Онлайн чтение книги Военная хроника маленькой девочки The Saga of Tanya the Evil
Дипломатическая сделка

НАЧАЛО ЯНВАРЯ, 1927 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. НА СЕВЕРЕ ИЛЬДОА.

Направляясь в Королевство Ильдоа, полковник фон Лерген получил три задания от Генерального штаба.

Во-первых, посмотреть, насколько хорошо обучена Ильдоанская армия.

Были ли они врагами или союзниками, чем больше информации о них мог получить Генеральный штаб, тем лучше. Для штабного офицера задача сообщать о своих наблюдениях была естественной обязанностью, которую даже не нужно было обсуждать. Даже в такой напряженной ситуации это было относительно простой задачей.

Вторым был приказ проникнуться военной географией с учетом горных сражений. Генерал-лейтенант фон Рудерсдорф, руководивший операциями, дал ему задание лично. Насколько Лерген мог догадаться, идея состояла в том, чтобы быть готовым к потенциальному бою с Ильдоа.

Конечно, простое изучение рельефа местности не ставило их автоматически на путь войны. Тем не менее, было важно, что они рассматривали его даже как потенциальный план. Добавляя к этому решимость и решительность командира, казалось, что это может быть важным показателем.

Последнее задание, надо сказать, было невероятно необычным по сравнению с двумя другими.

Его третья миссия была чрезвычайно проста. Генерал-лейтенант фон Зеттюр, командовавший Армейским корпусом в Генеральном штабе, хотел, чтобы он как можно больше узнал о генерале Гассмане.

Лерген вспомнил, как невольно уставился на приказ, перечитывая его. Это было не то задание, которое обычно поручают полковнику.

Это была обычная работа для младшего офицера.

А у Лергена вообще не было опыта шпионажа. Будучи полковником Генерального штаба Имперской армии, он был воспитан как оперативный работник, который мог управлять материально-техническим обеспечением и организацией в тылу.

Даже он не был уверен, что ему удастся успешно выполнять обязанности разведчика.

Когда Зеттюр сказал ему, что он будет великим именно потому, что его происхождение связано с персоналом, его единственной реакцией было недоумение. Хотя он был нетерпеливым типом и прилагал все усилия для выполнения приказа, он не мог отрицать, что это было вне его рулевой рубки. Как, по его мнению, он будет сравнивать личный состав внутри Империи и кадровые дела старших офицеров в чужой стране?

Тем не менее, если бы Лерген позволил всем эмоциям отразиться на своем лице, он был бы дисквалифицирован как высокопоставленный солдат.

Когда он приехал в Королевство Ильдоа, то весело общался со встречающими, обмениваясь вежливыми замечаниями, как образец совершенно серьезного офицера.

— Я полковник Вирджинио Каландро. Я буду руководить вами от имени генерала Игоря Гассмана.

Человек, который встретил Лергена и остальных из Империи, был таким же вежливым офицером Королевской армии Ильдоа, человеком с дружелюбной улыбкой. Только Лерген собрался отдать честь, как с удивлением обнаружил, что мужчина протягивает ему руку для рукопожатия.

Он был из тех, кто старается подлизаться к людям.

— Итак, вы полковник фон Лерген?

— Это большая честь для меня, полковник Каландро.

И все же рука, которую он пожимал, была чрезвычайно крепкой, как у солдата.

Его руки были ужасно жесткими для солдата-политика. Он был из тех, кто заставляет других сразу понять, что он знает, когда быть твердым, а когда мягким — самый грозный тип, чтобы контролировать вас.

Для Лергена, которого родная страна попросила покопаться в этом и в том во время его поездки, этот парень будет настоящей занозой.

Все, что он мог сделать — принять ту же истину, с которой приходится жить всем солдатам: нельзя выбирать себе врагов. Лерген принял вызов, брошенный улыбкой Каландро, и тоже кивнул с теплой улыбкой.

— Прошу сюда. Это немного, но мы приготовили кое-какие закуски.

Замечания было достаточно, чтобы он подумал: вот что значит получить удар, чтобы набрать первое очко. На столе были все предметы роскоши, которые исчезли из Империи из-за морской блокады Содружества.

— Позвольте угостить вас настоящим кофе.

— О, доброта нейтральной нации.

В заведении для приема гостей, расположенном неподалеку от места проведения учений, подавали всевозможные товары из южных морей, которые давно не попадались на имперском материке из-за эмбарго, в том числе, прежде всего, ароматный кофе.

У них даже были кучки коричневого сахара.

— Да, я так счастлив, что мы можем оказать нашим союзникам гостеприимство.

Преувеличенное замечание, серьезный тон и, в довершение всего, подозрительная улыбка.

Лерген не чувствовал, что может произвести хорошее впечатление на дипломата, но он оказался в положении, когда ему пришлось сражаться с монстром как с представителем своей страны.

— Нам так повезло, что нас считают друзьями. — На бумаге эти слова прозвучали бы невероятно унизительно, но даже сам Лерген понимал, насколько пустым был его тон. — Мы были так заняты своими обязанностями на поле боя.… Боюсь, что мы потеряли связь. Ах, но так неловко оправдываться.

— Не думаю, что это оправдание. Я, конечно, не хочу быть таким недалеким человеком, чтобы обвинять вас, когда у вас должны быть веские причины.

Разговор был стереотипный: покровительственная Ильдоа, уклончиво-циничная Империя. Тем не менее, они обменялись своими ехидными замечаниями с надлежащей притворной вежливостью.

Это можно было назвать словесной предварительной стычкой в качестве разведки.

Почти удовлетворенный тем, что получил, Лерген был вынужден открыть карты.

Поставив чашку на стол и смакуя кофе, Каландро улыбнулся и небрежно бросил бомбу.

— Буду откровенен. Я специальный посланник генерала Гассмана.

Это было так неожиданно, что на мгновение Лерген потерял дар речи.

— Есть кое-что, о чем я просто обязан откровенно поговорить с нашими друзьями из Империи.

— Специальный посланник?.. Что вы хотите обсудить?

Лерген намеревался провести разведку, но столкнулся с главными силами противника. Поскольку это не было полной неожиданностью, у него было небольшое преимущество готовности, но он, несомненно, был захвачен врасплох.

Внезапная атака была более мощной, чем он рассчитывал. Лерген был вынужден выучить то, что можно было назвать уроком битвы на поле боя. Он почти затаил дыхание, когда Каландро заговорил быстро и грубо, словно хотел украсть гром Империи.

— Королевство Ильдоа ужасно обеспокоено нынешней ситуацией.

— Что это значит?..

— Затягивание войны никому не идет на пользу.

Он без колебаний проглотил наживку. Эти слова были слишком многозначительны. — Никому?

Полковник Лерген из Генерального штаба Имперской армии знал, что отвечать вопросом на вопрос невежливо. Но он должен был знать ответ.

Одно дело, когда сторона, приносящая жертвы в войне, говорит такие вещи, но это не тот тип вещей, которые сторона, которая порхает, как летучая мышь, туда, где находят прибыль, может комментировать так самодовольно. Все, что нам нужно сделать — отстреливаться, когда по нам стреляют. Это не так уж и экстремально. В любом случае, этот парень из оппортунистической Ильдоанской армии не считал нужным поднимать эту тему.

— Прошу прощения, если обидел.

— Простите, полковник Каландро, но ситуация тако…

— Не поймите меня неправильно, — с улыбкой перебил его Каландро. — Мы также очень обеспокоены тем, как идут дела. Мы готовы действовать добросовестно в качестве посредника во имя мира.

Вот что значит не суметь перехватить инициативу. Все, что Лерген мог сделать, это позволить каждому слову Каландро стучать в его мозгу, пока он ошеломленно смотрел в глаза своего двойника.

— Понимаете? Другими словами, мирные переговоры. Мы, Королевство Ильдоа, готовы стать посредником для наших друзей.

Хотя Лерген и понимал, что это не поможет сбить его с толку, тем не менее ему было трудно найти какой-либо немедленный комментарий, и его молчание выдавало его замешательство. Он был во власти Каландро, который выбирал темы для разговора.

Он чуть не закричал “шутить вздумали”... Несомненно, это было связано с его последними запасами сдержанности. Он был уверен, что этот человек все это время периодически наблюдал за выражением его лица.

Если он не задумается над смыслом слов Каландро и не поймет их, то не сможет эффективно ответить. Лергену не хватало решительности, которой требовали полевые сражения.

В этот момент ему пришлось признать, хотел он того или нет, что он неопытен.

— Прошу прощения, но вы хотите сказать, что Ильдоа хочет выступить посредником в мирных переговорах?..

Причина, по которой он ответил вопросом, была просто в том, что он не мог придумать хорошего ответа.

Главные деятели Генерального штаба Имперской армии, за редким исключением, и не подозревали, что такое предложение будет сделано. Что касается тайных атак, то предложение Королевства Ильдоа было как гром среди ясного неба.

Будучи в шоке, ему в голову пришел, магический офицер, которую он хорошо знал. Будучи полевым командиром, подполковник Таня фон Дегуршаф часто делала странные предположения. В тылу он был поражен ее необычной решительностью, но если бы она была здесь... что она бы сделала?

— Говоря как союзная нация, я предупреждаю, что любая новая война будет слишком большой нагрузкой на экономику Империи. Позвольте нам предложить мирные переговоры. — Вечно улыбающийся Каландро вежливо проигнорировал недоумение Лергена и добавил: — я понимаю, что это самонадеянно, но не кажется ли вам, что пришло время найти способ уладить дело? Если мы назовем это тупиковой ситуацией и добровольно примем решение, вы согласитесь?

Именно потому, что Лерген был ключевым членом Имперской армии, ему пришлось тяжело сглотнуть.

Бремя продолжения войны было огромным, даже невероятным. Расходы Империи выросли в огромную сумму.

Линии на востоке превращались в трясину. Бесплодная война на истощение с Содружеством и Свободной Республикой была вечной ничьей. Оборотной стороной стремления Генерального штаба к решительной победе было обескровливание Имперской армии, которая и без того становилась анемичной.

Но почему он должен показывать свою тревогу внешне?..

— Простите, что говорю это, выслушав ваши мысли, но это дело решает Верховное командование. Простой полковник понятия не имеет, что подумает Верховное командование.

— Даже гений из Операционного отдела, как вы? Ваша репутация опережает вас. Насколько я понимаю, вы пользуетесь доверием как генерал-лейтенанта фон Зеттюра, так и генерал-лейтенанта фон Рудерсдорфа.

Замечание Каландро, произнесенное так небрежно, было многозначительным. Это выходило далеко за рамки пустых слов или шуток.

Когда они говорили, что ильдоанцы страстны, они действительно знали, о чем говорят!

— Чрезмерная скромность может быть оскорбительной.

Слова Каландро подразумевали, что он был очень хорошо информирован.

Когда Лерген наконец немного успокоился, он еще раз внимательно посмотрел на Каландро. Взглянув на мундир полковника, можно было подумать, что он принадлежит к альпийскому полку.… Ну и ну. По мере того как мозг Лергена набирал скорость, он начал понимать, кто этот человек на самом деле.

Насколько он помнил, все альпийские полки подчинялись непосредственно Генеральному штабу Королевской Ильдоанской армии.

Если офицер разведки собирался замаскироваться под кого-то, служащего в полевых условиях, альпийское подразделение с хорошей боевой репутацией было прекрасным прикрытием.

Но Лерген чувствовал, что у Каландро гораздо больше опыта, чем у него, учитывая его ловкость. Так что, правильнее было рассматривать его как ветерана элиты, который служил в трансграничных и других легальных серых операциях? В любом случае, он, несомненно, был крепким солдатом, прошедшим через немало жестоких сражений.

— В любом случае, мне очень повезло встретить вас здесь.

— Было бы здорово безоговорочно отпраздновать дружбу наших стран…

— Как вы знаете, небольшое недоразумение может вызвать осложнения. Вот почему я так рад, что у нас есть возможность поговорить откровенно.

Каландро шел сам по себе с таким видом, словно знал все — должно быть, он действительно был специальным посланником. И понятно, почему он выбрал меня для контакта.

Лерген был выбран в качестве кого-то, кто обязательно доставит сообщение в Оперативный отдел и Корпус обслуживания.

— Позвольте мне сначала прояснить нашу позицию. Мы, то есть Королевство Ильдоа, не очень активно надеемся на распад Империи.

— Так почему же вы пассивно надеетесь на это?

— Ух, почему вы такой агрессивный. Я был уверен, что вы знаете о проблеме непогашенного долга перед Ильдоа.

А-а-а. Лерген сразу все понял. Выражались ли они территорией, родиной, суверенитетом или любым другим словом, эмоции всегда были искренними. Между тем, как это ни досадно, действующему офицеру имперской армии было категорически запрещено публично признавать подобную проблему.

Этот территориальный конфликт имел абсурдно глубокие корни. Проблема была спором об Ильдоа-говорящем регионе, захваченный Рейхом, когда была сформирована Империя.

Рейх не собирался распространять свое понимание на кого-то, утверждающего, что только потому, что некоторые жители района говорят на ильдоанском, земля должна принадлежать Ильдоа.

Официальная позиция Империи состояла в том, что этот вопрос даже не заслуживает обсуждения. Она всегда наотрез отказывалась “рассматривать” возможность отказа от территории, присущей ее составу.

С другой стороны, Ильдоа не могла согласиться с логикой отказа от объединения земель, говорящих на ильдоанском.

Это был территориальный спор, который всегда тлел между Империей и Ильдоа.

— Хм? Вопрос о долге? Я не уверен, что помню такую проблему.

— Другими словами?

— Официально я впервые слышу о такой проблеме. Может быть, я уже слышал об этом наедине?

Ответ Лергена был повторением официальной линии Империи. Имперское правительство отказывалось даже признать, что территория вообще находится в споре, так что больше он ничего не мог сделать. Все ответили бы единогласно, если бы их спросили: это наша родина.

Сохранение родины — долг, и спорить было не о чем.

Так обстояли дела внутри Империи.

И Каландро очень хорошо понимал, что Лерген был вынужден упрямо отрицать проблему, независимо от того, как он к нему относился, поэтому он не расстроился из-за своего ответа.

Точно так же, следует сказать…

Лерген легко догадался, почему Ильдоа не могла сдаться...

Потребовалось лишь немного спокойного размышления. Почему кто-то другой должен думать определенным образом только потому, что мы думаем?

Многие штабные офицеры, включая Лергена, были обеспокоены именно этим.

— Если я должен объяснить, то это довольно нелепо…

Лерген смотрел на него глазами, которые говорили: “давай послушаем”, и Каландро не стеснялся в выражениях.

— Если у вы погасите долг, то мы не прочь сражаться бок о бок с Империей.

Настойчивость этого человека была потрясающей.

Тоска по территории, которую народ или нация считали по праву своей, была скрытым потоком ярости.

- Можно ли это понимать и в качестве военного присутствия?

— Мы готовы выступить единым фронтом в этом смысле, концептуально.

А-а-а. Лергену, привыкшему к бюрократическому мышлению и грамматике, пришло в голову, что комментарии Каландро кажутся осмысленными, но на самом деле ничего не гарантируют.

Все это были пустые разговоры — образцовое пустое обещание.

Как бы красиво они ни звучали, слова, не подкрепленные действием, были бессильны и лишены смысла… В мире политики, военных дел и дипломатии благих намерений было недостаточно.

Говорят, утопающий хватается за соломинку, но неразумно думать, что соломинка спасет человека. Он должен ухватиться за что-нибудь надежное, например за лодку, а если это невозможно, то единственный выход — плыть самостоятельно. У страны, которая не может сделать это самостоятельно, нет будущего, потому что у государства нет вечных союзников и вечных врагов.

— С практической точки зрения мы готовы выступить посредниками между Империей и странами, с которыми она воюет. Между нами говоря, мы также готовы совместно с Едиными Штатами пригласить все воюющие страны на конференцию по прекращению огня.

Понятно. — Лерген кивнул, но не мог не заметить едва заметной разницы.

Каландро все это время говорил как представитель Ильдоа, но теперь Лерген задавался вопросом, какую страну он на самом деле представляет.

— Будут ли эти мирные переговоры вести ильдоанские военные или ильдоанское правительство?

— Это в основном план, который был выдвинут армией и одобрен правительством.

— Что-то не сходится, — откровенно выразил сомнение Лерген.

Основными отношениями между правительством и военными были отношения правительства, председательствующего над военными. Независимо от того, была ли администрация имперской, республиканской или феодальной, военная власть была продолжением политической.

В конечном счете сама война была продолжением политики.

В этом смысле ильдоанские военные, выступавшие за определенную внешнюю политику, представляли собой странный поворот к естественному порядку. И тот факт, что они выискивали Лергена нельзя было не заметить.

— Я солдат. Другими словами, я всего лишь член вооруженных сил.

Лерген знал свое место.

Он был всего лишь защитником своей страны, тем, кто поклялся в верности ее флагу и императору. Как он мог отступить вместе и отдать часть своей родины, даже если враги, угрожающие его отечеству, собирались уничтожить его?

Если понадобится, он будет стоять на своем. Это был долг солдата.

Искренний профессиональный солдат, который следовал уставам, чья подготовка стала частью их плоти и крови, и который был предан своей профессиональной морали, отточенной логикой и этикой, был довольно беспокойным существом.

Лерген считал, что солдат — человек достаточно здравомыслящий, чтобы не бросаться словами на мой собственный авторитет перед лицом пустых обещаний и принятия желаемого за действительное. Если он собирается стать таким дураком, который без колебаний вмешается в управление страной, то он, по крайней мере, закончит с честью как офицер.

Благодаря своей натуре и таланту Лерген сумел обуздать желание ухватиться за предложение Ильдоа.

— Право вести дипломатические переговоры и все такое прочее не принадлежит армии. Правильным каналом для этого было посольство Империи в Ильдоа. — Когда логика не соблюдается, ничто, даже самое незначительное, не может быть упущено. Как сказал классик востока, туннель крошечного жука может привести к обрушению длинной насыпи.

Несомненно, здесь можно извлечь урок.

— Прошу прощения. Я просто подумал, что будет быстрее уладить это между нами, военными.

То, что говорил Каландро, в некотором смысле было правдой. Лерген не мог отрицать, что отказ от запутанной процедуры и обращения напрямую иногда было полезно.

Но он мог категорически отрицать этот случай.

— Не хочу вам противоречить, но не думаю, что это возможно.

— Я уверен, что мы могли бы принять решение прямо здесь. Так что вы думаете, полковник фон Лерген?

— Если бы это было в области тактики, быстрое суждение было прекрасно. Но пока вопрос касается национальной стратегии, разве не исключено, что руки и ноги ошибочно принимают себя за мозги? И кроме того, — продолжал Лерген, — даже если мы примем решение среди военных властей, эта установка все равно будет странной. Разве у вас нет атташе в Ильдоанском посольстве в Империи? Или поговорите с нашим атташе в Ильдоа. — Он продолжил, прежде чем Каландро успел замять дело. — Не хочу показаться неуважительным, но тайное общение с неофициальными специальными посланниками и все такое заставляет меня сомневаться в суждениях генерала Гассмана.

— Вот как серьезно мы относимся к конфиденциальности. Мы хотим свести к минимуму количество вовлеченных людей. Вполне естественно, что мы держим секретность на переднем крае наших умов.

— Значит, вы хотите, чтобы мы сделали это устно? Даже на передовой приказы приходят на бумаге.

Лерген понимал, что значит прощупывать чувства врага. Даже у посланников была своя цель. Но когда его попросили принять только “слова” от эмиссара-полулитариста, это было шокирующе. Этот человек должен был оставить сообщение, но он даже не принес его в письменном виде?

Если он отнесется к этому сомнительному диалогу как к встрече с тайным эмиссаром и заберет его домой, его вполне могут лишить штабного лампаса и вышвырнуть из Генерального штаба.

— Понятно… Я понимаю ваше положение. И все же я умоляю вас не превращать меня в какого-то ребенка, идущего на побегушках.

Каким-то образом вежливое отношение Каландро задело Лергена за живое.

Возможно, вместо того, чтобы любить или не любить его лично, он беспокоился о методах этого человека?..

— Полковник Каландро, я понимаю ваше положение. Я не хочу бросать вам в ответ ваши же слова, но я ведь тоже не ребенок на побегушках.

— Другими словами?

— Могу я получить что-нибудь в письменном виде?

— Слов недостаточно?..

Нет, не достаточно. Лерген молча уставился на него.

Как долго они смотрели друг на друга? Он не думал, что это может быть ужасно долго, но, с другой стороны, ему казалось, что прошло довольно много времени — странный промежуток.

Наверное, было неправильно говорить, что Каландро смирился. Казалось, он каким-то образом справился с этим, когда посмотрел на небо, а затем кивнул, прежде чем сказать:

— Я подготовлю запечатанный документ. Я могу быть уверен, что вы доставите его в Управление Генерального штаба вашей страны?

— Я счастлив выполнить просьбу союзного государства. — Лерген кивнул. Выражение лица Каландро на мгновение застыло, но он тут же изобразил на лице нежность.

Какая великолепная смена выражения.

— И это все, о чем вы хотели поговорить? Если у вас нет возражений, я хотел бы посмотреть упражнения.

— Конечно. Раз уж я здесь, почему бы мне не описать, что мы делаем? Прошу сюда, — предложил ему Каландро. Ничто в его поведении и объяснениях не показалось Лергену далеким. Он боялся, что у него останутся дурные предчувствия, но с облегчением обнаружил, что это не так. Он мог описать полковника Каландро только как искреннего солдата, богатого опытом… Человек показывал ему все, что он хотел видеть, и объяснял все детали, о которых он спрашивал.

Само собой, что два эксперта заметят разные вещи, даже если они пойдут по одной и той же дороге.

Когда дело доходит до военных учений, будь то демонстрация, предназначенная для посторонних или нет, всегда есть что отнять. Например, когда Лерген взглянул на снаряжение, которое несли офицеры Королевской Ильдоанской армии, он увидел предметы, которые выглядели точно так же, как захваченное снаряжение, которое он видел в документации.

Главное отличие состояло в том, что это, вероятно, был официальный импорт. Учитывая их достаток и новизну, было трудно думать, что они подобрали их с поля боя.

С первого взгляда можно сказать важный факт — Королевство Ильдоа строило тесные отношения со странами, с которыми Империя воевала.

С другой стороны, с точки зрения кого-то, хорошо разбирающегося в логистике и операциях, это также могло быть истолковано, что ситуация с оборудованием Королевской Ильдоанской армии была беспорядочной.

— Кажется, я где-то уже видел много такого оборудования…

— Это все импортное. В последнее время кажется, что в военной технике каждый день появляются новые инновации. Отставать не стоит, поэтому мы упорно работаем над модернизацией.

— Я так счастлив, что союзная армия идет в ногу со временем. Сердечно поздравляю вас.

— Что ж, это большая честь. — Каландро поклонился. Должно быть, он тоже понял, в чем дело. Вместо того чтобы диверсифицировать, лучше стандартизировать снаряжение — иначе логистика будет слишком сложной на практике.

Армия — огромная организация.

Если они не будут хоть немного упорядочены там, где это возможно, они рискуют тем, что техническое обслуживание оружия станет несуществующим на линии фронта. Вот на что похожа современная война.

Следующая часть была тем, что действительно смутило его.

Лерген не мог понять, почему Королевство Ильдоа так гордится тем, что использует снаряжение иностранного производства.

— Кстати, ваша боевая доктрина батальона воздушных магов напоминает доктрину Содружества.…

— Это из-за инструкторов. Они случайно узнали его по программе обмена между Ильдоа и Содружеством.

— Я думаю, мы должны гордиться тем, что Имперская армия уничтожила конфликт между Ильдоа и другими странами на южном континенте…

— Конечно, мы благодарны нашему союзнику.

— Это действительно большая честь. Судя по всему, мы им пригодимся.

Неужели Ильдоа использует реквизит, чтобы похвастаться своим дипломатическим положением? Или армия была вынуждена использовать снаряжение иностранного производства, несмотря на то, что они знали, насколько это было беспорядочно?

Если последнее, то Королевская Ильдоанская армия была не лучше бумажного тигра. Если первые, то они были жесткими. Ему придется подумать о том, что может произойти в контратаке.

Тц. Лерген уже собирался покачать головой, когда краем глаза увидел знакомую цветовую гамму, и его мозг немедленно начал бить тревогу.

Униформа воюющих сторон была именно такой эмблемой.

— Кто они?..

— Хм, у меня не очень хорошая память... — пошутил Каландро, но не смог скрыть того факта, что его улыбка, которая до сих пор была такой естественной, превратилась в ужасно искусственную.

Было что-то жуткое в том, как он говорил, что делало его больше похожим на политика, чем на солдата. Человек, который был здесь всего минуту назад, не пожалел бы усилий, чтобы представить его, но сейчас — нет.

Похоже, имперский солдат не мог требовать дружеского представления в комплекте с рукопожатиями к людям в униформе Содружества и Федерации.

— О, уже почти пора ВВС подниматься. Маги, как правило, привлекают все внимание, но мы укрепляем производство истребителей, так что у нас есть довольно хорошие самолеты.

Наверное, он чувствовал себя неловко. Каландро поспешил, словно говоря: вы можете просто притвориться, что не видели этого? Лерген последовал за Каландро, когда тот повел его в противоположном направлении. — Туда, — и Лерген задумался, как ему следует интерпретировать то, что только что произошло.

Было ли это частью спектакля или оплошностью?

Хмм. Подумав немного, он посмотрел на небо, и его глаза остановились на ильдоанских военных самолетах, летящих в мечтательных строях.

Они казались хорошо обученными, что означало много часов полета. Лерген мысленно улыбнулся при мысли, что их кажущееся изобилие топлива для тренировочных полетов можно использовать в качестве проверки лояльности.

— Похоже, у вас нет недостатка в авиационном топливе.

— Как вам известно, Ильдоа в настоящее время является одним из крупнейших импортеров нефти.

Приношу свои извинения полковнику Каландро, который даже не собирался скрывать тот факт, что они импортируют, но я действительно был полностью осведомлен об этом.

— По правде говоря, было здорово, если бы мы могли побеспокоить вас о каком-то высокооктановом авиационном топливе на основе соглашения между нашими двумя странами…

— Да, все так, как вы говорите. Мы были бы рады помочь вам, однако... Есть некоторые договорные вопросы. Как вы знаете, как нейтральная страна, обязанности и привилегии приходят вместе.

— Но вы хотели бы помочь нам как друг?

— Конечно. — Каландро театрально кивнул. — У меня болит сердце. Не проходит и дня, чтобы я не хотел помочь своим друзьям. Но меня окружают злобные военные законы и адвокаты. Досадно, но эти люди утверждают, что экспорт высокооктанового топлива даже в союзные армии нарушил бы наш статус нейтральной страны.

Если выражение лица кого-то говорило, что он сочувствует от всего сердца, Лерген, конечно, мог принять это как сочувствие. Но, было трудно навязать невозможную проблему такому человеку.

Тем не менее, Лерген спрашивал не как частное лицо, а как член злой организации.

— Если вы позволите еще один вопрос, то, может быть вы не против если мы используем технику вместо ног?..

— Хм?

— Разве нашим офицерам, прибывшим для наблюдения, не будет разрешено использовать топливо внутри нашей союзной страны?

Лерген был вынужден стать экспертом в области военного права, поэтому он мог похвастаться немалыми познаниями в этой области.

Можно также сказать, что у него не было другого выбора, кроме как обучится у подполковника Тани фон Дегуршаф.

— Хм, такой запрос будет трудно реализовать. Я сомневаюсь, что с этим есть какие-то проблемы, но…

— Значит, если все дело в этом, то никаких проблем нет?..

— Вероятно, в нашей стране нет закона, запрещающего использовать топливо.

— Тогда могла бы наша армия участвовать в этих учениях?..

— Это было бы… — Каландро не находил слов, но, должно быть, понял, что на самом деле имел в виду Лерген. Его лицо слегка напряглось.

— Пока вам платят, это не будет проблемой? Я понимаю, что существуют технологические препятствия, но если бы вы могли помочь нам с летной подготовкой, это было бы замечательно.

— Полковник фон Лерген, как нейтральная страна, я уверен, что это так.…

— О-о-о, значит, проблема в военном применении? — Он преувеличенно кивнул, как бы говоря: теперь я понял.

Я не могу заставить себя любить подражать Дегуршаф но когда вы даете шанс, на самом деле довольно забавно саркастически набрасываться на чью-то неточность, как эта.

— Тогда, может быть, нам удастся раздобыть их для гражданского использования?

— Г-гражданского использования?

— Как вы знаете, высокооктановое топливо можно использовать по-разному.

— Разве это не противоречит закону войны?

— Ну, это неожиданно. Существует ли закон, запрещающий использование высокооктанового топлива в гражданских целях? Я просто хотел бы запросить топливо для подготовки гражданских пилотов и гражданской авиации.

Формально он говорил о солдатах, летающих на гражданских самолетах, но теоретически это не противоречило закону войны. Это, безусловно, была серая зона, и более того, о том, чтобы идти по “духу закона”, даже не могло быть и речи. — Не было никакой причины наказывать кого-то за то, что не запрещалось никакими правилами.

Закон войны был полон дыр, и Лерген изучил его досконально в свое время в Генеральном штабе.

Мир толкования законов был глубоко загадочным, где картофель считался “военными припасами”, а стрелковое оружие превращалось в “орудия гражданской самообороны".

— Это просьба, основанная на предположении, что я специальный посланник?

— Совершенно верно. Надеюсь, вы подумаете.

— Я обязательно поговорю об этом с генералом Гассманом…

ПРИМЕРНО В ТО ЖЕ ВРЕМЯ, ГДЕ-ТО НА МАТЕРИКЕ СОДРУЖЕСТВА. ШТАБ-КВАРТИРА РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ.

— Принесли доклад офицеров, которых мы послали в Ильдоа. Это ужасно интригующе, джентльмены.

Прагматики, пытающиеся прийти к собственным выводам, пропустили предисловие генерал-майора Хаберграма мимо ушей, но даже они оживились, прочитав последний машинописный отчет.

— Лерген? Полковник фон Лерген из Генерального штаба Империи?

— А не чересчур ли использовать его в качестве посыльного голубя?

Хаберграм ждал подходящего момента, чтобы многозначительно спросить специалистов по ситуации в Ильдоа: а из какой фракции этот полковник Каландро? Это же его письмо доставили.

— Он из центральной фракции генерала Гассмана. Он не особо выделяется, но является главной фигурой в королевской армии Ильдоа.

— Хм... — Хаберграм на мгновение задумался, прежде чем задать следующий вопрос. — Скажите мне ваше мнение, джентльмены. Должны ли мы интерпретировать это как обсуждения на рабочем уровне?

Не было ничего странного в том, что люди, отвечающие за практические вопросы в Имперской армии и Королевской армии Ильдоа, встретились. Хотя отношения между странами несколько охладели, официально они все еще оставались союзниками.

— Не хочу спорить, но не означает ли это гигантскую утечку информации со стороны Ильдоа?

— Как-то слишком очевидно.

С их анализом можно было во многом согласиться. Он не думал, что его подчиненные ошибутся. И все же Хаберграму хотелось знать не то, как это выглядит, а что это такое. Сто процентов и девяносто девять — разные вещи.

— Господа, мне не нужны догадки. Мне нужны доказательства, на основании которых мы можем принять решение.

— Даже если это не противоестественно для полковников двух союзных стран болтать во время учений, на которые мы также были приглашены, мы не можем исключить, что они пытаются послать сообщение.

— Да знаю я.

Такие вещи случались постоянно. И когда обе стороны занимались одним и тем же делом, в том, как они угадывали руки друг друга, была какая-то формальная красота. Другая сторона прекрасно понимала, что их читают.

Вот почему Хаберграм был так расстроен и не знал, что ответить.

— Похоже, пришло время для трепанации черепа.

Просто увидев то, что Ильдоа хотела, чтобы они увидели, они ничего не добьются. В конце концов, им придется вгрызаться прямо в свои коварные мозги, чтобы увидеть, что там внутри. Если они не будут копаться, то никогда не узнают правду.

— В любом случае, продолжайте прощупывать Ильдоа. Мы не можем оставаться обманутыми, позируя и подавая сигналы идиотам. Надеюсь, вы, джентльмены, не идиоты.

— Нет, сэр. — И не то чтобы они были неспособны. Если бы они были дураками, которые предали его доверие, когда он сказал им закончить работу, он бы просто уволил их.

Может быть, трудно найти замену, но иметь бездарных идиотов на местах, где им не место, гораздо вреднее.

В этот момент Хаберграм поменял тему. — И так? Что еще мы знаем о ситуации в Ильдоа?

— Мы подтвердили, что они нарушили нейтралитет. Ультра сказал, что они снабжают Империю высокооктановым топливом. Есть хороший шанс, что между двумя странами открылся новый маршрут.

— Это разведданные из Ультра?..

Значит информация была из авторитетного источника. Хаберграм подавил стон. Он должен был признать, что ситуация изменилась.

— Королевская ильдоанская армия сильнее, чем мы думали.… У них, должно быть, есть и то, и другое.

— Все так, как вы говорите, сэр. Может быть, мы... сокрушим их пути снабжения?

Хаберграм проглотил свои сомнения — трудновато будет — и со вздохом принялся обдумывать.

Лично он хотел нанести удар. Наверное, было здорово преподать этим оппортунистам урок. Но цена того, чтобы быть охваченным сиюминутной эмоцией и атаковать, была значительной.

В конце концов, разведка Имперской армии не была бездельниками.

Если они занимались контрабандой высокооктанового топлива, то, без сомнения, держали вовлеченных в это дело людей на минимальном уровне. Вероятно, лучше всего было предположить, что они принимают все возможные меры против утечек.

Он также не мог допустить, чтобы присутствие Ультра было обнаружено. Они могли бы изобразить информацию как утечку с ильдоанской стороны, но было слишком много переменных, чтобы предсказать результат. Не было ясно, стоит ли это начинать.

— Если мы собираемся это сделать... — подумал Хаберграм, когда понял, что достаточно беспечно забегает вперед. Он предполагал, что они могут это сделать.

— Сколько единиц у нас имеется?

— Есть два отряда, доступных немедленно. Если понадобится, мы можем прислать еще, но это займет немного времени.

— Проехали, мы не сможем.

Это заняло бы слишком много времени и усилий, и вдобавок ко всему, было неудобное время для добавления людей. Не то чтобы он не хотел, чтобы они могли это сделать, но как специалист он должен был выбрать самый безопасный вариант.

— Генерал, вы уверены? Это шанс поймать Ильдоа, нарушающего нейтралитет.

— Сохранение Ультра важнее.

— Думаете, с Ультра что-нибудь случится? При всем моем уважении, я думаю, что Имперской армии было бы ужасно трудно определить, кто был вовлечен в такой удар, даже если они проведут внутреннее расследование.

Даже связной Ультра не знал подробностей об агенте. Их личность была совершенно секретной, и даже те, кто работал в разведке, знали только, что они были офицерами Генерального штаба Имперской армии.

На самом деле Ультра был кодом для Имперской армии, в которую они проникли… Кроме Хаберграма и команды по взлому кодов, об этом знали только несколько правительственных и военных ведомств.

Что ж, это имело смысл. Ультра была таким большим секретом. Им нужно было избегать того, чтобы Империя даже заподозрила, что у них может быть сверхинтеллект.

— А они не подумают, что это утечка информации с ильдоанской стороны? Я действительно не думаю, что нам есть о чем беспокоиться, когда речь идет о шпионаже.

— Это все из-за вашего мнения?

Это было не в том же измерении, что и раскрытие чьей-то личности.

Если Империя начнет сомневаться в своем коде, расшифровать его будет гораздо труднее. Даже изменение кода было болью, но худшая возможность была, если бы было просто меньше информации вообще. Если бы Империя усомнилась в силе своего кода, сверхъестественные силы Ультра были бы подорваны.

Если это означало потерю стратегических выгод, то лучше было упустить тактическую возможность.

— Тогда мой вывод остается прежним: нет.

Когда он спросил, есть ли еще какие-то вопросы для обсуждения…

— Учитывая сильные связи между Ильдоа и Империей, с точки зрения безопасности разведки, я думаю, что мы должны затормозить экспорт оружия. — Это был долг офицера, озабоченного безопасностью разведки. — Если их союз так глубок, Ильдоа могут забрать оружие, которое мы им экспортировали, и передать его Империи.

— Мы уже приняли во внимание. Мы экспортировали только старые модели. Кроме того, — добавил Хаберграм, — мы уже экспортируем только оружие, конфискованное у Имперской армии. Так что даже если Ильдоа доставит их в Империю, вероятность утечки разведданных должна быть довольно низкой.

Благодаря мощи Ультра, беспроводная связь Имперской армии была обнажена. Хотя Империя пыталась скрыть свои коварные мозги, это был банкет “все включено”.

Вклад команды по взлому кодов в их страну можно было охарактеризовать только как огромный и беспрецедентный.

Конечно, это означало, что если из этой команды будут выведены люди, Разведывательное управление фактически перестанет функционировать.

Что я могу сделать? Хаберграм был вынужден сокрушаться.

Рабочая сила, рабочая сила, рабочая сила.

Образованных людей просто не хватало. Неужели некоторые из благородных людей, добровольно поступающих на фронт, не могут проявить интерес к работе в тылу?

— Ах, простите. Вернемся к тому, о чем мы говорили. Если это всего лишь несколько партий, думаю, мы сможем продолжать экспорт в Ильдоа. Мы будем счастливы получить прибыль от их валютных резервов.

— Вы не против источника иностранного капитала?..

— Вы узнали какую-нибудь новую интересную деталь?

— Да. — Офицер кивнул, полный уверенности и убежденности. — У нас сильное подозрение, что они поступает из Империи.

— Королевство Ильдоа утверждает, что его капитал от различных компаний был получен в довоенной торговле… И вы тоже можете… подкрепите ваше утверждение?

— Это флот. При захвате и осмотре грузопассажирских судов обеих национальностей у нас есть вещественные доказательства.

— О-о-о? — Хаберграм невольно наклонился. Наличие улик помимо Ультра может пригодиться.

Особенно в пропагандистской войне. Что-то в высшей степени материальное, что они могли использовать, не беспокоясь о защите источника, было ценным активом.

— Расскажите подробности.

— Сотрудник бывшего Республиканского Центрального банка, укрывшийся в Свободной Республике, подтвердил серийные номера на слитках. Монеты, которые должны были быть в хранилищах Республиканского Центрального банка, текут в Ильдоа.

— Очень хорошо. — Хаберграм кивнул и сжал кулак. Было не так уж и плохо заполучить какую-то солидную информацию.

— Факты это хорошо.

Любой, кто понимал значение этой информации, мог также понять ситуацию, происходящую за кулисами.

— Финансы Империи окончательно разваливаются.

— Это плохо, если они рассчитываются золотыми слитками, вместо кредита. Я уверен, что Ильдоа тоже готова этим воспользоваться.

— Определенно.

Наверное, это можно назвать хорошей новостью. Услышав доказательства того, что экономика Империи находится в предсмертной агонии, ему захотелось развеселиться.

Даже если бы он знал, что это происходит в какой-то степени, наличие вещественных доказательств сделало заявление официальным.

— Похоже, что Королевство Ильдоа все еще намерено взвесить все за и против… Мы не можем исключить возможность того, что они занимаются этим только ради денег.

— Верно. — Хаберграм улыбнулся и попросил его продолжать.

— Компенсация, которую Ильдоа получает от Империи, похоже, поступает из золотых запасов оккупированных государств. В сущности, Империя — паразит.

— Вы в этом уверены?

— Ильдоа определенно использует иностранные счета с золотом, захваченного Империей на оккупированной территории. Мы также нашли слитки, которые, казалось, были того же типа на кораблях, которые прорвали морскую блокаду.

Империя и Ильдоа ужасно нетерпеливы, если деньги, которые они украли, прожигают дыру в их карманах. По-видимому, отсутствие ресурсов может привести к такого рода унижениям.

Ага… — Хаберграм обнаружил нечто приятное. Другими словами, это был признак того, что экономика Ильдоа также находилась в плохом состоянии.

Это было неожиданно, но, Ильдоа не собиралась делать двойную сделку, а просто не имела выбора…

— А, ну да. В этом есть одна особенность. Свободная Республика и Союз Антанты требуют возвращения слитков, захваченных флотом…

— Это сложный вопрос, учитывая право о захвате содержимого.

Спор между его подчиненными о том, что делать, был очень интересным. Но Хаберграму, который был очень хорошо информирован, пришлось криво улыбнуться и сказать им, чтобы они забыли об этом.

— Даже в секретной операции есть некоторые сложные тонкости, но…

— Если мы попытаемся прикоснуться к этому золоту, то заговорят пули.

— Пули, сэр?

— Слушайте… — Хаберграм дал младшим офицерам классическое образование. Каждый моряк знал эту старую историю. — Это легенда флота. Что значит “заговорят пули”… О, это ужасно. Это, обычно, происходит прямо перед мятежом. — Недовольные люди были теми, поднимал оружие. — Казна может быть взорвана в результате трагического “несчастного случая”.

— О… — Младшие офицеры с несколько растерянными лицами не понимали флотских традиций. Но это не относилось только к военно-морскому флоту: власть людей, которые ценят традиции, не стоит обнюхивать.

В этот момент Хаберграм понял, что уже почти наступил час чая.

— Хм, похоже самое время.

— Генерал?

— Для доклада нашему дорогому премьер-министру.

Визит к премьер-министру на чай стал частью ежедневного распорядка Хаберграма. Очевидно, людям из разведывательного управления не разрешалось пить чай там, где им заблагорассудится.

Поднявшись со вздохом, Хаберграм подтвердил, что других серьезных вопросов нет, и закончил совещание.

Так, один отчет был брошен в портфель, который Хаберграм взял с собой в гости к премьер-министру Чурбулу.

Он шел так быстро, как только мог, не переходя на бег. Покинув тщательно охраняемое разведывательное управление, он сел в назначенную машину и по уже знакомой дороге направился к резиденции премьер-министра.

По дороге он составил план, и к тому времени, как его провели в кабинет премьер-министра, все основные моменты были записаны.

— Премьер-министр, я пришел, как было приказано. Вам уже лучше?

— О, Хаберграм. Ну что ж, присаживайтесь. Как насчет сигары?

— Благодарю вас, сэр. О? Импортные?

Он не узнал этот вид сигар. Хаберграм был достаточно проницателен, чтобы заметить, что он отличается от продуктов-заменителей военного времени.

— Да, их прислали наши приятели из Ильдоа. Видимо, в знак дружбы. Хотя, на мой взгляд, они немного вонючие.

— Возможно, дело не в качестве. Я с удовольствием попробую.

Даже если она была испорчена скрытыми мотивами, сигара была сигарой. Поскольку имперские подводные лодки сеяли хаос в гордом торговом флоте Содружества, это было еще более ценно.

Хаберграм хотел выразить свою искреннюю благодарность.

— И что? Что задумали наши приятели в Ильдоа?

— Наши друзья на юге очень влюбчивы.

— Они нас обманывают?

— Да, — кивнул Хаберграм и немного уточнил. — Но вместо того, чтобы быть неуверенными, у них нет другого выбора.

— Продолжай…

— Это всего лишь мое личное предположение, но вполне возможно, что Королевство Ильдоа гораздо слабее, чем мы предполагали. Возможно, было бы лучше понять их утилитарное двурушничество как результат экологических ограничений, а не добровольный заговор.

Хаберграм прекрасно понимал чувства премьер-министра, который недовольно нахмурился и на мгновение опустил глаза к своей чашке. Для человека, пережившего войну в настоящем времени, позиция Ильдоа была крайне эгоистичной.

Но пока он размышлял как стратег, он знал, что теоретически симпатизирует позиции Ильдоа.

— У них может не хватить национальной силы, чтобы вступить в войну. Они могут даже признать между собой, что Королевская Ильдоанская армия имеет ряд критических недостатков и что они не могут немедленно броситься в бой.

— Но это же предположение? На чем оно основано?

В ответ на этот естественный вопрос Хаберграм представил некоторые сведения, которые он только что получил, и поочередно объяснил отчеты и свои интерпретации.

Какая картина была написана с помощью подручных материалов, зависело от художника. Возможно, он не был таким хорошим художником, как премьер-министр, но он чувствовал, что мог бы приблизиться в области анализа.

— Так они бумажный тигр?

— Отличие от Дакии в том, что ильдоанское военное начальство хорошо осведомлено о возможностях своей армии.

Изгнание Экспедиционного корпуса Имперской армии с Южного континента, оккупация имперского материка с юга и создание второго фронта, вероятно, останется несбывшейся мечтой.

— По крайней мере, — продолжал Хаберграм. — Объективно есть хороший шанс, что если мы предложим им вступить в столкновение с Имперской армией, они этого не сделают.

— Значит, они умеют просчитывать свои интересы. Но, генерал, даже вы, кое-что забываете.

— И что же?

— Вы поймете, как только мы перейдем к следующей теме, но иногда расчет интересов заставляет человека вступать в неприятные сотрудничества. Извините, что мы должны обсудить это трезвыми, пойдем со мной.

Таким образом, Хаберграм в конце концов последовал за премьер-министром в зал заседаний в его резиденции и получил возможность наблюдать нечто очень интересное.

— Эти надоедливые коммунисты сделали предложение. Удивительно, но на первый взгляд оно выглядит очень разумно. Судя по всему, они хотят провести совместную операцию.

Мрачное выражение лиц именитых джентльменов подсказало Хаберграму, что их лица вот-вот скривятся.

Что ж, ничего удивительного.

Любой, кто услышит следующие слова премьер-министра, наверняка подумает то же самое.

— Джентльмены, я думаю, что мы должны принять их предложение.… Что насчет вас?

Огромный антикоммунист говорил, что они должны провести совместную операцию с коммунистами?

Замечание Чурбула заставило здравый смысл всех присутствующих подвергнуться основательной порке. Как будто он бросил бомбу посреди комнаты.

Первым, к кому вернулось самообладание, был канцлер казначейства. Он отрицательно покачал головой и встал, чтобы привести свои доводы.

— Прошу прощения, премьер-министр. Вам не кажется, что нам нужно быть осторожней?

За этим вежливо-язвительным эвфемизмом последовал откровенный протест министра иностранных дел, который формально являлся боссом Хаберграма. — Я уверен, что международное сотрудничество важно и все такое, но вы говорите, что коммунисты придумали что-то разумное? По-моему, вы говорите, что верите в чудеса. Может быть, нам следует ограничиться верой в Бога?

Хотя по происхождению он был учтивым дипломатом, когда речь заходила о коммунистах, ему не удавалось сдержаться. А может быть, все было так плохо, что он чувствовал, что притворяться вежливым бесполезно. И Хаберграм знал, учитывая его работу, у него были основания так думать.

— Почему бы нам не подумать, можно ли им доверять?

— Это не стоит усилий! — крикнул кто-то.

— Пустая трата времени! — крикнул кто-то еще.

— Животные не бывают преданными.

Комментарий, который кто-то выплюнул, был мнением всех присутствующих. Или, по крайней мере, это было истинное чувство определенного большинства.

Коммунисты используют красивые слова и грязные уловки. Именно потому, что у них было с ними что-то общее, члены Коммунистической партии стали объектом их ненависти.

Оправдан ли какой-либо метод, если он ведет к светлому будущему?

Здравомыслящие люди называют это безумием.

Даже Хаберграм, который сидел и молча слушал, скорее улыбнулся на фотографии с мошенником, чем рукопожатие с коммунистом.

Премьер-министр, выступивший против контраргументов, должен был знать.

— Не стану отрицать. Называйте их зверями, дикими животными, варварами.

Эти парни, ослабляя свои суждения в лунном свете, ищут зарю коммунизма.… В конце концов, они даже не признали, насколько чудовищным было неистовое безумие революции.

Насколько Хаберграм мог слышать, политика премьер-министра по ненависти к коммунистам ничуть не изменилась.

— Это можно сравнить с рукопожатием с дьяволом. Но, — продолжал он, — их боевая мощь бесценна.

Был ли он таким благоговейным, когда читал стих из Библии?

Эта торжественно произнесенная фраза передала факт, который эти реалисты, преданные логике баланса сил, были вынуждены признать.

Для Содружества, для людей, которые гордились тем, что представляют Содружество, истину нельзя было исказить.

— По этой причине их предложение приветствуется. Господа, чтобы помочь нашему союзнику, сражающемуся на востоке, я думаю, мы должны, по крайней мере, сделать вид, что все наши силы брошены на морской обман.

Насколько мог судить Хаберграм, это был фактический приказ. Слова премьер-министра, в которых четко говорилось “высылайте флот” были полны упорной воли.

Но флот был не менее упрям и тщательно продемонстрировал, что они были командой, которая придерживалась традиций, которые произвели лорда Чурбула.

— Я возражаю против использования военно-морского флота.

— Командование стратегической бомбардировочной авиации ВВС провело столько операций по зондированию противовоздушной обороны имперского материка, что им это надоело… Я думаю, этого достаточно для отвлечения.

Ни в коем случае, говорили все адмиралы флота, и они, казалось, серьезно относились к этому.

— Даже если флот просто нанесет удар по позиции, которая кажется подходящей для высадки десанта и подразумевает, что мы собираемся послать отряд, это уже будет иметь последствия. Вы не думаете, что это было бы очень шокирующе, если бы мы послали авианосную ударную группу и инсценировали налет и высадку?

Даже когда премьер-министр бросил на них свирепый взгляд, сопротивление флота не ослабевало.

Невозможно было сказать, были ли они высокомерны или компетентны, но, тем не менее, у Содружества — военно-морской державы, были адмиралы, известные своим умением хладнокровно просчитывать прибыли и убытки.

— Это приведет к тому, что Империя укрепит свою обороноспособность в долгосрочной перспективе. — Комментарии, брошенные адмиралами, как бы говоря: “вы знаете, что это правда”, были полны значения.

— В результате у нас будет еще одна проблема, когда придет время для нашего реального контрнаступления. Если побережье будет укреплено, войскам Его Величества придется платить за каждый ярд своей молодой кровью. Какой ужас! — Представители флота говорили тривиальным тоном, пыхтя сигарами, с сильным сарказмом.

— Полагаю, вы уже знаете об этом, но флот не собирается одобрять подобную глупость. Мы не кучка садистов.

Даже после того, как эти замечания сочились сарказмом, брошенным в него опытными моряками, Воля Чурбула к борьбе ярко пылала, и не только против Империи.

— Цель Федерации — отвлечь имперские части от линии фронта на востоке — это разумный стратегический подход к вопросу. — Чтобы никто не побил его за высокомерие, Чурбул затянулся сигарой и выпустил фиолетовый дым, прежде чем продолжить, как будто он говорил очевидную правду. — Война бессмысленна, если ты проиграешь. Помощь армии Федерации является необходимым расходом для того, чтобы в будущем мы не получили никаких бестактных посетителей, посещающих нашу береговую линию… Хорошо бы учесть потребности предстоящего контрнаступления, но для того, чтобы это стало реальностью, есть шаги, которые необходимо предпринять в первую очередь. Или я ошибаюсь?

Когда премьер-министр впился в них взглядом, несколько морских офицеров отвели глаза, нахмурившись, что говорило: “я понимаю логику, но все же…”

Насколько мог судить Хаберграм, было понятно почему адмиралы не хотят этого.

Главный флот Содружества уже направил несколько своих эсминцев для защиты торгового пути. Они, вероятно, не хотели, чтобы им приказывали проводить атаки преследования, которые не имели ничего общего с типом решающих морских сражений, в которых они были заинтересованы.

В конечном счете, это поставило бы под угрозу их способность использовать мощь всего флота. Они были серьезны, когда говорили, что не могут согласиться с таким планом.

— Но если бы мы могли хотя бы нанести удар по порту, где стоит на якоре вражеский флот…

Неохотно предложенная альтернатива была той, которую флот уже тщательно обдумал. И учитывая, как неохотно он предложил, то такое решение не было их искренней волей.

— Разве прибрежный удар не будет оптимальным способом разбудить наземные силы противника?

— Трудно эвакуировать войска после любой высадки. Даже короткая операция повлечет за собой большое количество жертв. Не так-то просто обучать отряды.

— Учитывая воздушную мощь имперских береговых сил, внезапная атака будет непростой. Если мы собираемся выбрать такой вариант с высоким риском и низкой доходностью, не будет ли более разумным что-то с высоким риском и высокой доходностью? — Один из адмиралов указал на факт, по-видимому, опустив заданную фразу, при всем уважении, премьер-министр, не подумав, но Чурбул отшутился с самого начала.

Флотская фракция, тем не менее, хранила вежливое молчание, и ее позицию можно было выразить одним словом: непреклонность. Было ли это вызвано склонностью к избеганию риска или чем-то еще. Должна быть какая-то причина, по которой они не могли пассивно принять предложение.

Хмм… Хаберграм был погружен в свои мысли, когда заметил, что представители флота пристально смотрят на него.

Черт. Когда он понял, было уже слишком поздно.

— Без сотрудничества со спецслужбами было бы непросто. Что вы об этом думаете?

Перекладываешь ответственность на меня? — подумал он, глядя на премьер-министра, сидящего во главе стола, за разрешением говорить.

— Хаберграм.

— Да, сэр.

— Все так, как он сказал. Я бы хотел, чтобы разведка поддерживала флот. Вы можете в полной мере использовать разведку Ультра.

Ошеломленный таким развитием событий, которое даже не позволяло ему жаловаться на конфиденциальность, Хаберграм едва сумел выдавить из себя несколько настоящих слов. — Мы сделаем все, что в наших силах, сэр... Вы дадите всего несколько дней?

— Пока флот не возражает, меня это устраивает.

Чтобы перейти к сути дела, в конце приоритет был отдан политическому запросу.

На основании соглашения, заключенного в Лондиниуме, Федерация и Содружество решили продолжить свое “международное сотрудничество”.

После того, как он так много беспокоился о защите секретов и о том, какие действия могут быть предприняты во время операций, Хаберграм застрял, составляя план с военно-морским флотом, используя Ультра и все другие источники разведки.

Несмотря на небольшие осложнения, операция с использованием авианосной ударной группы на западе приобрела очертания. Суть плана состояла в нападении на военные порты авианосцев, но он также включал в себя бомбардировку крупных кораблей. Цель состояла в том, чтобы угрожать западному побережью Империи, тем самым подразумевая открытие второго фронта и надеясь снять некоторое имперское давление с востока.

Отвлекающий маневр назывался операцией “Чаепитие”.

Ходили слухи, что кто-то назвал ее так ради оживления обстановки.

Тем временем Федерация и Содружество договорились планировать будущую совместную операцию на территории бывшего Союза Антанты на основе твердого запроса армии и флота.

Другими словами, Содружество заявило, что “по принципу взаимности вы тоже должны потеть и истекать кровью в море!” и коммунисты, не дрогнув, согласились.

Таким образом, жребий был брошен.

ПРИМЕРНО В ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ОКРАИНА ИМПЕРСКОЙ СТОЛИЦЫ, БЕРУН.

Даже военный город недалеко от окраин имперской столицы нельзя было назвать городом Рейха, без, хотя бы, одной кофейни.

К счастью, в этом кафе достаточно места, чтобы подполковник Таня фон Дегуршаф и ее офицеры могли поболтать после заказа ужина, держа газеты под мышкой.

Подполковник Угер познакомил ее с этим местом, и она чувствует тут себя в безопасности. Ей действительно начинает нравиться атмосфера.

Кафе, удобное, но лишенное гражданских лиц, склонных к досадным недоразумениям —  идеальное место для офицера, вернувшегося с поля боя, чтобы потянуться за газетой. Это инстинкт офицера. Они хотят получить общее представление об общественном мнении, состоянии мира, и все, что они пропустили.

Я рада, что он познакомил меня с этим местом, думает Таня, просматривая несколько газет, как будто это именно то, что нужно.

В них нет ничего, кроме преувеличенных статей, написанных энергичным тоном. Это все хорошие новости и раздутых известий.

По мере того как Таня просматривает газету, выражение ее лица становится все мрачнее.

Она достаточно умна, чтобы понять это. Она даже не пытается скрыть горькое выражение лица, когда поднимает глаза от страниц.

— Это все репортажи о том, как мы отразили внезапную атаку флота Содружества. “Отражение”? Блин, не могу поверить, что на нас тайком нападают авианосные самолеты и мы гордимся тем, что прогнали их, — ворчит Таня. Она разочарована.

Военно-воздушные силы, представители которых являются палубными самолетами, роятся, а затем уходят. Само собой, что они могут отойти! Я не могу поверить, что им не стыдно быть такими. Это примерно на уровне игры слов, когда вы говорите об изменении направления, когда вы имеете в виду отступление.

Если читать между строк, то легко понять, что имперские власти пытаются скрыть.

— Видимо, мы действительно многого не добились в той борьбе — ворчит Таня и размышляет об ослаблении позиций Империи на западе.

Другое дело, если бы пушки на суше обменялись огнем с корабельными пушками и отразили сами корабли, но если мы просто перехватили самолеты и отогнали их... это то же самое, что сказать, что они благополучно ушли.

И все же, военные действительно не собираются признавать, что у них есть противник?

— Я слышал от одного друга на западе, что там был полный хаос.

— Держу пари, что так и было, — кивает Таня старшему лейтенанту Серебряковой. Они, вообще не были готовы к внезапной атаке.

В военное время важно иметь другие источники информации, кроме сенсационных официальных новостей.

— Мы не можем доверять газетам. Так что же произошло на самом деле?

— Учебная магическая рота, в которой работает мой одноклассник, попала в переплет… Похоже, воздушные бои на западе в наши дни рассчитаны на защиту, а не на атаку.

— Подожди секунду. Учебная рота отправилась на задание? — рефлекторно спрашивает Таня.

Даже если она могла догадаться, что западу не хватает боевой мощи, то это ужасно посылать войска, которые все еще учатся летать на боевые задания.

— Да, — отвечает побледневшая Серебрякова. — Они не дислоцируются в других местах, но, по-видимому, для них нормально подниматься на перехват.

— Говоря о нехватке рабочей силы…

Как только вы на войне, вы не можете ожидать, что у вас будет достаточно чего-либо. Тем не менее, это довольно экстремально.

Этого достаточно, чтобы заставить меня волноваться.

— Я слышал подобные истории…

— Неужели, лейтенант Вюстман? Я понимаю, что нам не хватает людей, но что бы вы сказали о среднем времени полета для новичков, прежде чем они будут где-то размещены?

В следующее мгновение Таня жалеет, что спросила его так небрежно.

— Похоже, они сокращают его на тридцать часов боевого полета. Включая навигацию и базовую подготовку, всего около ста часов.

Он сказал это так, как будто ничего особенного не произошло, но число можно описать только как шокирующее.

Возможно, Вюстман уже привык к этому…

Но для магический ветеранов это совсем другая история. Все в недоумении уставились на него.

— Ты уверен?

— Да, я почти уверен, что это так. Что-то не так, майор Вайс?

— Это ужасно.

— О…

Контраст между непонимающим взглядом Вюстмана и лицом Вайса, как будто он съел дюжину лимонов, символизирует разрыв между довоенной и средней войной.

Я слышала, что нехватка рабочей силы настолько серьезна, что большая часть подготовки офицеров магии была сокращена, но это звучит так, как будто на обучение магов вообще не выделяется времени.

— У меня от этого голова болит. Возможно, это только вопрос времени, когда все батальоны воздушных магов будут называться батальонами додо*.

— Птицам, которые не умеют летать, приходится нелегко. Давайте хотя бы постараемся стать пингвинами.

Вайс и Гранц пытаются шутками развеять подавленное настроение, но это не очень помогает.

Тем не менее, Таня воодушевлена тем, что подчиненные настолько внимательны… Боевая группа “Саламандра”, ядром которой является 203-й воздушный магический батальон, благословлена в этом отношении.

К сожалению, армия в целом — нет.

— Да, наверное, лучше, если ты умеешь плавать, когда тебя сбивают.

— Ты говоришь как человек, который привык к унижениям.

— Хотел бы я, чтобы ты сказал: “привык к тому, что в тебя стреляют”.

Вайс, которому однажды прострелили плечо; Гранц, который дразнил его по этому поводу; и другие старшие определенно имеют склонность к войне, но это не такая уж большая проблема для Тани.

Большинство людей назвали бы это индивидуальностью.

Индивидуальность должна уважаться. До тех пор, пока они все компетентные офицеры, их индивидуальные личности не являются чем-то, что ее должно волновать.

— Лейтенант Вюстман, спрашивать вас об этом немного неловко, но как вы думаете, новые рекруты действительно дадут нам некоторую боевую мощь?

Вюстман отвечает с трезвым выражением лица. — Честно говоря, я думаю, что это будет нелегко. Они полностью сосредоточены полетом, и падают с такой скоростью, которая раньше была бы невообразимой.

Все вздохнули, услышав эту новость.

— И число магов, которые могут оставаться в воздухе после ранения, уменьшается… Мы видим, как все больше новичков с ранами, которые можно было вылечить, умирают в полете.

Мы вкладываем деньги в их образование, а затем растрачиваем их из-за отсутствия тренировок. Какая потеря.

Мнение Тани поразило бы Вайса, который говорил так эмоционально, но это тоже индивидуальность.

В любом случае, они могут согласиться, что политика не очень хорошая. Так сложно, в который раз думает Таня.

— Значит, западный воздушный флот, сделавший себе имя на Рейнском фронте, теперь в прошлом? — Старший лейтенант Серебрякова невольно вздыхает. Раньше она служила на западе, поэтому вполне естественно, что она скорбит по поводу упадка некогда могущественной западной армады.

— Они оттягивают войска, чтобы отправить их на восток, тут ничего не поделаешь.

Это печальный вывод. Но Таня должна защищать запад. Она смотрит на Вайса, и он понимает.

— И все-таки это довольно смело с их стороны — выйти в море с целым флотом. Полагаю, это была крупномасштабная разведка?

— Должно быть, так и есть. — Таня кивает, и затем добавляет — солдаты из Содружества рвутся в бой, поэтому они пришли, чтобы сделать ход. Их дорогие морские лайнеры были не лучше игрушек, но когда они вспомнили об их существовании, им, должно быть, захотелось заставить их поработать.

Есть бесчисленное множество подобных примеров военных действий, которые были предприняты исключительно на основе стратегического воздействия, которое они могли бы иметь. Эта последняя атака была чем-то похожим.

Довольно легко понять цель флота Содружества — привести оккупированные империей территории в замешательство. Это в основном расширенное применение Набега на Скарборо*.

Или, проще говоря, это похоже на Токийский набег Дулитла.

Преследование и пропаганда.

Меньше похоже на обычное сражение и больше на просто упорство в нанесении удара по слабому месту, но это чрезвычайно эффективно, поэтому я признаю угрозу, которую оно представляет.

— Мы должны признать результат. Будет трудно подтянуть еще войска с запада. Возможно, нам даже придется послать туда подкрепление, — вынуждена сделать обескураживающий вывод Таня. — Думаю, на какое-то время восток будет в неблагоприятном положении... Неясно, как это повлияет на нас, но это будет не весело.

В ответ на отрицательный, можно сказать, прогноз Тани Вайс спрашивает. — Тот факт, что время совпало с позерством Ильдоа, заставил меня почувствовать, что на нас нападают со всех сторон. У меня по спине пробежал холодок. Как думаете, они так и планировали?

— Мы не можем легко предположить, что это не было их намерением.

Вайс прав, что беспокоится.

Учитывая, как может мыслить враг, это ясно. Они напоминали Империи о скрытой угрозе, которую представляли море и Ильдоа.

Теперь, когда мы знаем, в чем проблема, нам нужно что-то с этим делать. Что означает усиление обороны. Мы должны что-то делать, даже если средств для этого не хватает.

— Просто напугать нас — уже победа врага.

К сожалению, у Империи нет бесконечного источника рабочей силы.

Она должна разделить свои ограниченные ресурсы. Это был очень выгодный ход для противника, учитывая, что Имперская армия должна размещать войска где-то, кроме главного фронта.

Это была хорошая инвестиция для государств, воюющих против Империи.

— Самая большая боль в том, что они доказали об возможности реализовать это.

Дело не в намерениях, а в способностях.

Вероятно, Вайс тоже беспокоится об этом.

— Да, даже если это всего лишь возможность, ясно что мы не можем игнорировать угрозу за спиной.

— Если они начнут высаживаться, дела пойдут совсем плохо.

Вот что произошло после Нормандии. Любой, кто знаком с операцией “Оверлорд*”, может сказать, что стратегическая дилемма, стоящая перед Империей с ее подобной географией, очевидна.

Бремя на восточном фронте слишком велико.

Ясно одно: так дальше продолжаться не может.

— К счастью, — Таня слегка улыбается — Королевство Ильдоа играет умно. Там мы, вероятно, сможем сохранить хоть какую-то надежду.

— Простите, мэм, но вы действительно думаете, что Ильдоа умно? — Вайс спрашивает глазами, не сарказм ли это, но она качает головой. Игрок, который заслуживает уважения, не обязательно должен быть замечательной личностью.

Посмотрите на Талейрана*, Пальмерстона* или Бисмарка*.

Вы могли бы назвать их всех прекрасной стаей монстров, и были бы совершенно правы. Вести переговоры с любым из них было кошмаром.

Но если вы рассматриваете их как игроков, то все они известные эксперты.

— Для союзной страны мы, конечно, не можем доверять им вообще.

Для государства невозможны как вечные союзники, так и вечные враги. Вечное в дипломатии означает ценить сам метод как цель.

Но это непростительное прекращение мыслей. Что действительно достойно восхищения, так это здоровый государственный смысл.

Даже грязный ход, если он сделан с минимумом интеллекта и национального чувства — невероятно умный.

— Ильдоа, как нейтральная страна — не тот актер, от которого мы должны избавиться прямо сейчас. — С другой стороны… Таня очень высокого мнения об Ильдоа. — Пока наши интересы совпадают, мы можем доверять их грязности.

— Вы хотите сказать, что компетентному врагу можно доверять больше, чем некомпетентному союзнику?

— Прошу прощения, майор Вайс. Королевство Ильдоа — наш замечательный союзник. Я уверена, что наличие такого компетентного игрока в нашей команде приведет к хорошим результатам и для Империи. В любом случае, — продолжает она, — здорово иметь возможность вести переговоры.

— Полковник, вы считаете, что события развиваются хорошо?

— Разве это не очевидно? — Она поворачивается к младшему лейтенанту Гранцу, который вмешался в разговор. — Сущность цивилизации — это язык.

— Язык ужасно нетороплив. Война более прямая.

Если бы только можно было покончить с этим, просто причитая.

Для такого офицера среднего ранга, как Гранц, предложить атаковать врага имеет смысл, но даже если индивидуальность должна уважаться, где-то должен быть предел. Члены 203-го воздушного магического батальона слишком любят войну. Эта мысль ставит Таню в тупик. И все же она не может упрекнуть их за то, что они полны боевого духа.

— Мы едва ли можем сжечь все страны, кроме нашей собственной, и отправить мир обратно в каменный век. Так что мы должны быть открыты для разговоров. Послушай, — продолжает она. — Дискуссия, войска, дискуссия. Разговор — первый шаг к примирению.

— При всем моем уважении, вы думаете, Ильдоа действительно станет посредником?

— Нет, это невозможно.

— А? Тогда разве это не пустая трата времени?

— Я согласна с лейтенантом Гранцем. Нет никаких причин, по которым мы должны соглашаться с тактикой оттягивания противника…

Гранц не единственный, кто выглядит ошеломленным. Я в ужасе от того, что даже Вайс разделяет эту мысль!

Поэтому мне всегда хочется плакать, вот в чем проблема с поджигателями войны!

— Официально прекрасные дамы и господа Королевства Ильдоа являются нашими союзниками. Пожалуйста, не называйте их врагами так небрежно. Послушайте, — она понизила голос и добавила, — независимо от того, каковы были мотивы Ильдоа, они недостаточно хорошо все продумали. Империя победила Республику, Союз Антанты и, кроме того, Дакию. Мирный договор с этими странами вполне возможен. Но, — она делает паузу, чтобы вздохнуть, — если Королевство Ильдоа сотрудничает с Империей от имени Федерации, Содружества и Свободной Республики, их мотивы ясны.

Другие офицеры, кажется, не видят этого, поэтому она говорит им.

— Ильдоа может стремиться только к миру на всех фронтах.

Это не та ситуация, когда может наступить мир с каждой страной в отдельности. Чтобы закрыть завесу над этой войной, Ильдоа нужно поговорить со всеми.

Да, со всеми вовлеченными.

Это не та встреча, которая может собраться очень быстро.

— И все слишком упрямы, чтобы согласиться на всеобщий мир. Ни Федерация, ни Содружество не примут победу Империи. Если только мы не пойдем на большие уступки…

— Полковник, вы считаете, что Империя должна пойти на уступки?

— Хороший вопрос, лейтенант Серебрякова. — Осторожно подбирая слова, Таня делает свой вывод. — Честно говоря, это не то, о чем должен думать солдат на действительной службе. Мы солдаты — солдаты, занятые служением нашему императору и нашему отечеству.

Перемирие — это веха на пути к миру без войны. Как кто-то может быть против?

— Если только ты не дикарь или идиот, у нас нет другого выбора, кроме как следовать военным правилам и предписаниям.

Когда принесли еду, Таня положила конец разговору.

— Хорошо. Хватит этих разговоров. Давайте наслаждаться ужином, солдаты.

Еда — всегда радость.

Даже при обостряющейся нехватке припасов, распределение в Империи все еще функционирует достаточно хорошо, чтобы мы могли обедать вне дома.

Честно говоря, если бы ее спросили, не хочет ли она поесть в Главном штабе, она бы тут же отказалась — вот насколько хороша еда. Наверное, любой солдат предпочел бы кафе, чем эту столовую.

Вкусная еда и приличная атмосфера делают ужин не слишком убогим. Другими словами, это отличное место для обсуждения отпуска.

— И раз уж мы об этом заговорили, давай поговорим о том, что будет дальше. В настоящее время мы находимся в режиме ожидания. Мы не в зоне военных действий. До тех пор, пока вы не сделаете ничего, что потребует вмешательства полиции, я не возражаю, от отгула.

— Так точно, — говорит Вайс. Таня считает, что с ним все в порядке. Она немного больше беспокоится о Серебряковой, Гранце, Вюстмане и других лейтенантах.

— Поняли, ребята? Будьте осторожны, да, очень осторожны, чтобы не ввязаться в драку с полицейскими, — настаивая на своем, она продолжает, как будто что-то вспомнила. — Думаю, перед нашим возвращением на восток будет небольшой перерыв, но если хотите, можете съездить домой. Пока вы не на дежурстве, вы можете делать все, что вам заблагорассудится, как только мы вернемся.

— Гм, кто на дежурстве?

Тот, кто спрашивает — Вайс. Другими словами, он кажется надежным.

— Я доверяю вам, майор Вайс! Мы... то есть ты и я будем на связи по очереди.

— Так точно.

Не то чтобы она не жалела, что не может дать ему полноценный отпуск, но работа есть работа. Ей нужно, чтобы он просто смирился с тем, что именно это несчастье сопровождает военную службу.

Тот, кто несет ответственность, существует, чтобы взять на себя ответственность.

Конечно, другой способ — переложить ответственность на своих подчиненных, но Таня не хочет общаться с дураками.

Хмм. Таня немного успокаивает свои мысли.

— Эх, еда-заменитель все так же ужасна. Как обычно, ничто не возбуждает мой аппетит меньше ее.

— Учитывая ситуацию на родине, линии фронта должны получать благоприятное отношение, когда дело доходит до еды.

— Наверное, так и должно быть, но как только твой язык привыкает к роскоши, требуется время, чтобы привыкнуть.

— Я не уверена, можно ли назвать фронтовую жизнь роскошной…

Прежде чем Таня осознает это, она ошеломлена.

Даже когда я перезагружаюсь, это настолько сюрреалистично, что я в шоке. Я — человек, который ценит цивилизованный, культурный образ жизни и уважает интеллект, был очарован полем боя?

Какая ужасная вещь — война. Я должна признать неожиданную истину: в мире, охваченном войной, суровость повседневной жизни может исказить даже человеческие обычаи и ценности.

— Это неисправимая проблема. — Все, что Таня может проговорить — единственное замечание.

Когда она тянется за чашкой кофе, которую наконец принесли, думая успокоиться, она замечает что-то странное. — Блин, так кофе тоже заменитель?

Ей даже не нужно его отхлебывать — слабого запаха достаточно, чтобы ее затошнило. Трудно назвать цивилизованным питье мутной воды без запаха.

Но она знает, что у нее нет выбора, поэтому делает глоток, но выражение ее лица все еще заставляет ее выглядеть больной.

— Ну, на вкус он действительно немного лучше.…

Кофе — предмет роскоши.

Лично Таня хотела бы возразить, но кофе не считается необходимостью. И все же почти фанатичная любовь к кофе патологична во всей Империи.

Имперская армия без кофе — все равно что Лаймы* без рома. Это и близко нельзя назвать здоровым существованием.

Ужасный вкус кофе, который вы можете распознать даже в полусне — это барометр, который говорит вам о состоянии Империи. Если так пойдет и дальше, они действительно скоро заменят кофе мутной водой. Надо что-то делать. Конечно, у нас не так много вариантов.

Это должен быть перемирие.

— Мы должны. Мы должны. Но…

Окруженная посторонними ушами, она проглатывает слова “провозгласите перемирие”.

Когда она осматривает кафе, она не замечает никого, кто, кажется, открыто слушает, но она должна быть осторожна. Даже если члены парламента не слушают, у нее нет никакого желания вступать в пререкания с патриотами из добрых побуждений.

Таня знает, что гражданские в тылу склонны придерживаться более радикальных взглядов, чем солдаты.

Ни знания, ни стыда.

Люди, которые никогда не были на поле боя, говорят нам “выиграть” войну, как будто это так просто. По-видимому, люди, которые не знают поля боя, также не знают, что нет ничего более раздражающего, чем их “подбадривание”. Будучи в состоянии стрелять в невежественных новичков, которые похожи на меня, я пришла помочь вам! Это моя единственная радость на передовой.

Большинство людей не учатся чему-то, пока не испытают это на собственном опыте.

Таня не возражает, что плата за опыт слишком высока, но и не может отрицать, насколько эффективно обучение.

— Тц. В этом смысле этот аромат и есть реальность.

Горький вкус этого кофе — истина Империи. Сколько людей, испытав этот вкус, подумали бы о боевых силах нации?

Меньшинство, и как только она готова закончить с мыслью, она замечает официанта, направляющегося к ней, и ее тело напрягается.

Не вызвала ли ее болтовня каких-то неприятностей?

— Простите, вы подполковник Таня фон Дегуршаф?

— Совершенно верно.… Но извините, вы?..

Она не знает, почему он знает ее имя.

Может быть, причина, по которой она напрягается — он поймал меня в свою паутину? — это все время, которое она провела, играя с отрядами Федерации на фронте.

— О, прошу меня извинить. Подполковник Угер приезжает сюда довольно часто…

— А, полковник Угер? Конечно, мир тесен.

Это происходит как раз в тот момент, когда опыт действительно заставляет звенеть тревожные колокольчики в мозгу Тани. Когда она узнает, что это кто-то, кого знает Угер, она позволяет своим парящим бедрам упасть обратно на свое место и отвечает ему с преувеличенной улыбкой.

— Он сказал мне, что если сегодня придет молодая девушка и пожалуется на кофе, я должен дать ей немного из “запаса”.

— Запаса?

Что же это? Она замечает, что к ней приближается что-то едкое, и поднимает голову.

— Хм? Этот запах…

— Ничего особенного, но, пожалуйста, выпейте чашечку.

— Ох! — Она невольно выражает свое восхищение запахом кофе. Чаша с наливаемой жидкостью описывает себя своей прозрачной чернотой и, более всего, своим богатым ароматом.

Запах, ударивший ей в ноздри, и в самом деле оказался тем самым подлинным предметом, о котором она так мечтала.

— Он подлинный, завезенный через Ильдоа, хотя в последнее время мы почти ничего не получаем.

— Замечательно. — Ее напряженное выражение лица расслабляется, и она начинает улыбаться.

Это хорошая новость, что импорт может поступать через третью страну. Это означает, что Ильдоа полезна как нейтральная страна, по крайней мере, в том, что касается пропуска предметов роскоши.

— Это ведь  Железнодорожный департамент постарался?

— В той мере, в какой это позволяет закон.

— Конечно. Мы говорим о полковнике Угере. Он так точен — я просто вижу, как он следит за тем, чтобы не принести больше, чем позволяют правила.

— Ха-ха-ха. Вы его хорошо знаете.

Какой приятный разговор с улыбчивым официантом.

— Ну что ж, оставляю вас наслаждаться.

Запах разума, цивилизации и культуры.

Вот оно — время перерыва цивилизованного человека… Она искренне обрадовалась, когда противный голос одного из ее эгоцентричных подчиненных испортил ей настроение.

— Для меня большая честь разделить долю.

— Тц, точно, ребята, вы здесь.

— Полковник, это несправедливо!

В ответ на рычание Тани ее подчиненные возвращаются, как будто их чувства были задеты; их умственная игра жесткая.

Может быть, это их жажда кофе? Пристрастие Имперской армии к кофеину — дурная привычка. Возможно, мне не позволено высказывать такие мысли, но думать так с отвращением — моя прерогатива.

— Я, кажется, припоминаю, что вы, ребята, выпили мой подарок от полковника Угера.…

— Мы сделали это в духе боевых товарищей.

То, что не только три лейтенанта, но даже Вайс выжидающе смотрят на нее, причиняет боль. Их настойчивость внушает страх, и она только раздражена их ровным разговором.

Хгммм… Таня со вздохом отказывается от монополизации кофе.

Таким образом, она вынуждена позвать официанта, который возвращается на кухню. —  Извини, но ты же видишь, в каком я затруднительном положении. Как думаешь, я смогу раздобыть их и для своих офицеров?

Видя неохотное выражение ее лица, он, должно быть, сочувствовал ей от всего сердца. — Понятно, — сказал он, и я должна добавить, что выражение его глаз, когда он кивнул, было ужасно вежливым.

Чувствуя глубочайшую суть гостеприимства в том, как он так тактично, не говоря ни слова, приготовил достаточно для всех, Таня поднимает свою чашку.

— Ладно, солдаты. Давайте смаковать этот небольшой, но приятный момент с нашим кофе.

— Готовы? Она оглядывает группу, и ее осенило.

Как только все получили свои чашки, она начала произносить тост, хотя это был не алкоголь, и это даже не кажется странным.

Это странный опыт, ощущение, что это странно и в то же время совсем не странно, но кофе уже давно не хватает. Было бы пустой тратой времени просто проглотить его одним глотком.

— За союзника, который может подчиниться нам, а может и не подчиниться! Ура!

Все улыбаются и наслаждаются своим кофе. Она не хотела, чтобы это был какой-то групповой ритуал, но, тем не менее, это весело.

Она делает неторопливый глоток, закрывает глаза и наслаждается вкусом.

Ах, вкус цивилизации.

Ее щеки невольно расслабляются, и она глубоко выдыхает, завороженная.

Еда была так себе, а кофе — настоящим. Сегодня она тоже впечатлена, думая, что полковник Угер действительно знает, как их выбирать.

Недоделанная нейтральная страна, как летучая мышь, порхающая вокруг. Но пока летучая мышь полезна, она будет приветствоваться всеми сторонами.

Конечно, Ильдоа пытается держатся на плаву как можно дольше. По отношению к Империи это доставляет столько хлопот, сколько позволено, пытаясь оказать как можно больше услуг Содружеству и Федерации.

Если бы вы назвали это верностью своему государственному смыслу, это был бы конец.

Одним словом, они активны.

Если бы они не были верны своему контракту, это была бы совсем другая история. Но когда что-то не задокументировано, можно сказать, оно не существует. Виды неблагодарности, которые не фигурируют в контракте, должны быть разрешены.

Для Тани это очевидно, поскольку они подписывают контракт, а не обмениваются идеями. Сторона, которая нагло бросает оскорбления — просто тупица, которая не может признать, что это была их собственная ошибка — не прочитать контракт досконально.

Хорошо это или плохо, но приятно знать, что Ильдоа — игрок со здравым смыслом.

Формально это союзник, но на практике они нейтральны.

Но если они посылает нам предметы роскоши, что ж, один случай неприятностей — неплохой способ заставить нас понять, что за игрок Ильдоа.

— И все же, интересно, что они будут делать?

Шепчущий вопрос раздается в воздухе.

Что теперь будет делать Королевство Ильдоа?

Они объявили себя игроком игры. Так какую же роль они хотят в этом сыграть?

— будет ли это добродушный посредник? Трудно ли будет вести переговоры? Или они просто хотят вступить в войну?

Независимо от того, каким путем пойдет Королевство Ильдоа, их способности и решимость будут проверены. Но эти ребята выразили свое намерение играть здоровым образом.

Если и есть проблема, то она заключается в том, что игра, в которую пытается играть Ильдоа, не является одиночной.

Ключ будет в том, как Империя справится с этим.

К сожалению, трудно назвать Империю хорошей в этой игре.

— Это своего рода тест, чтобы увидеть, насколько хорошо мы можем следовать элементарному принципу государственного управления, знать врага, знать себя. Нет, это не то, о чем должен думать кто-то с командирским званием. — Она тихо ворчит в свою кофейную чашку. — Существует слишком много вещей, которые я не могу контролировать… Это действительно приводит к тому, что люди в этой области не могут исправить ошибки стратегического уровня.

Если бы она служила в Главном штабе, все было бы по-другому.

Но, несмотря на то, что она наделена значительными полномочиями, подполковник Таня фон Дегуршаф все еще остается всего лишь одним офицером. Ее царство на поле боя.

Благодаря особой организационной структуре она обладает большой свободой. Но она не в состоянии участвовать, когда ключевые члены разрабатывают стратегию. Это невероятно расстраивает Таню.

Если она не согласится, то ей просто придется что-то делать самой.

— Мы должны посеять семена, пока еще не поздно, — бормочет она, и ее губы расслабляются в улыбке.

Она бесконечно рада, что у нее есть кто-то, с кем она может поговорить об этих тонкостях.

— Планы изменились.

Ей больно уничтожать отпуск своих подчиненных.

Она прекрасно понимает, что все с нетерпением ждали возможности провести ночь в столице, но, учитывая неотложный характер ее дел, ей нужно использовать своих офицеров.

Если бы они были рядовыми, все могло быть иначе, но они — офицеры.

Авторитет и ранг пропорциональны ответственности.

— Майор Вайс, не уходите. Лейтенант Серебрякова, извините, но вернитесь и скажите капитану Аренсу или капитану Мейберту, что он нужен мне сегодня на дежурстве.

— Так точно. Должна ли я доложить, когда закончу?

— Нет, такой шанс выпадает не часто. Иди поболтай со своим другом с запада.

Когда речь заходит о тонкостях, Вайсу легче. Кроме того, если у нас есть связь, мы можем получить информацию о ситуации на западе, это имеет первостепенное значение.

Сказав своему адъютанту нанести визит другу, Таня вежливо подзывает официанта, чтобы попросить его об одолжении. — Можно воспользоваться телефоном?

ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ВЕЧЕР.

Вам трудно будет сказать, что офицер Служебного корпуса в Генеральном штабе благословлен большим количеством свободного времени.

А когда речь заходит о тех, кого генерал-лейтенант фон Зеттюр нанял для работы на железной дороге, они следуют расписанию, где на счету каждая секунда.

Это самый загруженный отдел в Генеральном штабе. А специалист по управлению железнодорожным транспортом подполковник Угер не относится к своей работе легкомысленно…

— Давно не виделись, полковник Угер. Надеюсь, с вашей женой и дочерью все в порядке?

— Да, достаточно хорошо. Я немного волнуюсь, что моя дочь забудет мое лицо, но…

- Извините, что задерживаю вас вечером, когда вы должны быть уже дома.

— Должно быть, вы не хотите, чтобы нас услышали посторонние? Вы торопитесь?

Вот почему Таня считает, что иметь возможность попросить кого-то в Генеральном штабе встретиться, хорошая реклама наличию социального капитала.

Кого ты знаешь, с кем можешь поговорить, с кем связан… Эти элементы часто недооцениваются, но доверие подобно воздуху.

Когда оно у тебя есть, дышать становится легче.

— О, я просто хотела поболтать о положении дел...

— Понимаю… — Он слабо улыбается. Возможно, он считает ее оправдание бесчувственным. Таня поймала себя на мысли, что ей следовало бы вместо этого сказать: “поговорим о старых временах”, но что сделано, то сделано.

— Кажется, вы уже встречались, но я представлю вас еще раз. Это один из моих людей, майор Вайс.

Вайс молча отдает честь. Взглянув на него, Угер в замешательстве поворачивается к Тане и спрашивает: все это прекрасно, но разве вы не хотите, отпустить его?

— Знаете, я выгляжу такой крошечной. Если я гуляю ночью одна, меня ловят полицейские или полиция общественной безопасности и ругают. Вы бы не беспокоились о своей дочери, если бы она была одна в такой час, полковник?

— Я не уверен, серьезно ли вы говорите или используете это как удобное средство для достижения своей цели, но я согласен.

По крайней мере, он не возражает против того, чтобы делиться секретами.

Настоящий кофе наполняет их чашки до краев. Угер делает глоток и улыбается, щуря глаза.

— И так. — Первым делом он спрашивает, зачем она здесь. — Полковник фон Дегуршаф, переходите прямо к делу.

— К делу?

— Я не забыл, как мы учились в военном колледже. Я был так удивлен новыми пунктами, которые вы внесли в наши дебаты. Это заставляет меня ностальгировать, думая об них. — Его глаза улыбаются, и она не чувствует никакого напряжения от него. Она начинает беспокоиться, что он превратился в старика, вспоминающего прошлое.

Усталые глаза, резкая седина в волосах, тон голоса, из-за которого кажется, что ему больно, — все это затрудняет определение его настоящего возраста.

Тяжелая работа и стресс являются основными причинами, да и недостаток сна не помогает.

— Кажется, это было так давно.

— Столько всего произошло.

— Да, так и есть. На самом деле произошло много событий.

Какова бы ни была причина, офицеры Генерального штаба резко стареют. Если бы вы не знали настоящего возраста Угера, вы, вероятно, говорили бы о нем как о старом подполковнике, как будто он был персонажем истории.

Какие ужасные условия труда.

Насколько Таня знает, военное законодательство требует, чтобы сотрудники брали положенные отпуска и поддерживали свою физическую силу. Но во время войны закон замолкает.

— Вот почему я хочу знать, о чем вы хотите поговорить.

— Даже я немного не решаюсь перейти к делу на этот раз.

Вайс и Угер вздрагивают, напрягаясь, и Таня внутренне морщится. Им не нужно так театрально реагировать.

Ну, если не считать чрезмерно напряженного Угера, по крайней мере…

— Я просто подумал, раз уж это мы с тобой.

— Это большая честь для меня, полковник.… Так что же мне теперь сказать?

Таня испускает вздох и начинает говорить. — Имперская армия не в том положении, чтобы добиваться победы. Мы, по крайней мере, должны признать, что зашли в тупик.

Когда она спрашивает глазами, что он думает, она видит, что он понимает.

— В этом нет никаких сомнений, — кивает Угер с горьким выражением на лице. Он специалист по логистике и железной дороге.

Организация, которая является Имперской армией, сталкивается с различными проблемами. Главный из них, и тот, за который он отвечает, заключается в том, что из-за чрезмерного расширения линий, логистическая сеть, поддерживающая их, была растянута до предела. Можно сказать, что он единственный во всем Генеральном штабе, кто лучше всех понимает эту проблему.

Поскольку он такой человек, даже Таня, озабоченная самосохранением, может сказать следующее: — позвольте мне рассуждать исходя из нашей предпосылки. — Она объясняет основной посыл. — Рейх не может допустить дальнейшего расширения границ. У нас нет оснований ожидать, что наши враги сдадутся. Мы зашли в тупик.

В данный момент они определенно справляются с ситуацией. Тот факт, что Имперская армия, которая никогда не предполагала долгой войны, так долго висела здесь, объясняется чудесным трудом.

Нынешнее состояние — трясина или, можно сказать, затишье.

— И Генеральный штаб обеспокоен этим. Я не в том положении, чтобы знать внутренние чувства генерала фон Зеттюра, но я уверен, что он знает о проблеме.

— Согласна. Итак, рассмотрев положение Имперской армии, мы обнаружили проблему в стратегической области и определили ее…

— Достаточно.

— А? — Таня наклоняет голову, когда Угер останавливает ее и говорит откровенно.

— Полковник фон Дегуршаф, давайте не будем ходить вокруг да около. Я уверен, что ни у кого из нас нет лишнего времени.

— Тогда, если вы настаиваете… — Она выпрямляется и продолжает: — Полковник Угер, немедленный мир — наш единственный выход.

— Мир? — Полковник фон Дегуршаф, я удивлен, что вы не в курсе. Министерство иностранных дел и другие организации активно ищут способ ведения переговоров. Мир явл…

Она останавливает его взглядом и перебивает: — Нынешняя ситуация — патовая.

Она использует шахматную метафору, потому что она прямо описывает их обстоятельства.

Империя не может найти свой следующий ход. Как это могло случиться? Так Таня видит вещи. Как это можно назвать, если не тупик?

— Нам не нужно ничего предпринимать. Вы можете подумать, что я повторяюсь, но позвольте мне сказать.

Она делает глубокий вдох и... не может понять, что будет дальше. Она знает, что даже со старым другом из военного колледжа, таким как Угер, в парадигме Империи, это мнение, которое она должна дважды подумать, прежде чем выражать.

Тем не менее, она не заинтересована в том, чтобы быть тем типом мусора, который молчит, когда нужно что-то сказать.

— Я считаю, что нет другого пути, кроме как немедленно предложить мир с restitutio in integrum*.

Но ее решительные слова, кажется, не производят особого впечатления.

Вайс, уставившись на нее, кажется, ничего не понимает. Но в этом нет ничего удивительного.

Таня, как и все имперские солдаты, борется за победу.

С самого основания Империи это была ее бесконечная история славы.

Победа означает великолепную экспансию. Даже если бы кто-то понимал необходимость мира, пока ему не укажут на это, он не поймет сути дела.

— Таким образом, мы не должны отказываться от восстановления границ на их довоенном месте без аннексий, отказываясь от всех требований и не требуя никаких репараций, а если потребуется, то и подписания договора об ограничении вооружений. — Таня заканчивает то, что хотела сказать. С ее точки зрения, они должны сдаться.

Нести дальнейшие потери из-за сожаления об огромных потопленных расходах — значит ставить телегу впереди лошади.

Очень частая ошибка, которую люди постоянно совершают.

Это классическая модель краха, повторяемая снова и снова великими корпорациями, фирмами, одержимыми успешным опытом.

Но это только ее мнение.

Отсюда и страдальческое выражение лица умеренного, рассудительного Угера.

— Полковник фон Дегуршаф, это не мир.

— Тогда что?

— Это ничем не отличается от капитуляции. Это, конечно, нельзя назвать миром. — Цвет его лица говорит сам за себя. Он едва контролирует себя, когда огрызнулся на нее, но его следует похвалить за попытку, учитывая сильные эмоции, которые он подавляет.

— Вы знаете, сколько стоила война? Сколько молодых людей погибло?

— При всем моем уважении, именно поэтому я считаю, что мы должны быть против любых дальнейших жертв.

Он потерял дар речи от шока.

После нескольких минут молчания он обращается к Вайсу: — Майор Вайс, а вы как считаете?

— А?

— Я хочу знать мнение офицера на месте. Как вы это видите?

Он намекает, что ему нужно мнение, которое не принадлежит подполковнику Тане фон Дегуршаф.

Ее подчиненный спрашивает глазами, можно ли ему говорить, и Таня кивает.

— Продолжайте, майор. Говори все, что у тебя на уме.

Она с самого начала ожидала подобного вопроса.

Серебрякова слишком долго была ее адъютантом. Поэтому она и привела Вайса. Она уверена, что даже если его мнение нельзя назвать объективным, оно будет полезно в качестве ориентира.

— Сразу перейдем к делу... Если бы нам предложили выбор между жертвами, пропорциональными нашим достижениям, или не увеличивать количество жертв, я бы надеялся на последнее. Но я также думаю, что было бы очень трудно сдаться в этот момент.

— Понимаю. Вот такое ощущение на передовой.

— По крайней мере, это мое личное мнение.

Перед лицом взаимодействия Вайса и Угера Таня напрягается. Должна признаться, я думала, что знала его ответ.

— Подождите, майор Вайс.

Поэтому она вынуждена прервать...

— Вы не можете сдаться?

— Вообще-то я удивляюсь, почему вы можете, полковник.

— Потому что это наш единственный выбор. Быть командующим фронтом — значит принимать решения и сосредотачиваться.

Вайс, может быть, и привык к войне, но он также понимает здравый смысл. Это ее честный взгляд на него.

Он может быть практичным, если нужно, — подумала она, — и одновременно не может. И все же… Почему?!

Почему он выражает открытое замешательство?!

— Прошу прощения, мэм, но это всего лишь теория.… Это мнение.

Солдат, знающий беспощадный мир боевых действий на передовой, должен быть на стороне мира. Таня верила в это непоколебимо. В это мгновение она впервые почувствовала, как он колеблется.

— Хорошо, полковник, надеюсь, вы на этом остановитесь. Давайте вернемся к главной теме.

— Ладно. — Она снова поворачивается к Угеру.

— Я понимаю вашу логику, понимаю.

— Благодарю вас, полковник Угер.

— Но полковник фон Дегуршаф, все так, как он сказал.

Таня вынуждена неохотно согласиться. Молчаливый кивок — ее крошечный акт бунта.

Ее отношение связано не столько с ребячеством, сколько с ошеломлением.

— Мы не можем сдаться. Даже тот, кого вы тренируете целую вечность, возвращается с фронта и соглашается!

— Думаю, она согласилась.…

— Хотя интеллектуально я ненавижу это до смерти, — кивнула я, — но чувствую себя так, словно застряла в доте, сопротивляясь до последнего. Я не могу согласиться на это с радостью.

Лицо Угера чрезвычайно сурово. Точно так же в ее голосе, вероятно, слышится неодобрение Тани.

— Вы не против новых потерь?

— Вас устраивают потери, которые пока ничего не значат?

Оххх. — Вот тогда-то Таня и понимает.

Это эффект Конкорда*.

Эффект Конкорда, ну конечно!

Без сомнения, эта война стала инвестицией, которая больше не стоит для Империи. Она потратила огромные суммы денег на войну, а также бросила всех молодых людей, свое работающее население.

И что же они получили? Большие участки территории кишели партизанами и партизанами.

Сказать, что оно того не стоит, значит сильно преуменьшить.

Если вы подумаете об этом разумно и выжмете все, что сможете, вы могли бы стремиться к увеличению дохода, но на самом базовом уровне это все еще убыточное предприятие. Лучше всего, немедленно завершить это предприятие.

Есть только одна проблема.

После того, как вы прошли через столько трудностей, есть такое чувство, что вы должны получить отдачу…

— Значит, даже вы будете спорить со мной?

— Если бы это были не вы, я бы уже кричал и пинал свой стул.… Полковник фон Дегуршаф... немедленный мир — это слишком абсурдно.

— Единственный способ решить эту проблему, который я вижу — это мир, который вы только что назвали абсурдным.

Угер начинает спорить в ответ: — но это же не что иное, как капитуляция! — резко и яростно, но Таня видит, куда он идет, и опережает его.

— По крайней мере, это намного лучше, чем безоговорочная капитуляция после вторжения.

— Не говорите глупостей.

— Но я почти уверена, что Генеральный штаб еще не придумал, как закончить войну в ближайшее время победой. Так что логически нельзя исключать, что враг навязывает нам мир.

На какое-то время Угер замолкает перед ней, и она молча смотрит на него. То, что описывает Таня, — вполне правдоподобное видение будущего.

Она уверена, что солдат, именно потому  , что они солдаты, должен быть в состоянии понять эту возможность. И они с Угером соперничали за классное место в военном колледже. Он далеко не дурак, он не может этого не понимать.

Но он такой бесчувственный.

И все же... — повторяет она про себя и наконец понимает, в чем корень проблемы. — То есть вы хотите сказать, что даже солдат, который против жертвоприношений, все равно упрямо против мира.

Ей даже не нужно смотреть на выражение лица Угера, когда он устало кивает. — Так оно и есть. В тылу у нас есть раздражающее, как ад, бредовое чудовище, известное как “общественное мнение”, вызывающее проблемы. Как много вы знаете?

— Меня постоянно переводят с поля боя на поле боя, поэтому я мало что слышу об общественном мнении на родине.

— Полковник фон Дегуршаф, взгляните на это.

Когда он осторожно положил их на стол, послышался легкий шорох — это были точные карманные часы. Судя по виду, старая модель. Не такие маленькие, как наручные часы. Тем не менее, вещь изысканная; она может понять, что мастер вложил в нее много тщательной работы.

— Карманные часы?

— Вот это.

— Цепь? — А что с ней?

— Первоначально они были серебряными. Но потом вышел приказ собрать все серебро.

— Понятно… Итак, ваша точка зрения?..

— В ресторанах, дома люди всерьез говорят, что это “величайшая жертва”. Что причина, по которой они терпят такие неудобства — победа.

Если бы это не сказал ее друг Угер, она, вероятно, отклонила бы эти комментарии как нелепые.

— Даже за что-то подобное они требуют высокой отдачи… И радиопередачи и газеты с этим согласны.

— Разве нет цензуры?

— Думаете, этот всплеск желания сражаться можно остановить? План цензуры — просто метод проб и ошибок. Поскольку заранее никакого плана не было, они только сейчас, наконец, опробовали его.

— Значит, СМИ контролируют любители? Неудивительно, что наша пропаганда отстой.

Обычно иностранные новости более объективны, когда вы проигрываете стране, но Имперская армия побеждает, поэтому довольно плохо, если наши новости испытывают это явление. Дело в том, что рассказы иностранных репортеров публикуются на родине еще до того, как рассказы имперских репортеров проходят через цензуру.

Таня презирала контроль Имперской армии над средствами массовой информации как воплощение бездарности, но слышать, что нет даже плана, просто страшно.

— В-вы хотите сказать, что нет никакого способа успокоить военное безумие?

Когда я проговариваю, до меня наконец доходит.

Мне даже не нужно вспоминать о Хибийских беспорядках*. Даже победившая сторона опьянена успехом. Бисмарку оставалось только взять Эльзас-Лотарингию. Как только Наполеон одержал слишком большую победу, Талейран мог дать ему только один совет.

Кроме крупного поражения, нет ничего хуже крупной победы... Это чертовски раздражающее высказывание наталкивается на вечную истину.

Это как пузырь.

Пока царствующий фанатизм не лопнет, он будет расти без конца. Если бы вы попытались остановить его, реакция, была бы невообразимо яростной.

— Это самое худшее. Если мы попытаемся ослабить их желание воевать, мы можем столкнуться с большими проблемами, чем война.

— Мы не знаем, произойдет ли это.

— Полковник Угер, вы должны извинить меня, но я думаю, что вместо того, чтобы быть оптимистом, мы должны быть готовы как пессимисты.

Даже если это раздражает, она должна донести правду.

Единственные, кто может отвести глаза от правды — дураки, которые говорят, что не хотят видеть неудачу, а потом падают на дно. Над дураками можно только насмехаться. Было куда веселее вышибить себе мозги, чем дружить с ними.

— Ситуация неблагоприятная. Империя опьянена иллюзией победы, а между тем вся поглощена грязью на фронтах. Точный инструмент насилия Империи приходит в упадок. —  Поэтому она заявляет: — Военные вопросы — только продолжение политики. Они требуют политического решения… Не могли бы вы предложить это начальству через генерала фон Зеттюра?

— Хорошо. Я поговорю с ним.

— Отлично, — горячо говорит Таня, но Угер продолжает приглушенным голосом.

— Но вот что я скажу: не ждите многого.

— Могу я спросить, почему?

— Сразу сделать шаг будет невозможно. Или, скорее, я не могу заставить их двигаться.

Даже не называя имен, она улавливает его намек. Даже если Зеттюр признает предложение, это не значит, что она получит драматическое изменение курса, которого хочет.

— Полковник Угер, я хочу спросить вас прямо. Почему так много дел откладывается на потом? Это саботаж? Есть ли повстанцы внутри организации?

— П-полковник фон Дегуршаф!

— Все в порядке.… На самом деле, я, наконец, только что понял…

Вайс пытается сказать Тане, что она сказала слишком много, но Угер останавливает его с грустной улыбкой.

— Я скажу это как член Генерального штаба: Генеральный штаб никогда не предполагал, что начнет зарубежные кампании. Сама Имперская армия создавалась только с учетом мобильной обороны вблизи границ. — Он усмехнулся. — У Империи даже не было готового плана вторжения на вражескую территорию. В результате армия играла все это на слух на поле боя. Можно сказать, что, поскольку мы не можем это исправить, мы просто справляемся бессистемно.

— Вы хотите сказать, что мы избежали полного краха только благодаря напряженным усилиям отдельных людей в этой области?

— Суровый, но точный способ выразить правду. Я имею в виду, что общее направление армии было таким неопределенным с самого начала… Видите ли. Как только вы облекаете это в слова, вас действительно поражает, насколько серьезна ситуация. Это ужасно… — Он смотрит в потолок, в его глазах застыло отсутствующее выражение. Его плечи кажутся пыльными. Ничто другое не могло бы заставить вас понять, насколько серьезна ситуация, стоящая перед Генеральным штабом.

Насколько Таня может судить, Имперская армия и ее организационная культура — игра на слух. Или, если подойти к вопросу с другой стороны, они приобрели дурную привычку, не вмешиваться в направление дела.

Даже если это система, которая обеспечивает невероятную тактическую гибкость, полностью забыть о стратегии — значит поставить телегу впереди лошади. Нет никакого способа победить, будучи таким реакционным.

Если даже специалисты по стратегии генерал-лейтенант фон Зеттюр и генерал-лейтенант фон Рудерсдорф ограничивают свои роли чисто военными вопросами, то у Империи, по существу, нет национальной стратегии.

Если Генеральный штаб не сможет должным образом использовать свои военные победы, он кончит, как Ганнибал*.

Они будут продолжать побеждать на поле боя с оговоркой, до той последней битвы, которая не может быть отменена.

Таня уже готова застонать, когда Угер наносит следующий удар. — Это государственная тайна, но я уверен, что могу рассказать вам. Речь идет о распространении на востоке с использованием железнодорожной сети. Поскольку у Генерального штаба нет большого опыта составления планов нападения, он взял страницу из определенной рукописи. Вы знаешь, чей рукописи?

— Если подумать, если мы проводили фундаментальные исследования по этому вопросу, то странно, что я об этом не слышала. Это ведь не из домашнего задания какого-нибудь кадета?

— Близко, но не совсем. Ну, вообще-то, в каком-то смысле вы правы.

— А?

Она разинула рот от данного ей ответа. Такого она явно не ожидала.

— Основы взяты из совместной исследовательской работы Генерального штаба Республиканской армии и Отдела составления военной истории под названием “Исследование логистики вторжения в Империю”.

Этот факт, который он объясняет самоуничижительно, лишает Таню дара речи.

Это даже не из их собственной страны. Если бы источником был не Угер, она бы не поверила.

— Э-это правда?

Имперская армия так хорошо играет, потому что она сделала свою домашнюю работу. В конце концов, в штабном образовании военного колледжа каждый получает, как справляться, когда дно выходит из ваших предположений, вбитых в их мозги.

Наверняка кто-то где-то исследует зарубежные кампании.

В какой-то момент я приобрела предубеждение, которое переоценивало их.

— Мы не могли использовать теорию эксплуатации железных дорог, оптимизированную для стратегии внутренних линий за рубежом. — Слова Угера, произнесенные с сухой улыбкой, были шокирующими.

Даже под подавляющим огнем республиканской тяжелой артиллерии на Рейнском фронте я не испытывала такого ужаса.

— Это похоже на обман. Конечно, когда у вас нет логического ноу-хау, ваш единственный вариант — использовать то, что вы можете.

— Захват вражеской техники — это одно, а копирование их планов — другое.…

— Это нужно было сделать и точка.

Они были вынуждены присвоить вражеские исследования… Ничто не доказывает предположения Имперской армии о том, что им больше не нужно будет проводить иностранные кампании. Это совершенно нелепо, но в основном они были армией, которая забыла о концепции вторжения врага.

Ужасно, но теперь Таня может объяснить так много своих прежних чувств, что что-то было не так.

Обращение с зимой в Федерации так, словно они никогда не рассматривались, очень запоздалое формирование Совета самоуправления, причина, по которой военной полиции потребовалось так много времени для интерпретации и допроса заключенных...

— Теперь все стает на свои места. Так вот почему все делается в последнюю минуту.

Она никогда не догадывалась, что это может быть причиной.

Когда вы думаете об этом, это походит на глупость зубрежки в течение одной ночи, ради прохождения теста. Удивительно, что они делали это столько раз и до сих пор не потерпели неудачу.

Учитывая результаты их усилий “разделяй и властвуй” на востоке, никто не удивился бы, узнав, что это результат долгих лет подготовки. Кто бы мог подумать, что срочная работа может быть настолько эффективной?

— Так значит… План генерала фон Зеттюра “разделяй и властвуй” на востоке в конечном счете работает благодаря экстраординарным индивидуальным усилиям?

Она спрашивает, потому что не может поверить. Она ждет, что Угер отшутится.

— Совершенно верно.

— А?

От его немедленного ответа у нее по спине пробежал холодок.

— Так значит, у нас нет никакого четкого плана? Он просто делает это сам?

— Я понимаю ваши опасения.… В настоящее время Оперативный штаб и Верховное командование одобряют, но это не основано на серьезных стратегических исследованиях.

Это план, основанный на благоразумии одного человека.

Это политика отдельного человека, а не организации?

— В зависимости от того, как изменится ситуация, его можно довольно легко перевернуть. Эта политика не очень популярна в Центре.

Она даже не ждет, пока он закончит.

Таня тут же открывает рот, чтобы ответить. — Исходя из фронтового опыта, я могу сказать, что у нас абсолютно нет другого выбора.

— Может быть, это и самонадеянно с моей стороны, но я думаю, что полковник фон Дегуршаф права. — Вайс немедленно соглашается с ней. Другого решения для востока не существует.

Хотя это и не популярная политика, она вряд ли изменится, если будет поддерживать стабильность в тыловых районах.

— Пожалуйста, убедите Генеральный штаб — любыми необходимыми средствами.

— Мы оба всего лишь подполковники. Это довольно сложная задача. Если бы у нас был хотя бы полковник фон Лерген… Если бы он был здесь, ему было бы легче разговаривать с Оперативниками.

— Я слышала, его послали в Ильдоа.

— Должно быть, на этот раз это просто совпадение, но думаю, какое-то время он будет занят. Хотя, если представится такая возможность, я хотел бы спросить его.

— Спасибо, — говорит Таня, отдавая честь, и кивает Вайсу, чтобы тот предоставил это Угеру.

— Кроме того, я хотел бы знать, каково это на поле боя, — когда Таня и Вайс выпрямляются, он наклоняет голову, чтобы попросить об одолжении. — Откровенные чувства, которые не могут быть включены в официальные отчеты, чрезвычайно ценны. Я не могу упускать из виду, как обстоят дела на передовой. Так что, пожалуйста, помогите мне.

Его тон искренен.

Вот каким должен быть профессионал, а не голый император, отбивающийся назад и полагающийся на своих подчиненных, чтобы подбирать для него разведданные.

Его уважение к голосам и опыту тех, кто работает в этой области, является ярким выражением здоровья организации.

— Конечно. Это будет благодарностью за настоящий кофе. Я обеспечу вас самыми свежими уроками, которые придут с фронта по горячим следам.

— Пожалуйста, не надо. — Мольба Угера, если можно так выразиться, кажется Тане шепотом из глубины его сердца. — То, что мы получаем в тылу, так ужасно. Свежайшие вещи с передовой могут так дезориентировать, что я получу пищевое отравление.

— Лучше иметь несварение желудка, чем голодать.

— Значит, получать любые поставки лучше, чем ничего не получать? Я не могу этого отрицать.

Стонущий вывод Угера — печальная правда. Просто потому, что кто-то должен знать, что происходит на передовой, не означает, что он должен плакать от радости, услышав плохие новости. Но они также не могут закрыть глаза на реальность.

— Что бы ни случилось, давайте сделаем то, что должны.

— Это совершенно ясный принцип. Ладно, увидимся еще.

В конце концов, — Таня вынуждена сделать вывод, — как бы вы ни приукрашивали реальность, которую не хотите видеть, она все еще существует.

В случае с Империей это прямо перед ее глазами.

Если судьба неизбежна, то разве мы не должны принять ее?

1. Додо — исчезнувший вид птиц, которые не умели летать из-за особенностей строения тела.

2. Набег на Скарборо, также известный как Набег на Скарборо, Хартлпул и Уитби. Во время Первой мировой войны немецкий флот обстреливал материковую часть Великобритании. Это был финт, предназначенный для того, чтобы выманить часть британского флота, добиться местного превосходства и разбить их. (В итоге они отправились домой, наполовину избив их.)

3. Операция “Оверлорд” или Нормандская операция — крупная операция по освобождению Франции, с высадкой в Нормандии и освобождением Парижа. Враг был примерно так же силен, как лорд Аинз, так что в каком-то смысле это одно и то же, но все равно.

4. Шарль Морис де Талейран-Перигор — князь Беневентский, французский политик и дипломат, занимавший пост министра иностранных дел при трёх режимах. Имя Талейран стало едва ли не нарицательным для обозначения хитрости, ловкости и беспринципности.

5. Палмерстон, Генри Джон Темпл — английский государственный деятель, долгие годы руководил обороной, затем внешней политикой государства, а в 1855—1865.

6. Отто Эдуард Леопольд фон Би́смарк-Шёнхаузен, Герцог цу Лауэнбург  —  первый канцлер Германской империи, осуществивший план объединения Германии по малогерманскому пути. При выходе в отставку получил ненаследуемый титул герцога Лауэнбургского и чин прусского генерал-полковника в ранге генерал-фельдмаршала.

7. Лайм — это преимущественно американское прозвище на сленге для британского человека, которое существует с середины 19 века.

“Лайм” считается уничижительным замечанием.

С начала 19 века в королевском военно-морском флоте существовала практика добавлять лимонный сок в ежедневный рацион моряков для грога (разбавленный ром). Витамин C, содержащийся в цитрусовых, предотвращает цингу и помогли сделать этих моряков одними из самых здоровых в то время.

8. Restitutio in integrum — латинский термин, означающий восстановление до первоначального состояния.

9. Эффект Конкорда — что вы делаете, когда, вложив целое состояние в крупный проект, понимаете, черт возьми, это никуда не годится? Если вы сейчас уйдете, все деньги, которые вы вложили, пойдут прахом! Ваш единственный вариант —  вложить все остальные ваши деньги! Если вы просто будете продолжать вкладывать в это все больше и больше денег, это обязательно сработает… Так что да, это процесс, посредством которого из-за такого рода психологии проект, обреченный на провал, съедает весь бюджет и, естественно, терпит неудачу. Название происходит от того факта, что именно так получился проект Конкорд.

10. Беспорядки в Токио в 1905 или Хибийские беспорядки —  массовые протесты японского населения, вспыхнувшие 5 сентября 1905 в связи с подписанием Портсмутского мирного договора, служившего окончанием войны с Россией. Японской общественностью условия договора были восприняты как унижение.

Представители победившей Японии не смогли реализовать большинство из своих требований по отношению к русской делегации, возглавляемой Сергеем Юльевичем Витте. К примеру, участников беспорядков возмущало то, что Россия не была принуждена платить Японии никаких контрибуций, тогда как вызванные войной затраты Японии были очень большими.

11. Ганнибал Барка —  карфагенский военачальник. Считается одним из величайших полководцев и государственных деятелей древности. Был заклятым врагом Римской республики и последним значимым лидером Карфагена перед его падением в серии Пунических войн.

Покончил жизнь самоубийством в 183 году до н. э., не желая сдаваться римлянам.