Онлайн чтение книги Далекие странники Faraway Wanderers
Том 2. Глава 27. Резня

Он знал, что находится во сне, но сон казался слишком реальным.

Он уже долго ждал. Так долго, что кожа под маской перестала чувствовать порывы колючего ледяного ветра. Он был спокоен. Настолько спокоен, что даже сердце билось медленнее, чем обычно.

Солнце завершало путь по небосводу. Ночь вступала в свои права.

Чжоу Цзышу бесстрастно наблюдал. Он давно привык отстраняться от происходящего. Давно привык отстраняться от собственных эмоций — сострадания, заботы, ощущения правильности и неправильности. Это была самозащита. Инстинкт. Единственный способ уберечься от помешательства. Не думать. Сосредоточиться на миссии. Он — всего лишь пара рук, не более.

Он — лишь пара окровавленных рук, на которых держится мир в Империи. Пара окровавленных рук, спрятанных в складках богато расшитых рукавов обещанной эпохи процветания.

Бдительные, скрытые от посторонних глаз, эти руки терпеливо ждали, когда закончится прогнившая эпоха войны. Ждали дня, когда наступит рассвет. Тогда они уничтожат свидетельства былой жестокости, чтобы начать новую главу истории…

Чжоу Цзышу опустил голову.

В его снах лица людей всегда были размытыми, но он мог разглядеть черты маленькой девочки.

Девочку держала на руках перепуганная няня, дрожащая от ужаса, как слабый беззащитный ягнёнок. Девушка оставалась верна долгу до конца, отчаянно продолжая защищать ребёнка, несмотря на потухший в глазах огонёк надежды.

Маленькая девочка посмотрела вверх и тихо произнесла тонким детским голосом:

— Мой отец — хороший человек, мой старший брат — хороший человек, я тоже хороший человек. Мы все хорошие люди. Пожалуйста, не убивайте нас.

Он вспомнил.

Времена правления покойного императора. Тогда Тяньчуан получил приказ убить семью Цзян Чжэна в качестве смертельного удара по партии Второго Принца. Бывший придворный чиновник Цзян Чжэн и его люди покинули столицу, направляясь в небольшой городок на границе с Наньцзяном, где того ждала новая должность.

Младшую дочь господина Цзян Чжэна звали Цзян Сюэ. Ей было всего четыре, но она была умна не по годам. Какой бы она выросла, если бы ей предоставили шанс повзрослеть?

Чжоу Цзышу поднял руку, и леденящий кровь женский крик разорвал ночное небо. Меч пронзил и тело няни, и тело девочки одним ударом. Он не чувствовал ни печали, ни отвращения. Он давно привык. С тех самых пор, как занял место главы Тяньчуана.

Неважно, что вы «хорошие люди». Кто сказал, что хорошие люди не могут умереть ужасной смертью? Или то, что они не могут погибнуть, не оставив потомства?[184]Отсутствие потомков — страшная судьба по китайским меркам.

Тут в воздухе раздался протяжный вздох и еле различимый шëпот:

— Око за око, шисюн…

Острая боль пронзила грудь, и он резко проснулся.

Любое движение приносило нестерпимые мучения. Согнувшись и схватившись за грудь, он стиснул зубы, чтобы сдержать болезненный крик, рвущийся из горла. Пальцы вцепились в одеяло так крепко, что побелели костяшки. Растрёпанные волосы упали на лицо, но у него не было сил их поправить. В агонии, что дробила его внутренние органы, он растерянно подумал: «Чжоу Цзышу, проклятый ублюдок, вот и твой черёд пришёл».

Этой ночью Вэнь Кэсину не спалось.

Он молча сидел возле окна комнаты. Гу Сян стояла рядом. Полуграмотная девушка, которая не могла написать короткую эпитафию, не превратив её в шутку, выглядела необычайно величественно, взирая на пасмурное ночное небо. Неподвижная и безмолвная, она была похожа на неземную красавицу из потустороннего мира. Прохладный ветерок ворвался через открытое окно, развевая её волосы и одежду, распахнул сборник эротических рисунков на столе и зашелестел, перелистывая страницы. Губы Вэнь Кэсина медленно растянулись в улыбке.

— Я ждал этого двадцать лет.

Гу Сян молча взглянула на него. Казалось, улыбка на лице её господина выражала невероятное облегчение на грани безумного ликования. В полумраке Вэнь Кэсин виделся нечеловеческим могущественным существом, вызывающим неподдельный трепет.

Вэнь Кэсин протянул руку и сделал резкое движение, словно пытался поймать неугомонный ветер.

— Я уничтожу всех, кто посмеет преградить мне путь. Будь то человек или призрак, бессмертный или демон… Я сотру с лица земли всех чудовищ, всех отбросов, что не заслуживают жизни, и брошу их обратно в круги преисподней, где им самое место!

В другой руке он держал лист бумаги. На пожелтевшей странице неумелой рукой, похожей на детскую, была нарисована маска призрака. Вэнь Кэсин встал, зажёг свечу и поднёс рисунок к огню. Он не отводил глаз, наблюдая, как бумага занимается пламенем и превращается в пепел. На его лице было написано глубокое благоговение, как будто он приносил жертву богам.

Е Байи очнулся ото сна около полуночи.

Он не знал, по какой причине так внезапно проснулся — в ясном взгляде удлинённых глаз не было ни капли сонливости. Очень медленно он потянулся к маленькому кулону на шее и погладил его пальцами. Если приглядеться к мастерски выполненной миниатюрной резьбе, можно было увидеть, что оно представляло собой точную копию Знака чести.

Е Байи закрыл глаза и пробормотал в пустоту:

— Чанцин, у меня плохое предчувствие… Что мне делать теперь, когда тебя больше нет рядом?

Он невольно задался вопросом, станет ли в мире спокойнее без Знаков чести. Или без Долины Призраков, Кристальной брони, Тяньчуана…

Следующее утро встретило их присутствием мёртвых тел.

С рассветом пришла весть о новых трупах. Девять мертвецов образовывали круг, в центре которого кровью было начертано слово «призрак». Жуткое кольцо из человеческих тел перекрывало целую улицу, его ширина была не меньше трех чжанов.[185]10 метров. Говорили, что иероглиф располагался именно там, где накануне показательно покарали пленного.

Когда Чжоу Цзышу добрался на место происшествия, большинство тел уже опознали. Призрачное братство постаралось остаться беспристрастным — все крупные школы удостоились «внимания» в равной мере. Каждая великая школа потеряла по одному человеку разного пола, возраста, статуса и пути совершенствования.

Одним из них был ученик Гао Чуна. При жизни этот несчастный не произвёл на Чжоу Цзышу особого впечатления, разве что, он был менее харизматичен, чем Дэн Куань. Скромный, немного замкнутый тихоня, который помогал гостям и мало говорил. Гао Сяолянь от горя потеряла сознание, но у её отца не было времени на свою драгоценную дочь — он поручил её заботам Дэн Куаня, а сам остался осматривать тела вместе с настоятелем Ци Му.

У одного на шее красовалась шёлковая удавка, другого убили ударом ладони, третьему выпустили кровь, четвёртого порубили на куски… Причины каждой смерти различались.

Рядом с Чжоу Цзышу кто-то вздохнул:

— Вижу, призраки хребта Цинчжу выползают из гнезда.

Он повернулся и увидел Е Байи. Чжоу Цзышу удивился, увидев лёгкую печаль на его лице, что сделало его похожим на фарфоровую статую Гуаньинь.[186]観音— Буддийское божество, часто рассматривается как олицетворение сострадания.

— Что? — рефлекторно переспросил Чжоу Цзышу.

Е Байи бросил на него беглый взгляд. Его лицо вернуло обычную бесстрастность:

— Ты что, оглох?

Чжоу Цзышу отвернулся, чтобы избавить себя от дальнейших оскорблений. Но тут Е Байи положил руку ему на плечо и сказал покровительственным тоном:

— Будь готов сегодня вечером. Хочу показать тебе одно место.

То, как он это произнёс, мало отличалось от того, как Чжоу Цзышу разговаривал с Чжан Чэнлином.

Чжоу Цзышу решил не обращать внимания на этого человека до тех пор, пока тот не научится хорошим манерам, но затем, вопреки всем доводам разума, коротко кивнул. Как только еле заметное движение прекратилось, он сразу же пожалел, что не может оторвать свою непослушную голову от тела. Он размышлял над тем, почувствует ли себя лучше, если вместо самоистязания он убьёт ученика Древнего Монаха.

В этот момент из толпы донеслось:

— Почему убиты именно эти люди? Каждый из нас публично обвинил Долину Призраков, и каждого подобное нападение застало бы врасплох. Тогда почему они ограничились только адептами великих школ? Кто-нибудь может ответить? Неужели призраки настолько глупы, чтобы объявить войну всему улиню? Почему они это сделали? Может быть, нам чего-то недоговаривают?

Услышав это, Гао Чун встал. Изнурённый и безутешный, он пошатнулся. Дэн Куань бросился вперед, чтобы поддержать его под руку, но тот отмахнулся от помощи.

Гао Чун окинул взглядом возмущённых адептов пострадавших великих школ, потом посмотрел на группу сомневающихся людей, что перешептывались между собой. Его пристальный тяжёлый взор заставил всех успокоиться.

Все смотрели на человека, который за последние десятилетия стал живой легендой улиня. И каждый услышал его мрачный шёпот:

— Это кровный долг.

Гао Чун опустил голову и долго смотрел на тела, прежде чем его голос раздался подобно раскатам грома:

— Это кровный долг! Долг, который они обязаны отдать клану Гао! Долг перед каждой школой! Кровный долг перед всем миром… Чёртов долг, который они должны каждому праведному человеку под небесами!

Гао Чун судорожно вздохнул. Рядом настоятель Ци Му пробормотал «Амитабха», прикрыл глаза и начал перебирать чётки, вполголоса читая мантры за усопших. Дэн Куань с беспокойством смотрел на своего пожилого наставника. Он был готов поддержать его в любую секунду, но сдерживался из страха проявить неуважение.

В глазах Гао Чуна стояли слезы. Он указал на убитого молодого человека из клана Гао.

— Мой ученик был сиротой. Он пришёл к нам ещё ребенком, и мы приняли его в семью. Его звали Гао Хуэй. Он был застенчив, мало разговаривал, и поэтому другие дети дразнили его, называя старым затворником… — губы Гао Чуна дёрнулись в провальной попытке улыбнуться. Ученицы клана Гао уже рыдали во весь голос. Немного помолчав, Гао Чун продолжил. — Мой маленький старый затворник был хорошим ребёнком. Многие из вас видели его в последние несколько дней. Он всегда выглядел нелюдимым и замкнутым… Но все равно был хорошим ребёнком. Трудолюбивым, честным, никогда не вступавшим в споры. Его единственная живая родственница — бабушка, которая подобрала его на улице. Сейчас ей уже за восемьдесят, она слепа и почти не слышит, не узнаёт никого, кроме внука, её маленького Гао, рядом с которым она всегда оживлялась… Пожалуйста, кто-нибудь, скажите, как мне сообщить ей такие новости? Вы, герои цзянху, прошу, сжальтесь надо мной и научите, как я могу оправдаться перед ней?

Осенний ветер отчаянно взвыл, вздымая бурлящие волны.[187]Автор вписал в текст строки из стихотворения Цао Цао «Гляжу на лазурное море» (观沧海), полководца и поэта империи Хань.

Толпа у озера Дунтин притихла. Если закрыть глаза, могло показаться, что поблизости нет ни единой живой души.

Почтенный старейшина Гао Чун стоял в центре, склонив голову и сложив руки в мольбе, взывая к ответу — как ему объясниться со старой бабушкой?

Даже такой грубиян, как Фэн Сяофэн, молчал. Сейчас в глазах собравшихся любое пустое слово превратило бы говорившего в животное.

Хуа Цинсун, недавно выбранный старейшиной школы Тайшань, первым нарушил тишину.

— В этом мире не будет покоя, пока по земле ходит хоть один призрак. Отныне школа Тайшань находится под командованием главы Гао. Мы никогда не отречëмся от обещания! Даже если нам придётся пережить сотню смертей, мы отомстим за покойного главу Тайшань! Отомстим за трагическую гибель наших собратьев!

Неожиданная смерть старейшины школы Тайшань оставила воинство дракона без головы.[188]Буквальный перевод идиомы 群龙无首. Фигуральное значение: группа без лидера. Дополнительное значение: никто в группе не обладает способностями, чтобы возглавить её. Хуа Цинсуну ещё не исполнилось двадцати. Импульсивный молодой человек, когда говорил, не представлял, что его позиция не оставляет возможности для молчания другим. Одна за одной, все великие школы последовали его примеру и заявили о безусловной поддержке.

Во второй половине дня под руководством Гао Чуна были устроены грандиозные похороны погибших. В воздухе Дунтина витала скорбь, словно в город пришла чума. Даже небосвод затянулся мрачными хмурыми тучами. Городская суматоха, выкрики торговцев, извечное движение повозок и экипажей — всё прекратилось, город замер в трауре.

Гао Чун талантливо объединил разрозненные голоса героев против общего врага.

Поздним вечером Чжоу Цзышу сопроводил Чжан Чэнлина обратно в его покои — мальчик улизнул, чтобы повидаться. По возвращении в свою комнату он обнаружил второго незваного гостя. Е Байи был настолько беспечен, что даже не потрудился переодеться в тёмную одежду, более подходящую для тайных ночных прогулок. Он громко постучал в окно Чжоу Цзышу и позвал:

— Эй, ты! Следуй за мной.

Было слишком поздно убивать этого парня, поэтому Чжоу Цзышу пошёл за ним на улицу.

В соседней комнате Вэнь Кэсин прекрасно всё слышал. Он скрестил руки на груди и недовольно нахмурился.

Гу Сян висела вниз головой на балке крыши. Проснувшись от шума, она открыла глаза, зевнула и сонным голосом спросила:

— Господин сначала говорил, что мы должны следить за Чжоу Сюем, потому что он подозрительный тип, который может разрушить ваши планы. Но теперь, когда вы знаете, что он не представляет угрозы, почему продолжаете преследовать его сутки напролёт?