Онлайн чтение книги Военная хроника маленькой девочки The Saga of Tanya the Evil
Широкомасштабное нападение

7 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. БАЗА ИМПЕРСКОЙ АРМИИ.

203-й воздушный магический батальон понес тяжелые потери в Нордене. Зубодробительно тяжелые потери. Это была невероятная трата человеческих ресурсов и капитала.

Если вы похожи на Существо Икс, который может рассматривать людей только как числа, то вы, скажете “только десять человек”.

Но для современного, свободного человека, подполковника Тани фон Дегуршаф, потеря десяти элитных солдат — огромная потеря для общества.

Так много ресурсов и так много времени было вложено в их обучение.

— Мы же армия. Я понимаю, что потери — это данность, но…

По логике вещей, незаменимых винтиков в армии нет.

А подразделениям с потерями будет выделена замена личного состава. Но учебники и реальный мир не всегда ладят.

На самом деле на рынке существуют много ценных винтиков, монополизированных  одной компанией.

И если драгоценный источник встречается со слишком большим спросом, то запрос на замену снаряжения, будет выполнятся неизвестно сколько.

Как только она оставляет роты командирам — старшему лейтенанту Серебряковой, майору Вайсу и старшему лейтенанту Гранцу, она принимается заполнять бумаги для пополнения потерь, для восстановления ее потерянных винтиков.

Это одиночная битва.

Перо, бумага, чернила и я.

В культурной битве эффективна обманчивая сила слов.

В реальном мире, однако, все выглядит так, как будто на пути стоит страшная стена бюрократии. Даже Имперская армия, высокоточная военная машина, не может избежать бюрократии. Как это раздражает!..

— Чего нам действительно следует бояться, так это бюрократии…

Процесс, сложный до бессмысленности, заставляет меня подозревать, что высшие чины полны решимости отклонить заявки на замену. Но работа за письменным столом требует настойчивости.

— Хм, государственные формы всегда сложны. Ну, я просто внимательно прочитаю эти административные тексты.

Таня вернулась в свои апартаменты с решительным бормотанием. Она была прикована к своему столу в течение более чем двадцати четырех часов, заканчивая бумажную работу. Она обрабатывала документы, глотая кофе от подполковника Угера, который попросила сварить таким густым, что на вкус напоминал ужасную мутную воду.

Даже англосаксонский дух викторианской эпохи, известный своей настойчивостью — детская игра по сравнению с дисциплиной современного корпоративного служащего вроде меня.

Если документы не будут одобрены, это нормально.

Я просто буду продолжать заполнять их, пока они подпишут.

Таким образом, примерно через два дня после переноса поля боя на ее рабочий стол…

Подполковник Таня фон Дегуршаф добивается скромной победы.

6 октября ровно в полночь она приказывает своему адъютанту Серебряковой отправить бумаги и забирается к себе в постель, чтобы как можно больше поспать.

А потом, когда открывает глаза, наступает утро.

Когда она жует завтрак с кофе, который приготовила для нее адъютант, у нее наконец-то есть все необходимое, чтобы начать думать.

— И все же…

Легкий вздох вырывается наружу.

Она может думать и думать, но размышления ее никуда не приведут.

Во всяком случае, их нынешнее положение крайне неопределенно.

Согласно официальным приказам, они являются вспомогательным подразделением.

203-й воздушный магический батальон был направлен в качестве патрульного персонала в рамках операции на Северном море. Поэтому неудача операции по остановке лайнера Королевы Анжуйской не означает конец их развертывания.

Теоретически миссия продолжается и сейчас. С другой стороны, это все.

Кроме того, положение 203-го воздушного магического батальона, подконтрольного Генеральным штабом, уникально.

Бюрократический консенсус внутри военной машины состоит в том, что Генеральный штаб предоставил им подразделение для миссии по остановке Королевы Анжуйской. По этой причине, даже если они хотели направить подразделение на другую миссию, теория организации заключалась в том, что они упадут с пути продвижения по службе, если нарушат контракт.

Я полагаю, что инерция бюрократии огромна? Вопреки нашим официальным приказам, нас даже не включили в патрульную ротацию.

Поэтому, чтобы не терять времени, Таня снова берется за перо. Она пишет письма утешения семьям погибших, что является ее долгом как командира.

Но с точки зрения количества слов, письма утешения не очень длинные. Подполковник Таня фон Дегуршаф, неожиданно, закончила со всеми делами до обеда…

— Я понимаю, что у нас некоторые проблемы, но ничего не делать довольно невыносимо, — ворчит она с горькой усмешкой.

Я не считаю себя трудоголиком, но в такой непродуманной ситуации мои мысли имеют тенденцию блуждать. Если у меня нет чего-то, что требует немедленного решения, может быть, не так уж плохо неторопливо обдумывать долгосрочную перспективу.

Но будущее мрачно. Может быть, вдохновенные размышления о вашем светлом будущем могут быть продуктивными, но ожидать темного — не весело.

Конечно, весело это или нет, это просто эмоциональный вопрос.

Я не собираюсь прекращать думать только потому, что расстроена.

Если я собираюсь перестать думать, то лучше возьму пистолет и вышибу себе мозги.

Тем не менее, есть некоторые вещи, которые не могут быть изменены независимо от того, как много вы думаете. Точно так же, как у меня заканчиваются высококачественные кофейные зерна, ресурсы Империи также должны истощаться.

Это касается и человеческих ресурсов. — Таня вынуждена горько нахмуриться.

В 203-м воздушном магическом батальоне не хватает десяти человек.

Единственные люди, которые могут сказать “только десятерых” — это те, кто имеет нулевое понимание управления человеческим капиталом.

Чтобы провести параллель, это похоже на массивных тупиц, которые увольняют всех своих ветеранов торгового персонала и заменяют их низкооплачиваемыми совместителями, а затем удивляются, почему все идет не так хорошо.

У нас отобрали десять членов команды, обладающих богатым опытом и к тому же хорошо подготовленных. Из отдела, где всего сорок восемь человек. Пока наши обязанности ограничены, это не должно быть серьезной проблемой.

Но... неизвестно, когда нас пополнят.

— Думаю, что мы сможем заполнить места новичками, у которых есть только минимальная подготовка…

Ситуация предсказуемая... Ни у кого нет свободных ветеранов.

Нет, они, наверное, просто упрямо отказываются от них отказываться. Я имею в виду, если бы они попросили меня отдать нескольких, я уверена, что дала бы им категорическое нет.

В конце концов, опыт ветеранов и оптимизированная координация подразделений — не то, чего можно достичь за один день. Можно превратить ноу-хау и накопленный опыт в руководство, но приобретение этих знаний и овладение ими через опыт требуют времени.

Это первое, что вы должны помнить, когда используете человеческий капитал.

— Если следовать этому принципу, я действительно должен их обучать? Было бы лучше, если бы я могла просто нанять кого-нибудь с опытом…

Вполне естественно, что кто-то, работающий в отделе кадров, беспокоится о заполнении вакансий. Но когда идет война, найти замену не так-то просто.

Хотя офицеры имеют определенную свободу действий в армии, они не имеют права выбирать своих подчиненных. Вы можете жаловаться, но практически невозможно просто взять то, что вы хотите…

Ситуация сильно отличается от той, когда мы собрали усиленный батальон из смеси Восточной группы армий и Центральных войск.

И вот, ум Тани полностью занят словом “замена”. К сожалению, нужна хорошая идея, ее нет.

Как только она замечает, что мысли зашли в тупик, раздается стук в дверь. Она поднимает голову.

Когда она смотрит в сторону двери, там стоит ее заместитель с сообщением. Тот факт, что это не посыльный, а сам Вайс, означает, что известие должно быть довольно важным.

— В чем дело, майор Вайс? Если вы не торопитесь, я была бы признательна, если бы вы остались и выпили чашечку кофе.

— Как мило с вашей стороны. Я думаю, что так и сделаю. — Он качает головой и, кажется, не нервничает. Если бы он был напряжен, то, вероятно, отказался бы от неспешного чаепития.

Значит, ситуация не такая уж и чрезвычайная, — решила она. Предлагая ему кофе, она пытается угадать. Тогда что же это может быть?

— Полковник фон Дегуршаф, это приказ из штаба.

Ох. — Значит, Генеральный штаб получил известие о нашей неудаче? Это выговор? Утешение? Или известие о новой миссии?

Ну, как бы там ни было... — Таня выпрямляется.

— Хм?.. Приказ о передислокации?

— Да, мэм. Как только прибудет наша сменная часть, мы должны занять позиции на главных линиях восточного фронта вместе с реорганизованной боевой группой. Кроме того, нам было приказано включить в состав войск замену, которую мы получим.

Она берет у Вайса бумаги и просматривает их. — Понятно, уведомление правильно донесено.

Но что-то заставляет ее сделать небольшую паузу.

— Передислокация и реорганизация параллельно? И вдобавок ко всему, реорганизация на главных линиях на востоке? Без какой-либо ориентировочной подготовки?..

— Да, в Генеральном штабе приказано возглавить подразделение, которое они сформировали.

После прочтения приказов, Таня непроизвольно вздыхает. Почти то, о чем я жаловалась раньше!

— Значит, нам придется заменить наших ветеранов новичками! Это всего лишь один шаг вниз по пути к гигантскому провалу... Какого черта.

Нет. — Она качает головой. Если она выбросит шок из головы и возьмет себя в руки, то сможет понять, что пытаются сделать высшие чины. У Генерального штаба, тоже нет человеческих ресурсов.

Но только потому, что она может понять, не значит, что она должна принять ее. Даже учитывая то, что требует военная ситуация, времени не достаточно!

Как командир, она должна была подать жалобу.

Боевые группы создаются путем специального формирования.

Эти слова говорят сами за себя: специальное формирование.

Неразбериха будет неизбежна, как только быстро сколоченная группа офицеров и солдат должна будет провести операцию. Она может описать, чего она хочет от них, но будет трудно избежать срыва где-то. И именно поэтому она хочет, чтобы ядром были ее собственные силы, которые идеально синхронизированы с ней.

Но они даже не дадут ей ориентировочный период?

— Не больше, чем просто ходить по кругу. Я думаю, мы должны быть счастливы, что получаем замену, но подразделение, которое они выделяют, выглядит не так уж здорово. Они говорят, что смоделировали эту боевую группу на основе “Саламандры”, но, насколько я могу судить, лучше не возлагать слишком больших надежд…

— По номинальной стоимости он был усилен. — Замечание Вайса наполовину верно. Просто другая половина ошибочна.

— В какой-то степени это правда. Но здесь слишком много вновь созданных подразделений. Даже если ядро состоит из ветеранов, знаешь, что произойдет, если соотношение новичков будет слишком высоким?

В историях, в героических сказках можно встретить новые отряды, которые оказываются элитными. Или мы могли бы, отказаться от обучения и в последнюю минуту послать туда элитные подразделения, состоящие исключительно из ветеранов и инструкторов.

И наоборот, если вы ведете войну, как обычно, чрезвычайно трудно представить себе формирование нового подразделения, состоящего только из ветеранов.

— Я хочу надеяться, что основной персонал приличный, но никто не хочет отказываться от ветеранов. Мы не можем ожидать слишком многого.

— В этом вы правы. Понятно, значит, он должен быть составлен из тех единиц, которые были у них дома. В таком случае они будут слабее, чем кажутся.

Должно быть, он понял. На лице Вайса появляется неловкая улыбка. Ну, это единственный возможный ответ на такую реальность — неопределенная улыбка.

Мы не заменяем наши потери, как мы хотим, а вместо этого получаем подразделения настолько новые, что неясно, были ли они уже опробованы в реальном бою.

— Это наводит меня на мысль о генерале фон Ромеле. Я помню, как он всегда говорил, что ему нужны устройства, которые были бы просты в использовании.

Это была коронная фраза моего бывшего начальника. Он снова и снова ворчал, как сильно хочет иметь приличное подразделение.

Теперь я понимаю, что он очень имел в виду. Как бы они ни приукрашивали ситуацию дома, без надлежащей рабочей силы будет трудно продолжать войну. Как печально, что настал день, когда я могу сочувствовать горестям моего бывшего начальника.

— А-ах, черт, — ворчит Таня, со вздохом наливая себе еще одну чашку кофе. — Делайте все, что в ваших силах. Простые слова, но не кажется ли тебе, это последнее средство? Не кажется, что они просто перекладывают всю проблему на нас, майор Вайс?

— Но, мэм... все, что мы можем сделать, это обучить новобранцев.

— Наверное. Это будет настоящая борьба. Обучение магического подразделения будет зависеть от вас. Я надеюсь, что вы превратите их в войска, которые мы сможем использовать.

— Я сделаю все, что в моих силах. Тем не менее, я думаю, что это действительно борьба со временем.

Абсолютная правда. Даже без указания Вайса я знаю, что обучение новых людей — вызов в любую эпоху.

Люди не работают в ту минуту, когда вы устанавливаете их, как программы. Вы можете позволить им нащупывать и совершать ошибки, но это все равно займет огромное количество времени.

Время и усилия необходимы для воспитания новичков, несмотря ни на что.

Но даже если вы понимаете необходимость, это все равно одна из самых трудных работ. Обычно, в военной организации, персонал будет развернут, как только они закончат минимальную подготовку, но поскольку война продолжается и усиливается, стандарты значительно изменились.

В настоящее время я действительно задаюсь вопросом, будут ли они на пригодном для использования уровне.

— Сколько времени мы можем потратить на их переобучение? В приказе ничего не было сказано ... так что вы думаете, полковник?

— Я бы не ожидала увидеть обычный стандарт. Даже если нас отправят в зону боевых действий, мы, вероятно, окажемся не в самой горячей зоне, но... Они определенно не дадут нам полгода. Мы можем ожидать, что они скажут нам тренироваться во время зимнего затишья, так как это тестовая операция. —  Она проглатывает остальное: “безнадежно”. — Я хочу дать тебе как можно больше времени. Я искренне хочу, чтобы ты усердно их тренировал.

К сожалению, есть предел тому, что решается на основе моего мнения.

— Проблема в том, к чему стремится Генеральный штаб с этим формированием. Похоже, им нужны группы, которые могут быть сформированы за короткий промежуток времени для выполнения специальных миссий.

Боевая группа “Саламандра” была отличной предварительной тренировкой.

Будучи сформированной быстро, она достигла достаточных успехов в многочисленных полевых испытаниях, таких как доказательство своей концепции, поддержка главного фланга армии на востоке и получение информации о состоянии противника.

Личное мнение Тани состоит в том, что она показала начальству полезность составных подразделений, состоящих из войск из нескольких ветвей организации. И это, кажется, было признано истиной.

Но, в конце концов она начинает думать. Как она сказала Вайсу, она считает, что Генеральный штаб слишком много внимания уделяет способности быстро формировать их.

— Существующие типы подразделений, сформированные с учетом конкретных сценариев, не являются гибкими. Боевые группы отличаются тем, что их можно сформировать оптимальным образом на лету.

— Значит, у них действительно большой потенциал. Я думаю, что они будут особенно полезны для тушения пожаров.

— Именно. Другими словами, майор Вайс, думаю, что вы должны быть готовы к тому, что они будут ожидать удобного подразделения, которое они могут послать с поручениями. И пока они это делают, трудно надеяться на щедрый период обучения.

Если мобильность и огневая мощь для прикрытия обширных линий могут быть организованы путем корректировки одного подразделения, группа будет хорошо подходить для ориентированных на миссию приказов.

Честно говоря, они будут очень удобны. Если вы командир, то будете думать: “нужно получить как можно больше групп”.

Люди, которые работают в области логистики, такие как генерал-лейтенант фон Зеттюр, и люди из оперативного отдела, такие как генерал-лейтенант фон Рудерсдорф, наверняка отчаянно нуждаются в боевых группах. Новый тип устройства царапает вызывает приятный зуд.

Вот почему Таня может понять ход мыслей Генерального штаба.

— Работники в Генеральном штабе думают о том, чтобы разработать ноу-хау, чтобы сформировать тонну таких в мгновение ока. Мы будем вынуждены согласиться с крупной исследовательской инициативой, так что нам следует собраться с силами...

— Если все получится, у армии будет гораздо больше возможностей. Как солдат, я горжусь тем, что могу внести свой вклад в отечество таким образом.

Ей нужно допить кофе, но реальность так жестока, что она не может пить. Это невыносимо ужасно, но нам придется работать изо всех сил. Мы будем ужасно страдать.

В конце концов, задача высшего руководства — находить проблемы методом проб и ошибок. Нет ни единого шанса на легкое время на фронте.

— Как будто мы играем в театре и нам говорят попробовать их стряпню. И хотя это самонадеянно, те, кто готовит, даже не собираются пробовать его сами.

Возможно, придется пройти через неимоверные усилия, чтобы превратить идею во что-то конкретное, но это заставляет ее держаться за голову.

— Никуда не годится, — говорит она, и они оба вздрагивают.

— Тогда нам следует сказать им, что это невыполнимо?

— Это все равно что ныть даже не попробовав. Если только, майор Вайс, ты не хочешь обратиться напрямую?

— Пожалуйста, сжальтесь, мэм.

— Ну хорошо. Таня кивает и слегка вздыхает.

Покорный выдох Вайса, вероятно, тоже следует назвать вздохом.

— У нас нет выбора.

— Да, пожалуй, нет.

Переполненная эмоциями, она открыто жалуется. Одна из плохих вещей в армии заключается в том, что ваши предпочтения становятся неуместными.

Парочка может только ворчать: мы застряли. Офицеры просто признаются друг другу, что ничего не могут поделать.

Тем не менее, ни у одного из них не было никакой работы, которую они должны были спешить сделать. И поэтому у них есть время вздохнуть, но нет времени на обучение и реорганизацию; их поражает, как плохо распределяются ресурсы.

Если хорошенько подумать, то дальше так продолжаться не может. Пока Таня ищет тему для разговора за чашкой кофе, она наконец кое-что понимает.

— Вообще-то лейтенант Гранц когда-то подменял тебя. Что, если мы оставим тренировки ему?..

— Никогда об этом не думал. Но... — Вайс с интересом кивает. — Раньше я мог бы возразить. Теперь, однако, лейтенант Гранц накопил опыт командования ротой. Он совершил много ошибок, но из него может получиться отличный инструктор.

— Значит, это стоит обдумать?

Вайс утвердительно кивает. — Обучение новых рекрутов станет для него хорошим опытом.

— Несомненно. — Таня кивает.

Обучение кого-то другого — это также опыт обучения для учителя. Таня вспоминала об этом много раз с тех пор, как встретила Серебрякову на Рейнском фронте.

Когда-то она была новобранцем, а теперь еще и прекрасным магическим офицером.

Таня собирается прокомментировать прелести помощи в личностном развитии, когда раздается вежливый стук в дверь.

— А? Входите!

Легок на помине. Ну, конечно же, ничего подобного.

С внезапной живостью заглядывает лейтенант Серебрякова, о которой я только что вспоминала.

— Лейтенант Серебрякова, проходите!

Она отдает честь и с улыбкой подходит ко мне. Должно быть, она в прекрасном настроении. Может быть, она в том возрасте, когда любая мелочь заставляет хихикать?

С другой стороны, та Серебрякова, которую я знаю — прагматик. Интересно, есть ли какие-нибудь хорошие новости?

Спрашивает Таня глазами, и Серебрякова, должно быть, понимает, потому что начинает объяснять.

— Полковник, мы получили сообщение от воздушного флота.

Воздушный флот?

Может быть, это не мое дело, но почему воздушный флот отчитывается передо мной?

Хотя я явно озадачена, мой адъютант не обращает на это внимания. Она протягивает мне конверт, и ее лицо озаряется гордой улыбкой. — Это фотографии воздушной разведки. Я выиграла их в карты у воздушного флота.

— Ты ставишь на военные секреты? Виша, я не хочу критиковать, но, возможно, ты относишься легкомысленно. Нет, это даже очень серьезно. Поощрение утечки разведданных хуже, чем большинство видов азартных игр.

Ворчание Вайса вполне законно. Но документы, привезенные Серебряковой, заставляли опасения казаться тривиальными.

Внутри конверта-несколько аэрофотоснимков.

Мне даже не нужно смотреть на данные, анализ и другие заметки, написанные на них.

— Лайнер Королевы Анжуйской? Он такой же абсурдно огромный, как я помню.

Гигантский корабль настолько великолепен, что другие кажутся маленькими. Это самый известный океанский лайнер на сегодняшний день. У нас много данных об этом, так что ошибиться невозможно.

Аналитики воздушного флота, должно быть, чувствовали то же самое. Естественно, что они объявили ее Королевой Анжуйской красными чернилами*.

И тут Таня кое-что замечает.

В примечаниях на полях фотографии есть некоторые сомнения, написанные о состоянии швартовки корабля.

— Они... проводят техническое обслуживание?

Даже на фотографиях видны повреждения палубы корабля и многое другое. Но кое-что еще привлекало внимание Тани: большое количество инструментов и рабочих.

— Значит ли это, что наша атака с целью замедлить их продвижение дала какие-то результаты? — Замечает Вайс, и в его голосе звучит некоторая стыдливость.

Ну, конечно, ему стыдно, это все что мы смогли сделать... — Но потом Таня все переосмысливает.

Если он не пристыкован, значит ли это что повреждения незначительны?

Серьезно?

Теперь у нее появились сомнения. — Может ли? — думает она. Или, может быть... она надеется. В любом случае, когда она снова просматривает фотографии, ответ ясен.

Как я и думала.

— Нет, Майор Вайс. Просто потому, что он не закреплен, не означает, что мы должны самоуничижительно относиться к нашим результатам. Я имею в виду, какой док может вместить настолько огромный корабль?

— Тоже верно…

Вайс молча смотрит на фотографии и начинает о чем-то думать, но Таня уже перешла к следующему вопросу.

Важно только одно.

— Лейтенант Серебрякова, это вам воздушный флот принес?

Она подтверждает, что давила на них не ради информации. Если ее адъютант пошел выше и дальше, чтобы спросить их…

Это означало бы, что мы отправились забрать у них запрошенную информацию.

— Совершенно верно. Я действительно дразнила их, но они принесли его мне, не проходя через штаб.

— Просто чтобы подтвердить, воздушный флот предложил его? Они не ответили на ваш запрос?

— Они позвонили мне, и я сняла трубку. — Она убежденно заявляет об этом и, кажется, ничего не скрывает. Так что, возможно, они действительно просто дружелюбны.

Конечно, не исключено также, что воздушный флот пытается продемонстрировать свое мастерство или каким-то образом восполнить свои недостатки в атаке на корабль. Трудно точно сказать, каковы были их намерения.

Но сами мы не просили. Другими словами, они сами прислали. Это хорошо. — Таня продолжает обдумывать этот моменте.

Воздушная разведка и фотографии... В отличие от разведывательного спутника, эта фотография требовала пилотируемого самолета для полета над вражеской территорией. Несмотря на то, что снимок был сделан с большой высоты, он все еще сопряжен с большим риском.

Если ни Таня, ни Серебрякова не запросили разведку и этот рапорт появился…

Так это ободрение или утешение?

Это было послано людьми, которые знают о нашей миссии, связанной с Королевой Анжуйской. Где-то в нашей организации должны быть добрые люди.

— Лейтенант, потом выберете любой алкоголь, который покажется вам подходящим. Если у нас не хватит денег, можешь залезть в батальонную казну. Пошлите им от моего имени. Они хорошо поработали, так что я хотела бы, чтобы эти храбрые пилоты напились досыта.

— Да, мэм. Предоставьте это мне, полковник.

Хорошая работа заслуживает уважения. Я сердечно поблагодарю воздушный флот за их прекрасную работу.

Если бы это была корпорация, я бы отправился в бухгалтерию, чтобы узнать о надбавке.

В отличие от материалов, которые мы получаем от неумелого объединенного разведывательного управления командования армии и флота, это свежие данные, гарантированные воздушным флотом.

И самое главное, они очень надежны.

— Я должна все упростить, — бормочет Таня.

Когда вам нужно сделать предположения о неясных фактах, лучше всего максимально упростить их.

Нет нужды строить догадки о намерениях воздушного флота. По крайней мере, это дружественные силы, так что можно с уверенностью исключить возможность того, что они скормят нам ложные сведения. В таком случае гораздо более вероятно, что данные таковы, какими кажутся.

Корабли движутся, а порты — нет, так что вывод чрезвычайно прост. Нетрудно победить противника, который не умеет бегать.

— Ну хорошо!

— Мэм?

— Да, мэм!

Они офицеры из одного подразделения, но разница в их ответах отражает то, как долго они были со мной.

Вайс озадаченно смотрит и задает вопрос, Серебрякова признает ее понимание.

Мой адъютант сразу же догадывается о моих намерениях. Она помогает мне, как жена на протяжении многих лет, и теперь является воплощением понимания.

— Воздушный флот подготовил для нас почву, так что давайте двигаться дальше. Скажите об этом подводникам. Лейтенант Серебрякова, соберите войска.

— Так точно. — Мой адъютант приступает прямо к делу, не задавая лишних вопросов; она —  один из тех редких великих помощников.

Она бежит прямо в штаб подводного отряда, не жалуясь ни на что. Несмотря на то, что когда мы вернулись на базу, я заставляла ее делать огромное количество бумажной работы, ее страсть совсем не угасла.

У нее образцовая трудовая этика, и тут уж ничего не поделаешь.

Мне повезло, что со мной был такой талантливый подчиненный еще с Рейнского фронта.

А пока, — думает Таня, принимая вопросительный взгляд майора Вайса.

— Это будет операция дальнего радиуса действия, так что она выйдет за пределы нашей текущей оперативной зоны. Если мы подадим заявку на пересечение границы, успеем ли мы сделать ее вовремя? — Он боится, что враг может сбежать за это время.

Как мой заместитель командира, Вайс выполняет важную роль адвоката дьявола. Когда мы собираемся что-то сделать, он высказывает вполне разумные сомнения. Он дает отличные советы и даже прямо призывает старших офицеров проявлять осторожность.

— Хорошая мысль, майор Вайс. Если мы собираемся совершить набег, нам нужно ударить по ним в течение короткого периода, прежде чем они смогут двигаться.

Так и есть. — Таня кивает. Она также хочет уничтожить корабль, прежде чем он двинется. Нет, они должны прижать корабль, прежде чем он сможет двигаться, иначе все это будет бессмысленно.

Было бы шуткой, если бы мы отправились туда, готовые к набегу, и нашли пустое гнездо.

— Поэтому мы должны следовать древней поговорке, что солдаты ценят глупую поспешность. — Она смотрит в его голубые глаза, чтобы он понял. — Ты ведь понимаешь? — Ходатайствуешь о пересечении границы? Об этом не может быть и речи. Мы не можем тратить время на окольные административные процедуры. Учитывая риск утечки информации, действовать по собственному усмотрению кажется правильным решением в данном случае.

— Д-действуя по собственному усмотрению? Мы можем доложить непосредственно Генеральному штабу, но если покинем район операции без разрешения, они могут сказать, что это чисто произвольно.

Похоже на то. — Таня внутренне кивает.

И все же она вынуждена указать на кое-что еще.

— Для командиров, а возможно, и для всех офицеров, действовать по собственному усмотрению — их долг.

— Это навевает воспоминания, полковник.

Все, включая Серебрякову, которая бежала трусцой, вколотили в них эту фразу еще в академии. Даже если правильная коммуникация является абсолютным требованием в обществе или любой организации, на поле боя часто все происходит иначе, чем указывали приказы или ранее полученные разведданные.

По этой причине для выполнения своих задач офицеры должны при необходимости предпринимать действия, противоречащие их приказам.

— Мы должны рассмотреть цель приказов, которые нам были даны.

— Вы думаете, что Генеральный штаб, командование армии и флота хотели, чтобы мы потопили его?

— Да, конечно. Майор Вайс, я не хочу, чтобы мы были такими адептами, которые придерживаются формальности приказов, данных нам в этих обстоятельствах. Даже если нас послали сюда, чтобы остановить корабль, мы должны сделать вывод, что мы должны работать с подводными лодками, чтобы потопить его!

Груши* сказал бы, что это приказ Наполеона, и продолжил бы абсурдное наступление. Но посмотрите на Даву* или Дезе*. Они игнорировали огромный авторитет Наполеоновских приказов потому что это было необходимо для достижения цели, стоящей за приказом.

Вы должны понять цель приказов и, если необходимо, изменить метод их выполнения в соответствии с вашим собственным суждением. Вот что значит действовать по собственной воле, и это долг офицера.

Только глупцы, которые не могут думать самостоятельно, следуют приказам, выполняют их добросовестно, а потом корчатся, когда терпят неудачу. Это действительно неумелый работник. Их, наверное, надо расстрелять.

— Итак, следуя целям приказов, пошли их выполнять. Я уверена, что подводники не такие уж цыплята, чтобы прятаться и отказываться выходить, когда на них давит их азартный приятель лейтенант Серебрякова.

— Но, полковник. Помните, о чем мы говорим. Возможно, нам была предоставлена некоторая степень свободы действий, но я думаю, что оставить “формальность” района — это большая проблема. Не опасно ли относиться к этому легкомысленно?

— Конечно, речь пойдет о районе. Но с другой стороны, если это единственное препятствие тогда было бы полезно придумать какой-то способ справиться с ним.

Именно поэтому я и нашла способ.

— Если сразу перейти к делу, то у нас уже есть ответ. Читайте приказы Генерального штаба. Они приказали нам, прежде всего, остановить вражеский транспортный корабль.

— Прежде всего?..

Это была всего лишь одна фраза в документе. Интерпретация может быть сухой для большинства читателей, но все зависит от того, как вы ее используете. Если читаете между строк, количество свободы, с которой вы можете действовать быстро увеличивается.

Хотя это один шаг от широкой интерпретации, если вы можете представить свои рассуждения, тогда все замечательно.

— Это приказ, который говорит, что прежде всего нужно достичь цели. Очевидно, что цель состоит в том, чтобы отправить океанский лайнер на дно моря, и местоположение нашей цели ясно. Теперь, при таких обстоятельствах, действительно ли есть какой-то смысл в том, чтобы воздержаться от рассмотрения вопроса?

— Нет. — Ясный свет понимания сияет в его глазах, когда он кивает.

У нас есть приказ. Невозможно думать, что мы должны беспокоиться о зоне операции. В конце концов, приказы отдает начальство. Даже если они будут жаловаться постфактум, это, несомненно, не будет проблемой.

Я имею в виду, — уверенно заявляет Таня в своей голове. Разумный человек Вайс согласился. Причина, по которой я прислушиваюсь к мнению своих подчиненных, заключается в том, что мне нужна точка зрения третьей стороны. Затем я принимаю осторожное решение, основанное на этой информации.

Если нет никаких проблем, то это момент, который требует смелых действий.

— Хорошо, тогда мы уйдем, как верные псы. Давайте выполним ту миссию, которую нам дал Генеральный штаб.

Быть членом общества, быть частью организации — работа — это то же самое. Но есть хорошие люди, которые меня поддерживают. Наверное, редко удается посвятить себя работе с такими гордыми, профессиональными коллегами.

Функциональная красота организации, которая объединяется для достижения цели... это не то выражение, которое мне нравится, но я полагаю, что если мы отдаем дань уважения классикам. — Невидимая рука Бога — довольно подходящее описание. А теперь, майор Вайс, найдите лейтенанта Гранца. Как только лейтенант Серебрякова вернется, мы составим наш план.

ВЕЧЕР 7 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. ТЕРРИТОРИЯ ФЕДЕРАЦИИ, БАЗА НОВО-ХОЛМО.

Человек, известный под именем полковника Михаила, медленно поднес сигарету ко рту поближе к зажигалке. Не то чтобы он курил особенно хорошую марку.

Это был все тот же старый паек “ворчливого табака". — И все же табак есть табак, и он волен курить его... пока Михаилу позволялось, он не жаловался. Скромная свобода наполнять легкие дешевым сигаретным дымом была раем по сравнению с лагерями.

Выдыхая пурпурные испарения, Михаил думал о странностях судьбы.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он был освобожден из концлагеря, и его якобы снятый военный учет был восстановлен. Война с Империей изменила судьбу Михаила так, как он и не ожидал.

Они забрали его сферу, но потом армия дала ему новую модель. Он никогда не думал, что снова полетит, но небо вернулось к нему.

Он сдался, подвергся самому жестокому обращению, но отечество все еще нуждалось в нем. Это должно  быть благословение Бога.

Сказать, что у него не было никаких претензий к Коммунистической партии, было бы ложью.

Его друзья рухнули на землю в жестоком холоде... их замерзшие тела, которые не дожили до следующего рассвета, их страдающие лица... вы не могли сказать ему, чтобы он забыл их.

Но что еще важнее ... он был солдатом Федерации. Он поклялся в верности своей родине, поэтому, если он может сражаться за нее, не стоит путать приоритеты.

Таким образом, он искренне приветствовал решение коммунистов переформировать отряды магов, при условии, что его друзьям будут предоставлены соответствующие должности.

За это он подавлял свою антипатию к членам партии, даже если они были больше похожи на дьявола, чем на истинного из Библии.

Но... — он спокойно наблюдал за своим положением, почти насмехаясь. — Должно быть, они вызвали нас, потому что проигрывают. — Поражение заставляет государства действовать без оглядки на внешность. Статус магов, лояльных предыдущему режиму, был настолько низок, что они рисковали быть уничтоженными, если бы не эта самая ситуация.

Вот почему, несмотря на то, что его призыв был восстановлен, он никогда не ожидал, что обстоятельства, стоящие за его приказами, будут подробно объяснены. Приказы, которые давала ему дорогая партия, были частью плана, который был гораздо более хорошо продуман, чем любой “простой солдат” мог себе представить.

Он не мог требовать объяснений каждой мелочи.

Пока у них были свои причины и все оставалось в тайне, все соглашались, что они должны были  выполнять порученные им миссии. Они не хотели возвращаться в концлагерь.

Давайте перефразируем это.

Они не решались открыто высказать свои жалобы. Этот глупый шаг подвергнет опасности не только их самих, но и их друзей и семьи.

Было много хорошего и плохого в том, чтобы наслаждаться своей свободой с сигаретой. Офицеры, сидевшие рядом с ним, курили довольно спокойно.

— Полковник, вы уверены, что не ошиблись в приказе, который нам дали?

— Используйте “Товарищ”. — Никогда не знаешь, кто может подслушивать.

— П-простите, Товарищ полковник.

Он кивнул своему беспечному подчиненному и молча положил руку ему на плечо. Он понимал их нетерпение.

Даже приказ оставаться в стороне мог заставить людей, которые провели время в концентрационном лагере, нервничать, потому что это означало, что их будущее было неясным.

Какую бессмысленную жестокость должны были совершить эти садистские лагерные охранники, чтобы запугать их?! Те, кто побывал в ГУЛАГе, были чрезвычайно чувствительны к чувствам, порожденным неопределенным будущим.

Хотя они были освобождены, вновь зачислены и сформированы как один из редких отрядов магов на действительной службе в армии Федерации, они не могли расслабиться ни на мгновение.

В глазах коммунистов батальон представлял собой банду потенциальных предателей.

Как и прежде, они находились под наблюдением, и не было ничего странного в том, что их в любой момент могли убрать по прихоти.

Но в последнее время ситуация начала меняться.

Улучшение в их лечении заставило задуматься, что же произошло; в его подразделении они предположили, что это было связано с ухудшением военной ситуации на главных линиях. Тогда их отправили не на главные линии, а на север. И после этого им было приказано оставаться на месте.

Сам Михаил провел очень много расследований, но понятия не имел, что происходит. Другими словами, это должно было быть волей кого-то настолько высокого, что подчиненные вроде него никогда не были бы вовлечены в дело. Но он просто не знал почему.

Отечество переживало кризис, поэтому было странно, что их не распределили по основным направлениям.

Сначала он подумал, что им не доверяют. Но в этом случае политрук, прикрепленный к ним, был странным. Тот, кто следил за ними, был совсем другой породы, чем те, что раньше — из Центральной группы.

Возможно ли, что его послали не для дополнительного наблюдения, а чтобы отослать их куда-то еще? Это был тот самый слух, который командир батальона Михаил должен был игнорировать день за днем.

Все думали, что этот день будет таким же, как и все остальные.

— Если бы мы только могли показать им, на что мы годимся... Ах, я думаю, что хожу кругами…

Мысль о том, что война — выход, ведущий в будущее, была самой худшей. Использовать борьбу отечества как способ достижения личного успеха было прискорбно.

Но когда он думал о семьях, все еще находящихся в лагере, он чувствовал, что должен действовать достаточно хорошо, чтобы они были освобождены. Он хотел дать детям своих людей и их семьям нормальную жизнь.

Я хочу сохранить будущее. — По мнению Михаила, это был долг взрослого человека. Это была логика, которую не могла подорвать даже война.

Вот почему он верил. — Нам нужно, чтобы они были высокого мнения о нас.

Когда один из офицеров, находившихся под ним, ворвался в курительную комнату, чтобы сообщить о вызове уважаемого комиссара из централа, неудивительно, что он надеялся о шансе.

Комиссар встретил его, как только тот ступил на командный пункт, как будто ждал его, и лицо его было необычно напряжено.

Одного взгляда на него без тени улыбки было достаточно, чтобы вызвать у него вполне естественное изумление.

— Товарищ солдат, я ждал вас. О... — Прежде чем вдаваться в подробности, он предложил ему стул.

То есть, пожалуйста, присаживайтесь.

Михаил считал, что политический комиссар принадлежит к другой расе людей, которых ничто не может расстроить. Но теперь, явно нервничая, он подобострастно предлагал Михаилу стул?

Член комиссариата внутренних дел? Так поступать с человеком, который был его врагом в классовой борьбе?

— Не хотите ли чаю, Товарищ полковник?

В голове у него было пусто.

Чай... чай, чай?

— А, понятно. Вам не нужно напрягаться, просто я хочу, чтобы вы кое-что услышали. Правда, я партийный чиновник, а вы кадровый военный с многолетним стажем, но разве мы, товарищи, не воюем теперь вместе с врагом отечества? Товарищ полковник, я думаю, мы могли бы вместе выпить чаю…

Из-за предложения ему было трудно сказать, насколько странным все это казалось.

Эти политические офицеры, — подумал Михаил с кривой усмешкой. — У них должны быть лучшие способы завязки разговора. Они отлично умеют запугивать своих врагов, но когда дело доходит до победы над союзниками, у них ничего нет? — Очевидно, у него был критический недостаток, который трудно было скрыть.

— Я с удовольствием присоединюсь к вам, товарищ политрук. Но я подумал, может быть вы хотели о чем-то поговорить со мной?

— А, так вы знали, Товарищ полковник?

Было бы легко понять, — как же я мог не понять?! — Даже без цветистых слов он сразу все понял. В конце концов, обычное выражение его лица, выражавшее что-то вроде подавленной снисходительности, приобрело какой-то смуглый оттенок…

Как человек, который все это время жил под каблуком у других, Михаил должен был заметить это, даже если не хотел.

— Нет большего счастья для солдата, чем быть полезным своим товарищам и своей партии. В чем дело, товарищ политрук?

Что за чушь — работать на партию, в которую не веришь. От этого ему захотелось плакать, — о Господи. — Конечно, даже Господь, хотя он и поморщился бы, простил бы ему некоторые трюки, необходимые для выживания.

Значит, это была защита и прощение Господа? Политрук заговорил так, словно прорвало плотину.

— Хорошо, товарищ полковник... позвольте мне посоветоваться с вами. Мы только что получили специальный заказ из Москвы. Это инструкции самого высокого приоритета от Центрального Комитета.

— Особые распоряжения из Москвы?! Товарищ политрук, меня не уведомили... — запротестовал он, потому что все-таки был командиром батальона. Конечно, он знал, как мало Москва им доверяет. Его от этого тошнило. Но если им доверят такую важную миссию, он должен будет подготовиться заранее.

— Прошу прощения, но это было совершенно секретно, и я сам только что узнал об этом.

— Совершенно секретно?

— Да, нужен эскорт, товарищ, и вам и вашим товарищам приказано его обеспечить. Согласно “Москве”, это гражданский корабль Содружества, и вы должны координировать его оборону с находящимися на борту морскими магами Содружества.

Гражданский корабль из Содружества. Разве еще несколько лет назад партия не проклинала их как презренных пешек буржуазного империализма?

Гражданский корабль посещает северную военно-морскую базу? И Москва говорит нам, чтобы мы ее защищали? — Это казалось совершенно невероятным.

Нет. — Абсурдная правда поразила его.

— Вы хотите сказать, что у Москвы есть для нас особые приказы?

— Товарищ полковник, это задание чрезвычайной важности. Я уверен, что партия и Отечество возлагают на нас большие надежды... давайте вместе поднимемся навстречу им.

Жуткая улыбка политического комиссара, когда он протягивал руку, раздражала Михаила.

Москва, партийцы — никто из них еще несколько месяцев назад не обращал на нас никакого внимания. И теперь я должен быть товарищем парня с холодной улыбкой? Какой драматический поворот судьбы. Это нереально. Клише, на самом деле.

А какими еще словами Это можно описать? Тот, кто сказал: “правда страннее вымысла”, — попал прямо в точку.

— Конечно... но мы действительно просто сопровождаем гражданский корабль?

И все же, что толку сопровождать гражданское судно? Какого черта они говорят нам защищать?

С момента своего освобождения Михаил делал все возможное, чтобы собрать информацию. Но газеты, издаваемые партией, никоим образом не содержали правды и новостей как таковых. Читать между строк, чтобы понять, что не было написано, было нелегкой задачей.

— Если это не конфиденциально, я бы хотел, чтобы вы мне сказали: мне это кажется несколько чрезмерным. Являются ли его пассажиры или груз настолько ценными?

Мы были размещены на относительно тихом севере, несмотря на то, что основные линии превращаются в тупик.

Я думал, что единственная причина, по которой Центральный комитет послал сюда отвратительного политического комиссара — избавиться от него но, очевидно, я ошибался.

Ему вдруг стало очень любопытно, что же им доверили.

— Должно быть, это какой-то груз…

— Да, несомненно, это очень ценная вещь. Но по сравнению с фактической целью ваших услуг, его нагрузка, вероятно, не так важна.

И что это должно означать? — Удивился Михаил, но политрук продолжал говорить без умолку.

— Мы хотим, чтобы вы отнеслись к оборонительной миссии так же, как к полету в воздушном пространстве над столицей. Будьте внимательны.

— Я понимаю, что мы сопровождаем гражданский корабль, но я просто не понимаю. Во-первых, даже если вы скажете нам защищать корабль, я могу только гадать, что мы на самом деле должны делать. В таком случае... — Я должен сказать ему, что мы просто не можем делать то, чего не можем. — У нас нет морской навигационной подготовки, — продолжал Михаил, — и, кроме того, у нашего подразделения нет противолодочной доктрины. Я действительно не думаю, что мы будем полезным конвоем.

— О, но Москва не просит вас выполнять морское или конвойное сопровождение.

Ответ смутил его. Насколько знал Михаил, корабли плыли по воде. Если им было приказано сопровождать корабль, то единственными возможностями, которые он мог придумать, были полет над конвоем или плавание рядом с ним.

Во-первых, он даже не был знаком с военно-морским флотом.

— Товарищ политрук, вы слишком туманны. Я понимаю, что не очень хорошо разбираюсь в вопросах, касающихся моря, но я был бы признателен, если бы вы объяснили. Разве мы не будем охранять транспортный корабль?

— Вы правы, Товарищ полковник.

Я вообще не понимаю контекста. — Михаил уже собирался поднять голову, когда следующие слова комиссара еще больше сбили его с толку.

— Но это не конвой. То, что мы будем защищать — один огромный транспортный корабль Содружества.

— А? — Вопрос сорвался с языка при этой новости. Мы предоставляем такую мощную охрану одному кораблю?

— Он плывет один? Это ужасно опрометчиво. Я слышал, что имперские подводные лодки прячутся где-то поблизости... Зачем так рисковать.

— Ха-ха-ха. Ты прав. При нормальных обстоятельствах, я уверен, это было бы правдой, однако, Товарищ полковник. Этот корабль должен плыть один. Вопреки тому, что можно было бы подумать, это самый безопасный вариант.

Что? Как раз в тот момент, когда Михаил в замешательстве поднял голову, комиссар нерешительно продолжил:

— Он был атакован мощным Имперским воздушным магическим отрядом и все же сумел прорваться —лайнер Короле Анжуйская, кодовое название: Королева моря. В настоящее время это самый большой океанский лайнер в мире.

— Лайнер Королева Анжуйская? Этого имени я не знаю.

Хотя, наверное, мне следовало бы о нем слышать, если это самый большой корабль в мире…

— Он новый, всего пару лет назад совершил свой первый рейс. Это может быть не очень хорошо известно в Федерации.

— Несколько лет назад?

— В любом случае, ну, э-э ... Было бы здорово, если бы вы не беспокоились об этом.

О. — Именно тогда Михаил внутренне усмехнулся над собой за свою глупость. Конечно, политруку было бы трудно это сказать.

Его первое путешествие состоялось несколько лет назад!

Это было, когда мы были в ГУЛАГе, изучая, как далеко можем зайти, прежде чем наша человечность сломается. — Он был вынужден вспомнить, как они не могли получить никакой информации о внешнем мире.

В воздухе повисло неловкое молчание. Но для полковника Михаила это были еще не все плохие новости. В то же время он точно знал, что сейчас дует попутный ветер.

— Я преодолел досадное недоразумение и благодарен, что теперь у нас есть место.

Михаил был в отчаянии. Если все пойдет хорошо, его могут повысить. Это казалось шансом. Но шанс так и не появился. Если он провалит спецзадание из Москвы, ему и даже его семье будет нелегко отделаться.

С другой стороны, если бы он смог... Если бы он смог это сделать, возможно, ему позволили бы вернуть то, что он так сильно упустил. Хотя с ними обращались лучше, его семья все еще оставалась в лагере.

Если бы он мог обеспечить им нормальную жизнь…

— Не спешите, но я хотел бы услышать подробности миссии. Пожалуйста расскажите.

— Меньшего я от вас и не ожидал, Товарищ полковник. Ваш ответ обнадеживает.

Михаил не был в восторге от перспективы так усердно работать с политическим комиссаром, улыбающимся своей удаче. Но Михаил по опыту знал, что нельзя наживать врагов без причины.

Он неопределенно улыбнулся комиссару и подумал, что тот не будет запятнан до глубины души только за то, что пожал ему руку. Если он не пожмет руку дьяволу и не выпьет вместе с ним водки, то никогда не доживет до возвращения Господа.

— Он поврежден, но все еще может плыть. Вот как он добрался до нашей военно-морской базы. Однако, — продолжал он, подавляя отвращение, — последствия имперского удара нельзя игнорировать. Атаки были нацелены на палубу и двигатель, так что повреждения очень серьезные. Наши товарищи на базе работают так быстро, как только могут, чтобы исправить, но они говорят, что это определенно займет несколько дней.

— У меня есть вопрос. Будет ли Королева Анжуйская перевозить вещи, которые нам понадобятся в будущем?

— Да, совершенно верно.

Возможно, слухи о том, что так называемая Западная сторона посылает нам военное снаряжение, промышленные детали и тонну медикаментов в поддержку ожесточенной борьбы на главных линиях, были правдой.

Удивительно, но, возможно, лучше не сбрасывать со счетов слухи.

— По данной причине мы должны обеспечить полную защиту. Это особая миссия для вас, товарищ, и для ваших товарищей из партийного руководства.

— Это чрезвычайно большая честь — оправдать ожидания партии. Но, товарищ политрук, что значит полная защита?

Было необычно выделить один корабль и послать туда батальон магов. Любой бы догадался, что есть подвох. Что же касается Михаила, то он понимал, что они должны защищать Королеву Анжуйскую, которую прислала Западная сторона.

Но он не понимал особого повторения и акцента на полном. В некотором смысле это был разумный вопрос для него, как для солдата.

Для политрука необходимость была совершенства ясна как день. Но хотя ему было очень жаль, он не стал больше ничего объяснять.

— Это сердце нашей морской линии снабжения. Товарищ полковник, что бы ни случилось, мы хотим, чтобы вы защищали его до последнего.

Вот и все, что мог сказать политрук в своем положении. В этом смысле его ответ можно было бы квалифицировать как добросовестный.

Тем не менее, как член комиссариата внутренних дел, он знал.

Он знал, что товарищ Лория сделает с каждым, кто потерпит неудачу…

Он знал, что Комиссариат внутренних дел без колебаний превращает человека в настоящем времени в человека в прошлом.

И знал, насколько невероятно жестокими были ключевые фигуры в военное время.

Вот почему работа должна была быть выполнена идеально.

— Другими словами, никаких ударов. Делать все, что потребуется. И отправь его обратно в Содружество, не позволив ему получить еще одну царапину?

— Совершенно Верно, Товарищ Полковник. Москва, Комиссариат внутренних дел и Товарищ генеральный секретарь Иосиф — все они надеются, что наши замечательные зарубежные друзья спокойно отправятся домой.

Хотя истинный смысл ужасных, повторяющихся увещеваний политического комиссара не доходил до полковника Михаила... Их было достаточно, чтобы он почувствовал кризис и понял, насколько важна миссия.

В некотором смысле, можно сказать, что они оба впервые в чем-то сошлись.

— Понимаю. Теперь я очень хорошо понимаю желания Москвы.

Как только политический комиссар сказал, разве у Михаил в Федерации был другой выбор, кроме как согласиться?

В партии не было ничего более приоритетного, чем пожелания Москвы и Товарища Генерального секретаря Иосифа. По крайней мере, ему не сказали умереть, так что, ему не разрешили жаловаться.

И.

В тот же день.

Полковник Михаил встал перед своим батальоном и рявкнул: Товарищи, все так, как вы слышали. Наша роль — быть сторожевыми псами. Держитесь поближе к кораблю, пока он благополучно не доберется до дома!

— Да, сэр!

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. В АКВАТОРИИ ВБЛИЗИ ТЕРРИТОРИИ ФЕДЕРАЦИИ, ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ ПОДВОДНЫХ ЛОДОК ИМПЕРСКОЙ АРМИИ ОТПРАВИЛО В СЕВЕРНОЕ МОРЕ ФЛАГМАНСКИЙ КОРАБЛЬ U-152

— Полковник фон Дегуршаф, я понимаю, что не имею права говорить, но... вы серьезно?

Подполковник Таня фон Дегуршаф удивлена, что ей задали такой неожиданный вопрос.

Внутри тесной U-152 находится подразделение магов — то есть личный состав трех рот. Она подумала, что им не понравится, если их столкнут в тесноте, но они так легко согласились, что она не обратила на это достаточно внимания.

Она предположила, что экипаж субмарины будет сотрудничать.

— Мне трудно понять смысл вашего вопроса, капитан фон Шрафт. Что вы имеете в виду?

Нет ничего более неприятного, чем снова и снова подвергать сомнению свою решимость.

Для подполковника Тани фон Дегуршаф решение есть решение. Как только она примет его, даже если ужасный Бог встанет у нее на пути, она пробьет себе дорогу, если придется.

Нет. — После минутного раздумья она изящно исправляет свою ошибку. — Если на моем пути встанет ужасный Бог, я с радостью разнесу его на куски.

— Вы действительно собираетесь напасть на военно-морскую базу?

— Именно это я и говорил все время.

Капитан фон Шрафт вполне может усомниться в моем здравомыслии. Я уважаю его свободу воли.

Таня могла бы громко возразить, что он ее не понимает, но она не намерена вмешиваться в мысли и убеждения морского офицера того же ранга, что и она.

Вот что значит быть либеральным.

Но. — Таня признает, что есть один момент, когда ее долг заставляет ее спорить. То, что должно быть сказано, обязательно будет сказано.

— При всем моем уважении, капитан, таково желание Верховного Главнокомандования и Генерального штаба. Я не думаю, что мы вольны иметь собственное мнение.

— Вы правильно подметили. Я не могу спорить. Но... — он криво улыбается и выходит из-за перископа. Затем небрежно толкает под него деревянный ящик. — О, прекрасные моряки из U-152, когда эта война закончится, вы должны вернуться в сферу обслуживания.

Должно быть, он понял, что ребенок не может смотреть в перископ. Именно этого я и ожидала от военно-морского флота.

— Взгляните, полковник.

— Хорошо.

Главный объектив телескопический. Оптическая технология Империи сохраняет свою похвальную надежность даже в открытой воде Северного моря.

Тем не менее, это все еще просто перископ.

— Вы можете видеть? Не обижайтесь, но думаю, не можете.

Конечно, перископ U-152 находится в хорошем состоянии и полностью работоспособен. Есть только фундаментальный предел того, что он может сделать. На самом деле видимость ужасная, и все, что она может видеть — туман.

— Вы правы. Но это не только потому, что мне пришлось встать на цыпочки, чтобы посмотреть? —  спрашивает она, выходя из раздражающей коробки с самым невозмутимым видом, на какой только способна. Она не собирается недооценивать знания специалиста и принимать решение, не спросив мнения капитана фон Шрафта или кого-то из его команды. — Я надеюсь, что у подводника с большим опытом может быть другой взгляд на ситуацию…

— Простите, но я должен вас разочаровать.

— И так?

— Ну, у нас есть подтверждение, что Королева моря находится на базе. Просто мы больше ничего не знаем. — Как это неприятно с его стороны. Он только пожимает плечами и говорит: наверное, они нас встряхнули.

И все же как естественно и открыто. Или, возможно, мы должны сказать, что это подходит ему. Даже если Имперский флот — сборище смирительных рубашек. Или, может быть, все подразделения подводных лодок таковы?

Хорошо это или плохо, но подводники, как правило, не связаны условностями.

Ну, если они могут делать свою работу, это прекрасно. Если они следуют минимальному количеству правил, то посторонний человек не имеет права жаловаться.

— И мы не знаем, где находится враг. Мы, подводники, любим ждать своего шанса, а потом атаковать. Честно говоря, мы предпочитаем быть осторожными.

— То, что вы говорите, определенно имеет смысл. Но информация, которую мы получили от воздушного флота, оказалась гораздо более полезной, чем та, которую мы получили от объединенного разведывательного управления Командования Армии и флота. Можно сказать, что сейчас наш шанс — мы должны взять инициативу в свои руки и нанести удар.

— Я не могу отрицать этого, но они должно быть внимательно следят.

— Им, наверное, и в голову не приходило, что маги могут пробраться туда на подводной лодке. Скрытные атаки — классический метод, но это потому, что они так полезны.

Даже Перл-Харбор* был, с точки зрения логики, огромной авантюрой, которая никогда не должна была сработать. Или подумайте о подводных операциях, чтобы войти в Скапа-Флоу*.

Честно говоря, британские бомбардировщики, которые еще в те времена, когда Люфтваффе* были живы и здоровы, прорвались через нацистскую воздушную завесу и подвергли бомбардировке Берлин, обладали похвальным мастерством и храбростью.

И я не прочь признать мужество коммунистов.

Но они делают структурную ошибку. Инцидент с Международным аэропортом на Красной площади — прекрасный пример. Мы узнали это, когда атаковали Москву: они отлично умеют строить заговоры, но не всегда безупречны, когда речь заходит о серьезных вещах. Другой пример — случай с Инчоном, когда стратегический транспортный узел, который нужно было решительно защищать не был защищен.

— Мы захватим врага врасплох. Это старый трюк, но вы знаете, как он работает. Пойти на них традиционным методом было бы не так уж плохо. — Таня добавляет, что лучший способ — проверенный и верный. — Конечно, я не собираюсь пренебрегать правильными, ортодоксальными методами.

— Уверен, что нет, но лучше всего делать все правильно, если возможно.

Все, что он говорит, имеет смысл, но Таня должна о чем-то спросить. — Могу я спросить вас кое о чем прямо?

Капитан фон Шрафт глазами показывает ей, чтобы она продолжала, и Таня бросает ему довольно дерзкий вопрос.

Тридцать узлов могут быть невероятно быстрыми, но если точка выхода известна, даже новичок в морских операциях, как Таня, может придумать любое количество планов. Почему не действуют подразделения подводных лодок или военно-морской флот?

— Если вы знаете, что корабль находится в порту, не могли бы вы просто устроить им засаду с подводными лодками здесь? Вы определили, в каком порту он находится.

— Конечно, мы это учли. Мы подумали о засаде, нападении волчьей стаи, а также о минной операции, где мы поставили поле вдоль его предполагаемого курса…

— Это всего лишь мнение любителя, но ни один из этих методов не звучит так уж плохо.

Таковы ортодоксальные методы. Они в полной мере используют специфические свойства подводных лодок. Имперские подводные лодки во главе с U-152 должны быть способны на это.

— Да, если бы это было возможно, они не были бы плохими.

— Если?

Здесь происходит ужасно много обертонов. Речь идет об основных вариантах при проведении коммерческой рейдовой операции.

Это совершенно нормальные способы использования подводных лодок. Честно говоря, она не может отделаться от вопроса, почему они были бы невозможны.

Разве подводные лодки изначально не были разработаны специально для этого?

— Есть какие-то проблемы? Если вы не возражаете, я хотела бы услышать.

— Конечно. Ну, во-первых, план использования подводных лодок для создания минного заграждения пошел прахом, когда подразделение, которое почти затонуло, заявило яростный протест.

— Что, черт возьми, случилось?

Один, конечно, но весь отряд чуть не утонул?

Неужели они построили минное поле для защиты от подводных лодок? — Нет, у них не должно быть достаточно сил, чтобы построить минное поле, способное блокировать все подводные лодки от плавания в Северном море. — Поэтому она озадаченно говорит — насколько я знаю из брифинга, Федерация не очень хорошо воюет с минами. В Империи я слышала, что они держатся довольно близко к своим берегам.

— Да, все правильно, полковник.

Капитан фон Шрафт натягивает на лицо улыбку, в которой сквозит ирония. Тем не менее, он не насмехается над ее информацией. Так в чем же тогда проблема ведения минной войны?

— Насколько мне известно, мы — единственная держава, пытающаяся вести минную войну в Северном море. И вот тут-то и возникает проблема.

Когда Таня глазами ищет объяснения, подводник усмехается, делясь своими горестями. — Датчики новых магнитных мин имеют критический дефект. В этих высоких широтах и в этой области, богатой минеральными ресурсами, магнетизм особенно силен. Мы не можем ожидать, что мусорные триггеры будут работать должным образом на этих широтах.

— Хотите сказать, что они не взрываются?

— Как раз наоборот! И это ужасно! — говорит он, и хотя улыбается, в нем сквозит напряженное, усталое чувство. Почему капитан подводной лодки, который хвастается, что ничего не боится, выглядит таким напряженным?

Что случилось? — Она не может не испытывать любопытства. — Если они взорвутся, это будет лучше, чем если бы их не было, верно? Даже если они уйдут рано, это не такая большая проблема, как если бы они полностью провалились, не так ли?

— Если бы они не взрывались время от времени, чего на самом деле не должно было быть, может быть.

Хм… — Ей кажется, что она уже где-то это слышала. Когда она думает об этом, то вспоминает, что дружественные подводные лодки, пытавшиеся уничтожить флот Союза Антанты, были обеспокоены торпедами, которые взорвались слишком рано.

— Вы хотите сказать, что они взорвутся прежде, чем вражеские корабли приблизятся к ним?

— Нет нет нет! Ничего более очаровательного, чем это. Триггеры слишком чувствительны... достаточно шокирующе, они реагируют на подводные лодки!

— А?

— Да. Их чуть не потопили мины, которые они сами же и заложили. Мы никогда не должны были пытаться бороться с минами.

Какое-то мгновение она не понимает, что только что сказал капитан фон Шрафт.

Она сомневается в своих ушах, и ее челюсть слегка отвисает.

Они не смогут совершить подобную атаку исподтишка.

— А?!.

— Невероятно — эти чертовы штуковины реагируют даже на магнитную сигнатуру U-152. Это серьезно заставляет меня задуматься, не проникли ли агенты разведки Содружества в наш отдел разработки подводных взрывчатых веществ.

Магнитные мины работают, реагируя на магнитные сигнатуры. Теоретически подводные лодки тоже имеют магнитные сигнатуры.

Но разве это не означает, что у них есть предохранительные механизмы, чтобы они не взорвались? Как вы можете даже заложить их, если ваша собственная лодка вызывает реакцию?

— И вдобавок ко всему, торпедные взрыватели сгнили.

— Вы должны извинить мое невежество, но они еще не исправили их? — Таня спрашивает, донельзя удивленный. Она видела, как торпеда, выпущенная подводной лодкой во время операции в этом же Северном море, взорвалась слишком рано, но ей кажется, что это было давным-давно.

Что касается механических проблем, то у Тани сложилось впечатление, что Имперские промышленные товары надежны. Что даже сейчас Империя с ее национальной мощью может продолжать выпускать высокоточную промышленную продукцию.

Но морские орудия Империи, такие как торпеды и мины, продолжают терпеть позорные неудачи?

— М-м-м, с тех пор мы продвинулись вперед. Дела пошли на лад.

Вот что такое настоящий шок.

Изменилось ли определение с “улучшилось” на ухудшилось", когда я не смотрела?

— Л-лучше?.. — Она чуть не сказала но проглатывает слова, потому что они были бы слишком грубыми. И все же это уже слишком. Подводные лодки являются наиболее активной частью Имперского флота. И все же основное оружие, которое мы им даем, неисправно?

— Все действительно стало намного лучше. Поверьте.

— Я... каким именно образом?

— Это важная военная тайна, но я вам все объясню. Контактные предохранители так себе. По крайней мере, если вы сделаете прямое попадание, они взорвутся более чем в половине случаев. Ну, если угол падения невелик, то это все равно что стрелять из той же старой муляжной винтовки, но…

Таня таращится на него и недоверчиво кричит: п-погоди! Хочешь сказать, что прямое попадание взрывается только в половине случаев?!

Осечки случаются, конечно.

Она это точно знает.

Даже снаряды, которыми стреляет артиллерия, иногда оказываются пустышками. Некоторые торпеды дают осечку; это она может понять. Но для Тани тот факт, что даже прямое попадание срабатывает только в половине случаев, совершенно абсурден.

И капитан фон Шрафт продолжает самоуничижительным тоном, как будто хочет увидеть ее реакцию. — Хм? Мы любим контактные предохранители по сравнению с другими.

— Простите, но разве может быть что-то хуже?

— Да. Есть проблема с механизмом удержания глубины, поэтому мы не можем нацелить торпеды для прямого попадания на корабли с мелкой осадкой. В частности, такие, как эсминцы и так далее.

Серьезное открытие, что у подводных лодок нет способа бороться с эсминцами... хотя сами подводные лодки так уязвимы.

Они даже не могут торпедировать своего естественного врага, эти корабли сопровождения, которые разбрасывают мины повсюду...?

— Таким образом, мы остаемся с нашими дорогими магнитными триггерами в качестве надежды... Но из-за широты у нас продолжают возникать проблемы с ними. В Северном море, если у нас есть только магнитные триггеры, у нас больше шансов выжить, если мы будем вести себя тихо и уклоняться от глубинных бомб…

— Вы должны извинить меня, капитан фон Шрафт. Нет слов, чтобы описать обстоятельства, в которых находятся подразделения подводных лодок. Я впечатлена тем, что вы смогли продолжить борьбу…

— Благодарю вас, полковник фон Дегуршаф. Это понимание, а не жалость, которой нет замены. Но даже если так, могу я высказаться по поводу одной вещи?

Таня утвердительно кивает, и капитан начинает говорить ровным голосом.

— Самая безнадежная вещь из всех-это то, что…

Внезапно она осознает:…

Все на мостике, кажется, сопротивляются какому-то порыву.

— Отдел вооружения военно-морского флота упорно утверждает, что все проблемы — оперативные ошибки. Они убеждены, что их торпеды идеальны. — Он огрызается на мостик U-152, как это нелепо. — В качестве доказательства они продолжают уверять нас, что работали в лаборатории. Это их реакция на то, что они не работают в бою…

— Я совершенно ошарашена. Не могу поверить, что вы должны вести войну с оружием, которое вы даже не уверены, будет работать или нет. Вас дергает эго разработчиков — я вам сочувствую. Пожалуйста, позвольте мне наблюдать, когда вы загружаете проявители в свои торпедные аппараты.

— Извини, но эта часть веселья ограничена. Это будет вечеринка только для подводников, надеюсь, вы понимаете.

— Ха-ха-ха. Нет, в этом есть смысл. Это была самонадеянная просьба. Я была бы вам очень признателен, если бы вы хотя бы просто рассказали мне, как это происходит.

— По крайней мере, в этом можете на меня рассчитывать. Я даже могу напечатать листовку и послать ее вам.

Восторг от того, что сдуваешь дураков — запретный кайф. Да, я понимаю, что посторонним не следует совать свой нос в чужие дела.

В таком случае... — Таня делает соответствующий переключатель и возвращает разговор к реальности. — Во всяком случае, теперь я понимаю ваше положение. Неудивительно, что атаки подводных лодок идут так плохо.

Я не имел права говорить о ортодоксальных методах. — Нет, — поправляет себя Таня. Объединенное разведывательное управление планировало, что подводные лодки нанесут последний удар торпедой.

Другими словами, информация о дефектах либо не дошла до них, либо они не сочли ее важной.

Это глупо, но Имперский флот, который так быстро расширился, ужасно справляется с устранением неполадок. Это стало совершенно бесполезной организацией. Пора сделать кое-какие надрезы.

Но составление отчета происходит после того, как мы разберемся с заданием.

— При нынешнем положении дел мы можем только наблюдать или, если повезет, пускать торпеды. Я хочу поддержать в рейде на базу, но как ни обидно это говорить, не можем.

— Это огромная помощь для вас, даже если вы помогли доставить нас так далеко.

— “U-152” — подводная лодка, понимаете? Не транспортный корабль.

— Нет, — проворчал дежурный офицер на мостике. — Пока на угрей нельзя рассчитывать, U-152 — транспортный корабль, который крадется по морю. К нашему большому сожалению, хотя мы и были созданы для того, чтобы топить транспортные суда, в какой-то момент мы стали одним из них под водой.

Верно подмечено, — ей хочется посочувствовать.

Но нет ничего более бесполезного, чем обвинять их в проблемах, которые они не вызвали.

Таня знает, что люди на земле часто изнемогают от того, что сверху систематически выдвигаются невыполнимые требования. Хотя в теории поощрение людей — прекрасное организационное управление.

Вы идиоты, которые сбрасывают со счетов силу слов, вы подонки, которые бросают оскорбления! Будь-то кишащий рой союзников Существа Икс или просто кучка идиотов, все это может просто сгнить.

— Нет-нет, вы отличная штурмовая субмарина. Вы собираетесь выпустить нас, так что я думаю, что можете считать нас чем-то вроде воздушных торпед.

Сами авианосцы тоже не нападают. Это всего лишь платформы, с которых можно запускать самолеты. Но есть ли солдаты, которые недооценивают авианосец как транспортный корабль? Нет, если у них нормальный интеллект.

— Ха-ха-ха, торпеда, которая парит в небе?

— Да, и вы можете использовать слово “выпустить” точно так же, как для торпед.

Чувствуя, как улучшается атмосфера на борту субмарины, Таня позволяет своим губам медленно изогнуться в чарующей улыбке. Платформа с баллистическими ракетами — тоже грозный корабль.

Называть это частью взаимно гарантированного уничтожения вполне корректно. Хотя в данный момент времени идея все еще является кабинетной теорией…

— Вам кажется, что это уже что-то?

Члены экипажа, которые ответили: конечно, думают, что это просто милая история. Но даже милая история может вдохновить людей снова стать амбициозными.

Я представила генералу фон Зеттюру слова как недорогое оружие, но можно ли их использовать и для поддержки союзников? Слово! Как мощно.

Может быть, это потому, что она думает о таких вещах?

— Прекрасно. Тогда перестаньте дуться из-за транспортной миссии и сосредоточьтесь на подготовке к запуску наших воздушных торпед.

Услышав, как гладко говорит капитан фон Шрафт, Таня вдруг что-то понимает. Был ли весь этот разговор просто пародией на команду?!

Неужели? — Она действительно удивляется, но следующее, что он говорит, убеждает ее. Говоря небрежным тоном, капитан субмарины захватывает сердца своей команды.

— У меня есть еще кое-что для вас. Даже если мы стреляем в воздух, торпедная атака остается торпедной атакой. Нам нужно прибавить к нашему потопленному тоннажу. У казначейства есть бутылка для любого, кто придумает способ угрожать животным в командовании флота.

Под одобрительные возгласы на мостике Таня незаметно снимает фуражку и машет ею капитану. Вау.

— Я наконец понимаю, почему командование подводной лодки, несмотря на странное сотрудничество в отправке лодок, начинает наматывать круги вокруг меня прямо перед атакой.

— Ха-ха-ха! Извините, полковник фон Дегуршаф. Я приношу извинения от имени всех наших офицеров за то, что использовал вас, чужака, для достижения наших собственных целей. Торпедные проблемы действительно подрывают моральный дух, как для нас, так и для всех других подразделений подводных лодок.

Она не может спорить с моральными проблемами.

И это правда, что торпеды неисправны. Таня знает, как больно, когда ей вручают неисправное оружие, поэтому она понимает и даже может посочувствовать.

Элиниум модель 95 смехотворно испорчен. Это подбрасывание, что хуже: это или мина, которая взрывается прямо рядом с подводной лодкой  в момент, ее закладывания.

Кто может вести войну в таких условиях? Это сведет тебя с ума.

— Я все прекрасно понимаю. Я не собираюсь держать обиду из-за того, что привыкла или что-то в этом роде. Если представится возможность, я доложу о проблемах с торпедами членам Главного штаба.”

— Мы были бы вам очень признательны. Спасибо.

Тогда, конечно, достаточно обменяться учебными приветствиями. Внутри тесной субмарины, на переполненном мостике, нет причин раздражать всех продолжительными движениями.

Все, что осталось — хеширование административных деталей.

— Так что же вы на самом деле собираетесь делать, полковник фон Дегуршаф? Этот корабль огромен. Честно говоря, я думаю, что будет очень трудно потопить. Если мы добьемся успеха, —  говорит он, продолжая более спокойным тоном, — как вы думаете, сможем ли мы получить половину груза? — Но его глаза показывают, что он беспокоится о нас. — Вы можете сказать мне, как будете действовать?

— В принципе, мы будем придерживаться классического подхода. Мы отвлечем противника финтом, и в этом месте оперативная группа начнет его взрывать. — Таня дает краткое объяснение плана. — Поэтому большинство тайных атак — отвлекающие маневры, когда основной удар наносит оперативная группа. Что ж, даже если нам не удастся уничтожить вражеский корабль, мы сможем отвлечь его внимание. Мы рассчитываем, что вы нас вернете.

— Какой смелый план. Понял. Мы сделаем все возможное.

8 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. РАССВЕТ, ТЕРРИТОРИЯ ФЕДЕРАЦИИ, ВОЕННО-МОРСКАЯ БАЗА.

Для старшего лейтенанта Серебряковой это зрелище на мгновение напомнило ей Рейнский фронт.

Как бы я ни старалась похоронить воспоминания о тех днях, запах оружейного дыма возвращает обратно. Я никогда больше не смогу играть в грязи, как ребенок. Грязь вызывает раздражающие, но ностальгические воспоминания.

Как я могла забыть дни, проведенные в окопах?

— О Боже, прости наших врагов.

Та, кто начал петь рядом со мной, была моим старшим офицером, которого наши враги боялись как чудовища. Вполне логично, что даже союзники тихо называют ее Ржавым Серебром вместо Белого Серебра.

И все же я знаю Таню фон Дегуршаф лучше, чем кто-либо из 203-го воздушного магического батальона. На самом деле я служила под ее началом еще до того, как она получила титул “фон” в военном колледже.

Она — офицер, который оставил меня в живых, в то время как парни, с которыми я присоединилась, Харальд и Курст, стали мясным фаршем.

Эта выдающаяся фигура, этот человек, этот высокопоставленный член вооруженных сил…

Она, кажется, не верит в Бога. И все же восхваляла его на поле боя?.. В тот момент, когда я думаю: “не выдай нашу позицию...”, я вспоминаю, как она сжимала свой сферу на Рейнском фронте и молилась точно так же. Она вообще не говорит громко, наоборот, скромничает. Реальность слишком нереальна.

Она сумасшедшая. В ней есть что-то странное.

— О Боже, прости наших врагов.

Вражеские маги разбежались в разные стороны.

Две роты воздушных магов Федерации играли с одним противником. Ее собственная рота даже не успела вмешаться.

— Дело не в том, что враг глуп, просто...

Вот каково это — невольно пробормотать смесь удивления, восхищения и изумления.

Несмотря на внезапную атаку, Федерация отреагировала с удивительной скоростью.

Хотя они пришли с отрядом из двух рот с другого направления, чтобы вызвать замешательство, войска немедленно бросились нам навстречу. Я слышала, что тыл армии Федерации был полностью расслаблен, но, очевидно, нет.

Мы должны были предвидеть это, но с ними был эскорт Содружества. Ну, нет, это было в соответствии с ожиданиями. Только вот одна проблема: их координация была на самом деле не слишком плохой.

Это был полк магов Содружества плюс столько же магов Федерации. Я не мог отрицать, что была потрясена тем, что обе страны сумели скоординироваться именно так, как сказали. Я думала, что они будут неряшливее, но недооценила их…

Нашему батальону даже удалось нанести прямой удар по Москве. Да, мы были ветеранами 203-го воздушного магического батальона, и все же... Я почти отчаялась в упорстве, с которым воздушные маги Федерации и стена наземных сил посвятили себя тому, чтобы не дать нам прорваться. Мы все были готовы к тому, что нас подавят и уничтожат.

Но ожесточенная борьба одного солдата перевернула все карты.

— Эти бедные невежественные ягнята.

Движения заряжания пули маны, защищенной специальной формулой уплотнения, в ее винтовку... Она даже не использовала формулу пули, а выстрел, сформированный из ее собственной магической энергии.

Я знала, насколько это будет мощно.

Полковник хихикнула — нет, она захихикала, улыбаясь, как ребенок. Было совершенно нереально видеть, как она смотрит на врага своим нежным взглядом и облизывает губы.

Она хихикнула, но что тут смешного? Она была ужасна.

Думаю, это отличное развлечение.

— Я с ними порезвлюсь. Должно быть забавно.

Нет, пожалуй, лучше назвать это паровым катком.

Несмотря на то, что это можно было назвать отвлекающим маневром, каждый выстрел полковника фон Дегуршаф, несомненно, разрывал защитные оболочки вражеского мага, как будто они были хрупкими леденцовыми скульптурами.

Вражеские отряды сгрудились, ошарашенные, невольно, и мы продолжали стрелять без передышки, но защитные снаряды магов — практически определение силы. Трудно представить себе что-нибудь, чтобы сломать их так легко.

Я получила известие от полковника. Я видела ее ярость на Рейнском фронте. Но теперь, когда у меня самой было больше опыта, я поняла, что это была за сила.

Так это и есть полная мощность модели 95?

Когда я услышала, что во всей армии есть только один человек, который может им пользоваться, я подумала, что это ужасная ложь, но нет.

— А не слишком ли это тяжело для человека?

— Забавно, очень забавно.

Она рассмеялась и выпустила интенсивный шквал формул. Вопреки ее беззаботному тону, формулы полковника фон Дегуршаф были полны хитрых трюков. Когда я присмотрелась, то увидела, что там были оптические снайперские формулы и управляемые формулы, обманчиво модифицированные, чтобы их было труднее обнаружить.

Если бы вы только уклонялись от оптических линий огня, Вы были бы изрешечены дырами.

Но удивительно, что маги Федерации это поняли.

— Полковник Михаил, всем подразделениям! Отступаем! Повторяю, отступаем! Убираемся отсюда как можно скорее! Мы не можем их одолеть! Даже не пытайтесь!

Она понятия не имела, как он это понял, но вражеский командир во главе своей группы прокричал по открытому каналу, что все должны уклониться. В то же время он сам блестяще справился с ситуацией. Он так сильно искривил траекторию полета и потерял при этом столько инерции, что чуть не свалился с неба.

Затем командующий Содружеством тоже проревел приказ об уклонении. Обе инструкции привели к явным изменениям в передвижениях их подразделений.

Экстренное уклонение было строго запрещено в инструкции. Федерация была вынуждена сделать это не один раз, а неоднократно, и теперь маги Содружества тоже. Их строй начал распадаться.

Любой мог видеть, что воздушное пространство было чрезвычайно опасным; тесно упакованные подразделения выполняли высокомобильные беспорядочные маневры уклонения, и кто знает, где они уклонялись в следующий раз.

Если смотреть сверху, их отчаянные попытки спастись от косы бога смерти выглядели просто неуклюжей борьбой. Они были такими вялыми. Они двигались недостаточно быстро. Они слишком поздно начали уворачиваться от приближающегося клинка.

— Я буду петь хвалу Господу.

Восторженно.

Полковник фон Дегуршаф почти радостно запела высоким и каким-то чистым голосом. С веселой улыбкой она, казалось, наслаждалась этим. Это была улыбка без тени упрека. Поистине очаровательная, неуместная улыбка, красивая, как картинка.

Если вы не знали ее, то это была веселая улыбка, как на картине.

Но за этой улыбкой скрывалась абсолютная воля к борьбе.

— Мы собираемся поиграть с заклятым врагом Империи. Как весело!

То, что она сформировала, было формулой манифестации, вливающей намного больше маны, чем когда-либо прежде. Невероятно плотная четырехслойная формула состояла из необычайно густой магической энергии.

Большинство людей были бы шокированы.

Однако я знала, что у полковника фон Дегуршаф на самом деле не было огромного количества маны. У нее было лишь немного больше среднего.

Вполне возможно, что у меня было больше. Если бы вы выстроили избранную группу магов, как их батальон по количеству маны, было бы быстрее считать снизу, чтобы найти полковника.

Но даже ставить под сомнение значение этого было абсурдно.

— Наш заклятый враг окрасит землю их кровью.

С радостным криком она выстрелила из этой штуки.

Увеличив его плотность по мере того, как она управляла его размером, она высвободила его.

В тот же миг она рассеялась.

Красное-красное нечто забрызгало землю в огромных количествах.

— Игра состоит в том, чтобы высушить их. Наслаждайтесь!

Капает красная жидкость. Розовые штуки, которые раньше были людьми, летали повсюду. А напротив этой сцены сияла маленькая девочка. Это было настолько сюрреалистично, что мне казалось более разумным предположить, что я сошел с ума.

Нет, может быть, я действительно сошел с ума.

Пока я думала то о том, то о сем, мои руки были заняты составлением оптических снайперских формул, чтобы проделать дыры во врагах, которые падали сквозь щели атак моего командира. Вражеский маг по имени Михаил, который ранее выкрикивал приказы об уклонении, все еще двигался.

Поэтому мне нужно было целиться в командира противника. — Я тоже крестилась на Рейне,  — вспомнила я.

Условные рефлексы, которые я впитала, оптимизируя себя для боя... теперь, когда я привыкла к этому, редко случалось, что я не знала, что делать.

— О-о-о, Хвала Господу.

Вид моего старшего офицера, удовлетворенно кивающего и начинающего исповедовать свою веру, был ужасен. Я не уловила даже проблеска безумия в ее прекрасных, невинных глазах. Это были глаза упрямого слуги логики, полные чистого разума.

Но вот что было так ужасно: эти глаза застыли на кукольном лице.

Тем не менее, это был старший офицер, которого я уже знала, а маги, корчившиеся на земле, были всего лишь вражескими солдатами, которых нужно было прикончить.

Даже морские маги Содружества, которые дали нам вкус горького поражения, закончили так, когда мы отправились на охоту за ними. Репутация 203-го была жива и здорова.

Слава, которую мы создали в Нордене, в Дакии, на Рейне, на южном континенте, будет и впредь пополнять нашу славу.

— Земля обетованная откроется.

Деморализованные вражеские маги пытались разделиться, но было уже слишком поздно. Последующие атаки батальона нашли свои цели.

Я бессознательно подбрасывала формулы оптических снайперов. В этой беззвучной пустоте враги падали так легко. Лишь немногие, включая, что раздражало, командира — все еще были в порядке.

Тем не менее, у них, больше не было сил сопротивляться.

Это должно было отвлечь внимание, но все обернулось резней.

Было так тихо, словно не хотели прерывать молитву.

— Теперь пой, теперь пой.

Неважно, что это было поле битвы, даже если это было поле битвы... на этом тихом поле битвы…

— Я буду славить волю Божью.

На лице нашей начальницы застыла огромная ухмылка.

Это значит, — подумала я, — что все произошло внезапно.

— Гранц, если все пойдет хорошо, это здорово, но... если мы не уничтожим корабль, я не думаю, что она остановится на том, чтобы пинать наши задницы в этом состоянии злобы, — проворчала я по радио, не думая.

Мне ответил мужской голос, дрожащий до глубины души.

Конечно, это был Гранц.

— 05 — отряду, рисуя такую ужасную картину будущего. Дай мне передохнуть. Я так напуган, что меня буквально трясет.

— А? Вы все готовы?

Лейтенант Гранц кивнул. — Да. Это не будет проблемой. Я имею в виду, полковник дал нам такое невероятное отвлечение. Я не буду жаловаться, если каких-нибудь тупиц, которые получают такую поддержку и все равно терпят неудачу, отправят на расстрел. Ладно, думаю, это примерно в то время. Давайте синхронизируем наши часы: три, два, один, бум. — Ему даже не нужно было говорить: “Смотри!”

Из порта донесся грохот мощного взрыва.

— Видишь? — Я слышала его голос на заднем плане и была уверена, что он гордо улыбается.

Ну вот, подумала я. Я уверена, что экипаж U-152 поделится с нами, по крайней мере, некоторыми консервами. Если все пойдет хорошо, я могу принести нам бутылку и поиграть в карты. Если повезет, будет даже десерт.

Ну хорошо. Это ее воодушевило.

Вкусная еда, что-нибудь сладкое и вино. Вместо того, чтобы беспокоиться о сложных вещах, давайте немного повеселимся.

ВЕЧЕР 8 ОКТЯБРЯ, 1926 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. МОСКВА, КОМИССАРИАТ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ.

В Москве недавно построенное здание комиссариата внутренних дел давно превратилось в ночную крепость. Из-за строгого затемнения свет не лился, как таковой, но все же, если вы пройдете мимо, то сможете увидеть чиновников, входящих и выходящих внутрь.

Любой должен был признать, что сотрудники комиссариата внутренних дел были чрезвычайно усердны в поддержании своих военных усилий по сравнению с большинством государственных служащих Федерации.

Откровенно говоря, они были в некотором смысле закованным в сталь Авангардом коммунизма.

Их трудолюбие, самопожертвование и непоколебимый дух делали их неукротимыми работниками.

Конечно, большинство из них были нормальными людьми. Но это не уменьшало их тяги к работе.

И источником их усердия был... простой страх.

— Товарищ Лория! Инспекция не обнаружила ни одного незаконного присвоения, коррупции или ненадлежащего поведения! Не было сделано и никаких реакционных замечаний относительно самой инспекции!

Сотрудник комиссариата внутренних дел, одетый в безукоризненную униформу, прочитал доклад. Он, казалось, собирался продолжить, когда глухой удар кулаком по столу прервал его.

Он замер, когда на него устремился свирепый взгляд, и обитатель комнаты рявкнул: “я совершенно уверен, что приказал вам разоблачить неподобающее поведение. Давайте внесем ясность. Вы действительно ничего не нашли?”

— Н-нет, товарищ.

Услышав этот дрожащий ответ, выражение лица Лории стало воплощением суровости.

Затем он произнес приговор человеку.

— Ладно. Товарищ гвардеец, уведите этого дурака. Саботаж в военное время — преступление против нации.

— Да, сэр!

— П-пожалуйста, подождите! Это, должно быть, какая-то ошибка!

Мужчина запротестовал, когда стражники схватили его за руки и потащили прочь, но Лория решительно отказался.

— Тут нет никакой ошибки. Ваше дело было фиктивным, проведенным в рамках внутреннего аудита наших сотрудников. Мы заставили объект вашей проверки совершить коррупционное деяние, и у нас есть запись о том, что инспектор брал взятку.

— Ч-что!..

— Если бы вы просто сообщили об этом все было бы по-другому, но вы приняли взятку, не сказав нам. Хватит, — выплюнул Лория.

У него не было времени ни на одно бессмысленное действие, когда время шло минута за минутой.

— Я уверен, что одно наказание будет лучшим уроком для этих идиотов, чем лекция. Следующий!

— Э-Э, Товарищ Лория…

Лория устремил беспощадный взгляд на своего колеблющегося подчиненного. Даже с этим вопросительным взглядом, ответ пришел медленно.

— Что такое?. Поторопись!

— Плохие новости... о Королеве моря.…

Чувствуя, что он ничего не добьется, Лория прямо спросил и выражение его лица напряглось от нервно доставленной информации.

Вероятно, не было никакого способа остановить приступ эмоциональной неустойчивости.

Тот факт, что что-то случилось с кораблем, доверенным им их драгоценным, да, в некотором смысле драгоценным — “пулевым щитом”, заставил Лорию кипеть от ярости.

Было неясно, что задумал Джон Буллз, но он и они пришли к соглашению. Несмотря на все их нежелание, он убедил их. Он приказал расстрелять десятки чиновников Федерации, мешавших ему, либо угрожал им, либо умасливал, чтобы они стали союзниками. Все это, и все же…

Вспомогательный морской путь, необходимый им для продолжения войны, символ их совместной борьбы, был только что открыт.

Хотя потери были приняты во внимание, они были безнадежны, если они не могли защитить один корабль, на который он приказал им поставить свою честь.

Он был уверен, что обеспечил необходимые подразделения, боевую силу и благоразумие, чтобы сделать это.

Но они все равно не смогли?

— Эти некомпетентные ублюдки. Что они там делали? У вас есть подробный отчет?

Если у них не будет веской причины, я заставлю тех, кто несет ответственность, сожалеть о том, что они выжили, пока они живы, — мысленно выругался Лория, запрашивая отчет.

Утешением для чиновника, которого спросили, было то, что бумаги действительно были при нем. Если бы он допустил ошибку, не принеся их... одному Богу известно, какова была бы его судьба.

В конце концов, слово “терпение” отсутствовало в словаре Лории целую вечность.

— Вот, Товарищ Лория... Не знаю, как они узнали, но, по-видимому, они послали Именного мага…

— Что?

Неумелый политрук продолжал оправдываться за доклад.

Но я им сказал. По-видимому, этот парень застрял в старом образе мышления, где на магов не стоит обращать внимания. — Может быть, он пытался переложить вину на кого-то другого? В отчете говорилось о том, как неудачно сложилось их положение.

Было удивительно, что человек думал, что ему сойдет с рук подобное оправдание.

Но Лория почувствовал волнение в его эмоциях, когда подавил раздражение.

Кроме этого одного мусорного политрука, все прилагали великолепные усилия.

— Товарищ Лория?

— Значит, в отчете нет никаких ошибок?

Все здесь старались изо всех сил, работали, не теряя времени даром, и отдавали все силы. Для Лории это был первый раз за долгое время, когда его глаза широко раскрылись от восхищения их великолепной профессиональной осведомленностью.

Может быть, потому, что он читал его после общения с другими адептами? Это было даже освежающе.

— Н-Нет, сэр. Это первый отчет, но мы сделали грубое подтверждение повреждений!

— Это можно будет выяснить позже.

Они сражаются с моей феей, с этим маленьким бесом, который напал на Москву. Объединившись с Содружеством а затем стоя на своем и страдая потерь, — неплохое оправдание.

Нет, что еще важнее.

— Проблема в противнике, который напал. Вы уверены, что это было подразделение, которое наложило свои грязные руки на Москву? 203-й воздушный магический батальон?

— К-конечно! Как вы говорите, Товарищ комиссар, к такому выводу пришла инспекционная группа на своих путях! Они гарантируют свою идентификацию на 100 процентов.

— Отлично. Когда документы прибудут, сделайте их доставку для меня наивысшим приоритетом.

— Да, сэр! Прямо сейчас!

— Вы вольны позволить другим взять на себя любую другую текущую миссию, которая у вас может быть. В любом случае, я хочу знать, где находится подразделение.

— Я... я немедленно приступлю к работе!

Какие чудесные новости.

Мы нашли ее. Несколько потерь — ничтожные мелочи перед лицом моей искренней любви. Я даже готов платить своим трудолюбивым людям премию, как капиталист. Вероятно, мне следует организовать для них дополнительный паек.

Хотя мне не нравится, что у нас был один дурак, который до последнего не понимал своей роли.

— И еще, Товарищ, примите эти приказы.

— Сэр?

— Это приказ казнить некомпетентного идиота, который оклеветал наших боевых товарищей. Да, не вините людей на земле. Вообще-то я хотел бы послать полковнику Михаилу подарок. Распорядитесь, чтобы ему доставили самый качественный напиток и сигареты.

— Может, отравим его?

Что?! Он уставился на мужчину, почти теряя сознание от смущения. О чем, черт возьми, говорит этот парень?..

— Товарищ, разве вы не слышали, что я сказал? Подарок, я хочу послать ему подарок. Только попробуй легкомысленно прикоснуться к полковнику Михаилу и его войскам, ты получишь исчерпывающий урок о том, что происходит, когда ты выводишь меня из себя.

— Д-да, сэр!

Это было все, что Лория мог вынести. Он знал, что Комиссариат внутренних дел-это банда бесполезных садистов. Он понимал это и принимал меры, чтобы улучшить его.

Но вот как обстояли дела.

Просто неисправимо.

Он просто хотел погрузиться глубоко в свои чрезвычайно чистые мысли, но вместо этого он должен был терпеть лица этих болванов? Он действительно пытался понять, почему.

Повторять это было невыносимо.

Остальные поняли, что он рассердился, когда отмахнулся от них. — Ладно, все на выход. — Как только он сказал, они все бросились врассыпную, как беглые кролики.

Это было так забавно, что несколько смягчило его разочарование.

Вот почему он с улыбкой уставился на фотографию, которую вытащил из стола.

— Ах, моя всегда такая милая, милая маленькая фея. Ты немного непослушная, но... Я буду просто счастлив, зная, где ты.

Тебе нравится играть в прятки?

— Чтобы казаться такой, как сейчас, когда я уже забыл о тебе, ты просто-напросто тактик! Это заставляет мое сердце биться быстрее!

Тебе нравится дразнить меня?

— Я почти забыл о своих страстях, а теперь ты меня совсем разозлила. О, ты, ты маленькая...

Это просто невыносимо.

Проглотив последнее замечание, Лория зачарованно подумал о своей любимой фее.

У него было желание обвинить солдат на месте преступления в том, что они не смогли поймать ее, но его облегчение от того, что они нашли ее, было сильнее.

Он действительно не думал, что подразделение такого калибра может выстрелить в его фею с неба.

— Напротив, они проделали большую работу, чтобы найти ее. Да, полковник Михаил? Он действительно проделал отличную работу. Учитывая то, с чем он столкнулся, я могу только сказать, что он проделал фантастическую работу, выжив и вернув нам информацию. Мне нужно, чтобы он усердно работал на меня.

Как насчет игры в пятнашки? Я поймаю эту девчонку.

— А-а-а, не могу дождаться. Я действительно, действительно не могу ждать.

Давай поиграем.

— Да, мне нужно, чтобы Товарищ полковник Михаил сделал все возможное... Поэтому я окажу ему и его войскам самую лучшую поддержку и направлю самые лучшие подкрепления. Кто-то, кто произведет благоприятное впечатление на Содружество, был бы хорош.

Я пришлю ей много друзей.

Эта милая фея-шутница. Конечно, привилегия иметь ее принадлежала только ему, поэтому он был так взволнован, чтобы поймать ее в ловушку. Он ждал этого с таким нетерпением, что даже не успел опомниться…

— Ну, это никуда не годится. Теперь я весь горяч и озабочен, да еще в моем возрасте.

Какая плохая девочка. Это просто накапливается; это слишком много. Как я могу помочь? Какая же она смутьянка! Подумать только, я так взволнован.

1. Красные чернила — так купцы помечали потери в бизнесе.

2. Эммануэль Груши — Маршал Эммануэль де Груши был последним маршалом Наполеона! Последний маршал! Его назначили только потому, что больше никого не было…

Он был генералом, который имел силы во время битвы при Ватерлоо, но не смог действовать по своему усмотрению (то есть он не сделал свой собственный призыв и не предпринял оптимальные действия).

Стопроцентное следование приказам-это неправильно. То, что правильно-это выполнение миссии, о которой вас просят приказы. Он-классический пример, который можно привести во время подобных дискуссий.

Кстати, он также был одним из тех несчастливых типов, которые на самом деле были удивительно талантливы, но были избиты в учебниках истории за эту неудачу.

3. Даву — Маршал Луи-Николя Даву известен как, вероятно, лучший маршал Наполеона.

Наполеон не только завидовал его военной доблести, но и проявлял поразительный талант во многих областях, включая государственное и организационное управление. Если не считать того, что делало его чересчур жестоким начальником,—необычайной строгости и соблюдения правил, бескомпромиссного разделения публичной и частной сфер и чрезмерной веры в меритократию,—он был совершенен.

4. Дезе — Как и Груши, он был на операции с отрядом, но когда он услышал канонаду битвы при Маренго, он действовал по своему усмотрению, и его имя вошло в мировую историю.

При Наполеоне, который был на грани поражения, он лихо бросился вперед, крикнул: “есть время выиграть еще одно сражение!” —  и бросился на вражеские войска. Он был великим полководцем, который спас Наполеона от поражения и сам погиб в бою.

5. “Давайте пересечем весь океан и атакуем Тихоокеанский флот США на их базе!” — легко сказать, но на самом деле это безумие.

6. Скапа-Флоу — естественная гавань и была базой для Королевского флота. Именно в эту хорошо защищенную гавань во время Второй мировой войны проникла немецкая подводная лодка U-47 под командованием Гюнтера Прина. Он прошел мимо дозорных и потопил линкор "Ройял Оук", стоявший там на якоре. Однако самым большим врагом капитана Прина был не предупредительный экран Королевского флота, а торпеды его собственной лодки. Он выпустил семь по стоящему на якоре кораблю, но пять из них вышли из строя… Он был в ярости и сказал, что это все равно что иметь “муляж винтовки".

7. Люфтваффе — Немецкие военно-воздушные силы во время Второй мировой войны.