Онлайн чтение книги Король-самоубийца The Suicide King / The Fallocaust Series
Глава 53 Сангвин

И снова время схватило меня, потащило вперед и выбросило на одеяла. Глаза щипало, во рту пересохло от ужасного привкуса разложения. Я лежал в ворохе одеял, брошенных на матрас на полу. Одеяла скрутились друг с другом, как волнующееся море, на узорчатой ткани я обводил рисунок пальцем, а на однотонной считал пятна. Живот ужасно болел, и я отвлекал себя одеялами.

Живот, мой живот болел - и он шевелился.

В животе что-то шевелилось.

Я застонал и перевернулся на бок, схватившись за свой раздутый, горячий на ощупь живот, и поморщился, почувствовав слабую пульсацию. Движение ощущалось слабыми хлопками, и они происходили внутри комочков, шариков у меня в животе. Каждый раз, когда я ощупывал натянутую кожу, я чувствовал, как они перекатываются под ней и скрежещут друг о друга, как камни, от этого звука у меня скрипели зубы. Я не знал, что это такое, и мой мозг не позволял мне это понять. Что-то внутри меня мешало мне думать об этом. То есть, я мог думать об этом, но это было похоже на плавание в начале бассейна: мысли изолировали от кратковременной памяти, и всякий раз, когда я пытался заплыть на глубину или нырнуть, меня вытаскивали обратно на поверхность и уводили на мелководье. Это сводило с ума, особенно подкрепленное физическим доказательством, что со мной что-то не так. Если раньше подозрение смешивалось с моим психозом, и я едва мог определить, что именно является психической проблемой, то теперь я трезво осознавал, что мной управляют, и даже хуже. Из-за этого осознания что-то внутри усилило контроль, и вместо направляющей руки цепкие когти обхватили мою шею.

Где моя семья? Мне нужна моя семья.

Еще один приступ боли, ощущение, будто мой желудок медленно трескается и разрывается. Постоянная, усиливающаяся, сводящая с ума боль. Но самое ужасное - какие ассоциации вызывала эта боль.

Образ лежащего на мне Джаспера, фантомное давление его тела, мешающее мне дышать, возник в моем сознании с жестокой отчетливостью. Я чувствовал сильное, мучительное распирающее давление между ног, жжение, когда он растягивал меня до предела, и адскую боль, которая следовала за его толчками. Я истошно орал и рыдал. Меня даже вырвало. 

Я слышал свое дыхание, частые, свистящие вздохи, отчетливо вспомнил отчаянные попытки вылезли из-под него, которые психологически травмировали меня и довели до безумия. И под конец, соль на раны - чувство, которое я испытал, когда понял, что мои крики, метания, моя паника - все это только возбуждало его. 

- Ты должен подчиниться им, - пробормотал Кроу. - Иначе они будут продолжать сводить тебя с ума этими образами.

- Чего они хотят? - закричал я на него, открывая глаза, которые крепко зажмурил, утопая в воспоминаниях. Кроу стоял за птичьей клеткой на длинной золотистой подставке. Зеленый попугайчик сидел внутри, Кроу рассматривал птицу, и его лицо делилось на части прутьями решетки. - И как, блядь, они это делаю?

- Они тебя изучают, - мрачно сказал Кроу. Его фирменная улыбка с прищуром исчезла. Не осталось ни чеширской улыбки, ни беспечной, самодовольной грации. Я еще никогда не видел его таким серьезным.

Это пугало. 

- Чем дольше они в тебе, тем больше изучают тебя и учатся, - продолжил Кроу. - И чем больше они учатся, тем больше могут сделать. Как компьютер, они изучают твой мозг и воспоминания. Ты не умираешь, как другие, когда они их заражают, и это открывает для них целый мир возможностей.

- Ч-что? - прошептал я, облизнул дрожащие губы и втянул воздух. Мои легкие задрожали. - Что это такое? И как они попали внутрь?

Кроу вышел из-за птичьей клетки. 

- Очевидно, от Гейджа, - ответил он, опустился передо мной на колени и положил руку мне на голову. - Он подсадил их тебе, и скоро... - его палец скользнул к моей шее, а затем ниже, пока не коснулся пупка. - Скоро весь Скайфолл будет наводнен ими.

Я закрыл глаза и напрягся от новой волны простреливающей боли в животе. Не в силах стерпеть, я вскрикнул и схватился за живот. 

- Почему? - громко воскликнул я пронзительным от боли голосом.

Кроу шикнул и провел рукой по моим волосам. Весь матрас пропитался моим потом и стал влажным.

- Почему? - прошептал он. - Почему две крысы решили стать тысячами? Почему небольшое племя в Африке в итоге превратилось в многомиллионные города? Такова матушка природа, и отец Фоллокост не может ее остановить. Каждый вид на этой планете хочет выжить и распространиться. Они ничем не отличаются.

Черепная коробка наполнилась эхом скрежета моих зубов. Кроу сочувственно цыкнул и поцеловал меня в лоб. 

- Борись с ними, mihi. Сопротивляйся им и позвони Неро, - прошептал он с печальной улыбкой. - А я тебя покидаю.

- Нет! - закричал я и распахнул глаза. Кроу больше нет. - Не оставляй меня. Не смей оставлять меня, - я оглядел комнату, но видел только птичью клетку с зеленым попугайчиком, груды коробок на полу и скудный набор мебели в спальне.

В отчаянии я закричал, и тут же мой желудок сжался, словно две ладони схватили его и выжали, как тряпку. Я съежился, обхватил колени руками и крепко стиснул зубы, так что крики вырывались из моего горла и с трудом прорывались сквозь стиснутые челюсти.

Дверь открылась, и вбежал Док.

- Нет! Не ходи туда! - крикнул Гейдж у него за спиной, но Док подбежал ко мне и опустился на колени. С выражением глубокой озабоченности он посмотрел мне в лицо и положил руку мне на щеку. Позади него слышался топот, но я смог посмотреть на Дока и простонать:

- Помоги мне. Пожалуйста, помоги.

Док положил ладонь мне на лоб, но я схватил ее и прижал к своему животу. В немом изумлении Док посмотрел вниз, и когда один из твердых комочком сдвинулся и что-то внутри него запульсировало, его глаза выпучились от шока.

Внезапно, как это уже случалось много раз ранее, мои мысли переключились с этой ситуации на что-то другое, и я отпустил его руку. Перед глазами все поплыло, и я откинулся на матрас.

- Блядь, что с ним? - требовательно спросил Док. Я уставился на стетоскоп, болтающийся над молнией толстовки.

- Оставь его в покое, - жестко ответил Гейдж. Он тоже изменился. Если в Гейдже сидит то же, что и во мне, понятно, почему он становится более властным и уверенным. 

Как сказал Кроу, они изучают нас.

- Ему больно, - ответил Док. - Я сделал операцию. Я, блядь, сделал все, что ты просил, дай ему хотя бы обезболивающее.

Но Гейдж остался непреклонен. 

- Нет. Ему нельзя давать никаких лекарств, но ты можешь перенести его в гостиную и накормить. Он хочет есть, и ему понадобится энергия для того, что скоро произойдет, - Гейдж наклонился и взял меня за подбородок. - Встань и иди в гостиную.

Я посмотрел на него, сквозь боль проступило замешательство, но следующее, что я осознал - я поднимаюсь на ноги. 

Это странно… потому что я лично ничего не делал. Дело даже не в том, что мной управляли мысленно, мои мышцы вообще не участвовали в процессе. 

Я вспомнил черные провода в погрызенном запястье, и сердце оборвалось.

Время снова перемоталось, и вот я уже сижу на диване в гостиной и ем жареное мясо в комнате, слабо освещенной свечами и синей лампой, стоявшей рядом с грудой чего-то под одеялом. Вокруг все тихо, шум электроники, который я обычно улавливал, если прислушивался, пропал. На телевизоре и роутере не горели лампочки, часы на микроволновке выключены. Электричества нет.

Импульс излучения… он сделал это.

Желудок сжался и запульсировал, я подавился едой и отставил тарелку, чувствуя, что из-за переполненности живота не смогу много съесть. Свернувшись калачиком на диване, я закрыл глаза и застонал, боль за время отключки усилилась и стала невыносимой.

- Просто убейте меня! - закричал я, сел и обхватил руками затылок. - Я больше не могу. Я, блядь, этого не вынесу! - мой крик вышел громким и заунывным, но, сколько бы я ни кричал, боль не утихала.

- Я не знаю, что происходит.

Гейджа шел ко мне, скрестив руки на груди, и смотрел виновато. 

- Я не понимаю, какие мысли принадлежат мне, а какие - им.

Им? Так его мыслями манипулировали так же, как и моими? 

- Кому - им? - прохрипел я. Еще один приступ боли, будто желудок разрывался пополам, что-то внутри скрежетало, словно потревоженные камни.

- Они проснулись, - прошептал он. - Они дремали во мне, но что-то их разбудило... мои мысли… Кажется, теперь я понимаю, - он прикрыл рот рукой, а его глаза уставились в никуда, застывшие и испуганные. - Прости, Сангвин. Я не хотел этого.

Я чувствовал, что оно пытается отвлечь меня от Гейджа, но мучительная боль заглушила мысли, так что мне удалось сосредоточиться на нем. Как будто боль нарушила нашу связь, как помехи на телефонной линии. Я заставил себя рассмотреть Гейджа и увидел серебристую вспышку в районе пояса.

Я присмотрелся повнимательнее - широкими взмахами ножа он резал себе руку, красный дождь беззвучно капал на ковер. Кажется, он только что пришел к такому же выводу: боль - единственный способ временно заблокировать сигнал.

- Что это такое? - спросил я.

Лицо Гейджа напряглось, и он, закрыв глаза, ускорил взмахи, а под конец вонзил кончик лезвия в изрезанную руку. 

- Я не знаю, - ответил он. - Понимаю только, что они хотят распространиться. Они знают, что бессмертные могут выжить с ними, и они... - Гейдж посмотрел на мой живот. - …они могут использовать нас для размножения. Мало того, радиационное облучение ускоряет их вылупление. Они... хотят, чтобы я пересадил в тебя их из Керреса, когда ты справишься со своими… чтобы ускорить процесс. Он больше не может... переносить радиацию.

Что?

Для размножения?

Рука Гейджа внезапно поднялась, и он разжал кулак. Нож беззвучно упал на ковер, и в тот же момент мой взгляд упал на двух желтых канареек в серебристой клетке. Я почувствовал непреодолимое желание понаблюдать за ними и понял, что это самые очаровательные птицы на свете. Их оперение такое желтое, как жидкий солнечный свет, а их чириканье - прекраснейшая из мелодий.

Я встал с улыбкой и прошептал ему: 

- Пойдем посмотрим на птиц, - я подошел к клетке, не обращая внимания на наклонившуюся за ножом тень Гейджа. Я открыл клетку и просунул внутрь руку, потревоженные птицы беспокойно затрепыхались, уворачиваясь от моих пальцев, хлопая солнечными крылышками. Я схватил одну и вытащил, чувствуя, как ее тельце дергается, пытаясь выбраться из капкана пальцев и улететь.

Я закрыл клетку и рассмотрел солнечное создание. Птичка вертела головой, в черных глазах-бусинках отражалось что-то за моей спиной, но я не поворачивался. Улыбка расцвела на моих губах, мне нравилось, как эта птичка бьется в моей руке, а другая в клетке прыгает на своей деревянной подставке, царапая ее когтями.

Тик-так, тик-так, тик-так тикают часы... без стрелок.

Вытянутая рука обхватила меня за талию и задрала рубашку. Я посмотрел вниз на раздутый шевелящийся живот, на нем расплылся черный синяк, окруженный темно-красным цветом, сохранявшим тепло и нежность, которые я испытывал. Появилась вторая рука, державшая нож с черной рукояткой. Я смотрел вниз, не испытывая ни паники, ни шока, никаких бурных эмоций, соответствующих ситуации. Гейдж перехватил рукоятку и вонзил нож мне в живот. Я застонал, но остался неподвижен, просто с беспомощным оцепенением наблюдал, как нож рассекает набухший живот, вспарывает натянутую кожу, словно на тесной одежде расстегивают молнию.

Поначалу распоротая кожа оставалась белой, как будто сама плоть пребывала в шоке. Но через мгновение рассеченные края наполнились кровью, она стекла по тонкому слою жира, по темно-красным мышцам, по покрытой синяками коже, пока не добиралась до волос на лобке и скапливалась там.

Голова закружилась, и комната закрутилась перед глазами. Я упал на колени, и вместе с силой удара возникло омерзительное ощущение, будто из меня что-то вытягивают.

Я посмотрел вниз и увидел, что мои кишки разметались по бедрам, светло-розовые и грязно-белые, они светились в тусклом свете свечей, источая горячий железистый аромат. Парализованный я смотрел на свой толстый кишечник, сморщенный и переплетенный с тонкими кишками, более розовыми, чем другие, и…

Несмотря на то, что эта неведомая штука держала мои эмоции в недосягаемости, я все равно застонал, когда увидел их... десятки. Маленькие и серые, размером с мячики для гольфа, внутри которых извивались какие-то темные существа. Они лежали посреди кишок, покрытые чем-то вроде слизи, по запаху напоминающей гнилостную жидкость, которая попала мне в рот с поцелуем Гейджа.

Яйца.

Я поднял руки и зажал рот, мертвая канарейка упала в эту жуткую кучу.

За спиной раздалось жужжание чипа Гейгера, но мои глаза не отрывались от ужасающего зрелища внизу. Завороженный я разглядывал эти яйца, внутри которых дергались черви. Посреди этого гипнотического транса я услышал щелчок и почувствовал напряжение в затылке. Оно распространилось по всему телу, от кончиков пальцев на руках до пяток, перемещаясь, как будто то, что находилось внутри меня, хотело поприветствовать свои создания.

Гейдж, не говоря ни слова, опустился на колени и начал собирать яйца в разложенное полотенце. Ловкими пальцами он собрал и переложил их все до единого.

Я насчитал четырнадцать.

Затем он протер руки дезинфицирующим средством. 

- Ложись, - сказал он. Я повиновался, голова кружилась, не переставая, зубы стучали. Я лег на спину, а он принялся подбирать мои кишки, чтобы они не вывалились совсем.

Гейдж аккуратно и осторожно укладывал мои внутренности в раскрученное нутро, мой живот, покрытый блестящей глянцевой кровью, красиво бликовал в свете свечей. Он запихивал их внутрь, а тени на стенах, разыгрывая для меня представление, идеально подражали каждому движению. Потом он поднялся и ушел, но через минуту вернулся с крючком и нитками.

Гейдж зашил меня. Думаю, из-за шока я не чувствовал боли. Потом химера исчезла. Мои глаза закрылись, и голова наполнилась дребезжанием зубов, стучащих от потери крови. Я не слышал, как он позвал меня, но встал, повинуясь сигналам существ внутри меня, пошел в спальню и лег в кровать.

Большой попугай тоже умер.

Гейдж положил полотенце рядом со мной. По комнате разнесся скрежещущий звук трущихся друг о друга яиц, такой же я слышал у себя внутри несколько дней. От этого звука меня затошнило, но мое состояние больше не позволяло поддаваться никаким эмоциям, даже базовым и естественными. 

Гейдж вытянул ладони над яйцами. Я наблюдал за ним, по стенам ползли призрачные тени, в комнате витал аромат свежей крови и антисептика. Последний запах навел меня на раздумья, где Док и успешно ли прошла операция Керреса. Но губы по-прежнему не шевелись, и мозгу не хотелось включаться, чтобы задать этот вопрос.

Однако, когда черви внутри яиц закопошились, мои глаза округлились. Я посмотрел на Гейджа - тот внимательно наблюдал за ними, его руки скользили над яйцами, но не касались их. Я понял то, о чем, вероятно, знал с самого начала: он покрывает яйца радиацией. Она распространилась по всему дому.

Конечно же, мертвые птицы.

Радиация... ускоряет их вылупление.

ЯЙЦА СЛИШКОМ ДОЛГО ВЫСИЖИВАТЬ.

СМЕРТНЫЕ УМИРАЮТ СЛИШКОМ БЫСТРО, КОГДА МЫ В НИХ. 

НАМ НУЖНЫ БЕССМЕРТНЫЕ.

НАМ НУЖНЫ БЕССМЕРТНЫЕ.

- Сейчас я убью тебя, - прошептал Гейдж. Он положил руку мне на голову и погладил мокрые от пота волосы. - Боль пройдет, когда ты проснешься.

Так много вопросов крутилось в голове, но мое «я», пойманное в ловушку этими существами, не имело ни голоса, ни свободы. Все, что я мог делать - смотреть на Гейджа, на полотенце, разложенное в гнезде его скрещенных ног и полное яиц, и наблюдать, как его голубой глаз становится черным.

С судорожным вдохом я проснулся. Легкие расширились, как воздушный шарик под напором воздуха. На автомате я сел и дико заозирался по сторонам, пока усталость и головокружение не заставили меня покачнуться. Голова запрокинулась, и я упал навзничь на диван, на который меня положили. 

Мои глаза уставились на потолок, я с трудом проталкивал воздух в сжатые легкие. Мне потребовалось время, чтобы сориентироваться, но когда я обратился к своим внутренним ощущениям, мне мрачно напомнили, что Сангвин, его чувства и воспоминания теперь вне досягаемости. Сангвин теперь желанное, но недоступное сокровищем по другую сторону двери с железными прутьями, и мне остается только тянуть руки в щели холодного металла в тщетной попытке ухватиться за него.

Да, я воскрес, но исцелилось только тело. Разум, запертый на необитаемом острове, окруженный извивающимися червями в море гнилой, горькой слизи, по прежнему недоступен.

Я моргнул и нахмурился, почувствовав что-то необычное в слепом глазу. Ощупав все вокруг него, мои пальцы наткнулись на что-то холодное и сухое. Не понятно, что это и почему оно на мне. На ощупь не похоже ни на что, к чему я раньше прикасался.

Я ухватился за него пальцами и потянул, ощущая сопротивление за глазом, что еще больше сбивало с толку. 

И тут, как резкая пощечина, пришло осознание, что это вполне может быть одной из тех штуковин, что поселились во мне. В яйцах извивались черви, в запястье ползали черные вены, похожие на провода. Может, это одно и то же?

При этой мысли я потянул за мягкую, но в то же время твердую штуку, из-за ее сухости и шероховатости она прилипла к пальцам, так что ее легко было удержать. Я заскрипел зубами от неприятного, брезгливого дискомфорта, когда что-то потянулось за глазом, и дернул сильнее. Натяжение превратилось в ощутимое движения, последовал болезненный укол, но быстро прекратился. Я вытащил это, но шевеление за глазом не прекратилось, что-то там копошилось, щекотало, передвигалось, пока не затихло.

Я поднес странный предмет к лицу и рассмотрел.

Содержимое желудка подкатило к горлу, и меня вырвало.

Я держал в пальцах глазное яблоко со смотревшим на меня красным зрачком. 

Я вытащил свой собственный глаз.

Но когда я дотронулся до своего глаза, то почувствовал, что глазное яблоко все еще в глазнице. Что, блядь, происходит? Неужели мое воскрешение дало сбой? Неужели…

Вопросы в голове приглушились, как будто мозг накрыли куполом. Я положил свой глаз на приставной столик и встал.

Послышался треск. Я оглядел темную комнату и увидел повсюду только что зажженные свечи, воск на них почти не оплавился. Кто-то обновил их, наверное, Гейдж. Меня окружали десятки свечей, приклеенные к поверхности расплавленным воском, чтобы не упали. Они стояли на приставном столике, на кухонном столе, на книжных полках и на птичьих клетках.

С удивлением я увидел на стене тень порхающей птицы. Я резко обернулся, забыв про свечи, и увидел зеленого попугайчика, хлопающего крыльями над клеткой из серебристой проволоки.

Но… его движения неправильные. Он нормально машет крыльями, но его голова все время дергается из стороны в сторону, и он поднимал свои похожие на прутики лапки одну за другой, как будто марширует на месте. Беспокойство прорвалось сквозь окружавший эмоции защитный купол, и я остановился на полдороги к клетке, и просто наблюдал. Попугайчик не обращал на меня внимания, вертел головой, поднимал и опускал лапки, как солдат, марширующий по площади, видимом только в его воображении - левой, правой, левой, правой.

Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так - тикают часы…

Щелчки громче и оглушительнее, чем раньше. Стерео, включенное на полную громкость, било меня по ушам, как барабанщик бьет ладонями по коже своих барабанов. Быстрее, быстрее, каждый щелчок раздавался так быстро, что звуки перетекали один в другой и становились одним непрерывным гулом, но я различал каждый в отдельности, и узнавал их.

Я понимал их.

Тиканье, нет, не тиканье, только щелчки. Тиканье и щелканье, вправо-влево, вправо-влево.

Ноги сами понесли меня прочь от птицы, и я направился в спальню, проходя мимо махающих желтыми и коричневыми крыльями птиц, но неспособных взлететь, и обнаружил, что моя голова мотается вправо-влево, щелк, щелк, тик-так.

То, что осталось от моей личности, не контролировало теперь ни мое тело, ни разум, меня окончательно и бесповоротно лишили управления. И теперь существо внутри меня больше не казалось мне чем-то противоестественным, нежеланным и неизвестным паразитом. Мы с ним идеально слились, словно он наконец-то натянул новую кожаную перчатку.

Как будто теперь он узнал меня.

Я открыл дверь спальни, и на меня обрушилась волна запаха, но от него у меня больше не морщился нос и к горлу не подкатывала тошнота, как от его зловония, так и от напоминания о росших во мне яйцах. Теперь я чувствовал, как радость разливается по всему телу, от макушки до кончиков пальцев ног.

А когда я толкнул дверь и увидел то, что находится внутри, меня охватил новый прилив счастья и гордости.

Матрас пропитался серой слизью, она разлилась по полу вокруг кровати, как водяное пятно. Такая же блестящая и влажная слизь облепила серые яйца, но только небольшая их часть оказалась целой. Когда я прошел в комнату и присмотрелся повнимательнее, я понял, что из них торчат и извиваются черные нити, пробираясь наружу, как сперматозоид, решивший не оплодотворять яйцеклетку и сбежать без алиментов.

В центре матраса сидел Гейдж, скрестив ноги и сложив перед собой руки чашечкой. В его сложенных ладонях копошились черви.

Гейдж улыбнулся, на наших глазах один из червей выбрался из яйца, приподнялся в воздухе и начал подергивать головой вправо-влево.

Да. Вот почему. Вправо-влево, тик-так тикают часы без стрелок.

Внутри меня что-то сжалось и потянулось в разных частях тела. Я наклонился, поднял яйцо и понял, что оно пустое. Только три из них еще не вылупились, остальные оказались пустыми, только отверстия напоминали о их бывших обитателях.

С невероятной гордостью и восхищением я наблюдал за маленькими червячками, и по выражению лица Гейджа понял, что он тоже счастлив. Он сказал, что их было четырнадцать, четырнадцать червей, которых мы создали вместе, и благодаря способности Гейджа излучать радиацию, они смогли родиться и выжить в Скайфолле.

Из-за двери спальни послышался кашель.

- Гейдж?

Керрес.

Гейдж поднял глаза с такой ослепительной и радостной улыбкой, что я не мог не ответить ему тем же. Мы улыбнулись друг другу, и я протянул ему руку.

СМЕРТНЫЙ СЛАБ. ОН ЗАДЕРЖИВАЕТ ИХ РОСТ. ДОСТАНЬТЕ ИХ.

ПОМЕСТИТЕ ИХ В БЕССМЕРТНОГО.

Гейдж протянул руку, и черви обвили его предплечье, как браслеты, а когда он взял меня за руку, некоторые из них перебрались с его руки на мою и обвили запястье своими холодными, похожими на жгуты телами.

Гейдж поднялся, не отрывая от меня сверкающих глаз. Одновременно мы потянулись друг к другу, закрыли глаза и поцеловались. Рот наполнился приятной жидкостью, от волнения затрепетало в груди и сердце, а дыхание перехватило. Я сглотнул и, желая большего, впился в него, растворяясь в его губах.

- Гейдж?

Мы оторвались друг от друга, наши глаза снова встретились - красные, синий и черный, как смоль, - и мы рассмеялись.

Держась за руки, с червями, плотно обвивающими наши предплечья, мы пошли в гостиную.