Онлайн чтение книги Далекие странники Faraway Wanderers
Том 2. Глава 31. Прорыв

Чжоу Цзышу спиной почувствовал чей-то пронзительный взгляд. Он обернулся и увидел Е Байи, чему, собственно, не удивился. Тот стоял неподалëку, среди толпы, и не подал ни жеста в честь приветствия, ни любого другого признака узнавания. Старый обжора безмятежно продолжал пялиться на него, совсем не моргая. Впрочем, с похожим выражением лица он и о неизбежности скорой смерти Чжоу Цзышу возвещал.

«Верно», — размышлял Чжоу Цзышу, — «я вот-вот умру. И я провёл всю жизнь, как трусливая черепаха, которая втягивает голову в панцирь перед лицом малейшей опасности». Неужели в данный момент необходимо соблюдать прежнюю осторожность? Или готовить почву, плетя интриги для реализации хитроумных, далеко идущих планов? Что, если жизнь, прожитая без единого необдуманного поступка в порыве чувств, заслуживает лишь унылого сожаления?

Чжоу Цзышу вдруг обнаружил непреодолимое желание вырваться из панциря и стать наглым ублюдком.[201]Каламбур с черепахами, который не удается перенести на русский без потерь. Выше используется устойчивое выражение, обозначающее трусливого человека: черепаха, которая втягивает голову (缩头乌龟). А в этом месте используется сленговая фраза, которую можно перевести как «[наглый] ублюдок»: черепаха с мягким панцирем (王八). Китайское название главы: «Вырваться из скорлупы», отсылка к трансформации персонажа Чжоу Цзышу.

Вдруг в воздухе раздался лёгкий смешок. В окружающем шуме его не должно было быть слышно, но, усиленный неизвестной техникой, тихий звук перекрыл гомон толпы.

Худощавый, неприметный мужчина с болезненным лицом выступил вперед и мягко спросил:

— Господа, есть ли причина, по которой вы мучаете ребёнка прилюдным допросом?

Глаза Чжан Чэнлина прояснились, а губы беззвучно прошептали: «Шифу!»

Цао Вэйнин по прибытии в поместье представил этого человека и весьма хорошо отзывался о нём, но Гао Чуну потребовалось время, чтобы вспомнить его. Немного поколебавшись, он всë-таки сложил руки в приветствии:

— Чжоу-сюн.

Гао Чун был удивлён и озадачен. Человек перед ним обладал мощной аурой, характерной для опытных мастеров кунг-фу, и Гао Чун понимал, что должен был бы такого запомнить. И всё же, при первой их встрече он не заметил в нём ничего особенного. Даже сейчас он с трудом вспомнил его фамилию, но не имя. По телу Гао Чуна пробежала дрожь.

Чжоу Цзышу поманил рукой Чжан Чэнлина:

— Иди сюда, проказник.

Чжан Чэнлин тут же бросился вперед с распростёртыми руками, будто этот человек был ему как родной отец.

Скрипучий голос Фэн Сяофэна резанул по ушам:

— Кем ты ему приходишься?!

Приобняв Чжан Чэнлина за плечи, Чжоу Цзышу наклонил голову и смерил Фэн Сяофэна пренебрежительным взглядом. Почувствовав раздражение от неприятного облика этого типа, Чжоу Цзышу лениво и насмешливо произнёс:

— Коротышка, неужели не узнал своего папочку?[202]Чжоу Цзышу использует откровенно грубое обращение, в контексте этого «папа» означает «я имел твою мать».

Фэн Сяофэн зашипел от ярости. На этот раз Гаошань-ну не стал дожидаться команды и с низким рëвом ринулся на обидчика. Гора был настолько огромным, что от его шагов содрогались стены. Надвигаясь подобно цунами, он взмахнул молотом-метеором с гирей, размером с человеческую голову, явно намереваясь размолоть Чжоу Цзышу в фарш.[203]Люсинчуй (流星錘) — «молот-метеор», китайское гасило. Представляет собой металлический ударный груз, закрепленный на веревке или металлической цепи длиной от 3 до 6 м. Форма ударного груза может быть любой. Существуют также парные «метеоры», с грузами на обоих концах веревки.

Связь между этими двумя была поистине странной: каждого, кто осмеливался обидеть Фэн Сяофэна, Гаошань-ну расценивал в качестве заклятого врага, убившего его собственного отца.

Однако Чжоу Цзышу в мгновение ока испарился оттуда, где стоял, заодно прихватив Чжан Чэнлина. Молот-метеор врезался в пустое место, оставив большую выбоину в каменном полу.

Гао Чун пристально наблюдал за происходящим, отмечая, что цингун этого Чжоу достиг наивысшего уровня совершенства — немыслимая скорость, при ноше-то в виде второго человека!

Промахнувшись, Гаошань-ну недовольно зарычал, снова поднял молот и запустил его горизонтально полу. Гиря со свистом поднялась в воздух, но Чжоу Цзышу рассчитал траекторию и провёл контратаку. Подпрыгнув, он оттолкнулся носком ботинка от цепи и, используя полученный импульс, ударил по приближающейся гире. Неизвестно, сколько силы он вложил в этот удар, но когда все наконец-то осознали происходящее, молот уже летел прямо на своего хозяина.

Гаошань-ну не отличался проворством. Он не смог бы увернуться, даже если бы от этого зависела его жизнь. В отчаянии Гора крепко обхватил себя руками и прижал голову, готовясь встретить оружие плечом. Он громко взвыл, когда гиря врезалась в него и отправила в полёт. Гигант рухнул на землю, а Фэн Сяофэн заверещал так, будто это на него обрушился молот. Не обращая ни на кого внимания, он подлетел к раненому товарищу и принялся проверять его рану. Тот остался в живых только благодаря своей огромной массе. Пострадавшее плечо было почти раздроблено, но этот крепкий орешек оставался в сознании. Свернувшись в огромный клубок на полу, он безмолвно смотрел на коротышку полными боли глазами. Фэн Сяофэн поднял голову и обернулся с ненавидящим взглядом. Чжоу Цзышу же оставался спокойным, как озерная гладь.

— Он хотел забрать мою жизнь, но его жизнь мне не нужна, — сказал Чжоу Цзышу, поднимая Чжан Чэнлина на ноги. — Идем.

— Постой!

Глава школы Хуашань Юй Цюфэн выступил вперёд. Его примеру молчаливо последовали лидеры остальных крупных школ. Юй Цюфэн сложил руки в небрежном приветствии, окатил Чжоу Цзышу неприязненным взглядом и процедил сквозь зубы:

— Незнакомый господин, вот так уводить ребёнка на глазах у всех — это немного непочтительно, не находите? Неужели вы желаете оскорбить всех собравшихся здесь героев цзянху?

Чжоу Цзышу равнодушно ответил:

— И каким образом, по мнению главы Хуашань, мне следует поступить?

— Уходите, если хотите, — начал Юй Цюфэн, — но сначала заставьте ребёнка рассказать, почему на него охотятся убийцы. Имеет ли семья Чжан какое-то отношение к Кристальной броне? Если имеет, то в чьих руках сейчас находится фрагмент Чжанов?

Чжоу Цзышу натянуто улыбнулся, посмотрел на разгневанную и ожесточившуюся толпу с Юй Цюфэном во главе, наклонил голову к Чжан Чэнлину и поинтересовался:

— Ты знаешь, о чём он говорит?

Чжан Чэнлин поджал губы и покачал головой.

— Хочешь ответить на его вопросы? — продолжил Чжоу Цзышу.

Не говоря ни слова, Чжан Чэнлин поднял руку и ухватился за одежду шифу. Чжоу Цзышу кивнул и повернулся к Юй Цюфэну:

— Видите ли, старейшина Юй, у вас могут быть вопросы, но мальчик вправе отказаться на них отвечать. Будет лучше, если наши пути разойдутся здесь и сейчас, и мы попрощаемся друг с другом на неопределенный срок, согласны?

Не дожидаясь ответа, Чжоу Цзышу подтянул Чжан Чэнлина к себе и развернулся, намереваясь покинуть помещение. Глава школы Цаншань Хуан Даожэнь,[204]Это не имя, а прозвание. В тексте будут использоваться оба варианта — и транскрипция, и адаптированный перевод. 黄道人 дословно: человек [последователь] жёлтого пути [дао], адаптированный перевод — «Жёлтый Даос». Жёлтый цвет, помимо положительных значений, символизирует непристойность, неприличие, поэтому прозвание весьма двусмысленно. стоявший за спиной Юй Цюфэна, презрительно усмехнулся:

— Этот юноша слишком самонадеян! — и, проявив инициативу в создании проблем, бросился наперерез Чжоу Цзышу.

Жёлтый Даос обладал весьма непритязательной внешностью. По правде, его яйцевидное, обожженное солнцем тёмное лицо можно было даже назвать уродливым — более всего оно походило на сморщенный сушёный финик. По непонятным причинам, ранее он предпочитал безмолвно прятаться за спиной элегантного Юй Цюфэна и его неизменного веера.

Сейчас даос впервые вышел из тени главы Хуашань, открыто занося руку для удара. Его атакующий рывок напоминал полет гигантской редиски.

Чжоу Цзышу ухмыльнулся. По сути, Жёлтый Даос прав — он самонадеян. И он не испытывал к скопищу мелких кудахтающих склочников ничего, кроме презрения. Не отпуская руки Чжан Чэнлина, Чжоу Цзышу встретил первый выпад даоса размытым вихрем контратак. Спустя пару секунд Хуан Даожэнь вскрикнул от боли, отступил на несколько неуверенных шагов, сплюнул полный рот крови и тяжёлым кулем упал на задницу.

Редиска подвяла. Испуганные возгласы «Шифу!», «Старейшина!» и «Глава!» слились в неразборчивый гвалт. Юй Цюфэн, злобно прищурив глаза, указал на Чжоу Цзышу и прокричал:

— Откуда взялись эти бесчестные техники? Должно быть, он заодно с призраками Долины! Не дайте ему сбежать!

Не смог победить, так решил спустить всех собак. Уголки губ Чжоу Цзышу дернулись. Он не собирался впустую тратить на них время, поэтому крепко прижал Чжан Чэнлина и ушёл. В мгновение ока они выскользнули из комнаты.

Поместье Гао превратилось в бурлящий хаос. Одни, как заикающийся от волнения Цао Вэйнин, защищали их. Другие, в том числе Гао Чун и Чжао Цзин, хранили молчание и держали свою точку зрения при себе. А третьи — глупцы, науськанные Юй Цюфэном, ничего не понимали, но вопили и орали, как на базаре.

Чжоу Цзышу лавировал среди толпы, словно неуловимый призрак, время от времени расправляясь с теми, кто пытался преградить им путь. Мальчишка в его руках из-за Кристальной брони превратился в сочный кусок мяса, который хотела отхватить каждая собака. Даже Юй Цюфэн, подрастеряв благородный лоск, перевоплотился в бешеного пса и, оскалив зубы, бросился в погоню. Чжоу Цзышу подумал, что глава Хуашань стал похож на приставшую рыбью чешую, которая никак не хочет отлипнуть. Это раздосадовало Чжоу Цзышу до глубины души! Он остановился как вкопанный и развернулся, собираясь проучить настырного преследователя.

В этот момент воздух рассёк удар кнута, преградив путь Юй Цюфэну. В ноздри ударил запах алкоголя. Чжоу Цзышу пригляделся к новому участнику сцены.

Человеком, спустившимся с неба, был Вэнь Кэсин — взлохмаченный, красноглазый и пропахший вином. Тот, кто прошлой ночью стремительно ушёл, не соизволив попрощаться.

Сейчас все его движения приобрели характерную захмелевшим людям разболтанность, а поступь стала нетвёрдой. Он послал через плечо лукавую улыбку Чжоу Цзышу. К сожалению, жест, задуманный как соблазнительный, испортила пьяная икота.

— А-Сюй, ух… уходи первым. Я разберусь с ним… с ними… — сказал он, запинаясь и чуть ли не падая на каждом шагу. Несмотря на то, что его качало из стороны в сторону, словно листок на ветру, Вэнь Кэсин успешно уворачивался от всех атак Юй Цюфэна. Вихляя влево и вправо, Вэнь Кэсин будто бы наугад взмахнул хлыстом. «Так уж получилось», что он ударил Юй Цюфэна по голени и сбил с ног. На глазах у изумленных зевак утончённый глава школы Хуашань совершенно неэлегантно рухнул носом в пол.

Даже сам Вэнь Кэсин протёр глаза. Заплетающимися шагами, похожими на кренделя танца Янгэ,[205]秧歌步 или «шаги Янгэ» в оригинальном тексте. Популярный народный танец Северо-Восточного Китая. он подошел поближе, склонил голову набок, глазея на униженного и оскорблëнного Юй Цюфэна, помахал рукой перед его лицом и пробормотал, тяжёло ворочая языком:

— Эй, ты! Двух… двухголовый! Ты… ты тоже перебрал с выпивкой? Зачем по земле ползаешь?

Чжоу Цзышу, наблюдая за этой сценой, поборол желание закатить глаза. Что ж, придётся принять за данность, что теперь у Вэнь Кэсина стало на одного непримиримого врага больше. Точнее, на целую школу Хуашань.

Тем не менее Чжоу Цзышу был искренне признателен Вэнь Кэсину за помощь. Воспользовавшись переполохом, он подхватил Чжан Чэнлина и унëсся прочь. Мигом отвязав двух лошадей у ворот, он закинул мальчишку на одну, сам запрыгнул на вторую. Они пустились в галоп, вздымая клубы дорожной пыли.

Чжан Чэнлин был паршивым наездником (он был паршивым практически во всём). Не успели они толком отъехать от Дунтина, когда мальчик начал отставать, опасно болтаясь в седле. Чжоу Цзышу оставалось только тихо вздохнуть. Он знал, что Чжан Чэнлин был неотëсанным брëвнышком, поэтому не ожидал от него чего-то особенного. Проехав ещё несколько ли, они остановились возле заброшенного подворья. Прогнав лошадей, Чжоу Цзышу помог Чжан Чэнлину перепрыгнуть через стену — мальчишке, которого с ночи мучили расспросами, был необходим отдых.

Чуть погодя кто-то выбил ворота в запустелый двор. Чжан Чэнлин и без этого дëргался от любого шороха, подозревая врага в каждом кустике. От грохота он испуганно подскочил с места, но тревога оказалась ложной — внутрь ввалился Вэнь Кэсин.

Сначала Чжан Чэнлин подумал, что Вэнь Кэсин только притворяется захмелевшим, но при ближайшем рассмотрении стало очевидно — тот надрался так, что не мог бы отличить север от юга. Он прошёл несколько вихляющих, спотыкающихся шагов, кружа, словно безголовая курица, а затем с глухим стуком упал на колени прямо перед Чжоу Цзышу. Теряя равновесие, он качнулся вперёд и шлëпнулся на землю ничком.

Чжоу Цзышу поспешил приподнять его голову, чтобы проверить, не повредил ли тот что-то при падении. Лицо Вэнь Кэсина раскраснелось, но ни единого признака травмы не наблюдалось. Он даже глупо улыбнулся Чжоу Цзышу, крепко обхватывая его ногу. Вцепившись в свою награду мёртвой хваткой, Вэнь Кэсин перекатился на бок и улёгся поудобнее, используя колени Чжоу Цзышу как подушку.

Чжоу Цзышу не удержался и спросил:

— Ты что, свалился в чан с вином?

Заплетающимся языком Вэнь Кэсин протянул:

— Вчера я нашёл вино… Винный погреб, точнее… Мгх, ночевал там. Выпил… больше десяти кувшинов… Т-такое блаженство!

Вэнь Кэсин действительно не на шутку перепил. Стоило ему засмеяться, и он уже не мог остановиться. Крепко вцепившись в ногу Чжоу Цзышу, он уткнулся лицом в его бедро, продолжая бормотать «блаженство» снова и снова.

Не находя слов, Чжоу Цзышу наблюдал, как Вэнь Кэсин постепенно затихал, потом взлохмаченная голова развернулась набок, и Вэнь Кэсин крепко заснул среди бела дня.

Сидя под палящим полуденным солнцем, Чжоу Цзышу подумал, что у этого человека слишком много свободного времени для глупостей.[206]В оригинале Чжоу Цзышу решил, что Вэнь Кэсин сыт. Отсылка к поговорке «На сытый желудок легко наделать глупостей». В китайской культуре хорошо питаться — значит быть достаточно богатым, чтобы иметь свободное время.