Онлайн чтение книги Сумма теологии Summa theologica
Вопрос 23. О как страсти отличаются друг от друга

Далее мы должны рассмотреть [вопрос о том], как страсти отличаются друг от друга. Под этим заглавием наличествует четыре пункта: 1) отличаются ли страсти вожделеющей части [души] от страстей раздражительной части; 2) основано ли противоположение страстей в раздражительной части на противоположности блага и зла; 3) существует ли страсть без противоположности; 4) можно ли обнаружить в одной и той же способности какие-либо отличающиеся по виду страсти, которые не были бы противоположны друг другу.

Раздел 1. Отличаются ли страсти вожделеющей части (души) от страстей раздражительной части?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что в вожделеющей и раздражи тельной частях [души] наличествуют одни и те же страсти. Так, Философ сказал, что страсти души суть то, «чему сопутствуют удовольствия или страдания»395Ethic. II, 4.. Но удовольствие и страдание находятся в вожделеющей части. Следовательно, все страсти находятся в вожделеющей части, а не так, что некоторые в раздражительной, а другие — в вожделеющей части.

Возражение 2. Далее, комментируя слова [из евангелия от Матфея]: «Царство небесное подобно закваске» и т. д. (Мф. 13:33), Иероним в своей глоссе замечает: «Мы должны обладать рассудительностью в разуме, ненавистью к пороку в раздражительной способности и желанием добродетели в вожделеющей части». Но ненависть, как и противоположная ей любовь, находится в вожделеющей способности, о чем сказано во второй книге «Топики»396Topic. II, 7.. Следовательно, одна и та же страсть обнаруживается как в вожделеющей, так и в раздражительной способности.

Возражение 3. Далее, страсти и действия отличаются по виду согласно своим объектам. Но у раздражительных и вожделеющих страстей общие объекты, а именно благо и зло. Следовательно, в вожделеющей и раздражительной способностях находятся одни и те же страсти.

Этому противоречит следующее: действия различных сил отличаются по виду, например, видение и слушание. Но раздражительность и вожделение, как было показано в первой части (81, 2), это две силы, на которые разделено чувственное желание. Следовательно, коль скоро страсти являются движениями чувственного желания, о чем уже было сказано (22, 3), страсти раздражительной способности по виду отличны от страстей вожделеющей части.

Отвечаю: страсти раздражительной части отличаются по виду от страстей вожделеющей способности. В самом деле, коль скоро силы различаются согласно своим объектам, на что было указано в первой части (77, 3), то страсти различных способностей необходимо должны быть соотнесены с различными объектами. А так как для различения видов сил требуются куда большие различия объектов, нежели для различения страстей или действий, то тем более страсти различных способностей отличны по виду. Ведь как в порядке природы разнообразие родов является результатом разнообразия в потенциальности материи, в то время как разнообразие видов является результатом разнообразия форм в той же самой материи, точно так же обстоит дело и с актами души: те из них, которые относятся к различным силам, отличаются не только по виду, но также и по роду, тогда как действия и страсти, относящиеся к различным по виду, но общим по роду объектам единой силы, различаются как виды этого рода.

Таким образом, для различения того, какие страсти находятся в раздражительной, а какие — в вожделеющей способности, необходимо определить объекты каждой из них. Итак, согласно сказанному в первой части (81, 2), объектами вожделеющей силы являются непосредственно схватываемые чувственные благо или зло, которые причиняют [соответственно] удовольствие или страдание. Но так как душа в процессе приобретения некоторого такого блага или избежания некоторого такого зла в силу того, что вышеуказанные благо или зло таковы, что наша животная природа не позволяет нам легко приобретать их или избегать, вынуждена время от времени испытывать трудности или преодолевать препятствия, то эти самые обладающие трудной или сложной природой благо или зло становятся объектами раздражительной способности. Поэтому те страсти, которые непосредственно относятся к благу или злу, например, радость, печаль, любовь, ненависть и т. п., принадлежат к вожделеющей способности, а те страсти, которые относятся к благу или злу как к чему-то такому, с чем связаны трудности в приобретении или избежании, например, бесстрашие, трусость, надежда и т. п., принадлежат к раздражительной способности.

Ответ на возражение 1. Как уже было показано в первой части (81, 2), раздражительная способность дана животным для того, чтобы с ее помощью устранять с пути стремящейся к своему объекту вожделеющей силы те препятствия, которые связаны или с трудностью достижения некоторого блага, или с трудностью избежания некоторого зла. Поэтому все раздражительные страсти [так или иначе] завершаются в вожделеющих страстях, в результате чего находящиеся в раздражительной способности страсти сопровождаются находящимися в вожделеющей способности удовольствием и страданием.

Ответ на возражение 2. Иероним приписывает ненависть к пороку раздражительной способности не в связи с [самой] ненавистью, которая в собственном смысле слова является вожделеющей страстью, а в связи с сопровождающим ее усилием, которое принадлежит раздражительной силе.

Ответ на возражение 3. Благо как нечто желанное движет вожделение. Но если при его достижении встречаются трудности, то это вступает в некоторое противоречие с вожделением, в связи с чем возникает потребность в другой склоняющей к этому благу силе. То же самое можно сказать и о зле. И такой силой является раздражительная способность. Следовательно, вожделеющие страсти по виду отличны от раздражительных страстей.

Раздел 2. Основано ли противоположение раздражительных страстей на противоположности блага и зла?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что противоположение раздражительных страстей основано исключительно на противоположности блага и зла. В самом деле, как было показано выше (1), раздражительные страсти определены к вожделеющим страстям. Но противоположение вожделеющих страстей основано исключительно на противоположности блага и зла, например, любовь и ненависть, радость и печаль. Следовательно, то же самое можно сказать и применительно к раздражительным страстям.

Возражение 2. Далее, страсти отличаются согласно своим объектам подобно тому, как движения отличаются согласно своим пределам. Но, как сказано в пятой [книге] «Физики»397Phys. V, 3., единственным противоположением движений являются их пределы. Поэтому и противоположение страстей основано исключительно на противоположении их объектов. Но объектами желания являются благо и зло. Следовательно, ни в одной из желающих способностей не может быть никакого противоположения страстей помимо того, которое зиждется на противоположности блага и зла.

Возражение 3. Далее, как говорит Авиценна в шестой книге своей «Физики», «каждая душевная страсть выражается в стремлении и избегании». Но стремление последует схватыванию блага, а избегание — схватыванию зла, поскольку «благо — это то, к чему все стремятся»398Ethic. I, 1., а зло — то, чего все избегают. Следовательно, противоположение душевных страстей основано исключительно на противоположности блага и зла.

Этому противоречит следующее: как сказано в третьей [книге] «Этики»399Ethic. Ill, 10., трусость противоположна смелости. Но трусость и смелость не различаются с точки зрения блага и зла, поскольку то и другое имеет отношение к некоторому злу. Следовательно, не каждое противоположение раздражительных страстей основано на противоположности блага и зла.

Отвечаю: страсть, как сказано в третьей [книге] «Физики»400Phys. Ill, 3., это своего рода движение. Поэтому противоположение страстей основано на противоположении движений или изменений. Но, как указывает Философ в пятой [книге] «Физики»401Phys. V, 5., противоположение изменений или движений бывает двояким. Одно из них связано со стремлением или избеганием, относящимся к одному и тому же пределу, и такое противоположение является в первую очередь изменением, а именно возникновением, то есть изменением «к бытию», и уничтожением, то есть изменением «из бытия». Другое противоположение связано с противоположностью пределов и является в первую очередь движением; так, беление, которое является движением от черного к белому, противоположно чернению, которое является движением от белого к черному.

Аналогичным образом существует и двойственное противоположение в душевных страстях: одно соответствует противоположению объектов, то есть благу и злу, другое же связано со стремлением и избеганием одного и того же предела. В вожделеющих страстях наличествует только первое противоположение, а именно то, которое основано на объектах, тогда как в раздражительных страстях мы обнаруживаем обе формы противоположения. Причина этого заключается в том, что, как уже было сказано (1), объектом вожделеющей способности являются чувственные благо и зло как таковые. Однако благо не может быть пределом «от которого», но только пределом «к которому», поскольку никто не избегает блага, напротив, все стремятся к нему. Подобным же образом никто не желает зла, но все избегают его, в связи с чем зло не может обладать аспектом предела «к которому», но — только предела «от которого». Поэтому любая вожделеющая страсть в отношении блага, например, любовь, пожелание, радость, имеет тенденцию к нему, в то время как любая вожделеющая страсть в отношении зла, например, ненависть, отвращение, печаль, имеет тенденцию от него. Следовательно, в вожделеющих страстях не может быть никакого противоположения стремления и избегания с точки зрения одного и того же объекта.

С другой стороны, объектом раздражительной способности является чувственное благо или зло не в абсолютном смысле, а взятое под аспектом трудного по доступности или трудного по избеганию. Но труднодоступное благо, рассматриваемое как именно благо, по своей природе побуждает нас стремиться к нему, каковое стремление принадлежит страсти «надежда», тогда как [то же самое благо, но] рассматриваемое как труднодоступное, побуждает нас отказаться от него, каковой отказ принадлежит страсти «отчаяние». Подобным же образом трудное по избеганию зло, рассматриваемое как именно зло, имеет аспект того, чего следует бояться, и это принадлежит страсти «трусость», но оно также содержит причину стремиться преодолеть трудности ради того, чтобы не стать субъектом зла, и такое стремление называется «смелостью». Таким образом, в раздражительных страстях мы находим как противоположение с точки зрения блага и зла (например, между надеждой и трусостью), так и противоположение стремления и избегания с точки зрения одного и того же объекта (например, между смелостью и трусостью).

Из сказанного очевидны ответы на все возражения.

Раздел 3. Существует ли душевная страсть, не имеющая противоположности?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что у всякой страсти души имеется ее противоположность. В самом деле, как уже было сказано (1), каждая душевная страсть находится или в раздражительной, или в вожделеющей способности. Но обоим указанным видам страстей присущи соответствующие им модусы противоположения. Следовательно, у всякой страсти души имеется ее противоположность.

Возражение 2. Далее, объектом любой душевной страсти является благо или зло, поскольку они суть общие объекты желающей части. Но страсть, объектом которой является благо, противоположна страсти, объектом которой является зло. Следовательно, у каждой страсти имеется ее противоположность.

Возражение 3. Далее, как уже было сказано (2), любая душевная страсть связана со стремлением или избеганием. Но каждому стремлению соответствует противоположное ему избегание, и наоборот. Следовательно, у всякой страсти души имеется ее противоположность.

Этому противоречит то обстоятельство, что у такой душевной страсти, как гнев, нет никакой противоположности, о чем сказано в четвертой [книге] «Этики»402Ethic. IV, 11.. Следовательно, не у всякой страсти есть ее противоположность.

Отвечаю: специфика страсти гнева состоит в том, что она не может иметь противоположность ни с точки зрения стремления и избегания, ни с точки зрения противоположности блага и зла. В самом деле, гнев обусловливается уже существующим тяжким злом, и когда такое зло налицо, желание либо уступает, и тогда все остается в пределах вожделеющей страсти «печали», или же имеет место движение сопротивления пагубе зла, и такое движение носит имя «гнева». Но это движение не является избеганием, поскольку зло или существует, или уже отошло в прошлое. Следовательно, ни одна из страстей не противоположна гневу с точки зрения стремления и избегания.

Подобным же образом в данном случае не может существовать противоположности и с точки зрения блага и зла. В самом деле, противоположностью существующему злу является приобретенное благо, которое никак не может иметь аспект труднодоступности. К тому же по достижении блага не остается никаких движений и наступает успокоение желания в обретенном благе, каковое успокоение носит имя «радости», являющейся страстью вожделеющей способности.

Следовательно, ни одно из движений души не может быть противоположным движению гнева, но только лишь прекращение движения, по каковой причине Философ в своей «Риторике» говорит, что «гневу противоположно спокойствие», поскольку в данном случае крайности связаны не с противоположением, а с отрицанием, или лишенностью.

Из сказанного очевидны ответы на все возражения.

Раздел 4.Можно ли обнаружить в одной и той же способности какие-либо страсти, которые отличались бы по виду, но при этом не были бы противоположны друг другу?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется невозможным, чтобы в одной и той же силе наличествовали различные по виду страсти, которые бы не были противоположны друг другу. В самом деле, душевные страсти отличаются согласно своим объектам. Но объектами страстей души являются благо и зло, и на их различии основано противоположение страстей. Следовательно, не противоположные друг другу страсти одной и той же силы не отличаются по виду.

Возражение 2. Далее, различие вида подразумевает различие формы. Но, как сказано в десятой [книге] «Метафизики»403Metaph. X, 8, каждое различие формы связано с некоторым противоположением. Следовательно, не противоположные друг другу страсти одной и той же силы не отличаются по виду.

Возражение 3. Далее, коль скоро всякая страсть души заключается в стремлении или избегании блага или зла, то похоже на то, что каждое различие в душевных страстях необходимо должно являться результатом различия или блага и зла, или стремления и избегания, или [по крайней мере] степеней стремления и избегания. Но, как уже было сказано (2), первые два различия обусловливают противоположение душевных страстей, тогда как третье различие не создает разнообразия видов, в противном случае количество видов страстей души было бы бесконечным. Следовательно, невозможно, чтобы страсти одной и той же силы отличались по виду и при этом не были бы противоположны друг другу.

Этому противоречит следующее: любовь и радость отличаются по виду, принадлежат к одной и той же вожделеющей способности и при этом не противоположны друг другу; более того, одна обусловливает другую. Следовательно, в одной и той же силе могут находиться страсти, которые отличаются по виду и при этом не противоположны друг другу.

Отвечаю: страсти отличаются согласно своим активным причинам, каковые — в случае с душевными страстями — суть их объекты. Затем, отличия активных причин можно рассматривать двояко: во-первых, с точки зрения их вида или природы, как, например, огонь отличается от воды; во-вторых, с точки зрения отличия в их активных силах. Что касается душевных страстей, то отличие их активных или движущих причин следует трактовать с точки зрения их движущих сил, как если бы они были природными действователями. В самом деле, каждый двигатель, так сказать, либо притягивает воспринимающего [его] воздействие к себе, либо отталкивает от себя. Притом, притягивая к себе, он производит в восприемнике троякое действие. Прежде всего, он сообщает ему склонность или способность к стремлению к двигателю (как, например, светлое высшее тело просвещает произведенное тело, благодаря чему последнее получает склонность или способность к тому, что свыше). Во-вторых, если произведенное тело находится вне подобающего ему места, двигатель сообщает ему движение в направлении этого места. В-третьих, по достижении указанного места он сообщает ему покой (ведь одна и та же причина обусловливает и движение к должному месту, и покой по его достижении). То же самое справедливо и в отношении причины отталкивания.

Итак, если речь идет о движениях желающей способности, то благо обладает, так сказать, силой притяжения, а зло — силой отталкивания. Первое место среди добрых причин в желающей силе надлежит отвести склонности, способности или врожденности к благу, относящейся к страсти «любовь», которой соответствует противоположная ей «ненависть» к злу. Во-вторых, если речь идет о еще не обретенном благе, то в желании порождается движение к достижению любимого блага, которое следует относить к страсти «пожелание», или «вожделение», а противоположным ему и относящимся к злу движением является страсть «неприязнь», или «отвращение». В-третьих, когда благо достигнуто, желание успокаивается в обретенном благе, и это относится к страсти «удовольствие», или «радость», а противоположная, связанная со злом страсть суть «страдание», или «печаль».

С другой стороны, в раздражительных страстях способность, или склонность стремиться к благу и избегать зла является производной от относящейся к благу и злу в абсолютном смысле вожделеющей способности. Таким образом, к еще не обретенному благу относятся «надежда» и «отчаяние», а к еще не существующему злу — «трусость» и «смелость». А вот что касается обретенного блага, то в отношении него никакой раздражительной страсти нет, поскольку, как уже было сказано (3), оно уже не может рассматриваться как нечто труднодоступное. Существующее же зло вызывает страсть «гнев».

Таким образом, ясно, что в вожделеющей способности наличествуют три пары страстей, а именно: любовь и ненависть, вожделение и отвращение, радость и печаль. Аналогично этому и в раздражительной способности можно выделить три группы, а именно: надежду и отчаяние, трусость и смелость, а также гнев, у которого нет противоположной ему страсти.

Следовательно, всего существует одиннадцать отличающихся по виду страстей, шесть в вожделеющей способности и пять в раздражительной, и этими [одиннадцатью] видами охватываются все душевные страсти.

Из сказанного очевидны ответы на все возражения.