Онлайн чтение книги Этот брак в любом случае обречён на провал This Marriage Is Bound To Sink Anyway
Глава 47

Инес молча взглянула на Карселя, который осторожно провожал ее, потом посмотрела прямо перед собой, потом снова взглянула на Карселя, ее губы беззвучно шевелились.

— … Прости меня за самонадеянность.

Первым заговорил Карсель. Инес на мгновение испустила что-то вроде вздоха дрожащими губами, а затем заговорила.

— Даже если бы ты не этого не сделал, это могло бы быть.

— Я знаю, я думал, ты это скажешь.

Его большая рука, державшая ее запястье, легла под ее ладонь, переплетая их пальцы. Тем не менее, это было больше похоже на поддержку, чем взятие за руку.

Это как строить насыпь, которая не подходит под замок из песка, который вот-вот рухнет.

— Но нет нужды извиняться. Моя семья иногда бывает грубой... Мне жаль. В тот день, когда ты должен вернуться на свой пост, я причиняю тебе неудобство с самого утра.

— Как же легко ты говоришь.

Карсель на мгновение пробормотал, как будто был озадачен, а затем издал низкий вздох.

— Можно побыть и немного грубой, когда выслушиваешь односторонние словесные оскорбления, Инес.

— До словесных оскорблений… 

— Нормальные родители не смотрят свысока на своих дочерей. И не презирают.

— … … 

— Не портят лицо дочери перед ее новобрачным мужем.

— Моя мать просто была взволнована нашим браком. Если бы ты дослушал до конца, она, вероятно, сказали бы: «Я рада, что мы избежали этого благодаря тебе, Эскаланте.»

Но в любом случае не было моментов, которые она хотела бы услышать до конца, так что сейчас было комфортно и хорошо для Инес, которая в любом случае не ожидала большого и теплого прощания от семьи. Когда Карсель молча нахмурился, она добавила:

— Это случается не часто. И она не только про меня так говорит... 

— … … 

— Мой отец в основном в Мендозе, а мать в основном в поместье Переза, поэтому вся семья редко вступает в конфликты, подобные этому. Я не...

— Я видел выражение твоего лица, Инес.

— Мое выражение?

— Как будто хотела закрыть уши из-за лая собаки. Что это слишком для тебя.

— … … 

— Не позволяй матери говорить о тебе плохо. Будь ты Баллестена или Эскаланте... 

Внезапно рукой, не державшей Инес, он закрыл лицо. Под рукой, лежащей на его лбу, виднелись нахмуренные брови. Инес тихо позвала его:

— Карсель.

— … Изви, извини.

— Что.

— Я не хотел давить на тебя.

— … Давить? О чем ты... 

— … Я повёл себя как животное. Неудивительно, что ты такая уставшая из-за прошлой ночи, из-за меня.

— …О чем ты… а…

Она поздно поняла, что имел в виду Карсель. Инес не ответила, лишь слегка кивнула.

Карсель, казалось, повторял эти слова снова и снова. В её последнем воспоминании — выходу из ванны и надеванию новой одежды — было ясно, что она была в полусне и не слышала голоса Карселя, не говоря уже о том, чтобы понять о чем он говорил.

«То есть не готовить тебя, а просто изнасиловать.»

«Какое ещё изнасилование...»

« …это то, о чем ты сейчас говоришь. Чтобы я изнасиловал тебя. Чтобы меня не волновало, что ты чувствуешь, не волновало, примешь ты меня или нет, просто трахнуть, как хочу, трахнуть и оставить тебя.»

«Я согласна со всем. Но это не изнасилование.»

«Ты действительно…»

Инес поняла, в чем виновато красивое лицо Карселя.

Отрывками вспомнился откровенный разговор прошлой ночи. Как изменилось выражение его лица, когда он произнес слово «изнасилование. Это странное лицо... 

— Это я обращался с тобой небрежно. Я даже не имел права так разговаривать с твоей мамой.

— Ты не… 

Инес спокойно подбирала слова. «Ты не насиловал меня»? Это было и так очевидно, и это не то слово, которое могло бы прийти в голову в момент, когда пара покидает дом невесты после первой ночи.

Она вспомнила о силе, заставившей её остыть, как если бы палили холодной водой раскаленную наковальню. Он был настойчивее, чем она могла бы быть себе представить, но он выполнил долг.

Вот почему она не думала, что он обнимал ее только из похоти. Может быть, это неприятное послевкусие разожгло какой-то неприятный огонь, но... В любом случае, Карсель Эскаланте входил в состав Имперского флота, что можно было рассматривать как воплощение чувства долга, и в отличие от свободолюбивого темперамента, он был полон солдатского духа и, как он говорил, был мужчиной с набором неожиданной искренности.

В глазах, заскучавших от свиданий со всякими красавицами, а каком желании  идёт речь и как его могло возбудить ее тело, далекое от совершенства. Он слишком рьяно выполнил свой “долг”.

— … Ты не был груб со мной. Вчера была первая ночь, и мы просто сделали то, что должны были сделать как супруги.

При легком и дружелюбном ответе Инес выражение Карселя, полное вины, стало немного хитрым.

— Как супруги, значит.

— Ты не заставлял делать…

— … помнишь, что ты делала со мной в ванне всего два часа назад?

Это было уже наполовину в её сне, так что толком не помнила, но было ясно, что это было больше, чем просто умывание.

Карсель склонился над плечом Инес и мягко добавил:

— Что ты там сделала мне?

— … Я не помню, чтобы делала что-то выдающееся.

Даже если это было всего пару часов назад, это непристойное воспоминание, которое она не хочет вспоминать в такое ясное утро, и это не то, о чем много говорят.

Когда Инес равнодушно ответила, Карсель скривил губы, как будто вдруг рассердился, а потом странно улыбнулся.

— Разве «такое» не считается выдающимся?

— Конечно, я думаю, что тебе, должно быть, не хватило немного, потому что я была слишком неуклюжа.

Хотя она уже предлагала максимально исключить удовольствие из их отношений, Инес отказалась от этой части и приложила определенное усилие, так как он умело манипулировал словами.

И даже в своих смутных воспоминаниях у нее было убеждение, что она очень хорошо соблюдала золотую середину.

— Ты не была неуклюжой. Совсем.

Карсель улыбнулся. Уверенность слегка пошатнулась.

— Не то, что не хватило. Ты была хороша, Инес.

— … … .

— Ты сидела на мне в воде. Конечно, это не такое выдающееся дело, что ты раздвинула на мне ноги, и что ты трясла свою талию. То, что ты засунула в себя мой член... 

— … … 

И смутные воспоминания начали появляться вместе с его словами.

— И это не было совсем выдающимся то, что ты намеренно сжала его до самого конца и выбросила, как будто надоело, не так ли?

— Это не та беседа, которую можно вести вне спальни, Карсель.

— Мы просто делали то, что должны были делать как супруги. Мы сейчас говорим как супруги.

— В каком месте…

— Даже если будем валяться в сперме с раннего вечера до самого утра, это всего лишь обязанность супруг?

— … Что ты хочешь сказать?

— Для выполнения обязанностей мужа и жены нужны всего 10 минут. А нам не хватило и 10 часов.

— … … 

— Мы сделали больше, чем просто долг, Инес Эскаланте.

Инес, только что вступившая на лестницу, пошатнулась. Карсель крепко обнял ее за талию одной рукой и прижал к своему телу, помогая ей делать каждый шаг медленно, а затем вовсе поднял ее.

Тем, кто не знает обстоятельств, может показаться, что она получила серьезные травмы. Инес почувствовала взгляды сотрудников и не могла оттолкнуть его слишком сильно и прошептала с улыбкой:

— … Я ненавижу такое. Опусти.

— Не хочу.

— Опусти меня.

— Хм.

— Карсель.

— Кажется, ты поняла, что обращаться ко мне по имени будет эффективнее. 

— Пока что это мало помогает.

— Хоба.

Он поставил ее на землю только после того, как спустился по лестнице.

У слуг рядом были красные лица, почти как у тех слуг, которые стояли перед спальней новобрачных. Они наверно подумали, что у них великая любовь...  Инес не выдержала смущения.

Это событие так взволновало и обрадовало её мать, что она напала на нее. Если ее мать была недовольна, она нападала на окружение, а если была слишком счастлива, то снова нападала на окружение. Это была такая болезнь. Запугивание, отталкивание, невозможность быть счастливой в одиночестве... После этого её особенностью было впадать в пессимизм, пропитанный виктимностью*, когда она думала, что все, кого она любила, сторонились от неё и отвергали. Возможно, если Луциано рано или поздно женится, было ясно, что она попытается сломить и дух Луциано.

(*п.п. Виктимность (от лат. victima — жертва) — склонность становиться жертвой преступления)

Инес вздохнула и пошла вперед. Однако её руку быстро осторожно схватили, и эскорт Карсель снова последовал за ней, как учтивый слуга.

Мы уже…  Голос, низкий и глубокий, как пещера, блуждал в ее сознании, как натянутая веревка.

Из-за этого причину, по которой они вдруг уехали по работе Карселя в Кальстеру, нельзя было спросить даже в карете. Это было потому, что она не могла даже подумать об этом, во-первых, а во-вторых, потому что она была занята тем, что засыпала у него на коленях.