Онлайн чтение книги Медные монеты на алтарь предков Copper Coins
Глава 9 - Золотые слитки (5)

Сюэ Сянь искоса посмотрел на ладонь Святоши и окинул оценивающим взглядом его фигуру. Монашеские одежды были свободными и лишь подчёркивали высокий рост и худощавость Сюаньминя. По очертаниям его прямой спины и развороту плеч можно было понять, что это вовсе не немощная худоба, а полная энергии изящность. И всё же как бы там ни было, а до настоящей силы здесь было далеко.

Так что Сюэ Сянь недоверчиво вздёрнул подбородок:

— И ты поймаешь одной рукой? Пф, что за нелепость?

Выражение лица Сюаньминя не дрогнуло, ладонь осталась раскрытой.

— Ну ладно! Уронишь — будешь отвечать, — беспечно бросил Сюэ Сянь, обеими руками оттолкнулся от ветки и спрыгнул с гребня стены.

Однако же в полёте он сразу из взрослого худощавого мужчины с хлопком обернулся в бумажного человечка. Видимо, чтобы соответствовать ширине ладони Сюаньминя, он к тому же уменьшил бумажное тело — как раз к размеру руки — и, опускаясь плавно, как опавший лист с ветви, лёг аккурат Сюаньминю в ладонь…

Широко раскинув руки и ноги.

Сюаньминь ничего не сказал.

Когда настоящий облик этого злобного создания стал привычным, внезапное зрелище лица в духе «покойника, затаившего обиду», пусть и несколько уменьшенного, буквально ранило глаза.

Сюаньминь безмолвно отвёл взгляд. Пока он не видит, всё в порядке — так он считал. Как и прежде, он отправил это злобное создание в поясной мешочек. Однако на этот раз проявил каплю человечности — не дал съехать на дно, а позволил, упираясь в горловину животом, высунуть голову наружу, чтобы время от времени дышать.

Кто же думал, что это злобное создание всё равно будет недовольно.

— Будь добр, выбери другое место, — сказал Сюэ Сянь таким тоном, что «будь добр» не прозвучало хоть сколько-нибудь вежливо.

Сюаньминь не ожидал, что спустя всего несколько фраз злобное создание забудет, что именно оно — тот, кого поймали, и станет вести себя так, словно собирается сотрясти небеса.

Видано ли, чтобы заключённый в тюрьме так смело и с чувством собственной правоты требовал места получше?

— Какое? — Сюаньминь опустил взгляд.

В бумажном теле не было ни единой кости, так что Сюэ Сянь сразу же легко запрокинул голову, чтобы встретиться лицом с Сюаньминем, и, закатив глаза, потребовал:

— Мне нужно забраться на плечо!

Сюаньминь промолчал.

Однако бумажный человечек Сюэ продолжил обоснованно жаловаться:

— Обзор с этого отвратительного места слишком низкий, ничего не рассмотреть. Мне нужно на плечо!

Почему бы тебе не забраться сразу на Небеса?

— Так теперь ты не боишься упасть, — сказал Сюаньминь ни холодно, ни тепло.

Сюэ Сянь не стал долго раздумывать и ответил недовольно:

— Ты сутулишь плечи? Или прыгаешь, когда ходишь? Ни то, ни другое, так почему я должен упасть?

Это злобное создание всегда было столь красноречивым и убедительным, что Сюаньминю нечего было ему возразить, оставалось только покачать головой и, не видя другого выхода, сказать:

— Поднимайся.

Договорив, он пошёл дальше, не обращая на Сюэ Сяня ни малейшего внимания.

Ещё какое-то время Сюэ Сянь продолжал упираться животом в горловину мешочка, но не видя, чтобы Сюаньминь подал руку помочь переместиться, тут же отозвался сердито:

— Где рука?

Сюаньминь ответил тихо и холодно:

— Залезай сам.

Для такого господина, как Сюэ Сянь, ползать где бы то ни было — позорная участь, на которую он не согласился бы и под страхом смерти. Однако забраться вверх, как обезьянка по дереву, используя силу рук, было относительно приемлемо. Так что он поднял лицо, оценивая рост Святоши, и снизошёл к тому, чтобы вытянуть свои драконьи когти и зацепиться за монашеские одежды.

У этих одежд была странная структура. Ткань не походила ни на сделанную из сырого льна, ни на изготовленную из варёного, она не была тонкой — и тем не менее оказалась очень мягкой, к тому же была обработана до снежной белизны, так, что пыль и грязь нисколько не могли запятнать её. Словом, совсем не была похожа на то, что мог бы носить обычный монах.

Кроме того… её запах было не передать.

Словно укрытый свежим снегом сосновый лес высоко в горах.

Бумажный человечек был совсем лёгким, и всего в несколько движений Сюэ Сянь проделал весь путь от пояса Сюаньминя до воротника.

Изначально отправившись вдоль края, он мог бы сразу оказаться на плече, и это был бы самый короткий путь. Однако же Сюэ Сянь не захотел — он ухватился за ворот Сюаньминя и, повернув голову, по очереди взглянул на оба плеча, затем поднял лицо.

Под этим странным углом он мог рассмотреть худощавый подбородок Сюаньминя. Стоит подняться выше — и его уже не будет видно.

Сюэ Сянь взял небольшой тактический перерыв, а затем вдруг оттолкнулся, вскарабкался Сюаньминю на подбородок и неистово, как будто у него горит хвост, влез на переносицу. Он оттолкнулся от брови Сюаньминя в сторону и наконец оказался на плече, лично воплотив выражение «сесть на голову[1]».

[1] В оригинале здесь идиома, которая буквально переводится примерно как «забираться на лицо через нос», что и сделал Сюэ Сянь. Значения: обнаглеть, пользоваться чужой слабостью; используется, когда один человек терпеливо относится к другому, а другой этим пользуется.  

Некто столь своенравный и не знающий страха определённо не мог оказаться мелким демоном, однако энергия его истинного тела была настолько слаба, что Сюаньминь затруднялся определить происхождение этого злобного создания.

К слову об истинном теле…

Сюаньминь бросил взгляд на бумажного человечка, сидящего у него на плече, и спросил низким голосом:

— Прежде ты сказал тому блуждающему учёному призраку, что твой век ещё не окончен?

Сюэ Сянь немного изменил позу, выбирая место поудобнее, расслабленно опёрся и ответил пространно:

— Именно. Вот почему с твоей стороны схватить меня было несправедливо и незаслуженно.

Сюаньминь не прокомментировал его реплику и вместо этого снова спросил:

— Тогда где твоё настоящее тело?

В мире обязательно найдётся столько донельзя красноречивых дубин, что намеренно ткнут другого в больное место, насыплют соли на рану.

Тот тощий Цзян Шинин был из таких, и этот Святоша — тоже.

В самом деле, где его истинное тело?

Сюэ Сянь и сам не знал.

Вспомнился тот день на побережье уезда Хуамэн в провинции Гуандун. Когда из него заживо вытащили кости, небеса разразились проливным дождём, разбушевался прибой. Огромная волна унесла его в море. От агонии он лишился способности мыслить, а когда вернулись первые проблески сознания, обнаружил, что его дух уже отделился от тела.

Такое огромное тело не могло сохранять истинную форму без поддержки духа и, точно как когда-то в прошлом, сжалось до золотой жемчужины.

Изначально он собирался забрать золотую жемчужину и вернуться в тело, когда его дух восстановится. Кто же знал, что Небеса сыграют с ним такую злую шутку. Когда его дух ещё не вернул ясность мысли, большая волна выбросила золотую жемчужину на берег. Сквозь морские воды он лишь смутно разглядел, как человек в рыбацких одеждах поднял её и ушёл.

Когда он наконец полностью вернулся в сознание и хотел пуститься в погоню, тот человек уже исчез без следа.

Стоило Сюэ Сяню только подумать об этом, как он разозлился, потому бросил грубо:

— Так я прямо сейчас и ищу его!

Сюаньминь снова взглянул на него: даже потеряв настоящее тело, это злобное создание казалось весьма способным.

Не то чтобы Сюэ Сянь действительно не воспринимал это всерьёз, однако в сравнении с местью тому, кто заживо извлёк из него кости, проблема с потерей настоящего тела была гораздо менее значительной. Он не мог найти его сейчас лишь потому, что его дух был сильно повреждён — это разорвало связь между ним и телом. Как только он полностью выздоровеет, сразу сможет почувствовать настоящее тело, и тогда найти его будет легче, чем пылинку сдуть.

Но одно дело — не искать его целенаправленно, и другое — когда оно обнаруживается само.

Сюэ Сянь вспомнил звон, который слышал раньше, и невольно пробормотал:

— Расположение этого дома несколько стран…

Пока он говорил это, Сюаньминь уже совершенно спокойно пронёс его через главный зал в комнату, без тени страха беспрепятственно прошёл через несколько узких дверей, почти пересёк галерею и как раз собирался открыть очередную дверь.

И прежде чем Сюэ Сянь успел договорить «-ный», он оборвал себя и поспешно сменил тему:

— Стой! Почему это место кажется знакомым?

Более чем знакомым…

Выложенный голубовато-серым камнем пол, и резная деревянная табличка с цветами над дверью в комнату, и дерево, чья ветвь, подобная молодому рогатому дракону, простиралась над гребнем увитой лозой стены… Разве это не то же место, где раньше Сюэ Сянь открыл глаза?!

Этот Святоша ходил с ним кругами, просто чтобы вернуться на прежнее место?!

Однако Сюаньминь качнул головой и ответил:

— То место было иллюзией, это — настоящее.

Сюэ Сянь взглянул на него искоса, а про себя подумал: «Ладно, раз уж этот Святоша разбирается в том, что касается Восьми Врат Ухода от мира, его выводы не могут оказаться слишком ошибочными. Если он сказал, что настоящее, значит, должно быть настоящим…»

— Но зачем искать настоящее? — Сюэ Сянь наблюдал, как Святоша переступает порог узкой двери, входя в пустую тихую комнату.

— Здесь Врата Жизни. Выйдем через них, и ловушка построения должна разрушиться.

Сюэ Сянь как раз собирался заговорить, но вдруг услышал, как из комнаты, в которой никого не должно было быть, раздался слабый человеческий голос.

Сюаньминь немедленно остановился, развернулся на носках и — с бумажным человечком на плече — бесшумно спрятался за колонной галереи.

Как здесь мог оказаться кто-то?

Сюэ Сянь завозился у Сюаньминя на плече и слегка высунул голову из-за колонны, чтобы осмотреться, — благо бумажное тело ничуть не бросалось в глаза, так что заметить его было крайне сложно.

Голос в комнате постепенно стал отчётливее, и звучание его показалось смутно знакомым. Когда дверь скрипнула, открываясь, и, несколько неуклюже переступив порог, изнутри вышел человек, Сюэ Сянь вдруг понял — голос, конечно, принадлежал дурачку Лю Чуну.

Возможно ли, что они вот так запросто нашли всех прочих, кто был пойман? С кем он говорит? С Цзян Шинином?

Однако Сюэ Сянь, в конце концов, не был глупцом, он мгновенно заметил странность.

Одежды на Лю Чуне были не теми, что он носил прежде. Раньше на нём было серо-синее платье, сейчас же — глубокого цвета охры, с тёмно-красными краями рукавов — в весьма праздничном духе.

Едва эта мысль оформилась, он увидел, как Лю Чун обернулся, помогая человеку по другую сторону двери.

Неуклюжий в движениях, в этом поддерживающем жесте он выложился на пределе своих сил — и такой же предельной была его искренность.

Опираясь на поданную руку, вышла, пошатываясь, старушка с забранными в пучок волосами. Они были серыми и редкими, а пучок — совсем небольшой — аккуратно прилегал к голове и был надёжно закреплён. Черты её были иссохшими, уголки глаз — опущенными, лицо — испещрено глубокими морщинами и складками, а губы к тому же отдавали фиолетовым. С первого же взгляда она казалась больной.

Одну руку она положила на запястье Лю Чуна, схватившись за него так крепко, точно корни старого дерева за почву. Другой же упиралась в запылённую деревянную трость. Но даже так перешагнуть порог ей было непросто.

Ноги пожилых людей медлительны, и этот порог явно был слишком высок для неё.

Старушка наконец очутилась по эту сторону двери, обеими руками опёрлась о трость и улыбнулась Лю Чуну, бормоча запавшим ртом:

— Чун-эр способный, сходи в комнату и принеси мне деревянный табурет.

Лю Чун кивнул и как раз собирался сделать шаг, когда услышал, как старушка добавила:

— Ах да, возьми ещё фонарь и золотые слитки.

Дурачки могут одновременно концентрироваться только на одном задании. Старушка же дала сразу три, и для дурачка Лю Чуна это оказалось слишком сложным. Он застыл с одной ногой по одну сторону двери и другой — по другую, растерянно уставился на старушку и, с усилием выталкивая слова, ответил:

— Деревянный табурет… золотые слитки?

Старушка беззвучно вздохнула и улыбнулась:

— Мгм, Чун-эр умён.

Лю Чун ответил глуповатой улыбкой и поспешил в комнату, а вскоре вернулся с деревянным табуретом в одной руке и большим тряпичным узлом в другой. Пока обе руки были заняты, этот дурачок, казалось, не знал, как сделать шаг: на мгновение он заколебался перед порогом, прежде чем с трудом сумел переступить его, и, пошатываясь, подошёл к старушке и передал всё ей.

Он, вероятно, хотел помочь поставить табурет и развязать узел, однако из-за неуклюжести стул едва не опрокинул, а скользящий узел случайно затянул в мёртвый. Неясно, был ли он здесь, чтобы помогать или чтобы создавать проблемы.

Тем не менее старушка не проявила и капли нетерпения, по-прежнему улыбаясь Лю Чуну запавшим ртом, она сказала:

— А теперь принеси из комнаты два фонаря.

Лю Чун, должно быть, посчитал, что его похвалили — став ещё энергичнее, он воскликнул «Ага» и направился в комнату на поиски, а немногим позже вернулся с двумя красными фонарями.

— Малый Новый год[2], следует заменить эти белые фонари.

[2] Малый Новый год, или Сяонянь, — первый из череды новогодних праздников по китайскому календарю.  

Старушка объяснила Лю Чуну, как поменять фонари по бокам от двери на праздничные красные, и села обратно на деревянный табурет, щурясь в попытках развязать мёртвый узел.

На это потребовалось много времени.

Когда все стороны тряпичного узла послабели, по полу рассыпалась куча бумажных золотых слитков.

Старушка осторожно достала из кармана спичку[3], зажгла её от снятого белого фонаря и бросила в груду бумажных золотых слитков.

[3] Предположительно имеется в виду так называемая «прото-спичка». Вот что о ней пишет «Википедия»: «Некое подобие спичек было изобретено в средневековом Китае. Это были тонкие щепочки с кончиками, пропитанными обыкновенной чистой серой. Зажигались они не путём чиркания, а путём соприкосновения с тлеющим трутом, и служили для облегчения процесса разжигания огня с помощью трута и огнива. Эти «прото-спички» упоминаются в китайских текстах XIII—XIV веков. К XV веку эта новинка дошла до Европы, но повсеместного распространения не получила. Подобные серные палочки стали использоваться в Европе только к XVII—XVIII векам, до тех пор, пока развитие химии не позволило их усовершенствовать».  

Тёплое жёлтое пламя в миг поднялось, и тут же гора слитков рухнула, точно их высосали досуха. Но один бумажный золотой слиток на краю кучи остался нетронутым огнём, ветер подхватил его и отнёс к колонне — Сюаньминь бесшумно протянул руку, и слиток лёг ему в ладонь.

Сюаньминь повернул его нижней частью вверх, и, как и ожидалось, там обнаружилось несколько иероглифов. Написаны они были так, точно символы тянет в разные стороны пятёрка коней, потому сразу можно было узнать руку дурачка Лю Чуна.

Вытягивая голову и щурясь, Сюэ Сянь сумел распознать имя — Лю Сянь.

Он тут же вспомнил неразборчивую надпись на золотых слитках в комнате Лю Чуна и подумал: «Возможно, и на них было “Лю Сянь”?»

При внимательном рассмотрении становилось ясно, что написано было не одно и то же. «Лю Сянь» — два иероглифа, и если Лю Чун сейчас мог написать их чётко, почему на тех слитках были лишь неразборчивые пятна? И там определённо было больше двух иероглифов.

Сюаньминь закончил рассматривать надпись на слитке и выпустил его. Бумагу снова подхватило дуновением ветра и отнесло обратно, аккурат к последнему язычку пламени, что охватил её и сжёг дотла.

Старушка поворошила тростью остатки огня, сопровождая действие пространной речью:

— В этом году мои кости справляются не слишком хорошо, поясница не сгибается, и бумажных слитков меньше, чем в прошлом году, но прими, что есть.

Лю Чун сидел на пороге, тихо слушая. Уже через пару слов он обернулся и побежал в комнату, откуда вышел с маленькой стопкой жёлтой бумаги. Опустив голову между колен, он принялся складывать её и, загибая углы, сказал:

— Я… я умею, я сделаю.

Старушка повернула голову, глядя на него. Черты её освещал огонь, в них читались любовь и печаль.

Лю Чун был неуклюж в прочих вещах, однако же складывать золотые слитки действительно умел — в этом помощи от него было немало. Он положил законченный на ладонь и улыбнулся старушке, всё лицо его простодушно выражало желание похвалы.

Старушка тоже улыбнулась и словно расцвела:

— Слиток моего Чун-эра сложен лучше, чем мой.

— Вот… — Лю Чун подал слиток старушке, намекая, чтобы она бросила его в огонь.

Старушка взмахнула рукой:

— Не спеши, можно сжечь и в другой раз — будет то же самое. Не следует сжигать неподписанные — тогда никто не будет знать, для кого они, и твой дедушка не сможет получить их.

Лю Чун задумчиво кивнул и, опустив голову, с тщанием взялся складывать новые.

Старушка постучала тростью по полу, чтобы затушить отлетевшие в сторону искры, и снова принялась ворошить пепел, чтобы остатки внизу догорели. Вместе с тем она бормотала:

— Прими от нас золота, будь весел, ешь досыта, и золота, и серебра — горы, все живы, все здоровы.

Складывая слитки, Лю Чун бессознательно урывками вторил старушке:

— Будь весел, ешь досыта, и золота… и серебра — горы, все живы, все здоровы.

Узел бумажных слитков уже скоро прогорел полностью, и старушка, постукивая тростью, повела Лю Чуна за собой в комнату. Кто знает, на что натолкнулся этот бестолковый дурачок, но в итоге, едва оба они переступили порог, разнёсся громкий звон, точно разбилось что-то фарфоровое.

— Не волнуйся, это мелочь, тш-ш, мелочь, — из комнаты послышался едва различимый голос старушки — вероятно, сделав что-то не так, Лю Чун оцепенел от испуга, и она поспешила его успокоить.

Совсем скоро старушка и Лю Чун вышли снова.

Пожилая женщина несла осколки фарфора в передней части плотных одежд, как в кармане, а в руке держала…

Сюэ Сянь долго щурился из-за двери, прежде чем понял, что это, похоже, маленькое медное зеркало.

Для чего оно было нужно?

Он был искренне озадачен.

Он видел, как старушка велела Лю Чуну раскопать сырую землю под стеной у старого дерева, положить в ямку осколки фарфора и туда же отправить бронзовое зеркало. Пока Лю Чун закапывал зеркало, старушка повторяла снова и снова:

— Поставь зеркало, оберни дурное знамение добрым, да будут частицы мира[4].

[4] Обычно говорят «На счастье/Мир на года» (岁岁平安) — фраза используется, когда что-то разбилось, как принято и у нас, а также может быть пожеланием. Здесь использован вариант 碎碎平安. Первая пара иероглифов — годы и осколки — в обоих сочетаниях созвучна. Второй вариант используют, чтобы отвести несчастье, если что-то разбивается во время праздников, когда это считается особенно дурным знаком.  

Сюэ Сянь молчал.

Только закопав фарфоровые осколки и медное зеркало, двое вернулись в комнату.

Хотя Лю Чун и был глупым, он всё же немного понимал, что значит сыновья почтительность, и сначала помог старушке, а уже затем переступил порог сам.

Сюэ Сянь повернул голову и тихо спросил Сюаньминя:

— Эти Врата Жизни такие странные, разве нужно показывать нам трогательную сценку из прошлого, чтобы позволить пройти?

Между бровями у Сюаньминя образовалась морщинка, он тут же поднял руку к губам, призывая молчать.

Однако он опоздал. Как раз когда Лю Чун почти шагнул в комнату и другой ногой, он, похоже, услышал странный шум и, растерявшись, повернулся осмотреться. Вот так удача — он взглянул не куда-нибудь, а аккурат на колонну и встретился глазами с Сюэ Сянем.

Обычно, когда речь идёт о таком маленьком кусочке бумаги, даже с расстояния в три цуня решительно невозможно рассмотреть глаза, а уж с семи-восьми шагов — тем более.

Однако же Лю Чун увидел его.

Сюэ Сянь не был уверен, не показалось ли ему, но он заметил, как глуповатое выражение во взгляде Лю Чуна в мгновение сменилось собранным, чернильно-чёрные глаза застыли, без единого движения глядя в одну точку — неописуемое зрелище, способное заставить волосы встать дыбом.

В тот же миг ветер во дворе резко стих — и так же резко поднялся, но в совершенно ином направлении — невыразимо странная перемена. Лю Чун вдруг шагнул наружу, и из комнаты тоже послышались неловкие шаги, шуршаще-тихие, неповоротливые — и несколько отличающиеся от прежней походки старушки.

Сюаньминь больше не прятался за колонной — одновременно с тем, как Лю Чун сделал шаг, он приник к узкой двери и скользнул за неё, исчезая.

Шелест шагов нисколько не замедлился — они даже приблизились.

Быстро осмотревшись, Сюаньминь уверенно выбрал галерею по правую руку. Он пересёк двор по диагонали, избегая мест, на которые выходили комнаты, и стремительно пошёл к узкой двери в углу.

— Почему вдруг такие внезапные изменения? — Сюэ Сянь обеими руками крепко ухватился за его монашеские одежды, но не сдержался и посмотрел назад — старуха и юнец уже проследовали за ними через узкую дверь. И их движения, и выражения их лиц несли печать пустоты и необыкновенного леденящего холода.

— Каким-то образом Врата Жизни превратились во Врата Смерти, — Сюаньминь замер у узкой двери, отвечая Сюэ Сяню и в то же время толкая её.

— …То есть теперь Восемь Врат отличаются от тех, что ты определил раньше?

— Мгм.

— И что будет, если мы по ошибке вбежим во Врата Смерти? — спросил Сюэ Сянь.

Сюаньминь ответил спокойно:

— Все ловушки разом придут в действие, возле каждых ворот будут проигрываться похожие картины. Не дай этим людям заметить тебя. Если они увидят — немедленно пустятся в погоню.

Сюэ Сянь молча подумал о старухе и юнце, чьи лица только что так внезапно изменились, и заговорил снова:

— Как долго они будут гнаться?

— Пока мы не умрём.

Сюэ Сянь промолчал.

Договорив, Сюаньминь уже переступил порог, оказавшись по другую сторону двери. Теперь это был зал: внутри отчего-то собралось около пяти молодых служанок, что сгрудились за столом. Одна из девушек сказала:

— Старшая госпожа постоянно выглядит нехорошо, цвет лица стал совсем плох, неужели эта семья Цзян ошиблась с лекарством?! Плохой врач сведёт человека в могилу!

Другая круглолицая девушка ответила:

— Не знаю, мы не понимаем предписаний врача и должны просто хорошо ухаживать за старшей госпожой. Прошлой ночью я в самом деле перепугалась до смерти — старшая госпожа не могла сделать и вдоха. К счастью, у меня хватило смелости постучать ей по спине. Сегодня вы двое за ней смотрите, да? Следите неотрывно!

Прежде чем она договорила, сзади к ним в спешке подбежала ещё одна взволнованная служанка и заговорила, тяжело дыша:

— Скорее! Скорее, идём назад! Боюсь, старшая госпожа…

Скрываясь в тени, Сюаньминь, не дожидаясь, пока она закончит, обернулся на месте и вышел за дверь. Сюэ Сянь, не сдержавшись, бросил взгляд назад, после чего яростно шлёпнул Сюаньминя:

— Заметили! Нас снова заметили! Уходим, быстрее!

Пока он говорил, звук шагов в комнате резко изменился — один за другим они направились к узкой двери.

Всего лишь открыв две двери, они спровоцировали семь или восемь существ — неизвестно, людей ли или призраков, — отправиться в погоню за ними; эта шутка действительно несколько вышла из-под контроля!

А Святоша повернулся на пальчиках и без промедления встал у третьего узкого дверного проёма.

Сюэ Сянь ничего не сказал, но про себя ворчал: «О Старейший, не мог бы ты подумать, прежде чем снова заговорить?!»