Онлайн чтение книги Далекие странники Faraway Wanderers
Том 2. Глава 42. Большой переполох

Чжан Чэнлин в задумчивости следовал за двумя мужчинами, размышляя о том, что шифу без маски стал немного другим человеком. Гнетущая атмосфера действовала на всех, включая болтливую Гу Сян: она не издавала ни звука, стараясь даже дышать потише. Обычно Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин безостановочно подначивали друг друга или, при необходимости выпустить пар, эти подначки перерастали в дружеские стычки. Сейчас же оба в полном молчании шли вперёд, уставившись под ноги, будто кроме дороги их ничего более не интересовало.

Чжоу Цзышу не стал надевать новую маску — здесь никто не знал его в лицо. Ощущение давящего камня в груди мешало ему нормально дышать — Великий Шаман своими словами словно нанёс сокрушительный удар под дых. Потеря боевых способностей в обмен на половинчатый шанс… Да лучше оставить надежду на избавление от гвоздей и спокойно умереть, когда придёт срок!

В истории улиня бесчисленное множество людей истекло кровью или погибло в борьбе за обладание секретными техниками боевых искусств. Он оттачивал свои боевые навыки десятилетиями напряжённой практики как в лютый зимний холод, так и в нестерпимый летний зной. В итоге, благодаря вдумчивым размышлениям и упорным тренировкам, он проложил собственный уникальный путь кунг-фу.

Это не просто способности или навыки, это сама суть его существа, его душа.

И жизнь без кунг-фу для него означает жизнь без души. С тем же успехом можно было бы после ухода из Тяньчуан превратиться в бесчувственного калеку — блаженное неведение, несомненно, было бы легче вынести.

Естественно, Великий Шаман это понимал. Вот почему в конце концов он вздохнул и отказался от уговоров.

Даже если вычесть из уравнения удар по самолюбию, который нанесёт потеря боевых способностей, жизнь с разбитой душой сравнится с пустым существованием, одолженным у смерти.

Он хотел жить, но не в многолетней вялой агонии. Не в силах удержаться, Чжоу Цзышу запел во весь голос:

И я спешил, боясь, что не успею, Что мне отпущено немного лет. Магнолию срывал я на рассвете, Сбирал у вод по вечерам суман. Стремительно текут светила в небе, И осенью сменяется весна. Цветы, деревья, травы увядают, И дни красавца-князя сочтены. [268]Из «离骚» («Ли Сао» — «Скорбь»), авторства Цюй Юаня (ок. 340—278 до н. э.) в переводе Анны Ахматовой.

Голос срывался на хрип, с каждым словом печаль и страх уступали место ярости и пылкой гордости. Долгое время он прятал эту врождëнную гордость глубоко в сердце. Тысячи ли дорог, пройденных вдоль рек и населённых горных долин, она ворочалась в груди, а теперь, наконец, вырвалась из горла.

Мрачное тяжёлое небо давило. Насколько хватало глаз, в окаймлении мёртвых деревьев вилась поросшая сорной травой одинокая грунтовая тропа. Промозглый северо-западный ветер дул не прекращая, шумя сухими ветками, горным духом завывая в камнях. Казалось, тысячелетние скалы зло смеются над мимолëтностью человеческой жизни.

Ветер раздувал одежды и широкие рукава Чжоу Цзышу словно паруса, подгоняя вперед. Длинные пряди волос на его висках разлетелись и хлестали по щекам как кнуты.

Вэнь Кэсин повернулся и посмотрел на видимые теперь под тканью очертания худой до истощения фигуры. Исполненный тоски, он закрыл глаза и прогнал чёткий образ, чтобы сконцентрироваться на жгучей боли в сердце.

Порыв ледяного ветра ударил Чжоу Цзышу в горло, оборвав отчаянную песню. Он согнулся в удушающем приступе кашля, тонкая багровая линия прочертила по краю прозрачных губ жуткое подобие кроваво-красной улыбки.

Вэнь Кэсин поднял взгляд на пасмурное небо, которое грозилось вот-вот упасть на голову, и на лицо легла холодная крупинка — в Дунтине выпал первый снег.

Почему герои должны погибать? Почему красота должна истаять?

Его пронзила вспышка невыразимого словами негодования не только на себя, но и на других. Эмоции от нежелания принимать ситуацию переполняли до дрожи в пальцах. Непреодолимое стремление, способное своей мощью разделить три мира, захлестнуло Вэнь Кэсина. Он жаждал призвать к ответу небеса… Что такое естественный порядок вещей? Почему человек обязан подчиняться его законам и страдать только потому, что живёт?

Гу Сян встрепенулась, почувствовав взгляд господина.

— А-Сян, тебе нравится этот глупый мальчишка, Цао Вэйнин? — спросил Вэнь Кэсин, улыбаясь.

— Господин… — Гу Сян в замешательстве от неожиданного вопроса не нашла слов.

— Ты считаешь его хорошим человеком?

Вэнь Кэсин пристальным взглядом словно пытался проникнуть ей в душу. Задумавшись над ответом, она ощутила прилив необычного волнения. Она вспомнила слова Цао Вэйнина: «Что, если ты ошиблась, что, если… Я беспокоюсь, что ты будешь сильно переживать…» Вспомнила, как он из последних сил обнажил меч, намереваясь любой ценой защитить их от двух ненормальных стариков, прикрывая путь к отступлению: «Сначала забери его и уходи. Поторопись!»

Она осознала, что никто и никогда раньше в опасной ситуации не говорил ей уходить первой.

Не понимая, почему глаза защипало от навернувшихся слëз, Гу Сян опустила голову и кивнула:

— Цао-дагэ очень хороший. Он знает, как разговаривать с людьми, и он образован…

Вэнь Кэсин беззвучно рассмеялся:

— Уверен, он единственный человек, который мог произнести что-то вроде «а весной они спят мёртвым сном после восхода солнца».

Гу Сян уловила сарказм и бросилась на защиту:

— Поговорка гласит: «Весна утомляет, лето навевает дремоту, осень изнуряет, зимняя спячка длится до весны».[269]Поговорка о сезонной сонливости: Весной всех одолевает сонливость, так что нежелание рано просыпаться вполне нормально, не правда ли? На мой взгляд, Цао-дагэ попал в точку, это гораздо разумнее, чем фразочки книжных червей об «аромате хризантем в лютый мороз».

Вэнь Кэсин с весельем наблюдал, как румянец окрашивает щеки Гу Сян, а затем кивнул.

— Тогда всё в порядке. Пойдём, спасем его.

Предложение застигло Гу Сян врасплох:

— А? Разве Седьмой Лорд не говорил, что…

Вэнь Кэсин не дал ей договорить.

— Если я хочу кого-то спасти, то спасу, если я хочу кого-то убить, то убью. Я намерен делать именно то, что хочу. Посмотрим, кто, чëрт возьми, осмелится встать у меня на пути. Хватит пустых разговоров. Этот жалкий смазливый болтун ничего не знает! А-Сюй, идешь с нами?

— Я бы не посмел отказаться, — ответил Чжоу Цзышу, улыбаясь.

Уголки губ Вэнь Кэсина приподнялись, но брови оставались нахмуренными, что создавало убийственно мрачное впечатление. Маска делала его лицо довольно пугающим.

— Хорошо. А-Сян, просто иди и спаси того, кого хочешь спасти. Разумеется, я с тобой. Устроим им большой переполох.

-----

Цао Вэйнин выглядел весьма плачевно. Насквозь перепачканный грязью, как илистый прыгун,[270]Рыба-амфибия, обитает в приливной зоне, то есть в грязи и илистых отложениях. в одежде, превратившейся в прилипшие порванные тряпки, с подбитым заплывшим глазом. У него отняли меч, а руки связали за спиной. Он постоянно спотыкался и падал из-за пинков и толчков, Фэн Сяофэн отпускал в его сторону не самые нежные ругательства, но при этом Цао Вэйнин чувствовал странное умиротворение.

Он размышлял над собственной очевидной бесполезностью. «Живи с мечом, умри с мечом, защищай справедливость и истребляй любое зло» — девиз его школы. Мало того, что меч теперь был сломан, по всей видимости, его приняли за представителя какой-то подозрительной шайки. Но Цао Вэйнин не тревожился об этом. Он не считал себя великим воином, вызывающим всеобщее уважение и способным сотрясти улинь одним ударом ноги. Достаточно того, что совесть его была чиста и свободна от сожалений.

Он собственными глазами видел, как Чжоу-сюн вершил добрые дела; видел Гу Сян, маленькую и хрупкую девушку, готовую защитить Чжан Чэнлина ценой собственной жизни. А почтенные праведные герои цзянху, наоборот, довели их до горького отчаяния.

Что есть добро, а что зло? Способность сохранять непредвзятость суждений была величайшей силой Цао Вэйнина.

Школа меча Цинфэн научила его отличать праведность от порока, но не научила стремлению к славе и отстаиванию личных интересов. Что же делать, если другие говорят, что он свернул со светлого пути и пал, позорно поддавшись злу? Цао Вэйнин признавал — это его действительно огорчает. Но как бы ни было ему грустно, он не обнаружил ни единой ошибки в своих поступках. «Что ж, если люди меня не одобряют, я просто забуду об этом, — спутанно и немного наивно подумал он. — У каждого свой путь, мы не должны мешать друг другу. Разве что… полагаю, я подвел шифу и шишу».[271]Шишу (师叔) — младший брат наставника.

Должно быть, Зелёный Дедушка сломал ему ребро: при вдохе грудь горела от боли, и от невозможности нормально дышать у Цао Вэйнина кружилась голова. Его бросили в какое-то тускло освещённое помещение, но он даже не огляделся, а принял позу для медитации и занялся восстановлением ци. Ему необходимо было пополнить силы перед побегом. Он на самом деле планировал побег — Гу Сян сейчас защищала Чжан Чэнлина в одиночку. Кто ей поможет, если Ядовитые скорпионы вновь нападут до того, как ей удастся найти Чжоу-сюна и Вэнь-сюна?

Он не мог сказать, сколько прошло времени, прежде чем снаружи раздался шум и знакомый голос взревел:

— Чушь собачья! С каких это пор школа меча Цинфэн воспитывает злодеев? Это вы, Персиковый и Зелёный старые демоны, не выглядите порядочными людьми! Сумасшедшие, вы оба!

Цао Вэйнин оживился. Дверь в маленькую хижину распахнулась, впуская группу людей. Сощурившись от яркого света, Цао Вэйнин посмотрел на вошедших, и у него перехватило дыхание: бушевавший человек оказался ни кем иным, как его шишу, Мо Хуайкуном. «О нет, шишу будет в ярости».

Мо Хуайкун уже был разъярëн, а когда увидел незавидное состояние Цао Вейнина — бешено зарычал. Без малейшего почтения к старику, хлëстким движением рукава он откинул Зелёного Дедушку, а тот приземлился на задницу. Персиковая Матрона закричала:

— Мо Хуайкун, безумец, что ты творишь?

Мо Хуайкун не стал церемониться и рявкнул в ответ:

— Это мой шичжи![272]Шичжи (师侄) — племянник по школе, ученик одного из школьных братьев. И судить его поступки будет мой шисюн, глава школы меча Цинфэн! Кем вы, старые пни, себя возомнили? Думаете, мы послушаем ваш бесполезный лай о том, как следует поступить?

Цао Вэйнин про себя одобрил эти слова: «Хорошо сказано!» — и обрадовался. Несмотря на ужасный характер, шишу принял его сторону. Однако следом Мо Хуайкун произнёс:

— Прежде чем бить собаку, узнай, кто её хозяин!

И сердце Цао Вэйнина умылось слезами.

Неожиданно Фэн Сяофэн взвизгнул, дернул Гаошань-ну, глаза которого были забинтованы, и указал на Мо Хуайкуна:

— Какая замечательная школа меча Цинфэн! Почему бы вам не поинтересоваться, какие добрые дела совершил ваш замечательный шичжи? Маленькая ведьма, с которой он прохлаждался, ослепила А-Шаня ядом! Если её не приведут ко мне, клянусь, я вырву глаза мальчишке Цао!

Мо Хуайкун собирался было что-то сказать, когда сбоку раздался ледяной голос:

— Юная девушка, которая использует такой жестокий трюк… Наверняка, она маленькая дьяволица. Считаю, нам необходимо выяснить, каким образом молодой господин Цао оказался заодно с этой сомнительной личностью.

Мо Хуайкун проглотил слова, которые собирался произнести до того, как его перебили. Теперь он пожирал Цао Вэйнина злобным взглядом. Последний несколько раз собирался с духом, прежде чем жалостно взмолиться:

— Шишу!

— Кто твой шишу? — отрезал Мо Хуайкун пугающе холодным тоном. Он подошёл и схватил Цао Вэйнина за ворот:

— О ком они говорят? Отвечай!

— Это… А… А-Сян. Но А-Сян не из плохих людей, шишу! А-Сян, она… А-Сян...

Персиковая Матрона осклабилась:

— Ха! А-Сян? Называешь её ласковым прозвищем, как мило.

Желая скорее вернуть разговор в нужное ему русло, Юй Цюфэн, который так и стоял в углу комнаты, вмешался:

— Понятно, что молодой господин поддался женским уловкам. Если вы готовы искупить вину и начать наше общение с чистого листа, мы можем простить вас, мы ведь не банда мелких ограниченных оборв...

— Я хочу вырвать ей глаза! — Фэн Сяофэн заорал прежде, чем Юй Цюфэн успел закончить фразу. Непонятно, намеренно или нет, он успешно разрушил почву, которую великий мастер Хуашань старательно готовил. Заскрежетав зубами от разочарования, Юй Цюфэн ничего не желал более, чем втоптать карлика в землю.

В настоящее время Гао Чун, Чжао Цзин и настоятель Ци Му были заняты организацией похорон Шэнь Шэня и никого из них не было поблизости. Без лидеров эта неуправляемая толпа походила на свору диких собак, готовых перегрызть друг другу глотки.

От шумихи у Мо Хуайкуна задëргалось веко. Одним движением подняв за шиворот Цао Вейнина с земли, он прорычал сквозь стиснутые зубы:

— Неблагодарный щенок, говори правду. Куда маленькая ведьма увела наследника семьи Чжан после его похищения?

— А-Сян не...— Цао Вэйнин снова попытался донести свою точку зрения, чем разозлил Мо Хуайкуна ещё больше. Озверев, он ударил Цао Вэйнина по лицу, хотя на его распухшую физиономию и так уже больно было смотреть.

В этот момент раздался чистый, звонкий голос:

— Маленькая ведьма здесь, наблюдает за кучкой бессовестных старикашек. Догони и поймай меня, если сможешь!

Цао Вэйнин не поверил своим ушам. А-Сян!