Онлайн чтение книги Остатки грязи Remnants of Filth
Глава 17 - Непревзойденная соблазнительница

Что за непревзойденная соблазнительница с исключительными уловками, должно быть, другая сторона!

****

Мо Си не поднимал взгляда, его хорошо очерченные брови оставались в тени руки. В его низком голосе звучали глухие нотки.

«Может быть, его разум совсем не поврежден, и он все еще помнит некоторые вещи. Он притворяется».

«Как такое может быть?» глаза Ли Вэя расширились. «Состояние Гу Мана было диагностировано Шэньнун-тай*. Целитель Цзян, лучший из Чжунхуа, также осмотрел его. Его ядро раздроблено, две части души потеряны, мозг поврежден, он считает, что он волк...»

[Шэньнун – бог и покровитель медицины, Шэньнун-тай - башня Шэньнун]

«Ты когда-нибудь видел волка, который скорее причинит вред себе, чем другим?!»

Ли Вэй ошеломленно молчал.

Неужели глаза его обманывают? Глаза князя Сихэ казались немного влажными и красными.

«Почему мой господин сказал такие слова...»

Мо Си закрыл глаза. Его гнев не был направлен на Ли Вэя, просто он больше не хотел слышать такие слова, как «Гу Ман ничего не помнит».

«В поместье Ваньшу, Мужун Лянь дала ему два варианта: либо отрубить одну из моих рук, либо порезать себе лицо». Мо Си отвернулся, уставившись на колышущиеся тени деревьев. Через полминуты он пробормотал: «Он выбрал последнее».

Ли Вэй: «...»

«Скажи мне, какой волк может принять такое решение?»

Ли Вэй подумал: «Сказать честно, что я думаю? Что я могу сказать?! С твоим ужасным характером, если я предположу, что, возможно, Гу Ман даже не понял вопроса Ваньшу Цзюня, ты просто вскочишь на ноги и забьешь меня до смерти????»

С того дня Мо Си стал немного одержимым.

Хотя Ли Вэй использовал любую возможность, чтобы деликатно объяснить: «Мозг Гу Мана сейчас не в порядке, он не понимает многих фраз, и общение с ним похоже на разговор с трехлетним ребенком, иногда приходится повторять фразу несколько раз». Однако Мо Си не мог избавиться от слабой надежды в своем сердце.

В конце концов, у Ли Вэя не осталось других вариантов, и он сказал: «Тогда, мой господин, почему бы не попросить подтвердить это у лекарей Шэньнун-тай?»

 «......»

Шэньнун-тай была полна прислужников Мужун Ляня. Мо Си не хотел туда идти.

Ли Вэй предложил другой план. «Тогда посетите Императорскую лечебницу и спросите целителя Цзяна».

Целитель Цзян был суровым и отстраненным человеком, у Мо Си не сложилось о нем хорошего впечатления. Но, в конце концов, он не смог смириться с беспокойством в сердце и отправился нанести визит.

За пределами роскошного, экстравагантно украшенного дворца медицины, карнизы которого были вздернуты на углах крыши, как зубы кабана, мальчик-слуга сказал чрезмерно осторожно и тревожно: «Сихэ-цзюнь, господин Цзян ушел собирать лекарства».

«Когда же он вернется?»

«Продолжительность отсутствия господина не определена, это может быть от трех до пяти дней, или от трех до пяти месяцев».

«Он не сказал, куда идет?»

«Когда господин собирает лекарства, он отправляется во все уголки мира».

Мо Си потерял дар речи. Глядя на мальчика-слугу, который, казалось, был доволен своими ответами, он мог только кивнуть, развернуть лошадь и направиться обратно в поместье.

Возможно, из-за того, что его одержимость была слишком глубокой, и он весь день размышлял о Гу Мане, в ту ночь, после того как Мо Си заснул, ему приснился сон.

Во сне он вернулся на много лет назад, в тот день, когда он окончательно разобрался в причудах своего сердца, когда он не мог ждать ни минуты, чтобы как можно скорее признаваться.

Это случилось тихой ночью на северной границе.

Он был очень молод, ему не исполнилось и двадцати лет. В то время он еще не был Сихэ Цзюнем, чья репутация потрясла все четыре моря, а Гу Ман все еще был подмят под себя Мужун Лянем, не имея собственной репутации.

Они вели ожесточенную битву с царством Ляо, в которой многие погибли. Когда Мо Си приводил в порядок вещи своих погибших товарищей, он заметил старое любовное письмо, испачканное кровью. Он схватил это письмо, которое не было вовремя отправлено, и долго смотрел на него в оцепенении.

Семья Мо Си была далекой от счастья; с юности он видел только взаимный обман, предательство и манипуляции.

Он впервые увидел подлинную, страстную любовь.

Погибший в бою культиватор был хамоватым человеком, который обычно даже не любил читать книги, однако он с большой серьезностью записывал слово за словом, предложение за предложением, чтобы написать такое длинное письмо посреди огня и дыма. Он не писал в письме ни о тяготах битвы, ни о каких-то достижениях, только о родинке над бровью своей возлюбленной и о новой грядке побегов, которую он посадит во дворе.

«В следующем году, когда будут пышно цвести сады, Сяо Янь будет петь, а я сыграю на флейте».

…Неуклюжее, даже несколько грубоватое стихотворение, но такое нежное, что казалось, будто из него просачивается вода.

И это сочинил такой хамоватый человек.

Когда он писал его, он просто представлял себя, как спустя годы, вернувшись прославленным, будет петь и играть с девицей по имени Сяо Янь у цветочной клумбы, которую он собственноручно посадил, и ничего больше.

Но в итоге осталось только это письмо, на котором уже засохли пятна крови.

Мо Си не мог выразить, что он чувствовал в тот момент. Он долго сидел на краю циновки, сжимая в руке письмо.

…В следующем году, когда цветы распустятся, Сяо Янь будет петь, а я буду играть...

А если бы сегодня умер не этот человек, а Мо Си, то был ли у него кто-то, кого он не мог бы забыть даже в огне войны?

Он быстро вспомнил знакомую фигуру. Поначалу мысли были нечеткие и полное осознание пришло спустя мгновения. Он мгновенно замерз, холодный пот пропитал его спину. И в то же время было ощущение, что все это время пламя огня тихо освещало глубины его сердца, языки пламени мягко касалось его внутри, то терзая, то облизывая беспокойное сердце.

Просто раньше он не видел этого, не понимал, что это были за чувства, которые он подавлял.

Он сидел в оцепенении, но дикий огонь в его сердце пылал еще жарче. Что-то рушилось, и что-то быстро, с шумом, возводилось вновь.

Снаружи палатки раздавались плач убитых горем солдат, чьи братья по оружию погибли, слабая музыка окарины и завывание одинокого ветра.

Он сжал в руке лист бумаги. Кто умрет следующим?

Чье сердце завтра превратится в кровавое пятно?

Внезапно он больше не мог контролировать порыв своего сердца. Он дернул штору палатки в сторону, столкнувшись с лекарем, вошедшим обработать его рану, и напугал его. «Мо Гунцзы?»

Мо Си не ответил. Он вышел из палатки, его шаги ускорились, пока он убирал окровавленное письмо в складки одежды. Он вернет его «Сяо Янь», упомянутой в письме, но сейчас он срочно искал конкретного человека. Ему вдруг стало так тревожно, как будто если он не скажет сейчас, то завтра у него не будет возможности это сделать, как будто смерть настигла его.

«Мо-гунцзы! Мо-гун-цзы!»

Лекарь в белых одеждах с широкими рукавами преследовал его по пятам, крича ему: «Мо-Гунцзы, рана на твоей руке...»

Но он проигнорировал его, не желая заботиться об этом незначительном, ничтожном порезе. Он выскочил из лагеря, призвал духовного коня и поскакал вперед на полном скаку.

Ветер и снег, дующий с севера, встретили его; позади него раздавались звуки голубей, которых разводили в оборонительном лагере, обрывки звуков, которые метались все дальше и дальше от него.

В его сердце разгоралась страсть; он хотел излить свое сердце Гу Ману, стоявшему сейчас в ночном дозоре. Он чувствовал трепетное биение собственного сердца и его горящее, пылающее сердце. Вокруг него, очевидно, был только суровый ветер и снег, но даже его ладони были слегка влажными.

«Где Гу Ман?»

Прибыв в Северный военный лагерь, он, не сходя с места, спросил запыхавшегося культиватора из гарнизона.

«Я ищу его, где он?»

Видя, что он так взволнован, культиватор встревожился. «Неужели, Мо-гунцзы принес срочные новости?»

«Какие срочные новости, разве мне нужны срочные новости, чтобы встретиться с кем-то?» Из его рта повалил белый туман, его тон был взволнованным.

«Почему, тогда...»

Культиватор посмотрел на раненую руку Мо Си, на мгновение замешкался и больше не задавал вопросов, но Мо Си понял подтекст: «Почему ты не восстанавливаешься должным образом, а решил смело пробираться сквозь ветер и снег из Южного лагеря в Северный, чтобы искать безымянного и незначительного солдата?»

Мо Си был слишком встревожен.

И слишком импульсивен.

Он только что понял одно дело, очень важное дело, которое беспокоило его уже долгое время. Ему нужно было найти Гу Мана; если он не найдет его немедленно, то страсть в нем сгорит и иссякнет за ночь.

По своей природе он был чрезвычайно упрям. Решив что-то, он должен был крепко ухватиться за это. Тогда он был еще молод и не испытал горечи любви.

Он даже не думал о последствиях, не рассматривал моральные аспекты их отношений, не думал о том, что его отвергнут.

Он не знал абсолютно ничего, лишь самоуверенно, с искренним сердцем, импульсивно пришел к палатке Гу Мана. Он стоял перед палаткой, его пальцы слегка дрожали, кровь становилась все горячее, сердце билось быстрее. Наконец, его адамово яблоко покачнулось, он глубоко вздохнул и с размаху распахнул заслонку палатки.

«Гу Ман».

На него оглянулся слегка бледный человек. Это был Лу Чжаньсин, лучший друг Гу Мана в те времена.

Лу Чжаньсин также был слугой и учеником Мужун Ляня, у него был упрямый характер, который невозможно было исправить, и он вырос вместе с Гу Маном. В данный момент он ел в палатке фрукты, читая руководство. Увидев Мо Си, он удивленно уставился на него.

«Мо Гунцзы?»

 «......»

«Почему ты здесь?»

«Где Гу Ман?»

«О, ты ищешь его». Лу Чжаньсин доел сочную грушу и вдруг захихикал, его брови заплясали. «Почему все ищут его сегодня?»

«...Кто еще его ищет?»

«Да никто, просто несколько наших друзей ищут его, чтобы порезвиться в соседней деревне, Мо-гунцзы их не знает. Я тоже собирался пойти с ним, но, как оказалось, моя нога еще не до конца зажила, поэтому я не могу идти...»

Пока Лу Чжаньсин продолжал болтать, беспокойство в сердце Мо Си становилось все сильнее. Он слегка прикусил нижнюю губу и спросил «Куда он пошел?»

Улыбаясь, Лу Чжаньсин открыл рот, готовый ответить на его вопрос.

Но как раз в тот момент, когда Мо Си собирался получить ответ, его пронзила боль.

…Как будто его сердце инстинктивно защищалось, не позволяя себе больше получать болезненные удары, и вот тяжелая тьма обрушилась на него со всей силы, разбив этот ответ вдребезги. Окружающий мир снов рассыпался, как мелкая пыль.

Тьма становилась все бездоннее, сон все тяжелее, и больше не было слышно ни звука.

В конце концов, не стало ни неба, ни земли.

Все превратилось в тишину.

На следующий день Мо Си проснулся от щебетания птиц во дворе. Он медленно моргнул глазами, постепенно приходя в себя, словно пробираясь к берегу среди разбитой иллюзии, отражающейся в воде.

«...Гу Ман...»

Он был заперт в остатках сна; подняв руку, он почувствовал, что его ладонь слегка теплая и покрыта бисеринками пота. Как будто он все еще мог ясно вспомнить жгучие эмоции своей юности, но содержание сна уже неуклонно затуманивалось.

«Мой господин!» Увидев, что тот проснулся, Ли Вэй мелкими шажками приблизился к нему и поклонился. «Господин Чан Фэн прислал гонца с утра пораньше с подарками. Их временно поместили в прихожей, должны ли мы принять их, мой господин?»

«Чан Фэн?»

Только что проснувшись и увидев во сне события прошлого, которые так тяготили его, даже благочестивый князь Сихэ на мгновение растерялся. Лишь спустя некоторое время, потирая лоб и слегка нахмурившись, он вспомнил...

Тот человек был позабытым старым аристократом; хотя он все еще сохранял свой статус, это было лишь именем. Прошло много-много лет с тех пор, как Чан Фэн в последний раз общался с другими людьми.

Мо Си был слегка угрюм от раздражения, поскольку ночные грезы еще не донца улетучились и тяготили его. Потирая пульсирующий висок, он спросил: «Чего это он вдруг присылает мне подарки?»

«Он не уточнил».

Мо Си привык жить чисто и добродетельно, поэтому он сделал паузу и сказал: «Верни их ему. Скажи ему, что я ценю его добрую волю, но поскольку сейчас не фестиваль и не праздник, мне они не нужны».

«Да».

После того, как Мо Си закончил собираться, он остановился в прихожей, чтобы взглянуть. Жемчуг, нефрит, шелк, драгоценные реликвии, эликсиры и прочее заполнили восемь коробок, что заставило его нахмуриться и позвать к себе занятого Ли Вэя.

«Чан Фэн попал в беду?»

«А?» Ли Вэй на мгновение остолбенел. «Нет».

«Тогда что он имеет в виду?»

«Это...» подумал Ли Вэй. Похоже, Чан Фэн в последнее время обижал многих вельмож  Школы культивации из-за своей дочери, и некоторые из них принадлежали к крупным влиятельным семьям. Посылать подарки князю Сихэ в данный момент, очевидно, означало проверить, сможет ли он склонить на свою сторону этого великого генерала, который недавно вернулся в столицу и еще ничего не знал о ситуации.

Но управляющий дома Ли был очень умен и понимал, что лучше не вмешиваться в дела семейных кланов, поэтому сказал: «Если мой господин не знает об этом, то я тем более не знаю».

Мо Си молча прошелся взглядом по этим вещам еще несколько раз, но так и не смог разгадать намерения собеседника и просто перестал беспокоиться об этом. Он поправил угол рукава и сказал: «Я ухожу, вернусь только к полудню, скажи на кухне, что им не нужно готовить обед».

«О...» Ли Вэй послушался приказа, но не мог остановить себя от того, чтобы поднять взгляд и украдкой посмотреть на Мо Си.

Его господин в эти дни был не в порядке.

Казалось, что с тех пор, как он вернулся из поместья Ваньшу, он каждый день куда-то уходил, если не было судебных собраний или военных дел. Иногда его не было полдня, иногда целый день, а иногда он возвращался только поздно вечером. И он не позволял своим сопровождающим следовать за ним.

Со стороны казалось, что он тайно встречается с красивой женщиной, как бы он на это ни смотрел...

Как только эта мысль всплыла, Ли Вэй едва не покрылся холодным потом...

Но-но-но!

Как это может быть, как это может быть?

Сначала была Мэнцзе, потом Яньпин, а потом и другие - от добродетельных дам из престижных семей до соблазнительных шлюх - все они пытались растопить ледяное сердце этого богоподобного мужчины, но до сих пор ни одна не преуспела.

Ли Вэй рассудил, что если князь Сихэ действительно мог совершить такой поступок - тайно встретиться с дамой, скрывая это от всех, то какой же непревзойденной соблазнительницей с исключительными уловками должна быть другая сторона?

Мо Си с угрюмым выражением лица сел в чайной на углу улицы и заказал зеленый чай. Яньсянь был подан очень быстро, к нему прилагались засахаренные фрукты. Мо Си медленно потягивал чай, элегантные длинные кончики его глаз время от времени изгибались вслед его взгляда, когда он поглядывал на другую сторону улицы.

На другой стороне улицы находился пруд с лотосами на заднем дворе виллы «Сад Ломэй».

И эта "непревзойденная соблазнительница" не появлялась уже очень давно.

Еще несколько дней назад Гу Ман каждый день проводил здесь в оцепенении; он ничем не занимался, только стоял в одиночестве на плавучем мосту и смотрел на рыб в лотосовом пруду, не издавая ни звука.

Его лицо было пустым, как снег, покрывший землю.

Поначалу Мо Си не знал, на какую часть рыбы так приятно смотреть, пока однажды не обнаружил, что Гу Ман попытался дотянуться и поймать одну из них - конечно, он ее не поймал, и поэтому сидел на корточках у края пруда, ошарашенно наблюдая, как кои уплывают прочь. В горле у него завязался узел, когда он сглотнул, глаза его остекленели.

Только тогда Мо Си понял, что он голоден.

На праздничном пиру Мужун Лянь сказал, чтобы Гу Ман не ел в течение месяца. К этому времени прошло уже более десяти дней. Гу Ман, чувствуя себя сильно обиженным, хотел поймать рыбу, чтобы поесть...

Но далее Мо Си не знал, что происходит: с того дня Гу Ман не появлялся. Мо Си приходил каждый день, но так и не смог разглядеть его сидящую на корточках фигуру в ожидании рыбы.

Сегодняшний день не стал исключением.

Постепенно чай был выпит до дна. Он попросил хозяина чайной заменить чайник на свежий, и посидел еще немного, но так и не увидел Гу Мана.

Этот человек не появлялся пять дней подряд, неужели на вилле «Сад Ломэй» опять что-то случилось?

При этой мысли, хотя лицо Мо Си оставалось безучастным, в его сердце зародилась тревога. Он молча терпел и допивал последний чай Янсянь в чайнике, но это не могло погасить огонь в его сердце. В конце концов, он все же поднялся и пошел в сторону противоположной стороны улицы.

Автору есть что сказать:

«Метод исповеди»

Исповедь двадцатилетнего Мо Си: Без раздумий отправился на его поиски.

Исповедь тридцатилетнего Мо Си: Я больше никогда не хочу исповедоваться.

Признание Гу Мана (нормальный стих): Я действительно хочу переспать с тобой.

Признание Гу Мана (волк): Твой мех выглядит очень красиво, ты позволишь мне потереться о него?

Признание маленького Юэ-Юэ: Ты более способный, чем мой Четвертый Дядя!

Признание Цзян Есюэ: Я говорил это много раз, я вдовец, который не собирается искать другую жену.

Признание Мужун Ляня: Барышня, вы готовы со мной встретить шквал комментариев, пока мы оба не станем как решето?