Онлайн чтение книги Медные монеты на алтарь предков Copper Coins
Глава 42 - Половой (3)

Сюаньминь был всё так же разборчив и совершенно не терпел грязь с беспорядком, потому снял только лучшие комнаты. Но, хотя серебра у него было немало, он не мог позволить себе тратиться так постоянно. Сюэ Сяню, впрочем, было очень интересно — надолго ли ещё хватит денег, что он имеет при себе, с тем, как быстро он их тратит? Если они и впрямь закончатся, как он собирается заработать ещё? В конце концов, пусть даже этот Святоша был весьма умел, с трудом представлялось, как он сам заговаривает о том, чтобы взять с других деньги.

Верхние комнаты этого постоялого двора не могли сравниться с комнатами «Обиталища “Возвращения на облака”», но всё же их вполне можно было счесть чистыми и аккуратными. Слуга, что отвечал за постояльцев, проворно навёл для них порядок и принёс свежезаваренный чай и медный таз для мытья рук.

— Младший всегда наверху, если господам понадобится что-то ещё, просто откройте дверь и распорядитесь, — сказал слуга, после чего вышел, закрыв дверь.

Пусть и было сказано, что они собираются отдохнуть ночь, в действительности по-настоящему нуждались в отдыхе только Лу Няньци и Каменный Чжан. Что касается Сюэ Сяня, ему было не так уж и важно, спать или нет. Что до Сюаньминя…

В любом случае Сюэ Сянь в общем и целом уже не принимал его за человека. Он особо не ел и не отдыхал, так где уж считать его человеком?

Этот наполовину парализованный чёрный дракон целый день трясся в лошадиной повозке, ноги его были лишены чувствительности, и пока он сидел, ему постоянно приходилось поддерживать себя силой поясницы. Так прошло много времени, и об удобстве не могло быть и речи. Чтобы этот Старейший мог расслабить мышцы и дать телу небольшой отдых, Сюаньминь уложил его на кровать, как только вошёл в дверь.

Не говоря о прочем, кровать в верхних комнатах этого постоялого двора оказалась в самом деле уютной: одеяло и тюфяк были очень толстыми и мягкими, нисколечко не давили — куда лучше жёсткой скамьи. Сюэ Сянь ощутил, что такие действия Святоши целиком и полностью соответствуют его желаниям. Он бесцеремонно потянулся, расслабляя спину и плечи, затем перетащил одеяло, соорудил себе гнездо и, откинувшись на вздымающуюся постель, подпёр голову и довольно вздохнул.

Сюаньминь же, не раздеваясь, сел у резного стола. Выглядел он так, словно не собирался отдыхать вовсе.

Он чуть передвинул фитиль в масляной лампе, сделав освещение немного ярче, вынул из-за пазухи сложенное прежде объявление, развернул его и встряхнул, разравнивая, в свете лампы и стал спокойно рассматривать. Тёплый жёлтый огонёк отбрасывал тени под надбровными дугами, отчего глазные впадины казались чрезвычайно глубокими, переносица — исключительно высокой, а в уголках губ, казалось, проступало нечеловеческое безразличие.

Подперев голову и сощурившись, Сюэ Сянь на какое-то время задержал на нём нечитаемый взгляд и заговорил вдруг:

— Святоша?

Сюаньминь не слышал его целую вечность, прежде чем отозвался глубоким голосом, не поднимая головы:

— М?

Сюэ Сянь приподнял брови и спросил:

— Человек на этом плакате всё же ты или нет?

Молчание.

Вопрос действительно был довольно прямым, однако он в самом деле соответствовал его прямолинейному бесхитростному характеру.

Он видел, как Сюаньминь положил объявление, что держал в руках, на стол, слегка придавил кончиком пальца один из уголков, повернул голову и окинул его взглядом, как будто размышляя, как ответить, и, видимо, не намереваясь рассказывать подробно.

С тех пор как Святоша поднял его в семейной лечебнице Цзянов, в действительности прошло совсем немного времени, однако, — вероятно, оттого, что они пережили вместе не самые простые события, — промежуток этот очень растянулся, вплоть до того, что порой у него даже возникало обманчивое ощущение, словно они знакомы уже очень давно и хорошо знают друг друга.

На самом деле Сюэ Сянь видел, что Сюаньминь — человек очень осторожный и закрытый. Они были знакомы вот уже сколько, но Сюаньминь обходил молчанием всё, что касалось его самого. Возможно, это было обусловлено его врождённым складом, а может быть, стало результатом потери памяти. Когда Сюэ Сянь проявлял благоразумие, он всё же умел понять.

Если говорить со всей искренностью, если бы он сам утратил значительную часть воспоминаний, то, вероятно, никому бы не отвечал и никому бы не верил. Перевернул бы небо и землю, но прежде всего вернул бы все потерянные воспоминания, и любому, кто бы встал у него на пути, не поздоровилось бы.

Однако в настоящий момент ситуация была особенной; в конце концов, сейчас они были попутчиками, можно сказать, кузнечиками, связанными одной верёвкой. Если Сюаньминь не имел никакого отношения к человеку на объявлении, тогда справиться можно было одним способом, если имел — уже другим. Всё-таки следовало подготовиться, нельзя было просто ждать, что проблемы постучатся в дверь.

— Вот что, Святоша, давай заключим честную сделку. Как тебе такое? — с серьёзным видом сказал Сюэ Сянь.

Так себе. Это злобное создание не походило на того, кто понимает, что такое честность.

Сюаньминь так и не поднял головы, продолжая смотреть на объявление, и не заговорил, чтобы высказаться против: всё же если Сюэ Сянь действительно хотел что-то сделать, чужим мнением он интересовался чисто символически, возражения не имели никакого значения.

Сюэ Сянь увидел, что он всем своим видом выражает: «Ты говори, а я, так уж и быть, возьму на себя труд послушать», и продолжил:

— Мы оба не знаем сути и основы дела, если навлечём на себя неприятности, справиться с ними будет затруднительно…

Сюаньминь наконец скользнул по нему взглядом, кажется, впервые услышав, как он спокойно и сдержанно говорит разумные слова.

— Зададим друг другу вопросы, которые считаем важными. Если я спрошу тебя и ты дашь ответ, тогда я должен буду ответить на один твой вопрос; если ты не сможешь или не захочешь ответить, тогда ты дашь мне кусочек серебра. Ну как? — Сюэ Сянь прищурился с видом «смотри, разве я не исключительно благоразумен?».

Сюаньминь вмиг попросту растерял все слова.

Как ловко ты ведёшь дела, а. Проделывать такой трюк с человеком, у которого, как прекрасно знаешь, провал в памяти. «Не можешь ответить — давай серебро», — какие уж тут расспросы о сути дела, это просто-напросто очевидное вымогательство.

— …Лучше бы взял напрямик, — равнодушно заговорил Сюаньминь, нащупал всё серебро в потайном мешочке и быстро и ловко бросил его на кровать.

Сюэ Сянь прикусил кончик языка и, повернув руку ладонью вверх, поймал его и взвесил, затем сказал:

— Ладно, я не наживаюсь на тебе, сыграем иначе.

Выдающийся возвышенный буддийский монах — это именно что выдающийся возвышенный буддийский монах, облик его выказывал, что он смотрит на богатство как на грязь. Бросив всё серебро, Сюаньминь больше не обращал на Сюэ Сяня внимания, всё так же отвернувшись и продолжая рассматривать объявление.

Сюэ Сянь, этот Старейший, хлопнул по спинке кровати и сказал недовольно:

— Посмотри на меня, я серьёзен на этот раз.

Вид, с которым он лениво угнездился, должно быть, казался Сюаньминю довольно-таки ранящим глаз, и он ответил, не поднимая головы:

— Говори.

— Давай сделаем так — щедрым буду я. Если я задам тебе вопрос и ты сможешь сказать хоть что-нибудь, я дам тебе кусочек золота, если ты не сможешь ответить, мы повременим и вернёмся к этому, когда ты вспомнишь. Само собой, если о каком-то деле ты не захочешь говорить, ты тоже вполне можешь сказать, что не помнишь точно.

Пока говорил, Сюэ Сянь сложил серебро, что дал ему Сюаньминь, кучкой сбоку от одеяла, словно делал ставку в игорном доме:

— Вот, что твоё — то твоё, я не возьму ни гроша, ты так или иначе ничего не потеряешь, может, даже заработаешь ещё деньжат. Так что?

По правде, всю дорогу за всё платил Сюаньминь, от начала и до конца он потратил немало, а Сюэ Сянь никогда не любил оставаться в долгу, шла ли речь о добром отношении или о деньгах; получив серебром, он неизменно возвращал золотом. Однако была у него и дурная привычка — он не любил отдавать напрямик, предпочитая действовать окольными путями, что было в самом деле слегка нездорово.

Услышав его, Сюаньминь наконец приподнял голову. Вероятно, он никак не ожидал, что этот Старейший может добровольно понести убытки. Не иначе как солнце взошло на западе.

— Раз не возражаешь, буду считать, что ты согласен, — произнося эти слова, Сюэ Сянь уже думал: «С чего бы начать…»

Сюэ Сянь знал, что придавать деньгам большое значение отнюдь не в природе Сюаньминя, так что, конечно, он не станет ради них вынуждать себя рассказывать о чём-то, о чём рассказывать не хочет. Ещё даже не начав спрашивать, Сюэ Сянь уже догадывался, что со своим характером этот Святоша, скорее всего, на некоторые вопросы не ответит.

Но… можно продвигаться постепенно.

— Откуда у тебя взялся этот недуг, из-за которого ты никого не узнаёшь, раскрыв глаза? — спросил Сюэ Сянь, подумав.

Сюаньминь чуть нахмурился, вглядываясь в пламя свечи, и не ответил сразу.

Сюэ Сянь: «Ну отлично просто, провал с самого начала».

Как раз когда он решил, что первый вопрос так и не получит ответа, Сюаньминь неожиданно заговорил глубоким голосом:

— Не помню. Я пришёл в себя несколько месяцев назад уже таким. Приступы случаются внезапно, на восстановление всегда уходило несколько дней отдыха, сейчас я оправляюсь достаточно быстро.

Сюэ Сянь остолбенел: «Э? Ответил даже настолько серьёзно?»

С этими словами Сюаньминь, подняв руку, тронул шею сбоку и нахмурился:

— В прошлый раз ты сказал мне коснуться здесь. Почему?

— Ты не видел? — спросил Сюэ Сянь непроизвольно, и только затем ему на ум пришло, что всякий раз, когда Сюаньминь возвращался в нормальное состояние, родинка тоже становилась обычной. Он в самом деле мог и не видеть, как та выглядит, когда меняется. — Каждый раз, когда ты ни с того ни с сего перестаёшь узнавать кого-либо, из родинки на твоей шее выползают кровяные нити, с виду совсем как паук. Однако стоит дотронуться, и кровяные нити возвращаются обратно, а вслед за тем и ты перестаёшь быть глупым.

Сюаньминь молчал.

Видя, как он глубоко хмурится, Сюэ Сянь предположил, что он, должно быть, действительно не помнит, что такое с этой родинкой, и заговорил:

— Ладно, это можно считать ответом на один вопрос.

С этими словами он сунул руку в рукав. Какое-то время в поте лица пошарив внутри, он вынул целую пригоршню золотых жемчужин размером с лущёный земляной орех и бросил одну к серебру Сюаньминя.

Сюаньминь:

— …Где ты прячешь столько золотого жемчуга?

Сюэ Сянь поднял брови:

— Особенность бессмертных. При теле есть много мест, где можно хранить всякое, просто нащупывать у всех на виду хлопотно, вот я прежде и пользовался твоими деньгами.

— Только что ты сказал, что несколько месяцев назад пришёл в себя уже таким… В каком смысле? — спросил Сюэ Сянь снова.

На этот раз Сюаньминь ответил без долгого молчания и довольно прямо:

— В буквальном. Очнувшись, я был один на постоялом дворе мертвецов в горах Ланчжоу.

— Постоялом дворе мертвецов? — опешил Сюэ Сянь.

Так называемые постоялые дворы мертвецов на западе Хунани были специальным местом, где могли отдохнуть в пути и укрыться от ветра и дождя погонщики трупов[1]. Живые из страха навлечь на себя беду обычно даже близко к ним не подходили.

[1] Якобы в западной Хунани были люди, которые колдовством заставляли мертвецов ходить, доставляя их таким образом домой. Обычно такой метод применялся к погибшим на поле боя или казнённым правительством, так как их души стремились домой, к родным. Самоубийц не «погоняли», поскольку в таком случае невозможно привязать душу к телу, чтобы заставить его двигаться (точнее, насколько я поняла, возможно, но это навредит ей). Не подходил этот способ и для скончавшихся от болезни, потому что их души уже вычёркивал Янь-ван и их нельзя было призвать заклинаниями от врат загробного мира. Одновременно «погоняли» как минимум два трупа, которые связывали между собой соломенной верёвкой. Погонщик — маг в даосской мантии — шёл впереди и бил в гонг, тем самым предупреждая людей, они прятались сами и запирали собак, чтобы те не напали на процессию.

— Как так получилось, что ты оказался там? — недоумённо спросил Сюэ Сянь.

Сюаньминь качнул головой:

— Я не помню ничего, что было до этого. Когда раскрыл глаза, при мне были только эта связка медных монет, рукопись с техниками каньюй и магическими построениями, лист с записями о некоторых мелочах и немного талисманов.

— Ты не мог вспомнить ни что делал прежде, ни откуда пришёл, ни куда направлялся, ни что собирался сделать — совершенно ничего? — Сюэ Сянь ощутил вдруг, что этот Святоша заслуживает немного сочувствия. Если бы обычный человек раскрыл глаза на глухом постоялом дворе мертвецов в горах, ничего не зная о собственном прошлом, о том, чего ждать от будущего, то он наверняка лишился бы разума.

Сюаньминь покачал головой:

— Тогда не знал ничего, после изредка вспоминались разрозненные обрывки, однако спустя ночь всегда резко забывались снова.

Сюэ Сянь не сдержался:

— И что ты делал тогда?

— Вспоминая что-нибудь в дальнейшем, я стал при случае записывать это на листе бумаге, носить его с собой и поглядывать, когда терял ясность рассудка, — ответил Сюаньминь.

— О. Раньше, в подземной гробнице на острове Фэньтоу, ты просил Лу Шицзю погадать именно на нём? Ты не узнаёшь даже собственный почерк?

Сюаньминь сказал равнодушно:

— Когда я очнулся, на нём уже были слова, а почерку можно подражать.

Сюэ Сянь понял:

— Ты боялся, что кто-то, подражая твоему почерку, написал что-то, чтобы ввести тебя в заблуждение?

— Мгм.

— Что ты уже записал тогда? — спросил Сюэ Сянь и одновременно бросил ещё пару золотых жемчужин к серебру Сюаньминя.

— Всё очень спутанно, — ответил Сюаньминь. — Немного об этой связке медных монет, ещё названия нескольких мест и… одно дело.

— Какое дело?

— Разыскать человека, — сказал Сюаньминь. — Я помню, что я должен разыскать одного человека. Я в долгу перед ним. Если никогда не верну этот долг, то и со своей совестью не примирюсь никогда.

Голос его звучал медленно, тихо раздаваясь в комнате, и хотя тон был точно таким же бесстрастным, как и прежде, он, однако, необъяснимо вызывал… крайне гнетущее ощущение. Даже совершенно посторонний человек после этих слов почувствовал бы невыразимую горечь.

Впервые Сюэ Сянь ощутил в нём столь явные переживания, и это в одно мгновение придало Сюаньминю человеческой живости.

Только — не понять отчего — Сюэ Сянь почувствовал, как что-то вдруг встало у него поперёк груди, не двигаясь ни вверх, ни вниз. Чрезвычайно неприятно!

Он пристально смотрел на Сюаньминя какое-то время, затем внезапно сказал не холодно и не тепло:

— Ладно, больше не о чем спрашивать. Деньги возьми сам.

Договорив, он запихнул оставшийся золотой жемчуг обратно в завёрнутый рукав, что неизвестно как был устроен изнутри.

На самом же деле он всё ещё не узнал ничего дельного, как и всё ещё не понял, был ли Сюаньминь человеком с объявления, однако он больше не намеревался продолжать расспросы, да и не хотел спрашивать. Он видел, как Сюаньминь остолбенел на миг, похоже, и ему эта внезапная, как гром среди ясного неба, холодность показалась необъяснимой.

Как раз когда Сюаньминь поднялся, собираясь подойти к кровати, Сюэ Сянь смутно услышал у основания стены за окном человеческие голоса, неясные и шелестящие, а ещё — лёгкий отзвук ударяющихся друг о друга мечей.

Ночью в городе действовал комендантский час, ходить с оружием могли исключительно… люди из ямэня?