Онлайн чтение книги Цикл историй: Межсезонье Monogatari Series: Off Season
21 - 13

Той девушкой оказалась Ойкура Содати-сан.

Сестрёнка Содати.

«Ну ничего себе!» — подумала я и замерла от удивления.

Хотя до меня доходили слухи…

Кто же тогда со мной сплетничал? Цукихи-тян вроде бы?.. Она говорила, что сестрёнка Содати где-то в прошлом октябре (то есть примерно в то время, когда ко мне пристал Кутинава-сан) уехала из нашего города, а спустя несколько месяцев, в апреле, вернулась, после того как с блеском сдала вступительные экзамены в местный университет.

Так что рано или поздно (только не пока я сижу сиднем дома) мы с ней наверняка бы встретились на улице… но почему сегодня, сейчас?

Какое странное совпадение — встретить сестрёнку Содати именно в тот момент, когда я ищу своих сикигами!

Поверить не могу!

А вообще, я же в первую очередь пришла в парк как раз потому, что на этом ни с того ни с сего настоял Оги-сан: «Вот тебе мой совет, Сэнгоку-тян: искать Тихонядэко лучше всего в парке. И только там! У меня сильное и необъяснимое предчувствие! Хах-ха-а, возможно, тебя ожидает приятная встреча!» — разразился он под конец фразой, взятой будто бы со страниц гороскопа из какого-нибудь журнала… Но вот уж кого я не ожидала здесь увидеть, так это сестрёнку Содати, более того, она ещё и первая со мной заговорила!

Последний раз мы виделись лет десять назад?.. Так, я училась тогда во втором классе начальной школы, мне было где-то семь, значит, мы не общались примерно восемь лет?

Помню, когда приходила домой к Цукихи-тян (раньше я называла её «Рара-тян») поиграть — а мы в ту пору учились в одном классе, — то видела сестрёнку Содати, — она жила там какое-то время на попечении.

Точнее, не на попечении, а находилась у них под защитой.

Я была ещё маленькая и не понимала, в какой ужасной и сложной ситуации оказалась сестрёнка Содати, и только совсем недавно узнала, что же тогда произошло… Как помнится, она всегда забивалась в какой-нибудь угол, сидела молча и крепко обняв колени, — да, она, за то время, что провела в доме Арараги, кажется, едва ли с кем-то обменялась парой слов.

По-моему, нас даже не познакомили друг с другом как следует. Лишь в прошлом году я узнала полное имя девочки из моих давнишних воспоминаний — Ойкура Содати… Так что очень сильно удивилась, когда она вдруг подбежала и заговорила со мной при первой встрече за столько лет.

С возрастом в памяти обычно стираются воспоминания о мальчиках или девочках, тем более младше тебя возрастом, с которыми ты играла когда-то там в детстве… Да, обычно стираются.

Но даже если человек всё помнит, он никогда не рванёт что есть силы к знакомому из далёкого прошлого, едва завидев его вдалеке, и не будет кричать ему вслед. Разве что чуть раньше он уже видел этого знакомого разгуливающим нагишом в одних блумерсах…

— Скажи, что случилось, Надэко-тян? Над тобой жестоко издеваются? Если да — не молчи: нельзя спускать такие выходки! Я знакома с одной очень достойной дамой; ей можно доверять: она знает, как тебе помочь. Хочешь, отведу? — сказала сестрёнка Содати, и в её словах, в её голосе отозвалась чистая, сердечная доброта и тревога.

Похоже, сестрёнка Содати сильно изменилась с тех пор, как жила в доме Арараги, где любила забиться в угол какой-нибудь комнаты, сидеть там, обнимая коленки, и глядеть на всех таким взглядом, будто каждому вокруг — а если судьба будет благосклонна, то и себе самой, — желала смерти.

Возможно, она уже и не та сестрёнка Содати, какой была год назад.

Ходили слухи, что в прошлом октябре она устроила большой скандал в старшей школе Наоэцу, но вот смотрю я, с какой неподдельной теплотой сестрёнка Содати относится ко мне, и не могу поверить, что это один и тот же человек, о котором распускают такие гадкие сплетни.

Заметив, что я в полном замешательстве и растерянно хлопаю на неё глазами, она помогла мне слезть с велосипеда, взяла под руку, отвела к скамейке и усадила на неё — в каждом действии сестрёнки Содати я ощущала дружескую поддержку.

Хм-м…

А ведь она тоже — и долго — отказывалась ходить в школу, когда училась в Наоэцу… Причём по времени сидела дома гораздо дольше, чем посещала занятия. Может быть, сестрёнка Содати, увидев меня в учебный день бегающей по парку в свитшоте, трениках и сандалиях, вспомнила о своём несчастье и прониклась ко мне сочувствием?

Она бы подошла из беспокойства, даже если бы просто заметила меня в этих ужасных тряпках, а раз уж до этого видела в блумерсах — оставить никак не могла… Та «очень достойная дама», как выразилась сестрёнка Содати, наверно, чиновница из муниципального совета, которая занималась её переездом в другой город?

— Се… сестрёнка Содати! — произнесла я наконец. — А ты что здесь делаешь?..

Я мысленно благодарила её за заботу, мне было приятно, но поделиться с ней ничем не могла: ситуация, как ни крути, очень щекотливая.

Нужно держать рот на замке.

Потому что сестрёнка Содати, в отличие от Оги-сана, племянника специалиста Осино Меме, ничего не знает о странностях. Она укрывалась в доме Арараги задолго до того, как в наш город прибыла легендарная вампирша.

И никак не связана с потусторонним миром.

— Ой, и… извините, я вас по старой привычке, как в детстве…

Нельзя так грубо разговаривать — что за панибратство?

Называть её сестрёнкой Содати про себя, в порыве ностальгии, ещё куда ни шло, но обращаться к ней так вслух — некрасиво.

Мы и в детстве-то не сказать, чтоб были близки… И вообще, что это я, как Тихонядэко: это в её характере по-детски добавлять к именам всяких «братиков» и «сестрёнок».

Не хватало ещё, чтобы характер сикигами смешался с моим.

— Ничего страшного: я не против, — успокоила меня сестрёнка Содати. — Скажи-ка лучше… — замялась она на секунду, — что за странную вещицу ты нацепила?

«Странную вещицу»?

То есть блумерсы?

Не знаю, стоит ли вдаваться в подробности, что для многих людей, как, например, для Камбару-сан, это не просто трусы, а драгоценная реликвия древнего мира, с которой сдувают пылинки… Сестрёнка Содати простила мне панибратство, но я даже боюсь представить, какое впечатление может сложиться у неё, если рассказать о блумерсах на примере Камбару-сан.

— Спрашиваешь, что здесь делаю? — сестрёнка Содати аккуратно вернулась к вопросу, не став вытягивать из меня слова. — Да вот не хотелось идти на пары — я, скажем так, не смогла гармонично вписаться в коллектив, — решила прогулять, забрела в парк — и ушла с головой в книгу. Устроила себе, как говорится, выходной.

Вижу, она и в университет, как в школу, отказывается ходить.

Потому что «скажем так, не смогла гармонично вписаться в коллектив»? Здесь, по-моему, скрывается куда более глубокая причина.

Здорово, что ты думаешь о подруге детства — и я очень признательна за заботу, — но может, стоит подумать и о себе, сестрёнка Содати?

— Помню, часто бывала в этом парке, когда только поступила в старшую школу… — ушла в воспоминания она. — Сэндзёгахара-сан живёт здесь неподалёку… Ах, что это я — ты ведь её, наверное, и не знаешь.

Ещё как знаю.

Мы чуть не убили друг друга.

Я тогда была Богинядэко, превратилась в настоящее божество, но Сэндзёгахара-сан, в свою очередь будучи обычным человеком из плоти и крови, не побоялась потягаться со мной, — чудо-женщина — иначе не скажешь!

Её дом где-то рядом?

Что-то вдруг стало не по себе…

Погоди-ка, нет! Она же живёт в каком-то жилищном комплексе «Тамикура»… Не знаю точно, где это, но явно не в этом районе; помню только, что узнала её адрес, когда мы были не в ладах.

Сестрёнка Содати говорит, что когда только поступила в старшую школу, Сэндзёгахара-сан жила неподалёку?

Значит, переехала отсюда не раньше этого. Ну, она вроде до сих пор живёт в нашем городе, так что чем дольше буду искать разбежавшихся Сэнгоку Надэко, тем больше шанс нарваться на Сэндзёгахару-сан.

А что, если она увидит Панталонадэко? Худшего и представить нельзя!

Ужас!

Поэтому, чтобы избежать самого худшего, я обязана разобраться с сикигами как можно быстрее…

Однако сестрёнка Содати возгорелась таким участием ко мне, что улизнуть, чувствую, будет непросто: я не могу без причины встать и уйти восвояси после того, как она, взяв за руку, по-дружески усадила меня рядом с собой на скамейку.

Кроме того, она своими глазами видела Тихонядэко… Впервые я услышала об извращенке-эксгибиционистке от непосредственного очевидца событий: до этого у меня были лишь слухи, которые дошли до Камбару-сан.

Вот бы как-нибудь разузнать у сестрёнки Содати, как вела себя и куда направилась полуголая версия меня в блумерсах (кстати, а Панталонадэко была в обуви или без? Просто меня спросили, что за вещицу я нацепила, — значит, намекали явно на одни блумерсы. Хотя в обуви она, думаю, ещё сильнее напоминала бы извращенку), тогда бы я хоть немного, но поняла, где искать её и как действовать дальше.

Но я не могу втягивать сестрёнку Содати в дела странностей, даже если не вдаваться в подробности и ограничиться только историей о создании сикигами.

Допустим, я расскажу, но здравый смысл подсказывает, что она не поверит ни единому слову, к тому же, как уверял специалист Осино Меме-сан, «стоит лишь раз столкнуться со странностями — и они утянут вас за собой…»

Проще говоря, как только человеку пересказывают страшилку, он оказывается втянут в её пугающий мир (то же самое было с «заклинаниями»: они однажды стремительно разошлись по всей школе № 701, потому что сработало сарафанное радио), и если я сболтну что-нибудь лишнее — сестрёнку Содати, по моей вине, наверняка затянет в водоворот сверхъестественных событий, к которым она вообще не должна иметь никакого отношения.

Я не знаю другого человека, на чью долю выпало бы столько же горя и страданий — о них даже упомянуть страшно! — сколько на сестрёнку Содати… Вспомнишь бурное брожение её сложной жизни и обрадуешься: наконец-то ей, можно сказать, повезло: она поступила в университет (хоть и прогуливает).

Не хочу, чтобы у неё всё скатилось в тартарары…

Но проблема сикигами затронула лично меня — кому-то может показаться, что такая серьёзность и яйца выеденного не стоит, — но проблема затронула меня, и я не могу отнестись к ней иначе.

Нельзя просто выслушать сестрёнку Содати, намотать на ус и уйти, ничего не спросив: играть в благородство нет времени.

Я бы отступилась (и вступила с ней в оживлённый, но пустой разговор), если б была Надэкокеткой — просто та очень дорожит отношениями, — только вот Ныненадэко не такая и готова добиваться победы любой ценой!

В общем, на мне теперь висит следующий квест: вытянуть из сестрёнки Содати всё о Тихонядэко, не выдав ни единым словом, что происходит на самом деле… Адски хардкорная игра!

Стало ужасно стыдно от невозможности сгладить углы и как-то разъяснить подруге детства, с которой очень давно не виделась, то досадное недоразумение — полуголая среднеклассница слоняется по городу средь бела дня! — но я, со своей стальной выдержкой, снесу этот позор.

В голову стукнуло соврать, будто у меня есть сестра-близнец, но подруга детства, наверно, не купится на такую ложь.

Как же к ней подступиться?.. Всё-таки мы встретились впервые за последние восемь лет и, по сути дела, ещё никогда нормально не разговаривали… Вот после встречи с сестрёнкой Содати мне на самом деле кажется, будто это наше первое знакомство, в отличие от столкновения с Оги-саном.

Нетрудно представить, какое неловкое молчание водворится между нами, если я вдруг брякну что-нибудь не подумавши.

Даже языкастому человеку было бы тяжело разговорить сестрёнку Содати, чтобы та сама захотела поделиться, куда пошла Тихонядэко, а с моими навыками общения, о «высоте» которых можно судить по реакции на требование родителей найти работу — я тогда тупо стояла, разинув рот, — это вообще за гранью реальности.

Чувствую, если спрошу что-то не то и сестрёнка Содати начнёт меня подозревать, я не смогу утаить от неё правду. Ну не умею я ничего скрывать, а всё потому, что не знаю, как общаться с людьми!

…Наверно, нет смысла перебирать по кругу одни и те же мысли.

Всё равно ничего дельного не надумаю: остаётся только отдаться потоку и молиться, что всё сложится и узнается как-то само собой. Провалюсь — не страшно: Ононоки-тян и Оги-сан продолжат искать сикигами.

Хотя если в намерениях Ононоки-тян я уверена, то Оги-сан несколько напрягает…

— А… Сестрёнка Сод… Извините: Ойкура-сан…

— Говорю же, ничего страшного, — поспешила она рассеять моё беспокойство, — можешь обращаться как в детстве. Я вон тоже к тебе по-дружески: Надэко-тян. И не волнуйся: я не буду за это просить называть меня Эйлером. Просто приятно вспомнить былое… Рада, что ты не забыла меня.

— ?

Что-то не поняла про Эйлера (м-м… Вроде был такой математик?).

«Рада, что ты не забыла меня»… Вряд ли сестрёнка Содати сказала это просто из любезности, чтобы не расстраивать и без того, как ей могло показаться, подорванную психику подруги из далёкого детства. Думаю, её слова шли от самого сердца.

Рада, что и ты не забыла меня.

А то обидно, когда о тебе забывают.

Согласна, мысль не нова, но я всё равно приятно удивилась.

Выходит, мы с сестрёнкой Содати думаем одинаково?

Все, кто знает, что случилось с ней в прошлом году, описывают её в своих сплетнях хрупкой, точно сверхтонкое стекло. Будто чуть дотронешься — и она тотчас разобьётся на тысячи осколков; тем не менее дерзнувший её тронуть и сам не уйдёт безнаказанным — порежется.

Но, по-моему, если судить только по нашей беседе, сестрёнка Содати — крепкий и закалённый, как сталь, человек.

Хотя «закалённый», наверно, не совсем правильное слово?

Она как рама автомобиля: от удара гнётся, но и сама ударит так, что кого угодно согнёт в дугу. Сестрёнка Содати олицетворяет явление, по своей уникальности превосходящее любое сверхъестественное, иначе бы не смогла пройти через все те трудности.

Сестрёнка Содати защищается тем, что причиняет боль самой себе.

У меня всегда складывалось о ней такое впечатление, и оно ни капли не изменилось даже после нашей неожиданной встречи тет-а-тет… Разве что сестрёнка Содати на самом деле оказалась намного добрее, чем я представляла по слухам.

Думаю, любой человек, увидев Панталонадэко или как-то узнав о ней, попридержит язык за зубами вместо того, чтобы острить или изливаться желчью в мой адрес. Даже Оги-сан на этот счёт промолчал.

Неловко пользоваться добротой сестрёнки Содати, но пора уже двигаться дальше, и она послужит для меня «мостиком».

— Ви… вижу, ты подстриглась, сестрёнка Содати.

Н-да, умею же я завести беседу: это надо было додуматься о стрижке заговорить! В последний раз мы виделись в начальных классах — понятно, что у неё сейчас другая причёска!

Более того, я сама себе вырыла яму этим вопросом.

— Да, подстриглась. Когда поступила в университет. Подумала изменить свой имидж… Правда, вышло неудачно, — откровенно призналась она. — Кстати, я тоже хотела бы спросить у тебя насчёт причёски, Надэко-тян. Здорово, что ты оделась и больше не разгуливаешь полуголой, но — извини, я просто только заметила — что стало с твоими волосами? — спросила сестрёнка Содати и словно припёрла меня к стенке.

Да.

У Ныненадэко стрижка как у мальчика — в глаза ничего не лезет, — поэтому я часто забываю, какие короткие у меня волосы (и понятное дело, почему забываю: я же специально укоротила их, чтобы они не мешали рисовать мангу)… Но у Тихонядэко, наоборот, длинная чёлка.

Сестрёнку Содати, судя по всему, так сильно потряс неприличный вид Панталонадэко, что когда моя старая знакомая, вскоре после шокирующей встречи, увидела меня в одежде, у неё отлегло от сердца и она не обратила внимание на волосы, а сейчас вдруг заметила, что я не только оделась, но и подстриглась.

— Кто тебя под тигра оболванил?.. — возмутилась сестрёнка Содати[✱]Японцы называют неаккуратную плохую стрижку тигриной. Это никак не связано с полосатым окрасом животного: просто мех у тигра неровный и клочковатый.. — Послушай, нельзя молча сносить издевательства: ты должна бороться. Не прячь горькие слёзы в подушке каждый раз перед сном, — это самое последнее дело, уж поверь мне: я говорю по своему опыту.

Под тигра?

Ну, я сама себя стригла, вот и получилось немного неряшливо…

— В-всё хорошо, — вымолвила я (голос предательски дрожал). — Никто надо мной не издевается.

— Неужели? Значит, тебе просто нравится шляться по улице в полуголом виде?

— Д… да, нравится…

Чем больше говорю, тем больше возникает недоразумений, и покончить с ними не в моих силах: я не умею разговаривать с людьми!

— Ясно… Нравится, говоришь… Хм-хм… — сестрёнка Содати помолчала немного. — Ну что ж, у каждого свои увлечения.

Только мои больше не вписываются ни в какие рамки!

Я постоянно выставляю напоказ свои недостатки и ничего не могу с собой поделать… А теперь помимо недостатков ещё и тело?

Поначалу было очень совестно врать сестрёнке Содати, но чувство вины вскоре улетучилось, — вон на какие жертвы приходится идти, чтобы держать её как можно дальше от странностей.

Может, я до сих пор брежу идеей об «упорстве» и жду, что тяжёлый труд воздастся по заслугам? Надеюсь заслужить прощение тем, что пожертвовала слишком многим?..

— Ты как будто другая совсем, Надэко-тян. Поменялась… — прервала мои самоуничижительные мысли сестрёнка Содати.

«Поменялась»?

Не «помешалась», нет?

— Чувствую, тебе не хочется возвращаться к воспоминаниям о детстве, когда мы обе учились в начальных классах, — продолжала она, — но я помню, что раньше ты была… ну, сама понимаешь, не такой.

Сестрёнка Содати не стала договаривать. Сжалилась надо мной.

Но я поняла, что она имела в виду.

Её намёк был кристально ясен.

— Не знаю, что тебя так изменило; может, возраст? — гадала она. — Ты стала старше, появилось желание раскрепоститься…

Я раскрепостилась? В том смысле, что избавилась от угнетающей чёлки и открыла лицо? Или что разделась до блумерсов? Или в каком-то другом смысле? Что сестрёнка Содати хотела этим сказать?

В одном она права: я и правда изменилась. После того как стала богом.

Интересно, где сейчас Богинядэко?

— А я, по сравнению с тобой, считай, так и не выросла над собой, — тем временем раскаивалась сестрёнка Содати. — Не смогла себя перекроить. Поступила в университет, изменила причёску, переехала и живу одна, а что толку — осталась прежней. И где я теперь? Сижу в парке и запоем читаю книгу, ностальгируя по давно ушедшему прошлому! Всё блуждаю, хожу кругами, возвращаюсь на исходную и по новой: трачу силы, а кажется, будто ничего в жизни не сделала.

Сестрёнка Содати говорила о себе с оттенком самоуничижения и иронии, но, сдаётся мне, нарочно принижалась, чтобы я чувствовала себя не такой жалкой… Она, возможно, никак не избавится от мысли, будто надо мной кто-то издевается.

И всё же, я — простая среднеклассница, а она — студентка, старше меня на четыре года: у неё больше жизненного опыта, поэтому я впитывала её слова — не всегда, может быть, ясные, но важные. И её признание в том, что она «осталась прежней», — при всей разнице между нами, — отозвалось во мне глубоко и оставило след.

Не упрекайте: сама всё знаю…

Время поджимает и гонит вперёд — некогда болтать по душам с сестрёнкой Содати о насущном.

Несмотря на два года добровольного затворничества, она сумела вновь приспособиться к жизни в обществе, но я, такая же прогульщица, какой она была когда-то, вынуждена допытываться не о том, как ей это удалось…

А о том, где искать Тихонядэко… Жаль только, не знаю, с чего начать, но думаю, что вообще неплохо было бы сперва подготовить почву для дальнейших расспросов лёгким разговором на общие темы.

Хотя с порога я затронула совсем не лёгкий предмет:

— З-знаешь, сестрёнка Содати… А я, это, в школу… не хожу совсем.

— Гм, — промычала она и нахмурилась.

Её лицо… Её лицо приняло суровое выражение…

Оно внушало ужас!

Если сестрёнка Содати так выражает обеспокоенность, люди, наверно, часто понимают её эмоции неправильно.

— Но не потому, что надо мной там издеваются, — поспешила я уточнить, — а просто в нашем классе… ну-у… случилась одна неприятность… и я потом учудила кое-что, и мне теперь стыдно показаться в школе…

Подробности опустим. Всё же там замешана странность.

Собственно, сегодня, несмотря на стыд, я таки побывала в школе и снова кое-что там учудила, но об этом тоже лучше помалкивать. Не хочу, чтобы обо мне думали, будто я извращенка, и ещё не хватало предстать в образе какой-то хулиганки!

— Ясно. Тебе рассказывали, да? Поэтому хочешь поговорить о прогулах? Что ж, слухи не врут. Всё так и было, — призналась сестрёнка Содати, попутно обнаружив отличную интуицию и даже не докапываясь до истины, сокрытой за моим нежеланием ходить в школу.

Я думала, ей не понравится такое отношение, без должной учтивости, но… сестрёнка Содати, наверно, просто от природы добра ко всем, кто младше неё?

— Не переживай, Надэко-тян: оно того не стоит. Нас сегодня свела судьба — не иначе, так что буду откровенна. Тебе стыдно показаться в школе — ну и что? Жизнь на этом не заканчивается! — решительно заключила она.

«Какие сильные слова!» — подумала я, но тут до уха донёсся едва различимый шёпот:

— Да… Никак не заканчивается… Чёртова жизнь всё идёт дальше… И сколько ещё она так будет идти?.. — тихо бормотала сестрёнка Содати себе под нос.

Эй, я же всё слышу!

Нет, это не доброта: моей старой знакомой, похоже, просто нравится рисоваться перед младшими… Не буду лишать её удовольствия — притворюсь, что ничего не заметила, только придётся постараться, чтобы не выдать себя ни речью, ни движением.

Поучусь на примере Надэкокетки.

— Я так полагаю, родители на тебя взъелись? — продолжила, как ни в чём не бывало, сестрёнка Содати. — Хотя у твоих, припоминаю, слишком уж мягкий и добродушный характер, чтобы ругаться…

Ну ничего себе! Какие подробности она помнит!

Жаль только, что отец с матерью запомнились ей с этой стороны.

Что надо было ляпнуть, чтобы о них осталось такое впечатление?.. Кстати, Кайки-сан отзывался о моих родителях теми же словами.

Если мошенник видит тебя любезным простачком, считай, ты обречён.

— Ну да, взъелись… — подтвердила я. — Сказали, мол, не хочешь учиться в старшей школе — иди работать… Начинай искать вакансии и всё такое. Но куда я пойду? Остаётся надеяться, что они наговорили всякого, просто чтобы пристыдить… Не знаю, как жить дальше…

А ещё я призвала четырёх сикигами.

Но об этом, конечно, умолчу.

Как и о том, что собираюсь стать мангакой… Я скрываю не потому, что мне стыдно, — просто зачем трезвонить об этом на каждом углу?

Да и сестрёнка Содати не похожа на любителя манги.

Ещё боюсь, что если во всеуслышание заявлю ей, мол, это моя мечта и я стремлюсь к ней всеми силами, а потом оробею и загоню себя в угол, то на этом успокоюсь и даже не стану пытаться как-то исправить ситуацию.

Это так же ужасно, как вкалывать, не надеясь на результат, и довольствоваться таким положением.

Хорошо, что я держала язык за зубами: сестрёнка Содати наконец убедилась:

— Ну, теперь-то точно всё ясно. Ты не знаешь, как жить дальше, на этой почве у тебя началась истерика, отсюда эти хождения голышом и выдёргивание волос на голове…

Ай, это же больно!

Я не выдёргивала волосы, ты что!

Подстригла их ножницами! Правда, не парикмахерскими…

— Не повторяй моих ошибок, Надэко-тян, — предупредила сестрёнка Содати. — Хорошенько подумай, прежде чем принимать близко к сердцу резкие слова. В средней школе я, в общем-то, тоже с большим вниманием относилась ко всему, что и кто бы мне ни высказывал… Будь то мелкие сплетни или дебильные шутки — ничего не пропускала мимо ушей… Признаться, я до сих пор не избавилась от этой привычки, но в одном уверена точно: нельзя принимать всерьёз всё, что тебе говорят.

— …Значит, они это несерьёзно — про работу?

— И не только про неё. Вряд ли родители пытались пристыдить тебя, наговорив всякого… Может, так они наказывали самих себя? Для чего ещё ругать любимую дочь, которую лишь бы приласкать да побаловать?

Какой свежий взгляд!

Родители поняли, что упустили свою единственную дочь, она выросла ни на что не годной, вот и отругали свою любимицу, чтобы наказать себя за просчёт в воспитании… Я даже не рассматривала такой вариант, но из уст сестрёнки Содати он звучит вполне правдоподобно.

Не верю, что они накинулись, чтобы просто выпустить на мне пар: здесь что-то ещё.

— Если отец с матерью считают тебя не отдельным человеком, а своей частичкой, — продолжала сестрёнка Содати, — то поступают так зря и только портят жизнь гиперопекой… А, извини, — не тотчас одумалась она. — Неприятно слушать, когда кто-то чужой ругает твоих родителей, да?

— Э-э, ну…

Я не нашлась, что ответить.

Сестрёнка Содати высказала вместо меня всё, что я сама хотела, и — да, каюсь, на душе стало гораздо легче. Взглянув на конфликт под другим углом, она помогла лучше понять чувства родных.

Она отнеслась с большим вниманием и пониманием к моей проблеме, значит, должна, вообще-то, отлично разбираться во всевозможных тонкостях человеческой натуры, а также уметь строить прочные связи, — даже не верится, что в прошлом она была хикикомори.

Ну разве можно теперь, в свете тёплого и дружеского отношения ко мне, вести себя с сестрёнкой Содати, пытаясь подражать пустой манере общения Надэкокетки?

— Ты, наверно, учишься на факультете психологии? — предположила я.

— Нет, — возразила сестрёнка Содати, — на механико-математическом.

А что, есть такой факультет?

Чего только не бывает на свете!

Математика в любом случае бесконечно далека от меня: в отличие от Ононоки-тян, я бы даже 10 000 часов не смогла разделить правильно.

— Я много ошибалась, как и ты, Надэко-тян, но пускай ошибки прошлого не умаляют ценность и значимость моего совета: поверь, родителей заботят куда более серьёзные дела, чем просто спустить на тебя собак… Может, у них день с утра не задался, вот и погорячились, а даже если сказали на полном серьёзе — завтра им ничто не мешает передумать. Вдруг родители уже сейчас втайне раскаиваются за то, что наговорили?.. Они хоть и велели тебе идти работать, но на самом деле, возможно, надеялись, что ты выберешь старшую школу? Не смогли сказать о своём желании напрямую и пошли от обратного, чтобы ты сама решила: лучше учиться, чем работать. Не воспринимай всё сказанное буквально: всегда задумывайся, каковы мотивы собеседника, потому что если будешь послушно исполнять всё, что тебе говорят, то другим это может, наоборот, не понравиться. Ты захочешь сделать ровно то, чего от тебя требуют на словах, а другие решат, что ничто не идёт по их задумке. Очень грустно, когда люди не понимают друг друга…

Сестрёнка Содати дала ценный совет — её ошибки нисколько его не умаляют, — и я была рада ему, но ещё больше тому, что она, несмотря на разницу между нами (всё-таки она студентка), отнеслась к моей проблеме как к собственной, а не как к глупым переживаниям, какими обычно страдают дети и какие даже не заслуживают серьёзного внимания.

Да, сестрёнка Содати пролила свет на некоторые моменты, и я приняла совет к сведению, но слепо следовать ему не буду: надо сначала всё хорошо взвесить. Раньше казалось, будто сестрёнка Содати добра ко всем, кто младше неё, вот я и получила свою порцию теплоты… но теперь понимаю: она обращалась со мной по-доброму потому, что я, наверно, напомнила ей, какой она сама была когда-то и с какой строгостью относилась к себе.

Тогда я просто обязана принять её доброту. В том числе и ради самой сестрёнки Содати.

— Не переживай, Надэко-тян, — успокаивала она. — Сейчас тебе страшно, что ты не знаешь, кем вырастешь, но не волнуйся: всё равно скоро повзрослеешь, а с возрастом придёт понимание и определённость, только дай себе время.

«Так что и не думай вешать нос!» — договорила сестрёнка Содати, непринуждённо потянулась ко мне и утешила, ласково погладив по голове. Впервые в жизни мне было приятно, когда кто-то другой трогал мои волосы.