Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
16 - 3

Шалль ждет.

Он находится на утесе, выступающем из горы, с видом на дорогу, соединяющую Северный Блоу, столицу провинции Гилм, и Льюистон, столицу округа Харрингтон, а также королевскую столицу.

Это место недалеко от Льюистона, и до него можно добраться верхом за полдня.

Река, тянущаяся к окраинам столицы, выглядит так, будто течёт вдоль дороги. Ее берега сильно изрезаны и обрывисты. Она узкая, а берега крутые, поэтому течение сильное и быстрое. Волны, ударяясь о берег, формируют белые гребни и продолжают вспениваться, при этом мощный напор с течением времени выточил контур береговой линии.

Шалль смотрит на ясное, высокое осеннее небо, а ветер развевает его волосы. Основание его крыла отливает бледно-голубым цветом, но чем дальше к кончику, тем более зеленоватым оно становится. Полупрозрачное крыло отражает лучи осеннего солнца, приобретая мягкий и нежный вид.

«Рафаль обязательно придет сюда.»

Глава гильдии торговцев фей, Реджинальд Стоу, располагал подробной информацией о передвижениях Рафаля.

Сначала Рафаль вмешался в сделку между охотниками и торговцами фей на окраине Северного Блоу, убил почти всех присутствующих людей и увел фей. В это время единственный выживший человек сообщил о происшествии герцогу провинции, и об этом сразу же стало известно, информация о нем также добралась до Эдмунда II в Льюистоне.

Выживший торговец фей заявил: «Мне кажется, меня специально отпустили.»

«Рафаль, вероятно, намеренно это сделал. Чтобы с гордостью раскрыть свое существование людям.»

После этого он последовательно стал нападать на человеческие деревни и даже на повозки путешественников.

Если следить за местами появления Рафаля на карте в хронологическом порядке, становятся ясно видны его намерения.

Рафаль доставляет много неприятностей на пути из Северного Блоу в Льюистон. При этом он постепенно продвигается на юг. Можно предположить, что он намеренно пытается дать людям понять, что он медленно, но неуклонно приближается к Льюистону.

После нападения всегда удается спастись только одному человеку. Вероятно, это было сделано для того, чтобы заставить этих людей вновь и вновь произносить слова: «Король Фей».

Рафаль бросает вызов людям. Он демонстрирует своё существование и пытается кого-то привлечь к себе. И этот «кто-то», без сомнения, должен быть Эриль, который сбежал от него.

Эриль, в свою очередь, должен бродить по городам и деревням, где живут люди, в поисках пищи. Если Рафаль продолжит так буйствовать, слухи о Короле Фей обязательно достигнут ушей Эриля.

Если до Эриля дойдут слухи о нем, то скорее всего, из-за, своей незрелости он потянется к Рафалю. Таким образом, найдя Рафаля, можно будет найти и Эриля.

Это место окружено наиболее крутым рельефом на дороге, соединяющей север и юг. К востоку от дороги находится отвесный горный склон.

Попытки обойти горы не по этой дороге приведут к отклонению от Льюистона далеко на восток, поэтому у него нет другого выбора, кроме как двигаться по этой дороге.  А на западной стороне дороги подступает река, и если пытаться обойти ее на западе, придется отклоняться все дальше на запад от Льюистона.

Такая местность тянется на несколько каронов, так что каждый, кто движется на юг, обязательно будет следовать по этой дороге.

Шалль уверен, что Рафаль движется по этой дороге с севера.

Вряд ли тот, кто направляется в Льюистон, намеренно выставляя напоказ свое существование, будет осторожно избегать эту дорогу, чтобы добраться до места назначения.

Рафаль, должно быть, пройдет по этой дороге величаво и даже с лёгкой усмешкой на лице.

Даже осознавая, что армия людей идёт ему навстречу, он, тем не менее, точно прибудет с чувством легкости и спокойствия. Его цель неясна. Может быть, у него и нет никакой цели. Возможно, он вообще не смотрит в будущее, просто буйствует и сеет хаос.

— Я остановлю его.

Это жалкое зрелище.

Фей из братского камня настолько одержим ненавистью, что даже не способен видеть, что ждёт его впереди.

Фей, его каменный брат, который должен был направлять его к разумным и рациональным действиям, исчез, и теперь ничто не сможет его остановить.

Свергнуть Рафаля и найти Эриля. Возможно ли это сделать всего за несколько дней?

Даже если это возможно, действительно ли армия, отправленная наказать Короля Фей, позволит Шаллю просто сбежать? Сможет ли он получить первый серебряный сахар до того, как созреют и опадут сахарные яблоки?

Шалль закрывает глаза, стараясь сдержать в сердце нарастающую темную тревогу.

— Энн.

Он пытается вспомнить сладкий аромат серебряного сахара, исходящий от волос его возлюбленной, стройность ее талии, когда он обнимает ее, и пушистое ощущение ее кожи.

— Я обязательно защищу твое счастье. И мы будем жить вместе.

~*~*~*~*~

Число фей, собравшихся на дороге к югу от Северного Блоу, подбирается к сотне.

Однако Рафаль не хочет лишний раз пересчитывать количество своих союзников.

Все феи, которых Рафалю удалось собрать, выглядят сильными и искусными в военном деле. Конечно, фей, неспособных сражаться, отпускали на свободу, говоря, что им не нужно следовать за ними.

Если соберется сотня фей, которых люди называют феями-воинами и на которых можно положиться, получится взять хотя бы один из небольших фортов, обороняемых людьми.

Однако если люди всерьез соберут армию и ринутся навстречу, они окажутся в меньшинстве, независимо от того, насколько феи искусны в бою.

«Но это приведет к поражению плана Шалль Фен Шалля. Люди не будут идти на компромиссы. Посмотри на этот решающий момент, Эриль.»

Пока Рафаль благородно идет по дороге, сильный осенний ветер развевает его волосы неопределенного цвета. Его облик с едва заметной улыбкой на губах излучает такую притягательную сладость, что кажется блестящим.

«Эриль, где ты? Посмотри на этот момент, Эриль. Запечатли в своем сердце, что феи и люди — несовместимые существа, и, как Король Фей, громко прикажи всем бороться. И мне тоже.»

Люди из Северного Блоу не преследуют Рафаля и его компанию со стороны севера, и нет никаких признаков того, что они притаились в небольших городках, расположенных в ключевых точках дороги.

Вероятно, они думают, что им не сравниться с сотней фей-воинов, и коротают время, затаив дыхание. Должна быть причина, по которой они бездействуют и позволяют Рафалю продвигаться на юг.

В месте, куда направляются Рафаль и его соратники, наверняка сделаны все необходимые подготовки.

Люди, вероятно, готовятся к тому, чтобы решительно отвергнуть любые компромиссы с феями, что и ожидает Рафаль.

«Шалль Фен Шалль, ты тоже наблюдаешь за этим? Ты увидишь момент, когда надежда, о которой ты говорил, будет разрушена.»

При одной только мысли об этом он чувствует такую радость, что ему хочется громко засмеяться.

~*~*~*~*~

Белый серебряный сахар смешивается с черным красителем. Добавляется вода, и смесь быстро замешивается, чтобы получился блестящий, словно покрытый лаком, черный серебряный сахар. Энн берет небольшую его часть в ладонь и осматривает верстак. И в этот момент Мифрил протягивает ей точно вовремя веретено.

— Это оно, да?

— Да, спасибо. Это очень помогает. Мифрил, с тобой работа идет быстрее.

Когда Энн хвалит Мифрила, он гордо кладет руки на бока и откидывается назад.

— Ну да! Но то, что я сейчас помогаю в качестве ассистента, делаю я только для тебя, Энн. С этого момента я буду тренироваться как цветной фей.

— Эй, но цветных фей больше нет, верно? Как ты будешь учиться, если у тебя нет учителя?

Начинающие сахарные кондитеры учатся у своих мастеров. Но как стать цветным феем без мастера?

Мифрил еще выше задирает подбородок, раздувая ноздри. Небольшое крылышко на его спине вытягивается.

— Я сам буду исследовать и разрабатывать! Я стану мастером! Другими словами, мои собственные чувства будут моим учителем.

Энн удивляется такому ответу, но потом на ее лице появляется улыбка.

«Ему в голову пришла замечательная идея.»

Идеи Мифрила часто не соответствуют действительности, но иногда они верны, потому что удивительно просты и понятны. Именно потому, что он не страдает из-за всяческих переживаний, возможно, он и способен найти новый путь.

— Так и есть. Хорошо.

— Правда?

Воодушевленная настроем Мифрила, Энн снова смотрит на серебряный сахар и веретено в своих руках. Она слегка закрывает глаза, делает вдох и вспоминает, как она вместе с Эллиотом заново проходила обучение.

Нити золотистого кокона были сотканы с желанием придать форму дрожащему сердцу Бриджит.

«Движение рук. Время. Количество морганий.»

Поразмыслив об этом некоторое время, она открывает глаза.

Конец серебряного сахара скручивается в тонкий кусочек и обматывается вокруг сердцевины веретена. Затем мощным рывком оно поднимается в воздух. Пока веретено вращается, серебряный сахар превращается в нить и выскальзывает из рук Энн.

Кружащиеся нити кажутся бесконечными, как и тоска Энн по Шаллю.

Пока она замеряет дыхание и считает количество морганий, тоска, переполняющее ее сердце, мягко выскальзывает наружу.

Кэт тоже прядет сахарные нити, так близко, что она чувствует его присутствие. Его белая нить настолько блестящая, словно в нее добавили серебро.

Слыша топот бегающих подмастерьев, Энн замечает, что вокруг становится все темнее и темнее. Должно быть, ученики бегают вокруг, чтобы зажечь свет по всей мастерской.

«Когда наступит утро, останется три дня.»

Энн подбрасывает веретено. Оно резко поднимается вверх, а затем она ловит его другой рукой.

Черная серебряная сахарная нить, обернутая вокруг сердцевины веретена, блестит так, словно в нее добавлен обсидиан, а ее множество слоев искрятся, отражая свет фонаря.

Она считает, что черный — красивый цвет.

На этот раз Энн добавляет немного серебристого оттенка к черной сахарной массе. Этот оттенок немного серее чем предыдущий угольно-черный цвет. Скрутив десятки таких мотков, она пододвигает ткацкий станок ближе к верстаку.

Энн осторожно навешивает нити на ткацкий станок, вспоминая технику, показанную ей главой серебряных сахарных фей под первой сахарной яблоней в горах Бирсес. В своей голове она ясно видит движения пальцев Главы, и следуя за ними, она может измерить свое дыхание.

Ей кажется, будто призрачный силуэт Главы накладывается поверх ее рук.

— Ах…

Внезапно в глубине сознания всплывает то, что она видела давным-давно.

Маленькая Энн сидела на полу телеги и смотрела вверх на Эмму, которая продолжала делать сахарные сладости. Её движения были уверенными и не колеблились, однако, она останавливалась в моменты, когда это было необходимо. С точки зрения Энн, это было загадочное зрелище, как будто внутри Эммы было некое присутствие, которое управляло кондитерскими изделиями, и это присутствие двигало ее руками.

Возможно, движения Энн сейчас похожи на движения Эммы.

Она двигается, не задумываясь и не колеблясь, но останавливается, когда это необходимо. Это происходит потому, что движения главы серебряных сахарных фей остаются яркими в ее памяти.

Сейчас Энн накладывает на свое тело то же, что и Эмма.

Это чувство радости становится ее уверенностью и убеждением.

«Я хотела стать таким же сахарным мастером, как мама.»

Заправив ткацкий станок, Энн осторожно начинает ткать.

Черные нити основы движутся вверх и вниз, как рябь, одна за другой. Затем через них продевается уток с черной нитью, смешанной с серебром. И снова нити основы поднимаются и опускаются, трепеща.

«Но я поклялась, что стану серебряным сахарным мастером, превосходящим маму. Так я подумала после встречи с Шаллем и Мифрилом Рид Подом.»

Работая на ткацком станке, Энн всего на мгновенье обращает внимание на сахарную скульптуру, над которой она работает.

Эмма 80 лет обучалась искусству изготовления сахарных изделий под руководством главы серебряных сахарных фей.

Энн училась у Эммы, а затем однажды потеряла все свои навыки.

Но она заново освоила основные техники вместе с Эллиотом.

Она украла приемы Хью и научилась подготовительным движениям для создания формы.

Лулу научила ее единственному способу создания формы.

Глава серебряных сахарных фей еще раз научил меня секретной технике изготовления сахарных конфет, придуманной феями.

Эмму обучал мастерству тот, кто равен Богу. Но то, чему обучили только одного человека, завершается в нем самом и не может продолжаться дальше.

Однако Энн обучалась у многих наставников, включая мастеров-людей и серебряных сахарных фей.

Даже если это не мастерство, равное божественному, раз уж оно так разнообразно, не может ли в нем крыться потенциал? Вместо того, чтобы позволить многим вещам оставаться разрозненными фрагментами, Энн объединяет их в единую форму внутри себя. Не станет ли таким образом её техника более живой и насыщенной, чем если бы она училась только у одного Бога?

Надежда, заключённая в возможности, воодушевляет Энн.

«Я хочу это сделать.»

Она хочет создать форму с помощью навыков и знаний, которые были даны ей.

Только внутри Энн эти элементы, приобретенные и полученные разными способами, могут гармонично слиться в одно целое. Это то, что Энн должна сделать сама.

«Как мне объединить все навыки и знания, которые у меня есть?»

Аккуратно перекладывая на верстак свежесплетенное сахарное изделие, похожее на тонкую ткань, Энн сосредотачивается на своей работе, словно задавая вопрос кончикам пальцев. Она так сильно концентрируется, что лишние мысли уходят прочь, оставляя пустое пространство, и именно в нем появляется единственная мысль.

«Единственный способ сделать это — создать форму.»

Единственный способ собрать воедино все имеющиеся у нее навыки – это создать сахарную скульптуру, которая будет являться результатом их комбинации. И не просто на ощупь, а сознательно выполнять каждое действие, ясно обдумывая, что она будет делать и как.

Путь переучивания заключался в том, чтобы отчаянно следовать техникам и знаниям, вбирать их в себя и запоминать.

Но отныне все будет наоборот.

Энн вытащит наружу то, что находится у нее внутри, создав видимую форму своими кончиками пальцев. И затем снова осознает значение того, что будет создано, и отчетливо сохранит это в памяти.

Пока Энн раскладывает сплетенный серебряный сахар на верстаке, Мифрил с облегчением вздыхает.

— Это прекрасный черный цвет.

Серебряный сахар, разложенный на верстаке, напоминает зимнее ночное небо. На насыщенном, словно поглощающем взгляд, глубоком черном цвете словно раскидано бесчисленное множество мельчайших звезд, отражающих свет.

— Да, черный — красивый.

Со спокойной решимостью Энн кивает головой и берет нож для вырезания.

Мысленно следуя за фигурой Шалля, она старается представить форму и размер, который следует вырезать на рабочем столе.

«Воротник. Рукав. Спина. Подол...»

Она представляет все это себе.

«Я вижу.»

Не раздумывая, Энн прикладывает нож к серебряному сахару.

Кэт косо смотрит на нее. Она чувствует его взгляд, и, вырезав один изгиб, тоже поднимает голову, чтобы посмотреть на него, и их глаза встречаются. Он, похоже, оценивает цвет серебряного сахара в руках Энн и слегка кивает, глядя ей в глаза. 

Энн тоже проверяет руки Кэта и видит цвет белого сахара с намеком на серебро, который он вырезает так же, как и она.

Черный и белый.

Цвета различны, но их искрящийся блеск одного качества. Как противоположности, они не вызывают ощущение дискомфорта.

Слегка кивнув в ответ, Кэт тут же возвращает взгляд на свои руки, так что Энн тоже возобновляет свою работу.

Пальцы Энн движутся без застоя, словно следуя за ее любовью и нежностью к Шаллю. Время от времени она останавливается, молча вглядывается в серебряный сахар, пытаясь найти в нем нужную форму. И когда она находит ее, она движется дальше.

Энн внимательно рассматривала его ресницы. Стараясь воссоздать каждую из них, она вглядывается в серебряный сахар и двигается. Вспоминая форму пальцев, которые касались ее, и их ощущение, она оживляет их в своем воображении, и когда они сливаются с серебряным сахаром, она продолжает движение.

Остановка, взгляд, движение.

Повтор действий.

Она начинает чувствовать, что это становится ее собственным ритмом.

Энн, Кэт и Мифрил продолжают работать без перерыва. Окрестности становятся светлее, и вот уже наступает рассвет.

Несмотря на то что они работают уже довольно долго, они не чувствуют усталости, возможно, из-за волнения.

В это время на площади перед королевским замком появляется Хью в сопровождении Салима. Он окликает ремесленников на площади, и в конце концов подходит к Энн и Кэту.

— Как успехи? — спрашивает он, глядя на скульптуры, которые создают оба мастера.

Кэт указывает ножом, который он держит в руке, в сторону сахарных скульптур.

— Можешь сам увидеть. Я послал отчет об общем прогрессе тебе домой посреди ночи.

— Да, я получил его, поэтому вышел дать общие указания.

Вероятно, Хью постепенно проверяет южную сторону улицы, чтобы поддерживать общий баланс.

Формы, занимающие улицу с юга на север, могут легко обернуться беспорядочным набором несогласованных элементов. Чтобы предотвратить это, ему необходимо выдавать мастерам соответствующие указания.

— Как дела? Как все идет, Хью?

— Есть некоторые детали, которые нужно доработать, но в основном все идет по плану. Скульптуры получаются неплохими. Меня больше всего беспокоит это.

Он указывает на Короля Фей и Короля Людей, над которыми все еще работают Энн и Кэт.

— Это то, что объединяет все воедино. Форма хороша. Цвет и техника тоже подходят. Но...

Энн и Кэт одновременно оглядываются на то, что они делают. Кэт слегка хмурит брови и гладит подбородок длинными пальцами.

— Верно... Чего-то… — бормочет он.

Энн тоже смотрит на скульптуры и понимает, что они оба пытаются сказать.

— Чего-то... не хватает.

Хью и Кэт кивают на эти слова.

«Чего же не хватает?»

Энн делает шаг назад. Ничего не понимая, она делает ещё один шаг.

Отступая, она видит, что лица Хью и Кэта приобретают удивленное выражение.

Мифрил наклоняет голову.

«Мне нужно увидеть всю работу целиком.»

Внезапно эта мысль приходит ей в голову.

Энн быстро поворачивается спиной к скульптурам и бежит в сторону южной части улицы.

— Эй?!

Мифрил удивленно кричит ей в спину, но Энн, не обращая на него внимания, бежит дальше. В следующий момент Мифрил, похоже, в панике соскакивает с верстака, легко подпрыгивает и приземляется на плечо Энн.

— Что случилось, Энн?

— Я хочу увидеть это!

— Что?!

— Все! Чтобы знать, что нужно для главной части работы, я должна увидеть целое.

Хью и Кэт понимают общий вид, потому что в их обязанности входит отслеживание изменений в работе. Энн была единственной, кто настолько погрузилась в свою работу, что не видела всей картины.

Улица, заставленная верстаками, между которыми стоят бочки с холодной водой и серебряным сахаром, создает впечатление огромной мастерской.

Пока подмастерья суетятся вокруг, а феи и люди-ремесленники молча работают, Энн проскальзывает между ними и бежит к южной части улицы, говоря: «Извините». 

Добравшись до конца, она наконец останавливается и оглядывается вокруг.

Переводя дыхание, она снова вглядывается в вид, раскинувшийся перед ней. За движениями ремесленников выстраиваются формы и цвета сахарных изделий.

Вытирая пот со лба, Энн идет на север, на этот раз быстрым шагом. Ее глаза судорожно двигаются, пытаясь уловить фигуры по обе стороны.

— Энн?

Кто-то иногда окликает Энн, пока она быстро идет.

Первым ее зовет Джонас. Он, похоже, работает с мастерами гильдии Рэдклифф, но Кэтти по-прежнему рядом с ним. Энн настолько сосредоточена, что не может ответить ему, поэтому когда она проходит мимо, рыжеволосая фея восклицает: «Как грубо!» На что Мифрил показывает ей язык, сидя на плече Энн.

— Энн?

Следующим человеком, который удивленно ее окликает, оказывается Орландо. Похоже, он возглавляет работу по моделированию скульптур, порученных гильдии Пейдж, а рядом с ним находятся Кинг, Надир и Валентин. Знакомый голос обращается к ней:

— Эй, Энн!

— Что ты здесь делаешь, Энн?

— Заткнитесь, вы двое. Посмотрите на ее лицо. Она о чем-то думает, — звучит в ушах Энн, когда она проходит мимо.

Энн хочет поблагодарить их за помощь и чувствует тоску по ним, но у нее нет времени останавливаться и разговаривать с ними.

— Спасибо за помощь! Когда работа закончится, я приду к вам всем! Простите, — говорит Энн, едва успевая произнести эти слова, спеша мимо.

Тогда все ребята из мастерской Пейдж озадаченно смотрят на нее, а потом разом начинают смеяться.

— Это так похоже на Энн, она же рабочая лошадка! — звучит грубый голос Кинга, а вслед за ним раздается голос Эллиота откуда-то сзади.

— Мы будем ждать тебя, так что иди и делай свою работу, Энн! 

Энн не может удержаться от улыбки, но несмотря ни на что, продолжает продвигаться быстрее вперед.

— Эй, это ты?

— Энн?

Проходя мимо начинающих серебряных сахарных фей, Энн слышит голоса, которые, похоже, принадлежат Аллелю и Ною.

Но и им она не может ответить. Вместо этого она чувствует, как Мифрил машет им рукой, сидя на ее плече.

В голове Энн сейчас непрерывно возникают образы сахарных конфет, которые находятся перед её глазами.

«Это поток. Большое течение. Волны. Для их усмирения нужна последняя скульптура.»

И, наконец, она прибывает на площадь перед королевским замком.

Вступив туда, сразу видны скульптуры, порученные Энн и Кэту. Затем, медленно и постепенно, обзор расширяется, и в поле зрения попадают фигуры, окружающие площадь по периметру, а в центре — сахарные скульптуры двух королей.

⠀

⠀

— Нет… — тихо бормочет Энн.

— А? Что?

Мифрил, последовавший за внезапными действиями Энн, не высказав ни единой жалобы и не сделав никаких комментариев, на этот раз задает вопросы, как будто побуждая ее задуматься.

— Между Королем Фей и Королем Людей должна возникнуть связь. Но ее нет.

На лице Энн вновь появляется улыбка, а затем она переводит взгляд на Мифрила.

— Пойдем, Мифрил Рид Под.

Энн быстро возвращается в дальний конец площади, где Кэт и Хью что-то обсуждают лицом к лицу. Похоже, они обсуждают что-то, необходимое для создания скульптур Короля Фей и Короля Людей. Возможно, именно потому, что они были вовлечены в работу над всем проектом с самого начала, они не могли заметить нечто очевидное.

— Хью, Кэт! — восклицает Энн, запыхавшись, — Я знаю, чего не хватает!

~*~*~*~*~

«Что я на самом деле здесь делаю?»

Глядя на шатер, который выглядит как белый туннель, Эриль сидит, обняв колени.

Он находится на крыше церкви Сейнт-Льюистон, а позади него возвышается огромная колокольня. Крыша церкви, на которой он сидит, также довольно высока, и единственное место в Льюистоне, которое превышает эту высоту, — шпиль королевского замка.

Поскольку он сидит высоко, сильный ветер развевает волосы Эриля измененного цвета. Единственное крыло, торчащее из-под тонкого грязного плаща, тоже беспомощно колышется.

Поражённый различными мыслями и болью, Эриль отказывается думать. Теперь он не знает, чего хочет, что ему следует сделать, и не может сдвинуться с места.

Ему казалось хорошей идеей сначала обучиться у Бенджамина, а потом стать странствующим феем.

Однако сейчас даже это кажется глупостью.

— Я пустой, — вдруг бормочет он, чувствуя пустоту внутри себя.

Он чувствует, что даже его собственное существование расплывчато, возможно из-за того, что он маскирует свою внешность и даже скрывает свое имя. Осознав это, он наконец понимает слова Бенджамина: «Имя, которым тебя зовут, определяет твоё существование.»

Он теперь никто.

Просто пустое существо, имеющее только форму.

Обняв свои колени, он безразлично смотрит на мир внизу.

Затем его взгляд привлекает конечная точка белого туннеля, проходящего с юга на север города Льюистона к королевскому замку. Там, перед замком, белый туннель расширяется и заканчивается круглым шатром. Именно в нем Энн работает над изготовлением сахарного изделия.

Он видит ремесленников, проходящих туда-сюда. И среди них он замечает знакомую фигуру. Она выделяется среди мужчин-мастеров тем, что единственная одета в платье. Это Энн. С улыбкой на лице она, кажется, инструктирует подмастерьев, куда отнести бочки с серебряным сахаром. Потом ее словно зовут изнутри шатра, она громко откликается и тут же убегает внутрь, ныряя под белую ткань.

«Хотя Шалля нет рядом... похоже, она в хорошем настроении.»

Если смотреть на нее сверху вниз, она похожа на сверкающую песчинку.

Она слаба и ничтожна, но кажется ослепительной и прекрасной. Её облик вызывает зависть.

Почему человеческая девушка, существо столь хрупкое и уязвимое по сравнению с Эрилем, сияет так ярко, словно живет всем своим существом?

Это свойственно только людям? Или феи тоже могут быть такими?

Размышляя об этом, Эриль наблюдает за людьми-ремесленниками и начинающими серебряными сахарными феями, приходящих и уходящих из белого туннеля и шатра. Все мастера и феи сияют, хотя и с разной степенью яркости.

Эриль обладает способностью соединять жизни живых существ. Возможно, именно благодаря этой способности он может чувствовать их жизненную силу. Если внимательно наблюдать за их поведением, можно понять, что они излучают сильный свет жизни.

— Это прекрасно.

Это все равно, что увидеть скопление светящихся песчинок.

Песчинки блестят и нетерпеливо двигаются, смешиваются, перемешиваются и начинают сиять еще ярче.

Из рассказа Бенджамина создается впечатление, что кондитеры работают в страхе, опасаясь, что сахарные изделия могут исчезнуть. Несмотря на то, что они прижаты к стенке, почему они выглядят такими живыми? Не потому ли, что, хотя они и загнаны в угол, они чувствуют, что это еще не конец, не теряют надежды и продолжают бороться? Это и есть сила живых существ?

Притягиваемый этим блеском, Эриль вдруг обращается внутрь себя.

«Может быть, я сейчас и не жив.»

Бенджамин сказал: «Если ты не хочешь страдать, то не сможешь жить. Жизни без страданий не существует в этом мире.»

Он не хотел расстраиваться, поэтому отказался от размышлений и убежал. Сидеть вот так — это то же самое, что не жить. Вот почему он чувствует пустоту внутри.

Но это не значит, что он хочет умереть.

Ни мертвый, ни живой, нынешний Эриль — всего лишь призрак.

Эриль продолжает внимательно наблюдать за работающими ремесленниками.

Солнце садится на западе, и оранжевые огни внутри белых туннелей похожи на яркий маяк, освещающий ночные улицы Льюистона. Он восхищается этой яркостью и живостью. Если бы он мог, то хотел бы оказаться среди них и сиять, как они.

Эриль продолжает смотреть.

Снова наступает утро, и снова наступает день. Потом ночь, и снова утро. И вновь утро, и ночь...

Рано утром на четвертый день его непрерывного созерцания пейзаж, на который он смотрит сверху, меняется.

~*~*~*~*~

Третий день.

Энн не может покинуть мастерскую.

Кэт, Мифрил и Кит, который время от времени приходит ее проведать, предлагают ей вернуться в мастерскую Пауэлл-Хэлфорд и немного полежать в постели, но она просто не может заставить себя сделать это. Хотя Кэт и Кит советует ей это, сами, похоже, не собираются отлеживаться в постели. Единственное время, когда она отдыхает, — это во время еды. А когда сонливость достигает предела, она находит в углу мастерской кожаный коврик и одеяло, которые кто-то принес, и дремлет там.

Неудивительно, что после такой длительной работы накапливается усталость и можно уснуть как убитый. Но, может быть, из-за нервозности она всегда просыпается в подходящее время.

Серебряный сахар прядется и превращается в серебряные нити.

Отдельно она создает нити светло-голубого, светло-зеленого и белого цветов с вкраплениями серебристого блеска.

В качестве нити основы используется серебряная нить, а уточная нить последовательно меняется от светло-голубой до светло-зеленой и белой, образуя плавный градиент на ровной поверхности. Она кажется легкой благодаря своей способности пропускать свет, но имеет серебристый оттенок и выглядит красиво.

«Цвет крыла Шалля.»

Техника, которую феи разработали как секретный метод изготовления сахарных конфет, повторяет текстуру их собственных крыльев до такой степени, что можно подумать, что они были созданы именно для этого.

Словно прикасаясь к крылу Шалля, Энн аккуратно расстилает серебряный сахар на верстаке и вырезает из него форму крыла.

Холодный серебряный сахар отличается от слегка теплого крыла Шалля, но их цвета настолько похожи, что ощущение от прикосновения к его крылу оживает на кончиках ее пальцев.

Затем она плетет черные нити, которые станут его волосами. В отличие от черного цвета одежды, это гладкий, влажный, блестящий лаковый черный оттенок. Темные глаза точно такие же. И ресницы тоже.

«Кончики пальцев.»

Энн корректирует каждую деталь, как будто ищет образ Шалля.

Во время работы она отходит от скульптуры и смотрит на нее издалека. Она накладывает воображаемый образ поверх полузаконченной скульптуры, и фиксирует момент совмещения, запечатлевая его в своей голове, и возвращается к работе.

Процесс повторяется снова и снова.

Невозможно создать что-то одним махом, приходится делать это постепенно. Это занимает время.

Если сравнивать с тем, как она создавала свои работы раньше, эта скульптура занимает, наверное, вдвое больше времени. Но это необходимо.

Кэт тоже усердно работает рядом с Энн, но он поднимает голову и спрашивает, смотря на нее:

— Эй, коротышка. Ты говорила о недостающем элементе... что ты сделаешь с серединой?

Энн, работающая над ресницами Короля Фей, стоя на цыпочках, останавливается и оглядывается.

— Скоро все будет готово. Тогда я ее сделаю.

В ответ Кэт слегка хмурит брови.

— Ты же понимаешь, да? Крайний срок — завтра утром.

Хью установил срок завершения сахарных изделий, оставив только достаточное количество дней для того, чтобы очистить серебряный сахар, до того, как сахарные яблоки по всему королевству созреют и опадут.

По другую сторону белого шатра солнце уже высоко.

Мастера, отвечающие за внешний периметр круглой площади, постепенно наносят последние штрихи.

Некоторые работы завершаются раньше времени, очевидно, в тех местах, за которые отвечает Стелла. Он уже начинает чистить инструменты и приводить все в порядок.

— Они уже заканчивают один за другим, начиная с юга. Они говорят, что все будет закончено к полуночи, и тогда начнут убирать рабочие столы. Ты успеешь?

Она уже хочет кивнуть, но передумывает.

— Кэт, сколько времени тебе нужно, чтобы закончить?

— Осталось немного доработать.

— Тогда, когда закончишь, можешь замесить для меня серебряный сахар?

— Цветной?

Энн качает головой.

— Нам он не нужен. Нам нужен белый серебряный сахар.

— Хорошо. Но ты должна сделать этот элемент сама. Если скажешь, что не успеешь, я тебя побью. Только ты и этот тупой ублюдок знаете об этой форме, поэтому я не смогу ее сделать.

— Хорошо. Обязательно.

Услышав ответ, Кэт возвращается к своей скульптуре, берет иглу и начинает дорабатывать ее. Точность увеличивается за счет добавления деликатных деталей.

Энн также возвращается к работе, обеими руками создавая каждую ресницу Шалля.

Смотря на форму леденца, она вспоминает о поцелуях Шалля.

Когда она думает о нем в своем сердце, вспоминая его любовь и доброту, она видит форму, которую ей нужно создать. А пальцы рук начинают двигаться точно, опираясь на изученные техники. Вместо бессознательного создания форм, она осознанно контролирует силу и направление кончиков пальцев. Тогда лишние движения сводятся к минимуму, а небрежность исчезает.

Когда она сознательно сосредотачивается на одном движении, при создании той же формы она перемещает пальцы, воспроизводя это движение в уме. Тогда ту же самую форму можно создать без лишних усилий.

Краем глаза Кэт замечает движения пальцев Энн и, словно зачарованный, останавливается и продолжает смотреть на них. И через некоторое время…

— Твои пальцы… 

Словно не думая, он что-то бормочет про себя, на что Энн оборачивается.

— А?

— Твои пальцы — пальцы любви.

Энн моргает, не понимая, что он имеет в виду, а Кэт, словно пытаясь подобрать слова, которые появляются в его сердце, задумчиво говорит:

— Пальцы мастера различаются, когда они создают свои работы... Ублюдок Эллиот хочет скорости. Ублюдок Хью ищет силу. Я... наверное, ищу точность в моделирвоании формы. Пальцы мастеров двигаются сами по себе. Твои пальцы словно прикасаются к чему-то, чего тебе не хватает.

Кэт смотрит только на пальцы Энн.

«Мои пальцы.»

Основные техники работы с серебряным сахаром у большинства мастеров одинаковые. Однако когда они пытаются придать форму своим работам, к основам добавляется их собственная индивидуальность, а пальцы начинают сами двигаться.

Действительно ли то, что Энн копила в себе, обретает правильную форму? Она не знает об этом, но, возможно, Кэт что-то ощущает в движениях пальцев Энн, когда она делает сахарный леденец.

Она уверена, что находится на правильном пути.

— Спасибо тебе, Кэт.

Когда она благодарит его, выражение лица Кэта резко меняется, словно он смущен своими собственными словами, и неловко отворачивается, отводя глаза.

— Не благодари, просто занимайся своей работой, коротышка.

— Хорошо.

Сдерживая смех, Энн снова возвращается к работе.

«Шалль.»

Пока Энн создает сахарную конфету, его образ постоянно находится в ее мыслях. Она беспокоится о том, где он сейчас, что делает и через что проходит. Она мысленно снова и снова называет его имя, чтобы успокоить эту тревогу.

«Шалль, Шалль.»

Постепенно она перестает понимать, к кому обращается: к нему вдалеке или к сахарной конфете перед собой.

Пальцы Энн продолжают двигаться, словно преследуя ее тоску.

⠀

⠀

По мере того, как ночь сгущается, Энн чувствует, что Король Фей, которого она создает, как будто гонясь за своей любовью, наконец-то обрел форму, и она приступает к финальному процессу моделирования. Это нечто очень важное, близкое к оттенку белого серебряного сахара.

Вокруг нее мастера уже убирают верстаки и инструменты. Похоже, Кэт тоже закончил свою скульптуру.

— Теперь осталась только твоя часть. Поторопись, — говорит он и начинает убирать инструменты.

Энн переходит от верстака к сахарным скульптурам Короля Фей и Короля Людей, чтобы нанести последние штрихи.

⠀

⠀

Мифрил оглядывает окрестности, в которых начинает отражаться слабый свет рассвета, а затем с тревогой смотрит на Энн.

Уже почти рассвет.

«Это последнее, что нам нужно.»

Ощущая вокруг себя увеличивающийся свет, Энн аккуратно соскабливает поверхность белой фигуры, делая её гладкой. Это напоминает ярко сияющий камень.

Как только небо на востоке начинает окрашиваться в бледно-фиолетовые тона рассвета, Энн отступает от сахарного произведения и, отойдя на несколько шагов, смотрит вверх на то, над чем они трудились.

Мифрил, сидящий у нее на плече, глубоко кивает, и в этот же момент Энн садится на холодную, вымощенную камнем улицу.

«Сделано.»

Как будто ожидая этого, Кэт подходит к Энн, кажется, заметив завершение ее работы. Он зовет подмастерьев и начинает убирать верстаки.

Энн понимает, что должна помочь в этой работе, но из-за усталости и чувства удовлетворения у неё нет сил встать.

Она просто смотрит на сахарную скульптуру перед собой, словно в оцепенении.

— Снимите покрытие!

Вдалеке слышен голос Хью, отдающего распоряжения.

Мастера в едином порыве разбегаются, снимая белые полотна, которые укрывают улицу.

Белые полотнища снимают одно за другим, начиная с южной части улицы. С юга на Энн дует прохладный утренний воздух, словно поглаживая ее по спине.

Под крики мастеров белую ткань, покрывающую их головы, стягивают и уносят с площади.

Внезапно открывшееся небо заставляет её поднять взгляд.

Затем, в мгновение ока, с востока, словно пробегая по небу, начинает сиять утреннее солнце.

Полотнища были сняты, а деревянные столбы, поддерживающие их, поднимают и уносят один за другим.

В лучах утреннего солнца на улицах Льюистона показываются формы, о которых мечтали мастера.

~*~*~*~*~

Эриль моргает, видя изменения в окружающем его пейзаже, и чуть приподнимается.

— Это все?...

С южного конца улицы начинают снимать ткань, покрывающую улицу, как белый туннель.

Из белых шатров выскакивают ремесленники, развязывают веревки, удерживающие ткань навесов, и вместе хватаются за их концы. По команде они в одно мгновение все вместе тянут и снимают их. Это движение распространяется с юга на север.

Когда потолок был снят, ткань, покрывающую левую и правую стороны, также отвязывают от креплений к деревянным столбам и снимают. Оставшиеся столбы также убирают в мгновение ока.

Материалы, из которых образовались эти белые туннели, мастера проносят по переулкам и складывают в кучу на восточной и западной площадях. Толпы мастеров, носящих свои материалы туда-сюда по узким улочкам, напоминают рой муравьев.

Утреннее солнце светит с востока. И место, где исчез белый туннель, начинает блестеть и искриться в его лучах.

Это похоже на разбитые драгоценные камни, заполняющие улицы.

Белые, красные, желтые, зеленые, синие. Разные, но сияющие и переливающиеся роскошным светом драгоценных камней. Это…

«Сахарные конфеты.»

Эриль встает и смотрит на то, что сияет и отражает лучи утреннего солнца. Сладкий аромат внезапно распространяется по городу.

Эриль никогда не видел в готовом виде никаких других сахарных изделий, кроме тех, что делала Энн.

Он был на площади, где мастера и серебряные сахарные феи делали то, что он сейчас видит внизу, но в тот момент, хотя то место было наполнено сладким ароматом, оно было захламлено, а формы еще были расплывчатыми, и Эриль не мог понять, что происходит.

Однако сейчас, то, что он видит снизу, имеет законченную форму. Желание рассмотреть это становится все сильнее и сильнее. Сладкий аромат леденцов разжигает его инстинкты, неизбежно притягивая его.

«Я хочу увидеть.»

Его так терзает это желание, что он не может устоять.

Словно подталкиваемый утренним солнцем, Эриль неожиданно спрыгивает с крыши церкви Сейнт-Льюистон. Спустившись на улицу, он проходит по узким переулкам, привлеченный сладким запахом леденцов, направляясь на юг к Триумфальной улице.

Кажется, что сахарные конфеты готовились именно в том месте, где сейчас проходит Эриль. Одновременно с усилением сладкого запаха здесь появляется множество людей.

Но, несмотря на многолюдность, здесь необычайно тихо.

Выйдя на Триумфальную улицу, он, как и ожидается, видит большое количество мастеров. Но все они молчат, безучастно или удовлетворенно глядя на сахарные изделия перед собой.

Эриль невольно задерживает дыхание от ослепительного света, покрывающего улицы.

Триумфальная улица, раскинувшаяся с юга на север, блестит и сияет настолько далеко, насколько хватает глаз. Это все из-за того, что леденцы, изготовленные из серебряного сахара, отражают солнечные лучи.

Он и не знал, что сахарные леденцы могут так ярко сиять, когда на них падают прямые солнечные лучи.

На протяжении улицы тут и там видны фигуры ремесленников и фей. Они удивленно смотрят на то, что сделали, как будто сами не могут поверить.

Словно притягиваемый, Эриль выходит на залитую светом улицу.

Вначале располагаются чистые белые формы.

Белые цветы, белые травинки, белые ягоды. Постепенно их количество растет, образуя низкий белый лес, и среди него редкими пятнами стоят фигуры людей, выполненные в белом цвете. Фигуры в натуральную величину носят простую одежду, стоят на коленях и смотрят вверх так, словно молятся.

По мере продвижения дальше среди людей начают появляться фигуры фей.

Феи тоже не имеют цвета, остаются белыми, но на их головах сверкают украшения для волос, а на рукавах и подолах их одежды вставлены прозрачные конфеты, сверкающие как драгоценные камни. Их глаза холодны и презрительны по отношению к людям.

Некоторые феи стоят среди растений, а другие, маленькие, сидят на ветвях кустарников. Оба крыла расположены на их спинах и вытянуты, словно они гордо демонстрируют свою красоту.

Это сцена того, как феи правили над людьми.

По мере продолжения пути белые скульптуры постепенно начинают приобретать легкие цвета.

Изначально цвета выглядят настолько бледными, что это кажется всего лишь игрой воображения, но постепенно они становятся ярче.

От юга к северу. Сахарные леденцы, словно сочащиеся красками, излучают сияющий блеск.

«От иллюзии к реальности.»

Вот что он чувствует.

То, что поначалу кажется расплывчатым и неопределенным, постепенно приобретает окраску, как будто утверждая, что оно действительно существовало.

Эриль чувствует, как будто он находится лицом к лицу с древним королевством фей, и прищуривает глаза.

Если когда-то феи жили в таком сверкающем и прекрасном мире, то вполне естественно, что они желают его вернуть.

Сахарные леденцы меняют цвет с белого на бледно-голубой, затем на яркий и разноцветный. Отраженные от него солнечные лучи также меняются от белого к бледному, мягкому и нежному, а затем к яркому свету, который рассеянно отражается в пространстве.

Как раз в тот момент, когда Эрилю кажется, что он ослеплен разноцветными огнями, он выходит на южную площадь.

Круглая, раздутая область наполнена множеством цветов и блеска, словно окружая Эриля. Сцена, появившаяся в ярких красках, оказывается изображением битвы.

Вместо травы и цветов землю устилают красные и багровые языки пламени, а среди них — фигуры людей и фей с мечами, луками и стрелами в руках. Красочные изображения доспехов фей изящны, отчего красное пламя, ползущее у них под ногами, выглядит еще более жестоким и безжалостным.

Свет, заполняющий площадь, красный.

«Это немного страшно.»

Краски и блеск настолько сильны, что Эриль проходит через площадь на север, словно спасаясь бегством.

Потом цвет немного тускнеет.

На улицах появляются трава и цветы, словно спасшиеся от огня. Феи уже не носят доспехов, а вместо этого стоят на коленях, как когда-то люди, в простой одежде. Даже их крылья сделаны так, будто они безжизненно волочатся по земле.

Люди же, напротив, стоят, с презрением глядя вниз на фей.

По мере продвижения на север цвет фигур исчезает, и вскоре они становятся чисто белыми.

Повторяющаяся насыщенность цветов.

Эта интенсивность создает впечатление, что все, появляющееся там, будто бы дышит.

И тут, наконец, Эриль понимает.

«Это путь, который прошли люди и феи.»

Созданные формы на улицах города — это символ. Прошлое, которое осталось в памяти, и настоящее сосуществуют здесь. Словно великое дыхание, поток проявляется, как будто это живое существо.

Как ни посмотри, это место, потерявшее свой цвет, — реальность сегодняшнего дня.

И вновь появляется чисто белое место.

Люди господствуют над феями, а феи стоят на коленях. Но по какой-то причине это место, бесцветное и наполненное лишь белым сиянием, остается таким же нереальным, как и первая сцена, когда феи правили людьми.

Ремесленники и серебряные сахарные феи в изобилии встречаются как на улицах, так и на площади. Но все они молчат, словно боясь нарушить утреннюю тишину, и лишь изредка доносится шепот.

Эриль проскальзывает между ними, продвигаясь вперед.

На север. И вот снова, в фигурах появляются мягкие цвета.

Обратив внимание, видно, что на правой стороне улицы стоят только фигуры людей. А слева располагаются фигуры фей: от преклонивших колен, они поднимают таз, затем колени и встают.

Фигуры людей и фей, разделённые по левую и правую стороны, постепенно становятся ярче и насыщеннее по цвету, словно вливаясь на площадь.

Эриль входит на площадь перед королевским замком.

Здесь, как и на южной площади, пространство переполнено ослепительным разнообразием цветов.

Правая половина площади окружена фигурами людей, а левая половина — фигурами фей. 

И каждая фигура имеет свой образ.

Среди людей есть те, кто облачён в доспехи, есть благородные в роскошной одежде, крестьяне, торговцы и ремесленники.

Также среди фей можно увидеть красноволосых, синеволосых, золотоволосых, больших и маленьких фей.

Каждая фигура уникальна, но у всех яркие цвета, игривые, смеющиеся и радостные выражения и жесты. На заднем плане — лес сахарных яблонь с тонкими серебристо-серыми ветвями и ярко-красными плодами.

Люди и феи смеются и общаются в окружении сахарных яблонь.

Среди ярких красок, в самом центре площади, бросается в глаза одна фигура.

Она сделана несколько крупнее, чем другие сахарные скульптуры в натуральную величину.

Это фигура человека, похожего на Короля Людей, облаченного в чистое белое одеяние.

Золотые волосы и бледно-голубые глаза. У него мягкое, нежное, довольно робкое выражение лица, но в глазах горит свет разума. Костюм на нем чисто белый, но он сияет в солнечных лучах, словно сотканный из серебряных нитей. А украшения на рукавах, плечах, кольцах и обуви как будто усыпаны прозрачными конфетами, похожими на бриллианты, что делает скульптуру еще более блестящей.

И ещё одна фигура.

Перед Королем Людей стоит фигура черного фея.

На его спине одно крыло, имеющее нежный градиент от светло-зеленого до светло-голубого, настолько блестящее и тонкое, что создается впечатление, что оно даже может быть теплым на ощупь. Одежда, которую он носит, лакированного черного цвета, который отражает солнечный свет серебристым блеском. Несмотря на черную окраску, вся его фигура словно окутана серебристым светом. Как и у Короля Людей, рукава и плечи украшены маленькими черными зернышками, похожими на бриллианты, которые источают сильный блеск.

«Он...»

С широко открытыми глазами, Эриль подходит ближе, как будто его тянет к нему.

Струящиеся черные волосы и темные глаза. Аккуратное и выверенное лицо Короля Фей.

«Шалль Фен Шалль.»

Между Королем Людей и Королем Фей, словно пьедестал, тянущийся вверх, вплетена сахарная конфета в форме роз. И прямо на уровне груди обоих королей находится чистая белая плита, поддерживаемая вьющимися розами.

Эти розы пестрят разными цветами.

Синий, красный, розовый, желтый. В окружении сахарных роз неясно, является ли белая плита настоящим камнем или самой сахарной конфетой.

Оба короля протягивают руки и касаются белокаменной плиты с обеих сторон.

Поверхность белой плиты, сделанной из сахарных конфет, гладкая, и на ней ничего не написано, что кажется неестественным. На этом белом и гладком месте между двумя королями должны быть высечены слова.

Но их там нет.

Внезапно по спине пробегает дрожь.

«Король Фей.»

⠀

⠀

Утреннее солнце становится ярче и начинает освещать сахарные леденцы.

От юга к северу, шаг за шагом, Эриль видит, как сахарные конфеты там, где он находится, словно дышат, представляя ему огромный поток. И в конце концов, придя сюда, он видит то, что является будущим и желанием.

Во всем королевстве есть много желаний и мыслей.

Но здесь воплощены желания и мысли многих рук, которые старались сделать эти сахарные леденцы.

Вдруг что-то начинает течь по его щеке. Удивившись, он дотрагивается пальцами и обнаруживает что-то мокрое.

«Слезы?»

Он знает, что люди и феи плачут, когда им грустно или радостно. Он видел это раньше. Но он не может поверить, что вот так сам проливает слезы.

Почему продолжают выходить вещи, от которых кончики его пальцев становятся влажными?

«Потому что это красиво?»

Эриль смотрит на сахарные фигуры двух королей, задаваясь вопросом, из-за них ли у него стали мокрыми кончики пальцев. 

«Нет. Возможно, это потому, что я понимаю.»

Он изменил свое имя, свою внешность, отказался думать, и сейчас, столкнувшись с обликом Черного Короля Фей, он осознает, что это ужасно и жалко, и теперь он является никем.

Глядя на ремесленников и начинающих серебряных сахарных фей, которые продолжали делать сахарные конфеты, Эриль задавался вопросом, почему они выглядели такими сияющими и почему он хотел присоединиться к ним.

Это связано с тем, что они знают, что должны делать, и гордятся этим.

Что-то раздувается изнутри его тела.

Это гордость, проявившаяся, когда он прикоснулся к тому, что ему показали? Или осознание?

«Даже если это больно, я должен думать.»

Наконец-то поняв свою неуклюжесть, Эриль вспоминает слова маленького, зеленоволосого фея. Он сказал ему, что если тот собирается жить, ему нужно думать.

Эриль не желает умереть. Если это так, то ему остается только жить.

Если он будет жить, то не хочет делать это неуклюже. Он хочет стоять красиво и непоколебимо, подобно его каменному брату, Королю Фей.

Стремление к красоте и великолепию — инстинкт фей. У Эриля он тоже есть.

«Если мне все равно придется жить, я…»

Эриль продолжает смотреть на двух королей.

«Меня назвали Королем Фей. Я рожден, чтобы стать им по желанию короля пятьсот лет назад.»

Король фей могуществен и красив, он уверенно стоит там.

Король Людей стоит с мягким выражением, смущенно, но всё же с гордостью, будто он старается не колебаться.

Будь это решительная или колеблющаяся поза, оба короля стоят в лучах утреннего солнца, словно излучая тусклый свет из своих тел.

«Я тоже король.»

В глубине его сознания оживают различные реалии, которые он слышал и видел. А сладкий запах сахарных изделий, появившихся в Льюистоне, окутывает все его тело, тайком рассказывая Эрилю уходящую историю.

Все происходящее становится для Эриля предельно ясным, и он жаждет понять его смысл.

Он задумывается.

«Что мне делать в этот момент?»

Он чувствует, как что-то переполняет его изнутри.