Онлайн чтение книги Остатки грязи Remnants of Filth
Глава 19 - В ожидании

Гу Ман, не отрываясь, смотрел на этого человека, колеблясь и настороженно, в его глазах читались растерянность и недоумение.

В конце концов, он шагнул вперед, неуверенно поднял руку, чтобы коснуться шеи Мо Си.

Мо Си сразу же поднял голову и посмотрел на него красными глазами.

Он тяжело дышал из-за бурных эмоций, передняя часть его халата была слегка распахнута, а сигил лотоса на шее поднимался и опускался, пульсируя на артериях. Несмотря на то, что было очевидно, что он был человеком, который никогда не практиковался в демонических искусствах, его выражение лица в этот момент ничем не отличалось от звериного.

«Что ты делаешь?»

«Я...» Гу Ман затрясся от страха, «Но я не узнаю тебя».

«......»

«Почему у тебя тоже есть...»

Мо Си внезапно почувствовал укол боли; его эго и ненависть заставили его реагировать с такой жестокостью, что он отшлепал его руку и сурово сказал:

«Я никогда не нуждался в таких вещах, это ты настаивал на том, чтобы навязать их мне».

«......»

Гу Ман поднял голову и посмотрел на этого человека, чей рассудок рухнул.

В этом тускло освещенном месте, куда никто не мог заглянуть, перед Гу Маном взрослый мужчина, такой как Сихэ Цзюнь, потерял контроль над собой, как будто он был юнцом прошлых лет.

«Разве это не всегда был ты?»

В груди Мо Си заурчало, уголки его глаз слегка покраснели: «Это ты спровоцировал меня, ты пришел, чтобы найти меня?»

К лучшему.

Для худшего.

Богаче или беднее, неважно, что ждет нас в будущем.

Но всегда именно ты подходил ко мне, улыбаясь.

«Это ты заставил меня поверить...»

Поверить в то, что на этой земле все еще существует дружба, которая может игнорировать все другие вопросы, что все еще есть кто-то, кто будет добр к другому, независимо от того, будет ли это взаимно.

Верить, что в этом бренном мире все еще есть чистая добродетель, искренность, а также непоколебимая верность своей стране.

«Это ты потянул вернуться...»

Мо Си действительно потерял рассудок. Он подавлял это так долго, ждал так долго, ждал до самого этого дня; разве это все не для того, чтобы просто попросить Гу Мана сказать хоть слово правды?

Он просто хотел узнать, что именно хранилось в сердце Гу Мана.

Почему он не мог получить ни малейшего облегчения?

Он был обманут, брошен и предан им.

Когда он говорил, что нравится ему, это была ложь. Когда он говорил, что готов, все это было притворством. А когда он сказал, что никогда не уйдет, это была выдумка.

Не было ничего, и в итоге остались только два лотоса на их шеях, которые доказывали, что такое случалось между ними в прошлом, доказывали, что в молодости он был настолько глуп, что искренне не имел ни оговорок, ни страха, ни колебаний.

Доказывало, что существовал некогда невежественный, влюбленный юноша.

Что он был настолько глуп, что хотел вырвать все свое сердце и отдать ему.

Настолько глуп, что думал, будто все их обещания сбудутся.

Нелепо, что до сегодняшнего дня он все еще чувствует боль.

В голове у него шумело от переполнявших его эмоций, в глазах мелькали вспышки головокружения.

Мо Си смотрел на Гу Мана, стоящего перед ним, и в этом приступе головокружения его зрение начало постепенно разгораться и высыхать, размывая его четкость.

Ему показалось, что он снова видит того молодого человека, который стоял на палубе корабля. Такой далекий, но такой близкий, такой знакомый, но такой чужой; стоящий на фоне морского бриза, одетый в черную мантию, с бинтами, обмотанными вокруг талии, с кривой лентой на лбу, и усмехающийся.

«Я действительно убью тебя».

Мо Си схватил его одной рукой и прижал к стене, полностью погрузившись в туман:

 «Правильно... я знал, что ты убьешь меня. Разве ты уже не ударил меня ножом раньше..? Почему ты отказался ударить меня во второй раз в поместье Ваньшу?!»

Он понимал, что позабылся и что ведет себя нелепо. Но для того, кто все это время стойко подавлял себя, как он мог остановиться, когда взорвался и потерял контроль над собой?

Тем более, что, в конце концов, все, чего хотел Мо Си, это просто узнать правду.

Только один ответ, и ничего больше.

«Это ты заставил меня доверять, а в итоге ты заставил меня потерять всякую веру».

«Ты сказал, что мне не о чем заботиться, что мне нечего терять, поэтому мне было все равно...» Его голос смягчился, задыхаясь от эмоций: «Но знал ли ты, что я потерял, когда ты пошел по этому пути?!»

Ты знал, что я потерял..?

Мо Си резко повернул лицо в сторону, опустил голову и, помедлив мгновение, выдавил из себя несколько слов, вырвавшихся сквозь зубы, перемолотых обидой, пока не остались лишь осколки.

«Тот, кому было на все наплевать, был не я».

«......»

«Это был ты».

«......»

«Я бы хотел, чтобы я мог...»

Конец его слов внезапно оборвался.

Потому что Гу Ман вдруг протянул руки, осторожно и нерешительно обхватил его лицо и сказал: «Ты... Не будь таким грустным».

Мо Си внезапно повернул голову и посмотрел в пронзительные, ясные голубые глаза, которые, казалось, были омыты морской водой.

«...Я не знаю, о чем ты говоришь».

«Но можешь ли ты не быть таким грустным?» Гу Ман сказал медленно, старательно, слово за словом, пусть и так неуклюже: «...Не печалься».

Словно лезвие, которое держали над огнем, готовое вот-вот расплавиться, вдруг погрузили в воду; оно зашипело, пар взвился вверх, и этот неистовый жар вмиг погас.

Мало-помалу его кровь начала остывать, и мало-помалу он начал возвращать себе рассудок.

Гу Ман посмотрел на него и медленно сказал: «Ты не плохой человек».

Он говорил осторожно, его ресницы дрожали, когда он продолжал: «Я не узнаю тебя, но ты не плохой человек».

«......»

«Так что... не грусти...»

Сердце Мо Си скрутило от дискомфорта; он не мог различить ненависть, нетерпение, гнев и что-то еще, что лежало там. Он посмотрел на знакомое лицо Гу Мана, затем заглянул в незнакомые голубые глаза.

Когда-то давно этот же человек с глубокими, черными глазами смотрел на него и, улыбнувшись, позвал его, сказав: «Мо Си».

«Ничего страшного, не грусти».

«Несмотря ни на что, мы всегда будем вместе, и я выдержу даже самое худшее».

«Давай, пойдем домой вместе».

Внезапный прилив усталости нахлынул на него, и Мо Си устало закрыл глаза. Как будто он был лысым орлом, приближающимся к смерти, он потратил последние силы, чтобы сохранить свою мужественность: «...Я не грущу».

Он явно ненавидел его и мечтал задушить его собственными руками до смерти.

Он хотел увидеть, сможет ли он снова сбежать, сможет ли он снова обмануть его, сможет ли он снова покинуть его.

Он жаждал увидеть своими глазами, как его череп разлетится на куски, пока Гу Ман не превратится в ошметки плоти и крови, что положит конец всем его надеждам и отчаянию.

Но когда Гу Ман осторожно утешил его и попросил не грустить, он вдруг вспомнил...

Много-много лет назад Гу Ман сидел у залитых кровью траншей, призвав свое небесное оружие - эту маленькую нелепую суону, которую он больше никогда не использовал после совершения предательства, и шумно дудел в нее, злясь как на людей, так и на богов.

Это была такая дрянная мелодия, что все закрывали уши, проклиная его:

«Какого черта ты играешь, мы же здесь скорбим!»3

Он лишь от души рассмеялся, раскачиваясь взад-вперед, затем надул щеки и заиграл песню

«Сто птиц поклоняются фениксу» для тех, кто погиб в бою; он играл ее так серьезно, с такими глубокими чувствами.

Когда он бросил взгляд в сторону, чтобы посмотреть на него, то заметил, что глаза Гу Мана были влажными.

Гу Ман был внимателен.

Он столько лет обманывал и людей, и призраков, но Мо Си знал, что он тактичен.

Он все еще хотел верить ему - что не все, что было тогда, было ложью.

С этой целью он мог подождать.

«...Забудь об этом. Если ты не можешь вспомнить, то просто забудь».

Голос Мо Си звучал так, будто он был на грани слез, а затем он, наконец, выдавил:

«Я сказал слишком много».

«То ли ты действительно все забыл, то ли просто притворяешься, что все забыл».

После долгого молчания, Мо Си встал прямо, и очень медленно расправил свои одежды, пока не осталось ни одной лишней морщинки, скрывающей знак лотоса на его шее: «Я буду ждать».

«Я буду ждать результата. Я буду ждать от тебя слова правды».

Его глаза все еще были немного красными, как и кончик носа.

Гу Ман сказал в оцепенении: «Ты будешь ждать меня?»

«Да, я буду ждать тебя».

«Я буду ждать тебя, несмотря ни на что. Я буду продолжать ждать, сколько бы времени это ни заняло».

«Но ты должен помнить, если ты снова обманешь меня, если ты позволишь мне узнать, что ты все еще обманываешь меня - я больше не могу быть пронзен в том же самом месте на моей груди во второй раз».

«Я дам тебе жизнь хуже смерти».

Их окутало молчание.

«......»

Гу Ман опустил голову, чтобы немного подумать, затем вдруг спросил в недоумении:

«Что такое жизнь хуже смерти?»

Этот смущенный и невинный тон заставил Мо Си опустить глаза, чтобы посмотреть на него, но из-за покраснения уголков глаз, которые были немного влажными, казалось, что ему не хватает его обычной резкости.

Гу Ман заметил его взгляд и тоже поднял голову, чтобы посмотреть на него. Он знал, что этот человек явно разрушил его массив мечей и заставил его потерять «когти», но при этом не откусил ему голову и не унизил его, как другие люди.

Поэтому Гу Ман неуверенно спросил: «Жизнь хуже смерти, значит ли это, что ты меня отпустишь?»

Мо Си: «... Нет».

«Но ты не убил меня и не ударил».

«...... Я не бью дураков».

Гу Ман молчал и продолжал смотреть на него. Но внезапно он подошел к Мо Си и принюхался.

Мо Си поднял руку и закрыл кончик его носа: «Что ты делаешь?».

Гу Ман облизал пересохшие губы и тихо сказал: «Запоминаю тебя».

«......»

Запоминает его? Что именно? Его лицо? Его запах?

Или это было для того, чтобы запомнить, что он был человеком, который не ударит дурака?

Но Гу Ман ничего не объяснил, и в это время он немного ослабил свою бдительность; или, возможно, дело не в том, что он хотел ослабить ее, а в том, что голодание в течение более десяти дней сделало его слабым и истощенным. Он больше не беспокоился о Мо Си, зная, что последние клыки перед ним бесполезны.

Гу Ман медленно опустил голову, свернувшись калачиком в своем углу. Его похожие на волчьи глаза, мерцавшие в темноте, устало моргали.

«Спасибо» Он сказал: «Только ты готов дать мне «жизнь хуже смерти».

Мо Си был застигнут врасплох этой фразой, отозвавшейся в глубине его сердца и вызвавшей боль.

Он немного постоял на месте, посмотрел на потрепанное состояние комнаты, на мягкий матрас, из которого торчал ватный наполнитель, и на фигурку, свернувшуюся в углу.

«......»

Мо Си закрыл глаза и отгородился от окружающего мира, его длинные ресницы слегка дрожали.

В конце концов, он вышел из сарая, затем принес несколько пирожков и горячий суп. Он накормил этим человека, который был на грани голодной смерти.

«Ешь».

«......»

Гу Ман быстро подошел к нему, чтобы понюхать, и, понюхав, он глотнул, но снова засомневался: «Но ты не шлюха...»

Как только прозвучало слово «шлюха», Мо Си нахмурил свои черные брови и, не говоря ни слова, шлепнул пирожок прямо его на лицо.

Когда он вернулся в свое поместье, была уже глубокая ночь.

«Милорд, вы вернулись... А! Что с вами случилось?»

«Ничего не случилось».

«Но почему ваши глаза...»

Почему они красные?

«В них попал песок». Сказав это, он оставил Ли Вэя и, не поворачивая головы, прошел в свою спальню.

Он провел все это время на вилле «Сад Ломэй», но ничуть не хотел спать. Он метался и ворочался в постели, боролся со сном, потом, наконец, сдался, надел черную шубу и вышел в коридор, глядя на участок земли перед своей дверью, блестящий под лунным светом.

И от начала до конца перед его глазами постоянно всплывало крайне изможденное лицо Гу Мана, от которого он никак не мог избавиться.

Действительно ли он был глуп?

Действительно ли королевство Ляо отправило его обратно только для того, чтобы заключить мир, или у него есть скрытые мотивы?

Он изо всех сил пытался разобраться в своих мыслях, но сколько бы раз он их ни бередил, в конце концов, все его мысли останавливались на этой паре голубых, похожих на волчьи, глаз.

«Спасибо тебе, только ты готов подарить мне жизнь хуже смерти».

Мо Си внезапно закрыл глаза.

После этого случая он долгое время не приходил на виллу Ломэй к Гу Ману.

Во-первых, потому что дел было невпроворот, а во-вторых, вилла Ломэй была территорией Мужун Ляня, и посещать ее часто было нежелательно.

Лишь однажды, возглавляя императорскую гвардию, патрулирующую город, он бросил взгляд на задний двор виллы Ломэй. Гу Ман снова сидел там, на корточках и смотрел на рыбу, за ним следовала грязная, большая черная собака. Все было так же, как и раньше.

В мгновение ока наступил конец месяца, и за окнами Бюро военных дел выпал первый за зиму сильный снег.

Был исключительно холодный вечер, и большинство офицеров Бюро вернулись домой пораньше, чтобы расслабиться в кругу семьи и отдохнуть.

Несколько молодых культиваторов также воспользовались тем, что небо еще не полностью потемнело, и небольшими группами вернулись в город, чтобы поесть и выпить.

Мо Си как раз готовился вернуться в свое поместье, как вдруг услышал робкий голос из-за кипы документов:

«Сихэ Цзюнь, могу ли я попросить вас об услуге?»