Онлайн чтение книги Медные монеты на алтарь предков Copper Coins
Глава 92 - Мир на сотню лет (3)

Глаза его были распахнуты очень широко, казалось, стоит прикрыть лишь немного — и заволакивающая непроглядно чёрные зрачки туманная пелена тут же прольётся из уголков.

В носу стоял густой запах крови, что доносился вместе с ветром с побережья, огибавшим руку Сюаньминя, вился у Сюэ Сяня в носу — и никак не рассеивался. Вздымающиеся до небес речные волны и сотрясающиеся непрестанно горы отражались у Сюэ Сяня в глазах, в разуме же его, однако, было совершенно пусто.

Пять чувств явно уже начали постепенно возвращаться, и тем не менее он ощущал, что по-прежнему не может видеть, не может слышать.

А иначе как мог всегда холодный, даже кивавший очень мало Сюаньминь свесить голову так низко, настолько низко, что казалось — никогда уже не поднимет вновь; иначе как могли они сидеть вот так друг перед другом на коленях на земле, с головы до ног в крови, ещё и чтобы рука Сюаньминя накрывала его лицо и он не говорил ни слова…

Эффект костей будды наконец стал распространяться, медленно утихли бурлящие реки, постепенно успокоились дрожащие громады гор.

Золотые нити, заслоняющие небо и покрывающие землю, наконец тоже понемногу угасли, медные монеты среди бури дважды всколыхнулись со звоном и выпали из руки Сюаньминя; место, куда они упали, было тем самым, что Сюаньминь прежде очертил кругом.

То было маленькое построение, нарисованное кровью, что как раз была на руке. Медные монеты, усовершенствованные духовной силой всей его жизни, вместе с костьми будды и в самом деле могли сохранить мир на сотню лет.

Когда медные монеты упали в построение, пыльная почва в кругу осела, пять блестящих медных монет покосились — и скатились стремительно в глубины земли. Из места, где оказались погребены медные монеты, возник ореол бледного золотого света; подобно спокойным речным волнам он круг за кругом распространялся вширь — на сотню ли, на тысячу ли, на десять тысяч ли…

Лёгкий ветер приподнял уголок окровавленных монашеских одежд Сюаньминя, чуть обнажив маленькую фарфоровую бутылочку тонкой работы; только горлышко фарфоровой бутылочки было давно откупорено, внутри — совершенно пусто.

А когда золотой свет мягко овеял Сюэ Сяня, круглый красный паук, размером даже меньше рисового зёрнышка, скатился с ключицы Сюэ Сяня, похоже, исполнив, что должен был исполнить, — восемь лапок его были поджаты, он весь неподвижен.

В месте, где паук прикоснулся изначально, прибавилась маленькая, как кончик иглы, красная родинка; притаившаяся тихо, она чуточку отличалась от укуса паука единой жизни — если потрогать пальцем, можно было ощутить крохотную выпуклость.

Только Сюэ Сянь сейчас нисколько не сознавал этого, он смотрел окаменело и потерянно на Сюаньминя, словно не верил собственным глазам.

Рука Сюаньминя же всё ещё накрывала его лицо, ужасающе холодная — снега в землях крайнего Севера и те не сравнились бы. Под тонкой кожей запястья самого слабого биения — не было; тихо настолько, что повергало душу в смятение.

Такой большой отрезок драконьих костей был вплавлен в тело, и кровь Сюэ Сяня пылала, вдоль спины накатывало слой за слоем ощущение распирающего жара. Он должен был исходить испариной от жара, но пот его был холоднее холодного.

Чувство, с которым возрождался позвоночник, было отнюдь не приятным, нисколько не отличаясь от того, как скоблят кости и сдирают кожу. Но Сюэ Сянь, однако, не ощущал ни в малейшей мере, вплоть до того, что он даже не чувствовал, как восстановились живое дыхание и восприятие, потому что и руку, казалось, не в состоянии был поднять.

…

Долгое-долгое время спустя он наконец поднял непонимающе руку и стиснул запястье Сюаньминя, накрепко сжав ладонь, что вот-вот соскользнула бы с его лица.

Чем более обжигающей была его рука, тем более холодной — что лёд — казалась ладонь Сюаньминя.

— Ты… — Сюэ Сянь заговорил сиплым голосом, пытаясь позвать Сюаньминя, но только произнёс единственное слово, как охрип настолько, что голос пропал вовсе, задушенный в глубине горла. Движение его руки было несколько сильным, и когда он захватил запястье, то случайно потянул Сюаньминя.

Сюаньминь наклонился, готовый упасть, и оказался окостенело пойман Сюэ Сянем.

Подбородок его прижимался к плечу Сюэ Сяня, одну руку удерживал Сюэ Сянь, другая повисла совершенно безжизненно. На первый взгляд это походило на объятия, только один из них был уже бездыханным.

Под тяжестью этого веса влажная пелена, окутывающая глаза Сюэ Сяня, чуть дрогнула. Он резко закрыл глаза и с лишённым выражения лицом подавил почти переливающуюся за край влагу обратно.

Спустя ещё немного времени он, будто вдруг вспомнив что-то, открыл глаза. Всё так же удерживая Сюаньминя в объятиях, он высвободил одну руку, пошарил за пазухой и наконец нащупал маленькую бутылочку из белого фарфора — совершенно одинаковую с той, которую скрывал угол монашеских одежд Сюаньминя; это была именно что пара из Пещеры сотни насекомых.

Сюэ Сянь почти суматошно вытряхнул пауков мать и сына в фарфоровой бутылочке и лишь после нескольких попыток с точностью захватил мать-паучиху.

Ни с чем не считаясь, он опустил мать-паучиху на шею Сюаньминя сбоку, почти надавливая на спинной панцирь, не позволяя ей вырваться или убежать. Он наблюдал неотрывно, как мать-паучиха воспротивилась дважды и наконец всё же вынужденно укусила Сюаньминя за шею.

Сюэ Сянь не мигая смотрел на место, где она укусила, пока не заболели глаза; на коже там не появилось никаких изменений.

Всё тело его ужасно онемело, и никогда ещё он не чувствовал, чтобы что-то в этом мире способно было заставить его так сопротивляться тому, чтобы думать; он не мог больше думать вовсе, почти боялся.

Одна чёрная, одна белая — две фигуры обнимали друг друга, сидя на коленях на пребывающем в полном беспорядке берегу из чёрного камня; неизвестно, как долго они сидели, но долго настолько, что в обёрнутом вспять круглом построении кроваво-красный, окрашивавший статую целиком, уже полностью сошёл, дорожки крови на земле тоже беззвучно возвратились обратно, и лица тех двух сотен человек, что лежали на земле, больше не были серы, как пепел, в них смутно проступил лёгкий румянец.

У них было лишь по ране на большом пальце руки, и вся кровь в теле никак не могла иссякнуть, всё дело было лишь во влиянии кровавого построения, и только. Теперь кровавое построение повернуло вспять, и всё вернулось к начальной точке; не считая этих порезов да пары капель стёкшей крови подле рук, они ничего не потеряли больше.

Спустя ещё очень и очень долгое время даже Сюэ Сянь, обжигающе горячий с ног до головы, остыл от температуры тела Сюаньминя; на том участке категорически не отзывчивой кожи наконец медленно возникла крохотная кровяная родинка.

Только кровяная родинка эта была исключительно тусклой, бледной настолько, что Сюэ Сянь не мог быть уверен, является ли такая родинка успехом или неудачей.

Именно в этот момент в небе что-то захлопало вдруг крыльями и ринулось нырком вниз.

Сюэ Сянь, похоже, не замечал, пока чёрная тень не опустилась тяжело на землю, подскочила, прихлопывая крыльями, к его руке, уронила пропитанную пылью вещь, что несла в клюве, и клюнула несколько раз пальцы, пытаясь привлечь внимание.

Сюэ Сянь остолбенел надолго, прежде чем отреагировал; он бросил взгляд на землю и тогда лишь обнаружил, что это взращённая Сюаньминем чёрная птица.

Кто знает, сколько сил истратила эта чёрная птица, почти ставшая духом, чтобы домчаться сюда, но она, похоже, вовсе не страдала из-за своего безжизненного хозяина. Она подпрыгнула несколько раз, потёрлась головой о повисшую руку Сюаньминя, проявляя близость, и склонила голову набок, глядя на Сюэ Сяня; казалось, она увидела такую безбрежно горестную сцену отнюдь не впервые.

Сюэ Сянь всматривался в неё мгновение, затем опустил взгляд на брошенную ею вещь. Это был запылённый мешочек из холстины, и внутри мешочка, по-видимому, что-то было; когда его кинули на землю, оно издало тихий стук.

Чёрная птица увидела, что он совершенно недвижим, слегка вздохнула, допрыгала до мешочка, взялась клевать и тянуть за него острым клювом и наконец достала вещь внутри.

Сюэ Сянь остолбенел: это были пять медных монет.

Узор их выглядел точно таким же, что и у тех, которые всегда использовал Сюаньминь, и даже духовная сила практически не отличалась от используемой Сюаньминем. Сюэ Сяню даже незачем был прикасаться — он уже мог ощутить. Что ещё более странно — дыхание, что несла в себе эта духовная сила, неожиданно было самого Сюаньминя.

Единственное отличие заключалось в том, что пусть тонкая бечева, связывавшая пять медных монет, и имела благодаря духовной силе яркий цвет и казалась новой, но Сюэ Сянь тем не менее чувствовал, что лет этой связке медных монет немало, уже даже больше ста.

Когда медные монеты показались из мешочка, поскольку очутились близко к опущенной до земли руке Сюаньминя, они даже издали лёгкий гул, будто, разделённые чрезвычайно долгим промежутком времени, выражали близость к своему хозяину.

Восприятие Сюэ Сяня вмиг вернулось немного; поведение чёрной птицы и реакция медных монет позволили ему возвратить тень сознания, словно… Сюаньминь действительно ещё откроет глаза снова.

Он повернул голову и пригляделся к маленькой родинке на шее Сюаньминя — кто знает, не было ли это воздействием умонастроения, но та кровяная родинка как будто была уже не такой тусклой.

Может быть, в самом деле сработало…

Сюэ Сянь наконец отпустил руку Сюаньминя; лишь когда пошевелил пальцами, он обнаружил, как много всё-таки силы применил только что, вплоть до того, что когда внезапно отнял её, даже в суставах пальцев проступила ноющая боль.

Вместо того он обнял Сюаньминя за спину, собираясь поднять и забрать отсюда.

Но едва пошевелился, как ощутил, что что-то крохотное соскользнуло со складок его рукава, скатилось по тыльной стороне руки и упало на землю.

Сюэ Сянь замер в движении, удивлённо опустил голову посмотреть и, чуть поискав, нашёл на пропитанной кровью наносной почве тёмно-красного круглого паука размером с рисовое зёрнышко. Сюэ Сянь тут же нахмурил брови…

С пауком единой жизни прежде он был исключительно восприимчив к паукам, настолько, что в миг, как увидел этого паука, сразу непроизвольно подумал о Пещере сотни насекомых.

Но очень скоро он обнаружил, что его мысль вовсе не случайна. После того как он поднял закаменевшего паука и тот перевернулся у него в ладони, он увидел, что на чёрном брюшке этого паука тоже есть тонкая кровавая нить.

Слишком уж большое совпадение, такое не могло не заставить Сюэ Сяня связать этого паука с Пещерой сотни насекомых.

Однако оболочка паука единой жизни изменяется в соответствии с окружением; если бы это был паук единой жизни, упав на его руку, он бы постепенно поблёк, приняв одинаковый с кожей цвет. Но этот паук, однако, не менялся от начала и до конца и явно был ещё жив.

Кроме того… Как паук из Пещеры сотни насекомых мог оказаться здесь? К тому же как он мог скатиться с его рукава, точно некогда опускался на его тело?

Сюэ Сянь остолбенел на миг и вдруг вспомнил сцену в Пещере сотни насекомых раньше:

тогда Сюаньминь спиной к нему поймал паука единой жизни и Сюэ Сянь помог ему вынуть из-за пазухи две фарфоровые бутылочки, руки Сюаньминя всегда оставались сомкнутыми, не раскрывая паука в его руках.

После Сюэ Сянь взял одну фарфоровую бутылочку, и Сюаньминь взял в щепоть мать-паучиху из ладони и передал ему, а сам принял другую фарфоровую бутылочку.

Что до последующих действий, Сюэ Сянь сосредоточился на том лишь, чтобы засунуть мать-паучиху в фарфоровую бутылочку, и ничего не видел. А когда он поднял голову снова, Сюаньминь как раз закупоривал другую бутылочку.

Сюэ Сянь тогда озадачился на миг: зачем пробку потребовалось заталкивать заново, он ведь вовсе её не трогал?

Когда ещё раз вспомнил об этом сейчас, в разуме Сюэ Сяня вдруг промелькнула догадка: Сюаньминь, вероятнее всего, изначально поймал не только мать-паучиху, но и ещё что-то другое. Незачем и говорить, что другое — несомненно этот тёмно-красный маленький круглый паук; и даже не он один, а пара.

Вначале Сюаньминь сказал, что всего есть два вида пауков, выращиваемых в Пещере сотни насекомых. Раз уж этот маленький тёмно-красный паук вовсе не был пауком единой жизни, то, разумеется, вне всяких сомнений являлся другим видом.

Он помнил, что спросил тогда Сюаньминя между делом: что такое тот другой вид? Ответ Сюаньминя был общим и небрежным, он как будто объяснил — и как будто ничего не сказал.

Сюэ Сянь убрал круглого паука с тенью недоверия и снова посмотрел на совершенно безжизненного Сюаньминя в своих объятиях, вдруг надеясь, что эта пара пауков — оставленный Сюаньминем выход, что они выгодны для него самого…

Может ли быть так?..

Сюэ Сянь, глядя на Сюаньминя, молча стиснул руки сильнее, чуть отстранил подбородок, прижатый к плечу Сюаньминя, мазнул по ледяной шее Сюаньминя губами, затем — кончиком носа и наконец уткнулся лицом ему в выемку между ключицами.