Онлайн чтение книги Медные монеты на алтарь предков Copper Coins
Глава 38 - Театральная труппа (3)

На пути от переправы Гуаньинь к уездному городу с севера было много низких гор, а поскольку в снежную погоду скользко, ехать горными дорогами становилось не так-то легко. Из-за того что некоторые оказывались преграждены снегом, приходилось искать путь в обход.

Именно с такой ситуацией и столкнулся сейчас мужчина с лицом в шрамах…

Ведущий экипаж остановился в опасном месте: в чжане с лишним раскрывалась расщелина в скале. Изначально через неё пролегало два моста, что вели к началу двух разных горных дорог; восточная и западная, обе они огибали гору, на которую было невозможно подняться.

— Налетели на что-то? — Сюэ Сянь отыгрался на шее Сюаньминя, и его возмущение немного утихло. Не заботясь о лице, он принял вид, будто ничего не случилось, обернувшись, распахнул дверь, вытянул шею наружу и спросил:

— Могу я чем-то помочь?

Мужчина с лицом в шрамах крикнул ему издали:

— Всё в порядке, просто мост, через который я собирался ехать, разрушен, нужно обходить гору путём по другую сторону.

Ведущая лошадь с беспокойным видом безостановочно храпела на краю обрыва. Если бы мужчина с лицом в шрамах только что не остановил её вовремя, она, пожалуй, уже сорвалась бы с отвесной скалы.

— Как мог просто взять и разрушиться мост? — сошёл с экипажа впереди старик. — Ты там свернул на перекрёстке? Что я говорил? Мне, как старой лошади, что знает дорогу, ещё нужно самому направлять тебя, а?

— Старик Ли, ты снова наседаешь на меня, я всё-таки знаю этот путь, — сказал мужчина с лицом в шрамах. — Возвращайся в экипаж, не нужно выходить. Оглянуться не успеешь, как снова испортишь морозом горло и не сможешь петь.

Сюэ Сянь увидел, что старик, именуемый Ли, вовсе не вернулся в повозку, как ему сказали, а, ступая по снегу, подошёл к ведущему экипажу, бросил взгляд и тут же воскликнул удивлённо:

— Что за зло это сотворило, как он мог разрушиться так основательно… Тцк, остаётся только поехать восточным?

Неважно, был ли то старик Ли или мужчина с лицом в шрамах, когда они заговаривали о том, чтобы отправиться другим путём, в голосе каждого слышалась сильная неохота, будто одна поездка тем путём могла стоит восьми сотен лет жизни.

Слух Сюэ Сяня был острее, чем у обычных людей, и он слышал их беседу совершенно ясно, так что снова подал голос, спрашивая:

— Восточной дорогой трудно проехать?

В действительности он не потратил на говорение никаких усилий, но тем не менее горный ветер, смешанный с бесконечным снегом, отчётливо донёс его голос до ушей двоих людей у повозки впереди.

Оба они застыли на миг, повернули головы и крикнули Сюэ Сяню:

— Не то чтобы. Не беспокойтесь, просто восточный путь идёт немного в обход, к тому же на нём постоянно осыпаются обломки пород, но если быть поосторожнее, проехать можно и по нему.

— Точно всё в порядке? — Цзян Шинин в повозке по-прежнему был весь встревожен.

Сюэ Сянь сквозь снег издалека взглянул на выражения лиц двоих у экипажа впереди, сощурился и медленно качнул головой:

— Судя по лицам этих двоих, никакой проблемы нет, только… неудобно говорить, сначала последуем за ними.

Рядом с ним Сюаньминь, всегда заговаривавший редко, отодвинул штору:

— Ничто не повредит, я прослежу.

Голос его звучал сдержанно и безмятежно, необъяснимым образом он успокоил всех в повозке. Даже Сюэ Сянь, что в последние дни вёл себя с ним колко, и тот вынужден был признать, что этот Святоша, не касаясь прочего, по меньшей мере в разрешении трудностей всё же аккурат по руке.

Едва такая мысль промелькнула в уме этого большого господина, он лишился дара речи: «…Как вообще можно использовать фразу “аккурат по руке”, описывая этого Святошу?..»

Как-никак, такими словами описывают личную собственность: в любом случае придётся сначала взять нечто в руки, и лишь тогда оно будет «по руке».

С каменным лицом удерживаясь за дверь повозки, Сюэ Сянь задумался на мгновение и почувствовал, что, видимо, по ошибке съел крысиного яда.

Но Святоша всего-навсего ничтожный смертный, и когда он, Сюэ Сянь, восстановится, то в теле истинного дракона ему будет легче лёгкого крутить им, как только заблагорассудится. Так что…

Не говоря уже о том, чтобы взять в руки, он хоть и в зубах его сможет держать, достаточно открыть да закрыть рот. Так-то!

Так, не зная стыда, поразмыслил этот Старейший и в тот же миг преисполнился уверенности в себе и своей правоте.

В уме он разыграл большое представление о сражении человека и дракона, а в конце всё-таки не холодно и не тепло покосился на Сюаньминя внутри повозки.

Сюаньминь, ничего не знавший о картине в его воображении, оказался весьма озадачен косым взглядом.

По характеру он был неизменно бесстрастным и, разумеется, не углублялся в чужие так называемые выразительные взгляды и выражения лица. Он счёл, что этот Старейший в самом деле горит так сильно, что ему никого видеть не по нраву, и, не собираясь подливать масла в огонь, лишь окинул его взглядом и продолжил смотреть за штору.

В некоторой степени это его движение бесспорно как раз подлило масла в огонь в ином смысле.

Сюэ Сянь увидел его выражение, подобное самому холодному зимнему дню, когда мороз крепок и снег даже не думает таять, и тотчас у него неописуемо зачесались руки, так захотелось подраться с ним наяву. Пусть даже он и сам чувствовал, что повод этот на самом деле безоснователен — всё-таки он знал Сюаньминя не первый день, давно пора было привыкнуть к его ни холодному, ни тёплому облику, тому, как он непоколебимо избегает ссор, — но только вот… было не так уж приятно.

Словно истинная ци свободно текла по меридианам и сосудам, но в одном месте вдруг оказалась заблокирована. Никакой тяжёлой болезни или сильной боли, просто слегка нехорошо.

Снова нахлынул внутренний жар. Будто в шторм на реке, он поднимался волна за волной и каждый раз не ослабевал долгое время, слово и вовсе не имел конца.

Раздражающе.

Мужчина с лицом в шрамах натянул поводья, пытаясь направить ведущую лошадь на восточный мост, но без толку — та была ещё беспокойнее Сюэ Сяня, всхрапывала и ржала раз за разом, поворачивалась туда и обратно на краю скалы, но шагнуть вперёд не соглашалась.

— И бить — бил, и заманивать — заманивал, и криком гнать — гнал, что же она никак не хочет ступать вперёд? Раньше ведь такого не было, а! Странно это, — заговорил старик Ли с сомнением, видя происходящее.

— Сегодня управлять особенно трудно. Разве не говорят, что лошади умны? Может, только что она испугалась и ощутила, что дорога впереди довольно опасна, потому и не спешит идти, — ответил мужчина с лицом в шрамах, но всё же похлопал лошадь по загривку, увещевая и принуждая разом, и лишь теперь заставил её неохотно двинуться вперёд.

Колёса медленно покатились, и старик Ли спешно подбежал обратно к своему стоящему экипажу, только выражение его неизвестно отчего было растерянным и обеспокоенным. Перед тем как сесть в повозку, он как раз поднял взгляд и заметил Сюэ Сяня, так что временно взял лицо под контроль и сказал успокаивающе:

— Всё в порядке. Лошадь отказывалась идти, так что немного задержались, но повозка поедет как должно.

Внезапная неприятность в дороге, похоже, вот так и разрешилась. В самом деле хлопотно, но гораздо лучше чем то, чего смутно опасались Цзян Шинин и остальные.

Сюэ Сянь кивнул старику Ли в знак приветствия, а после того, как закрыл дверь, сел, прислонившись к ней и обхватив руками предплечья. Он больше не намеревался изливать жар на Сюаньминя и не заговаривал, выглядя исключительно безучастно.

Мост, которым ехал мужчина с лицом в шрамах, на самом деле был даже немного просторнее, чем разрушенный. Повозки, что тянули лошади с ослом, медленно катились по нему вперёд, и по бокам до края места оставалось ещё с избытком. С виду не так уж и опасно.

С тех пор как ступила на горную дорогу, ведущая лошадь стала вести себя хуже прежнего: она шла, постоянно останавливаясь.

Время от времени впереди слышались разнообразные успокаивающие слова и нагоняи. Ржание теряющих терпение лошадей, скрип катящихся по снегу колёс и редкий свист хлыста смешивались и сливались воедино. Чем глубже в горы они уходили, тем большую тревогу ощущали.

— Действительно ли всё в порядке? Почему я никак не могу успокоиться хоть немного? — Цзян Шинин в повозке сидел прямо-таки как на иголках, лицо его было затянуто тревогой, как свинцовыми тучами, а облик от обычного медлительного отличался так сильно, точно это был вовсе другой человек.

Поволновавшись ещё мгновение, он, похоже, запоздало осознал, что его состояние не вполне логично, и заговорил нерешительно:

— Почему я настолько встревожен с тех пор, как мы въехали в горы?

— Тяжёлая иньская ци, — Сюэ Сянь сказал это исключительно ровно.

Обычно он говорил более или менее окрашенным тоном — либо язвительным, либо насмешливым, богатым на эмоции, выраженные иногда сильно, иногда — совсем нет, но никогда не звучал спокойно.

Такой тон, как сейчас, без каких-либо эмоций, другие слышали от него действительно крайне редко, а потому возникло неописуемое ощущение, что с атмосферой что-то не так.

Цзян Шинин почувствовал, что сейчас ему лучше замолчать и ничего больше не говорить, чтобы не спровоцировать этого Старейшего. Однако краткие, но ёмкие три слова Сюэ Сяня растревожили его ещё сильнее.

Что он назвал тяжёлой иньской ци?

Сюэ Сянь не открывал рта, зато Лу Няньци дотронулся до веток в руках и добавил:

— Если я не путаю, лодочник говорил, что в округе Аньцин землетрясение обрушило гору.

— М? — Цзян Шинин повернулся посмотреть на него.

Лу Няньци с каменным лицом повернул голову и сказал ему тихо:

— Как думаешь, могло ли в горах задавить насмерть нескольких человек?

Цзян Шинин молчал.

Не понять, нарочно ли этот мальчишка пугал или как, но такая фраза производила впечатление, будто он рассказывает страшилку.

Каменный Чжан снова выглядел так, точно вот-вот заплачет:

— Дитя, сколько же тебе лет, а? Не учись у других запугивать людей наобум!

Лу Няньци закатил глаза, сдержав злость, и молча тронул свои ветки.

Ладонь Сюэ Сяня была уже почти обжигающе горячей, однако он по-прежнему сидел совершенно неподвижно с томным видом и полуприщуренными глазами и не намеревался снова учинять зло; только вот для остальных в повозке это было несколько непривычно.

На время повозка погрузилась в тишину. Возможно, это было обманчивым впечатлением Цзян Шинина, но ему казалось, что тишина эта по-настоящему томительна…

Горную дорогу они преодолевали медленно. Не разобрать, что случилось с лошадьми, но если в самом начале они ещё пробежали несколько шагов, то после перешли на ходьбу, а дальше — едва двигались.

Примерно половину шичэня спустя они доплелись лишь до середины склона.

Сюаньминь всё время приподнимал пальцем штору и невозмутимо наблюдал за обстановкой снаружи. Он не проронил ни слова, и Цзян Шинин с остальными постепенно немного успокоились.

Ладонь Сюэ Сяня ощущалась поистине крайне неприятно, вплоть до того, что даже просто как горячую её было уже не описать. Сидя с полуопущенными глазами, он вовсе не собирался ничего касаться, чтобы высвободить тепло.

Едва желание докучать исчезло, всё стало совершенно безынтересным.

Жар был не так чтобы совершенно невыносимым. Горит так горит, пусть.

Так он равнодушно фыркнул про себя.

Как раз когда томящее ощущение, будто его сжигают, начало расстилаться от запястья к прочим частям тела, перед ним внезапно возникла слегка худощавая ладонь.

Остолбенев, Сюэ Сянь поднял веки и посмотрел вбок. Средним и указательным пальцами правой руки Сюаньминь удерживал край шторы, взгляд его не сместился и чуть-чуть, по-прежнему невозмутимо, как вода, всматриваясь наружу, но левая рука ладонью вверх раскрывалась перед Сюэ Сянем.

Не понять отчего, сердце Сюэ Сяня подпрыгнуло. Однако он очень скоро пришёл в себя и сказал, непроизвольно снова используя тот прохладный тон:

— Зачем ты вдруг показываешь руку?

Наконец Сюаньминь мимолётно оторвал взгляд и мазнул им по его рукам, обхватывающим предплечья.

— Не нужно что-то, чтобы рассеять жар?

Договорив, он с равнодушным выражением снова посмотрел наружу, однако ладонь так и раскрывалась перед Сюэ Сянем — её он не убрал.

Ци, путь которой был перекрыт, вдруг потекла ровно и беспрепятственно.

Сюэ Сянь взглянул на ладонь сверху вниз, выставляя напоказ последние крохи важного вида, прикусил кончик языка и нахмурил брови с таким видом, будто задумался на миг совсем безучастно. Затем приподнял подбородок и заговорил лишённым всякого желания тоном:

— Ладно, в кои-то веки отвечаешь дельно… так что я не стану церемониться.

Едва сказав это, он весьма бесстыдно вытянул обе лапы: одной ухватился за ладонь Сюаньминя, дарящую ему приятную прохладу, а другой, обнаглев, подобрался к Сюаньминевому лицу, привлекая внимание.

И оказался оттиснут Сюаньминем назад.

Сюэ Сянь как раз вздохнул с всецелым облегчением, рассеивая тепло, а Сюаньминь же, смотревший наружу, внезапно нахмурился.

— Что такое? — как только поднял голову и заметил его выражение, Сюэ Сянь попросту склонился мимо Сюаньминя к шторе, чтобы выглянуть через щель.

Горный путь был извилистым, и на витке внизу они со своего места как раз могли увидеть большую груду осыпавшихся с горы обломков, что перекрыли длинный отрезок дороги. Камни лежали в полном беспорядке, а под их завалом было что-то ещё…

— Почему мне кажется, что под завалом… лошадиная повозка? Не было ли в ней ещё и людей?! — видя обстановку, Цзян Шинин тоже не стерпел и высунул голову посмотреть. Место у него было по-настоящему неудобным для этого, он вытянул шею так, что едва не сломал её, прежде чем сумел разглядеть хоть краешек.

— Да, лошадиная повозка… — ответил Сюэ Сянь и сказал тихо: — Взгляни ещё раз, она не кажется тебе знакомой?

Цзян Шинин ужаснулся. Он закаменел на мгновение и понял вдруг, отчего Сюэ Сянь велел им не приближаться слишком к мужчине с лицом в шрамах и его спутникам.

— Ты хочешь сказать… они… они все…

— Ш-ш-ш… — прервал его Сюэ Сянь. — Когда сталкиваешься с такими людьми, некоторые слова — табу. Не стоит говорить, только скажешь, они тут же очнутся.

Он приостановился и добавил:

— Тем более нельзя позволить им увидеть…

Сюэ Сянь выдержал паузу и указал подбородком за штору:

— Иначе будет неспокойно.

Однако экипаж уже спешил к тому месту, на гору и с горы вела только одна дорога, да к тому же узкая. Развернуться на полпути было никак невозможно.

— И как это можно не увидеть?! — у Цзян Шинина похолодело сердце.