Онлайн чтение книги Медные монеты на алтарь предков Copper Coins
Глава 84 - Пауки мать и сын (3)

Тундэн… Тундэн…

Когда услышал имя, Сюэ Сянь слегка остолбенел, внутри поднялось совершенно беспричинное чувство узнавания. Как будто где-то когда-то он уже слышал это имя…

Однако в этом не было смысла, если действительно знал его, он не мог не вспомнить ни малейшего связанного с ним впечатления.

Память Сюэ Сяня решительно нельзя было назвать плохой, только он прожил слишком много лет и подавляющее большинство людей и случаев, с которыми он сталкивался, не затрагивали его сердце вовсе; но даже так всех, с кем обмолвился парой слов, он способен был помнить очень долго, и всякий раз, когда чувствовал, что что-то звучит знакомо, он всегда легко мог проследить причину.

Но в этот раз всё было смутным, словно отделённым туманом, постоянно недоставало самой малости, как ни пытался ухватить — не удавалось.

После короткого замешательства Сюэ Сянь наконец сообразил: знакомы ему вовсе не эти два иероглифа — «Тундэн», он некогда слышал где-то этот ритм.

Где?..

Хмуря брови, Сюэ Сянь ткнул Сюаньминя:

— У тебя в самом деле нет никакого впечатления?

Сюаньминь качнул головой:

— В пришедших воспоминаниях это имя никогда не возникало.

— И как упущенное — как раз самое важное? — произнёс Сюэ Сянь раздражённо. Одной рукой поддерживая локоть другой и большим и указательным пальцами бессознательно поглаживая подбородок, он поднял глаза и сверху донизу смерил взглядом полотно по-старинному простых знаков: — Те, кто способен создавать символы, в большинстве — отдалённые кланы, ушедшие от мирской суеты, более того, эти пауки единой жизни на самом деле ещё и похожи на тварей Гу[1], а значит, этот клан должен быть сведущ в техниках чёрной магии, и не скажешь точно, с южных он окраин или нет…

[1] Тварь Гу — искусственно выращенная ядовитая тварь. Подробнее о ней после главы, потому что примечание огромное.  

Было ещё сказанное раньше тем стариком Цюем, он говорил об услышанном от предков предании, и если их можно назвать «предками», то как ни посмотри, а дело не могло быть меньше двухсот с лишним лет назад.

Двести с чем-то лет назад, южные окраины, кто-то, кто слегка знаком ему, о ком к тому же наслышан Сюаньминь… Что это может быть за человек?

Размышления Сюэ Сяня уносились всё дальше и дальше, он упорно перерыл в мозгу всех, кто оставил кое-какое впечатление двести лет назад, однако малейшего успеха — и того не добился, пересечения нужных условий не было совершенно, даже единственного совпадения вытащить не удалось.

Так и не сумев вскоре вычленить ничего дельного, Сюэ Сянь махнул рукой и пока что выбросил это дело из головы. Он шевельнул пальцами дважды — и вдруг задержал их перед глазами, опустил взгляд на кончик безымянного, моргая, посмотрел мгновение.

— Что? — увидев, как он застыл внезапно, уставившись на палец, Сюаньминь подумал, что он вспомнил какую-то зацепку, и задал вопрос.

Кто знал, что Сюэ Сянь выставит безымянный палец ему перед глаза:

— Появилась родинка.

Он ткнул палец слишком близко, Сюаньминь чуть отступил назад и тогда только рассмотрел ясно, что на его прежде безукоризненно светлом и чистом кончике пальца внезапно возникла крохотная красная точка:

— Укус ядовитого паука?

— М, — Сюэ Сянь полюбовался, покусывая кончик языка и щуря глаза, и поднял подбородок к шее Сюаньминя: — Похожа, впрочем, на ту, что у тебя возле нижней челюсти на шее сбоку, только не знаю, будет ли позже, как и у тебя, время от времени вытягивать паучьи лапки.

Сюаньминь:

— …Пока что не должна, как-никак, мать-паучиха ещё никого не кусала.

До тех пор, пока мать-паучиха не найдёт, кого цапнуть, так называемая «единая жизнь» и будет оставаться лишь между Сюэ Сянем и пауками, вовлечение другой стороны не произойдёт.

Сюэ Сянь потёр палец с возникшей маленькой родинкой цвета крови и сказал, щурясь:

— А если я сейчас и умертвлю эту пару ядовитых пауков?

— Не умрут, — Сюаньминь поднял руку и постучал по каменной стене: — Пока другой не укушен, ядовитые пауки разделяют с тобой жизнь, ты жив — живы они.

Два мелких дурных паука, он, оказывается, ещё и сделать с ними ничего не может. Услышав, Сюэ Сянь сразу пришёл в раздражение и сказал холодно:

— Так я ещё должен обеспечивать их всё время? Какая ценность — пауки, что могут жить вечно, потом перенесут как-нибудь вместе со мной Небесные молнии — может, и духами станут, а.

Сюаньминь покачал головой, похоже, не находя слов.

— Тут на стене нет решения? — весьма недовольно произнёс Сюэ Сянь. — Мы именно за ним и пришли.

Сюаньминь отозвался глубоким голосом:

— Есть.

Глаза Сюэ Сяня словно омылись, просияли вдруг в свете огня:

— Действительно всё-таки есть? Рассказывай, даже если хлопотно — нестрашно, лишь бы смогли избавиться от этой штуковины у тебя на шее.

Сюаньминь кратко и ёмко выдал несколько слов:

— Хозяин главной линии жизни умрёт — причина и следствие исчерпаются.

Сюэ Сянь молчал. «Что за вздор, его дедушку».

Возмутительная мерзость, копать яму копает, а не закапывает! Что за чушь собачья, а не способ!

Сюэ Сянь в отвращении устремил взгляд на эти пространные символы, особенно свирепо всматриваясь в подпись, словно через имя в ней мог уставиться сразу и на человека, написавшего всё и создавшего этих пауков единой жизни.

Он вновь пожалел немного, что сам не может понять всех этих знаков, иначе непременно хорошенько прошёлся бы между слов и между строк, чтобы не упустить ничего связанного с пауком единой жизни. Однако если подумать ещё, с таким степенным серьёзным характером Сюаньминь определённом читал ещё внимательнее, чем сумел бы он, и если бы действительно было иное осуществимое решение, разумеется, он не пропустил бы его по небрежности, в конце концов, то, возможно ли устранить паука единой жизни, напрямую касается жизни самого Сюаньминя.

Сюэ Сянь ощутил вдруг, что этот поход обернулся попросту потерей и жены, и войска[2]: не только паука единой жизни Сюаньминя не убрали, но ещё и его собственную жизнь принесли в жертву.

[2] Образно о двойной потере.  

— Довольно, — Сюэ Сянь нетерпеливо цокнул языком и продолжил: — Раз уж здесь не найти решения, то оставаться дальше — только попусту тратить время и силы, так или иначе, пара пауков у меня, может, с ними потом получится найти другой выход.

Прямо сейчас дело с пауком единой жизни оставалось только отложить на этом, однако догнать того человека, ушедшего на шаг раньше, они всё ещё могли.

Сюэ Сянь пораскинул умом: будь то подвеска из персикового дерева, что он ухватил, или иньский мертвец позднее, или же построение, расставленное с помощью бронзового зеркала у чёрного пруда, — всё было неразрывно связано с тем даосом.

Прежде, когда Лу Шицзю помогал фуцзи, он определил, что этот даос всё ещё совершенствуется в небольшой пещере в Шу, неужели сейчас уже подоспел сюда? Что же за дело, в конце концов, заставило его срочно из Шу прибыть в район Ланчжоу?

Единственно полагаясь на разум, причину, конечно, было не понять в полной мере, так что лучше уж догнать этого даоса и схватить, расспросив затем.

К счастью, не говоря уже о прочем, передвигался Сюэ Сянь намного быстрее, чем обычные люди; неважно, насколько велики были способности этого даоса, а он ушёл раньше лишь на такой короткий промежуток времени, и Сюэ Сянь полагал, что настигнуть его будет по-прежнему всё равно что протянуть руку и сразу взять. Более того…

— Этот человек убежал недалеко, — Сюэ Сянь снова встал у пруда с чёрной водой и, опустив глаза, окинул оценивающим взглядом хаотичные следы крови.

— М? — Сюаньминь наконец прекратил смотреть на полотно знаков, обернулся и подошёл.

— Погляди… — Сюэ Сянь указал на несколько относительно отчётливых отпечатков пальцев посередине: — Эти кровавые пятна слишком беспорядочны, как будто он много раз напрягал последние силы, тогда, впервые взглянув, мы поэтому и подумали, что случилась драка. Но посмотри внимательнее, все следы крови ограничены одними пределами и все отпечатки пальцев оставлены одним и тем же человеком, а значит… Боюсь, человек этот, расставив построение, привлёк пару пауков единой жизни и оказался укушен, после чего жизнь его стала хуже смерти; сам себя довёл до такого.

Этот яд даже с кровью дракона трудно было немедленно растворить, а уж простому смертному без драконьей крови? Вдобавок, залив кровью такой участок пола, где уж этому человеку быть в хорошем состоянии? Как бы он мог оправиться так быстро?

Чем дольше Сюэ Сянь смотрел на следы крови, тем больше удавалось заметить, мгновение он вглядывался в кровавые отпечатки на белом камне чёрного пруда и в стекающие рядом дорожки крови, затем попросту приподнял чёрные полы и присел на корточки, склонился к пруду и, закрыв глаза, послушал немного.

— Я знаю, где он, — Сюэ Сянь вдруг раскрыл глаза.

Сюаньминь встретился с ним глазами, снова окинул взором пруд и тут же понял, что он подразумевает:

— Скрылся через этот пруд.

— Точно, — говоря, Сюэ Сянь выпрямился и протянул к Сюаньминю руку: — Преследуем ведь, само собой, кратчайший путь — быстрее.

Сюаньминь смотрел на стоявшую неизвестно сколько лет чёрную воду и безмолвствовал.

— Будь спокоен, огонь я не слишком-то люблю, водой же могу управлять свободно, — Сюэ Сянь встал, отряхнул пыль с рук и потянулся к Сюаньминю.

Когда крепко сжал пальцы Сюаньминя, Сюэ Сянь снова невольно бросил взгляд на по-старинному простые символы. Словно что-то пришло вдруг на ум, он спросил:

— Кстати, ты разве не говорил только что, что всего здесь выращено два вида ядовитых пауков? Один — паук единой жизни, а другой? Неужели действительно та штука, что упоминал себе под нос старик Цюй, которая укусит раз — и свяжет три существования?

Опущенный взгляд Сюаньминя дрогнул, он поднял глаза к нему:

— Ты хочешь?

Сюэ Сянь качнул головой:

— Вовсе нет, зачем бы мне, моя жизнь дольше трёх жизней трёх поколений обычных людей. Более того, быть укушенным этим ядовитым пауком так уж исключительно приятно? Просто спросил между делом, кто велел тебе пропустить всё, ничего не упоминая, а?

Равнодушный взор Сюаньминя прошёлся по каменной стене и вернулся обратно, он покачал головой:

— Ничего общего с тремя жизнями, слухи несколько ошибочны, не более чем некоторая связь с несчастьем и счастьем.

Сюэ Сяня взволновала мысль несколько иного рода, только поэтому ему вдруг стали любопытны любовь и ненависть трёх жизней, о которых говорят в мире людей, что до ядовитых пауков, то к ним он на самом деле не имел никакого интереса, послушав, как Сюаньминь разъяснил столь поверхностно, он потерял всякое желание расспрашивать ещё и тут же просто кивнул, а затем улыбнулся Сюаньминю уголком рта — и резко пустил в ход силу в руках.

Плеск!..

Двое боком упали в чёрные воды, подняв внезапно бесчисленные брызги, что пролились на пол у тёмного пруда, смачивая едва подсохшие следы крови.

В миг, когда погружались под воду, вокруг двоих возник большой пузырь, окутавший их. Они упали стремительно и очень скоро исчезли в глубине — без единого следа.

В чёрной воде пруда было не увидеть света, что неизбежно вызывало обманчивое ощущение глубокой ночи, на самом же деле снаружи ещё даже не близился полдень.

Каменный Чжан и Лу Няньци вовсе не вошли в ворота уездного города, а сели в чайной у окрестностей городской стены, ведущих к деревням и полям. В чайной было не так чтобы оживлённо, но и не малолюдно, что для этих двоих, впрочем, было в самый раз: никакой особой опасности, к тому же расстояние между столами со стульями довольно большое, за разговором даже не нужна чрезмерная осторожность, ещё и можно в любое время взглянуть на обстановку на горной дороге.

— Ты говоришь, они с учителем нагнали? — место, что занимал Каменный Чжан, было прямо напротив горного пути, он пил чай и в то же время неотрывно глядел на дорогу, надеясь, что в следующий миг уже увидит фигуры Сюаньминя и Сюэ Сяня. — Не знаю, что такое, у меня веко как начало сегодня утром, так и дёргается без остановки, додёргалось, что сердце неспокойно, но они с учителем такие потрясающие, должно быть, мало кто сможет одолеть их, не могло же случиться несчастья, да?

У Лу Няньци сейчас не было ничего, что помогло бы в фуцзи, он только и мог, что безразлично постукивать ветками по столу, как будто от скуки не знал, куда себя деть, однако в мелких действиях этих в какой-то мере проступало и непонятное напряжение. Только Каменный Чжан так дрожал, что нельзя было говорить ему об этом напряжении, а не то он мог развалить стол своей дрожью. Поэтому Лу Няньци качнул головой и сказал небрежно:

— Не знаю, может, ты не выспался.

У двоих за столом сбоку стояло по бамбуковой корзине рядом с каждым, видимо, они собирались подняться в горы и перед самым отправлением остановились здесь съесть чего-нибудь, а за едой болтали кое-как; голоса их, конечно, доносились и до ушей Каменного Чжана с Лу Няньци.

— Ты не проходил сегодня у реки?

— Проходил, непонятно, что это с водой, за ночь поднялась стремительно, когда этим утром шёл там, поверхность реки была почти вровень подошвам, чуть качнётся — и уже может выйти из берегов.

— Ага, среди зимы — и вода поднялась ни с того ни сего, до чего всё же странно.

— В какой год странных дел не было? Может, вечером и опустится обратно. Говоря о странностях, видал сегодня утром два отряда, что спешно проходили у нас через город? Один одет в пепельно-серое, другой — весь одинаково белый, выглядят страх как пугающе.

Едва тот человек договорил, другой посмеялся:

— Несведущий ты, я-то не видел, что там за серые одежды, но этих в белом — заметил, это же люди из приказа Тайчан, весьма и весьма влиятельные, поглядел — и дело с концом, болтай поменьше.

Двое только договорили, как задохнулись собственными словами — потому что в чайной вдруг возникло человек десять в пепельно-сером; образы их были причудливы: в масках и доули[3], они точно пришли с ярмарки при храме или из театра.

[3] Широкополая коническая шляпа, обычно из бамбука.  

Пальцы Каменного Чжана, что держали чайную чашку, сжались, на сердце стало ещё тревожнее.

Он смутно расслышал, как один из людей в сером спросил кого-то шёпотом:

— Бацзы[4] совпадает?

— М, как раз здесь, — ответил другой глубоким голосом, — только…

— Так или иначе, людей немного, берём всех, — отозвался ещё один голос.

Лоб Каменного Чжана вмиг покрылся холодным потом, он хлопнул по тыльной стороне руки Лу Няньци, собираясь утащить его подальше от этих чудаков, в итоге же не успел ещё встать, как внезапно услышал гул в ушах, походило на шум кунчжу[5], но от грохота у него почернело перед глазами, ноги обмякли, и он тут же лишился сознания.

[4] Восемь циклических знаков, служащих для обозначения года, месяца, дня и часа рождения человека, обычно по ним предсказывают судьбу.  

[5] Игрушка, что обычно изготавливается из бамбука, состоит из оси и одного либо двух колёс по её краям и двух палочек, соединённых нитью. На этой нити по оси «катают» основную игрушку. На колёсах есть квадратные отверстия, когда через них проходит воздух во время игры, кунчжу издаёт свистящий звук. Выглядит игрушка вот так: https://bkimg.cdn.bcebos.com/pic/a8ec8a13632762d0f7030b11d9a61ffa513d26976840 Почитать больше можно тут: https://magazeta.com/kongzhu

***

[1] Тварь Гу — искусственно выращенная ядовитая тварь. Считается, что, чтобы создать тварь Гу, нужно собрать определённое количество разных насекомых и пресмыкающихся (где-то — сотню, где-то — двенадцать), причём лучше всего делать это в Праздник драконьих лодок, и поместить их в закрытый сосуд, закопанный под главным залом дома. Дальше вся семья в течение года должна молиться перед сном и после пробуждения, не пропуская ни дня, кроме того, никто из посторонних не должен узнать, что семья взращивает Гу, иначе все члены семьи пострадают или даже умрут (либо Гу заберёт себе чёрный маг, либо сама тварь Гу обернётся против хозяина). За год твари в сосуде пожрут друг друга и останется только самая сильная и ядовитая — она и будет Гу. Поглотив остальных, она изменит форму и цвет. По истечении этого года хозяин должен выкопать сосуд, поместить его в тайную комнату, что не освещается и не проветривается, и вскармливать Гу три-четыре года (Гу любят яичницу на свином жире, рисовую кашу и подобное), когда Гу вырастет до чжана с лишним, настанет время снять крышку и позволить Гу улететь. Гу может летать над горами и лесами в виде огненного шара или обращаться тенью и сновать между домами, когда возвращается домой, она живёт во всё том же сосуде. В дни, когда Гу ест людей, хозяину не нужно её кормить. Смысл взращивания Гу в том, что благодаря её одухотворённой ци у хозяина все дела будут идти как нельзя лучше. Однако если кто-то, кому Гу навредила, узнает об этом и попросит заклинателя убрать Гу, для хозяина это может кончиться гибелью всей семьи или потерей богатства.

Помимо повседневного ревностного служения хозяин обязан раз в год преподносить Гу жертву: начиная с двадцать четвёртого дня шестого лунного месяца в течение трёх дней должно поочерёдно подать Гу свинью, курицу и овцу. Делается это ночью, жертвенное животное приносит в тайную комнату вся семья, затем падает ниц и молится.

Некоторые Гу очень преданны своим хозяйкам. Так, по легенде, в племени горного хребта Сюэлин все девочки до двенадцати лет должны вырастить собственную тварь Гу — та становится хранителем и, когда девочка сталкивается с посягательством извне, появляется, чтобы выручить хозяйку. Когда хозяйка умирает, умирает и тварь Гу.

Действительно твари Гу обладали огромной магической силой или нет, но создавали их вполне по-настоящему, насколько я поняла, и власти во все времена этого не одобряли, что было ещё одной причиной держать создание у себя Гу в тайне. Прямой перевод из «Байк»: «Хотя сегодня искусство Гу локально передаётся в некоторых районах Хунани, однако оно постепенно уже отвергнуто цивилизацией. Но есть крайне важный момент: искусство Гу — свидетельство тысяч лет истории Китая, оно дошло до наших дней как своеобразная культура».

Источник: https://baike.baidu.com/item/蛊虫/2945081?fr=aladdin