Онлайн чтение книги Остатки грязи Remnants of Filth
Глава 39 - Гоши

Взору предстало огромное пространство великолепного золотистого убранства.

Во внутреннем зале виднелись резные балки и расписные опоры, украшенные золотой пылью, низко висели занавески из желтой ткани. Пол был покрыт циновками, а мягкие подушки были расшиты золотым шелком, что придавало залу величественный вид.

В этом золотом светящемся великолепии находился человек в дорогих одеждах с широкими рукавами. Он сидел у окна спиной к Ли Цинцяню, склонив голову, и играл на гуцине.

Инструмент был обтянут человеческой кожей, струны сделаны из волос, а корпус инструмента украшен девятью человеческими глазами, которые пляшут в такт его жестам, когда он перебирает струны.

Услышав удар в дверь, мужчина без промедления доиграл последние три ноты на своем инструменте и, уняв дрожь струн, спокойно сказал:

"Уже поздно и безлюдно, чем я могу вам помочь?"

Ненависть в голосе Ли Цинцяня была глубокой, и с мечом в руке, истекающим кровью, он выкрикнул четыре слова:

"Я пришел, чтобы отомстить!"
"Хаха..." - Гоши* тихо рассмеялся.

[国师 (guóshī): Гоши - наставник (учитель) государя, Государственный Наставник.]

"На всем небе и земле есть много людей, которые хотят отомстить мне, не важно, живые они или возмущенные призраки. Однако есть и те, кто способен в одиночку проникнуть во дворец и прийти в мой зал".

Он медленно и осознанно повернул голову назад и сказал:

"Их не так много".

Когда он поднял голову, в зале засияли лампы и свечи.

Гоши Королевства Ляо носил золотую маску, и его темные глаза мерцали за ней.

Он издал легкий смешок:

"Бессмертный, какой мести ты жаждешь?"

Ли Цинцянь с горечью ответил: "Кровной мести!"

Гоши с интересом поднялся и спросил: "Кого же из всех я убил?"

Зная, что бесполезно сообщать ему имя Хун Шао, Ли Цинцянь стиснул зубы и сказал:

"Девушку, принесенную в жертву на горе... ты сам знаешь, что натворил. Ты... лжец!"

Гоши на мгновение замолчал и фыркнул:

"Итак, этот бессмертный гневается из-за красавицы…"

Ли Цинцянь почти дрожал от ярости, его глаза покраснели.

"Ты сказал, что искал женщин с похожей внешностью, чтобы сделать их святыми и обучить астрологии, но правда в том, что ты похоронил их заживо на горе Девичьего плача и принес в жертву богу горы! Не так ли?"

Однако Гоши ответил: "Нет".

"...!"

Ли Цинцянь всегда был разумным человеком. Как только он услышал, что тот категорически отрицает вину, он подавил переполнявшую его ненависть и уставился на него широко раскрытыми глазами, а его грудь вздымалась вверх и вниз.

Гоши вздохнул:

"То, что бессмертный сделал такой вывод, на самом деле оскорбляет меня".
"Я... Я..."

Ли Цинцянь выглядел так, словно хотел спросить: "Чем я вас оскорбил", но он был так взволнован, а слова Государственного Наставника были настолько неожиданными, что он растерялся, как задать вопрос.

Государственный Наставник сказал:

"Это правда, что я приютил этих женщин, но ты ошибаешься, говоря, что я похоронил их заживо, чтобы принести в жертву горным богам. Маленький бессмертный брат, позволь спросить тебя, что за горный бог может быть на горе Фэнъюй?"
"..."
"Даже духи Пяти Злых Гор не могут получить сотню девиц в жертву, что уж говорить о горе Фэнъюй?"
"Но, но..."
"Она совершенно лишена духовной силы и не имеет никакой ценности с точки зрения расположения. Ты послушал людскую молву и внушил себе мысль, что я желал принести живую жертву горным богам, поэтому без всякой причины столкнул ту сотню девушек в закрытую погребальную яму и позволил им погибнуть здесь".

Государственный Наставник сделал паузу и сказал:

"Мне не настолько скучно".

Ли Цинцянь явно не хотел верить словам Гоши, но эти слова были обоснованными, в них не было ничего агрессивного, поэтому он выглядел крайне озадаченным.

Из-за этого недоумения он выглядел очень усталым и крайне жалким, как будто небеса лишили его огня мести, оставляя его холодным, пустым скелетом.

Глубокие, горящие глаза Государственного Наставника просто смотрели на него, наблюдая, как он склоняет голову, как он бормочет, как его взгляд ослабевает, а воли не хватает.

Спустя долгое время, Государственный Наставник поднял свои тонкие пальцы, прикрыл свое лживое лицо и вдруг тихонько засмеялся.

Ли Цинцянь внезапно вскинул голову, ее лицо побледнело, когда он посмотрел на этого человека, который вел себя странно.

В его недоуменных глазах, Гоши, однако, смеялся все сильнее и сильнее, как мальчишка, дразнящий птицу, взрыв смеха, словно окатил Ли Цинцяня ледяной водой, заставляя его волосы вставать дыбом:

"Хахахаха... хахахаха…"
"Над чем ты смеешься?!"
"Пфф, я смеюсь над тобой, ты просто слишком смешной - учитель Ли, владеющий техникой меча Разделяющего Воды, я много слышал о тебе, неужели, все бессмертные в этом мире такие же наивные, как ты?"

Ли Цинцянь был ошеломлен: "Как ты узнал, что это я...".

"Ты думаешь, я не слышу звон меча?"

Ли Цинцянь был ошеломлен: "Так ты только что все врал?!"

Гоши откинулся на спинку скамьи, положив одну руку на корпус инструмента, а другую на колено, его глаза ярко блестели, а улыбка была сладкой:

"Хм? Зачем мне врать тебе? То, что я сейчас сказал - правда".
"Я не приносил в жертву горе сто девушек, но они действительно были погребены мною. Не ради государственной жертвы, просто...", - он сделал паузу и разразился смехом, - "просто так".

Ли Цинцянь был ошеломлен: "Ты...!"

"Догадываешься ли ты, почему я выбрал этих женщин?"

Гоши снова перебирал струны на своей гуцинь, издавая бессмысленные звуки стаккато, а затем слегка улыбнулся, опустив глаза.

"На самом деле, они не виноваты ни в чем другом, кроме как в том, что все они суки".

Он вздохнул.

"Эта сука научила меня так сильно ненавидеть" - темные глаза сверкнули, - "это делает меня несчастным".
"Ты... сумасшедший... человек".
"Верно, я сумасшедший".

Государственный Наставник нахально рассмеялся,

"Но поверишь ли ты мне, если я скажу, что на самом деле я тоже влюбленный мужчина?"
"Ты..."
"Разве тебе не интересно, на кого похожи эти женщины?"

Ли Цинцянь не ответил, Гоши тоже было все равно, он просто неторопливо набил трубку и сказал:

"Они подобны одной девушке, о которой я заботился всем сердце и в результате вырасти… суку. Я относился к ней великодушно, но она не оказала мне должной почтительности, вместо этого предала меня и пошла наперекор моему сердцу, а затем сбежала."
"Я интересовался ее местонахождением, но не смог ее найти. Только много лет спустя я услышал, что в Чжунхуа вышла замуж женщина несравненной красоты. Это была она".

Гоши говорил самым небрежным тоном о чудовищной обиде в своем сердце:

"Тц, как трогательно. Люди говорят, что эта женщина, с ее юной красотой, была безумна, выйдя замуж за такого подлого и холодного человека. Ее красота такая, что не сыщешь во всей столице, ее лицо прекрасно словно лотос, но она оказалась в руках куска льда. Какое расточительство ее красоты!"

Под его руками закаленные до блеска струны гуцинь издавали леденящий душу звук.

Государственный Наставник усмехнулся: "Я тоже так думаю".

Он указал на свой висок: "Я думаю, что она вышла замуж за этого человека, потому что он был болен здесь".

"Смотри, она такая непослушная, она не быть святой Государственного Наставника, она пожелала быть женой для кого-то другого, айя, как это меня раздражает".

Государственный Наставник говорил это с улыбкой на лице все время, как будто болтал о каких-то несущественных пустяках.

"Но что я могу сделать? Хоть я настолько велик и могуч, но не могу же я пойти и похитить ее? Так что…"

Его губы снова разошлись в звериной гримасе, два ряда зубов оскалились:

"И мне пришла в голову блестящая идея. Чтобы избавиться от своего несчастья".

Он посмотрел на Ли Цинцяня с белым лицом, улыбнулся и легкомысленно сказал:

"Я тоже женился".
"Разве она не великая красавица, редкая в мире соблазнительница? Я женюсь на десятках и сотнях девушек, похожих на нее. Если эта сука возвысится, то я втопчу ее в пыль и грязь, что за очаровательная дурочка... хахахахахаха, я могу найти столько, сколько захочу! Что такого в том, чтобы жениться на ней!"
"...!"

На этот раз, не говоря уже о Ли Цинцяне, даже Мо Си почувствовал, что этот человек должен быть болен какой-то болезнью, чтобы быть таким сумасшедшим.

"Посмотри на меня, сотни невинных девушек явились по моему призыву, и каждая из них имеет свой божественный облик. Кем она себя возомнила?"

Гоши говорил с волнением, его глаза ярко блестели:

"Если я хочу жениться на них, я могу надеть на них золотую корону и накинуть на них плащ феникса. Я заставлю их преклонить колени перед моим троном одну за другой…"

Ли Цинцянь была опустошен и безмолвен, и ничего не ответил, но когда он услышал последние его слова, он сказала строгим голосом:

"Хун Шао не преклонит перед тобой колени!"

Неожиданно Государственный Наставник взглянул на него и на самом деле не отрицал этого, а улыбнулся и сказал:

"Одна не преклонила колени".
"..."

Он облизнул свои белые, острые клыки и сузил глаза, сладко и угрюмо.

"Но всех, кто осмеливается сопротивляться, тех, чьи сердца не покорны, этих шлюх...", - он дважды усмехнулся, - "просто убивают, чтобы другие были послушными".
"Ты! Ты просто...!"

Ли Цинцянь был зол и печален, его тело дрожало, он никогда не матерился, и хотя в этот момент он ненавидел человека перед собой всем сердцем, он не знал, какие слова сказать, поэтому его лицо покраснело, а губы слегка задрожали.

"Ты..."

Гоши только рассмеялся, его глаза вспыхнули ненасытным удовлетворением и жестокостью:

"Разве они не должны быть гордыми и несокрушимыми? Хорошо сказано, тогда я похороню их всех в горе Фэнъюй, пусть он станут после смерти злыми духами!!!"
"Прекратите это..."
"В этом мире есть много вещей, которые мне не по душе, и не все могут иметь то, что я хочу. Хотя я не могу делать то, что хочу, я могу дать миру понять, что значит жить, если слушаешься меня, и умереть, если противишься мне!"
"Ты просто сумасшедший... ты безумец!!!"

Ли Цинцянь больше не мог этого выносить. Он вытащил свой длинный меч и, сверкнув светом, направился прямо к голове Государственного Наставника!

Мо Си видел бесчисленное количество противников, и сейчас он уже видит, что это движение действительно является уникальной способностью Ли Цинцяня.

Он настолько силен, что сокрушает небеса и землю, заставляет сходит лавину и разбивает скалы, и в мире найдется не более трех мечников, способных сравниться с ним.

Однако Гоши не изменил своей позы, а сидел, вытянувшись во весь рост, и только слегка коснулся гуцини кончиками пальцев.

Гуцинь из человеческой кожи издала звук, а свет меча померк от движения его пальцев. Мгновение спустя он взорвался и превратился в небытие!

"Как..."

Ли Цинцянь был ошеломлен, даже Мо Си не мог представить, что этот удивительный меч будет сломан так легко - этот Государственный Наставник рассеял свет меча, встал, поднял два пальца, его фигура была быстрой, как призрак.

Когда Ли Цинцянь пришел в себя, меч из его руки уже был выхвачен Гоши и зажат между двумя пальцами.

При небольшом усилии он вдруг разлетался на тысячи осколков!

"Ты …"

Ли Цинцянь внезапно сделал шаг назад, качая головой в ужасе,

"Как ты смог...".

Государственный Наставник рассмеялся:

"Как я мог легко сломать твой меч?"
"..."

Глаза под золотой маской светились жутким огнем, и тогда Гоши небрежно отбросил рукоять меча, медленно подойдя к Ли Цинцяню.

Внезапным рывком он поднял руку и уперся в балку позади Ли Цинцяня, приближаясь к нему, как гепард с полным ртом крови, устремив прямо взгляд ему в глаза.

"Меч, Разделяющий Воды".

Голос мужчины был низким и спокойным: "Что я не могу сделать с ним?"

Последняя капля крови исчезла с лица Ли Цинцяня, и он не мог отступить. Он прислонился к тяжелому, толстому столбу из верескового дерева, его зрачки резко сузились, когда он уставился в глаза, скрывающиеся за покрытым золотом маской.

Он вдруг удивился.

Это... были глаза из его воспоминаний?

Миндалевидные глаза человека, который спас его и его брата от дыма и пламени войны, словно благодатный дождь.

Он не был уверен, да и не мог быть уверен, он чувствовал холод, каждая капля крови, каждый дюйм мышц и костей замерзали...

Его техника меча была получена из руководства, оставленного тем культиватором в зеленом одеянии, кто еще в мире мог с легкостью сломать его технику меча, как не тот человек?

Но как мог этот безумный, извращенный, порочный и жестокий Гоши оказаться тем самым человеком, который в свое время спас его?

Как, как это может быть? Единственное, что их объединяет, - это золотая маска…

В мире есть много культиваторов, которые предпочитают прятать свои лица за масками, чтобы никто не мог увидеть их истинное лицо, так как же этот безумец перед ним мог быть его бывшим благодетелем?

Как это может быть?!!!

У него больше нет Хун Шао, он потерял свое будущее.

Теперь, когда небо и земля стали жестокими, они хотят уничтожить даже его прошлое, все вместе?!

Ли Цинцянь вздрогнул, "Нет... не.. ты не…"

Глаза Гоши, словно нож, двигались по его лицу, мало-помалу.

Разрывая плоть, отслаивая кость и кровь, они легко заглядывали в его трепещущее сердце.

"О, эта техника меча не идеальна, но я искренне любил ее, когда был молод".

Государственный Наставник легкомысленно рассмеялся и сказал:

"Послушай, пять лет менять весну и осень, десять лет идти против превратностей жизни... Только по этим двум фразам заклинания меча можно понять, насколько ты был молод и легкомыслен".

Ли Цинцянь медленно покачал головой и внезапно пришел в ярость: "Нет! Ты никогда не сможешь стать им! Ты никогда не сможешь стать им!!!"

Гоши не ответил, а лишь опустил ресницы и холодно улыбнулся, показав зубы.

"Ли Цинцянь. Поскольку ты изучил это руководство по мечу, ты, по крайней мере, наполовину мой ученик. Мой хороший ученик, я знаю, что ты ненавидишь меня, но я еще не достаточно повеселился в этом мире, поэтому я не могу умереть легко. Я могу только отправить в путь тебя".

Лицо Ли Цинцяня стало белым.

Государственный Наставник негромко рассмеялся и сказал:

"Увы, я намеревался использовать злых призраков с горы Девичьего плача для улучшения меча, но все испортил ты, маленький негодяй. Ты просто попал в ловушку, и я могу поиграть с тобой. Не волнуйся, после твоей смерти я обязательно превращу тебя в божественное оружие. Ты должен быть послушным и не плакать. "

Ли Цинцянь не боялся смерти, он боялся человека перед ним... Может ли это быть тот мечник в зеленом, который спас его тогда, тот, за кем он гнался?!

"Меч, Разделящий Воды твой... Ты передал его мне... еще тогда, когда этот человек... был тобой…"

Его голос оборвался.

Гоши не ответил прямо, а просто улыбнулся.

"На самом деле, я вовсе не хотел передавать его. Но... забудь об этом, нечего говорить, когда все сказано и сделано".

С этими словами он выпрямился, и в его глазах вспыхнул холодный свет.

"Пойдем, пойдем, я дам тебе почувствовать, каков на самом деле настоящий Меч Разделяющий Воды! Твой Шифу преподаст тебе урок!"

Мо Си: "!!!"

В конце фразы перед его глазами вспыхнуло бирюзовое сияние, стремительное, как летящая звезда, враждебное, как гром, пробивающий девять небес, и через мгновение хлынула кровь!

Свет и тени перед глазами яростно задрожали, и Мо Си увидел, как Ли Цинцянь упал в лужу крови, а Государственный Наставник лезвием своего меча вспорол грудную клетку Ли Цинцяня, голыми руками вырвал сердце, печень и легкие, легкие, которые еще бились и трепетали, голыми руками, забрызгав кровью покрытый золотом пол…

В багрово-красном свете Государственный Наставник слизнул кровь, брызнувшую на уголок губ, и облегченно рассмеялся, сказав:

"Ли Цинцянь, девушка, которая тебе нравится, не должна быть такой, как она. Что касается тебя, то ты не должен был учиться этой технике меча".

Он посмотрел на труп Ли Цинцяня и равнодушно сказал:

"Это ты не знаешь, как себя вести, и ты не можешь винить меня, умирая".

В заключение Государственный Наставник встал и окровавленной рукой сдавил шею Ли Цинцяня.

Таща его за собой, он вышел из золотого Зала и направился в глубокую ночь, где мириады звезд освещало тысячи спящих домов.

На золотых камнях проступила полоса свежей, горячей крови, а труп Ли Цинцяня постепенно увлекал за собой Государственный Наставник.

Когда они исчезли за углом двери зала, внезапно раздался неконтролируемый, хриплый смех Гоши, вздыхающего от боли и безумия.

"Пять лет с мечом, чтобы сменить весну и осень, десять лет с мечом, чтобы противостоять превратностям жизни. Этот меч настолько острый, что может рассечь воду ... "

После паузы он закричал с огромной радостью и болью, прорвавшись сквозь долгую ночь:

"…но не мое сердце, которое не может быть разбито в течение всей моей жизни!"

Дикая песня была подобна водовороту во сне, и все вернулось к тишине. Мо Си внезапно провалился в темную бездну.

Когда он снова открыл глаза, первое, что бросилось ему в глаза, было ясное ночное небо, в котором ослепительно сияли звезды. Несколько редких веток тянулись высоко в небо, а увядшие листья на ветках были сворачивались от холода.

Воспоминание закончилось, и он вернулся во двор Мужун Чуи.

Мо Си лежал на земле, а в его ушах все еще звучали слова:

"Этот меч настолько острый, что может рассечь воду, но не мое сердце, которое не может быть разбито в течение всей моей жизни".

Сцены из сна все еще стояли перед ним. От танца с мечами перед хижиной до пятен крови в Зале Государственного Наставника.

Он посмотрел на ночное небо, и его адамово яблоко дернулось. Он не знал, что должен чувствовать. Но спустя долгое время ему вдруг пришла в голову одна мысль.

Он подумал, а что если Хун Шао не была больна тогда?

Если бы она была благословлена небесами и здорова, они бы всегда были вместе? В мире стало бы на одного демона-мечника меньше, а влюбленных - на одну пару больше. Сяо Хун превратилась в старуху, и она всегда шумела вокруг Ли Цинцяня.

Была ли такая возможность?

Мо Си не был уверен. Когда он был молод, он очень мало знал о любви. В то время он думал, что если он будет стараться изо всех сил, то влюбленные смогут пожениться.

Позже он узнал, что это не так.

Оказалось, что в этом мире существует нечто, называемое судьбой.

Если любовь была глубокой, судьба швыряла ей в лицо в бедность, ненавистную старость, болезни и так далее. Все, о чем нельзя было мечтать или догадываться, было нанизано на их сцепленные руки.

Некоторые люди останавливались, когда им было больно.

А те, кому было больно, но они не сдавались, скорее всего, закончили бы, как Ли Цинцянь, будучи вбитыми в кровавое месиво, с обнаженными сухожилиями и костями. Их кости были разбиты, сухожилия не выдержали, а кровь пролилась.

Упрямые до конца, но все же сломленные.

Это также привело к их собственному страшному концу.

Он встал. Остальные еще не оправились от действия зачарованной воды и все еще находились в глубоком сне.

Он окинул их взглядом одного за другим и наконец его взгляд упал на Гу Мана - тот все еще был без сознания.

Сердце Мо Си заскулило. Он не мог отделаться от мысли, что они с Гу Маном находятся в таких же отношениях: классовая пропасть, семейная ненависть, наложенная друг на друга. Гу Ман не мог выносить боль, поэтому он оставил его.

В конце концов, именно он был отвергнут.

Но, возможно, на самом деле чувства между ними не могли сравниться с чувствами Ли Цинцянь и Хуншао. Возможно, с самого начала их пальцы не были переплетены. Возможно, это было его собственное желание, его собственная фантазия, когда он держал пальцы Гу Мана, удерживая Гу Мана, не позволяя Гу Ману уйти.

Все эти годы, когда Гу Ман говорил "Я люблю тебя", Мо Си не знал, насколько это правда.

Мо Си закрыл глаза, держась за пульсирующие виски, и медленно отошел от осадка от иллюзии и душевной боли.

В это время остальные тоже начали шевелиться, один за другим пробуждаясь от иллюзии.

Юэ Чэньцин не испытывал ни тягот мира, ни беспомощности любви. Поэтому, хотя ему и казалось, что Ли Цинцянь жалко закончил, он ничего не почувствовал. Последняя сцена вызвала у него лишь отвращение, и как только он встал, то снова упал на землю и его вывернуло.

"Этот Гоши Страны Прерий... Он, должно быть, извращенец!"

Юэ Чэньцина вырвало несколько раз, он задыхался и слабо сказал:

"Зачем он без причины вырывал у людей органы? Он что, перевоплощенный волк?!"

Оба господина Мужун были относительно спокойны. Мужун Чуи был без выражения, его глаза были закрыты.

Мужун Лянь прислонил голову к скале и сказал: "С духом меча всегда так, чем он несчастнее, тем сильнее. В прошлом были такие мастера оружия, которые любили покрывать людей липким клеем, сдирать с них кожу, смазывать ее сахарной водой и бросать в пчелиный улей..."

Юэ Чэньцин махнул рукой, призывая его замолчать. Он прикрыл живот, и его снова начало тошнить.

Мужун Лянь, вероятно, нашел рвоту Юэ Чэньцина отвратительной, поэтому он замолчал. Он встал, опираясь на скалу, потянулся и усмехнулся:

"Но теперь я знаю, что Меч Разделяющий Воды Ли Цинцяня не его собственный, а из руководства по мечу, которое дал ему Гоши страны Ляо".

Мужун Чуи сказал: "Но это не одно и то же".

"Почему они больше не похожи?"
"Меч Разделяющий Воды - это новый прием, который Ли Цинцянь создал после того, как обрел просветления. Принцип меча таков: "Меч доброжелательности рассекает воду, меч справедливости рассекает печаль, меч бедности помогает миру, а меч трудностей не уклоняется".

Однако суть меча человека из страны Ляо в том, что "этот меч может разрезать воду, но не может рассечь сердце Правителя". Один владеет мечом ради праведности, другой - ради любви. Они идут разными путями".

Мужун Лянь был поражен, а затем усмехнулся: "Идиот бессмертный, ты действительно сумасшедший".

Юэ Чэньцин очень хотел защитить своего дядю. Тошнота от рвоты еще не прошла. Когда он услышал, что Лорд Ваньшу так говорит о Мужун Чуи, она не мог не рассердиться.

"Вы не имеете права оскорблять моего четвертого дядю!"

Мужун Лянь прищурился и сказал: "Почему я не могу оскорблять его? Во всем Чжунхуа, кроме правителя, есть кто-то, кого я, Мужун Лянь, не могу ругать?"

"Брат Мужун, вы…вы неразумны! Я скажу правителю!"

Мужун Лянь недовольно сказал: "Сяо Юэ, в таком случае, почему бы тебе не пожаловаться своей мамочке?"

Лицо Юэ Чэньцин побледнело, и он был так зол, что все его тело дрожало. Как раз когда он собирался что-то сказать, он вдруг увидел как мелькнула бела одежда, и раздался четкий звук "па".

Мужун Чуи поднял руку и дал Мужун Ляню сильную пощечину!

На этот раз все были ошеломлены. Мужун Ляна били так, что он долго не мог прийти в себя. Он закрыл лицо в гневе и шоке.

"Эй, да как ты смеешь!?"

Широкие рукава Мужун Чуи трепетали на ветру как и его лента для волос. Под острыми бровями его глаза были холодны, как нож.

"Почему бы мне не осмелиться?"

Мужун Лянь был готов взорваться, а его глаза цвета персика были красными от гнева.

"Ты ублюдок! Этот принц..."

Мужун Чуи дал ему еще одну пощечину.

"Кем ты себя возомнил?"

Мужун Лянь никогда в жизни не был унижен кем-то из своего поколения. Он был зол до звезд в глазах, а рука, держащая табачную трубку, дрожала.

"Ты... как ты смеешь... Я собираюсь доложить об этом правителю. Ты оскорбил свое начальство..."

Мужун Чуи слегка сузил свои глаза феникса, а его тонкие синие губы открылись и закрылись. Он холодно ответил на слова Мужун Ляня.

"Почему ты бежишь докладывать об этом правителю? Почему бы тебе не пойти и не рассказать своей мамочке?"

При этих словах лицо Мужун Ляня мгновенно покраснело! Вены на его шее вздулись, и он сразу же захотел броситься на Мужун Чуи!

Мужун Чуи двинулся в сторону, чтобы избежать его, и, взмахнув широкими рукавами, холодно сказал,

"Покажите ему, чтобы он убирался".

Юэ Чэньцин не ожидал, что его Четвертый Дядя прикажет ему что-то сделать. Его глаза внезапно расширились, и он кивнул в оцепенении.

"О... о, хорошо..."

Неожиданно Мужун Чуи сказала: "Я не с тобой разговариваю".

"Ах?"

Деревянная толпа заскрипела, и бамбуковые воины, окружавшие Гу Мана, внезапно пошевелили конечностями, и все они двинулись к Мужун Ляню.

Мужун Чуи стоял, заложив руки за спину, и стоял позади деревянной машины. Он холодно посмотрел на Мужун Ляня и сказал:

"Проведите гостя".

Владыка Ваньшу имел высокий статус, и где бы он ни был, ему поклонялись. Но в это время Мужун Чуи послал группу деревянных людей, чтобы прогнать его. Более того, судя по их намерениям, если Мужун Лянь не уйдет, они собирались повалить его на землю и вынести силой.

Мужун Лянь был так зол, что все его тело дрожало. Он указал на Мужун Чуи и гневно сказал:

"Ты, не смей!"

Белый наряд Мужун Чуи был как снег, и он холодно сказал:

"Вышвырните его вон".

Бамбуковые воины закричали "Ада-Ада-Ада", выполняя приказ, и выгнали Мужун Ляня, словно рой пчел.

Выгнав Мужун Ляня, Мужун Чуи повернулся с безразличным выражением лица.

Он сел за каменный стол во дворе и сказал Мо Си, как ни в чем не бывало:

"Князь Сихэ, садитесь".

Мо Си: "..."

Этот бессмертный действительно был сумасшедшим...

Юэ Чэньцин, казалось, привык к личности своего дяди, и он серьезно спросил:

"Четвертый дядя, можно мне тоже присесть?"

Мужун Чуи даже не взглянул на него: "Ты стой".

Юэ Чэньцин удрученно сказал: "... О...".

Мужун Чуи подняла палец, и из веранды вышли два бамбуковых воина с чайником и тарелкой в руках и поставили их на стол.

Налили две чашки чая, и Мужун Чуи негромко сказал:

"Давайте перейдем к делу. Теперь, когда прошлое Ли Цинцяня прояснилось, что думает Сихэ-цзюнь о Демоне Меча, который сбежал?"

Мо Си посмотрел на Гу Мана еще несколько раз, а затем отвернулся и сказал:

"Он должен быть в Чжунхуа, и он не уйдет. Он также отправится на поиски несравненной красавицы, о которой упоминал государственный наставник."

Юэ Чэньцин вмешался:

"Но этот Дух Меча такой странный. Великий Мастер Ли, которого мы видели в наших воспоминаниях, был таким добродушным человеком. Почему же сейчас он..."

Мо Си сказал:

"Ли Цинцянь - это Демон Меча, а не Дух Меча. Он трагически погиб и был превращен в Меч Хуншао. Сначала его сознание еще можно было сохранить, но Хуншао долгое время находился у Государственного Наставника, и он должен был впитать много крови обиженных духов. При таких обстоятельствах его разум и поведение будут все больше и больше походить на разум и поведение его хозяина."

Юэ Чэньцин был потрясен: "Значит, Ли Цинцянь, которого мы встретили, по темпераменту ближе к государственному наставнику?"

Мужун Чуи ответила: "Да".

Юэ Чэньцин задумался на некоторое время:

"Понятно... тогда меч Хуншао должен был быть передан государственным наставником кому-то другому, верно? Если он все еще принадлежал Гоши, то он не должен был попасть в руки Мужун Ляня."

Мо Си покачал головой:

"Неважно, кому принадлежит Меч Хуншао. Важно то, кого он найдет следующим."

Мужун Чуи сказала:

"Верно. После того как Ли Цинцянь преобразился, он намеренно подражал действиям Гоши. Его одержимость настолько глубока, что он сошел с ума, и его нельзя судить по действиям обычных людей. Однако его одержимость нетрудно угадать. Он хочет найти "несравненную красоту", о которой говорил Государственный Наставник."

Мо Си согласился со словами Мужун Чуи.

Ли Цинцянь не хотел убивать девушек сразу после их поимки. Вместо этого он хотел, чтобы они рассказали ему, где находятся другие такие же девушки. Затем он схватит их одну за другой и унизит до смерти, основываясь на информации, которую они сообщат.

Ли Цинцянь, вероятно, думал, что если бы государственный наставник не ненавидел эту девушку за то, что она вышла замуж за другого, Хуншао не умерла бы.

Ли Цинцянь уже сошел с ума.

Мо Си подумал об этом и спросил:

"Юэ Чэньцин, ты знаешь, кто была самая красивая девушка в Чжунхуа около десяти лет назад?"