Онлайн чтение книги Остатки грязи Remnants of Filth
Глава 38 - Принесенная в жертву на горе

Ли Цинцянь вошел в комнату, в его теле ощущался легкий холодок, в руках он держал цветок алого пиона, срезанный на обочине дороги.

Когда Хун Шао увидела цветок, ее глаза загорелись, и она улыбнулась:

"Ух ты, какой красивый! Это для меня?"

Ли Цинцянь кивнул, не смея поднять на нее глаза.

Хун Шао была вне себя от радости, даже болезнь не изменила ее непоседливый нрав. Она с трудом поднялась с кушетки, взяла цветок, понюхала его и усмехнулась:

"Жаль, что у меня такие спутанные волосы, а то я бы приколола его себе на голову!"
"...Я расчешу их для тебя".

Она всегда просила его заплетать ей волосы, поэтому не стала долго раздумывать, села и позволила Ли Цинцяню уложить ее длинные волосы в обычный пучок, а нежный и блестящий цветок пиона аккуратно приколоть к ее отливающим чернилами волосам.

Хун Шао коснулась лепестков, улыбнулась, слегка кашлянула и попросила:

"Брат, принеси мне зеркало, я хочу посмотреть, хорошо ли я выгляжу".

Ли Цинцянь сказал: "...встань с кровати, подойди к столу и посмотри".

Сказав это, он принес ее единственную пару вышитых туфель и поставив их у кушетки.

Все это время он не смотрел ей в глаза, избегая ее взгляда.

Только сейчас Хун Шао, наконец, почувствовала, что что-то не так, и медленно повернула лицо, чтобы посмотреть на Ли Цинцяня.

Звонкий гонг, который громко шумел весь день напролет, теперь стал не громче маленького котенка.

Она пытливо посмотрела на него.

"...Брат?"
"..."
"Брат, у тебя что-то на уме?"

Его пальцы сжались в кулак, а ладони вспотели, но Ли Цинцянь наконец-то рассказал ей о том, что Повелитель выбрал Святую Деву.

Когда он сказал это, он очень низко опустил голову. Он, вероятно, думал, что таким образом он не сможет увидеть выражение лица Хун Шао, и он не сможет заставить себя все больше и больше винить себя и грустить.

Правда, он не видел лица Хун Шао, но видел несколько капель слез, стекающих, и бесшумно расплывающихся по ветхим покрывалам.

"Я... я..., - голос маленького гонга был мягким, как у кошки, - я не хочу уходить..."
"...Хун Шао…"

Хун Шао закричала громким голосом:

"Я не хочу идти! Я не хочу! Меня продавали с самого рождения, а теперь гэгэ тоже не хочет меня? Ты тоже меня бросаешь! Продаешь меня в четвертые руки!"
"Даже кошка и собака не выдержит, если у нее будет четыре хозяина, уууу...."

Хун Шао вцепилась в его колени и жалобно завыла.

"Я человек... Я глупая, хотя и глупая... но у меня тоже есть чувства..., мне тоже будет трудно, я не смогу не скучать по тебе... Я не хочу уходить! Я не хочу идти! Просто позволь мне умереть от болезни, я просто хочу быть со своим старшим братом каждый оставшийся день!"

Что бы ни говорил Ли Цинцянь, она просто не слушала.

Как Ли Цинцянь мог спокойно смотреть, как она умирает от болезни? Видя, что ее не переубедить, Ли Цинцянь не выдержал и надменно поднялся, повернулся и сказал, вкладывая в слова все сердце:

"Если ты пойдешь к Повелителю, твоя болезнь может быть излечена, а я смогу получить тысячу золотых монет. Ты можешь спасти свою жизнь, а я могу получить деньги, это хорошо для нас обоих. Пожалуйста, помоги мне".

Хун Шао была ошеломлена, с каплями слез в глазах, ошеломленно глядя на него.

Ли Цинцянь вытер ее лицо рукавом и сказал: "Пойдем".

Хун Шао замерла, но все же сказала: "Ты... не сделаешь…"

"Что не сделаешь?!"

Ли Цинцянь резко обернулся к ней, его глаза покраснели, он стиснул зубы и сказал:

"Я умоляю тебя, я забочусь о тебе уже три года, и я довольно устал от этой заботы, я продаю тебя, чтобы я мог хотя бы хорошо поесть, зачем ты ходишь за мной? Если ты и дальше будешь так следовать за мной, что в конце концов с нами будет?"

Глаза Хун Шао были широко открыты, и кровь немного отхлынула от ее исхудавших щек.

Что будет с нами в итоге?

Сможем ли мы пожениться, или станем мечниками и будем сражаться за правое дело?

Обещание одного человека другому и общий путь в течение всей жизни - дело, которое не может быть простым и легкомысленным, здесь не хватит ни страсти, ни желания двух сердец.

Для этого нужны деньги, доверие, способ найти выход и надежда.

И им не хватает всего.

В течение трех лет он мог бродить по миру и составлять ей компанию, но какая у него была причина составлять ей компанию до конца своей постылой жизни?

.......

Торговец был прав, он не мог купить для нее даже самый уродливый, самый изношенный шелковый цветок.

Их отношения в данный момент были похожи на пион в волосах Хун Шао, нежный и несравненный, когда его только сорвали, как будто завтра все будет бесконечно лучше.

Но он погибнет.

Вместе они не будут иметь вечного шелкового цветка. Только одну ночь красный пион благоухает, а через мгновение он падает на землю.

Многие пары в этом мире в конечном итоге проигрывают деньгам, статусу, здоровью и даже самой любви.

Ли Цинцянь знал из-за чего потерпел поражение. Если говорить поверхностно, то все упирается в деньги. А если говорить о высоком, то он уже любил Хун Шао и проигрывал ее болезни, потому что не мог смотреть, как она медленно умирает на его руках. Невыносимо смотреть, как ты теряешь свою любовь и ничего не в силах сделать.

Но, несмотря ни на что, она уже была потеряна.

У него не было другого выбора, кроме как отослать ее.

"Бедный мужчина с бедной женщиной, и, наконец, бедный старик с бедной старухой на руках? Думаешь, я хочу так жить?! Ты когда-нибудь задумывалась об этом для нас?"

Хун Шао уставилась на него пустыми глазами - впервые с тех пор, как она его знает, старший брат был так зол на нее.

Она подняла голову, цветок пиона был в ее волосах, а на лице пролегли дорожки от слез.

Я думала об этом - гласил ее взгляд.

Я никогда не смела быть жадной, я никогда не смела думать о богатстве и наживе. Лучшее, что я могу придумать в этой жизни, - это два бедных старика, идущих вместе в свете сумерек.

Старуха каркает, как гонг, старик добродушно смеется рядом с ней - за исключением волос и морщин, они выглядят точно так же, как в молодости.

Оказывается, такой финал - тоже результат того, что она слишком красиво мыслит, жадно требует слишком многого, а на самом деле не может получить.

Она была просто рабыней, продавшей свое тело, чтобы похоронить отца. Три года назад Ли Цинцянь исполнил ее желание и купил ее. Сегодня он хочет продать ее, что она может сказать?

Хун Шао - не девушка, Хун Шао - просто маленькая вещь, безделушка, которой суждено всю жизнь скитаться и распыляться, потому что она родилась с низким положением.

Она была сиротой и компаньонкой, служанкой в большой семье и приемной дочерью, купленной фермером. Она думала, что до конца жизни сможет называть Ли Цинцяня своим старшим братом, и на этом все закончится.

Но это оказалось не более чем ветром, взметнувшим землю, и ей снова не на что было опереться.

В конце концов она приняла свою судьбу.

В сумерках, когда облака едва были тронуты исчезающим светом, Хун Шао следовала за сопровождающим, шаг за шагом, к высокой платформе, к недосягаемой вершине в конце многочисленных ступеней, чтобы отдать дань уважения своему пятому хозяину.

Ветряные колокольчики на углах карниза тихо звенели, а за углом высокой платформы она повернулась и посмотрела вниз на городскую башню.

Ли Цинцянь забрал тяжелую сумку, наполненную деньгами, поблагодарил служащего и медленно пошел прочь. Она смотрела на его спину издалека, она думала, можешь ли ты обернуться хоть раз, ах... можешь ли ты попрощаться со мной должным образом.

Не мог бы ты хотя бы помочь мне проститься с прекрасной мечтой, в которой я жила три года?

Но потом она подумала: лучше все так, как оно есть.

Ее горло душила такая горечь и привязанность, что она боялась, что если он оглянется на нее, то она сорвется.

Она боялась, что снова будет безумствовать, как тогда, когда впервые увидела его, плакать и безрассудно приставать, умоляя его взять ее с собой.

Дул ветер, заставляя лепестки пиона на ее висках распускаться, а одежду развеваться. Ее глаза были затуманены влагой, но она не могла не улыбнуться.

На одну тысячу золотых монет можно купить много-много паровых булочек.

Брат больше никогда не будет голодать, верно?

Лучше было не поворачивать назад и не брать ее с собой. Три года назад она просто хотела жить, поэтому так безрассудно кричала ему в спину.

Но теперь ей страшно.

Она боялась, что ее крик не заставит его остановиться, и тогда ей будет слишком больно, чтобы сделать еще хоть один шаг.

Она все еще должна двигаться вперед.

Идти дальше…

Она поспешно отвернулась, пока на глаза не навернулись слезы, опустила голову сквозь шелк и медные колокольчики, звенящие вокруг, и продолжила подниматься по лестнице.

Вышитые туфли на босу ногу, пион в волосах.

Они вдвоем были настолько бедны, что смогли скопить за три года только много мыслей.

Под занавесками высокого помоста королевской семьи раздается слабый звук шелка, бамбука и струн, и поет певец.

"По ночам грустят озябшие птицы, но пруд с ивами свеж и зелен. Если бы в мире было меньше разлук, стало бы меньше седых волос".

На черепичных карнизах сияли золотые отблески сумерек, и с террасы открывался великолепный вид на земли вокруг. Именно с этими мыслями Хун Шао и идет вперед.

Шаг за шагом, все дальше и дальше.

«Мои внутренности разрываются, а слезы невозможно собрать, и я снова вспоминаю любовь в маленьком красном домике. Я знаю, что нас разделили горы, всматриваясь вдаль, я все еще несвободен".

Кровавое солнце поглотило ее силуэт, и сцена вокруг нее померкла, как после смерти...

… расстались на долго.

С тех пор Ли Цинцянь был сам по себе и никого не брал с собой.

Его тысяча монет была почти полностью рассеяна среди страдающих людей, и он не потратил ни одной из них сам.

Через много лет, когда во дворе цвели пионы, он, наконец, научился своей собственной технике меча, Разделяющего Воды - его звук напоминает скорбный гонг.

Воет ветер, сверкает молния - сила, которую не одолеть.

Все подвиги прошлого подобны огням фейерверков, которые угасли раньше, чем высохли чернила.

К тому времени, когда эта бешеная скорость событий замедлилась, настало время достичь безмолвной, бесплодной горы с белыми костями - битвы на горе, известной миру как гора Девичьего Плача.

На самом деле, когда Мо Си увидел, как Хун Шао идет к городской башне и становится избранной святой девой Королевства Ляо, в его сердце появилось что-то смутно тревожное.

Мо Си не был так невинен, как Ли Цинцянь, он был слишком хорошо знаком с этими безумцами царства прерий, особенно с Повелителем, который редко показывал свое лицо и был еще безумнее, чем дикая собака.

Что касается "обучения астрологии и молитв за судьбу страны", другие бы поверили, но Мо Си так не думал.

Страна прерий ест людей и пьет кровь, сея отчаяние, и Мо Си почти уверен, что Хун Шао придется несладко, когда она отправится в этот край.

Тут же в памяти всплыла легенда о тайне горы Девичьего Плача. По слухам сто девушек, облаченных в брачные одежды, были принесены в кровавую жертву божествам. Связав эти два события между собой, Мо Си понял правду…

И правда в том, что его подозрения относительно того, как действуют безумцы в стране прерий, часто оказываются верными.

На горе Девичьего Плача было много злых духов, и Ли Цинцянь устроил засаду, поймав их всех. Но он был настолько добросердечен, что, получив души этих девушек, не позволил никому причинить им вред, а решил оставить свое Руководство по мечу Разделяющему Воды младшему брату на хранение и практику, а сам взял сотни душ и отправился далеко на остров, желая потихоньку переправить их в загробный мир.

Естественно, они должны были приходить этот путь по очереди, чтобы один за другим освободиться от враждебности и чтобы их души могли вернуться в следующую жизнь.

За каждым из них Ли Цинцянь наблюдал, как духи перевоплощались и уходили на запад от моря Хань.

Все девушки, погибшие на горе, были облачены в красный цвет; они были без сознания, когда были враждебны, а когда враждебность рассеивалась, они теряли воспоминания о своих прежних телах.

Каждый день он наблюдал, как из лампы выплывает мертвая душа и уходит в мир иной в забытьи.

И так день за днем.

Все больше и больше душ пересекалось с Ли Цинцянем, но трепет в его сердце становился все глубже и глубже - потому что он обнаружил, что все эти девушки слишком похожи на одного человека.

Как та, что бежала за ним и которую он продал.

Прежде чем женщины-призраки разрешали свою обиду, их рот бессознательно повторял фразу, о которой они думали, когда умирали.

Ли Цинцянь слышал многих из них, некоторые кричали от боли, некоторые звали своих родителей, а некоторые бормотали:

"Не хорони меня... не лги мне... я не хочу умирать ..."

Не хорони меня.

Не лги мне ......

Я не хочу умирать! Я не хочу умирать!

Эти слова и сходство внешности женщин-призраков заставили тревогу в сердце Ли Цинцяня усилиться - откуда в в земле Ляо взялись эти девушки? Почему они все так похожи внешне?

Ответ был совсем рядом, но он не смел верить в него, не смел думать о нем.

Количество обиженных призраков в его духовном светильнике уменьшалось с каждым днем, и Мо Си видел, что рука Ли Цинцяня дрожала с каждым выпущенным духом.

И его дрожь прекратилась только тогда, когда он увидел, что женщина-призрак выглядит не так, как брошенная им Хун Шао.

Как будто вернул чью-то жизнь, он вздохнул с облегчением.

Пока он не перешел к последнему призраку.

Ранним утром Ли Цинцянь, как обычно, нес свой духовный светильник, и Мо Си заметил, что его походка была намного легче, чем обычно, последний из призраков Горы Девичьего Плача все еще оставался, и Ли Цинцянь вдруг подумал, что, возможно, он слишком много об этом думал.

Его Хун Шао все еще должна быть во дворце Государственного Магистра, заниматься изучением неба, молиться о благе народа, оставаясь святой девой для процветания нации. Никогда в его самом смелом воображении она не…

Последняя душа, как одинокая струйка дыма, слабо выплывает из лампы и приобретает форму.

Девушка-призрак была невысокого роста, облаченная в свадебный наряд. В ее прекрасных волосах сверкал гуань, а на плечах была накидка феникса, все как и обычно, но, но… Ли Цинцяня словно разбила молния, его кости и кровь похолодели насквозь.

Он почти прокричал: "Хун Шао?!!!"

Полупрозрачное видение было похоже на ночной кошмар, который наконец-то проходил.

Призрак Хун Шао безмолвно повис перед ним, с той же самой внешностью, которую он видел бесчисленное количество раз в своих снах, даже с воображаемой тенью цветов пиона у ее висков и желтыми вышитыми туфлями... на ступнях ее ног, но она не смеется, не прыгает, не кричит и не вопит на него, как маленький гонг.

Она такая же, как и все суровые призраки, которые были преданы смерти, ее разум и воспоминания исчезли, остался лишь остов души, парящий перед ним, ни к чему не привязанный.

Даже самые простые и недалёкие люди уже должны были понять, что Государственный Магистр им солгал. Те женщины, которых приносили в жертву, не становились святыми девами, а становились объектами жертвоприношения горе, погребенными в месиве сухих костей.

Коварство сильных и богатых лишило жизни тех, кто находится в отчаянии.

Хун Шао все еще парила в воздухе, бормоча последние слова, за которые она цеплялась перед смертью, ее глаза были пусты, когда она говорила:

"Обернись...брат... Я хочу попрощаться с тобой как следует…"

Обратись назад, я не жду, что состарюсь с тобой; я не жду, что ты снова дашь мне руку и уведешь меня далеко-далеко, чтобы сражаться бок о бок.

Мне кажется, это я всегда бегала за тобой, это я всегда смотрела на твою спину, когда мы расставались, мог бы ты проводить меня до городской башни, мог бы ты посмотреть на меня как следует?

Я не хочу так умирать, брат.

Я никогда в жизни не прощалась с тобой...

С этого ракурса Мо Си не мог видеть, как выглядело лицо Ли Цинцяня в этот момент, и в мертвой тишине не было слышно ни звука.

Спустя долгое время, как будто поток наконец прорвал плотину, из горла Ли Цинцяня внезапно вырвался крик, почти как вой дикого зверя, хриплый и не в такт, слова бессвязные, всхлипы и потоки слез, эхом отдающиеся в мире снов, каждый болезненный крик, казалось, вырывался из горла вместе с кровью.

Он сказал: "...не надо было тебя отсылать... Я не должен был тебя отсылать…"

Я не мог исцелить тебя, не отсылая тебя, но я мог остаться с тобой, видя твои страдания.

Но я был настолько эгоистичен, настолько слаб, что оттолкнул тебя от себя и сбежал сам, оставив тебе всю боль.

Он встал на колени перед мертвой душой Хун Шао, как она стояла в грязи и пыли, когда он впервые увидел ее, дрожа и трепеща, скорбя и плача.

"У меня даже не хватило смелости попрощаться с тобой, попрощаться с тобой от чистого сердца".

Весь этот день, от самого рассвета до затянутого дымкой неба.

Это было последнее общение одного человека и одной души.

Окончательно стемнело, и призрак, покинувший светильник души, не мог больше оставаться, и она либо впала бы в вечное проклятие, либо должна была уйти.

Поэтому Ли Цинцянь только и мог, что собрать все свои силы, в немоте и слезах повторяя заклинание для загробной жизни снова и снова.

Он посылает ее прочь, он переправляет ее в лучшее место.

Ли Цинцянь бормотал на санскрите, провожая душу, наблюдая, как она уходит.

"Заботам божества вручаю твой дух, не тьме..."

Снова и снова.

"Очистись от зла…"

Хун Шао в шепоте мантры загробного мира, бессознательно повторяла:

"Старший брат... ты обернулся назад, ах... ты снова смотришь на меня…"
"Я хочу попрощаться с тобой как следует..."
"Старший брат..."

И внезапно...

Черный поток воздуха вырвался наружу.

Облака на небе густые и яркие, и десять тысяч золотых огней входят в морской прилив. Губы Ли Цинцяня дрогнули, когда он прочитал последнее слово, и он медленно поднял голову.

Душе Хун Шао стало легче, а ее глаза стали бесцветными и пустыми.

Она замолчала, казалось, не понимая, почему она здесь, в этом огромном мире пыли. Затем она повернула голову, чтобы посмотреть на последние отблески сумерек на краю моря, и, не колеблясь ни секунды, повернулась и уплыла.

Я хочу попрощаться с тобой, как следует.

Ли Цинцянь наконец всхлипнул, он посмотрел на ее спину, он бежал за ней и хрипло выкрикивал ее имя... вброд в море... вода не достигала его коленей, она не достигала его талии... Но когда волны ударили, он споткнулся, упал на колени, но не склонил голову.

Он смотрел, как она исчезает в золотом великолепии на границе неба и земли.

Когда ты шла к городской башне, я не оглянулся, на этот раз я буду наблюдать за тобой... вместо этого я переправлю тебя...

Мы никогда не сможем попрощаться с ней должным образом в этой жизни. Но я отправляю тебя, я переправляю тебя обратно, я отправляю тебя далеко.

Хун Шао. Хун Шао.

В этом случае ты сможешь простить меня за то, что я был бедным и слабым.

Простишь ли ты меня, можешь ли ты простить меня...

Небо и земля пусты и туманны, а убывающее солнце подобно крови и требует расплаты...

Сумерки были глубокими, последние капли света поглотило море, тьма опустилась на одинокий остров, и долгая ночь катилась под его скорбные крики.

Мо Си не двигался, он не подошел посмотреть, как выглядит Ли Цинцянь.

Он видел такое несчастное лицо бесчисленное количество раз за полжизни своей военной службы, и это был последний образ, который он хотел увидеть.

Вскоре после этого Ли Цинцянь отправился в Королевство Прерий. Он собирался обратиться к этому Повелителю за разъяснениями - какая еще "святая дева", использовал ли он это прикрытие, чтобы тайно пронести девушку в человеческую жертву богам?

Ведь это была жертва! Жертвы!!!

Он достиг пика своего меча Разделяющего Воды и был настолько полон ненависти и негодования, что легко мог разделаться с тайной стражей столицы Ляо.

Он прошел по стропилам крыши.

В конце концов, он легко приземлился перед Залом Повелителя и в три движения убил двух охранников, охранявших боковой вход.

Затем он пинком толкнул дверь в зал...

Двери шумно открылись.