Онлайн чтение книги Медные монеты на алтарь предков Copper Coins
Глава 32 - Замок с печатью (4)

Улица Ломэй[1] была самой цветущей в уезде Волун. Поскольку в домах, среди которых встречались и здания на несколько этажей, по обе стороны улицы было высажено множество красных слив, когда наступала зима и особенно когда случались снежные дни, тёмно-красные сливовые лепестки опадали в чистый снег, украшая мелкой россыпью всю улицу. Эту картину считали лучшей в уезде Волун, по-настоящему прекрасной. Так и появилось название — улица Ломэй.

[1] Ломэй — опадающая слива.  

Здесь были постоялые дворы, ломбарды, харчевни, рестораны и, конечно, немало всего прочего. Одних только лавок с шелками было не меньше трёх, а то и все пять, они теснились между лавок с косметикой и украшениями.

Сюэ Сянь был привередлив. Обвиваясь вокруг запястья Сюаньминя, он не хотел ни чтобы его видели проходящие мимо люди, ни чтобы всё лицо ему закрывал рукав, и настаивал, чтобы Сюаньминь приподнял широкий край, аккурат чтобы наружу показались глаза. Немного погодя своей вознёй он сбрасывал рукав и заставлял Сюаньминя поднять тот снова.

Что же дурного в том, чтобы идти себе и всю дорогу приподнимать рукав?

Поначалу Сюаньминь ещё прислушивался к его словам, но затем он становился всё беспокойнее, Сюаньминь окинул его быстрым взглядом и попросту тряхнул рукавом, полностью укрыв. И как бы он ни безобразничал на запястье, Сюаньминь больше не выпускал его.

На мгновение Сюэ Сянь вытянулся в темноте как труп и, не подавая ни звука, отметил каждый палец оттиском зубов; начав с большого, он докусал до мизинца и в итоге откровенно вцепился в него, не выпуская изо рта.

Сюаньминь пошевелил мизинцем несколько раз, но, видя, что это ничего не дало, просто пошёл дальше, словно бы кусали не его.

Если говорить о том, насколько зол был Сюэ Сянь на самом деле, начистоту, то он не был разгневан. Он и впрямь имел дурной нрав, на каждом шагу готов был взлететь к Небесам, привык вести себя дерзко и заносчиво, потому по любому поводу высказывался открыто и без тени раздумий. Однако это вовсе не значило, что его действительно мог вывести из себя даже пустяк, яйца выеденного не стоящий.

Он бесчинствовал так просто потому, что хотел подокучать Сюаньминю.

Изначально оттого, что Сюаньминь поймал его, заставив чувствовать себя так, точно всё его былое величие смели подчистую; он негодовал. Бесчинствовал-бесчинствовал — и привык, как будто если не донимал Сюаньминя, то весь чувствовал себя неуютно. Пусть даже они несколько раз преодолели опасности вместе и возмущение, что он испытывал в самом начале, давно уже рассеялось как дым, он по-прежнему не мог удержаться, чтобы не подначить время от времени.

Пожалуй, потому, что Сюаньминь был чрезмерно холодным и спокойным, а Сюэ Сянь прежде не встречал никого, кто был бы таким же; вот он и хотел встряхнуть Сюаньминя, хотел взглянуть, каков этот Святоша в миг, когда теряет спокойствие и равнодушие.

Вероятно, всё дело было в том, что он изнывал от скуки, потому и хотел потешаться над этим Святошей… Так Сюэ Сянь думал.

На самом деле даже такое случайное и поверхностное, как касание стрекозы к водной глади, размышление над мотивами своих поступков для этого Старейшего было сродни поднятию целины. В общем, это произошло либо от нечего делать, либо от жестокого голода.

Сюэ Сянь ощутил, что голоден, лениво свесил голову, наблюдая, как кончик его хвоста слегка покачивается в такт шагам Сюаньминя, и сказал:

— Святоша, ты всё ещё должен мне обед.

Сюаньминь не имел причуды разговаривать с самим собой посреди улицы, потому не обращал на него внимания.

Кто мог знать, что это злобное создание ослабит хватку на его мизинце, пустит в дело лапы, поднимется на несколько шагов вдоль запястья, намереваясь так заползти по руке к самому воротнику, и скажет, карабкаясь:

— Не слышишь? Тогда я буду говорить прямо тебе в ухо.

Сюаньминь молчал.

Когти Сюэ Сяня, как и чешуя, стали значительно мягче, и от его ползания рука Сюаньминя ничуть не болела, зато несколько зудела. Пока он не двигался, было терпимо, но как только начинал шевелиться… Словом, это очень раздражало.

Сюаньминь тут же нахмурился, пальцы, скрытые рукавом, дёрнулись, сжали хвост этого непослушного злобного создания и потянули его обратно.

Сюэ Сянь сощурился, обеими лапами уцепился в кожу на предплечье Сюаньминя, и пока его стащили, кончики его когтей протянули ряд линий.

Морщинка между бровей Сюаньминя стала глубже, и он всё-таки ответил пресно:

— Когда я задолжал?

Прохожий, что как раз шёл мимо, взглянул на него со странным выражением лица, должно быть, считая, что этот буддийский монах, разговаривающий сам с собой, слегка ненормальный. Однако, поразглядывав немного, он, напуганный ледяным характером Сюаньминя, поспешно опустил взгляд и ушёл прочь.

Сюэ Сянь припомнил тот случай весьма возмущённо:

— Когда вломился в семейную лечебницу Цзянов, ты оборвал мою трапезу. Этот книжный червь спозаранку, в пятую стражу, помог мне купить еды в ресторане и истратил уйму усилий, чтобы принести её обратно. Всё это были фирменные блюда того ресторана, такого вкуса не найти больше нигде. Я заплатил деньги, но не успел и палочками пошевелить, как ты вмешался и всё пропало. — Он спросил небрежно, растягивая слова: — Так скажи, разве ты не поступил бессовестно? Разве не должен возместить мне?

Совершенно разумно, и справедливо, и обоснованно.

Можно ли сказать этому Старейшему «не должен»? Скажешь — он может и Небеса перевернуть.

Впереди как раз виднелась лавка готового платья, а снующие в обе стороны люди, минуя Сюаньминя, втягивали шеи; он не стал много говорить, слабо хмыкнул, что можно было считать за ответ, и, повернувшись на носках, направился в лавку.

Лавкой готового платья владела супружеская пара средних лет. Муж перебирал счёты, щёлкавшие, пока он подсчитывал, а жена держала у пазухи медную грелку для рук и, опустив голову, плела что-то, что с виду походило на некий узел со сложным узором.

Сюаньминь ходил почти бесшумно и носил подобные снежному облаку монашеские одежды; он был далёк от мирской суеты, как казалось на первый взгляд, и отчасти выглядел так, будто спешил домой на похороны члена семьи, получив известие о смерти.

Хозяйка заметила краем глаза, как в лавке вдруг возникла белая тень, и её руки, плетущие узел, тут же вздрогнули.

— Айю, напугал меня до смерти! — она хлопнула себя по груди и, ещё не оправившись от испуга, подняла голову, а когда увидела, что вошедший — молодой буддийский монах, тотчас остолбенела, выражение лица её стало немного причудливым.

Стояла середина зимы, и людей приходило уже значительно меньше, тем более сегодня весь день было сумрачно. Прежде, как говорят, на побережье сверкали молнии и грохотал гром, шёл довольно странный ливень, вздымались и бурлили волны, и сейчас грозовые облака нависали снова, порывисто дул северный ветер — ещё раз собирался дождь со снегом, и прохожие торопились более обычного.

Сегодня супруги ещё ничего не заработали в одёжной лавке, они еле-еле дождались, что кто-то войдёт — и это оказался монах.

Что толку с монаха?

Сперва хозяйка невольно взглянула на руки Сюаньминя.

Не принёс чашу для еды и милостыни, пришёл не за тем, чтобы собирать подаяния.

Впрочем, выражение лица хозяйки от этого не стало хоть сколько-нибудь приятнее. В конце концов, положение буддийских монахов сейчас было немного своеобразным, и это было напрямую связано с нынешним гоши[2]…

[2] Гоши (также наставник государя и наставник страны) — при некоторых династиях это была придворная должность буддийского монаха высшего ранга, который отвечал главным образом за религиозные вопросы.  

Всем известно, что гоши — буддийский монах, к тому же монах крайне могущественный. Говорят, мастерство его достигает небесных высот, он способен улучшить эпоху построением фэншуй и, что самое важное, живёт уже очень долго, так долго, что едва ли остался кто-то, кто может точно сказать, насколько же много ему лет. Он проследовал за пятью поколениями императоров, он — единственный гоши вот уже сотню лет.

Обычные люди могут увидеть гоши самое большее раз в год, а именно — когда во время зимнего солнцестояния на горе Тайшань ежегодно приносят жертву Небесам. Грандиозное войско устремляется из столицы к подножию Тайшань, и народ из уездных городов, что лежат на пути, может бегло взглянуть собственными глазами, хоть и должен оставаться сдержанным.

Однако гоши всегда носит серебряную маску в виде морды животного, просторные монашеские одеяния и багряно-красную кашью[3], что закрывает его руки и стопы. Не увидеть облик, не разглядеть и возраст.

[3] Кашья — традиционная накидка буддийских монахов из лоскутов. Чем больше лоскутов — тем выше ранг монаха.  

Однажды кто-то клялся и божился: гоши — попросту едва ли не нечисть, хоть не видно ни его лица, ни рук или ног, однако, взглянув на шею, тоже можно понять, что он и близко не почтенный старец. Морщины на шее состарившегося человека не скрыть. Ладно бы долголетие, но прожить сотню лет и не постареть — это уже чрезвычайно пугающе.

Но точно так же кто-то рассказывал, что видел раз отряд, направляющийся принести жертву Небесам, и у гоши в отряде шея была морщинистой, вот только не как у дряхлого старика, а как у человека средних лет.

Другие утверждали, что гоши уже давно сменили несколько преемников, да только чтобы не дать посторонним разглядеть, они всегда носят маску.

Словом, сколько людей, столько и мнений, истинное от ложного отличить трудно. Простой народ к подобным таинственным и непонятным делам всегда относится с некоторым благоговейным страхом. Но у этого гоши не только внешность и возраст окружены тайной, говорят, нрав его тоже необычайно причудлив, мрачен ли он или светел — неясно. В столице о гоши ходит немало слухов…

Говорят, что гоши как будто практикует совершенствование в молчании, целыми днями он не говорит ни слова и холоден, словно заснеженные хребты Тянь-Шань, отчего помощники дни напролёт дрожат от страха и не знают, правильно ли они что-то делают или нет, хорошо ли или плохо. Ещё рассказывают, что гоши владеет чёрной магией; каждые несколько лет он находит и забирает с собой одного-двух маленьких детей, которые, как говорят, близки к пробуждению природы будды[4] и наделены корнем мудрости, однако спустя ещё пару лет эти дети бесследно исчезают. Некоторые полагают, что гоши, вероятно, выплавляет из них лекарство либо проделывает с ними ещё что-нибудь чудовищное, и клятвенно заверяют, что в обиталище гоши нередко стоит запах крови. Когда люди слышат об этом, у них от страха волосы встают дыбом и они не осмеливаются обдумывать тщательно.

[4] Природа будды — исходя из своего понимания, в двух словах я бы объяснила это так: дух, единый со всем сущим. Природой будды обладает каждый, однако она, можно сказать, спит, а пробуждается с достижением просветления. О ней неплохо написано в «Википедии»: https://ru.wikipedia.org/wiki/Природа_будды

Уже и не разобраться, откуда именно пошли все эти слухи. Как-никак, никто не посмеет сплетничать о гоши, раскрывая своё настоящее имя, тем более что те немногие, кто в прошлом открыто противостоял ему, в итоге кончили плохо.

Поэтому простые люди ещё больше уверились в таких пересудах.

Кроме того, хотя гоши действительно усмирил немало стихийный бедствий, но всегда, как только он утихомиривал беду, следом происходила целая цепь странных событий; дошло до того, что народ от этого боялся гоши только сильнее и всегда считал его демоническим монахом этой эпохи — трудно сказать, когда демоническая болезнь проявится, но тогда никто не сумеет остановить его.

В этом году гоши не появился на церемонии жертвоприношения Небесам, что было невиданной редкостью. Исключительно потому, что, как поговаривали прежде, он нежданно пережил большое несчастье и был вынужден уйти в затвор самосовершенствоваться. Если говорить небрежно, то он столкнулся с неким трудным делом, если же серьёзно — то раз он не смог присутствовать на жертвоприношении Небесам, значит, дело это неизбежно касается жизни и смерти, кто знает, может, отведённые ему годы скоро исчерпаются!

Что до этого, то простой народ обычно лишь тайком хлопал в ладоши от радости.

Несколькими десятилетиями ранее, когда слухи о гоши ещё не распространились по улицам и улочкам, в монастырях каждой области и каждого округа по всему государству благовония воскурялись неимоверно щедро и обхождение народа с буддийскими монахами тоже было значительно лучше. Однако с тех пор, как разнеслась молва, на образ буддийских монахов упала тень.

Когда нужно провести заупокойную службу или избавиться от нечисти, придётся, зажав нос, отправиться в храм и пригласить людей, но в обычное время, когда всё благополучно, большинство, увидев буддийского монаха, тотчас пойдёт в обход, лишь бы не иметь с ним никаких дел.

Однако этот уже вошёл внутрь, а выгнать человека никак нельзя, к тому же Сюаньминь от рождения был хорош собой. Хозяйка скользнула взглядом по его лицу, и выражение её собственного смягчилось, она отложила узел, что держала в руках, на прилавок, поднялась и поприветствовала:

— Этот наставник хочет… приобрести готовое платье?

Про себя хозяйка всерьёз усомнилась: «Этот монах пришёл в лавку готового платья за монашескими одеждами?»

Сюаньминь не стал вдаваться в объяснения, издал «Мгм» и, не говоря ни слова, окинул взглядом выставленные в лавке образцы платья.

Хозяйка молча сжала грелку для рук, думая, что нрав этого монаха поистине холоден — замораживает людей так, что даже если захочешь быть сердечным, не сможешь.

Она толкнула занимавшегося подсчётами хозяина локтем и сказала:

— Нечего костяшки перебирать, чуть позже посчитаешь, сначала поздоровайся.

Хозяин был человеком медлительным, он потёр поясницу, поднял голову и заговорил неспешно:

— Какого фасона платье хочет молодой наставник? Наша лавка маленькая, у нас нет готовых монашеских одежд, но если требуется, то можем за ночь сшить комплект, надо только снять мерки для платья наставника.

— Не нужно, — ответил Сюаньминь.

Хозяйка растерялась. Постоянно бросает по слову-другому, как такому вообще что-то продать?

Сюаньминь выглядел совсем как человек, который никогда не переступал порог такого рода лавок. С ног до головы в белом, стоя в торговой части помещения, он казался совершенно чуждым этому месту. Он не стал отбирать особенно тщательно, мимоходом потрогал рукава двух ближайших зимних халатов, окинул взглядом приблизительную длину рукавов и примерно вспомнил, какого роста было это злобное создание, когда вернулось к человеческому облику. Он собирался взять пару любых подходящих.

В результате Старейший, обернувшийся вокруг его запястья, был недоволен.

— Эти зимние одежды настолько толстые, что ими можно дыры в городской стене затыкать. Наденешь — и только и сможешь, что по земле кататься, — с крайним презрением отказался Сюэ Сянь. — Так или иначе, я не хочу это, купишь — сам и носи!

Он знал, что в лавке нельзя слишком уж наглеть, и голос его был очень низким, словно по горлышку кувшина, по зазору в рукаве он поднялся Сюаньминю в ухо.

Удерживая в руках медную грелку, хозяйка несколько мгновений всматривалась в Сюаньминя, когда взгляд её проследил за его руками и упал на те зимние одежды, она тотчас поняла:

— Наставник покупает для кого-то другого?

— Мгм, — ответил Сюаньминь, по-прежнему рассматривая то готовое платье.

— Есть ли какие-то предпочтения? — хозяйка немного подумала и добавила: — Позвольте спросить, для какого толка человека вы покупаете? Возможно, мы сможем помочь вам и посоветовать пару комплектов.

Взгляд Сюаньминя упал на тёплый халат… довольно-таки ранящего глаз цвета, он припомнил Сюэ Сянев вздорный характер озорника, чуть что поднимающего шум, и подобрал короткое описание:

— Воплощение фазана, что преследует людей, чтобы клюнуть.

Хозяйка растеряла слова.

Как и Сюэ Сянь.

У медлительного хозяина были прищуренные в улыбке глаза, он указал на то платье, на которое и взглянуть было больно, и сказал:

— Платье перед наставником как раз недурное — яркое, смотрится свежо.

Куча смешанных цветов, как будто только что с фазана и содрали. Действительно в самый раз.

Сюэ Сянь сказал тихо:

— Ты, видимо, жить расхотел…

В конце концов под угрозы изодрать когтями и искусать от этого Старейшего Сюаньминь всё же помог ему купить три комплекта готового платья. Одинаково чёрные, почти такие же тонкие, как монашеские одежды на самом Сюаньмине, лёжа на прилавке, вместе с Сюаньминевыми траурными одеждами человека, спешащего домой на похороны, они как будто аккурат составляли пару чёрного и белого духов, забирающих души в царство мёртвых[5].

[5] О проводниках в царство мёртвых можно почитать здесь: https://daryakrasilnikova.com/китайские-проводники-в-царство-мёртв/. Интересная история.  

Когда хозяйка отдавала ему свёрток, выражение её лица было таким, что в двух словах и не опишешь — казалось, она мёрзла от одного лишь взгляда. Не сдержавшись, она крепко обхватила медную грелку, о которую грела руки.

Когда Сюаньминь положил на прилавок серебро, уголки её рта вытянулись. Про себя она даже подумала, что этот монах, должно быть, не особенно выходит за врата храма и попросту ни малейшего понятия не имеет, что и сколько стоит. В этом уезде всего лишь чуть больше чем за двадцать лянов можно купить дом, где уж выбрасывать столько денег, покупая три комплекта одежды.

Хозяин молча достал маленькие медные весы, чтобы взвесить серебро, и попутно сказал хозяйке дать Сюаньминю сдачу медяками.

Когда Сюаньминь положил руку на прилавок, Сюэ Сянь случайно заметил лежащий там узел.

Мгновение он всматривался в наполовину готовый узел, затем ткнул Сюаньминя когтём и, пока супруги отвлеклись, струйкой дыма вскарабкался Сюаньминю к шее и прошептал:

— Внезапная удача. Что думаешь, разве не похож этот узел на узор гравировки снизу каменного замка?

Тот каменный замок был тяжёлым не на шутку, с таким никак не побегаешь, куда вздумается. Сюаньминь одолжил в доме Лу несколько примитивных инструментов и сделал отпечаток узора с донного торца замка. Сюэ Сянь так долго обитал в потайном мешочке Сюаньминя, что уже относился к нему почти как к гнезду. Ничуть не церемонясь, он совал туда всё подряд, в том числе листок с оттиском узора и железные бирки, что забрал со дна реки.

Благо всё это было мелким и лёгким, а иначе монашеские одеяния Сюаньминя провисли бы до земли и испортились.

Сюаньминь вынул тот листок из потайного мешочка и невозмутимо сравнил…

Узор на бумаге походил на причудливый тотем. Он был круглым, в самом верху лежал ничком, вытянув лапы, подобный насекомому зверь, и не понять, была ли это летучая мышь или что-то ещё, а внизу клубился облакообразный орнамент.

Как-никак, плетение узла и гравировка создавали несколько разный эффект, на первый взгляд они вовсе не казались одинаковыми, но если тщательно присмотреться, становилось ясно, что они в самом деле похожи. Только выгравированный зверь в своей простоте выглядел свирепо, выплетенный на узле же был несколько скруглён и значительно мягче.

Сюаньминь и Сюэ Сянь прежде никогда не видели такого узора и уже даже были готовы к труднейшим поискам, но вовсе не ждали, что дело вдруг сдвинется с мёртвой точки вот так сразу.

— Для чего этот узел? — Сюаньминь убрал листок и коснулся прилавка.

Хозяйка, как и сказал хозяин, отсчитывала медяки, услышав вопрос, она ответила:

— О, это плетение для долголетия в счастье и благополучии. — Подняв голову, она заметила выражение лица Сюаньминя и добавила: — Необычный, не так ли? Я научилась этому узору несколько лет назад, хотя я больше нигде его не видела, он и правда действенный. Мой сын носит при себе этот узел, и он несколько раз защитил от несчастий, вот только сам узел в конце концов испортился.

Сюаньминь:

— Где вы научились?

— У жены Каменного Чжана, — сказав это, хозяйка вспомнила, что Сюаньминь, вероятнее всего, не местный житель, и пояснила: — Каменный Чжан — известный в нашем уезде резчик по камню, он исключительный мастер, его приглашало немало господ из столицы. Его жена — искусная рукодельница, она любит плести красивые безделицы, я научилась у неё.

Каменный Чжан?

Сюэ Сянь вспомнил тот каменный замок, погружённый на дно реки, и подумал про себя: «И там камень, и здесь камень — разве случайность?»

Разумеется, Сюаньминь тоже не упустил такое совпадение. Он взял свёрток одежды и медяки и спросил:

— Где живёт этот Каменный Чжан?

— Идите вдоль улицы на восток, к переулку Хугуа, вам нужен дом с кучей необделанного камня у ворот.

Резчики из округа Хуэйчжоу знамениты, немало людей специально приезжает сюда в поисках умелого мастера, что вырезал бы для них несколько вещиц. Так что вопрос не показался хозяйке подозрительным, она без колебаний указала место.

Сюаньминь, в отличие от Сюэ Сяня, умел ориентироваться в направлениях и, покинув лавку, добрался до переулка Хугуа достаточно быстро.

Особенность, на которую указала хозяйка, в самом деле бросалась в глаза: стоя в начале переулка Хугуа, можно было увидеть, что дальше есть дом с выложенными горкой камнями у ворот.

Он подошёл к тем воротам и постучал медным дверным кольцом.

Однако же из-за ворот долго не доносилось никакого шума…

— Молодой наставник ищет Каменного Чжана? — Мужчина средних лет, проходивший мимо Сюаньминя, сказал: — Он не дома, я живу по соседству, через стену, и его дом пустует уже больше чем полмесяца, там целыми днями кромешная тьма и ни звука не слышно. Должно быть, его снова пригласил какой-нибудь господин из другого города.

Сказав это, мужчина с сомнением добавил:

— Вот только его жены тоже нет, может, они отправились навестить родственников? Трудно сказать. В общем, стучать в ворота бесполезно, за эти полмесяца приходило много людей, и все явились напрасно. Приходи ещё раз попозже.

Договорив, он взглянул на небо, не стал болтать больше и поспешно ушёл, уже через пару шагов войдя во двор поблизости.

Увидев, что он зашёл в ворота, Сюаньминь отвёл взгляд и с опущенными руками застыл перед входом в дом Каменного Чжана.

Сюэ Сянь не слишком удобно шевельнул лапами, рядом никого не было, и он высунул голову из рукава, переводя дыхание.

Сюаньминь приподнял пальцем его тоненький хвост, нахмурился и спросил:

— Почему ты весь горишь так внезапно?

— Не только горю, я ещё и очень распух. — Тонкий длинный язык Сюэ Сяня свешивался с его полуоткрытой драконьей пасти, казалось, он ни жив ни мёртв.

Это ощущение вовсе не было новым для него, в прошлый раз, когда всё его тело было вот так охвачено жаром и раздуто, он всё ещё находился на острове Фэньтоу. Результатом раздувающего жара стало возвращение духа в тело. Теперь, когда это чувство появилось снова, как он мог просто взять и упустить его?

Сюэ Сянь, ворочая своим длинным языком, обратился к Сюаньминю:

— Будь добр, толкни дверь, ну или через стену перелезь. В доме этого Каменного Чжана что-то спрятано.

Сюаньминь промолчал.

Немного подумав, Сюэ Сянь добавил:

— Когда окажешься внутри, лучше найди пустую комнату и оставь меня там вместе со свёртком одежды.

Сюаньминь уже положил ладонь на ворота дома Чжан, но услышав его, замер и спросил:

— Зачем?

Сюэ Сянь деланно засмеялся и ответил не холодно, но и не тепло:

— Моё тело раздулось так жутко, что, боюсь, я не смогу поддерживать эту форму. Если не обращусь человеком, должен буду вернуться к изначальному облику и, можешь не сомневаться, обрушу половину уезда Волун, а ты станешь лепёшкой молодого монаха.