразмыслив еще немного, Таня отрицательно качает головой. Она пришла к выводу, что, во-первых, это невозможно. Если речь идет о спасении всей армии, она знает, что несколько подразделений в опасности не помешает им приказать ее батальону вернуться, чтобы сделать большую спасательную операцию.

— Спасение наших друзей в Тигенхофе тоже очень важно…

— Да, Майор. Но Генеральный штаб приказал нам как можно скорее подготовиться к операции и совершить вылазку.

Будь то генерал-лейтенант фон Зеттюр или генерал-лейтенант фон Рудерсдорф, генералы Генерального штаба могут попытаться избежать принятия политики минимизации вреда, но они не из тех, кто активно избегает этой идеи. Причина, по которой они не решаются смириться с потерями, — моральная, и они не из тех людей, которые настолько эмоциональны, что мораль превосходит потребности реальности. И конечно, мне повезло, что они не из тех начальников, которые путают свои приоритеты.

Но и я не могу избежать миссии под предлогом спасения союзных дивизий.

— Очень плохо, но нашим союзникам в Тигенхофе просто придется... — Вайс звучит раскаивающимся, но настаивает на трудном выводе бросить своих товарищей-солдат, когда Таня перебивает его: — Подождите!

Если это приказ Генерального штаба, то мы либо проигнорируем просьбу Восточной группы армий о спасении двух дивизий, либо откажемся. Подходя со всей ответственностью, последний вариант, вероятно, является правильным решением.

Но ее беспокоит местонахождение Тигенхофа. Насколько она может судить по карте, город, где засели две дивизии, находится в очень интересном месте. Чем больше она смотрит на карту, тем больше он похож на ключевую позицию.

— Хм, место действительно интересное.

— Но он так отрезан от всего.

— Тигенхоф ведь немного изолирован?

Замечание Вайса совершенно верно. Тигенхоф — город в тылу, в который войска, отступающие от восточной границы, просто случайно зашли. Что ж, линии обороны были отодвинуты дальше, чем предполагалось по первоначальному плану обороны, так что вряд ли можно было ожидать, что они создадут там плацдарм.

— Расположение… Лейтенант Серебрякова, найди мне подробную карту города. И не забудь ввести в курс дела лейтенанта Гранца.

Серебрякова убегает со словами “да, мэм”, и пока ее адъютант выполняет задание, Таня снова поворачивается к карте, чтобы лучше понять ситуацию.

— Это то, что ты видишь здесь, капитан Вайс. До тех пор, пока Генеральный штаб не намерен превратить сражение в тотальное отступление, вы не думаете, что Тигенхоф станет позицией жизни и смерти?

— Вы правы. Но если предположить, что город уже находится в тяжелой осаде, будет трудно спасти войска.

Тигенхоф — легкий город для обороны, потому что он находится на реке  и также находится недалеко от моря, что очень удобно. Кроме того, он находится на некотором расстоянии от границы и очень близко к транспортному узлу. Когда-то он, должно быть, находился на торговом пути из портового города.

Таким образом, городу будет легко получить морскую поддержку и это окажет давление на тот транспортный узел, за который все будут бороться в мобильной битве.

— Ты ведь не забыл, что наши соотечественники оказались там в ловушке. Имперские солдаты, а также гражданские лица. Тигенхоф — не город Федерации, ты же знаешь!

— Мне очень жаль.

— Практически говоря, капитан Вайс, ты совершенно прав. Они определенно окружены. Но позволь мне заметить еще кое-что: Тигенхоф еще не пал.

Обе дивизии могут рассчитывать на некоторую поддержку с тыла, учитывая, что город их собственной страны находится в осаде. Даже гражданские лица могут оказать некоторое сопротивление в городских боях. Но, если бы тяжелая артиллерия решила сжечь весь город дотла, то сопротивление было бы бесполезное.

Даже с учетом того, что генерал фон Зеттюр принимал необходимые меры, было невозможно использовать тяжелую артиллерию для наступления на Республику. Осадные орудия всегда оказываются доступными, только под конец.

— П-простите, что заставила вас ждать.

— Спасибо, Виша... Э-э, а что это такое?

— Восточные армии дали мне аэрофотоснимки вместе с картой, капитан. Они хотят, чтобы мы поняли ситуацию, в которой находятся захваченные войска.

Отвечая на вопрос Вайса, Серебрякова протягивает ему пачку документов, разложенных по категориям и заклеенных всевозможными ярлыками…

Когда их численность невелика, легко понять, почему Восточные армии дают нам такие материалы. Они, должно быть, отчаянно хотят, чтобы мы помогли им со спасением.

— Спасибо. А как насчет лейтенанта Гранца?

— Сейчас он занят бесконечными мольбами офицера связи Восточной армии о спасении этих войск. Если понадобится, я могу его проводить…

— Подождите минутку.

Спасение союзных войск… Не совсем наша работа, но мы должны быть верны своим товарищам, борцам за свободу, противостоящим злу коммунизма. Либерал, который отказался бы от воинов, борющихся за свободу и рынок, вовсе не либерал.

Вы не сможете защитить мир, если отступите хоть на шаг против коммунистов.

Если это так... —  Таня настроена решительно.

— Капитан Вайс, собери все аэрофотоснимки и результаты разведки. Давайте также рассмотрим полные отчеты из третьего и тридцать второго отделов.

Если есть шанс на спасение, Тигенхоф должен быть спасен. Таня предлагает Серебряковой и Вайсу посмотреть на карту. “Давайте рассмотрим район вокруг Тигенхофа, как будто мы собираемся его спасать”.

По крайней мере, так действовал либеральный лагерь, который знала Таня. Теперь, когда не было угрозы ядерной войны, настало время для хороших людей взять в руки оружие и поставить свои тела на кон, чтобы подавить коммунизм в зародыше. Конечно, у нее почти нет причин вызываться добровольно. Было бы прекрасно поддержать его с тыла.

Но стоять в стороне, когда есть возможность протянуть руку помощи, непростительно. Если это правда, то ваш долг — протянуть руку.

— Майор, что вы ищете?

— Тяжелая артиллерия, капитан. То, чему мы научились на Рейне... Большие орудия, посланные на передовую с позиций в тылу, всегда опаздывают. Я думаю, что армия Федерации работает не лучше.

— При всем моем уважении к вам, майор фон Дегуршаф, я не думаю, что в наших операциях следует слишком сильно рассчитывать на ошибку противника.

Каждое сказанное Вайсом слово было абсолютной правдой, и Таня, улыбаясь, говорит ему: “конечно, нет”. Твой враг — дурак, и, ты ожидаешь, что враг  — дурак, две разные вещи. Даже если они кажутся одинаковыми, слишком велик риск недооценить потенциального врага.

— Я вовсе не хочу умалять основной принцип подготовки пессимистически и действовать оптимистично. Я согласна, что мы должны предположить, что план не сработает. Но... — Таня продолжает с некоторой долей убежденности в голосе, — если ты обратишься к своим любимым воспоминаниям о нашей битве за подчинение республиканской армии, разве нам не было строго приказано считать, что у нас нет тяжелой артиллерии? Имперская армия имеет тенденцию забывать об этом, так как мы победили, но тяжелые артиллерийские орудия безнадежно медлительны. Они никогда не появляются вовремя.

Медлительные артиллеристы всегда опаздывают на решающие рубежи. Они делают честь обороне, и способствуют нападению, но огневая мощь в критических битвах никогда не достигает зуд поля боя.

— Генерал фон Зеттюр приложил немало усилий, чтобы организовать их для нас, но нам все еще часто не хватало огневой мощи. Давайте посмотрим, способна ли армия Федерации иметь тяжелую артиллерию, сопровождающую их наступающую пехоту. — После того, как Таня некоторое время хмуро рассматривала карты, она снова заговорила, как бы говоря: — я была права! — Вражеская артиллерия, похоже, отстает. Есть два доказательства, подтверждающие мои слова: я не вижу никакой тяжелой артиллерии на аэрофотоснимках, и нет никаких сообщений от наших войск, что они были обстреляны.

Предположение об отсутствии тяжелой артиллерии противника — выдача желаемого за действительное.

Но в текущей ситуации существует реальная возможность того, что она на самом деле отсутствует. Во всяком случае, мы можем быть уверены, что она еще не была обнаружена.

— Значит, они наступали не с намерением вести осадное сражение, а?

В тот момент, когда Вайс, также хмуро глядя на карту, кивает, что, по его мнению, они могут это сделать, Таня бормочет свое согласие

Коммунисты, как правило, хорошо разбираются в армиях с большой огневой мощью, но на этот раз даже у них нет тяжелой артиллерии, которой они так гордятся. В войне, если специальность другой стороны — артиллерия, отсутствует, и есть достаточно ресурсов, чтобы вести специализацию нашей стороны — мобильные сражения, то все гораздо легче чем кажется. Мы заставляем наших врагов делать то, что у них плохо получается, а у нас хорошо.

— Итак, капитан Вайс, разве Тигенхоф не может занять еще более выгодную передовую позицию, чем мы думали?

— Вы имеете в виду мобильную миссию? Если, как вы говорите, вражеская тяжелая артиллерия действительно не продвинулась вперед…

Таня и Вайс бормочут, что они могут ударить по городу, но тут Серебрякова, которая до сих пор не обращала на них внимания, молча сосредоточив свое внимание на карте, высказывает довод в пользу осторожности.

— Пожалуйста, подождите. Конечно, именно так все и выглядят, но можем ли мы действительно исключить такую возможность? Например, существует целый ряд перемещений вдоль границы. Пожалуйста, подумайте о том, что могут быть развернуты дальнобойные подразделения, включая железнодорожные орудия.

— Лейтенант Серебрякова, мне трудно представить, что железнодорожные орудия будут наступать. Неужели ты действительно думаешь, что наши враги настолько глупы, чтобы перемещать такую большую технику через территорию, где у них нет превосходства в воздухе?

— Я говорю не об их намерениях, мэм. Пожалуйста, подумайте об их способностях.

Армия Федерации уже разместила несколько железнодорожных орудий вдоль границы. Подразделение, с которым сражался 203-й воздушный магический батальон — или, скорее, растоптанный ранее, было железнодорожными орудиями Федерации. — И еще, — продолжает Серебрякова с серьезным выражением лица.

— Даже на Рейне вражеские железнодорожные орудия в тылу представляли серьезную угрозу. Пожалуйста, примите во внимание, что даже артиллерийские позиции и укрепленные бетоном траншеи коммуникаций не могли выдержать прямого попадания из железнодорожной пушки.

Конечно, ни Таня, ни Вайс не могли этого отрицать. Возможно, вспоминая свое время на Рейне, Вайс делает горькое лицо, а Таня вспоминает, как Дора* бушевала в Варшаве.

— Майор, у Тигенхофа гораздо более слабая оборона, чем у нас на Рейне. И если эта оценка расположения их железнодорожных орудий верна, есть хороший шанс, что мы будем в пределах досягаемости.

Хотя им не хватает артиллерии для дальнего наступления, у них есть расширенная дальность действия с их железнодорожными пушками. Замечание Серебряковой о том, что мы могли войти в радиус действия, верно.

На мгновение Таня испугалась, что нехватка вражеской огневой мощи, на которой будет основано спасение, может оказаться недолгой, но затем она наконец поняла!

— Лейтенант Серебрякова, ты права, указывая на возможность существования тяжелой артиллерии противника, но я не думаю, о ней как о существенной угрозе. Ты позволяешь своему Рейнскому опыту слишком сильно влиять на мышление.

— Прошу прощения, майор, но что вы хотите этим сказать?

— Капитан Вайс, ты думаешь так же?

Таня криво улыбается. Они слишком многому научились на собственном опыте.

— Все очень просто. Непрямой огонь становится возможным только при несравненной командной работе. Вспомните, что на Рейнском фронте и Империя, и Республика имели артиллерийских разведчиков, размещенных на самых передовых линиях, или воздушных магов, таких как мы, летающих вокруг в качестве наблюдателей для сбора данных в случае опасности быть сбитыми; только тогда был возможен эффективный огонь.

Пушки, стреляющие наугад, не найдут своей цели. Без разведчика, который будет давать вам настройки и наблюдать за вашими ударами, вы только зря потратите снаряды. Если и есть исключение, то только в том случае, когда вы хотите стрелять по большому городу на карте, например по Парижу, даже если снаряд приземлиться рядом, такой расклад будет приемлемым.

— О, когда вы упомянули об этом... Я принял это как должное и просто предположил, что непрямой огонь может произойти в любое время.

— Именно об этом я и говорю, капитан Вайс. Если внимательно читать фронтовые сводки, то самое страшное для наземных войск, разведчиков-наблюдателей, не было замечено.

— Я слышал, что артиллерия армии стреляет серией выстрелов, так что вряд ли у фронтовых подразделений есть корректировщики.

Вайс кивает — все именно так, как вы говорите, Майор — и Серебрякова, похоже, тоже понимает. Таня довольна тем, что ей удалось напомнить им, что первоочередная задача батальона — уничтожение вражеских наблюдателей, если они появятся…

Мобильная миссия и спасение третьего и тридцать второго отряда на самом деле не являются конфликтующими целями. Обе дивизии были разгромлены волнами вражеских атак в изолированном месте, но позиция может быть использована в качестве плацдарма для атаки тыловых линий противника.

— Я говорю, что спасение этих двух дивизий способствует достижению целей Генерального штаба с помощью мобильной миссии. Я запрашиваю разрешения.

Если вы можете рассмотреть риски и отдачу и все же решить, что это кажется стоящим, нет никаких причин не делать этого.

Таня заявляет, что они идут на выручку.

Тот факт, что Вайс и Серебрякова с радостью одобряют план, является хорошим признаком того, что мнение батальона не разделилось.

Подчиненные Тани офицеры рвутся в бой, как обычно, и она счастлива, что может рассчитывать на них даже в трудной ситуации.

Почти машинально она приказывает Серебряковой приготовить все необходимое для оказания первой помощи.

— Лейтенант Серебрякова, прикажите своему подразделению взять столько медикаментов, сколько сможете. Мы планируем наступление на большие расстояния, но, возможно, нам придется сбросить их с воздуха, так что прикрепите парашюты.

Другими словами, — говорит себе Таня. — Наверное, нам стоит быть немного добрее.

— Майор?

Когда Серебрякова спрашивает: “что-нибудь случилось?” — она отвечает, признавая, что это нехарактерно для нее: “Ах, я просто подумала, что если они попали в беду, то, возможно, у них закончились некоторые из вещей. Было бы неплохо прихватить с собой виски и сигареты, но думаю, что в самый разгар драки им понадобятся медикаменты.

Когда Таня продолжает жаловаться, что у них все равно нет ни виски, ни сигарет, она почти сердится на комментарий Вайса.

— Я в этом не сомневаюсь. Но, майор, в казне батальона должен быть алкоголь с южного континента.

— Капитан Вайс, о чем вы говорите? Никто мне не сообщал об запасе!

Каждый привозил с собой что-нибудь на память, а может быть, даже посылал по военной почте, но бутылки в казне батальона? Тот факт, что она не одобрила расходы или не санкционировала покупку, почти смущает Таню.

— Один из членов батальона выиграл его в покер в штабе экспедиционных сил Южного континента, так что я держал его у себя. И это как раз то, что вы ожидаете от штаб-квартиры — хорошие вещи.

— Вы должны извинить меня, капитан. А я-то думала, что ты из тех серьезных людей, которые даже не притрагиваются к азартным играм.

Получив от Тани свирепый взгляд, который почти требует подробностей, Вайс немного смущается и торопливо говорит: “Вообще-то, это лейтенант Серебрякова выиграла…”

— Ничего себе? Неужели это правда?

— Умм, я просто играла ради удовольствия…

Она кланяется и объясняет, что каким-то образом выиграла по-крупному, а спиртное взяла из-за общего настроения в то время; она не очень любила алкоголь, поэтому бросила его в казну батальона. Поскольку они имеют дело с чрезвычайной ситуацией, Таня пока откладывает вопрос, но вынуждена сделать мысленную заметку, чтобы поговорить с войсками позже.

Только сначала мы завершим спасательную миссию. — В ответ на предложение Тани Генеральный штаб одобряет идею, а также санкционирует ее. А поскольку приказы носят официальный характер, то Генеральный штаб позаботится о внесении корректив в другие направления.

Восточная группа армий оказывает помощь оружием и боеприпасами, которыми управляет Серебрякова. Как только Гранц и его подразделение получают от восточного штаба инструктаж по документации об регионе, Таня подробно рассказывает батальону об их целях и маршруте.

По сути, мы подаем надежду. Когда она заканчивает говорить, все воодушевлены, как и ожидалось. — “Давайте сделаем это!” — они громко кричат, и разумеется кричат: “если наши войска окажутся в беде, мы побежим на помощь! Вот для чего живут маги!” — Их боевой дух был на высоте.

Обычно маги ненавидят миссии доставки из-за того, как много усталости они влекут за собой, но на этот раз вполне естественно, что доставка должна быть частью миссии, поэтому они берут на себя поставки первой помощи и других товаров без единой жалобы.

Неожиданные дополнительные поставки появляются прямо в тот момент, когда Таня и батальон выстраиваются на взлетной полосе, готовые взлететь. Сотрудники Восточной группы армий, пришедшие проводить уже тяжело нагруженный батальон, принесли бутылки и пачки сигарет, как будто только что вспомнили о них. Официально Таня отклоняет их просьбу передать предметы своим друзьям на фронте, потому что они будут слишком тяжелыми, но она объявляет, что будет уважать свободу воли своих подчиненных.

Ее люди складывают в свои рюкзаки немного необычные вещи. Алкоголь и сигареты рассматриваются как личные вещи — и с прощанием более величественным, чем обычно, 203-й воздушный магический батальон взлетает и начинает свой полет к осажденному Тигенхофу.

Их цель, естественно, состоит в том, чтобы прорвать окружение.

Поддержание боевого порядка в ожидании встречных сражений и вторжение на оккупированную территорию на полной скорости — это шанс для батальона применить навыки поиска и уничтожения, которые они отшлифовали на Рейне и на Юге.

И вот молот усиленного батальона находится в руках имперской армии и обрушивается со всей своей мощью на армию Федерации.

Чтобы сразу перейти к делу, 203-й батальон преуспевает врезаться в окружающие подразделения Армии Федерации с идеальным временем.

— Вперед, вперед! Прямо насквозь! — Таня рычит в передней части своего подразделения, и они начинают анти-поверхностный удар, чтобы почти полностью уничтожить подразделения, атакующие имперцев, начиная с их фланга.

— Приготовиться к подавляющему огню! Выбирайте свои собственные цели!

С одним приказом Тани, которая не собирается позволить им вступить в организованный бой, враги, которые кажутся командирами, до последнего человека уничтожаются смесью разбросанных взрывных и оптических снайперских формул, безжалостно сыплющихся на землю.

Пока ответный огонь носит спорадический характер, нет необходимости обращать на него внимание, поэтому 203-й воздушный магический батальон доминирует на поле боя, как будто он принадлежит им.

Даже маг в защитной оболочке будет сбит, если проявит неосторожность на поле боя, где летят пули. Но если выстрелы не будут сделаны структурированным способом, шансы на то, что они попадут , к счастью, микроскопически малы.

Разгром армии Федерации, теперь уже неспособной к организованному бою, для этих элит, игравших с республиканской армией на Рейнском фронте, подобен детской забаве.

— Майор, смотрите!

Таня следует подсказке Серебряковой, чтобы увидеть, как рушится угол вражеской армии, и кивает.

— Наши войска! Очень вовремя!

Хотя захваченные дивизии и были окружены, они все еще были готовы сражаться. Для них было вполне естественно бить врага там, где они были слабы. Когда дружелюбные маги вылетают в ответ и начинают сыпать формулы на головы солдат Федерации, Таня подтверждает разгром.

— Действуйте вместе! Пробейте их насквозь! Отделите линии!

203-й воздушный магический батальон концентрирует свой огонь на одной точке и поддерживает прорыв, двигаясь на позиции, для воссоединения с остальными. Между тем, дружественные подразделения быстро схватывают цель и охотно начинают сотрудничать.

Таким образом, прорыв и объединение сил совершается довольно легко.

Удовлетворенная координацией, которая могла бы быть осуществлена только среди профессионалов, Таня подходит, чтобы поприветствовать мужчину с широкой улыбкой на лице, который, как она догадывается, является командиром.

— Майор Хофен, третья дивизия, 213-й магический батальон! Спасибо, что пришли! Это было очень близко!

— Мне очень жаль, что мы опоздали. Я майор фон Дегуршаф, 203-й воздушный магический батальон, подчиняюсь Генеральному штабу. Нам было приказано перейти в контратаку, и мы едва успели броситься сюда, такое облегчение. И кстати, хорошая работа, вы пережили такое тяжелое окружение.

Таня и Хофен пожимают друг другу руки, желая удачи в будущих сражениях. Конечно, обмен любезностями — чисто формальность, но благодарность и похвала искренни. В отличие от этикета, который остается только оболочкой своих чувств, на фронте он помогает офицерам сблизиться через их общий опыт.

— Мы сбежали прямо перед тем, как появилась тяжелая артиллерия.

— Я рада, что мы успели вовремя. В академии нам вдалбливали, что опоздание не приемлемо, так что даже одно слово “поздно” пугает меня!

Хофен замечает, как было ужасно, и Таня отвечает о том, как сильно их могли бы выгрызть, если бы они не успели вовремя. После обмена мнениями оба офицера все еще прощупывают друг друга, но оба довольны результатами.

— А где находится штаб дивизии? — Таня сразу переходит к делу и сообщает Хофену о положении своего батальона. Да, они пришли по приказу для спасения, но сейчас гораздо важнее подготовиться к следующей операции.

— Позвольте мне проводить вас. Мы будем здесь следить за остатками врага, но как насчет вас?

— У нас есть приказ из Генерального штаба продвигаться дальше. Я думаю, это для того, чтобы пришедшим после нас, было легче жить.

— Увидев в бою, насколько искусны ваши подразделения, я бы так и сказал. Майор фон Дегуршаф, я так благодарен вам и вашему батальону. Я впечатлен тем, что вы совершил прорыв и спасли нас. Очень жаль, что мы не можем угостить вас выпивкой, мэм, но, пожалуйста, позвольте нам угостить ваших подчиненных, как только вы сможете отдохнуть от работы.

Он с широкой ухмылкой замечает, что они будут защищать 203-й батальон до тех пор, пока их мобильная миссия не закончится, и Таня криво улыбается, комментируя его ум.

— Не хочу показаться самонадеянным, но мои бойцы умеют пить. К несчастью, когда у них появляется такая возможность, они съедают достаточно, чтобы компенсировать свое обычное воздержание. Они настолько закоренелые, что однажды на южном континенте сбили вражеский транспорт только ради пива... боюсь, что вы можете обанкротиться, если будете угощать их, майор Хофен.

— Ха-ха, похоже, они умеют веселиться. Хорошо, тогда все офицеры моего батальона объединятся, чтобы угостить вас, ребята. Пей сколько хочешь!

В каждом его небрежном жесте чувствуется такт и остроумия ветерана. Такой коллега — бесценный партнер. Честно говоря, даже одного опытного офицера достаточно, чтобы все прошло гораздо более гладко.

— Звучит забавно. Ничего особенного, но...

Даже Таня хочет сблизиться с кем-то, с кем, как ей кажется, она может поладить. В знак этого приятного впечатления она небрежно протягивает им бутылки и сигареты, которые ей доверили сотрудники.

— Ха-ха-ха. Очень жаль, что вы не можете выпить такой вкусный напиток. Давайте оба переживем это, и я буду угощать вас, когда вы подрастете.

— Буду ждать этого с нетерпением. Ну что ж, мне пора идти.

— Спасибо. Буду надеяться, что мы не разоримся.

Они расстаются, как профи, обменявшись почтительными приветствиями, и Таня вместе со своими подчиненными, плетущимися за ней, с достоинством покидает поле боя. Ладно, перейдем к следующей задаче.

Как только она уходит — Шшш — выражение его лица меняется, и он бормочет, “так что слухи оказались правдой”.

— Как все прошло, командир?

— Никогда бы не подумал, что сомнительные слухи об офицере неизвестного возраста были правдой…

Встретившись с пустым взглядом своего подчиненного, он понял, что тот не встречался ни с майором фон Дегуршаф, ни с кем-либо из магов, пришедших им на помощь.

Криво усмехнувшись, он объясняет, что видел присутствие ребенка-офицера.

— А?

— Я имею в виду, что встретил командира, который пришел спасти нас, и что я вообще могу сказать? Она выглядела примерно того же возраста, что и моя дочь!

— Да ладно вам, вы, наверное, шутите! Офицер Генерального штаба? Если она закончила военный колледж, ей должно быть под тридцать.

Все, что Хофен может сказать, то, что он действительно видел.

Правда, его подчиненный прав. Не было редкостью, когда кто-то из академии и военного колледжа был чуть старше тридцати лет к тому времени, когда они носили офицерские знаки отличия Генерального штаба.

Кто поверит ему, если он скажет, что она похожа на его десятилетнюю дочь?

— Черт. Наверное, в некоторых легендах о битвах есть неожиданная правда.

— Понимаю, сэр.

— Ну, что еще важнее, у нас есть работа. Работа. Мы все так упорно сражались, чтобы изгнать  врагов; мы разнесем их на куски, прежде чем они перегруппируются!

28 МАРТА 1926 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ШТАБ ИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ. КОНФЕРЕНЦ-ЗАЛ.

— Они прорвались! У них получилось!

Это было сообщение о том, что авангардное подразделение, 203-й воздушный магический батальон, достигло Тигенхофа. Третья и тридцать вторая дивизии, которые в какой-то момент боялись быть уничтоженными, вероятно, будут спасены. Вот что на самом деле означало быть благодарным за Божью защиту.

— А как же окружение?!

— Мы не уверены! Согласно данным 203-го воздушного магического батальона, все они были вооружены как обычная пехота, за исключением нескольких механизированных подразделений.

— Замечательно! В таком случае мы можем победить!

И все же вряд ли нашлось бы столько благодарных людей, как Рудерсдорф, заместитель начальника оперативного отдела Генерального штаба.

Потеряют ли они одновременно третью и тридцать вторую дивизии, а вместе с ними и Тигенхоф, полностью зависело от огневой поддержки армии Федерации.

Но хотя он готовился к худшему, как это часто бывало, на этот раз, казалось, леди Удача улыбнется Империи. Когда ситуация немного успокоилась, чрезвычайно мощные бомбардировочные способности армии Федерации нигде не были обнаружены.

— Зеттюр предоставит много снарядов, и у нас есть полный доступ к железной дороге... Но, когда мы победим, разгрести всю эту кашу будет большим бременем.

— Генерал фон Рудерсдорф?

203-й воздушный магический батальон проделал великолепную спасательную миссию. Все, что они сделали, освободили осажденный город, но теперь войска Федерации, которые собирались вторгнуться в Империю, будут страдать от атеросклероза*. Угроза нападения с тыла на их линии снабжения была кошмаром как для офицеров, так и для солдат.

Даже окруженный пункт мог стать базой для проведения контратаки, если бы он мог соединиться с другими подразделениями. В обширной зоне военных действий на Востоке это, безусловно, усвоенный урок.

Казалось, что теперь, когда победа была в поле зрения, его язык начал вытягиваться. Вдобавок ко всему ему пришла в голову идея выделить артиллерию для мобильных операций, которую он обсуждал с генерал-лейтенантом фон Зеттюром.

— Если мы сможем раздавить пехоту до того, как установят артиллерию... Черт, я все еще жалею, что у нас нет самоходных орудий. Пушки такие медлительные  — их единственная слабость — но мы ничего не можем с этим поделать…

Тяжелые орудия или превосходящая огневая мощь? Рудерсдорф криво усмехнулся от вечной неразрешимой дилеммы…

И как раз в тот момент, когда началось смятение, пришла редкая хорошая новость. Рудерсдорф был одним из первых, кто возблагодарил Бога.

Расслабление внимания часто приводит к тому, что выигрышная битва заканчивается трагедией... Нет, возможно, это было в прошлом. По крайней мере, у Рудерсдорфа не было недостатка в причинах верить.

Это было оборонительное сражение, в котором наилучшим образом использовались маневры внутренних линий, предвиденные и запланированные Генеральным штабом имперской армии. Но, хотя и лишь отчасти, они уловили признаки наступления своего врага.

— Меня удивляет, как мало может сделать офицер Генерального штаба в победоносном сражении. Честно говоря, быть небоевым героем так неудобно. То же самое было с Норденом и Рейном, но думаю, мне было бы лучше на фронте с войсками.

Обеспечение — это предотвращение.

Хоть и просто поговорка, но в то же время он должен был верить в работу, которую они проделали, чтобы подготовиться и ждать результатов. Нелегко было взять на себя ответственность за жизнь солдат. Даже те, кто не любит писать письма, привыкают писать в скорбящие семьи своих подчиненных; не самый приятный опыт.

— Мы можем только надеяться на успех и на небольшие потери.

— Да, генерал.

Но некоторые мудро продолжали.

— К счастью, наши войска теперь имеют некоторую поддержку тяжелой артиллерии, а имперские военно-воздушные силы имеют неоспоримое превосходство в небе. Мы могли бы даже позаимствовать у Тигенхофа несколько солдат и использовать их для подавления противника, если, конечно, нам понадобится больше. Наше преимущество в огневой мощи уже очевидно.

Они будут контролировать небо, накапливать свою огневую мощь, превращать местность в своего союзника и противостоять врагу, превосходящему их числом. Классический маршрут, но была причина, по которой он был так хорошо проезжен.

— Единственная проблема — децентрализованная атака Армии Федерации. Мы предполагаем, что многое из этого связано с балансированием маршрутов атаки с поставками, но есть также несколько странных движений, которые мы не можем исключить как притворство.

— Ах, какая боль. Они могли бы держаться кучкой и облегчить нам задачу. Эти ублюдки и их неуклюжие трюки.

— Генерал фон Рудерсдорф, при всем моем уважении, я должен отметить, что в плане нападения Федерации нет ничего некомпетентного.

Рудерсдорф поморщился, он знал, что это правда, и понял намек собеседника. “Да, нет никаких сомнений, план сам по себе является проблемой.

С тех пор как начались боевые действия, он мог сказать, что маршруты атаки Федерации были тщательно продуманы и подготовлены с большим рвением. Практическая проблема состояла в том, что они шли по маршрутам, которые он хотел бы не видеть. Мало того, что их крупное вторжение после внезапной атаки привлекло внимание, но и то, как они на самом деле собирались это сделать, было грозным.

— Но вы не принимаете во внимание критический фактор — уровень подготовки армии Федерации... Странно, но похоже на то, что первоклассный интеллект разработал план без учета способностей войск.

Проблема заключалась в смутном несоответствии, которое он ощущал то здесь, то там. Он задавался вопросом, возможно ли, что они использовали заранее подготовленный план и отдавали приоритет эффекту скрытой атаки... Но любой командир все равно должен знать статус своих войск на границе.

Тогда либо план был ужасно секретный, либо они использовали его, потому что у них не было других вариантов. Но в обязанности Рудерсдорфа не входило больше думать об этом. Остальное было за Зеттюром и теми ребятами.

Ну и ну. — Выкурив сигарету, он снова сосредоточился на своей области знаний и посмотрел на карту, изображавшую военное положение.

— Я не ожидал, что эта позиция все еще будет здесь... Кто бы мог подумать, что город станет такой хорошей базой сопротивления?”

Невнятные реплики свидетельствовали о том, как неприятно, когда противник, не стесненный законами войны, нападает на город…

— Кроме Арена, имперская армия не имеет большого опыта ведения городских войн. Ну, как и армия Федерации, но они также, похоже, не испытывают никаких угрызений совести по поводу нарушения международного права при нападении на города.

— С юридической точки зрения Федерация не подписала Конвенцию о соблюдении законов сухопутной войны.

— Да, проблематично.

Сотрудник прикрепил вопрос  “почему” прямо ему в лицо, и Рудерсдорф, несмотря на все свое раздражение, произнес слова по буквам.

— А что они будут делать с пленными?

— А? Пленными, сэр?

Рудерсдорф прервал офицера с невозмутимым лицом: — в этой войне нет правил! — Возможно, какие-то нормы и стандарты были записаны на клочке бумаги, но они не применимы к войне на Востоке.

— С точки зрения международного права, между Федерацией и Империей нет никаких правил, регулирующих борьбу. Служба безопасности сказала, что мы должны следовать конвенции на всякий случай, но вряд ли наши противники верят в взаимность.

— Мы просто должны надеяться, что Коммунистическая партия или кто-то другой будет прогрессивным.

— Ничего не ожидайте от этих специалистов в расстрельных отрядах и внутренних властях. Сохраните свое психическое здоровья.

28 МАРТА 1926 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ШТАБ ГЛАВНОЙ УДАРНОЙ ГРУППЫ.

Силы, которые имперская армия называла группой В, были названы главной ударной группой на стороне Федерации. С тех пор как начались боевые действия, захват контроля над имперскими землями и уничтожение имперской армии были целями главной ударной группы, когда они прорвались через границу, как войска, которые прожили всю свою жизнь для этого безрассудного наступления.

Они прорвались через задерживающую наступление Восточную группу армий имперской армии численным превосходством и продолжали свое целеустремленное наступление, не считаясь с потерями. Но выражение лиц офицеров было странно напряженным, трудно поддающимся описанию, далеким от восторга.

И именно потому, что они приближались, их мрачные лица становились все более и более суровыми.

На лицах генералов и штабистов, присутствовавших на заседании Военного совета, которое проводил мозг главной ударной группы в штабе, было ясно, что они близки к своей критической точке.

— Хотя наши наступающие силы в настоящее время сталкиваются с довольно сильным сопротивлением, имперские части отступают, а значит, мы все еще можем продолжать наступление.

— В идеале мы должны были бы дождаться прибытия тяжелой артиллерии, но у нас есть войска, полные желания и решимости пожертвовать собой ради революции. Конечно, я думаю, что такие храбрые, верные люди должны иметь артиллерийскую поддержку…

Это был военный совет, поэтому, естественно, доклады были о войне.

Так что вот вам кое-что.

Само собой, очень важно использовать соответствующие формулировки и держать отчеты краткими, чтобы не вызвать непонимания. Даже самые поспешно выращенные и мобилизованные                    офицеры армии Федерации знали это (даже если они могли выполнить миссию — это уже другая история).

— Товарищи генералы, прошу прощения, но как именно идет война?

— Так же, как вы слышали в рапорте, товарищ политрук.

На самом деле они имели склонность слишком много болтать, а армия Федерации не была настолько дилетантской, чтобы позволить себе болтливых высокопоставленных офицеров и политработников. Во всяком случае, возможно, проблема заключалась в том, что они не были ни любителями, ни дураками.

— Итак, товарищи генералы, как вы оцениваете сложившуюся ситуацию?

— Мы хотели бы услышать от вас о партийных директивах. Думаю, вы эксперт в этом.

— Это правда, что я отвечаю за военную политику, конечно…

Окольный обмен словами, со скрытыми смыслами.

— Совет становится ужасно жарким. Давайте немного расслабимся, джентльмены.

После того как ручеек кислого разговора иссяк в неловком молчании, председатель проявил свое остроумие. Все стояли, словно спасенные, и жались друг к другу, разговаривая между собой с лицами, выражающими досаду.

Разумеется, шепотом. Но даже сейчас, когда военный совет явно оживился, разговоры были все еще мрачными, потому что все оглядывались вокруг и знали, что остальные тоже их озвучивают…

Нет, все внутренне вздыхали, чувствуя себя беспомощными.

Заявление правительства о том, чтобы они продолжали оказывать давление на имперскую армию, должно быть, было ошибкой.

Да, они прорвались через границу в своем первоначальном наступлении.

И действительно, части имперской армии отступали.

Но любой человек в армии Федерации, обладающий приличными военными знаниями, опасался приукрашиваний в отчетах, отправляемых в Москву.

На индивидуальном уровне, это было сделано для защиты их позиции. Они просто напишут что-нибудь, чтобы звучать немного смелее.

Учитывая “особую политическую обстановку”, в которой действовала армия Федерации, они могли понять, почему люди на передовой пишут такие вещи. И потому что они понимают. Нетрудно было представить себе, какие изменения будут происходить с тыла.

Вероятно, что-то вроде: “моральный дух имперской армии по большей части рухнул. В настоящее время мы искореняем фанатичное сопротивление, продвигаясь вперед”.

Другими словами, имперская армия проигрывала, а армия Федерации подавляла фанатиков, сопротивлявшихся ее плавному продвижению.

Такой отчет можно было назвать далеким от реальности…

— Так что же на самом деле происходит?

— Совсем не так как вы ожидали. Имперская армия движется гораздо быстрее, чем мы думали.

Они не смогли сокрушить организованную оппозицию, и сейчас их единственным врагом была Восточная группа армий. Учитывая доктрину имперской армии и географические обстоятельства, они не смогут избежать крайне проблематичного прибытия Великой армии в качестве подкрепления.

И что хуже всего... — мрачно подумали несколько человек, проглатывая слова, которые не могли произнести.

Были признаки того, что Великая армия появится гораздо быстрее, чем ожидалось.

— Невероятно проблематично, что у нас нет возможности выиграть воздушный бой. Я понимаю, что нас вынудили “неотложные обстоятельства” перевести те немногие магические подразделения, которые у нас есть, знаю, у нас не было выбора, но это все еще трудно.

— Отряды магов?

— Я слышал, что от этих парней одни неприятности, но есть большая разница между тем, что вы слышите, и тем, что видите. Что, черт возьми, имели в виду политические офицеры, когда говорили нам, что у них меньше огневой мощи, чем у артиллерии, они медленнее самолетов и меньше пехоты, так что они не будут представлять угрозы?

— Это уже слишком далеко зашло. Возможно, вы захотите посмотреть сами... Тем не менее, я согласен с вами. Ситуация с нашим снабжением и без того была достаточно скверной, но благодаря магам, прорвавшимся в тылу, линии почти разрушились.

А потери в воздушных боях, о которых Москва всегда сообщала как о ничтожных, истощали наступательные ресурсы армии Федерации.

Воздушный флот имперской армии мог похвастаться своей мощью, в то время как военно-воздушные силы армии Федерации не имели иного выбора, кроме как сражаться в невыгодном положении. Ну, можно сказать, что они все еще почти не оказывали отчаянного сопротивления, даже если все, что они могли сделать, это предложить поддержку сверху.

То, как Федерация управляла магическими силами, было худшим из возможных. Оковы прошлого были тяжелы, и магические силы армии Федерации остались позади. По этой причине несколько старомодных блоков были самым большим, с чем он мог работать.

— А, ну да. Я хотел спросить вас кое о чем... Правда ли слух, что один политрук подал заявку на отправку магических отрядов в нашу сторону?

— Если вы говорите об офицере Чобаркове, то, по-видимому, это правда... Вот почему его отвезли домой в комиссариат внутренних дел на слушание или что-то в этом роде.

Когда ограниченное число магов было убрано, наступил переломный момент. Слух о том, что кто-то в конце концов запротестовал против того, чтобы им разрешили пользоваться их немногочисленными подразделениями, вовсе не был слухом.

К сожалению, все оказалось гораздо хуже, чем говорили слухи. Человек, который возражал, был увезен, и новый политический офицер, вероятно, был проинструктирован с нереалистичными докладами в качестве его замены…

— А, понятно.

Его вздох был оплакиванием их мира, где человек со здравым смыслом был сокрушен в тот момент, когда набрался смелости, чтобы поднять реальность.

Это были профессиональные солдаты с современным образованием. Хотя идеологическое просвещение* является предвзятым, любой, кто воевал на фронте, мог видеть, что их снаряжение уступает снаряжению противника, они понимали это настолько хорошо, что их тошнило. Единственной проблемой была та, которую можно было понять с первого взгляда на атмосферу в конференц-зале.

Они не могли возражать против партийных решений... мало того, они даже не могли выразить никаких сомнений относительно партийного восприятия. Для офицеров, которые вели ограниченные разговоры здесь и там по комнате, настороженно наблюдая за политработниками, это было крайне неприятно, но именно так обстояло дело в армии Федерации.

— Понимают ли ситуацию оставшиеся политработники?

— Конечно. Они могут по-идиотски придерживаться идеологии, но каким же надо быть невеждой, чтобы не понимать, что происходит?..

— Если бы они только сказали нам отступить. Если бы они просто сказали нам не гнаться слишком далеко и вместо этого зафиксировать позиции.

Отступление имперской армии, как и тогда, когда она разгромила Республику, вероятно, следует рассматривать как тактическое отступление. — С этим все генералы были согласны.

Для них достаточно было одного взгляда на карту, чтобы все стало ясно.

Армия Федерации вливалась в красивую полумесяцевую вмятину в центре, но подразделения оборонительной линии имперской армии, левый и правый края, оказывали странно сильное сопротивление, особенно в Тигенхофе, который одно время был полностью окружен, но затем получил новое подразделение магов в качестве подкрепления.

Даже сейчас они атаковали, но начали чувствовать холод, как будто постепенно продвигались все дальше и дальше в окружение имперской армии.

Как солдаты, они действительно хотели немедленно остановиться и перестроить свою оборону. Но. Все они колебались, прежде чем сказать об этом. Они ничего не могли поделать.

Потому что знали, что первый же человек, который откроет рот, чтобы призвать к остановке, будет признан Коммунистической партией непростительным предателем!

И это было после того, как на Москву напал отряд магов. Партийная элита, должно быть, жаждала найти козла отпущения. Никто из людей не хотел попасть под их пристальный взгляд — они были инстинктивно напуганы.

Отсюда и отчаянные взгляды на политработников.

Одно их слово и партия исполнит сказанное, и мы будем спасены.

И так как у одной стороны на уме одно, то и другая сторона думает о том же.

Люди в целом похожи друг на друга, и их мыслительные процессы часто похожи. Для политработников, которые уже некоторое время были на грани молчаливых взглядов, намерения военных офицеров были кристально ясны…

— Каков наш статус?

— Полный кризис. Линия фронта продолжает посылать нам вдохновенные отчеты, но все будет очевидно, как только ві отправитесь на инспекцию. Имперская армия не разваливается... Я почти уверен, что они просто отступают, чтобы заманить нас в ловушку, ожидая подкрепления.

Вопреки донесениям, направленным в Москву, положение на фронтах было далеко не таким, каким они хотели видеть.

Политработники тоже имели некоторое военное образование.

Если бы они находились недалеко от настоящего поля боя и разговаривали с солдатами, даже если бы их ненавидели... Не было никакого способа неправильно понять ситуацию, в которой находилась армия Федерации.

— Думаю, очевидно, если посмотреть на карту. В том направлении, куда мы хотим идти, есть упорная оборона. Враг гонит нас туда, куда хочет.

Реплики были горькими, а затяжки сигарет — безмолвными. В комнате, наполненной неописуемым раздражением и дымом, безнадежная ситуация заставила мужчин в отчаянии качать головой…

— Если генералы прикажут нам отступать…

— Смогут ли они убедить Москву — неизвестно. Но если бы мы могли сделать это свершившимся фактом…

— Будет чрезвычайно трудно. Проклятые генералы хотят заставить нас снова поднять эту тему.

Кто возьмет на себя ответственность сообщить о поражении в Москву?

То, что разрывало на части штаб главной ударной группы, в конце концов, было истинными чувствами и страхом каждого — никто не хотел, чтобы Москва смотрела на них. Если они сделают доклад, Москва может все переосмыслить. Но Москва была в бешенстве от наглости. Враг растоптал Москву, и они не могли остановить его.

— Политрук Чобарков уже пробовал, верно? Теперь настала очередь армии. Военная стратегия —  их проблема с самого начала, не так ли?

В сложившихся обстоятельствах даже простое возражение против передачи партией магических подразделений для защиты Москвы было самым большим, что мог сделать политрук для линии фронта... По крайней мере, они пожертвовали одним из своих.

А теперь твоя очередь.

В их положении говорить об этом было табу, но таково было острое мнение политработников по вопросу.

Непроизвольные стоны красноречиво свидетельствовали о том, насколько неудобным было их положение.

Для политработников опасность открыть рот в этот момент была очевидна. Но они также боялись выглядеть так, будто у них нет никакого плана.

Что произойдет, если армия Федерации продолжит безрассудные атаки?

Если Комиссариат внутренних дел обратит на них свой глаз, то с ними покончено. Любой, кто мог представить себе наказание, ожидающее их в случае поражения, испытывал необычайно трудное время, проявляя инициативу. Они знали, как думают аппаратчики и президиум, и это не оставляло им иного выбора, кроме страха.

Они извивались и боролись, а потом, наконец, нашли выход.

— Есть одна хорошая новость. Подразделение в Тигенхофе подчиняется непосредственно их Генеральному штабу.

Один из мужчин, просматривая документы в поисках плана, обнаружил положительный отчет. Они нашли способ использовать информацию в отчете о вражеской цепочке командования.

— Прямо Генеральному штабу?

— Да. Вы, вероятно, поймете, если я скажу, что это подразделение, которое сделало сами-знаете-что.

Отряд магов, который нанес удар по Москве и устроил грандиозную демонстрацию уничтожения достоинства и авторитета Федерации и Коммунистической партии. Узнав, что преступники находятся в Тигенхофе, они получили свое оправдание…

— Давайте предложим напасть на Тигенхоф. Если мы сделаем все правильно, то избежим кризиса окружения и докажем армии, что она нуждается в нас.

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ТИГЕНХОФ.

— М-Майор!

Таню буквально разбудила лейтенант Серебрякова, которая остановилась в той же квартире, что и она, в Тигенхофе.

— Лейтенант Серебрякова? Что случилось?

— Наступление! Армия Федерации уже в движении!

Судя по тому, какая она бледная, очевидно, что это не маленький шаг.

Почувствовав кризис, Таня отбрасывает одеяло и вскакивает с кровати. К счастью, а может быть, и к несчастью, нигде не было видно детской пижамы, потому что она спит в своей униформе. Ее низкое кровяное давление после пробуждения раздражает, но сейчас у нее нет времени беспокоиться о таких вещах.

Проглотив остывший кофе, Таня задает несколько быстрых вопросов, чтобы получить представление об их ситуации.

— А сколько их было?..

— По данным воздушного флота, как минимум восемь дивизий.

— Что? Как минимум восемь?

Наступление, по самым оптимистичным оценкам, вчетверо превосходит их собственные две дивизии. Таня была уверена, что их наступление будет проведено с меньшей численностью, но даже она, как попугай, повторила число. — Их слишком много. — Она на мгновение сомневается в правдивости сообщения разведывательного самолета, но потом качает головой. — Нет.

— Крупное наступление? Если они пошлют такое количество войск в нашу сторону сейчас, они, конечно, смогут защитить свои фланги, но видели ли они наши планы маневра?

Если враг меняет свои движения, то для этого должна быть причина. Насколько Таня знает, жесткость коммунистической мысли и командной цепочки легендарна.

То, что они отказались от своего безрассудного прорыва на центральных линиях и предприняли крупное наступление на Тигенхоф, который находиться в стороне, совершенно неожиданно.

— Атака оставит их центральное наступление... Должны ли мы предположить, что раз они перебрасывают так много сил сюда, то произошла утечка разведданных? Да, но они идут так медленно. Должно быть, поняли, что мы делаем, и двигаются в ответ.

Любой может догадаться, что цель имперской армии окружить и уничтожить армию Федерации в маневренном сражение. Традиционно Генштаб можно считать верующим в Канны, то есть последователями двойного окружения. Поэтому вполне разумно, что армия Федерации стоит на страже против него.

Даже если и была утечка информации, предложение Тани сделать Тигенхоф базой было только что принято.

— Они, должно быть, почувствовали, что им грозит опасность быть окруженными.

Человек, недооценивающий армию Федерации как кучку бездельников, которые движутся в соответствии со своей негибкой командной структурой, как Красная армия, был полной ошибкой.

Если коммунисты могут реагировать на лету, война не будет такой простой.

— Н-да, некогда об этом думать. Как остальные войска видят положение противника?

— Штаб обеих дивизий пришел к выводу, что есть признаки крупного наступления. Капитан Вайс ждет снаружи…

— Как заботливо с его стороны.

То, что у моих подчиненных, разжигателей войны*, есть деликатность, чтобы помнить о половых различиях, немного удивляет. Тем не менее, важно действовать, когда придет время.

— Извините, за опоздание!

Выскочив из своей комнаты и увидев Вайса полностью одетым, Таня осознает свою роль.

— Меня проинформировали о сложившейся ситуации. А пока я отправляюсь в объединенный штаб дивизии. В сложившихся обстоятельствах мне необходимо подтвердить, каковы планы командиров дивизий.

Таня и ее войска — только что прибывшее подкрепление. Первоначально батальон Тани планировал поддерживать только две дивизии в Тигенхофе, пока не появятся новые подкрепления.

Так что, если она не поймет, что движет всеми, войны не будет. Это раздражает, но Таня ошибалась, думая, что вражеская армия не будет действовать так быстро. Она может только скрежетать зубами от своей наивности, смеясь над склонностью коммунистов быть дураками.

— Капитан Вайс, пока я этим занимаюсь, оставляю подразделение на ваше усмотрение! Приготовьтесь к вылазке немедленно и будьте готовы к прыжку на вражеский авангард в небе!

— Да, мэм. Мы перейдем к подготовке в ускоренном темпе.

— Если чувствуете, что необходимо, вы можете атаковать, не дожидаясь моих указаний. Но имейте в виду оборону города, когда решаете, как далеко идти. Мы стремимся к господству в небе, но не делаем ничего, кроме перехвата. Я не хочу, чтобы батальон нес бессмысленные потери.

— Так точно, Майор!

Оставив его со словами “рассчитываю на вас”, Таня мчится в объединенный штаб третьей и тридцать второй дивизий и застывает в шоке снова, как только она прибывает.

Воздушная разведка показывает несколько вражеских подразделений, состоящих из пехотных дивизий на подходе. Удивительно, но Федерация даже не позаботилась о тяжелой технике и осмеливается совершать набеги на город с легкими подразделениями.

Однако серьезная проблема заключается в том, что обороняющаяся сторона имеет только две дивизии. То есть две недоукомплектованные дивизии в середине отступления. Учитывая, что они были практически отрезаны до прибытия 203-го воздушного магического батальона, обстоятельства ужасно тяжелые.

Во-первых, невозможно ожидать, что они будут иметь концентрацию сил для предотвращения подходов со всех направлений.

Такими темпами мы будем защищаться изнутри города. Большинство гражданских лиц эвакуировалось, но даже в таком случае, будет огромная проблема, чтобы выдержать волновые атаки армии Федерации, защищая остатки.

Кроме того, Федерация не подписала несколько международных договоров. Закон войны здесь не действует.

— Итак, наш батальон продвигается вперед для защиты города. Мы заманим врага и вступим в затяжной бой на окраине Тигенхофа.

Таким образом, вернувшись в свой батальон, хотя и расстроенная, Таня объясняет неизбежный план перехвата Вайсу, Серебряковой и Гранцу. Конечно, это не значит, что они достаточно хорошо понимают ситуацию своего врага, чтобы делать ужасно сложные маневры.

Они будут продвигаться вперед и выигрывать время, как только они разберутся со всем. Современный магический батальон берет на себя роль традиционной легкой кавалерии, вроде, все верно.

— А вы уверены? Генеральный штаб поручил нам быть авангардом в подвижном сражении. Если мы израсходуем всю нашу энергию на отсрочку боя здесь, первоначальный план рухнет.

— Мы говорим не просто о прорыве — вся передовая база на нашем фланге вот-вот будет поглощена. У нас нет другого выбора, кроме как перехватить их. Думаю, Генеральный штаб поймет. —  Не говоря уже об этом. Таня вызывающе улыбается. — Мы также можем считать, что противник посылает сюда остальные свои резервы. Если мы пройдем через сражение, то все, что нам останется, — короткая работа с армией Федерации за вычетом их поддержки.

— У вас есть выдержка, но план кажется слишком напряженным.

— Воу, лейтенант Гранц. Разве ты забыл о Рейнском фронте? Если выступите против целого корпуса, забудьте о дивизиях! Это не так уж невозможно. Если собираетесь попытаться выйти из ситуации, сказав, что задание слишком трудное, я не возражаю против того, чтобы отправить вас против них самостоятельно — как насчет такого?

— Командир, не могли бы вы прекратить издеваться надо мной…

— Да, Лейтенант Гранц. Будь занозой где-нибудь еще, а не на поле боя. Тебе нужно научиться кое-какой трудовой этике.

Она похлопывает удрученного Гранца по плечу. Благодаря ему, остальная часть подразделения посмеивается, несмотря на то, что они вот-вот столкнутся с подавляюще огромной армией Федерации. Хорошо, что у меня есть немного эмоционального пространства для маневра. Особенно для трудной работы лучше всего иметь надлежащую степень напряжения в паре с надлежащей степенью спокойствия.

Паника всегда приводит к ошибкам.

— Хорошо, батальон. Как обычно, мы собираемся встать на пути врага. Вы узнали в школе — часть о том, как агрессивно делать то, что ваш оппонент ненавидит. — В конце концов. Таня усмехается, прежде чем продолжить: — я хорошая девочка, вы же знаете. Естественно, я беру на себя инициативу делать то, что другие ненавидят.

— Ха-ха-ха. Вы попали в самую точку, мэм.

— Так ведь? Хорошо, Капитан Вайс. Операция уже началась. Наши противники в армии Федерации оказались более гибкими, чем мы думали. А теперь посмотрим, что они могут сделать.

Коммунисты — выдающиеся противники.

Так что никакой беспечности, никаких посторонних мыслей — мы должны убить их, чтобы больше никогда не беспокоить и благополучно дожить до завтрашнего утра.

Эти парни убивают за свою идеологию. Мы не можем проиграть идиотам, которые не знают принципа вреда.

С новым энтузиазмом 203-й воздушный магический батальон взлетает и продвигается навстречу приближающимся подразделениям Федерации. Вскоре в поле зрения появляется отряд, который кажется Авангардом, но Таня невероятно растеряна.

— Что за... Мы уже так близко, а они все еще не выслали свои отряды воздушных магов?

Ее ворчание подытоживает причину.

Когда она поворачивается к своему адъютанту Серебряковой, которая находится на вахте, то получает отрицательное покачивание головой в ответ.

— Лейтенант, мы же не пролетаем над Дакией!

— Я понимаю, что вы имеете в виду, но майор... Я ничего не обнаруживаю. Вы что-нибудь улавливаете?

— Нет — отвечает она, но так ошарашена, что слово теряет силу.

И все же Серебрякова, с таким же озадаченным выражением лица, должно быть, чувствовала то же самое. Независимо от того, как будет происходить сражение, если они вторгаются в тыл противника, то идут на них лоб в лоб с дополнительной целью разведки боем.

Разведка боем делать для того, чтобы увидеть, как враг справится с ними, они были готовы сражаться с воздушными магами Федерации, но это то, что они получают. Даже Таня не представляла, что их некому будет встретить.

— Мы все еще должны быть начеку, чтобы не попасть в засаду, но может они пытаются втянуть нас? Это же армия Федерации! Неужели они действительно собираются просто принимать анти-наземные атаки незащищенными, как Дакия с ее нехваткой воздушных или магических сил?

И именно они нападают. Таня прикинула, что, учитывая их скудную тяжелую артиллерию, они бросят туда все воздушные и магические силы, которые им придется наверстать. Вот как вы обычно  справляетесь с ситуацией, и без контроля над небом эта битва будет односторонней резней.

Вся причина, по которой Таня решила вступить в бой и проверить их силу, заключалась в том, чтобы выяснить масштаб и решительность сил. Но это пустая трата времени. Даже если бы они попытались понять, как думает враг, или если бы Таня сделала свои собственные суждения, ни один контакт с вражескими магами не является потенциально фатальным для обеих целей.

Невозможно предсказать их тактику.

— Мы летим в открытую! Если нас не перехватят, тогда... Будьте начеку, готовьтесь к засадам и атакам с поверхности. Давайте исключим возможность появления каких-либо врагов, подстерегающих нас в засаде.

Все, что мы можем сделать, — нанести удар, осторожно, но без колебаний.

Таня обдумывает несколько способов борьбы с потенциальными врагами и готовится к ответу независимо от того, присутствуют они или нет.

— Фея 01 с уведомлением для батальона! Готовьте анти-поверхностные атаки! Не забывайте следить за своими флангами. Поддерживайте друг друга и внимательно следите за окружающим воздухом!

Это все равно, что играть двуручным молотом с одной рукой, связанной за спиной. — А вот и мы! —  Таня кричит и машет рукой с винтовкой, давая сигнал всем приготовиться к атаке.

— Готовим атакующую формацию! Члены отряда, следуйте за мной!

Спокойно собранный отряд начинает крутое снижение по ее приказу. Готовясь к самой опасной части — отступлению после спуска, — Таня держит за спиной свой отряд, по сути, стену из мяса. — Быть командиром впереди, — здорово. — Таня смеется, когда ее высота резко падает, и когда достигает точки прямой видимости, где она может видеть глаза своих врагов — она использует шанс, которого так долго ждала.

Ответный огонь паникующей вражеской сухопутной армии ограничен, поэтому ей легко выбрать командира, наблюдая за растерянными солдатами.

Члены ее роты выстраивают свои сверкающие стволы, задаваясь вопросом, когда они смогут выстрелить своими формульными пулями — Сейчас? — Сейчас? — и голос Тани гремит так, словно она несет послание с небес. — Прямо сейчас! Проявить свои взрывные формулы! Анти-поверхностная атака, сейчас же!

Она вычисляет формулу с помощью своей модели 97 и проявляет ее в соответствующих координатах.

Выпущенная с идеальным временем, формула летит точно в середину вражеской пехоты, буквально взрывая область, которая только что едва поддерживала дисциплину.

Формула Тани вспыхивает и взрывается, а за ней следует цепочка взрывных формул, выпущенных ее отрядом, которые льются вниз с модельной, можно даже сказать, квинтэссенцией плотности. Учитывая вторичные взрывы и летящую шрапнель, ей не нужно спрашивать наблюдающих сопровождающих, чтобы узнать, что они получили результаты... Враги слишком легко сокрушаются.

Солдаты в панике разбегаются по земле, совсем как те дакийские солдаты, которые сломали строй и побежали. — Действительно вспоминаю ту одностороннюю игру в Дакии.

Но. Таня упражняется в самообладании и кричит по рации, что пора отходить.

— Отступайте! Уходим!

— 08 — 01. Их зенитный огонь ограничен! Прошу разрешения на повторный удар!

— Отказано, 08! Мы здесь не для того, чтобы увеличивать наши медали! Приготовьтесь к отступлению!

Предложение от ее подчиненного добиться большего приходит по радио.

Не так уж плохо купаться в радости надрать задницу коммунистам в бою, но поле боя не было создано для погони за индивидуальным счастьем.

— Майор?!

— Давай ударим по ним как можно сильнее! Мы должны атаковать снова!

Я понимаю, что они чувствуют, но мы не можем смешивать нашу цель и наш метод. У Тани есть все необходимое, чтобы криво усмехнуться.

По какой-то причине члены 203-го воздушного магического батальона действительно являются разжигателями войны. Как только они замечают врага, все, о чем они могут думать, — впиться в него зубами и не отпускать.

— Фея 01 — всем подразделениям! Приготовьтесь к отступлению! Мы отступаем! Уходите вместе со своими отрядами. Как только мы перегруппируемся, то проскочим мимо вражеских позиций. Сделайте поиск и уничтожение магических сил вашим главным приоритетом!

Она кричит, чтобы никто не оборачивался, высматривая преследователей, и когда они перегруппировываются в воздухе, она проверяет снаряжение каждого.

Хотя все быстро перегруппировались, Таня обнаружила, что Вайс сосредоточенно смотрит на землю. Он считает, что мы должны ударить по коммунистам и сейчас.

Не слишком ли он рвется в бой? Удивительно храбрый? Так или иначе, Вайс — разумный человек, которому трудно прямо возразить своему начальнику. Это один из тех случаев, когда босс должен вмешаться и быть внимательным. Хорошо. Таня пожимает плечами и осторожно подзывает его.

— Вице-командир, вы один из тех, кто считает, что мы должны снова открыть огонь?..

— Могу я сказать вам, что думаю, майор? Это, вероятно, будут единственные подразделения без воздушного прикрытия. Если мы не ударим по ним сейчас, наши войска пострадают позже.

Когда Таня прямо спрашивает Вайса, недоволен ли он своим уходом, он начинает спорить. И то, что он говорит, верно. Не то чтобы Таня не учла, что их соперник, возможно, потерял инициативу. И именно потому, что она следовала тому же ходу мыслей, батальон отступает.

— Это может быть ловушка. Мы же говорим о коммунистах. Мы не можем исключить возможность того, что, пока мы играем с дивизионом, ответственным за избиение, они посылают настоящих бойцов.

Даже военно-морской флот Единых Штатов использовал радиолокационные пикеты почти как мишени для нанесения ударов; использование их для защиты флота было просто реальностью.

Пока противники — коммунисты, нельзя исключать возможность того, что они используют какое-то случайное подразделение в качестве приманки, а затем атакуют своими реальными силами.

— Хорошо, давайте продолжим процедуру поиска и уничтожения. Я просто надеюсь, что все пройдет хорошо.

С этими словами она приказывает своим войскам следовать за ней и крадется для повторения атаки туда, где по-видимому, проходит маршрут атаки армии Федерации.

Вот каково — добиться большого успеха против виртуальных роев врагов.

Батальон семь раз замечает новые наземные дивизии противника, но никогда не встречают никаких вражеских воздушных или магических сил.

План состоял в том, чтобы искать и уничтожать, заманивать врага, как в жестокую легкую ловушку, но хотя они проливают дождь наказания на землю, враг никогда не появляется.

Сообщив об этом в третью и тридцать вторую дивизии, укрывшиеся в Тигенхофе, Таня замечает новую партию сухопутных войск. — А есть еще и другие? — Она уже практически потеряла терпение.

— Опять свежие войска? О чем вы вообще сейчас думаете, придурки из Федерации? Вы собираетесь выставить боевые ресурсы в качестве целей для анти-наземных атак? Я ничего не понимаю.

Если Федерация действительно не заботится о потере восьми дивизий, то я задаюсь вопросом о масштабах их резервных сил. Сколько их там, даже в этом самом районе, который мы осматриваем?

Нет. — Тогда Таня переключает передачу и приводит свое измученное тело в форму для еще одного удара по поверхности.

Как будто планировала это с самого начала, она наносит удар по восьмой дивизии за день, чтобы продолжить поиски магов.

Результаты те же самые.

А 203-й воздушный магический батальон, должно быть, уже привык к противовоздушному перехвату Федерации. Несколько минут они курсируют по краю огневого рубежа, и когда войска Федерации начинают панически стрелять, маги спокойно наблюдают за своими целями.

Неужели именно так они все и делают?

Хотя они проявляют неожиданное самообладание, не стреляя вслепую, когда маги находятся вне их досягаемости, они имеют тенденцию стрелять во все, в тот момент, когда мы едва входим в него. Если вы помните такие особенности о вражеских армиях, они удивительно удобны. Сделав мысленную пометку, Таня кивает на устало звучащий доклад Серебряковой о том, что батальон перегруппировался и никто не был сбит.

— Отличная работа, лейтенант Серебрякова. Никаких потерь, но как насчет усталости?..

— Майор, мы очень устали. — Серебрякова почти никогда не жалуется, но теперь признается, что очень устала.

Думаю время пришло. — Таня вынуждена признать, что даже у ее батальона есть пределы, когда дело доходит до способности выдерживать длинное сражение.

Так как они проводят разведку боем, они несут оружие и боеприпасы в предположении, что там будет бой. И это подразделение воздушных магов. С их вычислительными сферами в одиночку у них есть несколько вариантов антиповерхностного удара — им даже не нужно использовать формульные пули. Она уговаривала их продолжать борьбу, но ее подчиненные действительно приближаются к опасному уровню истощения, не говоря уже о том, что у них заканчиваются боеприпасы.

— А что это была за дивизия только что?

— Как и ожидалось, новый самолет, а не один из семи, которые мы уже сбили... Думаю, нам следует серьезно отнестись к разведке воздушного флота.

— Так это и есть восемь дивизий?

Разговаривая с Серебряковой и глядя правде в глаза, что оценка в восемь дивизий не может быть ниже, Таня, будучи Таней, все же должна пробормотать: “я не понимаю, однако. Интересно, где сейчас их военно-воздушные силы? От этого вопроса у меня разболелась голова.”

— Прошу прощения, майор, Но если они не вышли после того, как мы их так сильно атаковали, то, может быть... может быть... здесь их нет?

Замечание Серебряковой на мгновение ошеломило Таню. — У армии Федерации нет воздушных магических сил?

Она смеется, о невозможности такой ситуации. — Но лейтенант Серебрякова, это не может быть правдой. Именно они перешли в наступление.

— А кроме того... — продолжает объяснять Таня. В отличие от дореволюционной Дакийской армии, армия Федерации может быть коммунистической, но Федерация все же умудряется считаться крупной державой. Независимо от качества, они действительно использует воздушные силы, и были сообщения от различных подразделений, что они были довольно жесткими.

— Вы читали боевые сводки воздушного флота, развернутого на Востоке? Они говорят, что в настоящее время сражаются за превосходство в воздухе с военно-воздушными силами Федерации, включая магические подразделения!

— Да, Майор. Но это означает, что армия Федерации должна понимать важность превосходства в воздухе.

Не поспоришь. — Таня кивает. Хотя война идет в их пользу, она слышит, что воздушные бои идут тяжело. В конце концов, многие имперские маги дислоцируются в важных точках Запада, ведя состязание в гляделках с Содружеством. Не то чтобы их было так уж мало на Востоке, но иметь дело с целой армией Федерации лицом к лицу очень тяжело.

— Они оставили нас в покое все время... Я имею в виду, я пыталась думать о различных перспективах, которые могут быть у Федерации, но не могу придумать никаких причин, кроме отсутствия сил.

— В этом есть смысл, но... Нет, ты права.

В таком случае, я думаю, что неправильно поняла ситуацию. Таня сожалеет, что у нее были такие большие ожидания. Вместо того чтобы беспокоиться о поисках, мы должны были сосредоточить наши усилия на нанесении ударов по поверхности.

Хоть перспективы и были пятьдесят на пятьдесят, ее беспокоит, что она упустила шанс.

Даже если бы они возобновили атаки сейчас, ее подразделение полностью устало, и это оптимистичное описание. Если она будет давить на них слишком сильно, они не смогут проявить свои полные возможности, даже если возобновление возможно.

Логический расчет Тани за и против категорически отвергает бессмысленное втискивание элит, таких как 203-й батальон в толпу врагов как бессмысленную жертву. Какой ужасный позор, но им нужен отдых и припасы.

— Мы отступаем... Попросим Тигенхоф дать нам отдых и припасы. Оставим работу по атаке наземных сил другому подразделению магов. О — продолжает Таня. — И передайте майору Хофену из 213-го магического батальона, что мы отклоняем его предложение выпить.

Серебрякова, морщиться, и Гранц, выглядевший разочарованным, подтверждают приказ.

Гранц, похоже, действительно питает слабость к выпивке. Нехорошо, — размышляет Таня. Чрезмерное употребление алкоголя аморально, и хотя вопрос больше личных предпочтений, Таня собирается сказать ему, что, возможно, ему следует уделять немного больше внимания своему здоровью, когда она ловит себя на мысле.

Неужели я собираюсь посягнуть на чью-то личную свободу?

И на сомнительных моральных основаниях?

29 МАРТА 1926 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ ИМПЕРСКОЙ АРМИИ.

Примерно в то же самое время у майора Тани фон Дегуршаф возникли некоторые внутренние конфликты по поводу ее психического состояния и возвращения ее подразделения обратно в Тигенхоф... Генерал-лейтенант фон Рудерсдорф был выбит из постели известием, что силы Федерации приближаются к Тигенхофу. Следующее сообщение о том, что 203-й воздушный магический батальон перехватил их и добился своего, заставило его улыбнуться.

Маги основательно потрепали восемь вражеских дивизий. Если бы только две дивизии отсиживались в Тигенхофе, город мог пасть... Но, очевидно, в конце концов Дегуршаф применила самую настоящую мобильную оборону.

Она зашла так далеко, что послала отчет, извиняясь за то, что действовала, чтобы выманить вражеских магов, и слишком поздно поняла, что их нет, но это было просто ее стремление к совершенству. Рудерсдорф даже усмехнулся, услышав странное извинение.

Она взяла на себя огромную армию, расстроившую их так сильно, что им будет трудно продвигаться вперед, и доказала отсутствие вражеских магических сил. В результате многие имеющиеся резервы армии Федерации были задержаны.

— Великолепно! Великолепно!

Тогда он был уверен, что они одержат победу.

Мы победили.

Теперь оставалось только одно.

Пошлите туда поток солдат, всех людей, которых Империя могла сдвинуть с места, чтобы нанести удар по ослабленным слабым местам истощенной армии Федерации.

1. Дора — немецкая 80-сантиметровая железнодорожная пушка.

2. Атеросклероз — хроническое заболевание артерий эластического и мышечно-эластического типа.

3. Идеологическое воспитание — давайте изучать политическую теорию партии, чтобы установить правильный социализм! А? Мы служим в армии, так что это не имеет к нам никакого отношения?! Бунт! Такой приятный урок.

По-видимому, солдаты чувствовали, что эта “крытая тренировка” была не так уж плоха, потому что все, что им нужно было делать, это сидеть.

4. Разжигатель войны — Сумасшедшая война. Эти флюиды клана Симадзу.