Онлайн чтение книги Военная хроника маленькой девочки The Saga of Tanya the Evil
Время истекло

10 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ТЕРРИТОРИЯ ФЕДЕРАЦИИ. ВОЕННО-МОРСКАЯ БАЗА.

Из всех медицинских учреждений Федерации, военно-морская база была самой передовой, поскольку поддерживала связь с Западной стороной. По крайней мере, их можно назвать настоящими больницами. Они были укомплектованы полным набором квалифицированных медицинских работников.

И само собой, что они обращали внимание не только на количество, но и на качество. Что же касается лекарств, то они были далеко не самыми лучшими лекарствами, привезенными с Западной стороны.

По крайней мере, в отличие от чрезвычайно ужасной интенсивности лечения на передовой, это место было несравненно благословенным. Больница имела чистые простыни, резкий запах дезинфицирующего спирта и тщательно вымытый пол.

Медицинские офицеры на передовой линии, которым, как сообщалось, не хватало медикаментов, перестали даже мечтать о подобных учреждениях.

Но как бы хорошо ни были оборудованы помещения…

— Эй, эй, помоги мне выбраться! Пожалуйста, мне нужен сердечный стимулятор! Скорее!

— Прекрати... Томас! Джексон уже не с нами!

— Полковник Дрейк! Вы же не всерьез! Пожалуйста, не говорите глупостей! Джексон! Эй, Джексон! Держись! Ты ведь едешь домой, правда?!

Военные госпитали были... госпиталями.

Видя, как один из подчиненных офицеров кричит, не в силах смириться со смертью безжизненного молодого мага... он уже привык к подобному.

К чему только не привыкнешь, — мысленно посетовал подполковник Дрейк; когда он вошел в комнату, какая-то часть его пересохшего сердца хотела выпить чего-нибудь покрепче.

— Эй! Осмотрите его еще раз! — Томас набросился на медика Федерации.

— Н-но...

Дрейк понимал чувства Томаса, как никто другой.

Магические отряды гордились тем, что их связывают узы столь же тесные, как и семейные. Сколько офицеров могли оставаться спокойными, когда теряли друга, который сопровождал их в трудную минуту, который преломлял с ними хлеб?

— Не умирай здесь!

И вдобавок он вспомнил, что младший лейтенант Джексон был младше старшего лейтенанта Томаса на год. — Они были друзьями еще со времен академии — он должен был сказать это в прошедшем времени. Дрейку тоже было ужасно стыдно.

— Лейтенант Томас!

— Полковник, здесь какая-то ошибка!

Тем не менее, это не могло больше продолжаться.

— У нас много других солдат, которые нуждаются в лечении. Потише, лейтенант Томас!

— Но!

Он не назвал бы это истерикой.

Он понимал, что теряет самообладание до такой степени, что отвергает разум.

Довольно трудно привыкнуть к... этому.

Если бы ему не пришлось стать свидетелем стольких смертей своих подчиненных, что он стал почти невосприимчивым...

Это была ужасная работа и ужасное положение. Но жертвы на войне неизбежны. Пока они неизбежны, офицеры должны принимать их как таковые и делать то, что необходимо.

— Остынь!

Он врезал Томасу и воспользовался его потрясением, чтобы вытащить его из комнаты, как будто выгонял неприятность. К счастью, друзья этого идиота, которые беспокоились о нем, подобрали его.

Алкоголь и время были единственными вещами, которые он мог прописать, чтобы решить  проблему. Сегодня вечером ничего не оставалось делать, кроме как пить, словно рыба. — Я дам им время поделиться воспоминаниями о покойных и поплакать по-мужски.

Дрейк слегка поморщился, когда понял, как много он пил с начала войны. Он всегда пил самым отвратительным образом, никогда не получая удовольствия; с таким же успехом он мог пить спирт для растирания. С такой скоростью он чувствовал, что скоро забудет, как наслаждаться хорошим напитком.

Но. — Он вернул свое сознание к реальности и поклонился. — Мне очень жаль, что мой офицер встал у вас на пути. Пожалуйста, осмотрите других раненых.

— Нет, нет все.…

— Неважно как, но он действительно причинил неприятности. Пожалуйста, позвольте мне извиниться.

Дрейк недвусмысленно сказал своим магам, что они должны относиться к медицинским офицерам и персоналу Федерации с уважением.

Их союзники вливали в них ограниченные медицинские ресурсы.

Склонив голову и поблагодарив персонал, который так усердно работал, а затем развернувшись и осыпая их оскорблениями, было неправильно. Вот почему Дрейк не колебался. Он низко поклонился молодому медику, которого беспокоил Томас.

Это была его работа как ответственной стороны.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Конечно, вполне естественно испытывать чувства по поводу потери своего подчиненного. — Откуда-то сбоку послышалось нежное сопрано.

Учитывая, что это был госпиталь, военный или нет, там все еще было достаточно женского персонала, что не было редкостью. Не говоря уже о том, что мужчины и женщины довольно давно служили вместе в магических частях и тыловых подразделениях.

Женщине, которая заговорила, было, наверное, чуть за двадцать? Бросив на него несколько нежный взгляд, она подошла. Но в форме линейного офицера?.. Дрейк никогда раньше ее не видел. Когда он проверил ее ранг, все стало еще более странным.

Несмотря на то, что он вдолбил в свой мозг ранги армии Федерации, он не узнал повязку.

И что самое странное, как только медик увидел ее, он отдал ей прощальный салют и помчался на работу.

Дрейк по опыту знал, что это значит.

Это было похоже на бегство крыс с корабля. Когда пришла беда, проворные морские маги разбежались точно так же.

— Простите, а вы кто?

— Я Лилия Ивановна Танечка, одна из тех скромных девиц, которых другие называют политруками. Я — политический комиссар низкого ранга, а также старший лейтенант армии Федерации. Пожалуйста, зовите меня Лилия.

Мягкое поведение и вежливая манера говорить.

Но то, что она говорила, было очень важно. — Я никогда не думал, что настанет день, когда мы будем иметь дело с политработниками, комиссарами или кем-то еще.

— Скромность — слово, которое мне придется искать в словаре Федерации позже. Я — подполковник Дрейк из Первого Экспедиционного корпуса морской пехоты Содружества.

— Рада познакомиться с вами, полковник Дрейк.

Она совсем не походила на простого старшего лейтенанта, но все равно. У него был приказ от товарищей на родине обращаться с политическими комиссарами не как с военными, а как с государственными служащими.

Хотя у него не было непосредственного опыта, он слышал более чем достаточно слухов.

То, что они были занозой в заднице, было доказано медиком, который ранее улизнул, как кролик. — Мне бы очень хотелось избежать неприятностей…

— А теперь я должна исполнить свой неприятный долг.

— Долг?

— О, я полагаю, что это вводит в заблуждение.

Дрейк напрягся, но женщина выпрямилась и поклонилась.

— Как член партии, я выражаю наше сочувствие и соболезнование в связи с вашей жертвой и вкладом. Как человек, я очень сожалею о вашей потере.

— Я ценю, что вы говорите. С вашими чувствами и соболезнованиями, я чувствую, что смогу показать свое лицо его семье... несмотря на то, что я никчемный командир. Спасибо.

Затем он медленно сказал ей.

Они были не единственными, кто столкнулся с ужасным отрядом имперских магов, дьяволом Рейна и ее бандой. Армия Федерации тоже многим пожертвовала.

— Уже поздно, но, пожалуйста, примите благодарность и уважение одного офицера Содружества за самопожертвование вашей страны и за то, что вы сражались бок о бок с нами.

— Это большая честь для меня. Конечно, это лучший прощальный подарок для моих погибших товарищей.

В ее словах было больше искренности и честности, чем просто на словах.

Вот почему он колебался.

— Наверное, посторонний не должен так говорить, но…

— Пожалуйста, продолжайте. Комиссариат внутренних дел сказал выслушать любое мнения наших союзников.

Может быть, он был неосторожен, потому что получил разрешение?

Хотя родная страна велела ему быть осторожным... Дрейк пропустил просьбу мимо ушей.

— Тогда еще одно. Надеюсь, вы не будете слишком сильно винить своих офицеров.

— Вы хотите сказать, что замолвите словечко за нашего товарища полковника?

— Я не хочу вмешиваться во внутренние дела, но…

— Мне не терпится услышать, что вы скажете.

— Полковник Михаил и другие представители вашей нации сделали все возможное в этой битве.

Полковник Михаил и его люди вместе с ними сражались с дьяволом Рейна. Дрейк поймал себя на том, что спорит о том, как храбро они сражались.

Откровенно говоря, он боялся, что, говоря это, переступает какую-то черту в культуре Федерации. Он был так взволнован, что доставил неприятности уже задержанным, что его лицо напряглось прежде, чем он смог это остановить.

— У партии есть философия вознаграждения и наказания. Но это война. К сожалению, даже то, что вы делаете все возможное, не гарантирует успеха. — Она улыбнулась ему. — Пожалуйста, успокойтесь. Я не знаю, поможет ли это, но я напишу записку, что все усилия наших товарищей были высоко оценены внешней стороной.

— Честно говоря, я был бы вам очень признателен... но вы уверены, что все в порядке?

— Все в порядке?

— Офицер Лилия, я не предполагаю, что знаю ваше положение в вашей стране, но можно ли в данный момент оставить письменную запись, что вы одобряете мнение постороннего?

— Хи-хи-хи. Похоже, твоя забота обо мне приняла странный оборот.

Она мирно рассмеялась своим нежным сопрано.

Она, казалось, нисколько не беспокоилась о себе.

— Со мной все будет в порядке, — заявила она без колебаний. — То, что вы хорошо справились со своей работой, не обязательно означает, что за этим последуют результаты. К сожалению, это относится и к моей стране.

В ярко-голубых глазах, неотрывно смотревших на него, была ее твердая воля.

— Но использовать это как предлог, чтобы наказать кого-то, — это не то, как работает коммунизм. Можно сказать, что защита от этого — наша работа.

— А?..

— О, вы читали имперскую пропаганду? — Она поморщилась и попросила его не верить этому. —  К сожалению, я должна сказать, что мне известно многое о Федерации и нашей материнской партии. Но истина — то, что вы видите здесь. — Она указала на себя, а потом с улыбкой на Дрейка. — Мы тоже люди. Как вы думаете, могли бы вы видеть нас своими соседями — такими, какие мы есть, без дискриминации?

— Я недооценил вас. У меня такое чувство, будто я встретил дружелюбного соседа.

Он покачал головой и уже собирался протянуть руку, когда наконец вспомнил, где находится. — Если я поцелую ей руку, то, скорее всего, получу взбучку.

Он не был так впечатлен с тех пор, как встретил голубую кровь дома. Но это была Федерация. Честно говоря, ему было трудно представить, что остались какие-то старые семьи…

Вот почему он задал ей вопрос — он чувствовал, что находится в присутствии кого-то совершенно неожиданного. — Кстати, вы не против? Может быть, это и невежливо, но вы кажетесь слишком молодой, офицер Лилия.

— Разве я выгляжу неопытной? Я только что закончил академию…

— Ах, как бестактно. Мне не следовало поднимать тему возраста с женщиной. Как это некультурно с моей стороны. Мне ужасно стыдно.

Извинившись, он мысленно поморщился, что упустил возможность узнать о ее прошлом.

Если бы она была из старой семьи, то, будь то Академия Красной Армии Федерации или политическая академия, они, вероятно, отказали бы ей в приеме на основании ее статуса.

Не то чтобы красных дворян не было, но имя Лилия Ивановна Танечка ни о чем не говорило. Он даже никогда не слышал о ее семье.

— Очевидно, человек может стать грубым в компании шумных морских магов, даже не осознавая этого. Должно быть, я сошел с ума, спрашивая женщину ее возраста. — Он снова поклонился, повторив, как невероятно смущен, и посмотрел, как она реагирует... кривая улыбка.

Не раздражение или замешательство? Блин, больше никаких зондирований, которые закончатся только позором. — Как раз в тот момент, когда он думал, как вытянуть из нее больше информации, он заметил приближающегося старшего лейтенанта.

Это была лейтенант Мэри Сью.

Хотя она считалась личным составом Содружества, на самом деле она состояла в добровольческом подразделении Союза Антанты, присланном из Единых Штатов.

Они были буквально уничтожены. Их рота была прикреплена к Королеве Анжуйской с миссией непосредственной поддержки, и в результате их второго столкновения с дьяволом  Рейна большинство из них было выведено из строя. Их осталось только четверо.

Тех, кто едва выжил, как Мэри Сью, было достаточно, чтобы сформировать взвод. Это было совершенно трагично.

— Прошу прощения, полковник. О похоронах…

— Извини, я сейчас немного занят. Давай поговорим позже, лейтенант Сью.

Хотя он несколько раз позволял ей спорить с ним на эту тему, он не хотел обсуждать в присутствии третьей стороны.

Дрейк послал политруку Лилии извиняющийся взгляд.

— Ммм, я не возражаю.

— Уверены, что все в порядке?

— Как это досадно, — невольно подумал он. Было бы прекрасно, если бы лейтенант Сью просто поняла намек и удалилась, но...

— Я не настолько бессердечна, чтобы не уважать жертвоприношения людей, преследующих ту же цель, что и я. Здравствуйте, можно узнать ваше имя?

Как только она поклонилась и вежливо представила их друг другу, Дрейк не смог найти предлога, чтобы остановить их.

— Я старший лейтенант Мэри Сью. Я — часть добровольного магического батальона из Единых Штатов.

— Ну и ну! Значит, ты не работаешь в тылу, да?

Комиссар выразила свое удивление, встретив еще одну женщину, служившую на фронте. Не в силах придумать причину, чтобы прогнать ее, Дрейк отстал.

Он даже не нашел возможности прервать их разговор.

— О, мне очень жаль. Я Лилия Ивановна Танечка. Если хочешь, почему бы нам не стать друзьями?

Хотя она тепло протянула ему руку, она была увлечена своей работой. — Да, часть работы политических комиссаров заключается в ведении переговоров между подразделениями Содружества и Федерацией.

— Но работа прежде всего. Дай мне знать, если я когда-нибудь смогу тебе помочь.

Столкнувшись с улыбкой, которая, казалось, говорила: “Не стесняйся говорить со мной в любое время!” Дрейк никак не мог возразить.

— Э-э, вы не возражаете, полковник Дрейк?

— Конечно, все в порядке.

Насколько спокойнее он чувствовал бы себя, если бы мог отвергнуть ее предложение прямо сейчас? Конечно, если Сью собиралась нерешительно подтвердить его слова, она могла бы подумать об их положении с самого начала. Пока Дрейк наблюдал за происходящим, испытывая стыд за то, что не может помешать двум людям с деликатными позициями взаимодействовать в этот момент... разговор набирал обороты, если не больше.

Было слишком поздно сожалеть о том, что он не был более решительным и не заставил ее уйти с самого начала.

— Итак... о месте захоронения…

Как он и думал, лейтенант Сью указала место, где они будут хоронить мертвых. По правде говоря, эта тема уже порядком надоела Дрейку.

— Я уже консультировался с Федерацией, чтобы получить здесь место. Оно уже должно быть выделено. Может, с ним что-то не так?

— Хотите похоронить их здесь?..

Опять? — Дрейк задумался и кивнул.  — Совершенно верно.

— Если бы только временно, я бы поняла. Но, полковник Дрейк, хоронить наших людей в чужой стране было бы...

— Лейтенант, я не хочу говорить, но таковы правила. Как правило, мы хороним наших погибших на земле, где они умерли. Вы должны знать, что это стандартная практика для Содружества. Мы не можем причинять неприятности другим странам во время войны.

Она давно заметила разницу в ценностях.

Солдаты Содружества были похоронены там, где они так храбро пали. И в официальном постановлении оговаривалось, что по возможности мемориал должен быть построен на земле, где они погибли.

Больше ничего не разрешалось.

— Если понадобится, мы можем отправить личные вещи в тыл. Но вообще говоря, наши герои спят на земле, где падают.

— При всем моем уважении, а как же их отечество? А как насчет того, чтобы отпустить их домой отдохнуть?

В ответ, — надо ли говорить?

Лейтенант Сью отчаянно настаивала на своем. И это было что-то общее у нее с другими бывшими солдатами Союза Антанты: у них было глубоко укоренившееся желание быть похороненными в своих родных городах.

Если они так смотрят на жизнь и смерть в Союзе Антанты, Дрейк хотел бы уважать это как можно дольше, но, думая о том, какая это головная боль, он должен был указать на что-то. — Вы, должны помнить, что завербованы в армию Содружества. Это не то, что я хочу сказать, но я не могу позволить тебе забыть, к чьим силам ты принадлежишь.

— Но... нашим вечным пристанищем должен быть наш дом.

— Я понимаю, но ты слишком сентиментальна.

Федерация готовила мемориал. А устав предусматривал захоронение там, где погибли солдаты. Если при таких обстоятельствах они откажутся от мемориала Федерации и скажут, что забирают своих мертвых домой, это может вызвать политический спор.

Зачем Содружеству, которое обычно хоронило своих покойников за границей, забирать их трупы домой? Кто знает, каковы будут международные последствия этого события?

Учитывая деликатный характер сотрудничества между Содружеством и Федерацией, на Дрейка, как на командира, оказывалось большое давление.

Он никак не мог принять ее мольбу.

Каждый раз, когда он получал одно из настойчивых прошений, он мог только отклонить его.

— Но…

— Извини, но я ничего не могу сказать.

— …

Как раз в тот момент, когда наступила неприятная тишина…

— Прошу прощения, полковник Дрейк. Можно мне кое-что сказать?

Нежное сопрано развеяло неловкость.

— Конечно, офицер Лилия, если у вас есть мнение, то непременно.

— Разве не естественно испытывать чувства к своему отечеству, к родному городу?

— Конечно.

— Тогда я думаю, что это по-человечески — желать, чтобы дом стал твоим последним пристанищем.

Дрейк хотел было сказать, что она права, но тут его глаза расширились.

— Если хотите, я могу устроить кенотаф в качестве временного пристанища. А потом, когда Союз Антанты будет освобожден, они смогут вернуться домой.

— Я был бы очень признателен.

Если бы Федерация предлагала…

Это, безусловно, оправдывало его.

По крайней мере, она не пересекала границу, установленную родной страной. — Ну, нет, Хаберграм, наверное, закатит истерику.

Но он уже был готов к этому, поскольку они не смогли защитить Королеву Анжуйскую.

Возможно, быть ответственным за провал нелегко, но у него не было причин стыдиться того, что он унижался ради выгоды своих подчиненных.

— Ну ладно, что же. Наверное, мне пора идти. Офицер Лилия, пожалуйста, дайте мне знать, если мои войска доставят вам слишком много хлопот.

Когда Дрейк отдал честь и ушел, его голова уже была заполнена процедурами и требованиями. Если временное погребение можно устроить, то все, что ему нужно — разрешение из дома.

Я, наверное, смогу пройти через это, если буду настаивать не как военный Содружества, а как Добровольческая армия из Единых Штатов. Нет, я обязательно выдержу.

***

Видя, как полковник Дрейк буквально топает прочь, я почувствовала, что совершила ошибку. Я снова и снова возвращалась к одной и той же теме.

Я почти сдалась, когда увидела, как он подавляет свое раздражение по поводу моей просьбы.

Мне кажется, я не сказала ничего плохого…

Но я понимаю, что моя просьба доставила ему немало хлопот.

Потом я вспомнила, что произошло, и поспешила поблагодарить человека, которая бросила мне спасательный круг.

— Гмм, офицер Лилия?

— Могу я называть вас Мэри?

— Конечно.

Она коллега полковника Дрейка на стороне Федерации и политический офицер.

— Спасибо. Пожалуйста, зовите меня также Лилией. Вам не нужно использовать титул. Если возможно, я бы хотела, чтобы мы стали друзьями. — Потом она добавила. — О, и я слышала о вас — о людях, сопротивляющихся, несмотря на то, что Союз Антанты был оккупирован Империей. Для меня большая честь познакомиться с вами.

Она казалась такой доброй, что мне пришлось подойти и спросить: вы не сердитесь на нас?

— Обида?.. С чего бы это?

Лилия выглядела озадаченной. Правда, мне не следовало спрашивать. Но мой рот сделал это сам по себе. — Это мы начали всю войну. Те, кто вызвал проблему. Или — о да-я слышала, как люди называют наше отечество “обанкротившимся родственником”.

Я чуть ли не самоуничижительно пробормотала правду.

Все, кто сражался с Империей, шептали об этом. — Мы могли бы избежать этой бессмысленной войны, если бы только Союз Антанты не был так беспечен.

К сожалению, — я мысленно вздохнула, — я уже привыкла, что обо мне говорят за моей спиной.

— Ну, я не могу отрицать, что это была трансграничная операция Союза Антанты, которая привела все в движение. История будет говорить о нем как о событии, которое вызвало огромную войну.

Вот почему, когда Лилия понимающе кивнула, я, как обычно, собралась с духом. Я была уверена, что она будет критиковать нас, упрекать, говорить, что это наша вина.

— Вы дали им повод, в этом нет никаких сомнений. Но на этом все.

— И все?

Я не понимала, потому что не могла поверить, что это правда. Но когда она улыбнулась и сказала “да”, я была так поражена, что даже не мог смотреть ей в глаза.

— Враги, приближающиеся к границе, отбрасываются назад. Итак, когда речь заходит о вашей армии Союза Антанты…

— Да, я знаю. Мы пересекли границу, так что это была наша вина. Все нормально.

Лилия слегка кивнула и ответила: “но то, что Империя сделала после, выходило за рамки простой защиты границ. Это должен был быть небольшой пограничный конфликт, но Империя начала крупную мобилизацию. Тебе это не кажется странным?

— Подождите, но разве с точки зрения военных мобилизация не является естественной реакцией? Я имею в виду, посмотрите на масштабы этой войны. Я могу понять, почему они призывают к всеобщей мобилизации.

— Да, возможно, так оно и было. Если Империя с самого начала предвидела войну такого масштаба.

— …?

У меня даже не было времени спросить, что она имела в виду, прежде чем она дала мне объяснение.

— Не пойми меня неправильно, но если Империя просто хотела нанести удар по Союзу Антанты — это может показаться странным, но не было никакой причины мобилизовать всю свою армию.

Когда я ахнула, Лилия слегка кивнула мне. То, что она сказала дальше, совершенно потрясло меня.

— И вдобавок ко всему, они провели крупномасштабную мобилизацию и продвинулись на север. Но что же произошло, когда Республика ударила по западному Промышленному району с фланга Империи? Как известно всему миру, Империя отреагировала с удивительной гибкостью,  несмотря на то, что основные силы Империи были развернуты на севере.”

— Это…

— Армия не может освободиться от своего первоначального плана.

Она произнесла фразу спокойно, но с такой убежденностью. Каждый солдат знал это.

Ты не можешь двинуть армию по своей прихоти. Даже с предварительной подготовкой и тщательными приготовлениями армия оставалась пленницей неопределенности.

Так почему же тогда Империя смогла удержать западный фронт, несмотря на непредвиденное нападение?

— Если бы они не были готовы, то не было бы никакой возможности... Когда я услышала это в Москве, я начала понимать. Империя с самого начала использовала Союз Антанты.

Я никогда об этом не думала. Но теперь, когда она упомянула... Я смогла принять новую точку зрения.

Тем не менее, это заставило меня задуматься, но... если то, что говорила Лилия, было правдой... Я сглотнула и спросила, едва думая: “вы хотите сказать, что наше правительство было обмануто?”

— Даже не знаю. Но из того, что я слышала, есть вероятность преднамеренной провокации.

— Значит, Империя заставила их поверить, что не будет реагировать на трансграничную операцию?

— Это всего лишь предположение.

Да, всего лишь предположение. — В этот момент я попыталась сохранить хладнокровие. Невозможно было узнать, о чем в то время думало правительство Союза Антанты.

Все это были лишь предположения.

Это была всего лишь гипотеза без доказательств, смешанная с надеждой. Но неужели мой отец и все мои друзья должны были умереть за это?

— Да, возможно, вы правы, Лилия. Или можете ошибаться. Но важно смотреть на вещи с разных точек зрения.

— Да, хорошо иметь много точек зрения.

— Спасибо. Независимо от того, верю я в это или нет... вы первый человек, который не относится ко мне как к нарушителю спокойствия.

Но еще важнее было то, что... меня не отвергли. Конечно, нас тепло встретили. Но тон их комментариев заставил нервничать: неужели они считают нас помехой?

Злоба. В доме бабушки я ее не чувствовала.

По мере того как война обострялась и число жертв росло, я начала ощущать ее в Содружестве.

Если бы я сказала, что не ожидала увидеть то же самое в Федерации, я бы солгала.

— Вы не сделали ничего плохого, так что если кто-то из моих товарищей в Федерации скажет что-то... Нет, если любой скажет что-то, дайте мне знать. Это часть моих обязательств здесь.

— Спасибо. Я думаю, что вы первый человек, с которым я могу поговорить.

— Что? Мэри, а как насчет полковника Дрейка? Он кажется хорошим парнем. Я уверена, что он хотя бы выслушает тебя.

— Да, но... он солдат Содружества до мозга костей. Я имею в виду, что он очень внимателен. Но он солгал бы, если бы сказал, что не думает, что это беспорядок, который устроил Союз Антанты.

Я думаю, что мы оба чувствовали стену между нами из-за несопоставимой лояльности.

Полковник Дрейк сражался за свою родину, а я — за свою. Когда два человека сражаются за разные отечества, неизбежно возникает некоторая разобщенность. Это печальная правда…

— Наверное, я никогда не делала этого раньше.

— Никогда не делала чего?

— Не думаю, что я когда-либо говорила о таких вещах с кем-то из другой страны.

Пока я не встретила Лилию, я могла поделиться своими тревогами только с другими членами Добровольческой армии... А теперь большинство моих товарищей пало.

Долг тех, кто остался — освободить отечество, в которое верил мой отец и те мужчины и женщины. Но... — Я вытерла слезы, которые вот-вот должны были упасть, и улыбнулась. — Ах, я думаю, что испытываю облегчение, обнаружив, что такой разговор возможен.

— Желаю тебе большой удачи в жизни, Мэри. Будут трудные времена, но будут и хорошие. У тебя еще вся жизнь впереди.

— Это странно. Но да, думаю, это один из способов выразиться.

— Именно так, мой друг.

Она лучезарно улыбнулась мне.

— О, мне нравится эта... эта фраза.

Ее улыбка была такой яркой, что я едва могла смотреть на нее, я чувствовала себя настолько ошеломленной.

— Тогда, еще раз, было приятно познакомиться с тобой, Мэри.

Я взяла предложенную ей руку.

Она была теплой и нежной.

Вот почему я тоже могла улыбаться.

— Да. Спасибо, Лилия. Мой друг.

Приятно познакомиться, мой друг.

16 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ ЧАСТЬ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА, ГАРНИЗОН БОЕВОЙ ГРУППЫ “САЛАМАНДРА”.

Настроение командира боевой группы “Саламандра”, подполковника Тани фон Дегуршаф, резко падает, как давление в урагане.

Отчасти потому, что она все еще находится в исследовательской и разведывательной миссии для проверки боевой группы — они были назначены на часть линии фронта, далеко удаленную от основного района боевых действий.

В то время как основные силы собираются на юго-востоке и готовятся к крупной операции, Саламандрам было сказано получить некоторый опыт выживания зимой на северо-востоке, что является разумным. Миссия флангового патрулирования, которая может ускорить тренировки — продуманная договоренность.

Но если вдуматься, то... рука, которую ей сдали, заставила Таню скорбеть до последнего и на пределе своего остроумия…

— Войны нельзя затягивать. Мы собираемся использовать всех наших драгоценных ветеранов. Неужели они действительно думают, что та разношерстная команда сможет удержать фронт?

Подразделения, которые она получила, даже зеленее, чем ожидалось.

— Большинство из них — новобранцы, а не кадровые солдаты. Это слишком для ветеранов, с которыми мне приходится иметь дело... Ах, какая головная боль.

Сказав так много, она понимает, что говорит довольно безответственно, но она не может лгать о своих чувствах. Она действительно в отчаянии от карт, которые держит в руках.

Подполковник Угер из корпуса обслуживания говорил правду, когда говорил, что основной состав будет состоять из ветеранов. Он действительно получил нас, ветеранов

Если на вашей стороне надежный бывший одноклассник из военного колледжа, все становится намного проще.

Тем не менее, даже Угер... всего лишь один штабной офицер. Он не в том положении, чтобы все организовывать. Хорошо, что он обеспечил нас ветеранами... жаль только, что он не мог позаботиться и о качестве новобранцев.

Таня переоценила количество тренировок, которые им предстоят, и не может об этом пожалеть.

Хотя они тренируются параллельно с подготовкой позиций, в основном в деревне, где они находятся в гарнизоне на зиму, невозможно ожидать хороших результатов.

Они не просто нуждаются в правильном поведении на поле боя, им даже не хватает основательного образования, необходимого солдату на передовой.

Это все равно, что бросить нового члена команды продаж на передовую, когда они еще даже не знают о продуктах компании. Если отбросить тот факт, что вы пытаетесь заполнить вакансии для сотрудников, это неизбежно вызовет путаницу.

Кроме того, новички даже не единственная проблема. Офицеры, которых нам выделили, тоже далеки от идеала.

Мы реквизировали часть здания, которое должно было служить штабом Коммунистической партии Федерации. Когда мои надежные офицеры воевали против новых офицеров, пусть и на карте, результаты были ужасны.

Нет, некоторые из них заслуживают похвалы. Просто в этом мире их гораздо больше.

Даже если оценивать их с помощью самых косвенных формулировок и быть полной надежд, насколько это возможно, они все равно недостаточно квалифицированы, чтобы я могла доверять им как офицерам.

А это мои подчиненные.

Сидя с майором Вайсом, комментирующим выступления новичков в общей комнате штаба, он заканчивает примерно 10-процентной похвалой и 90-процентной критикой.

— Капитан Аренс был лучшим из всех. Как командир бронетанкового подразделения, он знает свое дело. Его наивность, когда дело доходит до использования артиллерии и магических подразделений, приемлема, потому что это не его область знаний.

— Да, с ним проблем не будет. Я слышала, что полковник фон Лерген добыл его для нас... Если бы только они все были так хороши.

К счастью, капитан Эльмер Аренс — порядочный офицер. Как только он будет обучен, то станет хорошим солдатом.

Но он самый лучший.

Испытывать облегчение от того, что хотя бы один из них пригоден для использования —  ужасно.

— Капитан Ральф Мейберт из артиллерии должен быть просто расстрелян.

— Полковник…

— Я знаю, не нужно повторять снова. И все же... Я не могу поверить, что у меня есть неумелый солдат, который управляет артиллерией. Кто знает, сколько патронов он израсходует? Это же восток, знаете ли!

Артиллерийская доктрина Имперской Армии специализировалась и была оптимизирована для ведения окопной войны. Армии всегда носят с собой прошлые сражения. По-видимому, для того, чтобы оптимизировать для нового поля боя, вам придется заплатить ужасающую плату за урок опыта.

Когда твоя голова заполнена предположениями о старых полях сражений во время тренировок с теоретиками... Ты все еще можешь летать на Западе. Но... — выдыхает Таня совершенно пресыщенным голосом. — Отбрось опыт, полученный на Рейнском фронте! Линии снабжения, на которых мы базируемся, слишком разные.

— Да, полковник... наши запасы уязвимы...

— Все гораздо хуже, майор Вайс. Я уверена, что вы тоже болезненно осознаете. Я не могу допустить, чтобы кто-то тратил впустую снаряды. Наши поставки могут быть прерваны завтра, насколько нам известно!

Снабжение восточного фронта проходит через болото. Лошади являются основным средством передвижения. Грузовики едва ли можно использовать для пополнения запасов, но дорога не заасфальтирована.

Эти условия слишком сильно отличаются от западных линий, где мы в изобилии снабжались снарядами по легкорельсовому пути. Припасы здесь не даны. В крайнем случае, мы даже не можем быть уверены, что линии связи останутся на прежнем уровне

— Майор Вайс, помните, какую чушь сказал Мейберт, когда вы в третий раз перерезали им пути снабжения во время учений по составлению карт?

— Вы имеете в виду “запасы боеприпасов, с которых мы начали, были нереально малы, что затрудняет работу артиллерии”?

Вайс с отвращением выдавил из себя слова. Он и капитан Мейберт повторяли один и тот же сценарий в образовательных целях.

И все же... Таня сплевывает. — Этот идиот Мейберт ничему не учится. Нет, он просто говорит: “это странно”. — Благодаря чему он будет плохо влиять на других тупиц.

— Капитан Линхарт Тон и лейтенант Клаус Тоспан со временем будут хороши. Эти двое — пехотинцы, так что они могут справиться с любой проблемой самостоятельно.

Он что, пытался нас отвлечь? Или пытается их защитить?

Таня понимает, что он пытается окольным путем сменить тему разговора. Тем не менее, она считает, что есть некоторые проблемы, на которые стоит обратить внимание. — Тон и Тоспан оба болваны. Они думают, что могут справиться, но они новички, которые могут даже не знать, как поменять подгузник.

Вайс, молча морщась, вероятно, не имеет никакого ответа. Но он уже начинает беспокоиться.

Ах, я действительно немного сожалею. — Тогда Таня понимает, что она слишком эмоциональна.

— Я хотела спросить о сменной роте, посланной для батальона воздушных магов. — Таня снова переводит разговор на административные вопросы и спрашивает мнение Вайса.

— Это двенадцать магов во главе со старшим лейтенантом Теобальдом Вюстманом, все новенькие.

—  Именно это я и слышала. Так что дайте мне ваше откровенное мнение как о командире, так и о подразделении.

— Они находятся на лучшей стороне как способностей, так и качества.

А? — Его замечание удивляет Таню. Замена, которую Вайс получил из родной страны, была крайне недостаточной в плане мобильности. — Значит, лучше, чем ожидалось? Введи меня в курс дела.

— Да, я думаю, что персонал, должно быть, был несколько избирательным, когда выбирал их для нас. У них все отлично с точки зрения рвения и книжного обучения.

Таня уговаривает его продолжать, и он вздыхает.

— С другой стороны, как маги, они испытывают критическую нехватку опыта.

— Так вот что с ними не так.

Правду мы можем только оплакивать…

Независимо от того, насколько они качественны, этим новичкам не было дано никакого времени, чтобы набраться опыта. Поэтому неизбежно, что их не хватает.

— Совершенно верно, мэм. Дело не только в командире; у всех замен есть эта проблема... Я думаю, что мы должны собрать их в роту вместе.

Вы не можете заставить подразделение хорошо сотрудничать, если уровень подготовки членов разное. Я должна буду знать об их очень разных возможностях и попытаться найти им подходящее применение.

— Пожалуй, это все, что мы можем сделать. — Таня сокрушенно вздыхает. — Итак, 203-й  батальон воздушных магов временно становится батальоном плюс резервная рота…

— Жаль, но пусть лейтенант Гранц проведет новичков, как и было запланировано.

— А получиться из них хоть что-нибудь? Я понимаю, что им не хватает опыта, но последнее, что я видел, казалось, что они даже не могут выполнять основные маневры.

Каким бы хорошим учителем ни был Гранц…

Проблема опыта все равно потребует времени.

Один день — двадцать четыре часа.

И по причинам физической силы, а также других военных обязанностей, невозможно тренироваться двадцать четыре часа в сутки.

Хуже всего то, что эти маги, которых нам выделили, с таким же успехом могли провалить курс полета. Они не прошли бы через программу обучения навыкам, которую знает Таня. Эти новички настолько некомпетентны, что, если бы это было до начала войны, она бы отправила их заново изучать основы.

Вот почему она должна повторить свой вопрос.

— Майор Вайс, я не сомневаюсь в вашем мнении. И все же, не кажется ли вам, что низкая способность отличается от недостатка опыта?

— Верно подмечено, но на этот раз это действительно не проблема индивидуального уровня. Я связался с лейтенантом Вюстманом, и если кто-то и виноват, так это инструкторы в тылу, заставляющие их проходить абсурдно ускоренную подготовку. Я был удивлен. У них меньше ста часов в воздухе. Мы говорим о двух цифрах.

Таня чуть не вскрикивает рефлекторно “что”? Две цифры летного времени...?

— Ты хочешь сказать, что они такие зеленые, что еще и ста часов не пробыли?

— По словам лейтенанта Вюстмана и других новичков, если вы пробудете сто часов, вас отправят прямо на передовую.

— Это ужасное оправдание, но я понимаю... у нас нет выбора. Давайте просто будем благодарны, что у нас есть замена. Я слышала, что с тех пор, как разразилась огромная война, в армию призвали всех здоровых людей, но я не знала, что мы тратим их впустую с такой убогой подготовкой.

В тотальной войне типы новых солдат, которых получит командир, могут быть широко разделены на три категории.

Первый — просто люди, которые недавно достигли призывного возраста. Чтобы это звучало красиво, это человеческий ресурс, который обновляется каждый год. Это смесь пшеницы и мякины.

Второй — освобожденные от призыва люди, которые работают добровольцами.

Таня с трудом это понимает, но некоторые люди, несмотря на освобождение от призыва, добровольно идут на фронт. Кстати, многие из людей, по сути, являются пшеницей, которую вы хотите. Единственная загвоздка в том, что их очень трудно достать.

Придерживаясь доктрины тотальной войны, государство выжимает все имеющиеся у него человеческие ресурсы. Таким образом, большинство из тех, кто все еще освобожден от ответственности — небольшое число экспертов в области науки и техники или медицины и так далее. Когда они идут добровольцами, научно-исследовательские институты в тылу бросают их в смесь без жалоб.

Тем не менее, я слышала, что даже если некоторые исследователи и врачи добровольно идут на фронт, Генеральный штаб отклоняет их просьбу напрямую. Как я им завидую! Я искренне хочу поменяться с ними местами, но поскольку это невозможно, я оставлю все как есть.

Таким образом, последняя группа состоит из людей, которые пойманы расширением призыва. Это должно означать, что армия нуждается в людях, которые раньше были освобождены по возрасту, здоровью или физической подготовке.

Из этих трех источников приходят запасные войска, прошедшие ускоренную подготовку. У нас нет другого выбора, кроме как быть счастливыми, если они энергичны и умны; такова реальность ситуации с человеческими ресурсами Империи.

— Разве это не ужасно?

— В данных обстоятельствах здорово иметь бронетанковое подразделение в хорошем состоянии. К счастью, с их экипировкой и дисциплиной все в порядке. Командир, капитан Аренс, и его войска — хорошая часть. Я не могу отблагодарить полковника фон Лергена за то, что он прислал их нам.”

— Это правда, но... — Таня морщится. — Майор Вайс, проблема в пехоте и артиллерии, которые составляют большую часть личного состава боевой группы.

— Непонятно, выдержат ли они мобильную войну…

— Учитывая обязанности боевой группы, мобильной обороны будет трудно избежать. Но... —  она со вздохом встает и подходит к окну.

Снаружи пехотное подразделение строит траншею.

— Сейчас не время беспокоиться о мобильной войне. По-видимому, командирам вбили в голову новейшие теории гибкой обороны... эти инструкторы из пехотной академии-идиоты.

Вспоминая, как она велела двум командирам составить чертеж, Таня вздыхает. Должно быть, они научились этому в школе. Они предложили план оборонительной линии в соответствии с дотошной теорией обороны, которой так гордится Империя, и гибкой теорией обороны.

— Полковник, при всем моем уважении... в теории гибкой обороны нет ничего плохого.

— Нет, это правда, майор Вайс. Пока у вас есть правильные солдаты, правильное снаряжение и правильная система снабжения, я не могу отрицать, что она идеальна.

Гибкая оборона — тактика, которую Имперская Армия разработала во время своего опыта в окопах на Рейнском фронте. Хотя вы оттесняете врага от линии фронта, предполагается, что вы тоже будете двигаться.

С точки зрения чистой логики, это совершенно правильно.

Для ограниченного числа солдат, защищающих обширную территорию, передвижение является единственным вариантом.

В конце концов, если вы закроетесь в одной из основных оборонительных позиций, вы будете окружены. Чтобы избежать этого, вы не делаете основную оборонительную позицию, где участвуете в оборонительном бою. Вместо этого вы строите паучьи норы и простые огневые позиции впереди линий для предупреждения и удержания врагов на расстоянии. Вы можете дать им отпор, как только обнаружите их.

Это четкая теория, все прекрасно и хорошо.

Если у нее и есть какая-то проблема, так это то, что, поскольку вы перемещаетесь, нет никакого способа построить твердую линию.

— Но неизвестно, сможет ли эта боевая группа вообще вести мобильную войну! Вы говорите, что полк — эквивалентная сила одного батальона воздушных магов, двух пехотных батальонов, артиллерийского батальона и бронетанковой роты. Чтобы защищать район, для прикрытия которого потребуется дивизия?

— Может быть, они наполовину шутили?

— Шутили? Когда Тон и Тоспан предложили построить линию наступления, их лица были совершенно серьезны.

Одно воспоминание об этом истощает ее энергию. Она даже спросила их, собираются ли они взять дивизию и защищать весь район.

Но они только озадаченно смотрели на нее.

— Они просто не понимают.

— Они все еще думают, что гибкая оборона — правильный путь?

— Наверное. Так что мы должны пойти проверить линию позже. Их работа может оказаться не на высоте.

Таня рассудила, что их возможности сейчас ограничены. Честно говоря, все, что они могут сделать, это превратить свою деревню в крепость.

Она смирилась с тем, что они, вероятно, будут окружены, поэтому им нужно усилить оборону во всех направлениях.

Таким образом, быть окруженным — уже данность. Ее не интересует аргумент, что они не должны быть окружены. Должен быть предел тому, сколько может покрыть небольшое количество войск.

Независимо от того, насколько остры наши часовые, где-то должна быть дыра, позволяющая скрытно атаковать. Если мы не сможем принять версию будущего, где нас внезапно окружат, то в конце концов мы будем уничтожены.

— Знаешь... даже я думаю, что идея идти в осаду просто нелепа. Крайне раздражает, что у нас нет другого выхода. Но именно из-за этого нам нужно убедиться, что наша защита надежно построена.

— Да, Полковник.

— И в этом отношении я обеспокоена тем, что командиры пехоты ведут себя слишком небрежно. Я бы чувствовала себя лучше, если бы вы убедились, что они делают нормальную работу, майор Вайс…

— Понятно, Полковник. Можно мне взять лейтенанта Серебрякову?

— Хорошо. Сделайте тщательный осмотр.

— Да, мэм.

Таня качает головой и говорит, что рассчитывает на него.

— Этот тупоголовый Тон, похоже, все еще привязан к гибкой защите…

— Чего мы можем ожидать? Я не могу отрицать, что позиционная оборона уязвима для окружения и артиллерийских обстрелов. Вероятно, капитану Тону трудно избежать основного потока существующих идей.

Выражение лица Вайса немного напряженное. Он продолжает, чувствуя, что может в чем-то посочувствовать. Это не плохо, искать хорошие моменты в ваших войсках.

— Но, — огрызается Таня, — если тебе так нравится заниматься адвокатурой, может, тебе стоит сменить профессию и стать адвокатом? — Послушай, — продолжает она, — если бы мы оказались в ситуации, когда могли бы использовать гибкую защиту, он был бы прав. Проблема в том, что он не признает, что наша реальность не является подходящей средой для нее. Что мы можем сделать с неполной артиллерией и кучей новичков-пехотинцев, которые не могут справиться с мобильной войной, кроме позиционной обороны? В конечном счете, — с горечью добавляет она, — мы должны держать войска там, где они могут слышать голос своего командира.

Это все равно, что работать на полставки в магазине.

Если бы у нас был начальник смены, которому мы могли бы доверять, все могло бы быть по-другому. Если дать им некоторую власть и заставить их действовать по своему усмотрению, нагрузка босса, то есть командира, значительно облегчится.

Но что делать, если в очень загруженном магазине выделяются только неопытные совместители, которым нельзя доверять? Тогда, как командир, возглавляющий атаку, владелец магазина должен был весь день находиться у кассы.

— Если он даже этого не понимает, значит, он некомпетентен и вдобавок упрям! Я хочу, чтобы его застрелили! Очень жаль, что нет такого правила, которое позволяло бы нам посылать в расстрельную команду.

— Простите, могу я кое-что сказать? Если вы хотите выносить такие резкие суждения, может быть, вам следовало бы попробовать стать инспектором.

— Отличная мысль, майор Вайс. Когда мы выйдем на пенсию с действительной службы, давайте вместе займемся юридическими кругами. Хотя могу поспорить, что в конце концов мы встретимся в суде.

На самом деле это неплохая идея. — Таня улыбается от всего сердца.

Для отставного солдата вполне приличная работа. По крайней мере, она будет безопасной и стабильной.

— Ха-ха-ха, это ужасно. Ну, пока вы на меня не разозлились, мне лучше поторопиться. Я организую осмотр и все остальное…

— Хорошо. Будь строгим.

Вайс отдает честь и выходит из комнаты, а Таня, провожая его взглядом, с недовольной улыбкой снова обдумывает их положение. Нельзя сказать, что им раздали хорошие карты.

Но они уже начали игру. Она не может уйти только потому, что у нее плохая рука. Она может только попробовать сделать все что в ее силах.

Так что давайте подумаем, что можно сделать с теми картами, которые у нее есть.

— Черт возьми, это просто не стоит того. Должна ли я обратиться в Генеральный штаб за сверхурочной оплатой? Мм, думаю, что сначала я должна проверить правила, чтобы увидеть, распространяется ли пособие даже на офицеров и командиров боевых частей.

19 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ ЧАСТЬ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА, ГАРНИЗОН БОЕВОЙ ГРУППЫ “САЛАМАНДРА”.

Тренировка, построение позиции и еще раз тренировка.

То, что придает красочность дням, проведенной боевой группой Саламандр вдали от главного восточного фронта, на северо-востоке — бесконечные тренировки и учения. Предпринимаемые с целью повышения сплоченности и обеспечения того, чтобы каждый приобрел базовые навыки, они звучат в форме выкрикиваемых офицерских и унтер-офицеров приказов.

По крайней мере, никто из участников учений не расслабляется. То, что они все очень серьезно относятся к своим тренировкам — луч надежды. Но даже глядя, как они это делают, Таня ужасно нетерпелива.

У новых рекрутов есть стремление, но не те важные навыки, чтобы соответствовать. Неспособность полагаться на своих подчиненных даже в самых естественных вещах разъедает ее нервы.

Учение продвигается с темпом улитки. План майора Вайса и Тани по переобучению новичков до того, как зима действительно наступит, кажется безнадежным.

Поздно вечером в здании, реквизированном под штаб боевой группы, Таня просматривает данные метеослужбы и вздыхает, отчаянно нуждаясь в дополнительном времени…

— Через несколько недель начнется настоящая зима? Вся подготовка, которую нам все еще нужно сделать, будет сильно ограничивать количество времени и ресурсов, которые мы можем вложить в обучение.

И вдобавок им не хватает снаряжения для тренировок. Дома они могли бы использовать тренировочный полигон или другие сооружения. Но они сейчас находятся на линии фронта, хоть и удаленной от основной зоны конфликта. Она отлично подходит для того, чтобы солдаты привыкли к атмосфере поля боя, но с точки зрения удобств этот недостаток неизбежен.

Конечно, говорят, что один настоящий бой лучше сотни тренировок, но... я могу сказать по опыту: количество крови, пролитой на поле боя, обратно пропорционально количеству пота, пролитого на тренировках.

— Обучить этих солдат без фундамента и подготовить их к мобильным боям к январю? Я думаю, что могла быть более оптимистичной в отношении обучения пингвинов выстраиваться в шеренги и маршировать.

Вы можете уменьшить потери, даже просто убедившись, что войска знают, как рыть траншеи и использовать паучьи норы. Также важно научить их отличать друга от врага в рукопашной схватке и когда не стоит бросать ручную гранату.

Паникующие новички часто превращают не только себя, но и солдат рядом с ними в жертвы. Нам было бы выгоднее поставить пингвинов на патрульную линию, чем рекрутов, которые разбегаются в страхе…

— Когда я услышала, что некоторые страны дают пингвинам почетные звания, я подумала, что это ужасно дурной тон, но, возможно, это был абстрактный протест против того, что пингвины или медведи будут более полезны, чем паникующие новички.

Я думала, что это всего лишь талисманы, но важно правильно понимать вещи. — Вот это открытие, — думает Таня, допивая горячий кофе и медленно вставая.

Когда она смотрит на часы, то видит, что они ужасно близки к времени, которое она планировала. Скоро она получит запланированный отчет майора Вайса от его вахты на линии патрулирования.

Если нет никаких проблем, я, смогу лечь спать. Пожалуй, неплохо было бы принести чашу воды, чтобы умыться перед сном.

Несмотря на то, что это линия фронта, пока вокруг есть маги, никогда нет недостатка в горячей воде, за что я благодарна. Очевидно, что я не могу безоговорочно отмокать в ванне весь день, но если мне нужна горячая вода, чтобы вытереться, все, что мне нужно сделать, это нагреть ее с помощью формулы.

— Мои глаза так устали. Не повредит, если я немного отдохну.

Даже в разгар окопной битвы маги извлекают выгоду из некоторой гибкости. Это заставляет меня действительно почувствовать, как неоценимо далеко цивилизованный образ жизни заходит в поддержании своей человечности.

Обычные, цивилизованные привычки.

Когда вы испытываете нерегулярный ряд аномальных явлений, таких как война, поддержание вашего собственного образа жизни дисциплинированно необходимо для достижения ежедневного ритма.

Человечество — оплот разума, защищенный рутиной повседневной жизни.

— Ой, это никуда не годится. Я опаздываю на отчет Вайса.

Мне надо спешить, — думает она, направляясь к двери.…

Внезапно раздается стук в дверь. Нет, скорее какой-то измученный стук.

Ох, прощай.

Прощай, мой спокойный, здоровый, упорядоченный вечер.

Привет, дерьмовая нерегулярность. — Таня подтягивается.

- Входите!

— Прошу прощения, полковник. Мы получили срочное сообщение!

Это была ее адъютант, старший лейтенант Серебрякова, которая появилась с напряженным видом. Должно быть, случилось что-то ужасное, как Таня и ожидала.

Какая морока.

Я не знаю, кто это, черт возьми, но у них достаточно нервов, если они нарушают мои здоровые, цивилизованные привычки. Я собираюсь перевоспитать их в духе справедливости и цивилизованности.

— Это от майора Вайса из патрульной службы.

Таня просит ее прочитать его, и в ответ на ее взгляд Виша кивает и продолжает свой доклад.

— Это враг! Мы засекли врага.

— Где?

— Похоже, они из сферы влияния врага. Две бригады пехоты Федерации. Они быстро приближаются к передовой патрульной линии номер один.

От этого ей хочется прищелкнуть языком — тц.

Она ожидала такого нападения.

То есть мы не можем избежать численного превосходства.

Она с самого начала знала, что если враг нападет, неравенство сил между ними будет расти. В отличие от Имперской Армии, которая должна рассредоточить свои силы вдоль значительных оборонительных рубежей, армия Федерации может свободно концентрировать свои силы в одной точке. Это было не столько предположение, сколько уверенность.

Но все-таки две бригады? Если они выходят на столкновение, это практически определение чрезмерности.

Если бы они околачивались здесь днем, то отразить их с помощью воздушной атаки было возможно. Но ночью точность противоназемных атак ужасна. Ближняя схватка на земле, да еще в темноте, в значительной степени сводит на нет силы воздушного магического батальона.

— Эти проклятые коммунисты. Они хотят затеять сражение из-за этой глухомани? Они слишком сильны. Пусть передовая патрульная стража отступит. С такой скоростью их поглотит волна вражеской пехоты.

— Майор Вайс уже отдал приказ об отступлении по собственному усмотрению.

Отлично. Таня кивает на доклад Серебряковой. Вайс рискнул сделать свой собственный приказ и сделал правильно.

Позже мы можем получить выговор за это решение, но когда времени нет, вам нужна решительность. Подчиненный, который может решительно сделать соответствующий приказ самостоятельно, бесценен.

— Хорошо. Одобряю. Пожалуйста, передайте ему, что я сказала, что это было правильное решение.

— Да, мэм, передам.

— Пока ты здесь, убедись, что мы готовы к их прибытию. Пусть командиры в каждом звании убедятся, что их новобранцы случайно не стреляют в патрульные подразделения.

— Понятно. Выполню прямо сейчас.

— Да, лейтенант Серебрякова, позовите всех офицеров. Я намерена держать это в секрете, но я хочу вдолбить им в головы нашу ситуацию.

— Так точно. Я немедленно начну готовиться к прибытию патрульных подразделений. Будут отданы приказы о предотвращении случайного дружественного огня. В то же время я вызову командиров из каждого отделения боевой группы. — Лейтенант Серебрякова повторяет приказы, выровняв пятки и отдавая честь. В тот момент, когда Таня кивает, что нет никаких недоразумений, она убегает.

Поскольку она очень хорошо понимает свою работу, лейтенант Серебрякова также является надежным адъютантом, когда речь заходит о ее обязанностях по связи.

Она обязательно обо всем позаботится.

— Ну, думаю, мы будем заняты. У гостей плохие манеры. Мы должны ввести в них надлежащую процедуру оплаты визитов.

Я должна отплатить им за то, что они помешали мне крепко спать.

И вот Таня мчится в штаб боевой группы, готовая к бою.

Пока ее не было, работа по обновлению передвижений противника на карте продолжалась без сучка и задоринки. Таня улыбается, видя, что данные майора Вайса и других разведчиков должным образом отражены.

Хотя сейчас ночь, майор Вайс, который даже имеет опыт ведения разведки на Рейнском фронте, в целом принимает разумные решения.

Даже если сегодня дежурный офицер — относительно неопытный старший лейтенант Вюстман, нам все равно повезло, что это не старший лейтенант Гранц — я все еще беспокоюсь о нем. Это действительно хорошая ситуация.

Тем не менее, Гранц заслуживает доверия, если вы дадите ему четкие инструкции.

И он действительно воспитывал новичков в соответствии со стандартами, которым должен соответствовать офицер. Даже самые неопытные офицеры - старшие лейтенанты. Мы можем ожидать от них большего, чем от младших лейтенантов, только что окончивших Академию.

Поэтому, вызвав офицеров, Таня уверена, что все идет гладко. Честно говоря, она не думает, что есть какая-то причина, по которой что-то пойдет не так.

Вот почему, когда все офицеры разбужены для срочного вызова и собраны, Таня находит странным, что знакомое лицо отсутствует. Вполне естественно, что Вайса там нет, поскольку он занят разведывательной миссией.

Тот, кто приклеен к вражеской армии, посылая им информацию об их передвижениях, не должен быть на брифинге.

Но Таня хмурится и спрашивает подчиненного капитана тона: “лейтенант Тоспан, где капитан Тон?

— Он работает в пехотном командовании. Он сказал, что это необходимо для того, чтобы держать подразделения в строю.

Конечно, поскольку он командир в основном новичковой пехоты, я могу понять, почему капитан Тон не сможет приехать.

Но на самом деле, если кто-то и должен был остаться, так это Тоспан.

Есть смысл беспокоиться обо всех новобранцах. Но если он недооценивает риск того, что все командиры окажутся не на одной волне, значит, он недостаточно квалифицирован, чтобы быть линейным командиром.

— Я почти уверена, что велела ему немедленно приехать. Скажи ему, чтобы он приехал сюда, как только закончит.

— Понятно.

Какая головная боль, — сокрушается Таня, но понимает, что не может винить в этом Тоспана, и переключается на другое. — Хорошо, лейтенант Серебрякова, можете начинать инструктаж.

— Да, мэм! Тогда я продолжу и объясню вам нашу ситуацию.

Она хорошо объясняет, что к чему.

В этом мой адъютант Серебрякова прекрасно понимает намерения. Она дает такое умелое объяснение с картой, включая, сколько силы мы можем ожидать от противника, маршрут, по которому они продвигаются, и все остальное, что мы знаем о них до сих пор, что я могла бы даже рекомендовать ее для штабного офицера.

К сожалению, она не закончила обычный курс в Академии.

Я чувствую, что они должны снизить барьер, так что окончание академии не является обязательным условием. Когда у меня будет возможность, я поговорю об этом с генералом фон Зеттюром.

Тем не менее, хотя это и противоречие, я также чувствовала бы себя дурой, если бы отпустила такого талантливого адъютанта.

Ах да, менеджер сталкивается с этим фундаментальным конфликтом интересов, пытаясь одновременно взглянуть на общую картину оптимизации человеческого капитала сверху и быть внимательным к человеческим ресурсам на местах.

Приятно иметь отличный персонал, который позволит им стать еще более успешными. Но это сложно, так как они не могут накопить необходимый опыт, когда их берут на учебу.

О, — Таня понимает. — Я также должен подумать, может ли Имперская Армия позволить себе неторопливо обучать фронтовых офицеров в военном колледже.

— Враги, которых мы видим, не похожи на армию Федерации, с которой мы сражаемся на главных линиях. Скорее всего, это кто-то новый. Шифры, которые мы перехватили, тоже не те, что мы обычно видим.

— У меня есть вопрос. Означает ли это, что мы можем столкнуться с подразделениями существующего противника плюс этими новыми силами?

— Да, Капитан Мейберт. Вы совершенно правы…

— Хватит ли у нас снарядов?

Мы с Вайсом уже целую вечность указываем на это капитану Мейберту, и вот он говорит об этом так, словно только что вспомнил.

Даже этот парень имеет тенденцию рассматриваться как ветеран по сравнению с другими офицерами, которых мы получили. Другими словами, фронт действительно не может отпустить офицеров, из которых получились бы хорошие штабные офицеры.

Это бесконечная дилемма.

Мы отчаянно нуждаемся в выдающихся кадрах высокого уровня, но нам нужны офицеры более низкого уровня — то есть источник, который будет развиваться на передовой с высшим приоритетом. На какую сторону поставить вес — неразрешимая загадка.

Таня переключает передачу.

— Вот и все. Вражеский авангард прибудет примерно через два часа. Давайте работать.

Как только мой адъютант заканчивает объяснение, все офицеры испускают громкий вздох. Их вытащили из спячки, и первое, что видят их затуманенные глаза — новость о том, что две бригады направляются в атаку.

Не лучший способ проснуться, но эффективный.

И пока Таня все еще смотрит, они начинают говорить все, что у них на уме.

— Я очень рад, что мы построили линию патрулирования. Но ух, две бригады?

— Правильно. Это просто потрясающе по сравнению с тем, что мы имеем, лейтенант Тоспан.

Они все ворчат, что кофе, который им принесли, на вкус как грязь.

Таня кивает на комментарии Тоспана, но вытягивает губы в улыбке, когда он упоминает о разрыве власти. Она начинает понимать, что они всегда будут подавлены материальной мощью армии Федерации.

Нет, она просто знает, что должна принять ее во внимание.

— Что, опять?..

— Это то же самое, что и всегда с Федерацией, но они посылают такое огромное количество войск на такой маленький бой! Правда ли, что их солдаты растут на деревьях?!

Лейтенант Гранц и капитан Аренс, имеющие опыт работы на восточном фронте, должны быть в порядке. Они могут быть недовольны, но держат смелые улыбки на их лицах.

Трудно использовать воздушные атаки в ночной стычке, но у нас довольно много людей, которые сражались ночью раньше. Тот факт, что есть опытные офицеры как в магических, так и в бронетанковых подразделениях со стажем, немного успокаивает Таню.

— Но не так все плохо. Мы должны быть счастливы, что нам не придется ввязываться в бой с двумя бригадами!

— Вы сами это сказали, капитан Аренс. Ну, может быть, они и не сидячие утки, но если мы не подтвердим наличие вражеских воздушных магов, мы их так или иначе уничтожим!

— Эй, лейтенант Гранц! Посмотрим, на что способен отважный бронетанковый отряд. Бронетанковое подразделение, проводящее крупномасштабную контратаку-бойню — зрелище, которое стоит посмотреть. Мы будем выполнять оборонительную поддержку, а затем прибьем контратаку.

Таня с облегчением видит, что капитан Аренс, похоже, очень хорошо понимает свою работу. К счастью, командир бронетанкового подразделения знает, какова его миссия; она не ожидала бы ничего меньшего от кого-то с опытом работы на востоке.

Командиры бронетанковых подразделений часто ненавидят поддержку обороны, потому что она ведет к истощению. Это практически их инстинкт. Они всегда надеются сконцентрироваться и ждать в качестве резерва до решающего момента контратаки.

Но Аренс, похоже, не слишком презирает поддержку обороны. — Ну что ж, спасибо за предложение, — думает Таня.

В этот момент кажется, что к их позициям приближается только пехота.

— Сообщение от майора Вайса. Он хотел бы взять батальон и провести отсроченную атаку на вражескую пехоту…

— Разрешаю. Скажите ему, чтобы он замедлил их и проредил. Но также и то, что ограничение наших потерь является главным приоритетом. Обязательно скажи ему, что я не могу допустить, чтобы он без всякой причины загнал батальон магов в землю.

— Я обязательно передам ему, мэм.

А ее заместитель командир Вайс — еще один солдат, который знает, как запугать врага. На войне нужно сначала поразить врага в его слабые места.

Противоназемные атаки магов обычно заметно менее эффективны ночью, но ветераны знают, что делают. У вражеской пехоты может быть не так много слабых мест, но Вайс сможет поразить их с неба. В его мастерство и достижения стоит верить.

Я не думаю, что пехотинцы под атакой смертельно серьезного солдата смогут прорваться через периметр нашей позиции.

Пока наша пехота держится, я убеждена, что нам не понадобится бронетанковое подразделение. Очень важно сохранить снаряды до того момента, когда они нам действительно понадобятся.

Как раз в тот момент, когда она собирается согласиться на свое предложение, планируя довести до сознания Мейберта, что им нужно бепечь снаряды, Таня кое-что понимает.

— Кстати, лейтенант Тоспан, что делает капитан Тон?

Прошло много времени с тех пор, как началась встреча. Даже идиот понял бы, что он уже должен был появиться.

— Мэм, он, э-э... консультирует войска.

Вот что он сказал в прошлый раз.

Но... Таня показывает в окно на путаницу пехотинцев и говорит: “и все же они такие вялые. Что это такое? Они выглядят потерянными, как будто даже не знают, что им делать.

Они не двигаются, как пехота, которой нужно добраться до своих позиций и подготовиться к атаке противника.

Может быть, им не дали правильных указаний? Насколько она может судить из окна, некоторые уже собрались и просто стоят там, держа свои вещи.

Это зрелище, должно быть, потрясло даже лейтенанта Серебрякову и остальных, которые подошли к окну с фонариками.

Частично построенные оборонительные рубежи, ограниченные людские ресурсы. И новички с безнадежно малым опытом.

Если это то состояние, в котором они находятся, я могу понять, почему командир пехоты капитан Тон не появился на совещании командующего, но...что-то странное.

Должно было быть хоть какое-то слово. А еще раньше... Таня не может скрыть раздражения и бросает на Тоспана острый взгляд.

Если все так обернется, когда Тон будет командовать, его следует уволить.

— Вы проложили телефонные линии, верно, лейтенант Тоспан? Вызовите команду капитана Тона. Мне нужен отчет об их состоянии.

— Об этом…

— Лейтенант Тоспан, это была не просьба. Это был приказ. Вызовите команду капитана Тона. Я почти уверена, что заставила тебя установить телефонные линии.

— А ... вообще-то, полковник…

— В чем дело? У меня кончается терпение! — Таня глазами уговаривает его продолжать, а потом сомневается в своих ушах, когда слышит, что он хочет сказать.

— Капитан тон отправился на разведку...

— А? — Вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она осознала; новость была такой неожиданной. — Командир пехоты находится вне во время вражеской атаки. Какая к черту разведка?

Вдали от своего подразделения?!

— Прямо сейчас?! Почему он оставил свой пост?!

— Это было независимое решение. Он сказал что офицеры должны быть на передовой патрулировать как майор Вайс…

Если бы мы собирались сделать гибкую защиту, конечно, это еще одна мера, которую мы могли бы принять. Одним из вариантов было бы разобраться в ситуации противника, а затем отбросить его назад с помощью мобильной войны.

— Но, — вынуждена была добавить Таня, — с их силами, намного превосходящими наши, мы не можем строить такие планы. Неужели он этого не понимает?!

— О-он пошел на офицерскую разведку, чтобы подтвердить, насколько больше! Нет ничего плохого в том, чтобы подтвердить доклад майора Вайса наблюдениями из разных источников! Разве приобретение соответствующей информации не позволит нам работать с ними более эффективно?

— Довольно — заткнись! — Таня плюет, отдавшись на милость бурлящих эмоций. — Тоспан, тупица, ты действительно веришь в то, что капитан Тон сказал, что это лучший способ действовать? Это невероятно неумело! — Этой чепухи более чем достаточно, чтобы оправдать ее гнев.

Если она не сможет послать несколько пуль в того тупицу, который прошел мимо этого парня на экзамене по офицерским способностям, она не сможет этого вынести.

Нет, признать его командный авторитет было ошибкой. Я должна была прикрепить блокирующее устройство, чтобы любой неумелый работник мог быть немедленно казнен. Но теперь уже поздно сожалеть.

В таком случае... — Таня принимает решение. Сейчас самое время направить всю свою энергию на борьбу с повреждениями.

— Лейтенант Гранц!

— Да, мэм!

К счастью, Гранц, который имеет относительно обширный опыт оборонительной линии, оказывается свободным.

Не то чтобы она предвидела, что этот день настанет, но она вдолбила ему полный опыт окопной войны и оборонительных боев на Рейнском фронте.

Он не сломается от нескольких снарядов и ночной атаки пехоты.

— Я одалживаю тебе роту Вюстмана. Возьми с собой лейтенанта Тоспана. На тебе командование этим бездонным идиотом Тоном! Ты можешь сражаться с пехотой, как мы сражались на Рейне! Защищайтесь, не отступайте, отражайте их!

— Да, мэм!

Гранц, который отвечает быстрым салютом, обладает минимальными знаниями, необходимыми солдату. Приказы, признание и решительные действия без жалоб.

Тем временем... — Таня поворачивается к лейтенанту Тоспану с искаженным выражением лица.

— Капитан Тон будет отстранен от должности?!.

— Конечно!

— Пожалуйста, подождите! Капитан Тон — хороший командир! Даже если вы подполковник, имеете ли вы на это право?..

Этот тупица несет чушь в то драгоценное и очень напряженное время, когда мы готовимся к бою. Почему он не понимает того вопиющего факта, что это выгодно врагу?

— Лейтенант Тоспан! Я не давала капитану Тону разрешения покинуть свой пост! Почему офицер покидает свой пост еще до окончания строительства по периметру?! Эта одна огромная проблема сама по себе требует, чтобы его лишили командования!

— Он действовал только по собственному усмотрению! Капитан Тон обладает такой властью!

Этот идиот.

— Я приказала ему защищать позицию! Действия, которые не согласуются с намерением того, кто отдает приказы, не считаются действиями по усмотрению! Это просто нарушение приказа! И я здесь на том же самом месте, что и он в первую очередь!

— А вам не кажется, что он, должно быть, рассудил, что у него не было ни минуты, чтобы спросить вас об этом? По сути, это то же самое, что и тогда, когда майор Вайс приказал передовой патрульной линии отступить.

— Лейтенант Тоспан, вы серьезно?!

— Если бы это было не так, я бы не говорил вам ничего подобного, полковник!

Ублюдок.

— Вы хотите сказать, что я должна относиться к отводу передовой линии патрулирования, когда враг приближается, как к беспечному отходу от позиции?! Вы ожидаете, что эти ситуации будут одинаково напрягать меня?! Если вы можете убедить военный трибунал в этом, тогда давайте послушаем, как вы пытаетесь!

— Что?.. Сейчас вы просто ведете себя неразумно!

Я уже почти закончил с этим куском дерьма. Когда рука Тани бессознательно тянется к пистолету, она угрожает ему, не в силах подавить убийственное намерение в своем голосе. “Я не хочу от тебя больше никакого дерьма, пока ты командуешь в бою. У меня нет на это времени. Если настаиваешь на продолжении…”

Ей даже не пришлось говорить: “тебе лучше подготовиться к тому, что будет дальше”.

Тоспан бледнеет как полотно, и в его глазах даже появляется страх, когда он смотрит на нее. Ну, в тот момент, когда тупица замолкает, она объявляет. — Считайте, что капитан Тон пропал без вести! Мы не можем признать командование офицера, который является пропавшим! Когда он вернется, скажите ему, чтобы он явился к командованию боевой группы!

Кто пойдет туда, пока мы будем сражаться? Даже если он это сделает, я не позволю ему беспокоить нас, пока бой не закончится. Я просто скажу, что была занята и испытывала технические трудности.

Вдобавок ко всему, Таня понимает, что ей нужно объяснить и дать им полную информацию.

Если оставить в стороне капитана Аренса, то кажется хорошей идеей не давать остальным новичкам никаких оправданий.

— Похоже, что есть еще несколько манекенов, которые не понимают этого. Наверное, у меня нет другого выбора, кроме как объясниться.

— А?

— Офицеры, вот что происходит. Послушайте, это очень просто. Мы будем окружены, но враг способен окружить нас только очень тонким слоем.

Преимущество оборонительного периметра состоит в том, что он не должен противостоять всем силам противника в лоб. И самое замечательное в этом то, что офицеры и унтер-офицеры могут следить за своими подчиненными в тесной координации.

Когда новички дисциплинированы, важно, чтобы человек, ведущий их, был рядом. А во время ночного боя эта важность резко возрастает.

Я не могу себе представить, чтобы армия Федерации была более благословенна в этом вопросе, чем Имперская. В конечном счете, это всего лишь две бригады пехоты. Если это ночная атака без поддержки артиллерии или авиации, мы можем позаботиться о них.

Она заявляет об этом не из высокомерия или преувеличения, а из опыта, приобретенного на Рейне.

— Значит, первая атака врага не может длиться долго. Мы подождем, пока они начнут задыхаться, а потом пошлем туда бронетанковое подразделение.

Мы можем лечить симптомы, но наш план идеален.

Это стандартный метод обороны, который был установлен на востоке. Если вы прячетесь в одной точке, то можете защитить только эту точку, но если вы не можете построить серию линий обороны, все, что вы можете сделать, это защитить себя.

— Мы остановим их атаку, запустив в дыры, где они не смогут взять больше. Все очень просто. Главное, чтобы эти оборонительные рубежи не рухнули первыми. Держите крепко поводья, чтобы новички защищали свои позиции.

Мы должны смириться с тем, что нас окружают.

Тогда все, что нам нужно сделать, чтобы завершить нашу позиционную оборону — пройти через первую атаку противника и преуспеть в противодействии.

— Следовательно, капитан Аренс, ваше подразделение — единственное, где есть все резервы. Нам даже не нужна поддержка обороны. До дальнейших распоряжений оставайтесь внутри линии и приберегите свой удар на потом.

Останови их, держи, гони назад.

Мы просто повторяем классическую схему осадных сражений, используемую во всех местах и периодах времени. Тактика на востоке регрессирует до ужасающе примитивного уровня.

Тане ужасно стыдно, что они не могут выставить на всеобщее обозрение творчество цивилизации и интеллекта. Но у нее нет права быть придирчивой на этом грязном поле боя. Там нет необходимости сражаться с камнями, как в четвертой мировой войне. мы должны быть счастливы, что нам удается сражаться с огнестрельным оружием.

— Есть вопросы?

— Прошу прощения, полковник. Разве 203-й воздушный магический батальон майора Вайса не окажет большего влияния на контратаку?

— И под этим вы имеете в виду?

Лейтенант Тоспан следует за своим позором с предложением. Должно быть, он ужасно в этом уверен. Капитан Аренс уверенно высказывает свое мнение, не колеблясь.

— Пожалуйста, отдайте приказы и бронетанковому подразделению о поддержке обороны. Наше подразделение здесь, чтобы работать с пехотой. Пожалуйста, позвольте нам помочь защититься.

— Нет. Бронетанковое подразделение лучше всего приберечь для решающего удара.

Логика категорического отказа Тани — идея сосредоточения бронетанковых сил.

По существу, это не поможет разделить их влияние. Классическая теория применения бронетанковых войск состоит в том, что они должны быть сохранены для одного решающего удара.

— Подождите. Теория сосредоточенных бронетанковых сил предполагает, что оборонительные рубежи находятся в хорошем состоянии. Без бронетанкового подразделения, разве линии не понесут слишком много потерь?

Какой ироничный поворот.

Я использую логику, которую использовал бы командир бронетанкового подразделения, а капитан Аренс использует логику, которую использовал бы кто-то, кто является командиром небронированных сил, вроде Тани…

— Уроки, которые мы получили на востоке, побуждают нас использовать бронетанковые части в качестве поддержки обороны. Вы, конечно, знаете это, полковник.

Как утверждает Аренс, на востоке оборона рубежей без бронетанковых войск обходится слишком дорого. Линии часто рушатся перед контратакой. Вот как хрупки ряды пехоты без подкрепления.

— Это хорошая мысль, но на этот раз у нас другие обстоятельства.

— Обстоятельства, мэм?

— Капитан Аренс, мы — боевая группа. Я бы хотела, чтобы вы это запомнили. Слушайте, —  продолжает Таня. — У нас есть артиллерия, пехота и маги, которые строят оборонительные линии. Это золотая комбинация, которая защищала наши линии на Рейне.

В некотором смысле, боевая группа Саламандра имеет преимущества перед другими подразделениями. Его маги с опытом работы на Рейне прошли через интенсивные окопные оборонительные бои. И они построили оборонительный периметр, хотя и простой, вокруг деревни, где они расквартированы.

— Значит, если не случится чего-то совершенно неожиданного, наши линии не разорвутся. Возможно, нам не стоит беспокоиться. — Она посмотрела на подчиненных, которых обучала, и они, кажется, поняли.

Это немного слишком гладко, но лейтенант Гранц предлагает остроумный ответ. — Можете на нас рассчитывать, полковник. У нас есть лопаты, которыми мы так славились на Рейнском фронте. Предоставьте нам возможность приветствовать наших гостей с Федерации. Мы обязательно окажем им самое лучшее гостеприимство. — Он хлопает себя по груди, с уверенным выражением заявляя о своей готовности. По сравнению со многими парнями здесь он молод, но у него больше военного и боевого опыта, чем можно было бы предположить по его возрасту.

Даже Гранц теперь опытный ветеран.

— Как видите, он немного подхалим, но даже лейтенант Гранц — элитный солдат, получивший Железный крест на Рейне. Вы можете доверить ему линии, капитан Аренс. Ох, — добавляет Таня. — Я должна также отметить, что в 203-м воздушном магическом батальоне очень мало людей. Лейтенанты Вюстман и Гранц поддерживают пехоту. Если я отдам остальное майору Вайсу, то только две роты…

— Мы тоже всего лишь бронетанковая рота.

— Ты забыл, как работают цифры в других отраслях? Магическая рота — двенадцать человек. Всего — двадцать четыре. Они не смогут удерживать передовую позицию очень долго.

Даже если они могут продолжать наносить урон, воздушный магический батальон имеет отличные качества от пехотного подразделения. Чтобы достичь чего-то подобного, они, вероятно, ближе к военно-воздушным силам. Даже если истребители и ударные вертолеты смогут уничтожить наземные силы противника, они не смогут захватить место.

Это работа для пехоты, поддерживаемой бронетанковыми войсками. На полях сражений в любое время и в любом месте правильное количество пехоты с бронетанковой поддержкой имеет решающее значение для выполнения последней задачи.

— Вы хотите сказать, что для контратаки вам нужно достаточно людей, чтобы удержать позицию?

— Совершенно верно. Магический батальон наносит удар, но бронетанковые войска — подходящие войска, чтобы контратаковать и укрепить наш плацдарм. К счастью, не похоже, что у противника есть бронетанковые подразделения. Так что в этой позиционной битве мы будем сражаться пехотой с пехотой и магами с артиллерией. Ну... — чтобы успокоить их, она добавляет, — конечно, если будет похоже, что мы перегружены, я пошлю резервы раньше. Но я хочу сохранить бронетанковую роту в качестве туза в рукаве. Вопросы?

—  Нет, полковник, никаких. Я понимаю нашу миссию. Простите, что отнял у вас время.

— Все нормально. Я всегда приветствую уместные вопросы.

Напротив, я должна поощрять офицеров задавать вопросы. Важно иметь умеренное отношение эксперта. Вы всегда должны спрашивать, если вы чего-то не знаете.

Конечно, это означает выполнение минимальных требований, чтобы быть экспертом.

Естественно, Таня не намерена оценивать неумелых работников, которые едва понимают область своей предполагаемой компетенции.

Время ограничено.

— Какие-либо другие вопросы? Отлично. Ну что ж, господа, пора приниматься за работу. Всем подразделениям занять свои позиции в ускоренном темпе. Приступайте к выполнению оборонительных боевых приказов.

Вместе с бесстрашным салютом капитана Аренса и обычным салютом лейтенанта Гранца, лейтенанты Вюстман и Тоспан тоже спешат отдать честь.

И когда лейтенант Серебрякова, как обычно, отдает ей безупречный, как учебник, салют, Таня отвечает своим собственным салютом.

А теперь пора за работу.

Нет, это культурная война, чтобы просветить наших незваных ночных гостей относительно того, что подразумевают правильные манеры, будь то снаряды, пули или штыки и лопаты.

Артиллерия начала действовать?

Таня, олицетворение атеизма, настолько склонна верить в то, что артиллерия — Бог, что ее трудно отрицать.

— Полковник, вас вызывает майор Вайс. Он говорит, что наблюдаемый огонь должен быть возможен уже сейчас.

Лейтенант Серебрякова связалась по рации с майором Вайсом, и это сообщение — действительно хорошая новость, которую следует похвалить как таковую.

Чудесно, — почти шепчет она.

Таня уже готова невольно улыбнуться, но тут она берет себя в руки, берет трубку прямого телефона капитана Мейберта и многозначительно спрашивает: “мы получили сообщение от майора Вайса, что они могут засечь артиллерию. Нет никакой ошибки?

— Никакой ошибки, мэм. Его патрульная команда забрала с собой радиоприемник дальнего действия и приборы наблюдения.

Этот парень без ума от своей специальности, так что с ним все будет в порядке.

Как замечательно.

Нет, еще лучше чем майор Вайс. Ну и парень.

Замечание было так умно с его стороны. Именно такие руки надежны в кризисе. Тем не менее Таня не забывает подводить черту под надеждой на слишком многое и переоценкой своих возможностей. Хотя Вайс и его солдаты — ветераны.

— Мы не можем ожидать, что наблюдение за столкновением будет очень точным в темноте!

Будь то антиповерхностные атаки или наблюдения, завеса ночи мешает взгляду. Золотой дуэт артиллеристов и корректировщиков — не исключение.

— Пожалуйста, позвольте нам. Хоть условия немного не такие, но нас готовили к ночным артиллерийским боям на Рейне. — Капитан Мейберт полон уверенности.

Это не то заявление, которое сделал бы офицер, говорящий громко из-за невежества. По крайней мере, непреклонный темперамент, которым он обладает, когда дело доходит до его работы, можно доверять как надежному навыку в данном случае.

Поэтому Таня решает позволить им.

— Хорошо, стреляйте, как только получите запрос от майора Вайса.

Артиллерия является истинным правителем поля боя. Или, возможно, это единственный Бог— настоящий, в которого вы должны верить. В любом случае, Таня добавляет еще одну просьбу. — Но вот что, капитан Мейберт: убедитесь, что вы придерживаетесь своего боезапаса. К сожалению, нам нужно быть бережливыми с нашими снарядами.

— Значит, мы не можем истратить все?

Даже Таня думает, как было бы здорово, если бы они могли. На Рейнском фронте было так бодро, когда артиллерия открывала огонь по проникающим пехотным частям!

Если бы это было возможно, я бы определенно хотела. Но, как ни прискорбно, положение Имперской Армии не позволяет.

Человек не может дать то, чего у него нет.

— Сейчас темно. Это того не стоит.

— Значит, мы не можем? Но мы...? — слабо спрашивает он, но ответ не меняется.

— Извините, но я хочу поставить во главу способность продолжать борьбу. Если у меня есть выбор между боевой группой, чья артиллерия может выполнять свою работу, и боевой группой, у которой закончились боеприпасы, я вынуждена выбрать первое.

— Понятно...

И капитан Мейберт своими действиями доказывает, что он артиллерист, который может выполнять свою работу с осторожностью.

Почти сразу же, как она вешает трубку, раздается первый выстрел для наблюдения.

Отчет грохочет в ночи.

Каким приятным может быть даже один удар!

В тот момент, когда снаряд упадет на землю, майор Вайс и его подразделение должны будут отправить подробные данные наблюдения в центр управления огнем.

Будет здорово, — думает Таня, и момент, которого она ждет, наступает почти сразу.

Готовые орудийные точки, ревущие все сразу, создают лучшую музыку для боя. Ах, она чуть не вздыхает в благоговейном страхе перед великолепным громом!

Как это обнадеживает…

— Артиллерия делает хорошую работу.

— Капитан Мейберт — выдающийся солдат.

— Лейтенант Серебрякова, он просто помешан на своем деле. Если я ослаблю бдительность, он выпустит все снаряды до последнего. А потом он скажет: “Я хорошо поработал, так что дай мне еще снарядов, пожалуйста”, с невозмутимым лицом.

— О, ха-ха-ха.

Тем не менее, Таня признает, что он делает хорошую работу.

Выстрелы звучат с чрезвычайно регулярными интервалами. Это должно быть связано с высоким уровнем дисциплины. Никаких признаков плохого технического обслуживания или поломок…

— Возможно, я недооценила его. Он может быть одержим своей областью, но в пределах ее он знает, что делает, без сомнения.

В любом случае... — Таня горячо одобряет энергичный артиллерийский обстрел.

Майор Вайс наблюдает, и в воздухе нет вражеских магов, которые могли бы помешать ему. Тот факт, что он не обнаруживает их, говорит об имперском превосходстве в воздухе.

Конечно, Армия Федерации начала ночную атаку, вероятно, потому, что понимают  невыгодное положение в небе. Теоретически было разумно атаковать ночью, когда истребители ничего не могут сделать.

Единственная проблема ... Таня усмехается, смеясь над ошибкой Федерации.

203-й воздушный магический батальон способен на всепогодное сражение... в ограниченном объеме.

Единственное подразделение воздушных магов, способное совершать дальние полеты ночью, мой 203-й воздушный магический батальон... Вероятно, это не тот, кого ожидала Федерация.

— Извините, что прерываю ваше веселье, полковник. Похоже, что приближается передовой отряд Армии Федерации. Должно быть, их привлек звук выстрелов.

— Понятно, значит, лейтенант Гранц и пехота вступили в бой с Авангардом?

Да. — Таня заходит так далеко, что распространяет свое сочувствие на бедных солдат Федерации.

Обычно очень трудно определить местонахождение противника во время ночных боев. Но мы, боевая группа Саламандра, делаем что-то, чтобы открыть нашу позицию: артиллерийский огонь. Передовое подразделение Федерации, должно быть, сейчас ухмыляется, думая про себя, что мы открыли огонь вслепую по основному лагерю.

Но это всего лишь фантазия. Это мимолетное, тщетное принятие желаемого за действительное.

Эти несчастные солдаты, вынужденные вскочить на наши оборонительные рубежи. Мы уже  давно подготовленные к приему гостей — мне так жаль их, что я не знаю, что делать.

— Вы хотите, чтобы я подтвердил?

— Я не хочу беспокоить офицеров в бою больше, чем необходимо. Я оставлю это на его усмотрение. Я не думаю, что лейтенант Гранц такой тупица, чтобы не командовать обороной.

— Понял. Хм? Полковник, это говорит сам лейтенант Гранц.

Серебрякова протягивает трубку, и Таня берет ее. — Что? — Она не может поверить, но тут до ее слуха доносится голос подчиненного.

Вместо того, чтобы сообщить о какой-то катастрофе, он говорит растерянно. — Полковник фон Дегуршаф, это лейтенант Гранц.

— Что-то случилось?

— Это немного странно. Атаки вражеской пехоты носят спорадический характер. Похоже, их цель состоит в том, чтобы держать нас прижатыми к линии в качестве отвлекающего маневра.

— Так вы говорите, что две бригады не оказывают на вас большого давления?

Артиллерия, возможно, делает хорошую работу, но оборонительные бои все еще интенсивны. Да. Таня твердо верит в это.

В конце концов, это всего лишь оборонительная позиция одной боевой группы. Единственный способ остановить две бригады с численностью войск в полку — хорошо использовать свою позицию и оказать полное сопротивление. Вот почему Гранц и Вюстман командовали пехотой.

— А если они не чувствуют давления?

— Честно говоря, мэм, вражеские атаки слишком разрозненны. Атаки пехоты вообще не кажутся скоординированными.

— Спасибо за ваши мысли. Я приму их во внимание. Доложите немедленно, если что-то изменится.

— Так точно.

Положив трубку, Таня направляется к радио. Она звонит Вайсу, который сейчас в полете.

Из легкого страха, она спрашивает: “майор Вайс, приближаются еще враги?”

— Насколько мне известно, нет.

— Лейтенант Гранц докладывает, что атаки вражеской пехоты носят спорадический характер. Если это финт, то мы должны увидеть больше приближающихся или отряд магов. Я просто хочу, чтобы ты проверил.

— Сейчас же.

Беспроводная связь отключается, и Таня снова начинает думать. На самом деле довольно трудно понять, почему нападения были спорадическими.

А поскольку она не может прочесть намерения врага, это кажется еще более странным.

— Спорадические атаки... Может быть, это поиск и атака? Нет, наше местоположение должно быть ясным из-за артиллерийского обстрела…

А что, если передовое подразделение противника было чисто разведывательным?

— Они пытаются найти слабое подразделение на линии обороны?..

Хм, — снова думает Таня. Как и в окопном бою, безрассудная атака приведет к заметному увеличению потерь. Сначала немного потыкать линию, чтобы увидеть, как она реагирует,  — неплохой подход, если вы можете допустить определенное количество тактических потерь в качестве необходимых затрат.

В принципе, это сделало бы его конечной формой поиска и атаки, когда они посылают жертвенное подразделение... учитывая, насколько богата Федерация человеческими ресурсами, она могла бы использовать такой метод. Но я не могу быть уверена.

— Лейтенант Серебрякова, сделайте одолжение, принесите мне кофе. Заварите его немного крепче. Я хочу очистить свою голову.

— Так точно, мэм. Немедленно.

С благодарностью Таня снова погружается в свои мысли.

Периодические звуки выстрелов являются доказательством того, что артиллеристы следуют ее указаниям и ограничивают использование боеприпасов. Но Таня вдруг чувствует, что что-то не так.

Даже выстрелы, которые должны были продолжаться по краям периметра, похоже, стали редкими. Значит ли это, что они перешли к рукопашному бою?

Нет. Таня тут же отвергает такую возможность. Хотя враг атаковал, не было никаких сообщений о том, что линии были прорваны. И кроме того, здесь нет никаких криков, которые можно было бы ожидать от ближнего боя.

— Наверное, ждать трудно.

— Ах, извините, что заставил вас ждать, полковник.

Тот, кто откликается на ее тихие слова — Серебрякова.

Я не имела в виду, что она принесла кофе слишком медленно…

С улыбкой ей вручают чудесно пахнущую чашку кофе.

Хотя аромат несколько слабее, чем был вначале, кофе, опять же от подполковника Угера не так уж плох.

В конце концов, это настоящий кофе. Она пьет настоящий кофе на передовой. Она не может отблагодарить его достаточно, до такой степени, что ловит себя на мысли, что должна снова послать что-нибудь сладкое в тыл…

— О, хороший кофе требует некоторого ожидания. Спасибо.

— Не за что. Пожалуйста, наслаждайтесь.

— Шш, это должно быть доказательством того, что борьба идет в нашу пользу. Я имею в виду, командир и ее адъютант болтают за чашкой кофе.

Она отваживается говорить спокойным тоном, полным уверенности и достаточно громким, чтобы остальные услышали. Это важно для командира, чтобы появиться в составе в условиях кризиса.

Конечно, тот факт, что она также хотела бы, чтобы ей позволили насладиться ее кофе, является еще одной важной частью. Она подносит чашечку ко рту и слегка кивает: “Да”.

Как я и просила, он черный, как дьявол, горячий, как ад, и чистый, как ангел. Нет, я не знаю, чисты ангелы или нет, и, поскольку существо Икс существует, возможно, они вымерли.

Несмотря на это, как следует из изображения, Кофе удивительно свободен от примесей. Чтобы избавить свои мысли от шума, вы должны иметь ясное ощущение своей работы.

Теперь мне нужно рассмотреть различные части ситуации.

Во-первых, информация из доклада Гранца.

Они не чувствуют большого давления со стороны противника?

Возможность того, что Гранц — тупица и что-то недопонимает, хотя и незначительная, все же существует. Но он ветеран войны. Он маг, который прошел через множество неприятных сражений и выжил. Я не думаю, что он запутается в силе противника. Тогда другая возможность заключается в том, что он оцепенел от страха и просто не чувствует давления?

— Нет, он не настолько доблестен.

Я бы не стала называть его чувствительным, но Гранц, как и Таня, в сущности хороший человек, который не одобряет войну. Он из тех парней, с которыми я могла бы хорошо работать в качестве правительственных чиновников или на какой-то другой работе, если бы мир не был таким, каков он есть.

Тогда, я полагаю, это делает его наблюдение правильным?

А это значит, что враг силы врага меньше двух бригад? Но тот, кто наблюдал, кто сделал этот отчет — Вайс. Не ошибется ли он в подсчете количества врагов?

Нет, этого точно не может быть.

— Нннхх. Действительно странно. Я могу только предположить, что наше предположение неверно.

Одна из этих частей должна быть выключена.

Таня подавляет свою агонию, чтобы подчиненные ее не заметили.

Может быть, враг собирается воспользоваться слабым местом в нашей оборонительной линии? Или они собираются настроить и начать тотальную атаку, как только получат представление о том, на что похожи наши линии?

Как раз в тот момент, когда она собирается застонать, я не знаю…

Звонит пехотный телефон.

Таня готовится к худшим новостям. Притворяясь беззаботной, она берет трубку почти дрожащей рукой и слышит:…

— Это лейтенант Гранц. Вражеская атака подходит к концу.

Какой неожиданно спокойный голос.

— Редкость выстрелов объясняется не тем, что вы участвуете в рукопашном бою?

— Нет, на данный момент мы не позволили им взять нас штурмом.

— Ты уверен?

Это такая хорошая новость, что в нее трудно поверить.

— Я на связи со всеми пунктами обороны. Ни в одну из них не проникли.

— Телефонные линии не повреждены?

— Нет, с ними тоже все в порядке. Все кабели в настоящее время функционируют нормально. Я нахожусь в контакте с каждым постом.

— Голос Гранца полон убежденности и уверенности. Он не лжет и не сбит с толку.

Таня оставляет его со словами “хорошо, я поняла” и кладет трубку.

Вероятно, мне следует верить наблюдениям моих солдат.

— Мне нужно докопаться до сути.…

Тогда у меня нет другого выбора, кроме как разыграть свою последнюю карту.

— Лейтенант Серебрякова!

— Да, мэм. Офицер разведки?

Это само определение готового ответа.

Мой адъютант ухитряется даже уловить намерение — я могла бы дать ей премию.

— Ты ведь не такая, как этот тупоголовый капитан Тон? Я рассчитываю на тебя.

— Да, мэм. Немедленно.

Она такая надежная. — Таня улыбается; доверие, которое она питает к своему адъютанту, неподдельно.

Вот почему, ожидая очередного доклада, она может позволить своим подчиненным видеть, что она неторопливо наслаждается кофе, который Серебрякова приготовила для нее перед уходом.

Я хочу знать. Я хочу выяснить, что происходит. — Она не позволяет им увидеть эти побуждения.

Ей нужно излучать командирское спокойствие.

Как будто ей не о чем беспокоиться.

Как командир, который успокаивает свои войска, она наслаждается своим кофе и реагирует на результат. Другими словами, как только вы становитесь командиром боевой группы, ваша работа начинает больше походить на руководящую должность.

Что ж, как только вы становитесь высокопоставленным офицером, у вас больше возможностей остаться в центре боевого управления. Лично Таня это приветствует с распростертыми объятиями.

Но она действительно немного беспокоится о том, что не видит движения врага своими собственными глазами. Преимущества совершения звонков гораздо больше, чем вы думаете.

Что происходит? — Она волнуется. Предложение настолько сложное, что но у нее нет времени на раздумья.

— Полковник, это не бригада, а корпус.

— Что? Это ночная атака двух бригад? Что ты имеешь в виду, корпус?

— Я подтвердила, как они действуют, и поняла, что солдаты Федерации тоже новобранцы. Так что, похоже, они концентрируют свои силы в пределах досягаемости голосов командиров…

— Значит, они действуют тесными рядами?

— Да, Полковник. Я думаю, мы можем предположить, что наблюдаемый артиллерийский огонь уничтожил основные силы противника.

Таня поймала себя на том, что сходит с ума. Вот как важен и освежает доклад Серебряковой, которая возвращается из разведки.

— Понимаю, понимаю. Потрясающе. Спасибо, Лейтенант Серебрякова. Действительно хорошие новости.

— Я счастлива, что принесла хорошие новости полковнику, которого люблю и уважаю.

— Я не получала таких хороших новостей со времен Дакии. Извините, лейтенант, но я бы хотела, чтобы вы отправились прямо на поиск с воздуха.

— Да, мэм, я продолжу свою наблюдательную миссию!

— Нет, в этом нет необходимости. Я меняю твою миссию. Майору Вайсу и остальным я собираюсь приказать патрулировать передовую линию патрулирования, но я хочу, чтобы ты взяла под контроль зону.

В тот момент, когда слова слетают с ее губ, Таня понимает, что начинает переводить бой в преследования — поднимая руководителя в воздух, не беспокоясь о том, что ее сбьют.

Больше всего на свете она уверена, что они собираются их растоптать.

Как замечательно.

— Я, мэм?

— В данный момент ты как раз подходишь для этой работы. Управление битвой преследования будет хорошим опытом.

— Да, мэм. Я сделаю все, что в моих силах.

Когда радиотелефон отключается, Таня кладет трубку и спокойно принимает свою ошибку… — Какой сюрприз. Капитан Мейберт добился большего? Я признаю свою ошибку. Мне придется извиниться перед ним позже.

Артиллерия проделала отличную работу.

Даже принимая во внимание обнаружение Вайса, артиллерия более способна, чем я думала.

Этот момент нужно хорошо обдумать, когда командуешь подразделениями за пределами своего поля в качестве лидера боевой группы. Наверное, мне следует сообщить об этом в Генеральный штаб. Интересно, ведь так трудно разобраться в других ответвлениях. Но я не могу отрицать, что неправильно поняла Мейберта. Так что должна извиниться.

И все же…

— Все это можно сделать на вечеринке в честь нашей победы.

Поэтому Таня берет трубку, которую не брала ни разу с начала боя. Совершенно очевидно, кому она звонит.

Это были бронетанковые войска, без сомнения ожидающие на краешке своих кресел. — Сейчас? Может теперь?

— Капитан Аренс!

— Да, мэм. Теперь наша очередь?

Его вопрос полон честолюбия. Нельзя отрицать, что его попытка сдержать “пожалуйста, отпустите нас” на кончике языка терпит неудачу. Должно быть, он действительно хочет сражаться. На самом деле, он хочет этого слишком сильно. И именно это качество делает его лучшим из тех, кого можно послать в атаку на врага в данных момент.

— Большинство врагов было уничтожено огнем капитана Мейберта. Остальные — в значительной степени отбросы, все еще следующие своим первоначальным приказам атаковать.

— Так вы приказываете нам уничтожить остальных?

— Именно. Выполните свою работу.

Бронетанковые войска, одна из частей сложного аппарата насилия, которым является Имперская Армия, должны быть использованы в самое подходящее время.

И время по-настоящему высвободить их движущую силу пришло именно сейчас.

— Предоставьте это мне.

— Лейтенант Серебрякова будет вашими глазами. Позвольте ей вести вас.

— Я ценю вашу поддержку! Я немедленно начну контратаку. Мы примем поддержку наблюдения от лейтенанта Серебряковой и начнем нашу бронетанковую атаку! — Аренс так нетерпелив, что повторяет приказы, словно не может усидеть на месте.

— Хорошо, — говорит Таня и, не дожидаясь ответа, кладет трубку.

Поднявшись на борт своего танка, капитан Аренс, без сомнения, кричит “танки вперед”.

Он воплощение беспокойной энергии, но он надежен в такие моменты.

Я уверена, что контратака будет успешной.

Армия Федерации уже разваливается, поэтому не думаю, что они смогут справиться с ударом наших танков. — И когда это произойдет, — бормочет она про себя, поднося к губам чашку кофе, — воля вражеской пехоты к бою лопнет, как воздушный шарик, и разлетится на все четыре стороны.

Если я пошлю нужное количество пехоты как раз в тот момент, когда резкий удар бронетанкового подразделения раскроет их, наша победа будет несомненной. И я уверен, что группа Вайса на патрульной линии, которую они построили, позаботится о зачистке всех оставшихся врагов.

Мы уже продемонстрировали такой подход в Дакии и других сражениях на востоке, но еще раз показать, насколько уязвимы сухопутные войска без поддержки с воздуха, используя одностороннюю противолодочную атаку против них, было бы неплохо.

Нет, это было бы совсем неплохо, — думает Таня, наклоняя чашку с кофе, но потом кое-что понимает.

— Черт. Это было глупо, — бормочет она.

Предположение, что она что-то не учла, привлекает внимание всех в штабе.

— Полковник?

— Я должна была попросить лейтенанта Серебрякову сделать мне еще одну чашку кофе, прежде чем посылать ее. А так придется ждать окончания боя. — В ответ на вопросы обеспокоенных лиц Таня поднимает пустую кружку, чтобы выразить свою неудачу.

— Ха-ха-ха-ха-ха! Вы, наверное, единственная, кто заставляет ее делать такую странную работу, полковник!

Персонал не может сдержать смех, но Таня решительно заявляет. — И все же, мы вместе еще с Рейнского фронта, и кофе, который она варит, самый лучший. Всегда лучше найти кого-то талантливого.

— Если бы вы были суровым солдатом, это было бы признанием в любви, полковник!

— Хм... Я бы не хотела жениться из-за кофе. Я все еще хотела бы наслаждаться тем, что являюсь членом свободного класса одиночек.

Таня в настоящее время не планирует заключать социальный контракт и отказываться от своей свободы. Выбирать между гомосексуализмом психическим или физическим очень редкая дилемма. Это одна из тех вещей, о которых лучше не задумываться.

Таким образом, Таня придерживается старой поговорки. Лучше молча пройти мимо вещей, которые вы не можете понять, и останавливает этот ход мыслей.

Но, видимо, все воспринимают ее молчание и кривую улыбку как самообладание.

— Блестяще, Полковник. Никто больше не нервничает.

— О, лейтенант Гранц, теперь вы свободны?

Гранц появился, но, к счастью, он выглядит довольно расслабленным.

— Я иду за припасами, прежде чем отправиться преследовать. Я решил заскочить сюда и посмотреть, есть ли у вас какие-нибудь инструкции.

— Прямо сейчас бронетанковое подразделение капитана Аренса контратакует. В конце концов настанет очередь пехоты. С другой стороны, артиллерия закончит все, прежде чем вы получите шанс.

— Сомневаюсь, что враг будет настолько глуп, чтобы снова объединиться. Но шквал капитана Мейберта был великолепен.

— Лейтенант Серебрякова сказала то же самое. На этот раз он действительно хорошо поработал, и мне придется извиниться.

По мере того, как их беседа идет ровным темпом, Таня все выше и выше оценивает лейтенанта Гранца. Сегодня он продемонстрировал хорошие способности как командир пехоты.

Гранц обладает основательными коммуникативными навыками и способен своевременно анализировать ситуацию. Результаты его наблюдений следует признать достойными восхищения. Даже подчиненный, который был настолько бесполезен, что я чуть не бросил его в какой-то момент, превратился в такого прекрасного солдата. Это заставляет меня чувствовать, что я, должно быть, довольно талантливый учитель.

В то же время, говоря о подчиненных, от которых она отказалась, Таня вдруг понимает, что никаких последующих отчетов не было.

— Кстати, я вспомнила, раз уж мы заговорили о пехоте: Где, черт возьми, капитан Тон? Как бы он ни был глуп, он должен был услышать выстрелы.

— Это, конечно, странно.

— Лейтенант Гранц, вы что-то знаете?

— А?

Гранц непонимающе смотрит на нее, но Таня продолжает расспрашивать его, как бы говоря: эй, да ладно тебе.

В некотором смысле, кто, кроме Гранца, мог бы знать? Он командовал периметром.

— Я имею в виду, никто его не видел?..

— Теперь, когда вы упомянули об этом, я ничего от него не слышал. Но, полковник, я также его не видел.

— Свяжись с лейтенантом Тоспаном. Я хочу выяснить, куда он пошел.

— Так точно. Должен ли я собрать поисковую группу, если это необходимо?

На секунду Таня почти приказывает ему сделать именно это, но потом передумывает. Они все еще в бою. Вывести даже часть ее драгоценной боевой силы из игры в такое время было бы все равно, что пометить себя совершенно неумелой.

Разделение сил, несомненно, приведет к поражению. Они, вероятно, упадут на темное дно оврага, как коммунисты, делающие свой первый шаг к коммунизму.

— Нет необходимости. И я хочу, чтобы ты был здесь на всякий случай. Приготовьтесь к контратаке противника или атаке другого подразделения, которое они наскребут.

— Да, мэм. Значит, я должен участвовать в контратаке?

— Да, совершенно верно. Я подумываю оставить командование лейтенанту Тоспану, а тебя отправить туда. Черт побери, где это капитан Тон валяет дурака?

— Мне тоже любопытно. Он кажется немного упрямым, но я не думаю, что он из тех, кто бросает свои обязанности.

— Возможно, мы узнаем об этом, когда очистим поле боя

Неужели он превратился в труп? Или, может быть, в пленника? В самом худшем случае, если он сбежит перед лицом врага, я найду его и расстреляю.

В любом случае, мне не нужен такой тупица в моей боевой группе. Лейтенанта Тоспана трудно терпеть, но капитана Тона — невозможно…

— Вы действительно думаете, что все так обернется?

— Ну что ж, хватит строить догадки. В конце концов, капитан Мейберт перевернул наши ожидания с ног на голову.

— Понятно. Тогда я пойду.

Гранц отдает должное, прежде чем уйти, но даже он когда-то был никчемным юнцом. Насколько Таня знает, люди могут расти.

Проблема в том, что рост — только возможность.

Даже Вайс, вспоминает Таня, совершил ошибку, уклонившись от пехотного “зенитного огня” в войне с Дакией.

Я не могу отрицать, что люди тоже совершают ошибки. Даже Таня не прочь признать, что она внесла свою долю.

Надуть грудь и сказать, что все мои поступки безупречны?

Я не хочу быть такой дурой.

Но именно поэтому…

Все, что я могу прописать болванам, которые не могут признать свои ошибки и исправить их — это пуля. Позволяя таким болванам оставаться в организации, вы в конечном счете уничтожите ее.

— Отряду капитана Аренса удалось прорваться и начать зачистку. Он просит поддержки пехоты.

— Хорошо.

На этом медитации и созерцания заканчиваются.

У меня нет выбора.

Какой скудный ресурс, как всегда: время для тщательного обдумывания! Командир группы всегда отчаянно нуждается в нем и бесконечно жалуется на его нехватку.

— Значит, погоня идет гладко? На самом деле, быстрее, чем мы думали?

Она бросает взгляд на часы и карту и видит, что отряд Аренса прорвался раньше, чем ожидалось.

Она слышала, что он был хорош. Но его умение командовать этим орудием насилия, которое является бронированным подразделением, несмотря на темноту, достигает поистине похвального совершенства.

И когда она ловит себя на мысли, что он возглавлял строй, она не может сдержать своей кривой улыбки.

Офицер, который ведет стаю, выполняя свои обязанности должным образом…

Офицер, идущий впереди, не всегда хороший офицер. Но тот, кто знает, когда нужно быть там, и не позволяет этому моменту проскользнуть мимо…

Такой офицер стоит целое состояние.

Вот почему, будучи офицером более высокого ранга, Таня не может потерять такого прилежного офицера более низкого ранга, как капитан Аренс.

— Отправь сообщение. “Я жду от тебя многого, но хочу отпраздновать победу вместе. Что бы ты ни делал, не будьте глупым.” Проследи, чтобы он это понял.

— Да, мэм.

Связист записывает мое сообщение и передает его по рации капитану Аренсу. Аренс действительно подает большие надежды. Приказать ему сделать слишком много и потерять его было бы ужасным позором.

Интересно, как в одной битве исход действий человека ясно указывает на то, должен ли он быть убитым или позволить ему выжить, чтобы использовать.

— И пусть пехота движется в ускоренном темпе. Рота под командованием лейтенанта Гранца, и пусть отряд магов лейтенанта Вюстмана отправится с ними.

— Так точно. Сию минуту, мэм!

Мы заполним брешь пехотой, которую открыло бронетанковое подразделение. Пехота — это род войск, который подобен воде. Там, где есть дыра, он впитается прямо в нее.

Таким образом.

Или, лучше сказать, как само собой разумеющееся…

К тому времени, когда встает солнце, боевая группа Саламандра стоит на поле битвы как победитель. Как будто наше царствование будет длиться вечно.

И вдобавок ко всему, истребители командования флота, посланные для поддержки, обстреливали землю один за другим, еще больше улучшая результаты преследования. Они могут вести ожесточенные воздушные бои, в которых целые силы теряются на главных линиях, но здесь, на северо-востоке, имперское превосходство в воздухе непоколебимо.

Столкнувшись с имперским флотом и его всеобъемлющим контролем над небом, Федерация молчит. Они признают безнадежное неравенство сил.

Таким образом, к тому времени, когда солнце снова садится, имперские войска полностью контролируют поле боя.

Победа.

Хотя это было небольшое сражение, этот полк с бешеными усилиями одолел две бригады.

И кто это сделал? Временная боевая группа Саламандра, которая только что была сформирована. Это, без сомнения, доказывает гибкость формирования и функционирования боевых групп и для Генерального штаба. Ну, в любом случае они нас не оценят.

По мнению Тани, они будут нас ценить, значит, их оценки нас не уменьшатся, и мы не будем перегружены работой.

Но Таня уверена, что она хороший, здравомыслящий человек.

Она очень хорошо понимает, что принимать такое необычное отношение, когда ты выиграл, странно. В большинстве случаев победа признается обществом как результат, который следует праздновать.

Мы отразили большое количество врагов, понеся при этом незначительные потери.

Таня достаточно сговорчива, чтобы понять, что ее солдаты захотят отпраздновать данное событие.

***

В одной из комнат здания, где находится штаб-квартира боевой группы…

Стулья и столы расставлены в помещении, которое когда-то было столовой. Здесь Таня склоняет голову перед ключевыми игроками победы.

— Отличная работа, солдаты.

Предваряя свое выступление замечанием, что в подношениях нет ничего особенного, она достает бутылки из своего личного тайника (который каждый офицер должен был где-то хранить). Это напитки она держит, чтобы отблагодарить своих солдат, и наливает их сама. Наконец она поднимает чашку с кофе и произносит тост.

— За нашу победу!

— За победу!

Ну а теперь... — Таня начинает делать то, что нужно до того, как офицеры напьются. — Во-первых, капитан Мейберт, я хочу выразить вам свое уважение к вашей работе. Я немного недооценила вас. Надеюсь, вы примете мои извинения.

Извинение офицера перед подчиненным. Это не так-то просто сделать. Но это лучше, чем быть замеченным как дурак, который не может признать свои ошибки.

— Нет, это благодаря правильному наблюдению мы получили результаты. Своим успехом мы во многом обязаны мастерству майора Вайса.

— Но первый выстрел был так близко! Ваше подразделение хорошо работает, капитан Мейберт. Вы так искусны, что я даже не уверен, нужны ли вам корректировщики.

— Что? Нет, мы смогли так хорошо выступить только потому, что вы были там. Вы летали ночью, и мы даже попросили вас засечь их! Любой заурядный артиллерийский офицер смог бы добиться результатов при вашей поддержке. Все дело в том, что у нас есть глаза в небе.

Слушая обмен мнениями Вайса и Мейберта, становится ясно, что они оба профессионалы, которые хорошо знают свою работу и уважают друг друга.

Ух. — Таня натянуто улыбается. — Мне есть куда расти.

Хорошо это или плохо, но она судит людей с темпераментом ремесленников по стандартам обычных людей.

Их нужно оценивать по их специальным навыкам. Одержим артиллерией? Нет, он специалист. Это человек, который умеет обращаться с артиллерией. Он досконально в этом разбирается. Капитан Мейберт. Если это так, то задача штабного офицера Тани — понять, как лучше всего использовать его навыки.

Оценка офицеров, основанная на предрассудках, является серьезной ошибкой.

С этого момента мне придется преодолеть свой гнев на людей, одержимых своей специальностью, и свои прошлые травмы, связанные с ними, чтобы я могла научиться оценивать этих мастеров более подходящим образом.

— Отлично. Майор Вайс, вы должны искренне принять комплименты капитана Мейберта. Вы тоже отлично поработали. Спасибо за патрулирование. И... — Таня обращает свою похвалу на столь же талантливого командира бронетехники. — И Вы тоже, капитан Аренс. Что касается последней атаки в контратаке, она была великолепна, как вы поддерживали дисциплину подразделения, несмотря на то, что операция проходила до рассвета. Это все, что я могу сказать.

— Благодарю вас, полковник. Не знаю, везет мне от этого или нет, но я, кажется, привык к знаменитым ночным набегам востока. Такое чувство, что я вернулся домой или что-то в этом роде.

— Я тоже. Эх, я не уверена, как отношусь к тому, что мой сон нарушен. Я хочу, чтобы они хотя бы позволили мне спать по ночам, как ребенку, которым я являюсь.

Когда она бормочет, как устала, и подавляет зевок, подчиненные неловко улыбаются. Что ж, неудивительно, что над ней смеются.

Тем не менее, это физиологическое требование. Пока мое тело хочет спать, я ничего не могу с этим поделать. Даже Таня должна сдаться. Сон влияет на взрослых и детей по-разному. Моя огромная потребность во сне  — всего лишь еще один аспект моей личной ситуации.

Но прежде чем она поддается своей сонливости, Таня вспоминает еще одну вещь, которую она должна сказать. — А теперь я буду с вами откровенна. Лейтенант Тоспан, я разочарована. Независимо от того, какие указания дал вам капитан Тон, неспособность сообщить о действиях, которые идут вразрез с моими приказами, является проблемой…

— Да, мэм.

В мире слишком много людей, которые неправильно понимают, и это расстраивает. Единственные люди, которым позволено предпринимать действия не по руководству — это люди, которые овладели самим руководством.

Если кто-то, кто не имеет хорошего отношения к основам, просто делает все, что хочет, у нас будут только проблемы.

Разрешение офицера действовать по собственному усмотрению — то же самое. Честно говоря, это дискреционная власть для офицеров с интеллектом. Это абсолютно не оправдание для тупиц, которые ведут себя как идиоты.

— Учитывая ваш послужной список, я решила, что вы еще не заслужили слова “нарушение субординации”. Следующего раза не будет.

Вы никогда не знаете, каким образом люди, которые не знают стандартов, будут отклоняться, когда они изменяют руководство, будь то обслуживание клиентов или следование военным процедурам.

Хотя Таня не объяснила этого Тоспану, она нашла одно применение этому глупому попугаю, который может только добросовестно повторять то, что сказал капитан Тон.

Единственная функция старшего лейтенанта Тоспана — выплевывать все, что ему говорят.

Другими словами, независимо от того, что приказывает ему такой офицер, как Таня, его единственная функция — упрямо говорить все, что говорит ему его непосредственный начальник... Существует много способы использовать автомат, который не спрашивает больше, чем необходимо.

Тоже самое что фигуры сеги*. Пешка не может быть критической фигурой, но она имеет свои преимущества.

— Лейтенанту Тоспану не хватает только опыта. После того, как он вырастет после этой битвы, я уверен, что он попытается искупить свое имя в будущих действиях.

— Майор Вайс, не слишком ли вы к нему снисходительны? Во всяком случае, то, что я сказала, остается в силе. Не обманывай моих ожиданий снова.

— Да, мэм. Я сделаю все, что смогу.

— Отлично. Я надеюсь, что это послужит вам уроком.

Если Тоспан просто узнает, кто его настоящий босс, этого будет достаточно. Если он способен на такое, я смогу найти ему применение.

В Империи заканчиваются людские ресурсы. Мы можем принадлежать к Генеральному штабу, но это не освобождает нас от необходимости иметь дело с некачественными ресурсами.

Мы должны научиться примиряться с нашей ситуацией и заставлять то, что у нас есть, работать на нас.

— Кстати, о недостатке опыта, лейтенант Вюстман. Я ожидаю большого роста от тебя и твоей магической роты. Но сегодня я буду довольна, что ты хорошо сражаешься.

В этом смысле Вюстман и другие, кого послали заменить десять человек, которых мы потеряли, не являются ужасными заменителями.

С другой стороны, как хороший пацифист, Таня фон Дегуршаф вынуждена горевать. Война растрачивает так много человеческого капитала.

— Но серьезно, сражение, где целью является истощение, кажется таким расточительным. Я хочу поскорее покончить с ним.

Остальные офицеры улыбаются и соглашаются со своим начальником. Вполне естественно, поскольку война — это риск, который никто не приветствует.

По какой-то причине мир всегда думает, что солдаты выступают за войну, но это не может быть дальше от истины.

Фундаментальная истина заключается в том, что солдаты ненавидят войну. И офицеры, служащие в боевых частях на передовой линии, желают мира, как самые преданные специалисты.

А такой страстный пацифист, как я, должно быть, большая редкость, — думает Таня, размышляя о себе. — Я от всего сердца против варварской концепции войны.

Я держу пистолет и сферу исключительно из-за моего контракта с Рейхом.

— Ладно, солдаты, отличная работа. Может быть, трудно расслабиться и праздновать, пока напряжение еще свежо, но я хочу позволить каждому подразделению произнести свой праздничный тост.

От всего сердца я могу поклясться своей душой и заявить о своем желании.

Даже в нашей чрезвычайно суровой реальности, где бога, которому мы должны молиться, нигде нет, а зло, называемое существом Икс или чем-то еще, буйствует…

— Очень важно иметь надежды и мечты.

— Хорошо, тогда еще раз: за победу! И за надежду, что война скоро закончится! Ваше здоровье!

— Ваше здоровье!

20 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. СЕВЕРО-ВОСТОЧНАЯ ЧАСТЬ ВОСТОЧНОГО ФРОНТА, ГАРНИЗОН БОЕВОЙ ГРУППЫ “САЛАМАНДРА”.

Так просто сказать: “произнесите тосты за победу.”

Но когда Таня открывает глаза лежа на кровати в доме, где она живет, то криво усмехается, вставая.

Несовершеннолетним запрещено пить и курить. Исключений нет, даже в армии. Все, что ты можешь сделать, это пососать немного леденцов.

Что еще более важно, это незрелое тело не может сопротивляться сонливости и не спать по ночам. Конечно, это означало, что вчера вечером Таня легла спать в здоровый час, как обычно.

Но была и другая причина, по которой она ушла так рано. Когда их начальник болтается поблизости, солдаты чувствуют, что не могут распустить руки. Нет причин поддерживать такие напряженные отношения между начальником и подчиненным даже в нерабочее время.

Таня была достаточно внимательна, чтобы позволить им спокойно выпить после боя. В результате она проснулась довольно рано, но это освежающее бодрствование.

Тем не менее, все остальные, вероятно, допоздна пили. Медленно выскользнув из постели, чтобы не разбудить адъютанта и дежурного, Таня сама тянется к кувшину с водой.

Нет, она почти достала его.

В тот момент, когда ее рука касается керамики, она вдруг замечает необычный холод.

— Хм?

Гадая, не простужена ли, она надевает свое пальто для полетов на большой высоте и сразу чувствует себя лучше.

Возможно, температура просто упала. Даже для раннего утра холод ужасно сильный. Холодно даже для осени. Почти так же холодно, как во время полета.

Может, я все-таки заболела?

Стоит ли мне попросить приготовить что-нибудь теплое, чтобы выпить на всякий случай?

С этой мыслью Таня выходит из дома, чтобы встретиться с дежурными офицерами. Вот тогда-то она и поняла.

Это очень странно. Таня останавливается, охваченная сильным чувством, что что-то не так. Что-то изменилось. Появилось что-то, чего здесь быть не должно.

Это цвет.

Цвет... цвет мира неправильный.

Все изменилось со вчерашнего дня. Вздохнув, она смотрит на небо, которое совершенно затянуто тучами и раздражающе белое.

Белый. Она невольно замирает от этого зверского цвета.

Она отпрянула, но, когда ее нога попыталась сделать шаг назад, усилием воли заставила ее остановиться. Перед ней пляшут бледные, нежные искорки.

Они фантастически красивы. Возможно, если бы все было иначе, она написала бы о них стихотворение.

Но теперь все они для нее — сплошная масса страха.

Она сверкает так, словно может растопить их жаром своего взгляда, но, увы, вынуждена признать, что не может победить.

Ее сжатый кулак говорит за нее.

Если бы она могла кричать, то закричала бы.

Она отдавалась своим эмоциям и отпускала застрявшие в горле слова.

Она внимательно следила за прогнозами погоды.

Даже несмотря на то, что метеорологическая служба гарантировала им еще две недели, она запросила метеорологические карты и просматривала их каждый день в обязательном порядке.

Но несмотря на это, несмотря на все это, идет снег?

Такой восхитительно злой подарок. Это значит, что надвигается великолепная и самая ужасная восточная зима. Все будет покрыто снегом, который превратится в слякоть и со временем превратит местность в грязное болото.

Это худший сезон. Когда армии вынуждены отказаться от всей концепции движения и могут только корчиться на месте.

Таня смотрит на небо и бормочет: “но если небеса встанут на нашем пути, тогда мы победим небеса. Мы должны.”

Сколько еще ночей офицеры Имперской Армии смогут спать без дрожи?

Легко обманывать саму себя. — Этот снег не по сезону ранний.

Она также может цепляться за прогноз погоды. — Завтра все прояснится.

Но это бессмысленно.

Если она не может принять реальность и встретиться лицом к лицу с ужасной ситуацией, вся  дорога приведет в тупик. Она разбросает свои кости по гнилой земле, превратившись в замороженный труп.

Это крайне неприятный вывод.

Все что угодно. Все что угодно, кроме этой ужасной судьбы…

— Я должна выжить. Я должна выжить и вернуться домой. Я знаю, и мои люди тоже. У меня нет лишних кадров, чтобы передать их этому ублюдку генералу Винтеру или кому-то еще.

Поэтому Таня снова отправляется в штаб. Она так торопится, что начинает бегать трусцой, а потом, в конце концов, бежит. Она окликает дежурных офицеров.

Полагаю, это обычное дело.

— Как у нас дела с подготовкой к зиме?!

Когда Таня влетает в дверь, ее вопрос звучит нетерпеливо.

— Что касается снаряжения для холодной погоды, у нас есть форма для высотных операций батальона магов, но полковник, мне жаль говорить, что у нас не хватает ее на всю боевую группу…

— Я... действительно не думаю, что у нас хватит снаряжения для всей боевой группы.

Несмотря на вчерашнюю вечеринку, дежурные майор Вайс и старший лейтенант Серебрякова дают четкие ответы.

— Хм. Лейтенант!

— Да, мэм.

— Допросите пленников. Найдите кого-нибудь, кто занимался приобретением одежды. Желательно, чтобы кто-то из ближайших соседей. Я хочу спросить их о зиме и узнать их мнение.

— Вы уверена?

Для Серебряковой имеет смысл быть обеспокоенной и задать этот вопрос. Вполне вероятно, что такие вопросы могут открыть заключенным, что мы спешим подготовиться к зиме.

Но Таня умеет уверенно делать свои заявления. — Гораздо важнее пережить зиму, чем беспокоиться о том, чтобы дать заключенным информацию, которую им не нужно знать.

Разница между полевой армией, имеющей контрмеры для холода и не имеющей — колоссальная.

— Воздушный флот в долгу перед нами. Пусть они доставят нам из дома теплую одежду.

— Под мою ответственность. Майор Вайс, в случае необходимости, используй средства из казны боевой группы. Вы также можете использовать секретные фонды Генерального штаба.

— Вы уверены?

— Конечно. — Таня повышает ставки. — Как вы думаете, для чего нужны тайные фонды? Или я должна была использовать их, чтобы купить билет на встречу выпускников моего класса?

— Ха-ха-ха! Например, купить платье.

— И правда. Мы можем устроить бал на этом чисто-белом танцполе.

Это так же хорошо, как если бы генерал Винтер пригласил меня на бал. Снаряды с возможностью плазменных брызг, во время кружения в небе над этим белоснежным полем.

Как чудесно было бы крикнуть “да пошел ты” и уйти.

— Простите за вопрос, полковник, но вы умеете танцевать?

В ответ на касательный вопрос Серебряковой Таня улыбается. — Я всего лишь любитель и не могу этого скрыть, пока не оденусь. Поэтому я не возражаю, если оставлю танцы людям, которые знают, что они делают. — с досадой добавляет Таня.

К лучшему или худшему, Имперская Армия специализируется на стратегии внутренних линий с принятием на себя национальной обороны.

Зима, предполагаемая армией, в основном развернутой вокруг Империи, не очень холодная, за исключением Нордена.

— Во всяком случае, разбудите офицеров. Меня не волнует, что у них похмелье.

— Ледяной снег будет как раз тем, что пробудит их от мечтаний после победы.

— Я думаю, что это может быть слишком эффективно…

— Пока вы этим занимаетесь, пусть другие офицеры обсудят в своих подразделениях меры противодействия холодной погоде. Скажите им, чтобы они поддерживали хотя бы минимальные возможности для полевых операций.

И вот, стоя перед собравшимися офицерами, Таня подавляет вздохи и с обычной своей откровенностью заводит разговор на эту тему.

— Итак, офицеры 203-го воздушного магического батальона. Давайте послушаем ваши взгляды на зимние сражения, если, конечно, у вас есть опыт.

— Хорошая мысль... У нас действительно есть проблемы, когда дело доходит до зимних сражений.

Таня кивает в ответ на замечание Вайса. К сожалению, среди присутствующих здесь опытных ветеранов нет ни одного специалиста по зиме.

— Это правда. Если оставить в стороне наши старые руки, то даже те, что из Восточной Группы Армий, вряд ли имеют опыт зимних боев.

— Прошу прощения, но поскольку Восточная Группа Армий веками считала Федерацию своим потенциальным врагом, у вас должна быть идея, не так ли, майор Вайс? — Очевидно, лейтенант Гранц — умник.

Ну, когда ты молод и неопытен, так оно и бывает. Самое ужасное, что человек, говорящий это, является одним из относительно опытных членов нашей боевой группы.

Таня и Вайс, которые оба вздыхают, должно быть, беспокоятся об одном и том же. Это боль командира. Или, можно сказать, управленческой работы.

— К сожалению, лейтенант, зима, которую я знаю, принадлежит Рейху.

Таня кивает.

— Другими словами, наш план обороны в основном включал охрану наших границ. Он не принимает во внимание настоящий снегопад. Даже если бы это было так, все зависело бы от вашего местоположения.

— О, неужели?

— Слушай, Гранц, а что ты узнал о зимних походах в академии?

Вайс ходит туда-сюда с Гранцем, чтобы убедить его. При этом Таня криво улыбается. Неудивительно, что он не знает, как много Гранц знает о зиме.

Ускоренный курс уже давно стал нормой в академии Имперской Армии.

Если солдату информация не понадобится немедленно, академия останавливается на поощрении самостоятельного изучения. Ноу-хау для зимних сражений, безусловно, является одним из самых недооцененных предметов. Хорошо это или плохо, но Империя была сосредоточена на защите своей собственной земли... экспедиции едва ли стоили ментального пространства.

— Если бы мы не провели зиму в Нордене, то у нас вообще не было бы никакого опыта.

— Норден?

Пустое лицо Гранца напоминает Тани, хотя у него есть присутствие старой руки, Гранц присоединился к ним на полпути.

Он учился в академии после нее и, должно быть, был в военном расписании досрочного выпуска.

— О, да, ты был частью группы, которая прибыла на Рейн. Значит, ты не видел никаких действий в Нордене, да?

— Нет. — Гранц качает головой. Для него Рейн был местом первой тренировки в полевых условиях. Хотя он летал над Северным морем, нельзя отрицать, что его опыт неуравновешен.

— Тогда, нам следует поручить подготовительную работу тем людям, которые были в Нордене в начале войны.

— В этом есть смысл. Мы должны оставить это людям с опытом.

Пожалуй, это все, что мы можем сделать, — думает Таня, решая оставить все на усмотрение Вайса. — Майор Вайс, извините, но я хочу, чтобы вы получили снаряжение для холодной погоды, даже если вам придется израсходовать все конфиденциальное финансирование. Я дам вам лейтенантов Гранца и Вюстмана в качестве поддержки.

И она может обучать некоторых подчиненных одновременно — двух зайцев одним выстрелом.

— Да, мэм! Я попробую сделать заказ, как будто они предназначены для воздушных магов.

— Как вам будет угодно. О, я хочу, чтобы все вы проверили, есть ли у кого-нибудь из ваших подчиненных опыт зимних сражений или районов, известных своими экстремальными температурами. Если кто-то знает какие-то трюки, я хочу их использовать. Убедитесь, что другие подразделения делают то же самое. — Потом она добавляет — Кроме того, лейтенант Серебрякова, я приказала вам осмотреть заключенных... но я не уверена, насколько хорошо это пройдет. Их ресурсы и опыт в корне отличаются от наших. Мы просто должны проявить творческий подход и сделать все, что в наших силах.

— Так точно. Я сейчас же приступлю к обследованию.

20 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ИМПЕРСКАЯ СТОЛИЦА БЕРУН. ВОЕННАЯ КОМНАТА ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА.

Когда он выглянул наружу, было похоже на осень.

Хотя стояла поздняя осень, пейзаж все еще был красочным. Неплохое время года для затяжки сигары и легкого выдоха — пуф...

— Жаль, что я не могу перенести погоду Беруна на передовую, — бессознательно пробормотал Зеттюр.

Ясное осеннее небо.

Увы. — Он перевел взгляд обратно в комнату, где оперативный персонал, побледнев, кричал в панике.

Причиной было одно-единственное слово.

Снег.

Снег был белым и безжалостным.

В тот день в Главном штабе офицеры были так расстроены белизной своего хлеба, что макали его в кофе.

Белые равнины.

О, как чудесно, как прекрасно! Пока они не приходят к армии!

Вот почему Зеттюр и его друг были вынуждены слушать крики офицеров среднего звена.

— Снег?! Идет снег?!

— Вызовите метеорологическую команду!

Разъяренные сотрудники сжимали портфели; взволнованные, они выкрикивали изменения в расписании и планах маршей.

Крах прогнозов погоды оказал огромное влияние на наземные силы.

Генеральный штаб рассчитывал на запас прочности и ожидал зимы, которая была раньше, чем все, что они установили в предыдущие годы, поэтому еще более необычно раннее прибытие зимы действительно убрало прочную землю из-под ног.

— Я думал, что нам будет трудно избежать зимней битвы, но…  Рудерсдорф, мы ведь не ожидали зимы так скоро?

— Она появилась из ниоткуда.

В голосе Рудерсдорфа — его друга, сообщника или просто хозяина этой комнаты слышалось раздражение.

Это говорило о психическом состоянии Генерального штаба Имперской Армии, который был в смятении, как осиное гнездо над одним словом снег.

— У них даже нет необходимого оборудования. Можете ли вы ускорить доставку зимних припасов?

— Мы спешим сделать необходимые приготовления. Поставки должны начать поступать в войска фронта в течение ближайших нескольких дней... но только в войска, находящиеся в пределах досягаемости рельсов.

Сунув сигару в пепельницу, Зеттюр уставился в потолок; он знал, как важно подготовиться к зиме. Вот почему он приготовился к худшему и организовал производство зимнего снаряжения. Производственные линии работали на полную мощность. Но он не думал, что ему придется доставлять товары на передовую прямо сейчас.

В этот критический момент…

Все, что они могли послать на фронт — топливо и снаряды, необходимые для наступления. Это, а также лошадей и корм Зеттюр и все служащие корпуса организовали в лихорадочной подготовке.

Расписание для внутренней железнодорожной сети было уже рассчитано до недели, бросая вызов их ограниченным транспортным возможностям, чтобы едва ли обеспечить достаточное количество всего необходимого для крупного наступления.

Теперь оно должно было быть пересмотрено, чтобы получить зимнее снаряжение на линии фронта, сохраняя при этом поставки основных расходных материалов, таких как снаряды и продовольствие?

Откровенно говоря, серьезность ситуации была очевидна, когда офицеры Железнодорожного департамента под командованием Зеттюра в корпусе Обслуживания обрушили на небеса все проклятия, какие только могли придумать, а затем вцепились в расписание.

Но в Железнодорожном департаменте все было относительно просто.

Те, кто отвечал за операции, до вчерашнего дня получали “несколько недель”, но это время упало до нуля без предупреждения.

Дебаты оперативных офицеров становились все более враждебными.

— Центральная обсерватория твердила нам, что осень будет мягкой.…

— Это не ошибка и не случайность?!

Ответ был неоспоримым доказательством того, что реальность всегда бессердечна.

— Персон из обсерватории сдался. Мы должны просто предположить, что наступление зимы является установленным фактом на данный момент.

Послышалось ворчание, вздохи и несколько мгновений тишины, в течение которых сигареты были брошены в пепельницы. Все скрежетали зубами от разочарования и явного нетерпения. Удушающе тяжелая тишина заполнила комнату…

— Дерьмо. У нас нет времени. Пусть войска эвакуируются.

Одно это замечание заставило комнату взорваться, как жидкость для зажигалок.

— Из-за нашего наступления линии фронта и без того находятся в таком напряжении, какое только могут выдержать! Теперь мы должны перестроиться!

— Не говори глупостей! Ты серьезно говоришь, что мы должны уйти?

— Нам нужно обеспечить глубину. Мы могли бы пойти на компромисс с частичным наступлением и частичной реорганизацией…

Все говорившие были штабными офицерами, опорой Империи.

Эти люди были военными специалистами, тщательно подготовленными с интеллектом, оптимизированным для выполнения своих обязанностей. А сотрудники Рейха, без сомнения, не имели себе равных. Эти люди в погоне за единственным ясным выводом были вынуждены не согласиться.

Разумеется, что вопросы операций и стратегии должны обсуждаться между людьми с различными точками зрения.

— Это не шутка! Ты это серьезно? Ты хочешь сказать фронтовым войскам, чтобы они просто играли в слякоть?

— Значит, ты думаешь, что они должны стоять и дрожать, пока не выпадет снег? Почему бы не подумать о том, как нам лучше всего использовать то короткое время, которое у нас осталось?!

А поскольку и аргумент в пользу нападения, и аргумент в защиту имели свои теоретические основания, спор становился все более эмоциональным, а тон-все более удрученным.

— Ты хочешь сказать, что мы должны поставить наши уязвимые линии снабжения на что-то столь же ненадежное, как погода?

— Это разумный расчет!

— Каким образом?!

Материально-техническое обеспечение войск, развернутых на обширном восточном фронте, было поразительно хрупким. Это должны были понять не только служащие корпуса, но и все, кто участвовал в операциях, даже если они этого не хотели.

Спорадические налеты на линии снабжения…

Истощение личного состава, бремя транспортировки снарядов и других грузов — это было похоже на кровоизлияние, которое не прекращалось. Дальнейшее расширение линий будет серьезным бременем для их и без того перегруженной сети снабжения.

Это само по себе может быть фатальным. С добавлением проблемы непредсказуемой погоды, решение остаться на месте было совершенно здравым.

— Если мы начнем действовать сейчас, то все еще сможем продвинуться вперед! Если мы положим этому конец до того, как ухудшатся условия транспортировки, то не будет никаких препятствий для зимовки раньше.

Но в то же время, все еще можно было продвинуться вперед, если бы они действовали сейчас.

— Ты хочешь сказать, что мы должны наступать?! Ты предлагаешь идти вперед без надлежащего зимнего снаряжения, когда мы даже не уверены, что можем гарантировать, что линии снабжения останутся открытыми?! Как, по-твоему, выживет наша армия?!

— Если мы не атакуем сейчас, время будет не на нашей стороне! Вспомни, что произошло с Содружеством и Едиными Штатами! Куй, пока железо горячо! Разве у нас есть выбор?

Фракция, выступающая за действия, была права. Время было не на стороне Империи, их Рейха.

Их национальная мощь истощалась, а трудящееся население несло серьезные потери. Крайняя мера — заставить женщин работать на фабриках, теперь стала нормой. Кроме того, существовала серьезная нехватка товаров. Даже при существующей системе нормирования Империя испытывала критическую нехватку ресурсов.

— Значит, твой план — загнать всю армию в угол из-за этой безнадежной авантюры?! Если мы не отступим, наша армия распадется!

— Мы не можем уйти сейчас! Ты хоть представляешь, как мы близки?!

— Если мы начнем действовать сейчас — то сможем продвинуться вперед! Откуда ты знаешь, что в следующем году мы сможем прорваться через укрепление противника?! Мы не можем упустить шанс!

Нация слабела, как будто ее медленно пытали. Хотя Имперская Армия все еще хвасталась своей мощью, нельзя было сказать, что затянувшийся конфликт не сказался на ней.

Поэтому нескольким офицерам пришлось особо указать на суровую реальность.

— Армия уже распадается на востоке!

— Мы рискуем полностью измотать войска! Не стоит недооценивать стоимость задержки нашего переезда!

— Ты хочешь сказать, что уничтожить наши войска — самоубийственное обвинение, потому что некоторые трусы — пленники страха? Об этом не может быть и речи!

Рядом со столом, за которым разгорался спор между главным образом офицерами среднего звена, за столом, расположенным в глубине комнаты, два генерала, позволив своему табаку тихо тлеть, выдохнули дым вместе со вздохом.

Даже то, как они молча тушили свои сигары, было похоже друг на друга. Генерал-лейтенант фон Зеттюр и генерал-лейтенант фон Рудерсдорф.

Но один из них насмехался, сыт по горло постыдным поведением своих подчиненных, а другой был настолько равнодушен, что даже не слушал.

Что ж, это был естественный результат. Оба генерала напряглись, как только услышали слово “снег”.

Генерал фон Зеттюр, как заместитель начальника корпуса военной службы, уже дал свой ответ. Таким образом, побуждение своих подчиненных к дебатам было просто формой жесткой тренировки мозга.

То же самое пошло для генерала фон Рудерсдорфа. Как человек, отвечающий за операции, он знал, что им нужно переключить передачи, чтобы рассмотреть реалистичные меры.

Именно потому, что они понимали фактор времени, они оба дали свои заключения немедленно.

Столкнувшись с результатами, они бросили свои выводы офицерам среднего звена, зная, что это не принесет никакой пользы, Зеттюр должен был признать, что сожалеет об этом.

— У нас тут сотни школ мысли.

После долгих дебатов их аргументы превратились в простые мнения. И что заставляло его голову болеть, так это то, что те, кто был вовлечен, казалось, даже не замечали этого.

— Как ты думаешь, когда они поймут, что даже если наш ответ неверен, это пустая трата времени на споры?

— Хм, это потому, что персонал всегда выбирает тех парней, которые думают, что они достаточно умны, чтобы быть штабными офицерами. Мы зашли в тупик. Эвакуация войск — наш единственный выбор. Любой, кто не уверен в таком важном моменте, является второсортным офицером.

— Разве это не раздражающая правда?

Тс. — Вот что значит хотеть плакать. — Они — избранная группа, и все же в Генеральном штабе Имперской Армии полно таких парней, которые думают, что они такие умные. Невероятно — оба генерала не одобряли этого.

Но, нужно добавить.

Честно говоря, и генерал фон Зеттюр, и генерал фон Рудерсдорф были печально известны тем, что имели самые высокие минимальные ожидания в Генеральном штабе.

Два ворона из Имперской Армии, обладающие величайшим интеллектом…

Почти не обращая внимания на обычных штабных офицеров, Эти двое уже поняли, что означает приход зимы, и начали горевать.

— Зима пришла слишком рано. Поскольку мы не могли этого предсказать, нам придется смириться с обвинениями в некомпетентности и справиться с ситуацией.

— Да, — согласился Зеттюр, а затем спросил о чем-то, что его беспокоило. — Но после того, как мы реорганизуем линию фронта, будем ли мы продолжать наступление?

Была только одна проблема.

Сейчас им нужно было обсудить, что делать после Зимы. В этом вопросе Зеттюр и Рудерсдорф не были полностью согласны…

— Какие еще средства есть у Империи? Нам нужен способ положить конец войне. С фронтом, который так горячо оспаривается, шансы уладить все путем неспешных переговоров невелики.

— Если понадобится, мы можем составить план, как переждать это.

Зеттюр сказал, что именно для этого и существует теория тотальной войны. Теория сдерживания истощения, которую он и его подразделение предлагали, предполагала, что крупные потери неизбежны, но в остальном была достаточно прочной.

В Империи возникла мощная сеть производства боеприпасов и самодостаточное экономическое поведение.

Значит, Зеттюр был в этом уверен. — У нас все еще есть свобода действий. Нам нет нужды ограничивать свой выбор. Мы не должны отказываться от возможности длительной войны на истощение.

— С точки зрения логики, это верно. Так что я не могу отрицать, Зеттюр. — Было что-то печальное в выражении лица генерала фон Рудерсдорфа, когда он позволил своей сигаре тлеть. — Я понимаю, но... — продолжал он. — Я тоже это знаю. Империя едва держится на плаву. А это возможно только благодаря дисциплине нашей доктрины тотальной войны.

— Позвольте мне исправить недоразумение, генерал фон Рудерсдорф. Нет никаких препятствий для поддержания минимума. По крайней мере, сейчас.

— Это верно только для военных поставок?

— Я не могу отрицать. Мы почти достигли предела того, что мы можем сделать, чтобы поддержать сокращающееся производство продовольствия. Мы наблюдаем быстрый рост производства снарядов, но плохое качество приводит меня в отчаяние. — Зеттюр кивнул и признал, что он сказал правду.

Основная рабочая сила, производящая сельскохозяйственную продукцию Империи, потеряла огромную часть своей рабочей силы, и другой критической проблемой было то, что армия реквизировала всех лошадей, которых они обычно использовали для пахоты.

Это был не кто иной, как корпус Обслуживания, который собрал лошадей, которых они использовали для перевозки припасов, так что Зеттюр болезненно осознавал тяжелый удар, который они нанесли домашнему сельскому хозяйству.

Честно говоря, последствия оказались хуже, чем он ожидал. В некотором смысле, это была их собственная ошибка, что они застряли, поедая репу за репой.

— Ожидание долгой войны отличается от надежды на долгую войну. Мы считаем, что следует использовать наши сильные стороны и попытаться совершить прорыв на оперативном уровне.

— И я этого не отрицаю, Рудерсдорф. Но ты ведь тоже понимаешь? Это слишком большая авантюра.

— Будь проклята моя некомпетентность. Я ненавижу, что мне приходится играть на исход этого главного события в истории Империи, — пробормотал он.

По сравнению с обычной энергией в его голосе, он казался таким слабым. — Если ты собрался дать мне такой дрожащий ответ, то следовало просто посоветоваться со мной с самого начала…

— Хм. Ну, приходи и поговори со мной, если понадобится. Но мы должны начать с подготовки к зиме.

— Ах, эта заноза в шее, генерал Винтер.

Время было совершенно неподходящим.

Они не могли надеяться на наступление в соответствии с планом армии. Так что на какое-то время восточный фронт войдет в то, что можно было бы любезно назвать затишьем. Грубо говоря они дадут Федерации время на реорганизацию. Это было ужасно неприятно, но они ничего не могли поделать с силами природы.

Невозможность сделать какие-либо прогнозы относительно операции после зимы. И вдобавок ко всему, никто не знал, какое истощение они перенесут зимой.

Необходимость формулировать стратегию в таких непрозрачных обстоятельствах была совершенно неслыханной. Как они могут планировать будущее, если даже не знают, что у них будет под рукой?

И все же, генерал фон Зеттюр пересмотрел одно из своих мнений. — Существуют бесконечные переменные. Но если мы можем определить хотя бы одну из них, то нужно это сделать.

— В данный момент я собираюсь представить это предложение Верховному Главнокомандованию, чего бы это ни стоило.

Он говорил о плане ”автономии”, к которому пришел по предложению полковника фон Дегуршаф.

Он работал с полковником фон Лергеном до изнеможения, но после политических маневров с использованием контактов Лергена, в сочетании с принятием огромного риска и состояния, связанного с этим, он начал видеть результаты.

Он был осязаем, Зеттюр чувствовал, что в нем что-то есть.

— План автономии? Я согласен, что он кажется эффективным, но…

— Кульминационная риторика, Рудерсдорф! Послушай... — он высказал свою точку зрения так просто, словно объяснял универсальную истину. — Чем иметь по соседству вражескую страну, лучше иметь по соседству страну, которая не дружит с нашим врагом.

— Это уж точно.

— А нейтральная страна была бы еще лучше.

— Конечно. В этом есть смысл.

— В таком случае, — заканчивает Зеттюр, словно предлагая коварный план, — лучше всего для Рейха будет дружественная страна, чьи интересы совпадают с нашими.

— Ты собираешься стать акушеркой? Это ужасно похвально... — его друг улыбнулся, и Зеттюр улыбнулся в ответ.

Он не смотрел в зеркало, но был уверен в этом.…

Наши лица, должно быть, выглядят такими злыми. — Эта мысль внезапно промелькнула у него в голове. — Ну и что с того?

— Если понадобится, я не против. Я даже приготовил место для этого благословенного события. Я выберу крестных родителей. Планы на крещение уже составлены. Тогда, если правительство признает, наше бремя немного облегчится.

— Ты хочешь сказать, что новорожденный ребенок будет работать на нас, как взрослый? Рудерсдорф усмехнулся, словно находя такую перспективу смешной, но Зеттюр ловко сбил его с ног.

— Послушай, дружище. Даже маленькая девочка была полезна в этой войне. Я уверен, что младенцы и малыши имеют свое применение. По крайней мере, они могут защитить нас от пуль.

— Это худший аргумент, который я когда-либо слышал.

— Без сомнения. Это абсолютно отвратительно, и я знаю об этом. Как бы то ни было, —  продолжал Зеттюр, — я довольно злой член этой организации, несмотря на мою добродетельную натуру, и поэтому я выполню свой долг так, как должен. Все, что мне дозволено — нет, нам, офицерам Генерального штаба, дозволено, — это преданность своему долгу.

Они поклялись отечеству, Рейху. В тот день, когда они были назначены, они поклялись защищать его от любого, кто причинит вред стране или имперской семье.

Так что если Отечество сочтет это необходимым…

Почему бы нам, офицерам Генерального штаба, не стать такими же злыми, как они?

Генерал фон Зеттюр даже начал излучать мрачную решимость, так что на мгновение он был ошеломлен сердечным смехом своего заклятого друга.

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

— Я что-то не так сказал?

— Нет, теоретически ты совершенно прав. Но у тебя, кажется, есть одно забавное недоразумение, так что я ничего не мог с собой поделать.

— Недоразумение?

— Чем славятся штабные офицеры нашего дорогого Генерального штаба?

Веселая улыбка на лице его друга тоже была сухой. Но редко он слышал что-то, что имело бы такой смысл.

— Ну, это определенно не их великие личности.

— Давай будем откровенны. Разве мы не должны прославиться повсюду как эксцентричные, грозные и хитрые?

— Ха-ха-ха-ха! Да, ты прав, конечно. — О, мы уже здесь? — Каждый из нас выглядит разумным, но мы все должны быть неразумными. Все, что нам нужно сделать — использовать грубую силу, чтобы сделать то, что должно быть сделано.

Крышка была открыта с самого начала.

Значит, ад будет порожден нашими руками?

Дерьмо.

Слишком легко принять то будущее, которое она нарисовала.

1. Сеги — японская настольная логическая игра шахматного типа.