Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
11 - 4

«Убежала…»

Шалль в шоке смотрит на то, как Энн удивительно быстро заползает в постель.

«Вместо того, чтобы подойти, ты убежала?»

Он потрясен и слегка подавлен. Будь то мужчина или женщина, человек или фея, все стремились приблизиться к Шаллю. Однако это был первый раз, когда от него так убежали.

Более того, едва Энн успела заползти в постель, как начала спокойно сопеть во сне. Она крепко спит.

Шалль убирает волосы со лба и со вздохом смотрит в окно.

Поведение Энн наводит на мысль, что, возможно, она жалеет, что стала его возлюбленной. Но почему она говорит, что не сомневается в словах, сказанных ею от страха и растерянности в тот момент, когда она была на грани жизни и смерти? Даже если она и сожалеет об этом, она добродушный человек. Может быть, она чувствует ответственность за свои слова и заставляет себя быть возлюбленной Шалля.

Или она просто ведет себя слишком по-детски?

— Черт… Я пропустил это…

Пока он переживал по этому поводу, раздался глубоко разочарованный голос с кровати. Когда Шалль посмотрел, Мифрил уже собирался встать.

— Ты… притворился пьяным и спящим?

Он не просто удивлен, он поражен.

— Да? О, я действительно спал после ужина. Я только проснулся.

— И давно ты проснулся?

— С тех пор, как Энн сказала что-то вроде: «Эта комната никогда не меняется.»

— Значит, ты не спал с самого начала?

Несмотря на то, что Шалль холодно смотрит на него, Мифрил остается невозмутимым, словно ему все равно. Он показывает ему большой палец вверх.

— О! Я увидел шанс и приоткрыл глаза!

Мифрил встает, стараясь не разбудить Энн, и подпрыгивает к окну. Вскочив на подоконник, он кладет руки на бока и напыщенно выгибает грудь.

— В любом случае, Шалль Фен Шалль. Что это ты сейчас сделал? Двигайся быстрее и сильнее! Настолько, что Энн не смогла бы колебаться!

— Спи! Подглядывающий демон!

— Хья!!!

Шалль схватил его за воротник и швырнул в сторону. Мифрил плашмя ударился о стену и упал на пол. Но он быстро встал.

— Что ты делаешь с Королем Фей, на плечах которого лежит важная миссия?!

— Твоя миссия заключается только в том, чтобы подглядывать.

— О чем ты говоришь? Подглядывание — это всего лишь хобби! Я работаю с феями замка Холлилиф ради их свободы.

От слов о том, что подглядывание — это хобби, у Шалля чуть не заболела голова, но в словах «ради их свободы» все же чувствовалась серьезность. Ему вдруг стало любопытно.

— Что ты собираешься делать? Ты говорил, что тебе нужно кое-что сделать в мастерской Пейджа.

Мифрил выпячивает грудь, потирая кончик носа.

— Моя жизнь драгоценна, она связана со всеми. Вот почему я не буду тратить ее впустую. Я собираюсь проложить путь для будущего фей. Кит научил меня этому.

— Тот мальчик?

— Да. Он хороший парень. Но у него разбито сердце.

Голос Мифрила звучит немного грустно, как будто он думает о чувствах Кита.

— Наверное, Кит отличный мастер. Он сказал мне, что у меня может быть талант цветной феей.

— Цветной?

Лулу, последняя серебряная сахарная фея в королевском замке в Льюистоне, передала ремесленникам лучшие методы изготовления сахарных кондитерских изделий. Одна из техник заключается в том, чтобы сделать серебряный сахар тонким, как нить, и сплести его воедино.

Другая техника — искусство изготовления цветного серебряного сахара вместо того, чтобы смешивать цветной порошок с серебряным сахаром для придания цвета.

Лулу сказала, что в прошлом были феи, которые в течение года ухаживали за сахарными яблонями, чтобы создать цветной серебряный сахар.

«Этот парень хочет стать той самой цветной феей?»

Шалль искренне удивлен. Ему и в голову не приходило, что Мифрил питает такие надежды. Возможно, он по-своему видит будущее фей в замке Холлилиф, смотрит на свою жизнь и думает о ней. Будущее.

Когда Шалль серьезно смотрит на него, Мифрил застенчиво улыбается. Его улыбка такая же веселая, как и всегда, но в его глазах сила и блеск бросившего вызов.

— Поэтому мне нужно кое-что сделать. А твоя единственная миссия — флиртовать с Энн!

— Если это все, то я сделаю все, что в моих силах.

Нелепо больше вмешиваться, так что Шалль слегка кивает. Тогда Мифрил немного забеспокоился.

— Тебе нужно сделать что-то еще, Шалль Фен Шалль?

— Возможно.

За окном от луны, плывущей по ночному небу, на мир падает серебряный свет. Серебро – это цвет Эриля. И это, естественно, напомнило ему о Рафале, который должен быть с мальчиком.

От водного фея захватывает дух, когда он говорит, что хочет стать цветной феей.

Девочка, которая больше не может делать сахарные конфеты, но только и продолжает думать о том, как их сделать. 

И серебряные сахарные феи в замке Холлилиф, число которых неуклонно растет.

Для Шалля ясно одно: он хочет защитить их будущее. И чтобы защитить это будущее, ему, вероятно, придется еще раз встретиться с Рафалем и на этот раз обязательно уничтожить его.

Рафаль пытался убить Энн. Когда Шалль вспоминает Энн, всю в крови в то время, его охватывает гнев по отношению к Рафалю.

По его решительным и безжалостным действиям становится ясно, что он несовместим с людьми. Что произойдет, если он сделает что-то, что разрушит отношения между людьми и феями?

«Люди не позволят феям быть свободными.»

Если люди сочтут фей опасными, все усилия Энн и ее друзей будут напрасны.

Если Рафаля не остановить, он исказит и судьбы фей. Доказательством тому является то, что судьба Эриля вот-вот изменится.

— Что ты собираешься делать, приятель?

— Я буду сражаться, чтобы защитить многое. С Рафалем.

Внезапно Мифрил встряхнул крылом и задрожал.

— Тебе обязательно с ним сражаться?

Мифрил в ужасе от жестокости попытки лишить Энн жизни. Если бы он мог, он бы не хотел больше приближаться к нему и даже вспоминать о нем.

Но Шалль не может просто сбежать.

— Нужно бороться.

Сказав это, он слышит, как кто-то выходит из соседней комнаты. Крыло Мифрила дрожит, пока он прислушивается.

— Кто живет по соседству? Я уверен, это комната того рыжего. Что там происходит ночью?

— Я не знаю.

Собираясь ответить, он вдруг что-то замечает.

«Это сахарная мастерская существует уже 300 лет?»

— Мифрил Рид Под. Я отлучусь ненадолго. Спи спокойно.

Сказав это, Шалль вышел из комнаты. Он последовал за Эллиотом, который, похоже, спустился вниз по лестнице. Из столовой струится мерцающий свет свечей.

Войдя в столовую, Шалль видит, как на обеденном столе горит свеча. Рядом с ним сидит Эллиот, одетый в рубашку вместо пижамы. Он проводит пальцами по своим рыжим волосам, приводя их в беспорядом, и смотрит на пергаментную книгу, разложенную перед ним.

— Грустноглазый.

— Ай!

Как только он это произнес, Эллиот подскакивает, чуть не падая со стула. Опомнившись, он смотрит на Шалля с напряженным лицом. Однако, когда он узнал его, уголки его опущенных глаз опускаются  еще ниже, и он чувствует явное облегчение.

— Что? Шалль? Не пугай меня. Я подумал, что ты призрак.

— Тебя даже призраки называют «грустноглазым»?

— Какой-то плохой призрак.

— Что ты делаешь?

Эллиот взъерошивает волосы, когда Шалль приближается к нему.

— Мне стало интересно, что мистер Гленн сказал сегодня Энн, и я достал несколько старых книг, чтобы попытаться это выяснить.

На губах Эллиота мелькает улыбка.

— Я понял это. Но мне интересно… поймет ли это Энн.

Это было лицо мастера, испытывающего своего противника и его мастерство. Чтобы вернуть то, что она потеряла, Энн должна показать этому человеку то, что он хочет увидеть. Шалль думает, что он плохой парень, но, возможно, именно таким и должен быть мастер. Быть мастером всегда непросто.

— Не мне об этом говорить.

Эллиот удивленно моргает.

— О, правда? Я думал, ты рассердишься и скажешь: «Не издевайся над моей Энн». Жаль.

— У мастера должна быть своя манера работы. Я это понимаю. Мне нет дела до этого.

— Что ж, это правда.

Эллиот откидывается на спинку стула, а Шалль смотрит на старые книги, разложенные на обеденном столе.

— В мастерской есть какие-то старые книги? Я читал некоторые из них раньше, дневники руководителей гильдии несколько поколений назад. Что еще здесь есть?

— О, да. Это дневники глав, а еще есть что-то вроде летописи, в которой записаны события, происходящие в этой местности около ста лет назад. Еще была очень старая книга, в которой описывалась история национальной церкви.

— А есть книги о сахарных яблоках?

— Их довольно много. Есть даже гравюры. Глава в третьем поколении очень любил такие вещи, он собирал барельефы, связанные с сахарными яблоками и сахарными леденцами, копии каменных скульптур и все в этом духе.

— Ты не против, если я их почитаю?

— Пожалуйста. Но нельзя ничего выносить из главного здания. Я провожу тебя в библиотеку.

Эллиот закрывает книгу на обеденном столе и встает. Он кладет книгу на плечо, берет в одну руку подсвечник и начает уходить. Но прежде чем выйти в коридор, он оглядывается.

— Кстати, если я спрошу, зачем тебе это нужно, ты не ответишь?

— Чтобы сражаться.

Эллиот поднимает брови, когда тот непринужденно ответил.

— Напряженно, как обычно.

Но больше он ничего не сказал и повел Шалля в библиотеку.

Несмотря на то, что местонахождение Рафаля и Эрил известно, Шалль сейчас не может их выследить, ибо он не знает, как добраться в это место.

Но ранее Рафаль сказал, что он путешествовал по разным местам и читал древние тексты, чтобы получить знания. Если он узнал из книг, как добраться до первой сахарной яблони, то и Шалль может узнать, как это сделать, следуя писаниям прошлого.

Слишком много времени уйдет на то, чтобы читать все подряд об истории прошлого. Шалль хочет узнать о первой сахарной яблоне. А это сахарная мастерская, существующая уже 300 лет. Люди, которые 300 лет имеют дело с кондитерскими изделиями, не могут быть равнодушны к сахарным яблокам.

Может быть, в этой мастерской есть какая-то информация о сахарных яблоках и первой сахарной яблоне?

~*~*~*~*~

Следующим утром Энн проснулась, когда было еще темно. Она тихонько сползает с кровати, чтобы не разбудить спящего Мифрила, и замечает, что Шалля нет в комнате.

«Куда он делся?»

Вчера Энн так и не смогла ответить на его вопрос. Из-за того, что он вот так исчез из комнаты, она немного переживает, что тот мог разозлиться на нее за то, что она не может вести себя как возлюбленная.

Когда она начинает переодеваться, сладкий аромат серебряного сахара, пропитавший ее платье, щекочет ей нос. Это возвращает ее к блуждающим мыслям и чувствам. Она вспомнила, что потеряла, и чувствует, будто на пути, по которому она идет, поднимается стена неведомой высоты.

«Как мне теперь работать с серебряным сахаром, чтобы вернуть свои навыки?»

Смысл слов Гленна. Только когда она сможет его понять, она узнает, что ей делать.

Переодевшись, Энн направляется в рабочее здание.

Из семи рабочих зданий мастерской Пейджа ранее использовалось только одно. Однако теперь, похоже, используются все семь зданий, и территория вокруг каждого убрана. Энн открыла все окна в семи рабочих зданиях, чтобы впустить свежий воздух.

— Доброе утро.

Когда Энн вернулась в рабочее здание, ближайшее к главному дому, около двадцати мальчиков, по-видимому, учеников, прибежали из общежития мастеров через луг. Глаза учеников расширяются от удивления, когда они видят, что окна рабочего здания открыты и в страхе заглядывают за дверь.

За окном виднеется восточное небо, которое слабо светлеет. В полумраке Энн поднимает голову и приветствует их, глаза мальчиков расширяются.

— Кто ты? — спросил мальчик лет десяти, и ученик, стоявший позади него и казавшийся на два-три года старше, стучит мальчика по голове.

— Идиот! Мистер Коллинз тебе говорил! Серебряный сахарный мастер будет учиться здесь. Это она — серебряный сахарный мастер!

— О! Точно!

Ей жаль смущать мальчиков. Однако Энн снова поразил возраст подмастерьев. Им примерно от десяти до пятнадцати лет. Даже в самом старшем мальчике еще чувствовалась невинность и миловидность. Когда Энн думает о том, что она была таким же ребенком, когда встретила Шалля два года назад, ей становится стыдно за себя.

«Наверное, я выставила себя дурой.»

Энн горько улыбнулась, вспомнив отношение Шалля, когда они только встретились.

— Привет всем. Меня зовут Энн Хэлфорд. Я должна быть серебряным сахарным мастером… но я получила травму, и из-за этого я забыла, как делать сахарные изделия. Поэтому я пришла сюда, чтобы начать все сначала. Я такой же подмастерье, как и все остальные, так что приятно познакомиться.

— А, да.

— Рад встрече.

Озадаченные, мальчики склоняют головы. Затем, тыча друг в друга, они сразу же приступают к утренней уборке. Энн помогает с уборкой, а затем переходит к уходу за инструментами.

— Что ты делаешь? Сейчас раннее утро.

Из дверного проема за спиной Энн звучит тихий шокированный голос. Обернувшись, она видит Орландо, стоящего со сложенными руками против утреннего солнца, проникающего через дверь.

— Доброе утро, Орландо. Я просто готовлюсь к работе.

— Это будет учебная работа?

— Да, работа подмастерья, — говорит Энн с некоторой гордостью, но Орландо разочарованно вздыхает.

— О, ладно.

— Орландо, а что ты делаешь здесь так рано?

— Есть несколько сахарных скульптур, которые нужно сделать и доставить. Нужно начать работать пораньше. Будет жаль, если я не успею их закончить до того, как уеду отсюда.

Говоря это, Орландо входит в рабочее здание. Затем он расставляет инструменты на верстаке.

«Интересно, почему Орландо вдруг решил стать независимым.»

Орландо вырос в этой мастерской, и Гленн стал для него отцом. Это место для него как дом, и казалось, что причину, по которой он решил его покинуть, нельзя объяснить банальной фразой: «Это будущее, которого желает каждый ремесленник.»

По крайней мере, естественным кажется желание поддерживать и работать рядом с Гленном, которым он восхищается как отцом и наставником, пока тот жив. Орландо всегда груб и ворчлив, но он не бессердечный человек. Бессердечный человек не станет делать леденцы для опечаленной и замкнутой девушки.

— Орландо, почему ты решил стать независимым?

— Потому что я думал о своем будущем как ремесленника.

Это вполне нормальный ответ. Но, поскольку это такие очевидные слова, они кажутся еще более странными.

— Даже несмотря на то, что мистер Гленн здесь? Орландо, это же как дом для тебя, не так ли? Для ремесленника неплохо быть здесь главным мастером и поддерживать мастерскую Пейджа. Это работа такая же ответственная, как владение и управление мастерской.

Орландо молчит. Подготовив инструменты, он берет с полки сахарное изделие, которое собирается доделать. 

— Если я отвечу, то ты станешь здесь главным ремесленником вместо меня?

— Но… Кинг — следующий главный мастер.

— Кинг обладает хорошими навыками, и его любят, но у него нет опыта работы главным мастером. По крайней мере, я могу быть спокоен, если ты останешься рядом с ним, пока он к этому не привыкнет.

— Если ты так беспокоишься, почему ты уходишь отсюда?

— Я же сказал. Если я отвечу, ты останешься здесь? — раздраженно спросил Орландо. Энн также немного рассержена тем, что об этом снова заговорили.

— Пока… не могу. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова стать прежней, поэтому не могу ответить.

Орландо фыркнул.

— Ладно. Я хочу приступить к работе.

Энн не может понять чувств Орландо.

«Всегда было трудно понять, о чем он думает, но сейчас особенно…»

Орландо снял ткань с кондитерской скульптуры.

Там появился силуэт ястреба с расправленными крыльями. Закончена только грубая форма, но если добавить текстуру крыльев, клюва, глаз и кожи лап, получится впечатляющее сахарное кондитерское изделие.

Впечатляюще видеть, насколько мощной является форма просто по грубому очертанию.

— Ух ты, здорово. Что ты будешь делать с крыльями? — внезапно воскликнула Энн.

— Раскатаю тонкий слой серебряного сахара и вырежу из него перья. Добавлю полоски и расположу их одну за другой.

— Прекрасно. Но, похоже, придется долго разминать, чтобы перья засияли.

Энн зачарованно смотрит на сахарную скульптуру. Ей вспоминается время, когда она месила серебряный сахар и та радость, которую она испытывала.

Словно заметив выражение лица Энн, Орландо внезапно сунул перед ней серебряный сахар в каменной чаше.

— Если ты хочешь, сделай это. Помоги мне.

— Правда?

Энн пришла сюда с намерением забыть свои чувства и начать обучение с нуля в качестве ученика. Но когда ей предложили присоединиться, она не смогла устоять перед желанием прикоснуться к серебряному сахару.

— Ах!

Быстро передав Энн каменную чашу, Орландо поправляет повязку на левом глазу. Затем он убирает волосы со щек, хватает большую лопатку и начинает обтачивать контур ястреба.

Энн поворачивается к своему верстаку и глубоко вздыхает.

«Я хочу вернуться к нормальной жизни как можно скорее.»

Она распределяет серебряный сахар на рабочей поверхности и заливает его холодной водой. 

«Вспоминай. Вспоминай»

Она пытается сконцентрироваться на своих пальцах. Она пытается вспомнить движения своих пальцев и рук. Но…

«Как я двигала пальцами? А руками? Вспоминай.»

Серебряный сахар становится неоднородным между пальцами Энн.

Орландо замечает это и останавливается. Подмастерья, смотрящие на Энн, пока она возилась с инструментами, с любопытством переглядываются между собой.

«Почему я не могу вспомнить, как это делать?»

Энн смотрит на свои пальцы и неуверенно пытается шевелить ими. Сгибание, растягивание, помешивание. Она наклоняет голову, одновременно быстро двигая пальцами разными способами.

«Не могу вспомнить ни одно из движений? Забыла? Но я помню, как делала леденцы. У меня нет никаких провалов в памяти.»

Но ее пальцы не двигаются. Она не может вспомнить, как двигались ее пальцы и тонкие детали движений.

«Даже если я потеряла ощущения, которые помнило мое тело, я должна помнить головой, что я делала. Я должна вспомнить и повторить это. Но почему же я не могу вспомнить движения рук…»

На Энн снисходит озарение. В этот момент она окончательно осознает свою проблему. По всему телу пробегает дрожь, как будто ее ударило молнией.

«У меня нет... воспоминаний о движениях рук… Я вообще никогда не осознавала этих движений?...»

Энн потрясена.

Даже если бы она попыталась вспомнить, она никак не могла бы вспомнить то, что никогда не осознавала.

— Орландо... Прости. Я сейчас не имею права прикасаться к серебряному сахару.

Энн опускает руки и разочарованно смотрит вниз.

— Я не могу. Даже если я вот так слепо прикоснусь к серебряному сахару, это бесполезно.

Она ясно осознает это. Она сжимает кулаки.

«Как смутно я работала до сих пор.»

— Ты… что случилось? — подозрительно спросил Орландо, заметив изменение в выражении лица Энн. Но она прикусывает губу и энергично качает головой. Она так расстроена и пристыжена, что не может говорить.

Быстро убрав испорченный серебряный сахар, она отошла от Орландо и вместе с подмастерьями стала мастерскую к работе. Она готовит инструменты, холодную воду и дрова для рафинирования серебра.

Пока Энн все это делает, в ее голове крутится одна и та же мысль:

«Я идиотка!»

Закончив работу, ученики отправляются завтракать. Энн, как и они, покидает рабочее здание, но не идет в столовую.

Энн не может отказаться от ученичества, поэтому стиснула зубы и сделала это. Но на самом деле ей так стыдно и жалко, что хотелось просто уйти куда-нибудь в уединение.

Выйдя из рабочего здания, она видит, как на лугу ярко светит утреннее солнце, а ночная роса, скопившаяся на травинках, отражается от травы, заставляя весь луг светиться. Но Энн не могла разглядеть этот пейзаж.

Постепенно она ускоряет шаг и, наконец, бежит, пересекая луг по прямой. Она направляется к озеру с холодной водой. Подол ее платья и ноги становятся мокрым от ночной росы, но ей все равно.

Рядом с озером находится колодец, из которого черпали воду для сахарных кондитерских изделий. Энн кладет руки на край колодца и, задыхаясь, кричит в колодец:

— Я идиотка! Дура! Дура!

Она выплескивает всю обиду, которую сдерживала в себе.

До сих пор Энн заботило только то, что и как нужно сделать. Это потому, что навыки Энн приобретались и улучшались снова и снова под руководством ее матери, серебряного сахарного мастера, с раннего возраста.

Она делала леденцы, даже не осознавая этого. Это похоже на то, как ребенок учится вставать и ходить.

Энн потеряла не воспоминания в своей голове. Это память тела.

Если бы Энн глубже задумалась о своих навыках, осознала их, рассмотрела их и поняла в уме то, чему она научилась со своим телом, возможно, ей не пришлось бы сейчас так путаться.

Даже если человек лишится чувств, он может повторить те техники, если он помнит их в своей голове. Если человек может их воспроизвести, то ему остается только привыкнуть к ним.

«Когда я развивала свои навыки, я чувствовала себя беззаботно…»

Энн раздражает ее собственная невнимательность.

Когда ее тело освоило эту технику, почему она не попыталась ее осмыслить?

«Даже если я сожалею об этом, я ничего не могу с этим сделать.»

Энн смотрит на свое отражение и тени листьев, отражающихся в воде колодца.

«Я не могу вспомнить технику, потому что ее не осознавала в голове. Так что же мне делать?»

Мысли, кажется, проносятся с головокружительной быстротой, но она не может выйти из круговерти вопросов, что ей делать.

«Сейчас в голове пусто, но я должна заполнить пробелы. Я должна просто продолжать смотреть и копировать движения, пока не научусь все делать правильно, как в старые времена?»

Думая об этом, Энн решительно качает головой.

— Нет. Нет, этого недостаточно. Одно и то же, снова и снова.

Недостаточно учиться на физических ощущениях. Если она будет полагаться на что-то такое неопределенное, она не сможет справиться, когда что-то произойдет.

Возможно, она никогда не сможет полностью вспомнить, что чувствовало ее тело. Однако не исключено, что из-за болезни или старости телесные ощущения могут измениться, хотя и не в такой степени. Если в это время она будет полагаться только на ощущения своего тела, то в итоге повторится то же самое.

«Я не могу делать то же самое, что делала в детстве. Мне нужно найти другой способ. Но что следует делать по-другому? В конце концов, техника одна и та же. Независимо от того, делаешь ли ты это стоя на земле или вверх ногами…»

В этот момент на нее снисходит озарение.

— Перевернуть… Наоборот? Понятно... Если я не могу запомнить это своим телом и понять своей головой... Должна ли я сделать наоборот? Просто понять это своей головой и запомнить телом. 

Это была бы невероятно сложная и трудоемкая процедура. Но это не невозможно. Но для этого необходим образцовый мастер.

«Здесь находится серебряный сахарный мастер, который может служить образцом для подражания.»

Энн поднимает голову и снова смотрит на главное здание.

«Однако, если он мастер своего дела, я не могу просто его просить делать так, как я хочу. Если я на что-то рассчитываю, я должна предложить что-то равноценное. В противном случае, это просто использование его.»

Задумавшись, она смотрит на свои руки. Но затем она крепко сжала кулаки.

«Но я могу кое-что предложить. Я… брошу вызов этому человеку!»

Энн поднимает глаза и выпрямляет спину. Взглянув на главное здание, она побежала к нему.

Утреннее солнце освещает главное здание, а из кухни доносится аромат супа для завтрака. Энн проходит мимо нескольких мастеров, живущих в главном здании, спускавшихся со второго этажа в столовую, но Эллиота среди них не было.

— Извините. Мистер Коллинз куда-то ушел?

Энн остановила мастера, с которым столкнулась на лестнице, и спросила его.

— Нет. Кажется, он не выходил из своей комнаты.

— Спасибо!

Поблагодарив его, Энн побежала по коридору к двери комнаты Эллиота.

— Мистер Коллинз!

Она зовет и стучит несколько раз и тут услышала, что кто-то шевелится внутри. Дверь слабо приоткрывается.

— Ах~, доброе утро, Энн… Что случилось так рано утром?

Эллиот, похоже, только что сполз с кровати и стоит босиком. Более того, он, похоже, в полусне надел рубашку на свое обнаженное тело и застегнул пуговицы не на своих местах, а его рыжие волосы растрепаны примерно на треть больше, чем обычно, из-за его привычки спать.

— А… прости.

До Энн наконец дошло, что она пришла к Эллиоту в порыве волнения.

— Я хотела поговорить с тобой. Но, увидимся позже…

— Ладно, ладно. Я только что проснулся. Хочешь войти?

Он громко зевает и широко распахивает дверь, приглашая ее войти. Он, должно быть, почувствовал срочность в голосе Энн и то, как она тяжело дышит. Он прекрасно понимает такие вещи и очень гибок. Заместитель главы — это не шутка.

Когда Энн вошла в комнату, Эллиот подошел к задней части комнаты и открыл шторы на окне.

В лучах утреннего солнца в комнате царил беспорядок. На кровати и стуле валялась одежда, на столе у окна лавиной лежали книги и бумаги. Мужественный запах в комнате заставил Энн слегка вздрогнуть.

Эллиот садится на кровать и начинает вдевать ноги в ботинки, которые были брошены на пол.

— Ну и что? Что ты должна мне срочно сказать, чтобы я захотел проснуться?

— Недавно я помогала Орландо и он позволил мне прикоснуться к серебряному сахару. Я попыталась вспомнить, как работать с ним. Но… ничего не вышло.

Сожаление прошлого возвращается к ней.

— Но это естественно, что я не могу вспомнить. Я потеряла навыки, которые помнило мое тело. Я никогда не осознавала техники, которые знала. Поэтому в моей голове ничего не было. Там действительно пусто. Даже если бы я захотела что-то вспомнить, она была пуста изначально.

Энн стало стыдно за свою пустую голову.

Надев ботинки, Эллиот усмехается и заново застегивает пуговицы на рубашке.

— Значит, ты поняла. Так и знал, что ты быстро узнаешь. Я думал, кто быстрее — я или ты, но, похоже, мы поняли это одновременно.

Эллиот поднимает пальцы, застегивая рубашку. У него большие руки, но пальцы длинные и, кажется, очень ловкие.

— Ремесленники изучают техники с помощью своего тела. Они делают это снова и снова через свои чувства. Так поступают обычные мастера, и они обычно не пытаются осмыслить техники, которые изучают с помощью своего тела. Или, скорее, они не могут.

— Так ли это?

— Да. Я такой же, и ты тоже, даже мистер Гленн. Нужно быть каким-то чудаком, чтобы додуматься до того, чтобы осознать что-то, что ты знаешь физически, а затем применить на практике.

— Каким-то чудаком…

Эллиот выглядит веселым, убирая пальцы.

— Я имею в виду таких чудаков, как виконт Серебряного Сахара и Кэт. Они одержимо, точно и дотошно анализируют и теоретизируют приобретенные навыки, как будто они смотрят внутрь себя. Разве не в этом все дело?

— Непоколебима… Мистер Гленн сказал, что их техника непоколебима.

Каждое слово, сказанное Гленном Энн и Эллиоту вчера, стало для нее понятным и осмысленным.

— Ощущения в теле нестабильны. Они слегка колеблются из-за изменений физического состояния, старения, окружающей обстановки и многих других вещей. Однако, если в голове есть осознанная технология, можно исправить эти колебания. Вот почему мистер Гленн...

Хью Меркури и Кэт. Говорят, что эти двое обладают одинаковым уровнем способностей, но, с другой стороны, ни один мастер не может сравниться с ними.

В чем решающее отличие их от других ремесленников?

В этом проблема нестабильности навыков.

Гленн Пейдж видит это насквозь.

— Но ощущение тела — это не то, что можно легко осознать. Вот почему мистер Гленн сказал, что он неспособен это сделать. Но если мастер сможет это осознать, то у него будет больше возможностей для создания прекрасных вещей.

Смутные мысли в голове Энн расшатываются и приобретают более четкую форму, когда эти слова вылетают из ее рта.

Эллиот удивленно смотрел на Энн, которая изо всех сил старалась продолжить свои слова.

— Но мое тело не помнит. Как бы я ни старалась, я не могу осознать то, чего не помню.

— Правильно. Ты не можешь осознать то, чего нет.

Затем Энн снова смотрит в глаза Эллиоту.

— Вот почему я пришла сюда. Даже если мое тело этого не помнит, я могу видеть приемы других серебряных сахарных мастеров прямо перед моими глазами. Я думаю, что можно осознанно изучить их технику в голове, а затем позволить своему телу запомнить ее.

Вместо того, чтобы запоминать техники с помощью тела, а затем вкладывать их в голову, нужно вначале изучить их в уме, а затем повторять их снова и снова, чтобы тело их запомнило. Так будет быстрее учиться и техника не будет отставать.

— Под «другими серебряными сахарными мастерами» ты имеешь в виду меня? Энн, ты говоришь, что собираешься научиться моей технике, наблюдая за мной?

Он улыбается, но тон голоса немного строгий.

— Ты хочешь работать со мной до тех пор, пока не восстановишь свои навыки? Если у меня будет немного свободного времени, я могу потусоваться с тобой, но я — заместитель начальника, ты понимаешь? Смогу ли я тратить время на это? Это не воскресная школа, и я не ее отец.

— Я бы хотела, чтобы ты составил мне компанию, мистер Коллинз. Но это также необходимо и тебе, если ты захочешь им быть.

С этого момента начинается битва. Энн усиливает хватку и смотрит на Эллиота.

— Захочу им быть? Что ты имеешь в виду?

— Коллинз, я имею в виду, если ты захочешь стать таким же мастером, как виконт Серебряного Сахара или Кэт.

«Я его разозлила?»

Выражение лица Эллиота мгновенно меняется. Игривое настроение пропадает.

Но Энн не может сейчас отступить.

Она как будто заявила, что Эллиот не такой хороший мастер, как виконт Серебряного Сахара или Кэт. Даже если это правда и он это знает, неприятно, когда на это указывает такой мастер, как Энн, которая только недавно стала серебряным сахарным мастером и теперь не может даже хорошо замесить сахарную массу.

Но она знает это.

Энн должна попытаться вновь обрести свою силу. И дело не только в том, чтобы заставить кого-то сесть рядом с ней, а в том, чтобы попытаться подтянуть друг друга к новым возможностям.

— Коллинз, ты сказал мне, что ощущения в собственном теле — это то, что нельзя контролировать, даже если попытаться их осознать. Ты может осознать свои движения через мои глаза. Если я переведу твои движения мастера в слова и действия, ты сможешь их осознать и оценить свою технику объективным взглядом.

— Короче… ты хочешь сказать, что я могу поднять уровень своего мастерства до уровня виконта Серебряного Сахара и Кэта.

Энн приглашает присоединиться к ней серебряного сахарного мастера и следующего главу старейшей гильдии мастерских сахарных изделий. С какой-то точки зрения, это похоже на провокацию.

Некоторое время Эллиот наблюдал за нервным выражением лица Энн.

— Энн, ты говоришь мне, что следует больше тренироваться? — наконец сказал он и усмехнулся. — Я уверен, что нет мастера, который не захотел бы больше тренироваться, если бы ему сказали, что он будет на одном уровне с этими двумя.

Выражение лица Энн смягчается при ответе.

— Ну что ж, мистер Коллинз.

— Я сделаю это. Но есть одно условие. Я буду тренироваться с тобой, но ты будешь главной. У меня нет времени думать о таких вещах. Скоро начнется сбор сахарных яблок. Я не покину мастерскую, поэтому буду тренироваться с тобой в перерывах между подготовкой и работой. Это нормально?

В глазах Эллиота сияла жадность мастера. Он хочет большего. Он хочет прогресса. Есть простое желание создать что-то лучшее. Уже одно это обнадеживает.

Это взаимовыгодное сотрудничество. Мастерству нельзя учить из жалости к тому, что она потеряла навыки. Это вызов, чтобы вместе найти новые возможности.

— Я сделаю это. Позволь мне поработать с тобой, мистер Коллинз.

Энн смотрит прямо в глаза Эллиоту. Он встает с кровати и говорит: 

— Давай займемся этим прямо сейчас, хорошо? У меня есть время сегодня утром.

Тон его голоса меняется на легкий и шутливый, и Энн кивает.

— Да.

— Хорошо, давай начнем с первого шага. Энн, что ты хочешь сделать?