Онлайн чтение книги Мой возлюбленный угнетатель My Beloved Oppressor
1 - 50

— Аннет Розенберг.

 [Это Фабьен Сент. Мисс Розенберг, я проверил, ваши алименты всё ещё в силе]

— Ах…

Аннет почувствовала облегчение, потому как ожидала, что Хайнер откажется. Даже если бы у неё были законные полномочия, ей было бы трудно подать иск в суд. И даже если бы она дошла до тяжбы, то никак не могла бы противостоять должность и связям Главнокомандующего.

— Итак, я должна пойти в официальную резиденцию, чтобы забрать мою долю? Или мне нужно нанести визит в офис адвоката?

[О, эта часть будет решена на стороне вашего бывшего мужа…]

— Если все улажено…?

[Кое-кто приедет оттуда на этой неделе. Туда, где вы проживаете. Они позвонят заранее за день до визита.]

— Лично?

Это была непредвиденная ситуация. Аннет не хотела воссоединяться или каким-либо образом связываться с этим мужчиной. Она задумалась на мгновение, затем осторожно спросила.

— Если не грубо, может ли господин адвокат взять за меня алименты? Тогда я могла бы забрать их из вашего офиса. Я дам вам награду.

[О, я предложил это ранее. Если не считать чаевых, я был адвокатом мадам, так что я подумал, что будет нормально, если я буду представлять вас до конца. Но…]

Адвокат растягивал слова. Аннет покорно ждала слов, что вызовут у неё беспокойство.

[Контракт между мной и госпожой закончился на бумажной волоките, и эти алименты не могут быть оставлены в чужих руках. Мне трудно настаивать на чём-то ещё, поскольку заинтересованные стороны желают общаться напрямую…]

— …Ничего. Спасибо, что уделили мне время до сих пор, мистер Сент.

[Пожалуйста. Если у вас есть другие вопросы, не стесняйтесь звонить мне.]

Аннет вежливо попрощалась, ещё раз поблагодарила адвоката и повесила трубку. Её разум всё ещё находился в сложном состоянии.

Но ей посчастливилось уладить самый крупный вопрос с алиментами. Это казалось не такой уж плохой компенсацией или прощальным подарком.

Аннет вздохнула. Казалось, всё, что было слабым и далеким, постепенно прояснялось. Она привыкла готовиться к отъезду. Это был её талант, единственное, что у неё осталось.

***

На следующий день Кэтрин не открыла свой магазин. При входе была вывешена табличка о том, что он будет закрыт неделю.

Оправданием было то, что хозяйка плохо себя чувствовала, но причина была очевидна. Аннет не спорила и не спрашивала ни о чём. Было ясно, что Кэтрин всё равно будет уклоняться от неё. За то время, что они жили вместе, они всегда были такими.

Они смеялись и суетились поверхностно, но никогда не трогали глубокие темы и чувства. Они знали, что чем глубже копают, тем больше обнажают раны друг друга.

Аннет сидела с Кэтрин, пока та кормила грудью. Она смотрела на Оливию добрыми глазами. Её пухлое лицо волновалось. Аннет коснулась маленькой прекрасной щеки кончиками пальцев. Мягкая и нежная кожа девочки умиляла.

— Она хорошо ест.

— Разве она не похожа на толстого котёнка?

— Кажется, она очень сильно сосёт, не больно?

— Немного больно. А иногда очень больно. Когда у неё вылезут все зубки, у меня будут большие проблемы.

— Тогда тебе придется отучить её от груди.

— Аннет приготовит для неё детское питание?

Аннет улыбнулась на вопрос Кэтрин, оставив его без ответа. В этот момент Оливия чихнула. Две женщины разразились смехом при звуке маленького, тихого чихания. Когда смех постепенно утих, Аннет осторожно перешла к главному вопросу.

— Хм, Кэтрин, я думаю, кто-то придёт сегодня днём, не могли бы вы забрать за меня один предмет?

— Конечно. Кстати, что это?

— Мне нужно получить документы от бывшего мужа…

— О, я понимаю. Должно быть, трудно встретиться лично.

— Возможно, это будет кто-то, кого я знаю.

Естественно, окружение Хайнера и сопровождающие знали Аннет в лицо. Было неприятно снова с ними столкнуться.

— Просто принять посылку, да?

— Да. На всякий случай я оставлю вам удостоверение личности и свидетельство о доверенности.

— Поняла.

— Спасибо, Кэтрин.

Когда Кэтрин слегка рассмеялась, сказав, что не нужно благодарить её за это, Аннет молча улыбнулась. Она была ей благодарна. Всегда.

***

Был уже поздний вечер, когда кто-то подъехал к маленькому магазинчику.

Аннет удалилась в свою комнату после обеда и шила. Когда она увидела карету, припаркованную за её окном, она поняла, что это к ней.

Она села на кровать у окна, держа в руках набор для шитья. Кучер открыл заднюю дверцу кареты. В открытой двери показалась пара длинных ног.

Из кареты вышел человек в длинном чёрном пальто и в глубокой шляпе. Это был мужчина такого крупного роста и сложения, что выделялся даже издалека.

Даже без серой военной фуражки и сапог, видневшихся из-под длинной шинели, крепкое телосложение и внушительные движения придавали ему вид солдата. Суровая, холодная атмосфера…

Аннет перестала шить и прищурилась. Это была знакомая фигура. Хоть и нередко можно было увидеть мужчину такого роста, она не могла мыслить здраво из-за предположения, что это не может быть правдой.

Затем мужчина снял шляпу рукой в перчатке. Аннет, что сомневалась в своих глазах, невольно открыла рот, как только увидела лицо.

«Хайнер...?»

Послышался низкий ропот. Её портфель для шитья упал Аннет на колени. Хайнер подошёл к двери характерной для него уверенной походкой. Аннет больше не могла видеть оттуда.

Звук стука в дверь разнёсся на этаж выше. Аннет прижала руки к груди, словно в молитве. Неизвестная эмоция, страх ли это, или нервозность, заставила её подумать: «Почему? С какой стати?».

Конечно, она думала, что он пришлёт слугу. Предположение, что он приедет лично, с самого начала не делалось ни в малейшей степени. Поездка на поезде из Ланкастера в Синтию занимает три часа. Это было недалеко, но и не близко.

Более того, теперь сложилась ситуация, когда Падания объявила о вступлении в войну с Францией, если потребуется помощь союзу. Не было никакой возможности, чтобы главнокомандующий мог позволить себе проделать весь путь сюда.

«Он приехал посмотреть, где я живу? Чтобы увидеть, как хорошо я живу? Или он собирается вернуть свои алименты?»

Только вопросы сыпались без конца, а внятных ответов так и не последовало. Пока она была в замешательстве, дверь открылась. Кэтрин коротко сказала что-то первой, за ней последовал ответ Хайнера. Внизу как будто завязался разговор, но Аннет не могла расслышать. Она затаила дыхание, прижав кулачок к губам.

Говорили они довольно долго, хотя лучше бы он просто передал документы. Только спустя очень долгое время дверь, наконец, закрылась.

Аннет осталась в своём фиксированном положении, только поднимая глаза, чтобы посмотреть в окно. Хайнер повернулся и пошёл обратно к карете.

Опавшие листья, усыпавшие город, качались на осеннем ветру. Подол его длинного пальто развевался вместе с ветром. Аннет наполовину спрятала лицо за занавесками и смотрела на происходящее.

Внезапно он оглянулся. Через мгновение его взгляд обратился в её сторону. Аннет рефлекторно нырнула за занавеску. Её дыхание дрожало, как у наблюдателя, чьё положение стало известно врагу.

Она не была уверена, видел ли он её и встретились ли их взгляды. Аннет хотела ещё раз проверить, куда смотрят его глаза. Но она не могла отодвинуть шторы. То мимолетное мгновение, когда она видела его, его лицо казалось измождённым. Он немного исхудал и ссутулился.

Однако, она была озадачена единственным мимолетным взглядом. Аннет облизнула пересохшие губы. Её голова была в смятении.

«Почему так…?»

Почему она так нервничала? Её сердце, казалось, готово вырваться из груди. Аннет опустила руку, лежавшую на бешено колотящемся сердце.

Она не могла определить свои чувства к нему. Когда-то это была любовь, но сейчас… это было слишком сложно. По крайней мере, та любовь, которую она знала, никогда не была такой.

Если подумать, было бы глупо всё ещё любить того, кто провёл её через подобные испытания. Даже если это всё ещё была любовь, у Аннет не было эмоциональной воли к ней.

У неё было много забот с её собственным сердцем. И, на самом деле, она даже не могла решить их должным образом. Что бы ни произошло, это не изменило того факта, что теперь они были незнакомцами.

Пока её мысли задержались, она услышала звук отъезжающей кареты. Только тогда Аннет осторожно раздвинула шторы и выглянула в окно.

Улица, на которой стоял мужчина, теперь была пуста.