Онлайн чтение книги Остатки грязи Remnants of Filth
Глава 11 - Рабский ошейник

Ли Вэй всем сердцем чувствовал, что продолжать работать на такого человека, как князь Сихэ – выше его сил, даже не смотря на золотое сердце слуги.

Будь у него возможность повернуть время вспять, когда он только выбирал за кем следовать, то непременно бы пошел работать в дом Лю, где было восемнадцать наложниц. Ибо даже там, если сложить вместе капризы этих восемнадцати изнеженных женщин вместе взятых, их ум не был бы таким извращенным, как у этого хладнокровного генерала Мо, которому не знаешь, как ответить.

Но время, очевидно, нельзя повернуть вспять, поэтому Ли Вэю оставалось только прочистить горло и осторожно спросить:

«Господин, вы уже ходили к Гу Ману?»

«...Нет».

«О!» - Ли Вэй вздохнул с облегчением.  «Тогда лучше не ходить к нему».

«Почему?»

«Потому что... господин, Гу Ман, в его сегодняшнем состоянии, не говоря уже о вас, вероятно, даже не совсем понимает, кто он сам такой. Согласно диагнозу лекаря, в глубине души он считает, что он величественный самец волка».

Мо Си закатил глаза:

«Он думает, что он... что?»

«Величественный, величественный самец волка» – уточнил Ли Вэй, не оставляя места для сомнений.

Мо Си: «…»

Это было самое нелепое утверждение, которое он слышал в этом году.

Он некоторое время потирал свой лоб, прежде чем медленно произнести:

«Кто из лекарей сделал это заключение о состоянии Гу Мана?»

Управляющий Ли Вэй редко мог лицезреть столь высокую заинтересованность и даже шок у своего хозяина, поэтому не мог не рассмеяться, но стоило ему увидеть серое лицо Мо Си, как он поспешил стать серьезным.

«Господин, когда мы впервые услышали эту новость, то никто не поверил в это. Поэтому, стоило Гу Ману вернуться в город, многие аристократы отправились в тюрьму, чтобы отомстить ему и свести счеты, но он в ответ не смог произнести ни одного нормального слова, чем вызвал еще большую ярость людей».

Сделав небольшую паузу, чтобы все вспомнить, Ли Вэй продолжил:

«Позже Его Величество передал его в руки князя Ваншу, который всеми методами пытался пытать его и выведать, что да как, но даже у него ничего не получилось. Гу Ман просто ничего не знал».

Ли Вэй вздохнул и покачал головой: «У него действительно нет никакого представления о себе, как о человеке».

Мо Си некоторое время переваривал услышанное, затем его глаза посмотрели вверх и остановились на маленьком глиняном чайнике, в котором варился горячий чай, вода парила, клубы тумана поднимались вверх и переплетались друг с другом.

«...До меня также дошли слухи… что его душа была повреждена». Мо Си сделал паузу: «Как это случилось?»

Ли Вэй на мгновение замер, подумав, что его хозяин не из тех, кто будет искать подобную информацию и все разнюхивать, откуда ему это известно?

Но все же он быстро ответил: «Душа повреждена, но неясно, как именно это случилось. Мы только знаем, что это случилось еще до возвращения Гу Мана».

Мо Си нахмурился и повторил: «Так было, когда его отправили обратно...»

«Хм. Как только Гу Ман вошел в город, наши культиваторы из медицинской Школы исследовали его пульс. Оказалось, что его душа, сердце и даже духовное ядро повреждены. Это дело рук людей из Прерий. Никто из наших не знал, какую темную магическую технику они использовали, чтобы истощить две из трех его душ и семь духов, заставив его думать о себе как о животном».

«…»

Мо Си молчал, изображая равнодушие, а затем спросил: «Что будет с человеком, есть отнять у него две части души…»

«Во много зависит от того, каких именно духовных частей не хватает. Люди в Шэньнун сделали заключение, что у Гу Мана не хватает того, что связано с его памятью и разумом. Это значит, что у него будут определенные проблемы в этих двух областях, но прочие не так сильно затронуты».

Мо Си взмахнул ресницами и прошептал: «Получается…»

«Да, поскольку он потерял дух разума, то также утратил способность говорить. В самом начале все попытки выведать что-то были безуспешны. Поэтому князь Ваншу держал его в публичном доме Ломэй, где управляющая целых два года обучала его говорить и понимать слова. Он едва-едва чему-то научился за это время».

Ли Вэй вздохнул и добавил: «Увы, раньше о нем говорили, что он храбр и силен, как божественный зверь, ах, теперь он действительно ничем не отличается от животного… Это и была причина, по которой толпа, встречающая Гу Мана два года назад была ошеломлена».

Ворота города были широко открыты, и тюремная карета с мятежным Гу Маном медленно въехала на территорию Чжунхуа, и люди по обе стороны главной дороги увидели маршала Гу, запертого в клетке с несколькими волками.

Волки уже разорвали плоть оленя, проливая немало крови, но Гу Ман даже не спрятался, он просто тихо присел посреди волков, выглядя спокойным, и волки, казалось, относились к нему как к члену стаи, а одна самка даже подтащила оленью ногу к Гу Ману, чтобы выразить свою любезность. Гу Ман протянул руку, обмакнул ее в кровь, безразлично лизнул ее и, почувствовав, что она невкусная, снова уронил руку...

Мо Си слушал молча.

Тут Ли Вэй сказал и почесал голову: «Но, Господин, есть кое-что, чего я не могу понять».

Мо Си повернул свои темно-карие глаза и посмотрел на него со слабым интересом: «Хм?»

«Раз уж люди Прерий из Ляо отправили Гу Мана назад, то зачем было так утруждаться, чтобы лишить его двух частей души?»

«... Возможно, он знает слишком много тайн». Мо Си добавил: «Но забрав его душу, они заставили его молчать навсегда».

Ли Вэй заикался: «Ого, такие безжалостные, есть ли тогда возможность восстановить его нормальное сознание?»

Мо Си покачал головой, озабоченный, и больше не ответил.

Чтобы вернуть две части души, нужно произнести заклинание, но сначала, где найти эти две части души на всем белом свете? Кто знает, где душа Гу Мана?

Ли Вэй продолжил говорить:

«Говорят, что в те времена князь Ваншу оставил его в живых, потому что хотел дать ему почувствовать вкус жизни, что горше смерти». Ли Вэй добавил: «Но я слышал, что, несмотря на условия жизни он совершенно спокоен, поэтому урок не удался. Князь Ваншу явно промахнулся».

Ли Вэй вдруг вспомнил кое-что, и повернул голову, чтобы спросить Мо Си:

«Кстати, мой господин, вы встречались с князем Ваншу с тех пор, как вернулись в город?»

Мо Си покачал головой: «Нет».

Хотя князь Ваншу считался важным членом военной администрации, он был праздным человеком, который прожигал жизнь в ожидании смерти. Он происходил из знатного рода и гордился своим положением. Но в делах рабочих проявлял небрежность и лень.

Мо Си поднял глаза: «Почему ты вдруг спрашиваешь о нем?»

Ли Вэй сказал: «За эти несколько лет характер его становился все более и более гнилым. Если вы увидите его, пожалуйста, не будьте к нему слишком строги. Вам известно, что он пытался усложнить вам жизнь».

Мо Си не был удивлен этим.

В Чжунхуа есть три великих образца для подражания, характер которых свидетельствует о буддийском принципе «воздержания, решительности и мудрости». Цзян Исюэ, который спокоен сердцем и не боится стыда и унижения, известен как «Решительный», а принцесса Мэнцзе, благодаря своей высокой благожелательности и добродетели, почитается как «Мудрая». С другой стороны, есть три отъявленных греха, которые являются доказательством трех буддийских бедствий – жадности, гнева и невежества.

Самой важной из этих трех разновидностей является алчность. Под алчностью понимается желание владеть всем и всеми вокруг, но даже по достижению этого человек не был удовлетворен, ибо алчность не может быть утолена.

Подобный человек – князь Ваншу, о котором упоминал Ли Вэй.

Он был старым господином Гу Мана, и именно он выбрал Гу Мана своим учеником и привел его культивировать в Школу Сючжэнь.

В то время Мужун Лянь  (князь Ваншу) даже не подозревал, что этот ничтожный раб окажется настолько одарен, что за несколько лет сильно опередит его в культивировании. Поэтому он стал ревновать к нему и много возился с Гу Маном, ругая и наказывая его, когда тот совершал малейшую оплошность.

Все знали, что он был жестоким человеком, и что его имя не соответствовало его характеру.

Было время, когда Гу Ман пришел в деревню, чтобы усмирить демонов и помочь деревенским жителям, которые часто заражались эпидемиями, поэтому он использовал личность Мужун Ляня, чтобы войти в Имперскую аптеку в столице, чтобы частным образом приготовить противоядие. Хотя это и не соответствовало правилам, но, в конце концов, это был добрый жест, и если бы это был любой другой человек, выговора было бы достаточно.

Когда Мужун Лянь узнал, что Гу Ман осмелился использовать его имя для покупки императорских лекарств, он был так разгневан, что проклял Гу Мана и нанес ему 70-80 ударов плетью по телу и голове, а затем заставил его стоять на коленях на дорожке Школы в течение 20 дней.

В то время Мо Си еще не сводил знакомство с Гу Маном и не имел с ним общих дел, к тому же он обычно не ходил по этой аллее, поэтому не знал о ней.

Только когда однажды во время сильного дождя он случайно проходил мимо, он увидел фигуру и подойдя, увидел, что это был Гу Ман.

Тело Гу Мана промокло насквозь, его черные волосы прилипли к холодным щекам, дождь стекал по изгибу его челюсти. Он послушно стоял на коленях в потоке людей, сжимая в обеих руках деревянную табличку, на которой красным цветом были написаны восемь больших слов:

«Ублюдочный раб, бесстыдно выдающий себя за своего хозяина».

Мо Си остановился перед ним.

Хрустальные капли воды разбрызгивались по поверхности зонта и отскакивали, а другие собирались в ручейки и стремительно падали вниз.

Окружающие бросали любопытные взгляды, но при виде герба благородной семьи Мо Си на его одеянии, выцветшем от чернил, в ужасе склоняли головы и мчались прочь, не решаясь взглянуть еще раз.

«...ты...»

Гу Ман, кажется, уже давно промок, и даже когда появился большой зонт, распростертый над его головой, он уже даже не заметил, что кто-то остановился перед ним.

Поэтому, когда он вдруг услышал, что кто-то говорит так близко, он испугался и очнулся от своего оцепенения, откинув голову назад...

Перед глазами Мо Си предстало растерянное и холодное лицо, с синяками в уголках рта и следами от кнута по бокам лица, дрожащее от холода, словно выброшенная собака в грязи.

Этому жалкому виду соответствовала деревянная табличка из восьми символов с надписью «Ублюдочный раб, выдающий себя за хозяина, бесстыдник», но это было неописуемо смешно и жалко.

Хотя в то время Мо Си и Гу Ман не были близкими друзьями, он знал, что Гу Ман украл лекарство под ложным предлогом, потому что не мог вынести страданий жителей деревни от эпидемии, поэтому он обратился к Мужун Ляню, чтобы получить у него прощение.

В конце концов, он просто приказал позвать Гу Мана обратно на свое место и спросил его:

«Гу Ман, знаешь ли ты, почему этот благородный и несравненный господин Мо пришел ко мне сегодня?

По лицу Гу Мана стекали капли воды, он в недоумении покачал головой.

Мужун Лянь погрозил ему пальцем, приглашая подойти, протянула свои пугающе белые пальцы, чтобы погладить мокрое лицо Гу Мана, затем закатил глаза цвета персика и ухмыльнулся: «Он пришел за тобой».

Гу Ман на мгновение замер, повернул голову, чтобы посмотреть на угрюмого Мо Си, затем повернул голову, чтобы посмотреть на Мужун Ляня, и, наконец, он кое-как смахнул капли дождя с лица и усмехнулся:

«Господин шутит?»

Мужун Лянь все еще улыбался: «А ты что думаешь?»

«......»

«Ты становишься все более и более способным, если бы не господин Мо, отважившийся несмотря на дождь прийти, чтобы умолять за тебя сегодня, я бы даже не узнал, что ты связалась с чужим кланом».

Мо Си стиснул зубы и сказал: «Мужун Лянь. Я просто прошу о справедливости для него, не надо добавлять нечистые мотивы».

Гу Ман в оцепенении повернул голову и посмотрел на Мо Си, в его глазах, похожих на морскую воду, показался проблеск благодарности, но затем он слегка покачал головой, обращаясь к Мо Си, в то время как Мужун Лянь не смотрел.

Мужун Лянь взглянул на Мо Си, слегка хмыкнул, словно демонстрируя свое превосходство, затем повернул голову к Гу Ману и сказал приторным тоном: «Встань на колени».

Гу Ман сделал, как ему было сказано, опустив голову перед Мужун Лянем, он мгновенно стал униженным и покорным.

«Снимай все верхнее».

«Мужун Лянь!!!»

«Это мой дом, даже если господин Мо из благородной семьи, он не должен отчитывать меня в моих покоях, не так ли?» Мужун Лянь снова косо посмотрела на Гу Мана: «Снимай все».

Гу Ман сделал то, что ему было велено: снял верхнюю одежду, обнажив свое крепкое, подтянутое тело, и опустил ресницы, не произнеся ни слова.

Мужун Лянь медленно осмотрел его тело, от напряженных, строгих линий мышц до кожи цвета акации в свете свечей - Мужун Лянь был очень худым, и он рассматривал Гу Мана, как изможденный холодом юноша рассматривает прекрасную шкуру животного - как будто он мог оторвать всю плоть Гу Мана и обернуть ее вокруг себя, чтобы стать сильным.

В это время слуга подал Мужун Ляню горячий имбирный чай, и, попивая его, хозяин вздохнул: «Гу Ман, хорошо иметь духовное ядро, не так ли? Приятно, когда в Школе Сючжэнь можно перевернуть все вверх дном, не так ли? Ты счастлив, что смог подружиться с таким выдающимся человеком, как господин Мо, не так ли?»

«Я действительно не знаю, кто дал тебе смелость солгать, что ты «господин Мужун» только для того, чтобы сделать лекарство и спасти некоторых жалких изгоев, а?»

Тонкие пальцы легли на чашку, и он неожиданно поднял глаза.

«Неужели ты даже собираешься забыть о своем происхождении!»

Гу Ман зарылся головой еще ниже: «Я не смею забывать».

«Твои божественные боевые навыки, твоя одежда, твое духовное ядро, все, что ты имеешь сегодня - все это благодаря моей семье Мужун. Без дома Ваншу у тебя ничего бы не было!»

«Молодой господин преподал мне урок».

Мужун Лянь не сказал больше ни слова, и через некоторое время он вдруг фыркнул: «Но раз ты такой способный, я, естественно, не буду обращаться с тобой плохо, чтобы ты не улучил момент, когда твои крылья окрепнут, чтобы упорхнуть к другому хозяину».

Затем он холодно приказал слугам: «Идите и подайте молодому господину тот подарок, который я давно для него приготовил». Говоря это, Мужун Лянь намеренно растягивал и подчеркивал слова, саркастично высмеивая самонадеянный поступок Гу Мана, выдававшего себя за сына семьи Мужун.

Когда Мо Си услышал, что Мужун Лянь собирается передать Гу Ману «подарок», его лицо стало злым, и он посмотрел на Мужун Ляня взглядом, который почти можно было назвать «оскалом».

Мужун Лянь поднял руку и приказал слуге открыть шкатулку, пока все смотрели.

Толпа побледнела, а некоторые из них даже воскликнули.

«Это же ограничивающий ошейник раба!»

Когда Гу Ман услышал это, он также внезапно поднял голову, его глаза расширились, и он с некоторым недоумением посмотрел на поднос из сандалового дерева, который держали над его головой.

Лицо Мо Си также изменилось.

Ошейник надевали на шею самому непокорному и непокладистому рабу, чтобы дисциплинировать и наказывать его или ее.

Надев его, можно было снять только с разрешения хозяина, и, вероятно, он был так же эффективен, как собачий ошейник.

Если быть рабом уже было большим позором, то быть заклейменным рабским ошейником было вдвойне позором, который заставлял других рабов смотреть на него свысока.

«Надень его на себя». Мужун Лянь махнул рукой: «Должен ли я умолять вас, «господин Мужун»?»

***

Автору есть что сказать:

Критерии выбора супруга.

Мо Си: Никого не хочу, если выбирать, то жениться вторично на том же человеке.

Юэ Чэньцин: Она хорошо выглядит! Милая! Длинные белые ноги!

Цзян Исюэ: Я вдовец и не собираюсь еще раз вступать в брак.

Мужун Лянь: Все женщины в этом мире вульгарны, я их не замечаю. Что? О, на мужчин я тоже не могу смотреть.

Гу Ман (серьезное лицо): Требования? Хм, богатый мех, заостренная форма головы и нёба, стройные конечности, быстрая скорость бега, острый слух, сильное обоняние, предпочтительны самки, которые успешно произвели на свет 5 или более детенышей и вырастили их.

Мо Си…